Текст книги "Театрализация – партитурная основа искусства. Том IV. Вербальные и невербальные опоры зримого действа"

Ц Е П Ь

киносценарий полнометражного фильма

Перрон железнодорожного вокзала. Вечер.

Поезд готовится к отправлению, Алексей нервно смотрит на проводниц, теребя в руке билет: то, делая попытку подойти к ним, то, возвращаясь к вокзалу, где среди елей находится ряд лавочек. Голуби то и дело взлетают, напуганные движением последних пассажиров, уезжающих в этом поезде. Звучит объявление диктора.

ДИКТОР

До отправления скорого поезда №35, сообщением «Барнаул – Москва», остаётся пять минут, повторяю…

Алексей оставляет попытку пойти к вагонам, и обессилено садится на лавочку, на другой лавочке, рядом с ним сидит парень, инвалид от рождения, перед ним собака, которую он гладит руками, теряясь в ориентации, глаза закатываются под лоб, на лице искажённая улыбка, из края рта висит капля слюны. Из вокзала к инвалиду и псу подбегает молодой человек – Кава, помогает встать калеке, и они с трудом двигаются к вагону напротив. Звучит объявление диктора.

ДИКТОР

До отправления скорого поезда №35, сообщением «Барнаул – Москва», остаётся две минуты, повторяю…

Алексей вскакивает и бежит к проводнику вагона напротив лавочек. Обгоняет троицу и подскакивает к проводнику.

АЛЕКСЕЙ

Здрасьте… У меня билет на следующий, но может возьмёте?!… проблема у меня…

ПРОВОДНИЦА

Следуй, следуй… залил глаза… отойди отправляемся… А ты куда, тоже следующий с красавцем?!… и псиной…

КАВА

У нас билет, с плацкартой, всё по чести… Вот, едва успел… его только усадить, уложить… и всё… он тихий, а там встретят…

ПРОВОДНИЦА

Да ты что, такого одного!… Что я с ним?!…

АЛЕКСЕЙ

А может, я сопровожу…

ПРОВОДНИЦА

Иди проводник!… тебе самому поводырь нужен…

АЛЕКСЕЙ

Может, поменяем, ему ж не к спеху…

КАВА

К спеху, его встречать будут… отойди! Видишь, мы уже прощаемся…

Калека тянется к псу, из него вырываются от эмоций гортанные нечленораздельные звуки, собака взвизгивает – ластится…

ПРОВОДНИЦА

Ну, всё, давай, заходи…

Кава вталкивает калеку в тамбур, калека тянется к псу и воет. Поезд трогается, собака бросается к двери вагона, проводница брезгливо закрывает двери. Поезд набирает ход, пёс мчится рядом, заглядывая в окно тамбура, вагонный башмак сбивает его, и он летит под вагон! Раздаётся визг и тает в стуке колёс!

АЛЕКСЕЙ

Вот и попрощались…

Алексей отворачивается к входу в вокзал, хватаясь за сердце… входит в вокзал, идёт сквозь толпу, и через головы людей видит надпись «медпункт», пробирается к нему, открывает дверь и видит внутри медсестру и милиционера, в очень близком расположении к друг другу.

МЕДСЕСТРА

Минуточку.

Алексей закрывает двери и шагает в сторону.

Медпункт вокзала с тусклым светом лампочки. Вечер.

Медсестра ведёт беседу с работником транспортной милиции, который пытается приблизить к себе её.

МЕДСЕСТРА

Ты хочешь соединить тела и дела?…

МИЛИЦИОНЕР

Ну, дозы наши нашли своего клиента… Сработало! А дозы чувств?…

МЕДСЕСТРА

А как насчёт вовремя остановиться?…

МИЛИЦИОНЕР

Значит, ты в раздумьях?

МЕДСЕСТРА

Я всегда в них…

МИЛИЦИОНЕР

А пятая бригада, зачем к тебе частенько подъезжает?… И вьётся тип молодой… Кто это?…

МЕДСЕСТРА

Ревнуешь?…

МИЛИЦИОНЕР

Да. Ночные дежурства у нас часто совпадают. Можно время не терять…

МЕДСЕСТРА

А пациенты?…

МИЛИЦИОНЕР

А технический перерыв?…

Входит Кава, и застаёт их за разговором.

КАВА

Что – технический перерыв?…

МЕДСЕСТРА

У медицины нет перерывов, проходите, пациент.

МИЛИЦИОНЕР

Технический – это дело техники…

Милиционер выходит.

КАВА

Как он смотрит на тебя!… Ладно, вот доля твоя. Дурка отработала. Клиенты не слабые оказались.

МЕДСЕСТРА

Спасибо. Кавочка, а когда же я свою долю одиночества утолю. Я очень скучаю… что-то ты забываешь меня…

КАВА

Скука и дела – несовместимы. Дай, на ушко что-то скажу…

Кава склоняется и целует её в шею.

КАВА

Давай мне народ в дурку загоняй, давай…

МЕДСЕСТРА

Я всё сделаю, Кавочка… не терзай меня.

Кстати, мент что-то подозревает…

КАВА

Что?!…

МЕДСЕСТРА

Да, расспрашивает, и знаки внимания уделяет…

КАВА

Уделяет?!… Пока они не пронюхали надо торопиться! И на клюшку всё, и забыть, как страшный сон! Дураки нужны,! Бригада простаивает! Ладно, у меня сегодня два билета в один конец… подфартило… пока…

МЕДСЕСТРА

Увидимся завтра?! Когда?…

Кава кивает и выходит из медпункта.

Железнодорожный вокзал. Вечер.

Толпа встречающих и отъезжающих. Алексей бродит в толпе по вокзалу не находя себе места и растирает ладонью грудь в области сердца. Выходит на крыльцо к городской площади, закуривает. Жадно хватает табачный дым, осматривается, обнаруживает проступившие в ночном небе звёзды… К Алексею, из вокзальной толпы пробирается девушка.

ОЛЬГА

Что с тобой, дядя?

АЛЕКСЕЙ

Ничего, девочка.

ОЛЬГА

Может, помощь нужна… скорая… с заботой… с лаской…

Её язык медленно окрашивает губы собственной влагой.

АЛЕКСЕЙ

Нет, такой не надо.

Девушка улыбается.

ОЛЬГА

А какая нужна?

Алексей осматривается, бросает взгляд на привокзальные часы, примеряет московское время с местным – на руках.

АЛЕКСЕЙ

Водки бы сейчас, с кил-лограм-мчик! Где тут кафе? Пойдём, посидишь за компанию…

ОЛЬГА

А вон – светится.

Привокзальное кафе. Вечер.

Алексей и Ольга за столиком, который не накрыт, а набросан спехом бытия дорожно-железного. Он разливает водку в стаканчики, балансируя между краями тары малой, она на мгновение окунается в зеркальце. На не большой сцене полураздетые девчонки пытаются уметь танцевать.

ОЛЬГА

Ты что вчера, перебрал? За сердце

хватаешься.

АЛЕКСЕЙ

Нет.

ОЛЬГА

Я в душу не полезу: не бойся. Ну,

за знакомство!

Водочная тара приподнялась над сердцами.

АЛЕКСЕЙ

А как зовут тебя?

ОЛЬГА

Оля.

Алексей вонзается взглядом в незнакомку…

ОЛЬГА

Что с тобой, дядя?

Алексей улыбается.

АЛЕКСЕЙ

Ничего… Меня Алексеем зовут.

Водка падает, вся разом: в несколько глотков – и они дышат активно – и носом, и ртом: от вдоха – к выдоху, – от атмосферы – к желудку, – и затем припадают к закуске, к закуске, к закуске…

ОЛЬГА

Ты уезжаешь или приезжаешь?

АЛЕКСЕЙ

Уезжаю.

ОЛЬГА

Куда?

АЛЕКСЕЙ

Домой.

ОЛЬГА

Не опоздаешь?

Ольга стягивает тихонько с ноги под столом свой сапог.

АЛЕКСЕЙ

Нет.

ОЛЬГА

А здоровья хватит?

Голая ловкая ступня Ольги прячется в мотне Алексея: стол-блюдо едва устоял! Алексей стыдливо осматривает зал.

АЛЕКСЕЙ

Хватит, надеюсь, и здоровья…

Возбуждёнными сухожилиями он сдавливает в коленях ступню незнакомки, и будто в кулак сжимаются пальцы её ступни!

АЛЕКСЕЙ

Я обязан выдержать!…

Резкий вдох помогает хулиганке стерпеть боль – и нога, наконец, падает на шкуру родного сапога… Салат тщательно хрустит на зубах Алексея.

ОЛЬГА

Ой, ой… И что же сделать тебе?… А?! О, сапёрское – мин-н-н-нет! Чтоб не рванул! А?! Мальчик…

Алексей давится салатом! Водка, наконец, обжигает! Ольга обувается. И опять он впивается взглядом в собеседницу.

АЛЕКСЕЙ

Ты что, привокзальная?… меню для тебю… дура!…

ОЛЬГА

Ну, опусти меня, опусти!… зачем за стол

потащил?… Просто так, что ли?…

АЛЕКСЕЙ

За компанию. Я же говорил… Не могу один…

Ольга окунается взглядом в его глаза.

ОЛЬГА

О! Не один, но всё сам! Это уже?… а?!

Алексей обрывает её, а его взгляд устремляется мимо Ольги-незнакомки, – в даль за окно, – в суету огней города… Но через мгновение всю даль в обзоре забирает копающийся в помойном баке бомж, рядом с кафе, под фонарём. Алексей морщится и возвращается к глазам Ольги.

АЛЕКСЕЙ

Давай, забудем этот разговор.

Водка подарила испарину и облегчение, – ослабли нервы, ушло напряжение: горькая печаль и пустота, и безысходность… Чей-то крик истребил всё, что дала русская горькая: отмежевал от дум, и в уши вновь ворвался ровный мягкий базар-вокзал, в котором и вздрогнул Алексей!!!

КАВА

Ольга!

Пустой стул у их столика сдвигается, скрипит. Молодой мужчина комфортно усаживается на стуле, и бросает приветливо Ольге.

КАВА

Ты как здесь? Пьёте…

Алексей облегчённо выдохнул.

КАВА

Что так перенапрягся?! Я не муж… пейте,

отдыхайте, но здесь палёнка может быть.

Ольга улыбается.

ОЛЬГА

Привет, Кава! Как дела?

КАВА

Да как?! Живём рядом и не видимся: значит, их по горло.

ОЛЬГА

Хорошо когда работы много.

АЛЕКСЕЙ

Хорошо, но не всякой. Лихо ты проводил

калеку, как в последний путь… и пса…

КАВА

Бродячий он. Хорошо, когда есть проводы, когда обряды есть: встреча, посошок, стременная и!… так далее…

ОЛЬГА

Да нет, мы просто – сидим на дорожку.

КАВА

Провожаетесь… ну, мне тоже нужно идти провожать… опять… вот взял им для разговора в вагоне… палёнки…

ОЛЬГА

Пока.

Привокзальная площадь. Плотные сумерки.

В ВМW сидят Кава и гражданский тип.

КАВА

Наш пассажир на такси подгребёт…

ГРАЖДАНСКИЙ ТИП

Да… оба билета у меня…

КАВА

Вот пакет. Тут всё вместе с закуской. Говори, что там хорошие заработки, вахтовый метод…

ГРАЖДАНСКИЙ ТИП

Я говорил уже…

КАВА

Ну, да… в обратную сторону билеты выдадут там…

ГРАЖДАНСКИЙ ТИП

Где сойти?… Где-нибудь… в Тюмени?

КАВА

Да, где-нибудь там, а он пусть спит ещё пару-тройку суток. Ну, где же он?

ГРАЖДАНСКИЙ ТИП

Да, пора уж…

Привокзальное кафе. Поздний вечер.

Стуком локомотивных колёс взлетает музыка в атмосфере кафе, и бар-стойка продолжает в этом ритме разливать воду с пивом, а пиво с водкой… с полуобнажёнными девчонками на маленькой сцене, пытающихся уметь танцевать.

ОЛЬГА

Ты подумал, что я проститутка?!

АЛЕКСЕЙ

Оля, я же просил забыть этот разговор. Давай забудем…

Алексей смотрит на танцовщиц, подмигивает Ольге и вновь наливает.

АЛЕКСЕЙ

А Кава чем занимается? Проводника так зовут?!

Ольга мотает головой.

ОЛЬГА

Кава… это «Ка Вэ»: он квартирный вопрос одиночек решает. Кто позабыт-позаброшен и живёт один-одинёшек.

АЛЕКСЕЙ

Как?

ОЛЬГА

Отправляют.

АЛЕКСЕЙ

Куда?

ОЛЬГА

В свет, а может и на тот свет.

АЛЕКСЕЙ

Суки! Бомжей… рожают…

Алексей вновь смотрит за окно: у помойного бака уже три бомжа, двое из них делят сферу влияния – дерутся по-детски.

ОЛЬГА

Ну, а что сукам ещё делать, как ни рожать!

АЛЕКСЕЙ

Смотреть на них… противно! И жалко…

землячки ведь…

ОЛЬГА

Эти?! нет, эти из Москвы или откуда-то

оттуда, а вот московские, те – наши…

и сейчас отправляет кого-то с билетом

в один конец… кто-то рядом с бомжем

поедет… Фу!

АЛЕКСЕЙ

Миграция – эти туда, те – оттуда…

культурный обмен… Как просто!…

А я полагал, что москвичом стать

почти не реально! Столько денег нужно!…

ОЛЬГА

Всё проще: повонял суток трое в вагоне

и!… сбылась мечта…

АЛЕКСЕЙ

Нет, пока он в дороге, он не воняет, он же… ещё не москвич.

ОЛЬГА

Точно: и в прямом и переносном – покатится, покатился, покатился…

Ольга улыбается – Алексей не поддерживает – выпивает.

ОЛЬГА

А почему ты вздрогнул, когда Кава

меня окликнул? У тебя что-то случилось?

АЛЕКСЕЙ

Рак крови у жены моей обнаружили…

Её тоже Оля зовут…

Непослушная капля, изношенная последним временем, поползла, обжигая щёку ему.

ОЛЬГА

Прости, Лёша…

Алексей достаёт сигареты – они закуривают: слеза иссыхает.

АЛЕКСЕЙ

Детей надо привезти. Бедные мои девки… они ничего не знают пока… И сколько ей богом отмерено?!… Ну, судьба… Трудно смириться: в полном рассвете сил!… время жить для себя… Дети уже сами себе няньки…

ОЛЬГА

А где она сейчас?

АЛЕКСЕЙ

В краевой.

Дым туманит застолье, окутывает…

АЛЕКСЕЙ

Ты знаешь, Оля… привычно называть

твоё имя… Ты знаешь, когда привёз её

в районную, и вошёл в длинный коридор, дневной свет прожёг меня жилистыми лампами! Не коридор, а туннель! И змеи белые во всю длину от этих белых ламп! Аж, жутко стало! и тревожно… И до чего остра интуиция!… Так и оказалось: узнал на следующий день – трагедия! Как вены с молоком, эти лампы. И снятся теперь – мучают суки…

Алексей вновь сжимает руками грудную клетку.

ОЛЬГА

А и правда, похоже… никогда бы не подумала…

Длинный коридор больницы. Поздний вечер.

Свет длинных линий неоновых ламп разбегается по всей длине коридора и неожиданно освещает в дальнем тёмном тупике – гроб, тянущегося с пола на подоконник – в тёмное окно, которое заглядывает в дом Алексея и Ольги, где в тёплом свете лампочки балуются в ночных рубашках их дочки.

Больничная палата. Поздний вечер.

На кровати Ольга, она резко открывает глаза.

Светящееся окно в тупике коридора. Поздний вечер.

В окне видны девочки, которые шалят. От окна, от угла дома отходит старик, идёт по двору к входной двери, останавливается, смотрит на Луну.

СТАРИК

Ох, внученьки мои… тяжёлое горе для детства…

Вдруг, коротко взвывает пёс.

СТАРИК

Цыть, холера тя… накликаешь! Ну-ка, иди со двора от греха подальше… Побегай, пометь… посучись…

Отвязывает пса и направляется к двери в дом.

Привокзальная площадь. Поздний вечер.

В ВМW сидят Кава и гражданский тип.

ГРАЖДАНСКИЙ ТИП

Слушай, Кава, я прослышал по своим каналам, что наш «медпункт» наркоту начал сбывать… ты, когда её видел?

КАВА

Да?… Я сегодня, но тебе, оперу, видней…

надо завязывать…

ГРАЖДАНСКИЙ ТИП

Давно пора! Так, подъехал пассажир, я пошёл.

КАВА

Не забудь документы забрать у него…

Я за тобой, в сторонке…

 
Привокзальное кафе. Поздний вечер.
 
 
Алексей и Ольга за столом.
 

АЛЕКСЕЙ

Ты когда-нибудь теряла кого-то?

ОЛЬГА

Я не хочу об этом… сейчас твоё горе ближе…

АЛЕКСЕЙ

Спасибо. У меня это впервые, чтобы вот так!…

ОЛЬГА

Лёша, может, кровь нужна?! Я сдавала…

Алексей качает отрицательно головой. Слеза вновь разбегается и прыгает со щеки – шипит сигарета.

АЛЕКСЕЙ

Оля, мне плохо… Сдавило всё, Оля…

воздуха мало… ты… не торопишься…

ОЛЬГА

Провожу, конечно… точно водка палёная… хоть сигарету брось… господи… пошли на воздух…

Привокзальная площадь. Поздний вечер.

С помощью Ольги кафе и сигарета отшвыриваются, и он вновь жадно вцепляется глубокими вдохами за прохладный широкий воздух. Пространство привокзальной площади медленно сдвигается, и к их ногам, наконец, от равнодушных дверей вокзала, сползают ступени: восхождение на них каждым шагом вонзается болью в сердце.

КАВА

О, и вы двинулись, наритуалились! Мой

пассажир шустрее был, хоть и в годах.

Алексей покоряет ступени и улыбается.

АЛЕКСЕЙ

Он в детство впал оттого и шустрый, видел я уже одного шустрого… бомжарики, что же вы жуёте на завтраки…

КАВА

Ты зачем так накачала?… Во, дают! Хороший знакомый?

ОЛЬГА

Кава, у него сердце что-то, помоги…. Ой!

АЛЕКСЕЙ

Хороший знакомый… причём, уже очень хороший.

Кава смеётся, и встаёт третьим в композиции. Вокзальная дверь выворачивается от рук спасителей, и они входят в транзитную толпу пассажирской России: в ожидания и неизвестность…

Зал вокзала.. Поздний вечер.

Ольга и Кава проталкивают Алексея сквозь толпу.

АЛЕКСЕЙ

Не до смеха хреново… нитроглицерин в киоске… может.

КАВА

Может поможет, может… Сейчас! стой! Я найду.

Новый знакомый прислоняет его к колонне.

АЛЕКСЕЙ

Только палёный не бери!

КАВА

В медпункте подберут, специалисты что нужно…

Взгляд Алексея с ироническим оскалом блестит и потухает.

ОЛЬГА

Кава, его самого в медпункт надо!

КАВА

Самого?… Да, там лучше помогут…

Ольга и Кава подставляют свои плечи.

ОЛЬГА

Быстрей! Давай, давай, двигай ногами!

У тебя губы бледные… Лёша, держись!…

Пропустите! Помогите чуть-чуть… к

медпункту его! Хорошо, хорошо, спасибо… спасибо…

Теснота люда находит в себе путь: расступается люд усталый.

Привокзальный медпункт. Поздний вечер.

Пропадает гул толпы, становится тихо. Алексей сползает по стене на кушетку.

КАВА

Девушка, вы помогите человеку…

может скорую вызвать… Ну, ладно, сами тут разруливайте… счастливо.

Кава выходит их медпункта.

МЕДСЕСТРА

Что с вами?

Дежурная строго осматривает вокзальный дуэт.

МЕДСЕСТРА

Не рассчитали?!

ОЛЬГА

Сердце.

Женщина в белом прислушивается рукой к его пульсу.

МЕДСЕСТРА

Сердце?! Вы жена?

ОЛЬГА

Нет, я… только…

Гиппократовский взгляд измеряет добродетель в короткой юбке.

МЕДСЕСТРА

Сердце, значит… покиньте, девушка

стерильную зону…

Ольга пропускает слова мимо ушей.

ОЛЬГА

Держись, и не опоздай… извините, доктор, что болят сердца… Лёша, может Каву задержать?…

Она выходит. Дежурная медпункта нервничает и ехидничает.

МЕДСЕСТРА

Блят сердца, блят, страна праздная!…

Блят сердца!… Чего им не блеть?…

Для любви сердца… Как ночь, так блят!

Из сердца аж перегар прёт! И спит…

В травматологию не попал, нет… Хоть в гололёд, думала, отдохну! Уже весна скоро кончится. А они и в гололёд не туда, а ко мне… Потому что в травматологии не поспишь: там боль

и ломота… Проснись!… Фу, как водкой

поганит стерильную зону.

Она отщипывает кусок ваты, и опрокидывает на него флакон с жидкостью, поворачивается к жертве.

МЕДСЕСТРА

Что расслабился? Ждёшь – верну проститутку… Блят сердца! Ждите в травматологии, там и лежать можно… с грузом… с грузой за оплату!

Врач подносит к носу Алексея тампон, он ошалело и глубоко вздыхает!

АЛЕКСЕЙ

Ух, ты! Ах! Ранила в самое сердце, милосердная! Что – нашатырь?!

МЕДСЕСТРА

Попала? Приляг тихонько.

АЛЕКСЕЙ

В самое сердце! Вернее в дыню…

в самую маковку…

МЕДСЕСТРА

Расстегни рубаху на груди, и рукав заверни! Ну, что? болит?

АЛЕКСЕЙ

Угу.

МЕДСЕСТРА

Ну, подожди, дня через три заболит

ещё и то, куда она тебя отранивала.

АЛЕКСЕЙ

Не понял?

Женщина через очки измеряет наивность.

МЕДСЕСТРА

Не понял?!. Чем пахнет нашатырь?

АЛЕКСЕЙ

Вроде как… мочой.

МЕДСЕСТРА

Во-от! Как пойдёшь нужду справлять,

и полезут глаза, как от её нашатыря.

АЛЕКСЕЙ

Вы что, доктор, Оля помогала, она знакомая случайная… Вы правы…

МЕДСЕСТРА

Но случайные на вокзале не бывают случайно. Ладно, сейчас лекарство приготовлю и, готовься, поставлю укольчик… лежи спокойно… Оля – ха, такая доля… Ну, Кава гад!

АЛЕКСЕЙ

Точно – доля, точно… Оля, умирает она…

МЕДСЕСТРА

Что-то не похоже…

АЛЕКСЕЙ

Похоже-непохоже: но две доли – Оли…

МЕДСЕСТРА

А, мир двоится?!

АЛЕКСЕЙ

Нет… так смешалось: чужая —

близкая… а близкая – далёкая…

МЕДСЕСТРА

Уехала что ли?

АЛЕКСЕЙ

Нет…

МЕДСЕСТРА

Бред несёшь?!…

АЛЕКСЕЙ

И бред, и истина… родной частички можно сказать уже – нет, а другой… и не было… но родное что-то…

МЕДСЕСТРА

На голову не падал!

АЛЕКСЕЙ

Не знаю, милосердная…

Больной приподнимает руку к лампочке нависшей над кушеткой.

АЛЕКСЕЙ

О, лампочка!

МЕДСЕСТРА

Да-да-да, лампочка… висит груша, – нельзя скушать…

Губами улыбается медицинская стерильность зубов. Алексей закрывает глаза… он плачет…

АЛЕКСЕЙ

Да, не скушать уже… уют… свет домашний…

МЕДСЕСТРА

Успокойтесь… подождите… секундочку…

Алексей кивает, не открывая глаз.

Железнодорожный перрон. Ясный тёплый светлый день.

В лёгком белом платье Ольга, Алексей в светлом костюме, он помогает ей подняться в вагон. Поезд трогается, он целует её, смотрят в окно. Он замечает мчащегося пса. Вагон начинает сильно раскачиваться, они проходят из тамбура в вагон: в первом купе сидят калека, гражданский тип и рядом с ним мужчина в годах, а дальше во всех купе люди в траурной одежде. Ольга бросается из вагона, открывает двери другого и убегает в страхе. Алексей не может догнать и срывает стоп-кран: всё сталкивается с белым и коридорно-больничным светом ламп – испуг! открывает глаза…

Привокзальный медпункт. Поздний вечер.

Перед ним медсестра. Укол-прикол выпускает из себя, – из шприца, – тонкую струйку сквозь иглу: изгоняя воздух из лекарственной жидкости, – истребляя весёлые пузырьки!

МЕДСЕСТРА

Руку давайте… так, не двигайся… и потерпите… хорошо… ещё чуть-чуть… вот и всё! Сейчас пройдёт вся боль. Посиди немного.

АЛЕКСЕЙ

Спасибо. Буду проездом, отблагодарю!… Пора мне: боюсь, поезд объявят.

Алексей подтягивает слабые ноги под стул – стул протяжно скрипит: руки упираются в сиденье, – тело желает встать!… но рукава белого халата настойчиво удерживают его.

МЕДСЕСТРА

Вам опасно пока двигаться, мужчина… Успеете, успеете, успеете… Сейчас носильщики придут, и унесут, и помогут. Сейчас-сейчас, чуточку нужно посидеть… успеем… Подмораживает к тому же поздним часом – гололедица – травмы… А у вас сердце! Сломаете чего-нибудь – из главных органов! Они же, как часы, должны пульсировать! Когда из нейлона-то сделают?! Фик его знает. Пусть родное лучше и дольше стоит, как часовой на посту… и стучит, и гоняет кровь… собака…

Алексей отбивает её руки и отталкивает.

АЛЕКСЕЙ

Ты что несёшь!… Трясёшь тут титьками, перед глазами, как маятниками! Оборву!… Я же опоздаю!

МЕДСЕСТРА

Не оборвёшь: они знают, для кого быть маятниками.

Алексей встаёт.

АЛЕКСЕЙ

Потихоньку дойду.

МЕДСЕСТРА

Нет.

Она бросается к нему в объятия и виснет на нём.

АЛЕКСЕЙ

Да ты что, помощь скорая!…

МЕДСЕСТРА

У меня лучшая подруга на травмах работает. Но это же несравнимые вещи: вся анатомия в наших руках! А какие нагрузки?! А нервы… это не сердце… их не восстановишь… а у неё только

помидорчики, гриборчики…

Двери вновь осмеливаются и впускают Ольгу. Медсестра усаживает Алексея на кушетку.

МЕДСЕСТРА

А вот и носильщик… ца-ца… Оля, Оленька! А вам чего?!… носильщица… переносчица…

ОЛЬГА

Там поезд объявили.

МЕДСЕСТРА

А вот что в носильщице?! – вскрытие покажет… Работаешь, здесь… но смотри, здесь и я работаю…

ОЛЬГА

Я ни перед кем отчитываться не собираюсь!

МЕДСЕСТРА

Я ни такая: я жду трамвая!… С какой целью напоила, истаскала… и до инфаркта довела?

ОЛЬГА

Да! Купили бы нитроглицерин, в купе уже были бы!

МЕДСЕСТРА

У меня всё по методике!

ОЛЬГА

Ладно, там поезд уйдёт.

МЕДСЕСТРА

А куда его сейчас такого! Ему хуже стало. Кава тебе кто?…

Ольга трогает ладонью лоб Алексея.

ОЛЬГА

О, господи! Он здесь причём? Никто.

МЕДСЕСТРА

Я уже скорую вызвала.

Алексей поворачивает голову к своей новой знакомой, улыбается…

ОЛЬГА

Сейчас, Алёша, потерпи. Не успеет жене,

всё – поезд – ту-ту… Дети у него там…

МЕДСЕСТРА

Где?

ОЛЬГА

Дома.

МЕДСЕСТРА

А жена здесь?

ОЛЬГА

В краевой.

И Лампочка вновь ныряет в глаза Алексея, и Ольга подносит к ней ладонь…

МЕДСЕСТРА

Ах, дети-детишки… Я же знаю одиночество всю жизнь одна… кукую…

Оля подносит ладонь к его губам.

МЕДСЕСТРА

Иди, иди, Оленька, а то и мне и ему хуже будет.

ОЛЬГА

Успею…

МЕДСЕСТРА

Да уже подъехали! Это ж не Москва… Прощайтесь…

ОЛЬГА

Пока, Лёша.

В ответ его губы изображают её имя… Она открывает спиной двери и… пропадает… Алексей тянется за ней взглядом, но кабинет куда-то мчится в глазах, и сталкивается с группой санитаров. В его глазах рождается отрешённость…

АЛЕКСЕЙ

Милосердная…

Медпункт в его зрачках останавливается!… Лампочка маленькой звёздочкой качается в широких туманных зрачках пациента… в белках проявляются напряжённые красные нити…

МЕДСЕСТРА

На сердце жаловался, потом понёс какой-то бред…

САНИТАР

Ясно, так и запишем. В машину несите.

Да, наш клиент – и, кстати, водкой воняет!

Тело выволакивается. Старший санитарный притягивает к себе медсестру.

СТАРШИЙ САНИТАР

Буянил что ли?

МЕДСЕСТРА

Нет. Дима, отстань, а!…

Входит милиционер.

СТАРШИЙ САНИТАР

Возбуждённый был?

МЕДСЕСТРА

Да…

СТАРШИЙ САНИТАР

Странный… такой…

МЕДСЕСТРА

Вы знаете, с ним девица была и… может

быть клофелин?…

МИЛИЦИОНЕР

Клофелин?

СТАРШИЙ САНИТАР

Клофелин?! Нет, доктор ошибается…

диагноз уже показал, что наш клиент.

МЕДСЕСТРА

Ну, конечно, квалифицированная помощь нужна…

СТАРШИЙ САНИТАР

Ясно. Спасибо, что позвонили.

МЕДСЕСТРА

Это мой долг!

СТАРШИЙ САНИТАР

Будьте бдительны.

Привокзальная площадь. Полночь.

На высоком крыльце входа в вокзал люди, среди которых Ольга и Кава. Ольга и Кава наблюдают, как старший санитарный садится в карету скорой помощи, и, через мгновение, багаж-тело уже мчится на носилках, крестоносно, с гудком! через весь город, – к непобедимым и убеждённым, – в мир их собственный… в мир их замкнутый… в палаты…

КАВА

Хорошо едут, а если нам за мигалкой пристроиться?! То и мы хорошо поедем. Пошли.

Идут к автомобилю, садятся, трогаются и едут следом.

ОЛЬГА

Вот сволочь, упекла человека. Кава, а ведь она одинокая. Уделил бы внимание.

КАВА

Хорошо!

Раздаётся звонок мобильного телефона. Кава отвечает. Звонит старший санитарный —Дима.

ДИМА

Кава, туда ввалился мент и она давай тупить… О девице нести блевотину с версиями о клофелине. Прикинь. Я отмазался, но она загрубила… Мы, что

платим мало?! Причины не пойму…

КАВА

Мне, кажется, понятно… всё потом… пока…

Палата в психиатрической больнице. Утро.

Спящий на кровати Алексей. На лице пробуждение – внешние касания комнаты: экзальтированным оперным радио-действом, голосами, шагами, бытовой вознёй и жилой тишиной…

Комнаты дома Алексея. Воскресное утро.

Алексей просыпается. В дальних комнатах жена и дочки. Алексей улыбается, наблюдая за дочками, сквозь приоткрытую дверь: лучший отдых утренний… никуда не зовущий день… блаженство! Ольга… девчонки… блины… и смех-шалость… смех-игра… Алексей улыбается в полусне: с ним рядом, – в нём самом, – наступает воскресный день! Шум дома активно оживает где-то в далёкой комнате: чтобы не мешать отдыху, – и извлекается, и зажигается младенческая радость на искреннем его лице – и он начинает пробуждаться!… И дом воскресной суматохой наполняет все комнаты: в нём живут: шаги, смех, крики и – плач!…

Палата в психиатрической больнице. Утро.

И вдруг, в это пространство врывается тонкое рычание острой иглы комара рассекающей воздух.

Фонарик-комарик освещает, и обжигает его сердце: глаза Алексея распахиваются и тут же обжигаются: яркий свет из окна – на белой подушке, на лице, на плечах! Жар сознания и солнца расплавляют сон – он мгновенно садится!… Перед ним небольшая комната и люди. Его поприветствуют с кровати напротив, пациент психиатрической больницы.

МАМОЧКА

Здравствуйте по всем сторонам.

Вой оперы из динамика в ушах остаётся… Комната реагирует моментально: тряпьё сваливается с его ног к человеку, сидящему на коленях перед ним на полу; острые взгляды застывают на нём из разных точек пространства палаты; пружины кровати брызжут полифонией под его задницей, и сливаются с высокими голосами торжественно-протяжного финала радио-арии…

Классическая музыка стихает без аплодисментов, и лишь фонарик-комарик остаётся висеть в ушах – иглой-тишиной…

Сосед опять обращает на себя внимание.

МАМОЧКА

Вы маму мою не видали?!… Здравствуйте по всем сторонам! И ставни закрыты на все…

Перебивая Мамочку, молвит, сидящий на полу у кучки павшего халата, тип.

КЛАССИК

Живой…, слава богу… радость-то…

Этот странный тип ползёт в угол комнаты к кровати, роняя пережёванный смех со слюнями и слёзы.

КЛАССИК

Ка-ка-ка, живой… другие бух, бух в ямку, а он живой… без тапочек, слава богу… а эти, музыкой просветлённые, заведут классику и бух… помытые… ха-ха-ха, ка-ка-ка, ха-ха-ха… в лебединое озёрце… и всё по классике… живыми их ещё не видали, а он – живой: видали… Ха-ха!…

Сосед Алексея вновь продолжает поиск мамы с кровати, наполняя палату вопросами и милым бредом, и начинает раскачиваться. За раскачивающимся, на кровати из бугра одеяльного, на Алексея смотрят большие глаза. В дальнем углу лежит, отвернувшись от всего и всех, мужчина.

МАМОЧКА

А вы маму мою не видали? Окны помыты, а мамы нету, совсем уже… и солнце не светит… вот главное, качнёшься во кроватке и закачаешься, как у мамы… как у мамы на ручках!… поют пружинки ласково, мягко… солнышко было у мамы…

Глаза Алексея обожгло: и ярким светом оконного проёма и жилым интерьером: повесть о маме качалась в уютном ритме, на фоне которой Классик встаёт с кровати, – хватает тапочки и заглушает повествование поэмы Мамочки.

КЛАССИК

Тапочки упадать должны к ногам… Бац, бац!

Тапки, шваркнувшись перед ногами любителя классики, принимают от него крещение, и в них Классик перемещается мелким и мягким пружинистым шагом к Алексею.

КЛАССИК

В тепле, в сухе должны везде по жизни быть в дороге ноги! В сухе, в тепле, в тепле, в сухе – везде надо правило слушать! И… кушать, и кушать, и кушать!…

Тапочки встают перед Алексеем, а Классик пулей мчится в свой тёплый угол – под одеяло…

МАМОЧКА

А вы маму мою не видали?!…

АЛЕКСЕЙ

Нет.

Алексей поднимает халат, и влезает в тапки. Под одеялом начинают чавкать: Алексеевская похмельная слюна мгновенно дотошно дёрнулась наружу, но он её волевым усилием придавил-присвоил.

АЛЕКСЕЙ

Где я…

Сосед, качающий маятник, продолжает монотонно петь свой добрый мотив.

МАМОЧКА

В доме нашем, в доме! Здравствуйте

по всем сторонам и на все стороны! А что же и вы без мамы… как же без… ни солнца, ни песни… она же качала начало, качала начала… и пела песню тихо мне…

Мамочка раскачивается мерно на кровати, полосы пижамы ребят и рядят в глазах.

АЛЕКСЕЙ

А где одежда? Кто взял?! Вы кто?

Алексей вскакивает, бросается к окну, рвёт руками решётку, бежит к двери, дёргает, стучит: всё закрыто. Мамочка сосредоточенно рассматривает свою пижаму и ощупывает полоски.

Вдруг, через весь приют к Алексею потянулись большие глаза с волосатого лица и головы.

ПРОРОК

Великого вы не знаете, всё ведь в содержании, а не в форме: внешнее исходит из внутреннего. А что совершенно?!… И идти надо по этому пути! Бежать от всего этого… Всем вместе!

Мамочкин маятник замирает.

АЛЕКСЕЙ

Давайте вместе! Навалимся на решётку:

здесь второй этаж!

Он тащит Пророка к окну, тот сопротивляется.

ПРОРОК

А я и ушёл уже, иди же за мной!

Ворвёмся в мир свободы!…

АЛЕКСЕЙ

Ты дурак! Мне сбежать надо! Белокровие у жены!

Алексей наотмашь бьёт Пророка по лицу, он летит через кровать Мамочки к своей кровати, из кармана пижамы вываливаются ключи, он встаёт, из носа показывается капля крови.

ПРОРОК

А у меня красная!…

Пророк вытирает лицо рукой и идёт на Алексея. Между ними препятствие – кровать Мамочки. Мамочка сжимается в испуге, прикрывшись подушкой. Мужчина в углу у стены поворачивается, выматерившись, и садится на кровати.

МУЖЧИНА

Ну, хватит! Ты же видишь: дурдом здесь!

Алексей разбивает кулаком через решётку стекло в окне, появляется кровь на костяшках.

АЛЕКСЕЙ

У меня тоже.

Он пьёт её ртом, и обессилено садится на кровать.

МАМОЧКА

А маму вы мою не видали?…

ПРОРОК

Какую!

МАМОЧКА

Мою…

ПРОРОК

Ракурсировать тут можно в разных степенях…

Значительно продолжает пришелец из дальнего угла.

АЛЕКСЕЙ

Мама… она качала и пела…

Алексей видит на полу у ног Пророка связку выпавших ключей, встаёт и натягивает на себя очень малой для него халат.

ПРОРОК

В каком алгоритме мы будем раскачивать маятник нашей философии?!

Мамочка вновь оживляет пружины панциря кровати, Алексей тихо и спокойно обходит кровать Мамочки.

МАМОЧКА

Песни нету без мамы…

Философ хлопает по спине оппонента, Алексей незаметно поднимает ключи, и прячет в кулаке под мышкой.

ПРОРОК

Значит, в субъективном и пошлом, определённого эго, не раскрыта душа, у которой есть мотив, но нет настроя! Но сущность внутренняя есть!…

МАМОЧКА

Есть мама?!

Пружины кровати опять натягиваются под его весом – замирают.

ПРОРОК

Какая?

Не спрашивает, а интригует пучеглазый.

ПРОРОК

Вопрос!

МАМОЧКА

Моя!

ПРОРОК

Мать твою увидим в тебе же самом находящуюся, или мать твою вне тебя самого?…

Алексей чуть вскипает.

АЛЕКСЕЙ

Мать вашу… а одежда где!

Мыслитель тут же поворачивается к нему и вываливает свои белки до истины мольбертов.

ПРОРОК

А-а, вашу!… Вот здесь мы, наконец, вообще к самой вершине данной песни поднимаемся! То есть вашей, моей, общей! А за этим стоит уже Матерь Жизни всей! И здесь метафизика наполняет нас такой песней и музыкой… глубина которой, слышна на любой глубине… додекаэдра макрокосма…

Из-под одеяла на пол сползают ноги, и Классик вскакивает с одеялом на голове.