Текст книги "Цунами"

Глава 10

С погодой нам откровенно повезло. Ещё вчера не хотелось нос высовывать на улицу, а сегодня южный ветер растрепал облака и солнышко грело едва не по-летнему.

Около запертых на висячий замок железных ворот «Первомайской-бис», куда подъехал наш «козёл», стояла небольшая группа людей в спецовках во главе с разъярённым Козловым. Оказывается, несмотря на строгий приказ директора, непонятно куда подевалась с ключами от ворот и от здания шахты уже известная нам Мария. Бутко, который приехал со мной и Сергеем, тепло поздоровался с Козловым, и это несколько разрядило обстановку. А тут, кстати, подкатила машина с Гришей.

Вместе с Гришей прибыли пятеро весёлых и сильных на вид парней и две загорелые девушки. С собой они привезли туго набитые рюкзаки, живописно загромоздившие половину салона вишнёвого уазика-буханки. За рулём «буханки» восседал знакомый «викинг» – Андрей.

Ещё один скромный уазик пристроился с краю. Из него, не выходя наружу, поглядывали приданные нам «бойцы невидимого фронта», С договорённостью по МТО у Ахметова ничего не вышло, поэтому я с удовольствием присоединился к группе Гриши. Прямо у забора, на треснувшей железобетонной панели, разложил привезённые от санитарных врачей приборы.

– Ребята, смотрите внимательно. Это пробоотборный насос. Присоединяем кабель к аккумулятору, щёлкаем тумблером. Слышите, засвистела крыльчатка? Воздух всасывается через большое отверстие с насадкой, а выходит через маленькое отверстие со штуцером. На штуцер надевается вот эта прозрачная трубка. Выключаем насос. Теперь удвой те внимание. Эти стеклянные колбы являются стерильными ёмкостями, в которые отбирается проба воздуха. Колбы имеют два отвода с краниками и закрыты притёртыми пробками с резиновыми мембранами. В последующем мембраны можно проколоть микрошприцем и дозированную пробу пропустить через любой аналитический прибор. Устанавливаем штатив. На нём укрепляем заборную насадку насоса. Пластиковую трубку от насоса присоединяем к колбе. Открываем кран на насосе и краники отводов на колбе. Включаем насос и секундомер. Уходим не менее чем на пять метров, чтобы выдыхаемый нами воздух не исказил пробу. Три минуты прогоняем воздух через колбу. А сейчас, задержав дыхание, подходим к прибору, закрываем выпускной краник на колбе. Заметили, насос отключился сам? В колбе создалось избыточное давление, и автоматически сработала блокировка насоса. Не забываем закрыть впускной краник на колбе. Колбу ставим в гнездо транспортировочного чемоданчика и в эту же ячейку вставляем записку. В записке всё просто: место и время отбора пробы. Ну и дата, конечно.

– Как часто меняется насадка? – спросил один из парней, которого Гриша представил как Валерия.

– После десяти отборов. В крышке чемоданчика уложены десять насадок с фильтрами. Они по отдельности запечатаны в полиэтилен, как разовые шприцы. Естественно, нельзя касаться руками торца насадки, дуть в неё, ронять на землю. Гриша, к тебе как к стратегу отдельная просьба. Давай на планах и вертикальных разрезах горизонтов наметим места отбора проб. Горизонтов всего семь. Но ты помнишь: остались сухими только два верхних. Около шахтного ствола пробы отбирать не имеет смысла: слишком сильные конвекционные потоки. Метрах в трёхстах в сторону – предпочтительнее. Четырёх-пяти проб будет вполне достаточно. Но главное – твой глаз знатока. Погляди, может тебе чего и откроется. Я, к моему глубокому сожалению, в геологии не того…

– Саша, не суетись, – тихо сказал Гриша. – Всё сделаем как надо. Посмотри на схему, это что за труба?

Вместо меня ответил подошедший к нам Козлов:

– Это вентиляционный ствол. Вряд ли на поверхности от него что-нибудь сохранилось. Таких стволов в «первомайке» шесть. Все они помечены буквами «ВС». Видите?

– Спасибо, Евгений Иванович, – Гриша сложил схемы и спрятал в нагрудный карман ветровки. – Так как клеть не работает, мы собираемся спуститься вниз по верёвкам. По скоб-трапу, считаю, дольше и опаснее.

– Верно. Скоб-трап – дело ненадёжное. Четверть века прошло как-никак! А под землёй влажность – сто процентов. Мы сейчас для ваших ребят пробьём дыру пошире. Мои хлопцы – мастера своего дела. Проходчики. Двоим наказал, а, несмотря на выходной, пришли аж шестеро!

К нам приблизился Сергей. Вежливо взял Козлова за локоть и отвёл в сторонку:

– Евгений Иванович, раз уж пришли ваши парни, так пришли. Никого домой отправлять не будем. Но я вас попрошу: поговорите потом с ними. Чтоб поменьше слухов было после нашего отъезда. Сами понимаете, проклятое это место, а народ на домыслы горазд.

– Договорились, дорогой. Зря не волнуйся. Второй раз я видел Сергея «при исполнении». Сейчас получилось эффектнее, чем при первой встрече. Козлов, кажется, уже кое о чём догадался.

Наконец появилась запыхавшаяся Мария. Под аккомпанемент ворчания Козлова с трудом открыла замок на воротах, и машины въехали на шахтный двор. Мы прошли пешком. Ещё одна заминка произошла у замка на двери здания. Начавший опять закипать Козлов, отобрал у Марии ключ и открыл замок сам. Со скрежетом отворив обитую ржавым железом дверь, Козлов обратился к присутствующим:

– За этой дверью – тоннель. Там сейчас, понятно, темно. Ведёт он прямо к шахтному стволу. В конце тоннеля – кирпичная стенка. Вы пока готовьтесь. Мои ребята поработают со стенкой. Это минут на пятнадцать-двадцать. Фонари проверьте тут, у входа. Окон в надстройке тоннеля нет. Темень начинается прямо от порога. Мария, садись в мою машину к Ивану, дуй в ламповую и, – он огляделся вокруг, – привези ещё десяток фонарей. Только так: одна нога здесь – другая там! Не то я тебе сегодняшнее опоздание ох как припомню!

Шахтёры, включив фонари и разобрав кувалды и ломы, ушли в тоннель. Уже через минуту оттуда послышались глухие тяжёлые удары. Гриша со своими спелеологами был занят раскладыванием снаряжения. Отдельно – яркие цветные верёвки, отдельно – мудрёные железки с капроновыми тесёмками. Отдельно – мягкие контейнеры для вещей.

Через десять минут запорошённые кирпичной пылью шахтёры вышли из тоннеля.

К тому времени спелеологи и Гриша уже переоделись в оранжевые комбинезоны и надели страховочные системы. Подкатил пыльный «Москвич». Из него вышли Мария и паренёк с шахтёрскими лампами, которые они несли за кабели, как котят за шкирки.

Козлов, Бутко, я и Сергей, вооружившись лампами, двинулись за спелеологами в тоннель. Андрей уселся в машине с газетой. Приданное войско намертво засело в своей крепости на колёсах.

Вовсе не тоннель, а тёмный сырой коридор метров через тридцать привёл нас к пролому в кирпичной перегородке, размеры которого позволяли легко в него пролезть.

Пока глаза привыкали к свету шахтёрских фонарей, показавшемуся нам очень тусклым, особых подробностей не было видно. По контрасту с тёплым двором чувствовался только жуткий холод, который поднимался из шахтного ствола – квадратной дыры в полу около четырёх метров в поперечнике. По углам уходили вглубь мокрые и покрытые хлопьями ржавчины опорные стойки клети. Самой клети не было. Я посветил вверх. Где-то на высоте двадцати или более метров через прямоугольные дыры смутно просматривались огромные колёса спускового механизма копра. Вокруг на тесной площадке валялись свитые в спираль ржавые стальные тросы, обломки кирпича, пыльные механизмы непонятного назначения.

Ограждение дыры выглядело весьма ненадёжным. Я осторожно подошёл к стволу и посветил вниз. Зрение уже вполне адаптировалось, но луч фонаря безнадёжно увяз в туманной мгле. Сбоку, в отдельном жёлобе, были видны перекладины скоб-трапа, похожие на лесенку башенного подъёмного крана. Несколько секунд я пристально вглядывался в темноту. Ничего, кроме полупрозрачных клочьев тумана. Непроизвольно я вздрогнул: призраки погибших шахтёров, показалось, всплыли из тьмы. Я совершенно не склонен к мистике, но сейчас ни за какие коврижки не согласился бы спуститься вниз!

Спелеологи, спокойно и тихо переговариваясь, разбирали и развешивали на себе снаряжение. Валерий, внимательно осмотрев помещение, закрепил зелёную капроновую верёвку за анкер, забетонированный в стену. Отрезок второй, более тонкой верёвки он привязал каким-то сложным узлом к зелёной, оттянув её в центр дыры, предварительно вщёлкнув в петельку карабин и продев в него второй конец зелёной верёвки. Девушки, осторожно протравливая, начали выдавать зелёную верёвку, и скоро её конец, отмеченный белой лентой, исчез из поля зрения.

Ко мне подошёл Гриша:

– Саша, знаешь, мне в голову пришла одна идея… В общем, радиометра у нас нет?

Я встретил напряжённый Гришин взгляд, и тут меня осенило. Кажется, понял. Это то, для чего двадцать пять лет не срок! И скорее бы прибыли такие нужные данные сейсмики!

– Гриша, сейчас, минуточку! В Греции всё есть! У меня в «дипломате». В машине. Сейчас принесу.

Меня опередил Сергей:

– Что принести, Александр Иванович?

– «Дипломат» из машины, Серёжа. Если не трудно.

– Я мигом.

И Сергей бросился к дыре в перегородке.

– Ты уверен, что Сергею нужно знать содержимое твоего «дипломата»? – шёпотом спросил Гриша.

– Уверен, что открывать его он не станет. А я найду способ передать тебе радиометр незаметно. В устройстве разберёшься сам. «Бэлла» Пятигорского завода «Импульс». Лёня её несколько усовершенствовал. Работает как зверь. Гриша, учти, первое правило техники безопасности при работе в лаборатории: горячая колба выглядит так же, как и холодная. Ты меня понял?

– Бежит Сергей, – сказал Гриша и отошёл от меня к ребятам.

– Александр Иванович, принёс!

Серёжа сиял как медный пятак. Даже в полутьме было видно, что он страшно рад хоть какому-нибудь делу. Заподозрить его в «чрезмерном любопытстве» у меня не повернулся бы язык.

– Спасибо, Санчо! Зачисляю тебя отныне в почётные оруженосцы! Будешь таскать за мной копьё, медный таз и «дипломат» с документами, понял?

– Так точно, понял, благородный дон!

– То-то же! Ты бы не стоял столбом, а помог ребятам чем-нибудь. Слышишь, как они пыхтят?

Я взял из рук Сергея «дипломат» и, открыв его, начал деловито перебирать в нём бумаги. Сергея уже загрузили работой спелеологи: он сосредоточенно возился с мотками верёвок. Передача радиометра прошла без осложнений.

«Благородный дон»? Это что-то новое. Неужели Гриша прав? Надо будет уточнить. Обязательно.

Пока спускались первые двое парней, внимание всех было приковано к ним. Радиостанция, которую мне вручил Гриша, передавала во время сеансов связи тяжёлое дыхание и отрывистые голоса:

– Валера, осторожно, тут железяка справа. Сюда, сюда. Я на ступеньке. Закрепи за балку. Как принял? Оттяжку я сейчас перенесу. Окей! Висит, родная! Я пошёл! Конец связи.

Спуск проходил по одной верёвке, без страховки сверху. Так теперь работают все спелеологи, объяснил мне Гриша. Мороз идёт по коже, когда видишь человека, повисшего на паутинке над бездной.

– Мы в штольне первого горизонта, – сообщил Валерий. – Готовы принимать остальных.

Гриша помахал мне рукой, пристроил чемоданчик с пробоотборником за спиной и исчез в черноте шахтного ствола. За ним по очереди спустились ещё двое: парень и девушка. Оставшиеся с нами трое спелеологов, я догадывался, числились в резерве.

Козлов отошёл от дыры и, обращаясь ко мне, сказал:

– Ну, пока! Всё у вас идёт как надо. А мне пора на работу. Сегодня хоть и выходной, но на взрывскладе есть дело. Если что нужно будет – подскакивайте. Семён Яковлевич знает. Удачи вам!

Козлов с трудом протиснулся в пролом, и его шаги быстро затихли в бетонном коридоре, почему-то поименованном тоннелем.

Радиостанция у меня в руках опять ожила. На связь вышел Гриша:

– Саша, как принимаешь меня? Мы решили начать снизу. Сейчас спустимся на второй горизонт, отберём пробы, а потом сделаем работу на первом. Идёт?

– Принимаю на пятёрку. Тебе там виднее, Гриша. Увидишь что интересное – говори. В каком состоянии крепь? Мы все тут за вас переживаем.

– Судя по устью штольни, крепь пока стоит. Потолок держит. Будет что другое – сообщу. Конец связи.

К акая-то заминка произошла через пятьдесят минут. Спелеологи на разных горизонтах о чём-то совещались. Опять стало слышно тяжёлое дыхание и редкие команды. До нас доходили лишь непонятные реплики:

– А ты уверен? Сюда посвети. Нет, светите все вместе. Настя, спустись пониже, закрепись. Ну что там? Не понял, – последние слова принадлежали Грише.

Через несколько минут Гриша членораздельно подал голос из глубины:

– Саша, под нами в стволе сухо. Воды нет. И, судя по некоторым признакам, никогда и не было. Спускаемся ниже. Как принял?

– Тебя понял хорошо, а в обстановке ни черта не понял. Как нет воды? Куда же она подевалась?

Гриша ответил с лёгким раздражением:

– Ты забыл собственные знаки вопроса, которые расставлял на полях? Кто говорил о воде ниже второго горизонта? Вспомнил?

– Гриша, прости, это от волнения. Всё принято. Вопросов нет.

За рукав куртки меня тронул Бутко:

– Первый горизонт – восемьдесят шесть метров.

Второй – сто двадцать четыре. Третий – двести семь. Им спускаться больше восьмидесяти метров. Спросите, как дышится. Нет признаков це-о-два?

– Гриша, если можешь, ответь.

– На приёме.

– До третьего горизонта ещё восемьдесят три метра. Признаков углекислого газа нет? Семён Яковлевич спрашивает.

– Всё хорошо. Дышится нормально. Налаживаем спусковую верёвку. Спроси у Серёжи, у спелеолога Серёжи, кому в рюкзак положили компас. Я что-то запамятовал.

– Гриша, на связь.

– На приёме.

– Сергей говорит, что компас у Насти. Не в рюкзаке, а в правом кармане комбинезона.

– Принято. Анастасия, почему молчишь? Ох уж мне эта девичья память!

Прошёл ещё час ожидания. Несмотря на свитер и тёплую куртку, я изрядно озяб без движения. Поэтому обратился к Бутко и Сергею:

– Пошли на солнце, радиостанцию оставим ребятам. Если что – мы тут рядышком. Сразу будем в курсе дела. Чего зря здесь торчать и мешать людям?

– Я не мешал, Александр Иванович, – улыбаясь, заявил Сергей.

– Это не тебе персонально. Информация для всех, не участвующих в спуске. Объявляю общий отход. Ребята, это не отступление, как говаривал мой тёзка, генералиссимус Суворов, а ретирада. Съездим в город, привезём провиант. Отсутствовать будем минут сорок. Там, во дворе, в случае чего машина с радиостанцией. Лады?

– Лады, – ответил за всех плотный веснушчатый Сергей. Спелеолог Сергей.

На улице царила идиллия. Наш «козёл» раскалился на солнце до температуры доменной печи. И не поверишь, что на календаре глубокая осень и ещё считанные часы назад я мёрз и мок в дырявых ботинках. Войско сидело на кирпичах в тени своего броневика. Андрей мирно похрапывал под газетой на штабеле старых шпал в трёх метрах от персональной душегубки. Решили его не беспокоить и выехали с шахтного двора в сторону Южношахтинска.

Как на грех, все официальные торговые точки оказались на обеденном перерыве. А те ларьки, что были открыты, не могли предложить ничего, кроме «Спрайта» в запылённой пластиковой таре и печенья, затвердевшего до состояния железной руды, произведённого в нашем веке в станице Тимашевской. Колбасу на местном базаре мы купить не решились. Её вид навевал фаллические культовые настроения, а это, признаюсь, не способствует аппетиту.

Поколесив по городу и окончательно рассвирепев, нашли одно-единственное заведение с вывеской «Кафе». Мы вошли туда, отбросив марлю при входе, забытую с лета. Очередной сюрприз Южношахтинска. Сначала неожиданно симпатичным оказался Козлов. А второй раз – кафе. Ну и наелись же мы! На три дня – нет, на неделю вперёд. Еда, которую нам подавали, оказалась такой вкусной, такой трогательно домашней, что оторваться от стола было крайне тяжко. Бутко, вытирая вспотевший лоб клетчатым носовым платком, признался, что и не ведал о таком рае на территории проживания. И что он и его жена вряд ли выдержат конкуренцию со здешними умелицами.

Затарившись тарелочками из фольги с полным комплектом блюд для страхующих спелеологов и Андрея, воздав хвалу Всевышнему, медленно, с достоинством покатили к своей шахте. По радио Сергей дал координаты нашего пристанища бойцам арьергарда, и они должны были прибыть с минуты на минуту.

На шахтном дворе особых перемен не было замечено. Сергей, выбравшись из-за руля, решительно направился к сладко сопящему соратнику, а мы с Семёном Яковлевичем, нагрузившись тарелочками, втянулись в негостеприимную темноту тоннеля.

Около шахтного ствола на расстеленном носовом платке стояла радиостанция, но самих спелеологов не было.

Я бросился к радиостанции, кляня себя за разгильдяйство. Надо же, не догадались даже позывной себе придумать! А рядом военные люди: Сергей, например. Мог бы и подсказать. Хотя при чём тут Сергей? Японская фирма, черт бы её забрал! «Куда они запрятали проклятую тангенту?» – проклинал я про себя и дизайн радиостанции, и темноту, и полковника Ахметова. Наконец палец лёг на нужную клавишу.

Одолев мгновенный приступ паники, я успокоился. За мной такого раньше не водилось. Если бы произошло что-то экстраординарное, оставшиеся на поверхности могли просто выйти во двор и сообщить обо всём тому же Андрею. Значит, ситуация штатная и нечего сучить копытами!

Я поднёс микрофон к губам и нажал тангенту:

– Эй, подземный люди, кто меня слышит, ответьте. Динамик отозвался тонким девичьим голосом:

– Это Даша. Слышу вас хорошо. Ребята разделились. Сергей ушёл отбирать пробы на второй горизонт. Я как раз стою на втором горизонте. А Гриша сейчас спускается ниже. У нас осталось шестьдесят метров верёвки. Гриша хочет что-то проверить глубже и спускается на всю длину. Он занят, поэтому и не отвечает.

– Эй, наземный люди! Как принимаешь меня? – заговорил с одышкой Гриша.

– Мы, наземный люди, принимаем, однако, тебя отлично. Что там, Гриша?

– Минутку подожди, сейчас закреплюсь на скобтрапе.

«Минутка» растянулась на целых пять. Вот Гриша заговорил снова. Дыхание у него полностью восстановилось, и задумчивая интонация ощущалась в речи отчётливо:

– Что-то воды пока и тут не видно, уважаемый Александр Иванович. Я попутно рассматривал земную кору в хирургическом разрезе. Кое-что прояснилось, но не до конца. Семён Яковлевич далеко?

– Рядышком, Гриша.

– Передай ему рацию, пожалуйста.

Я протянул радиостанцию Семёну Яковлевичу, показав указательным пальцем местонахождение тангенты.

– Григорий Львович, ты там жив? – спросил Бутко.

– Относительно, Семён Яковлевич. Если сможете, постарайтесь припомнить и подсказать мне направление генеральной трещиноватости породы. Пока спускался, меня крутило на верёвке. Сейчас стою на скоб-трапе, но ориентиров нет. Где лево, где право – не понять. Скоб-трап проложен по разным стенкам ствола. Компасом пользоваться бесполезно. Тут столько железа! А схему я оставил ребятам на втором горизонте.

– По горизонтали – направление восток – северо-восток. По вертикали то же самое, но не так ярко выражено. Угол падения примерно шесть градусов.

– Спасибо, Семён Яковлевич. Теперь всё стало на свои места.

Бутко передал мне радиостанцию и облокотился на ржавые перила.

– Семён Яковлевич, осторожнее! – всполошился подошедший со двора Сергей. – От этой гнили всего можно ожидать.

Бутко отошёл от перил. Снизу снова вышел на связь Гриша:

– Саша, вы, пожалуйста, не мёрзните в потёмках. Нам работы ещё часа на три, не меньше. Выбирайтесь на солнышко. Что важно: Дашу вы услышите. Остальной народ – вне зоны радиосвязи. УКВ-связь под землёй весьма неэффективна.

– Принял, Гриша. Мы надеялись ваших страхующих подкормить. Привезли кое-что. Теперь, не обессудьте, слопаем сами.

– Не беспокойся, Саша, всё в порядке. Я сейчас поднимусь на второй горизонт, дождусь ребят. Вместе выберемся на первый. Там и отобедаем. У нас всё нужное с собой имеется. До связи.

Как ни хорошо было днём, а осень всё-таки есть осень. На шахтный двор вползли сумерки. Андрей, намаявшись за день, уныло пинал ногой банку из-под пива. Увидев нас, заметно обрадовался: живые люди! Тут подкатил знакомый «Москвич», из которого в четыре приёма высвободил могучую стать хмурый и осунувшийся Козлов.

– Ну как дела? Не закончили ещё? – обратился он ко мне.

– Нет, Евгений Иванович. Григорий Львович сообщил, что работы осталось часа на три.

– Семён Яковлевич, ты не устал с молодёжью общаться? А то давай подброшу до дома. Я сейчас как раз сам домой еду.

– Спасибо, Женя. Я останусь. Ты что, попрощаться заехал?

– Точно. Извините, друзья, нездоровится мне что-то. Знобит. Прилягу, посплю часок. Марии скажу, придёт, запрёт ворота. А ты, Семён Яковлевич, завтра заходи ко мне: расскажешь, что ребята в «первомайке» выловили. До свидания всем.

Процедура втискивания в «Москвич» повторилась в обратной последовательности. «Москвич», вильнув задом, умчал генерального директора Козлова Е. И. в сторону Южношахтинска.

Через три часа окончательно стемнело. Вяло беседуя, мы сидели в уазике Андрея, освещая салон потолочным плафоном. Войско по известным причинам к общению не стремилось. Радиостанция, поставленная на свободное сиденье, вдруг прокашлялась. Гриша весело сообщил, что они уже все наверху. Мы расхватали свои шахтные фонари и бросились к зданию. При входе буквально столкнулись с гурьбой спелеологов. Лица, перепачканные угольной пылью, и грязные комбинезоны сделали их похожими на идущих со смены шахтёров.

– Стирать не перестирать нам до конца жизни свою амуницию. В пещерах такой грязи не сыщешь, – сокрушённо покрутил головой Сергей (спелеолог). Все облегчённо засмеялись. День отработали. О результатах будем говорить отдельно.

Андрей повёз в город своих пассажиров. С Гришей мы перебросились только парой слов. Он тайком многозначительно показал мне большой палец. Я понял: добыча есть.

В машине ко мне пристал Сергей:

– Как успехи, Александр Иванович? Что, так сказать, докладывать руководству? Не зря сегодня ребята в шахту лазили?

– Не зря, Серёжа. Совсем не зря. Пробы воздуха, которые мы везём, в понедельник пропустим через умный прибор в университете. Для меня это очень важно. Даже отрицательный результат – это уже результат.

– Какой результат? Вы в пробах ищете что-то конкретное?

– Нет, Серёжа, не что-то конкретное, а закономерности я ищу, ферштеен?

– Ферштеен, – явно ничего не понимая, ответил Сергей и замолчал до Южношахтинска.

Отвезли домой Семёна Яковлевича и к Ростову катили по пустой трассе, прямо навстречу ещё почти полной луне.

– Серёжа, давай проскочим мимо нашей базы до Аксая, – неожиданно для самого себя попросил я.

– Пожалуйста, – буркнул определённо набычившийся Сергей.

Но сейчас меня мало занимали Серёгины обиды. Последние дни и ночи меня подсознательно мучили сомнения, которые мгновенно разрешились: еду к Алине! Зайду на пять минут. Только поздороваться. О делах поговорим потом. Поздороваюсь и уеду.

В свете окон и уличных фонарей подплыл Аксай. Порывшись в кармане куртки, нашёл адрес, который мог бы и не уточнять. Я его выучил наизусть: улица Крайняя, 18.

Сергей знал Аксай назубок. По его словам, он здесь родился и вырос. К улице Крайней мы подъехали без задержек. У дома № 18 я попросил Сергея подождать меня пять минут. Деревянный высокий забор, деревянная калитка. В отблеске далёкого уличного фонаря и фар нашего «козла» угадывался тёмно-зелёный цвет забора. И белая кнопка звонка слева от калитки. На улицу из-за забора свешивались тонкие голые ветки вишни. Я нажал на кнопку и подержал пару секунд. Звонка не услышал и внутренне сжался в ожидании. Прошло две, потом три минуты. Никто не подошёл к калитке. Я уселся на сиденье, прихлопнул дверцу. Сергей, не заводя мотор, смотрел на меня. Вместо слов я сделал неопределённый жест рукой: мол, давай трогай! «Козёл» медленно отъехал от зелёной калитки.