Текст книги "Русский бунт: как развивалась панк-культура в России от СССР до наших дней"

1.3. Панк в перестройку

«Гражданская оборона» в московском Доме культуры, 1988–89. Из архива Льва Гончарова

Билл Келлер в The New York Times: Партийное руководство все чаще песочило комсомол за несоответствие интересам молодежи, и он пошел на рок-концерты с дискотеками в надежде вернуть себе былой охват.

Как итог, рок просочился на радио и телевидение, распространялся через концерты и фильмы. В Москве почти каждый вечер свободно идут рок-концерты, в диапазоне от мейнстрим-попа до ревущего хеви-метала. Начинающие группы теперь гастролируют, их приглашают прослушиваться в «Мелодию» – звукозаписывающую компанию-монополиста.

Однако это не полная свобода.

Перед большими концертами от групп рутинно требуют на проверку тексты песен. Материалы с откровенно политическим содержанием и с сексуальным подтекстом запрещены в принципе, так что такое сочиняют редко.[24]24
  Bill Keller, “For Soviet Rock Musicians, Glasnost in Angst”, The New York Times, 9 апреля 1987 г.


[Закрыть]

Виктор Сологуб: После 1986 года сцена оказалась забита и хорошими, и плохими группами. Это явление называется «перестроечный рок».

Наталья Терехова: [Во время и после перестройки] в группах появились девушки. Могу рассказать о группе Lamia в перестройку (но не о «Женской болезни»). В целом женщины-музыканты мужчинам не нравились: те думали, что такая женщина не подойдет для семьи. А музыкантам-мужчинам не нравились женщины как музыканты (то ли из глупой зависти, то ли из ревности к року). И женщинам в роке максимум доставалась роль вокалистки. Во всем остальном мужчины их просто не признавали.

Считалось, например, что место женщины с детьми и на кухне. «Чтобы женщина с гитарой – ты такое вообще видел?» В итоге мужчины таких женщин не хотели ни в группах, ни замужем за собой.

Группу Lamia я основала не случайно: мне хотелось играть на гитаре. Гитаристкой меня никто не брал, и я собрала свою собственную группу. Мы не пытались ничего доказать ни в музыке, ни в роке. Просто занималась любимым делом, для себя.

Артемий Троицкий: Медленно, но верно раскручивалась пружина «перестройки». В промышленности и сельском хозяйстве начались реформы и эксперименты; стало интереснее читать газеты, повсюду заговорили о «гласности»; сменилось множество министров и прочих руководителей высшего эшелона; стиль контактов администрации с людьми стал более открытым и демократичным.

В почете теперь были не только критика, но и возможные экономические рычаги, понятия прибыли и рентабельности – а в коммерческих преимуществах рока можно было не сомневаться.

Монументальная антиалкогольная кампания подразумевала создание альтернатив молодежному пьянству: клубов по интересам, дискотек, концертов и прочих форм «трезвых» развлечений – и опять рок был неизбежен.[25]25
  Троицкий А. К.: Back in the USSR. – СПб.: Амфора, 2007 г. – C. 162.


[Закрыть]

Александр Аксенов (Рикошет) из «Объекта насмешек», 1986. Из архива Джоанны Стингрей

Вадим Курылев: С приходом перестройки группы из Рок-клуба смогли играть концерты за деньги, и многие поднялись с любительского уровня до профессионального. А ранее подпольные коллективы смогли заявить о себе легально – это была коренная перемена в рок-музыке. Любая группа теперь могла гастролировать по другим городам и за границей.

Джоанна Стингрей: Годы гласности были отличные. Чтобы было много новых групп, кроме «Телевизора», ДДТ и еще некоторых, я тогда не заметила. Но обратила внимание, что возникло много новых площадок, где эти «неофициальные» группы могли играть. Все это смотрелось жизнеутверждающе, поскольку группы могли записывать песни и, как и прежде, исполнять, но уже на более масштабном уровне и за денежное вознаграждение. И это было хорошо.

Ирина Локтева: Первый концерт «Женской болезни» был в 1987 году в ДК Горбунова. «Вопли Видоплясова», «Коллежский асессор», ЭСТ и мы. В один день было два концерта, днем и вечером. Один из первых коммерческих концертов перестройки. На дневном была приличная публика – меломаны, богемные тусовщики, журналисты, фотографы, а на вечернем – орущая толпа панков, металлистов, байкеров.

Ирина Локтева (вокал) и Ольга Суворкина (гитара) из «Женской болезни» играют на съемках документального фильма о перестройке, 1986 год. Использовано с разрешения Ирины Локтевой

Я не концертный человек. Я домашняя девочка. Просто все, что я делаю, – музыка, стихи, рассказы – получается панк.

Андрей Бурлака: Года через полтора после начала правления Горбачева «Аквариум», а потом и другие известные группы смогли легально концертировать и гастролировать по всему Советскому Союзу. Музыку подпольщиков, которую в середине 1980-х записывал Андрей Тропилло, стала издавать студия «Мелодия».[26]26
  Андрей Тропилло – звукорежиссер, создал студию звукозаписи в здании Дома пионеров. Организовал кружок звукозаписи, где легально записывал непрофессиональных музыкантов, чьи записи хотел и мог выпустить. Те, кого я интервьюировал, часто его упоминали.


[Закрыть]

Рок-клуб был популярен в течение пары лет, но ближе к концу 80-х утратил свою значимость: группам позволили делать концерты самим либо через промоутеров, которые также получили права на легальную деятельность.

 
Мы поменяли маски,
Мы сменили костюм.
Мы забыли про сказки
И новым грузом наполнили трюм.
Вихрь перестройки – это наша стихия,
Каждый из нас дестройер
Общественной анестезии.
В новое время мы пришли в самый раз,
Это время для тех, кто еще не погас.
Мы хотим только здесь,
Но не завтра – сейчас.
Мы пришли вовремя,
Это эпоха для нас.
Знаки дорожных правил
Устали гнить под дождем.
Те, кто их раньше ставил
Плюют нам вслед, когда мы идем.
В новое время мы пришли в самый раз,
Это время для тех, кто еще не погас.
Мы хотим только здесь,
Но не завтра-сейчас.
Мы пришли вовремя,
Это эпоха для нас.[27]27
  Песня «Эпоха для нас» группы «Объект насмешек».


[Закрыть]
 

Александр «Рикошет» Аксенов: [Перестройка] дала нам возможность рассказать о наших проблемах и заявить о своих взглядах. Я считаю, что все зависит от людей: верят ли они в возможность решить проблемы в нашей стране… Я верю, что люди могут жить лучше, чем сейчас. Что они могут друг друга понимать. Я верю в лучшее будущее в целом. Основная идея панк-движения в том, что будущего нет, – но я ее не разделяю.[28]28
  Из интервью «Объект Насмешек – Эпоха для нас + интервью на английском»: Youtube-видео, загружено “pengvin86” 7 января 2009, https://www.youtube.com/ watch?v=Csh4PLX22d4.


[Закрыть]

Женя Федоров и Рикошет из «Объекта насмешек», 1986. Из архива Джоанны Стингрей

Герои в порядке их упоминания

Алексей «Рыба» Рыбин – наиболее известен ролью соло-гитариста в первом составе важнейшей русской рок-группы «Кино», где играл вместе с Виктором Цоем. Алексей был в компании Свина и других ранних ленинградских панков.

Евгений «Юфа» Юфит (1961–2016) – художник в самом широком смысле, режиссер многих независимых фильмов – образцов некрореализма. Один из основателей андерграундного направления «параллельное кино», участник ранней ленинградской панк-сцены.

Евгений Титов – музыкант, участник позднего состава «Автоматических удовлетворителей», хотя дружил с участниками группы и до того, как формально к ней присоединился.

Федор (Feddy) «Бегемот» Лавров – музыкант и, по большому счету, один из первых русских анархопанков. Основал собственную звукозаписывающую студию Begemotion Records, на которой издал множество ранних ленинградских групп, включая его собственные – «Отдел самоискоренения» и «Народное ополчение».

Ольга Король-Бородюк – вдова Андрея «Свина» Панова.

Лия Панова – мать Андрея «Свина» Панова.

Андрей «Свин» Панов (1960–1998) – возможно, родоначальник ленинградского панка. Основал первую в стране панк-группу «Автоматические удовлетворители» и множество сайд-проектов.

Игорь «Пиночет» Покровский – музыкант, администратор групп, активный участник ранней ленинградской рок-сцены. Дружил со Свином, Цоем, Рыбиным и другими.

Артемий Троицкий – известный музыкальный критик и журналист, летописец русского рока (в широком смысле). Автор книги Back in the USSR – важнейшего англоязычного источника информации о ранней советской рок-культуре.

Андрей «Маленький Дюша» Михайлов – участник и основатель группы «Объект насмешек» на пару с Александром «Рикошетом» Аксеновым, фронтмен группы «Климакс скандального кризиса», гитарист «Автоматических удовлетворителей».

Виктор Сологуб – основатель, вокалист и бас-гитарист группы «Странные игры».

Джоанна Стингрей – автор и исполнительница музыки из Лос-Анджелеса (США). В середине 1980-х Джоанна с сестрой приехала в Советский Союз и была очарована Ленинградом. Она популяризовала советскую музыку на Западе. Без ее уникальных свидетельств о жизни Ленинградского рок-клуба не было бы многих важных документальных источников. В 1984-м она дружила с участниками «Аквариума», «Кино» и другими. Джоанна высылала в Америку многие музыкальные записи; благодаря ей в 1986-м вышел сборник Red Wave, познакомивший Запад с советскими подпольными группами.

Дмитрий Левковский – тур-менеджер группы «Народное ополчение».

Татьяна Мотовилова – любительница рока времен Ленинградского рок-клуба. Жена Игоря Мотовилова из «Народного ополчения».

Дмитрий Бучин – барабанщик групп «Народное ополчение», «Отдел самоискоренения» и «Нате!».

Юрий Соболев – гитарист «Бригадного подряда».

Олег Гаркуша – шоумен, автор текстов песен группы «Аукцыон».

Наталья Терехова – основательница группы Lamia, играла в ней на гитаре в 1989–1995 годах (Алма-Ата, Казахстан), а также в группе «Женская болезнь» в 1995–1997-х (Москва).

Валерий Морозов – барабанщик «Автоматических удовлетворителей» в 1987–1989 годах.

Николай Михайлов – президент Ленинградского рок-клуба.

Вадим Курылев – лидер «Электрических партизанов». Помимо этого: Бас-гитарист и гитарист группы «Разные люди». Гитарист команд «Адаптация» и «Зимовье Зверей». Известен как участник группы «ДДТ».

Андрей Машнин – лидер группы «МашнинБэнд», одно время был вокалистом «Бондзинский».

Алекс «Оголтелый» Строгачев (1962–2005) – лидер «Народного ополчения».

Ирина Локтева – вокалистка группы «Женская болезнь» (Москва, 1987-й и 1996–1997 годы).

Андрей Бурлака – музыкальный журналист и историк рока, координатор в Ленинградском рок-клубе.

Александр «Рикошет» Аксенов (1964–2007) – лидер «Объекта насмешек».

1.4. (Кратко) о феномене сибирского панка

Вскоре после того, как Свин и компания открыли для себя Sex Pistols и начали воспроизводить, адаптируя к советским реалиям, их стиль, почти в 4000 километров от них закипело и стало подниматься другое панк-движение. В сибирском панке, под (относительным) предводительством харизматика Егора Летова, протестный дух воплотился гораздо раньше, чем в ленинградском. Сибирь – это безусловная родина бескомпромиссного панка в России. Но какое место сибирская версия занимает в истории русского панк-рока, ясно не до конца. Хотя бы потому, что вклад сибпанка в общее развитие и поддержание сцены сводился к вкладу определенных людей, таких как Летов, Янка Дягилева и Джоник из группы БОМЖ, – чье наследие затихало вместе с ними, когда они прекращали играть или умирали. Существовать такое движение могло только в последнее десятилетие СССР, когда вокруг культуры разжимались полицейские тиски, а столичные рок-критики популяризовали термин «панк». Свин, Федя Лавров и другие ленинградские ребята сначала узнали о группах типа Ramones, а потом забренчали на гитарах. Cибирская же молодежь на жанр наткнулась постфактум и присвоила это название, лишь когда признала его годным своему стилю. Но, что важнее, растившие сибирскую панк-сцену ребята были сильнее удалены от центральной власти и сильнее хотели уязвить систему, в которой они жили с чувствами тоски и заброшенности.

Через три не-устные главы, которые есть в моей книге, насквозь проходят две дискуссионные темы; пожалуй, я обозначу их здесь, в этой письменной главе. Тема первая: как будет видно сейчас и далее (в части об Ижевске и провинциальных городах), жанр демонстрирует огромную выносливость там, где молодежи, которая рвется делать музыку и ей делиться, предоставляют для этого места. В Сибири такими площадками для творчества и общения были города типа Академгородка, тюменский рок-клуб, частные дома и летовская студия «ГрОб рекордс». И вторая тема: если рассмотреть одновременно ленинградский панк, сибирский панк и Pussy Riot, то окажется, что параметры для определения панка – туманные и неустойчивые. Если задаться вопросом, отвечает ли сибирский панк тем же критериям, что панк ленинградский или московский, придется учитывать не только музыкальный стиль и моду, но и смысл, и содержание текстов. По сути, сибирский панк заполнил лакуну в жизни тоскующей молодежи, которой, по словам основателя и вокалиста «Культурной революции» Артура Струкова, «приходилось сидеть дома, читать и углубляться в себя» большую часть года.[29]29
  Это удобный случай отметить, что все первоисточники, использованные в этой главе, я брал из других исследований, – в первую очередь из работ Владимира Козлова, который снял о сибирском панке документальный фильм и стал соавтором одноименной книги – «Следы на снегу». Чтобы рассмотреть сибирский панк всесторонне, с точек зрения его участников, обратитесь к работам Владимира. В своей главе я предлагаю свою интерпретацию того, как сибирский феномен включен в более широкий контекст, как он вписан в историю русского панк-рока. Youtube-видеофайл «Следы на снегу», загруженный Владимиром Козловым 8 сентября 2017 года, 3:45: https://www.youtube.com/watch?v=c1CrPFcvKi4.


[Закрыть] Если ленинградские коллеги скорее внешне походили на то, что мы сегодня считаем панком, то сибирские панки воплощали политическое и экзистенциальное содержание панка.

Сказать что-то новое о феномене сибирского панка, который продолжает привлекать к себе внимание всего мира, крайне сложно. По мнению ряда исследователей сибирского панка, он стал ответом молодежи на засилье тусклой госпопсы, лившейся из колонок в конце 1970-х – начале 1980-х. Эту версию аргументируют (довольно неубедительно) тем, что в городах типа Новосибирска, Омска и Тюмени панк-рок возник «из ниоткуда». Как именно панк-рок попал в Сибирь, не установить. Но можно предположить, что главную роль в перемещении жанра сквозь пространство (буквально: в самопальных записях и в самиздате) сыграли многие люди, которые ездили между Ленинградом, Москвой и Западной Сибирью. Да и радиоглушилки с черным рынком, о которых шла речь в предыдущих главах, тоже были не в культурном вакууме. При этом радиоглушилки и черный рынок, о которых шла речь в предыдущих главах, возникли ведь не на пустом месте. Саунд и стиль вмиг распространялись и находили живейший отклик в кругу начинающих музыкантов. А у тех был выход на аудиторию и доступ к инструментам через рок-клубы типа Тюменского, приютившего «Инструкцию по выживанию» и других. «Гражданской обороне», «Пищевым отходам» и им подобным место в пантеоне русского панка было уготовано уже благодаря новизне их лирики и энергетики. А среди современного поколения панк-коллег их наследие и мифы о них только закрепились. Причем, кажется, их посмертное влияние на сегодняшнюю сцену даже чуть преувеличено.

«Сначала мы вообще играли, как мы думали, хард-рок, что-то тяжеленькое. А потом Кока (Николай Павлович Катков) послушал – и такой: “Чуваки, да вы же панк-джаз играете!”», – вспоминает Алексей Чиркин из «Путти» былые времена и проводит связь между диковинным обликом своей группы, ее музыкальным стилем и панк-роком. Музыка появилась до того, как ее соотнесли с жанром, упоминает он.[30]30
  «Следы на снегу», 11:25.


[Закрыть] Если я и позволю себе сделать в этой главе оригинальное утверждение, то вот какое: ‘панком’ сибирский ‘панк’ стал, лишь соприкоснувшись со столичным российским ‘панком’. Я не имею в виду, что творчество сибирских групп не было панком изначально. А лишь подчеркиваю, что их сорт панка, как и характер «сибирского панк-движения» в нашем современном понимании, был более аутентичным и коренным, чем у санкт-петербургских предшественников. Ленинградские панк-рокеры подражали основоположникам панка по ту сторону железного занавеса, а сибирские панки услышали о ярлыке и о том, что такое «быть панком», от своих русских товарищей.

Истоки сибирского хард-рока можно проследить в Академгородке: в этом районе Новосибирска была нетипично мягкая цензура, что отчасти дало толчок к развитию там многих групп. Город буквально жил наукой и культурой, чем, в частности, объяснялась его открытость; местные культурологи и ученые мирового калибра с особым вниманием относились ко всему, что в Москве считалось «опасным». Точкой входа панка в Сибирь вполне мог быть этот район, хотя уверенности в этом нет. Мы знаем только, что свои первые концерты музыканты типа Чиркина и Александра Рожкова из БОМЖа сыграли именно здесь, и что они называли это место «зоной свободомыслия».[31]31
  «Следы на снегу», 10:05.


[Закрыть]

Люди, ездившие из из Европейской части России в Западную Сибирь и обратно, могли возить с собой и музыку: особенно в начале – середине 1980-х годов. Это допущение кажется хоть и не самым убедительным, но и не противоречащим предыдущей версии. Особенно в начале – середине 1980-х годов. Как бы жанр ни зародился в дальних районах страны, но к середине 1980-х (когда сибирский панк уже о себе заявил), благодаря перестройке и гласности, его представителям было уже сравнительно легко познакомиться с более «радикальными» контркультурами с буржуазного Запада. «Международная панорама» и другие телепередачи вещали не только на Ленинград и Москву. Процесс был шире: на русских, которые мечтали о жвачке и синих джинсах, потоком хлынула культура.

Новым группам понадобилось немного времени, чтобы стать известными в СССР. Ярче всех проявил себя Егор Летов и его группа «Гражданская оборона» в Омске: они и определили характер сибирской сцены. Летов записывал сырые треки на дрянную, низкокачественную аппаратуру с магнитной лентой, к чему рьяно привлекал всех начинающих музыкантов, с которыми дружил. После записи эти магнитоальбомы разлетались по всему Советскому Союзу, по пути тиражируясь, и когда кому-то доставалась пятая или шестая копия, звучание там было совсем плоское и трескучее.

Такой остроумный способ рекламы разнес весть о «сибирском панке» из подполья по стране, и к 1987 году Летова и других уже приглашали в Ленинград. Журналы типа московской «Контркультуры», уже зная об эволюции панка на Западе, тотчас признали антисоветскую, бескомпромиссную, продвинутую музыку Летова панк-роком и подписались на экзистенциальную революцию. Вокруг сибирского панка шум расходился волнами, и главных причин тому было две. Первая – ленинградские и московские музыканты искренне, в силу своего снобизма не ждали, что столь оппозиционная и самобытная музыка придет из дальних регионов, и она их цепляла. Вторая причина – для русских артистов и меломанов лирическое содержание этой музыки и DIY-природа этой сцены были чем-то совсем новым.

Подобная дерзость не осталась незамеченной, что немудрено. Несмотря на реформы и атмосферу открытости, сибирские группы подвергались той же цензуре в сфере культуры, что и везде: вы предъявляете тексты – их оценивает комиссия или уполномоченное лицо – вы получаете необходимые печати или регистрацию. Но такие как Летов раздвигали границы возможного: пели несогласованные песни, а потом нападали на авторитетных арт-критиков вроде Артемия Троицкого за коммерциализацию рок-н-ролла.[32]32
  «Следы на снегу», 50:20.


[Закрыть] Это история длительного упорства и сопротивления, но она приняла зловещий оборот, когда за свои действия Летов на три месяца угодил в психиатрическую больницу, а его товарища по группе Константина Рябинова, прямо как Федю Лаврова в Ленинграде, принудительно доставили в армию. Да и советское общество было слишком консервативным для такого нонконформизма: как сказал Роман Неумоев из «Инструкции по выживанию», если бы они прошлись по улице «с гребнями и цепями», их бы «отвели за ближайший угол и там отмудохали просто».[33]33
  «Следы на снегу», 45:50.


[Закрыть] Быть опасными было опасно, но с реформами появилось больше свободы, молодежью занялись уже новые структуры КГБ, и жесткими наказаниями система стала уже меньше злоупотреблять.

 
Солдат подумал, что я больной
Майоp подумал, что я е*анулся
И все они pешили, что я опасен
Ведь я не оставляю следов на свежем снегу.
А меpтвая мышь в каpмане гниет
А меpтвая мышь гниет в каpмане
Тепеpь никто никого не найдет
Ведь я не оставляю следов на свежем снегу.[34]34
  Из песни «Гражданской обороны» «Следы на снегу».


[Закрыть]
 

Полемика вокруг сибирской сцены, впрочем, длится до сих пор. В первые годы панк-сцены в ней было мало женщин: обычно они оставались на вторых ролях – как фотографы, поклонницы, организаторы. В Омске очень известной стала Янка Дягилева, какое-то время жившая в партнерстве с Летовым: сложный и яркий артист, она выстреливала поразительно лирической и современной поэзией. Однако в тусовке парней ее статус держался до тех пор, пока ей самой удавалось его удерживать. «[Янка] сама о себе всегда говорила в мужском роде»,[35]35
  «Следы на снегу», 41:30.


[Закрыть] вспоминает Артур Струков из «Культурной революции». Такое поведение можно было бы объяснить локальным культурным контекстом, но было признано, что в течение жизни Янка страдала от депрессии. О том, что именно вызвало у нее депрессию, мы строить догадки не можем, так как в возрасте 24 лет Янка утонула в реке под Новосибирском. Но, похоже, даже та тусовка, что давала ей отдушину, видела ее только в масках. Точные обстоятельства ее смерти до сих пор неизвестны; многие говорят о самоубийстве.

Самое, пожалуй, удивительное в сибирском панке – это то, как там в полном и интуитивном соответствии с DIY-культурой сформировалось комьюнити и выстроилось творческое взаимодействие. «У нас было свое неформальное сообщество – новосибирско-омско-тюменское. Неформальная самоорганизация, совместные концерты на совершенно подпольных площадках»,[36]36
  «Следы на снегу», 21:05.


[Закрыть] – вспоминает Роман Неумоев. Как и панк где угодно еще, сибирская сцена была образована сочетанием концентрических зон. Зоны – это комната в квартире Летова, либеральные тюменские площадки, весь Академгородок и собственно «Сибирь», пространство, ассоциирующееся с далью, холодом и отчужденностью.

80-е сменились 90-ми, прекратил существовать Союз, открылись культурные шлюзы и впустили мощный поток коммерческих возможностей. Многие сибирские группы от этих возможностей отказались – и даже ругали их за выхолащивание рок-н-ролльной сути. Летов, живший в соответствии со своей нашумевшей строчкой «Я всегда буду против», вместе с Александром Дугиным поучаствовал в основании Национал-большевистской партии. Эта консервативная организация возникла в 1993 году и синтезировала леворадикальную политику с национализмом, при этом используя откровенно фашистские изображения.

Но для нас важнее то, что когда сибирский панк умер, его наследие тоже надолго умерло. Многие их тех, кто родился в СССР, вспоминают, что услышали о «Гражданской обороне» или «Инструкции по выживанию» в 1990-х или и того позже. С 1990-х и до нулевых эти группы присутствовали в эклектичных плейлистах нотальгирующего последнего поколения СССР и любителей мрачняка. Отчасти это связано с тем, что на массовый рынок ранние записи этих групп попали сильно позже их кончины. А еще – с тем, что своей поздней деятельностью Летов бесповоротно испортил себе репутацию и был надолго сброшен с контркультурной сцены. Большинство панк-рокеров, родившихся в 1990-е, не слышали о Летове до недавних пор: какой уж там «крестный отец русского панка». А главная причина, почему интерес к сибирскому панку возродился, – это общая атмосфера в культуре России сегодня. Дарк-вейвовая, экзистенциальная поэзия Летова и Янки резонировала с ощущениями новой молодежи. Тех, кто живет в большом мире, пронизанном творческими процессами и напряженными политическими отношениями, но при все одном и том же режиме, длиной уже в поколение. Тех, чьи чувства одиночества и несогласия сейчас точно так же сильны.