Текст книги "Мать всех грехов"

Все эти мысли о странном поведении родителей не давали Виктору покоя, однако подготовка к предстоящей поездке и напряженная учеба не давали ему возможности как следует поразмыслить над всем происходящим, слишком многое нужно было сделать, и времени на что-то другое просто не оставалось. И тем не менее, мысль о том странном рисунке постоянно преследовала его: что за комната была на нем изображена, как он оказался у отца и почему так сильно испугал его?

ГЛАВА 10

Едва переступив порог офиса, Вадим тут же натолкнулся на расхаживающего взад-вперед шефа, который сосредоточенно о чем-то размышлял и, как показалось Максиму, в первые секунды даже не заметил, что кто-то вошел.

– Ты только посмотри, что мне прислал Чубакка! – Чернов произнес это так, будто только что получил долгожданный новогодний подарок, после чего быстро подошел к компьютеру и открыл последнее присланное сообщение. Текст сообщения был следующим: «Николай Павлович, я проверил всю недавнюю переписку Алексея Самойлова, ничего особо подозрительного лично я не нашел, однако на всякий случай высылаю вам ее на почту для повторной проверки. Сайты и страницы в социальных сетях, которые он посещал, так же не содержат почти ничего интересного. Я сказал почти, потому что есть кое-что, что лично мне показалось странным. Незадолго до убийства, Алексей зачем-то активно интересовался одной психиатрической лечебницей, расположенной в Нижнем Новгороде. Точнее, никакой лечебницы там уже давно нет, она полностью сгорела много лет назад, но это не суть. Весь полученный мною материал я также высылаю вам. Думаю, что он будет вам интересен.»

– Ну, и как тебе это нравится? – спросил Чернов. – Зачем, по-твоему, молодому парню интересоваться какой-то там клиникой, да еще и столь специфической направленности?

– Да, действительно странно. Понятия не имею.

– Вот и я тоже. А я должен знать, причем как можно скорее.

– Думаете нам это поможет?

– Я думаю, что мне нужно ехать в Нижний и узнать об этой лечебнице побольше.

– Вы это серьезно? Может все-таки отработать версию с Мезенцевым до конца?

– Ах да, я тебе не сказал. Я получил вчера весточку от Приста. Как он и говорил, в день убийства Мезенцев был совсем в другом месте.

– Это точно?

– Точнее некуда. Прист либо выполняет поручение до конца, либо не выполняет его вовсе. Так что обвинить Родиона можно лишь в идиотских играх, которые будут, видимо, стоить ему членства в столь обожаемом им ранее, а теперь столь же ненавистном ему клубе. Думаю, его это не особо расстроит. Кстати, остальные члены клуба, вероятно, окончательно решили для себя, что это он убил Алексея. Хотя в данном случае меня это уже не интересует, и у меня нет особого желания тратить свое время на то, чтобы разубедить их в этом. Я получил подтверждение его непричастности, и теперь могу сосредоточиться на более важных вещах. Единственное, что нужно сделать, это немедленно оповестить Рокотова о результатах расследования. Хотя… – Чернов вдруг резко остановился на полуслове, было видно, что он чем-то очень обеспокоен. – Я не уверен, что мои соображения убедят нашего клиента окончательно.

– В смысле?

– Согласно сведениям, полученным мною от Приста, Мезенцев в тот день посещал одну закрытую вечеринку. Вся прелесть в том, что ее участники, как я понял, были связаны обязательным кодексом молчания. Именно поэтому, когда у полиции появились вопросы к Родиону, он отделался от них липовым алиби, состряпанным на скорую руку. В этом же кроется и причина того, что он не может опровергнуть обвинения своих приятелей. В его придуманную версию они, естественно, не верят, а рассказать правду он не может. Видимо, необдуманное разглашение того, что происходило на том мероприятии, карается куда более жестоко, возможно даже, что наказание предполагает смерть болтуна. Так что Родион, судя по всему, счел лучшим для себя вариантом смириться с издевками и позорным исключением из клуба, нежели рассказать, где он был на самом деле, тем более, что серьезного вреда его бывшие друзья ему нанести не смогут, а с клубом он и так порвал, поскольку тот ему, как мы недавно выяснили, изрядно опротивел.

– Невероятно! Он просто притягивает к себе неприятности! Во истину, скука и поиск экзотических развлечений однажды его погубят. В какую еще дрянную авантюру ввязался этот идиот?

– Прист сказал мне, что подобные мероприятия устраиваются не часто и что там происходят вещи, о которых слабонервным гражданам лучше не знать, начиная от оргий содомского масштаба, до жестоких гладиаторских боев и самой настоящей охоты на живых людей. Я ума не приложу, как Присту вообще удалось раздобыть такую информацию. Хотя, зная его, мне бы не стоило удивляться. Этот человек способен пробраться даже в ад и стащить вилы у самого хозяина преисподней, не исключаю, что он и сам частенько бывал на подобных сборищах. Так вот, порой там присутствуют люди весьма известные, которым огласка совсем ни к чему, так что уровень конфиденциальности наивысший.

– Ну и приятели у вас, Николай Павлович, – выдохнул Вадим.

– Есть лишь одна проблема – прямых доказательств непричастности Мезенцева и уж тем более свидетелей у меня нет, так что Рокотову придется поверить мне на слово. Надеюсь, мне удастся его убедить в том, что тот, кого он обвиняет, не имеет никакого отношения к смерти Алексея.

– А если он вам все-таки не поверит? Что тогда? Я бы, наверное, тоже засомневался, уж больно все запутано и не очевидно. Ненависть слепа, он вполне может подумать, что и вы, так сказать, продались отцу Мезенцева и начнет действовать сам.

– Не знаю, вообще-то он человек вполне разумный, хотя и упрямый. В любом случае моя задача – остановить его от опрометчивого поступка.

– А этот Родион все-таки ценит свою шкурку, раз так боится проболтаться о своих ночных похождениях. Видимо, не совсем разочаровался в жизни, раз так за нее трясется.

– Безусловно, дружище, мало кто не боится смерти. Вообще насчет Мезенцева-младшего ты прав, этот парень просто ходячая патология, невероятно интересный экземпляр для изучения, целая кладезь психических и эмоциональных проблем. А вообще, если бы не эти его идиотские выходки, я бы уже давно отбросили версию о его причастности и не возился с ним так долго, теряя драгоценное время. Да и у Рокотова не было бы причин его подозревать и думать о вендетте, что избавило бы нас от лишней головной боли. Правда, Рокотов вполне может подумать, что Мезенцев нанял убийц, а мои доводы о непрофессионализме покушения и о несостоятельности версии о киллере вряд ли полностью убедят нашего полковника, ведь даже ты до сих пор сомневаешься в невиновности Мезенцева.

– Ну, скажем так, для меня пока что, в отличие от вас, все не столь очевидно. Возможно я и не такой блестящий психолог как этот ваш Прист, но все же полностью сбрасывать со счетов нашего золотого теленка я бы не спешил. Правда есть одно «но», которое не дает мне покоя. Честно признаться, все эти совпадения мне не очень нравятся. Если убийца Мезенцев, то на кой черт, спрашивается, ему вздумалось планировать такое серьезное преступление именно в тот день, когда он был на этом своем тайном сборище. Это по меньшей мере глупо. Вот и получается, что Мезенцев нанял криворукого киллера, который мало того, что паршиво стреляет, так еще и день для исполнения заказа выбрал не самый лучший. Чушь какая-то. Создается такое впечатление, будто кто-то знал, что он там будет, и никаким образом не сможет рассказать правду о своих ночных приключениях, придумав первое попавшееся объяснение. А что, если его хотели подставить?

– Хм, а ведь и правда, – задумчиво произнес Чернов, – действительно странное совпадение. Вот только кому, по-твоему, вздумалось его подставлять?

– Вот и я о том же. Может у него был с конфликт с кем-то? Ну или настоящий убийца просто использовал Родиона, чтобы отвести от себя подозрение. Ведь такое может быть, как вы считаете? В случае, если данная версия оказалась бы верной, то тогда, чтобы провернуть подобное, убийца должен был бы обладать не только информацией о той самой вечеринке, но и знать о пари, заключенном Родионом, а значит, скорее всего, входил в круг его близких знакомых, а может и родственников. Может это вообще одна из тех дьявольских игр, которые устраивают его бывшие товарищи по клубу?

– Вообще мысль интересная, по крайней мере ее надо будет проверить и попросить Юрия еще раз перетряхнуть все контакты Мезенцева, может что и найдется, а пока попытаемся выяснить, чем Алексея так привлекла сгоревшая клиника в Нижнем Новгороде. У меня такое чувство, что эта ниточка будет нам полезна, хотя, если честно, пока не знаю, чем именно.

– По правде сказать, я и сам ума не приложу, зачем Алексею понадобилось узнавать про эту клинику. Но все же я думаю, что конкретно к нашему делу эта история отношения не имеет.

– Ну, так или иначе, мы должны отработать все версии.

– Да, я понимаю. Вообще-то мне казалось, что мы быстро разберемся с этим убийством.

– Увы, дружище, боюсь, что тут ты и вправду ошибся, – Чернов явно был в приподнятом настроении, и главной причиной этому было письмо Логинова. – Что бы ты ни говорил, но я просто уверен, что предстоящая поездка будет весьма плодотворной. Чем больше я погружаюсь в исследование всех обстоятельств этого дела, тем больше осознаю, насколько оно может быть интересным. Когда задача сложна, ее решение приносит гораздо больше удовольствия.

– Не могу сказать, что полностью разделяю ваши восторги по этому поводу, лично мне немного не по себе от всего происходящего, – ответил Вадим, – думаю, что дальше будет только хуже, мы будто медленно спускаемся в какую-то темную, мрачную, бездонную яму в поисках нужных ответов.

– Возможно и так. Но лично мне нравится такая перспектива, и я в эту, как вы выразились, яму спущусь с превеликим удовольствием. Да и ты, думаю, тоже, поскольку ты не менее азартен, чем я.

– А вот тут уже вы, пожалуй, ошибаетесь. Я бы не назвал себя азартным человеком. Иногда я задаю себе вопрос, как вообще так получилось, что я, вдруг, оказался сотрудником детективного агентства. Я, между прочим, всегда мечтал стать адвокатом, зарабатывать кучу денег, сидеть в просторном офисе с секретаршей, которая приносила бы мне кофе, виляя своими крутыми бедрами.

– Ты бы никогда не стал адвокатом.

– Это почему же? – с неподдельным интересом спросил Вадим.

– А потому что если бы ты действительно этого хотел, а не думал, что хочешь, то уже давно осуществил все то, о чем мне сейчас с такой досадой поведал.

– Ну вы же знаете, я такой человек, мне постоянно казалось, что я занимаюсь чем-то не своим. Вот меня и занесло к вам, так сказать, неисповедимыми ветрами проведения. Я вообще искренне завидую людям, которые имеют призвание и точно знают, чем хотят по жизни заниматься.

– По поводу проведения, это ты верно подметил. А вообще я склонен полагать, что все дело в генетике. Твоя мама творческий человек, не так ли? Она ведь, если я не ошибаюсь, театральная актриса. Дело в том, что в каждом творческом человеке сидит что-то вроде червя, который мешает ему жить обычной жизнью. Такие люди постоянно находятся в поисках чего-то такого, чего они и сами не знают. Им, порой, очень трудно бывает отыскать свое место в жизни, рутина не для них, она моментально погружает их в глубочайшую депрессию. Этот самый червь проявляется совершенно по-разному и приобретает абсолютно различные, порой весьма причудливые формы. У тебя, друг мой, он тоже есть, и мне это вполне очевидно.

– Хм, никогда над этим не задумывался, но может вы и правы. По крайней мере, с вами точно не соскучишься. Кстати, когда мы едем?

– В Нижний поеду я один, а для тебя у меня будет другое поручение. Тебе нужно под любым предлогом встретиться с Еленой. Возможно, она что-то знает об Алексее, что могло бы нам помочь в расследовании.

– Эх, жаль! Честно признаться, вы меня заинтриговали, сказав, что эта поездка многое может прояснить.

– Вот видишь, я же сказал, что ты азартный человек. Не волнуйся, ты первый узнаешь обо всем, что мне удалось выяснить.

ГЛАВА 11

– Ты это точно видел? Прошу тебя, если это шутка, то очень плохая. Ты не мог… Ты не мог этого видеть, этого просто не может быть! – Марк почти кричал. Все, что только что рассказал ему Виктор и казалось каким-то глупым, непонятным розыгрышем.

– Да что ты так завелся? – недоумевал Виктор. – я рассказал все как есть, никакая это не шутка, я его видел.

– А эта ваза, какого она была цвета? Темно-красного? А обои?

– Да откуда я знаю, рисунок карандашный. Круглая она была. Там еще цветок стоял за занавеской.

– Круглая ваза… Цветок… Да, точно, – едва слышно прошептал Марк.

– Да что с тобой в конце концов, можешь ты внятно объяснить?

– Я… нет, не сейчас, я должен идти, у меня… мне нужно, – С этими словами Марк быстро вышел из гостиной. Он был настолько обескуражен, что в дверях чуть не налетел на Максима.

– Эй, что это с ним? – удивленно спросил Максим, обращаясь к Виктору. – Пролетел как пуля, он меня, кажется, даже не заметил.

– Сам не знаю, похоже наш доморощенный Паганини слегка спятил. Я рассказал ему про тот рисунок, который отец обронил в прихожей, я про него тебе тоже рассказывал, помнишь? Так ты бы видел, что с ним стало, он словно обезумел. Вообще в последнее время в нашем доме творится что-то немыслимое, воздух буквально пропитан страхом, особенно это касается родителей, еще эта история с убийством Алексея. Ленку жалко, она его очень любила.

– Согласен, братишка. Если честно, то я сам ни черта не понимаю, мне даже уезжать расхотелось, у меня появилось жгучее желание узнать, что тут вообще происходит. К тому же Елене сейчас как никогда нужна моя помощь. Кстати, я не сказал тебе тогда, она тоже нашла кое-что странное.

– Еще что-то? – в глазах Виктора появилось неподдельное удивление.

– Да, недавно на пороге нашего дома она обнаружила фарфоровую фигурку балерины. По ее словам, эта самая фигурка здорово испугала отца. И еще Ленка утверждает, что в наш дом месяц назад кто-то проник. Она не хотела никому говорить об этом, но вчера все-таки решилась. Раньше я списал бы все на стресс и чересчур богатое воображение, но сейчас я даже не знаю, что и думать, если честно.

– Ну и дела! Может быть Марк что-то знает? Иначе с какой стати он так странно отреагировал на мой рассказ?

– Все может быть, я уже ни в чем не уверен. Хотя вряд ли, ты же знаешь, он вечно погружен в музыку, не замечает ничего вокруг.

– Это да, мы, люди искусства, слегка чокнутые, не без этого. Марик пропадает целыми днями в своей комнате, и даже ночами, не давая никому спать, ты вообще ведешь себя как самый настоящий Гамлет, постоянно цепляешься к матери и к брату, вечно чем-то недоволен, ищешь повод, чтобы затеять ссору, тоже мне, обличитель людских пороков.

– Да кто бы говорил, сам-то лучше? – парировал Максим. – Не зря твои друзья называют тебя машиной, изнуряешь себя ежедневными репетициями, добиваешься идеального исполнения, как будто в жизни нет ничего другого, кроме твоих бесконечных конкурсов. А насчет матери, ты и сам знаешь, что я веду себя так не на пустом месте, я уже говорил сестре и теперь скажу тебе: мне надоело терпеть все эти светские игры, весь этот дешевый пафос с претензией на величие, всю эту фальшивую атмосферу, от которой я порой просто задыхаюсь. Ты знаешь, я даже рад, что родители чего-то стали бояться, если бы не это, то я бы даже и не знал, что у них есть слабые места и они в состоянии испытывать страх. А тут еще наш дражайший Илья со своим вечным угодничеством и неуемным желанием понравиться родителям.

– Ты слишком жестокий, Макс, они же все-таки наши родители и по-своему любят нас.

– Ты говоришь прямо как сестра.

– А разве она не права? Чем уж они тебе так не угодили? А Илью тоже можно понять, ты ведь знаешь, он единственный из нас, кто не обладает каким-то особым талантом, ему тоже хочется, чтобы им гордились, несмотря ни на что. Вот он и пытается хоть как-то проявить себя, доказать, что тоже чего-то стоит. Разве это плохо?

– В том-то и дело. Илья – это яркий пример отношений в нашей семье. Он стыдится того, что не похож на нас, стыдится своей заурядности, выдуманной им же самим, и в этом прежде всего виноваты мать и отец, они заставили его уверовать в свою никчемность, и теперь держат при себе как цепного пса, мальчика на побегушках. Хотя если уж говорить откровенно, братишка, то все мы здесь похожи, в нас воспитали абсолютное чувство подчинения, причем воспитали с раннего детства, на уровне инстинкта. Это напоминает мне условный рефлекс, как у собаки Павлова, иногда даже я забываю, что являюсь в общем-то свободным человеком, и уже давно не обязан отчитываться о своих поступках.

– Опять ты завел свою шарманку, – недовольно протянул Виктор, – меня вот, например, никто не заставляет ничего делать, я сам выбрал свой путь и делаю то, что считаю нужным и правильным, а ты только ноешь постоянно о какой-то там свободе. И потом согласись, никто из нас не занимается тем, что ему не нравится. Да, мать и отец строгие люди, но они раскрыли в нас наши таланты, помогли нам добиться того, что мы хотим, реализовать себя. Может быть по-другому просто было нельзя, достичь чего-то стоящего можно только так, как говорится, потом и кровью, полной самоотдачей. Мы особенные, Макс, мы не можем позволить себе жить обычной жизнью, наш талант ничто без постоянной и изнурительной работы над собой. Ты постоянно говоришь, что у нас не было детства. Да, возможно, это так, но мы и добились в свои годы гораздо большего, чем добился бы любой другой обычный человек. Я знаю, что впереди у меня будет еще больше трудностей, еще больше препятствий, но я уверен, что преодолею их все, потому что у меня есть преимущество перед любым моим сверстником, да и не только сверстником, потому что родители воспитали меня таким, я буду побеждать, любой ценой, чего бы мне это ни стоило, даже если мне придется работать по двадцать четыре часа в сутки. Иногда приходится от много отказываться, и я к этому готов, только так можно добиться настоящего успеха.

– Я всегда знал, что ты оголтелый адепт перфекционизма. Но послушай, неужели тебе иногда не хочется притормозить, выйти на улицу, без всякой цели, вот просто так, чтобы посмотреть, как прекрасен мир. Тебе как музыканту это, между прочим, не мешало бы делать почаще, иначе рискуешь из художника превратиться в ремесленника. А настоящий художник – это творец, ему необходимо отвлекаться, созерцать, ошибаться, искать вдохновение во всем, что его окружает.

– Не знаю, может ты и прав. Иногда я завидую Марку, он, конечно, слегка ненормальный, но все же мне порой кажется, что он в чем-то превосходит меня, он очень тонко чувствует музыку, как-то по-особому, не знаю, как это точно сформулировать. То, как он извлекает звуки, ведет мелодию, это просто неописуемо, я не привык быть вторым, ты же знаешь, но я чувствую, что мне трудно за ним угнаться, почти невозможно. Может быть поэтому я так усердно оттачиваю свое мастерство, хотя в глубине души понимаю, что у Марка есть внутри что-то такое, что делает его недосягаемым даже для меня, и дело тут не в том, что мы играем на разных инструментах, здесь другое, может он и вправду чувствует этот мир как-то иначе, ищет, ошибается, познает.

– Ну отлично, теперь ты выбрал в соперники собственного брата. Ау, дружок, притормози, а то так и сойти с ума недолго. Хотя Марик тоже хорош, вы с ним действительно очень разные, но в кое в чем все же похожи, оба посвящаете себя своему делу без остатка. А я вот так не могу, я предпочитаю наслаждаться жизнью, а не тратить ее, пытаясь потешить свое неуемное эго. Впрочем, уж лучше пропадать часами где-нибудь подальше отсюда, как ты, чем обитать в этом доме.

– Тут я с тобой согласен, мне никогда не нравился наш дом, какой-то он… не знаю… жутковатый что ли. Правда сейчас я прихожу сюда довольно поздно, так что особо не обращаю на это внимания.

– Я и сам стараюсь бывать здесь как можно реже. Хотя не скрою, простора для вдохновения в этом величественном строении хватает, особенно если у меня возникает желание написать что-нибудь мрачное или мистическое. Как для художника это место представляет для меня весьма большой интерес, но вот жить здесь – это, знаешь ли, перебор. Мне искренне жаль Свету, ведь убирать каждый день наш милый особняк – задачка не для слабых духом. А теперь еще и все эти странности, этот неизвестно откуда взявшийся рисунок, эта нелепая фигурка балерины, бред какой-то. Все-таки нужно поговорить с Мариком, твой рассказ его здорово напугал, и я очень сильно хочу знать, почему.

– Я бы тоже хотел это знать. Честно признаться, я озадачен не меньше твоего.

Марк, повергший в недоумение своих братьев, сидел на диване, тупо уставившись в одну точку, будучи не в состоянии ни о чем думать, кроме того, что только что услышал от Виктора. Он пытался успокоить себя, попробовать списать все на нелепое, глупое совпадение, но не мог. Только недавно он опять увидел этот сон, как всегда такой яркий и отчетливый, и вдруг его брат неизвестно каким образом в точности пересказал ему то, что он, порой, пытался скрыть даже от самого себя. Он всегда считал эту комнату плодом своего воображения, причудливым порождением сознания, присущего творческой натуре и никак не ожидал того, что кто-то, вдруг, опишет ему его же собственный сон, причем опишет так пугающе подробно, так детально. «Виктор, наверное, подумал, что я сошел с ума! Любой на его месте сделал бы подобный вывод, – вдруг поймал себя на мысли Марк, – а может я и вправду повредился рассудком? О да, это было бы весело: ненормальный юный скрипач, который помешался на фоне нервного переутомления. Просто великолепно, звучит как первоклассный заголовок для какого-нибудь тупого таблоида, ничего пошлее придумать нельзя. Как же я устал.»

ГЛАВА 12

Анна подошла к Вадиму сзади и обняла его. В такие минуты он чувствовал себя абсолютно счастливым человеком. Если бы Вадима спросили, что такое счастье, то он бы не задумываясь ответил, что это момент, будь то более-менее продолжительный или совсем короткий, но всего лишь момент, состояние, которое наступает неожиданно и так же неожиданно покидает тебя, состояние абсолютного покоя и умиротворения, когда обожаешь все вокруг и готов простить этому миру все его несовершенство.

– Ты меня долго ждешь? Извини, я опять опоздала – виновато прощебетала она.

– Я к этому уже привык, – Максим улыбнулся и протянул ей букет ее любимых белых хризантем. – Куда пойдем?

– Не знаю, давай просто прогуляемся, обожаю осень. К тому же погода сегодня просто отличная.

– Хорошо, давай.

– Ты какой-то грустный сегодня, а ну рассказывай, что случилось?

– Да нет, ничего не случилось… Просто у нас сейчас новое дело. Поначалу мне казалось, что там все просто, но теперь я все больше убеждаюсь, что все совсем наоборот.

– Ого, что-то интересное? По-настоящему интригующее и зловещее, мрачное и пугающее? – театрально произнесла Анна, нарочито понизив голос для пущего эффекта таинственности.

– Самое смешное, что похоже так оно и есть. По крайней мере я уже и сам начинаю верить в это.

– Да ладно, ты же мне сам говорил, что в последнее время ничего интересного у вас в конторе не происходит. Хотя вот лично я вообще не понимаю, как работа детектива может быть неинтересной. Это же так здорово. А вообще я, наверное, тоже попрошусь к твоему Чернову. Уверена, что со мной вы будете раскручивать преступления в два раза быстрее.

– Это почему же? – с улыбкой спросил Вадим. Он познакомился с Анной не так давно, и тем не менее ему казалось, что он знает ее уже целую вечность. Вадим обожал в ней все: ее сумасбродный, игривый, ребяческий нрав, ее взбалмошность и бесшабашность, ее звонкий смех и озорные огоньки в ее больших зеленых глазах.

– Да ты сам подумай, женщина – это прекрасный агент, она способна выведать любую информацию, особенно у вас, мужчин. Конечно, она для этого должна обладать определенными качествами, должна быть умна, привлекательна, иногда загадочна, иногда непосредственна…

– Ну да, а еще женщина-агент пользуется своим телом. И иногда это заканчивается очень плохо, как с Матой Хари, например.

– Фу, Вадик, какая же ты язва все-таки, да еще и пошляк, я же не об этом, вот все вы, мужчины, одинаковые. Кстати, некоторые, между прочим, говорят, что эта твоя Мата Хари вовсе не была агентом, а просто стала жертвой чужих интриг. А ты что, ревнуешь? Боишься, что меня уведет какой-нибудь обаятельный и красивый подозреваемый, а?

– Ну знаешь ли! Пусть бы только попробовал, сразу стал бы потерпевшим.

– О, да ты у нас ревнивец! Не ожидала от тебя, – Анна рассмеялась и чмокнула Вадима в щеку. – Ладно, не дуйся, куда ж от тебя денешься. Ты лучше рассказывай, что у вас там за новое дело, ты же знаешь, как я люблю такие истории.

– Мы сейчас расследуем убийство одного парня, его звали Алексей. К нам обратились отец и сын, которые хорошо знали убитого, так вот они были уверены, что к смерти Алексея причастен некто Родион Мезенцев, сын весьма состоятельного человека, и боялись, что папаша его прикроет. Только вот оказалось, что этот мажор вроде как чист и к убийству он не имеет никакого отношения, по крайней мере так считает Чернов. И знаешь, что самое интересное, он не только не огорчился, но и, как мне кажется, был рад такому повороту. Я, конечно, работаю у него сравнительно недавно, но все же за это время я вроде как должен был хоть что-то узнать о своем шефе, но я еще раз убеждаюсь, что он остается для меня тайной за семью печатями и едва ли я знаю о нем что-то определенное. Мне лишь известно, что это очень умный и проницательный человек, к тому у него куча разномастных агентов, которые снабжают шефа нужной ему информацией и выполняют его поручения. Это может прозвучать слегка фантастично, но иногда мне кажется, что он смог создать собственную карманную спецслужбу, о которой даже мы, его помощники, почти ничего не знаем.

– Ты это серьезно?

– Вполне. Ты знаешь, еще вначале, когда клиенты только пришли к нам и изложили свою версию убийства Алексея, Чернов сомневался, что все настолько очевидно, тогда он был еще не уверен и, похоже, его крайне разочаровывал тот факт, что дело может оказаться таким скучным и предсказуемым. Но теперь он получил доказательства невиновности Мезенцева, у которого оказалось железное алиби на момент убийства. И он этому рад. Понимаешь, рад! У него в глазах появился азарт, как у охотника, который собирается выслеживать добычу. Хотя я должен был уже понять, что его, по-видимому, гораздо больше занимает само расследование, нежели конечный результат. Чернову так не интересно, ему нужен вызов, что-нибудь нетривиальное, он словно играет, для него работа детектива является чем-то вроде очередного хобби, эдакая таблетка от скуки, упражнение для его пытливого ума, ему нравится преодолевать и побеждать, выстраивать сложные комбинации и решать трудные задачи. Он многим помог, я сам был свидетелем, как он лихо разрешал те или иные ситуации, которые лично мне сперва казались безвыходными. Помню к нам обратились родители одного молодого парня, который пропал без вести. Чернов тогда сказал им, что найдет их сына, живым или мертвым. И знаешь, в его голосе была абсолютная уверенность, исключающая любое сомнение. Тем родителям повезло, их сын оказался жив, Чернов тогда сам вел это дело, нас он не задействовал, он с кем-то связался, сделал несколько звонков, потом уехал на время, а через насколько дней привез в Москву сильно исхудалого, бледного молодого человека. Оказалось, этот самый парень был похищен, потерял память и попал в рабство, история хоть и страшная, но, к сожалению, обычная для наших дней. Но дело не в этом, я был поражен, насколько быстро Чернову удалось это провернуть. Он просто подергал за нужные ниточки своей огромной паутины, которая, как я понял, простирается далеко за пределы Москвы, и вот уже счастливые отец и мать получают свое чадо живым и здоровым. Более того, он отличный психолог и аналитик, к его помощи прибегает даже московская полиция. Мне известно, что при непосредственном участии Чернова были пойманы два весьма опасных маньяка, которых не удавалось вычислить несколько лет.

– Невероятно, ты никогда мне об этом не рассказывал.

– Да я, если честно, уже привык к таким лихим финтам нашего шефа. Его послужной список впечатляет, это факт. Но вот что интересно, меня постоянно не покидает одна мысль: а испытывает ли он удовлетворение, от того, что помогает кому-то. Иногда мне кажется, что его, как я уже сказал, забавляет сам процесс, ему просто нравится играть реальными людьми, иногда двигать их как фигуры на шахматной доске и наблюдать полученный результат, они словно актеры в его маленьком театре, где он одновременно и режиссер, и невероятно любопытный зритель. Ему интересно исследовать чужие эмоции и мотивации поведения. Чернов напоминает мне инженера, создавшего некую хитроумную машину, ему гораздо приятнее осознавать, что эта машина работает, шестеренки двигаются, механизм скрипит, все функционирует слаженно и эффективно, постоянно развивать этот механизм, внося в него изменения исходя из тех или иных ситуаций, вот что его интересует по-настоящему, а деньги или достижение определенной цели – для него это все стоит отнюдь не на первом месте, мы же, его помощники, играем роль эдаких подмастерьев. Таких людей редко встретишь, им движет неуемная жажда познания всего нового и необычного, он прежде всего дотошный и страстный исследователь. Я понимаю, что это все не особо важно, ведь главное, что те, кто к нему обращаются получают очень быструю и эффективную помощь, но все же иногда мне безумно хочется дойти до сути, понять этого человека, его истинные мотивы. Я почти уверен, что львиная доля его деятельности для меня скрыта, а мне, честно признаться, безумно интересно проникнуть за эту завесу. И все же я считаю, что он заигрался в свои игры, ему везде мерещатся сложности и трудноразрешимые задачи. Не знаю, может у меня еще недостаточно опыта, но… Но вот хотя бы взять это наше нынешнее дело. Чернов полностью отметает виновность Родиона, хотя тут еще много неясного, и я говорил ему об этом, но он даже не хочет меня слушать. Да даже если это и не Родион, у него есть куча друзей и знакомых, и, как нам удалось недавно выяснить, очень странных и опасных знакомых, которые тоже могут вполне быть причастными к убийству, поскольку многие из них – личности весьма неприятные. Но Чернов явно не считает нужным всерьез заниматься данными версиями, он не говорит об этом напрямую, даже вроде бы поручил Юре все еще раз перепроверить, но я-то вижу, что для него это скорее формальность, он почему-то решил, что искать ответы нужно совсем в другом месте. Вот и сейчас ему вдруг вздумалось во что бы то ни стало ехать в Нижний, потому что ему, видите ли, кажется, что именно там он сможет обнаружить какие-то важные зацепки. Хотя, может он и прав, ведь наш убитый зачем-то хотел выяснить информацию о сгоревшей давным-давно новгородской психбольнице. Сказать по правде, мне и самому хотелось бы знать, зачем ему это было нужно. И все же Чернов странный человек, его по жизни ведет какое-то собственное звериное чутье, которому он доверяет всецело! Но что, если на сей раз он ошибся, что, если это самое чутье подвело его.