Текст книги "Клетка"

– Надпись? И ты молчал?

– Да ты сама видела полустертые треугольники и квадраты. Васильев даже читал их тебе, только перевести не смог.

– И что это было?

– Арамейский, ничего необычного. Только не спрашивай перевод – я ещё не сошел с ума. Тогда не сказал, и сейчас не скажу – велика и печальна тайна сия есть.

Елизавета сгорбилась над небольшим столом, монитор ноутбука давно погас, и лицо её наполовину скрывалось в тени плафона настольной лампы. Тем чётче выделялись сжатые маленькие губы, проступили морщинки вокруг рта. Она не была интересна как женщина, но железный характер и ясный логический ум всегда заставляли считаться с ней. Как-то по особому на неё засматривались люди обоих полов, ну и третьего, если он всё же есть.

– Да, мне всё это интересно. Более того, согласна бесплатно трудиться на тяжкой ниве раба твоего. Ты изящно ушёл от другой темы. Через месяц мы закрываем сезон. Предстоит тяжёлый разговор с Ольгой. Что мы вообще собираемся делать?

Захар Алексеевич сидел в трусах на самодельных нарах, вывернув поджатые бедрами пятки. Легко поднял с пола рюкзак, достал пачку сигарет, бросил её обратно.

– А что мы собираемся делать? – разочарованно переспросил он, как ребёнок, которого шлёпнули по руке, когда он потянулся к любимой игрушке.

– Послушай. У меня есть почти взрослый сын. У тебя нет не только сына, у тебя внучатого племянника не завалялось. А, может, я не знаю? – криво усмехнулась Изотова, но тут же жёстко добавила: – Из меня небольшая любительница рожать, воспитывать потом, да и все эти бабьи глупости. Отвечай, тебе нужен сын, наследник? Меня ты и так устраиваешь, но нельзя же быть таким наивным, прости господи, инфантильным таким. У мужика должен быть сын – ты можешь себе это позволить и при этом не думать о бессонных ночах и пелёнках. Или ты уже не хочешь? – Елизавета не то, чтобы сдалась в своём рвении навязать профессору наследника, но как-то поникла, смолкла.

– Лиз, хочу, ну, успокойся. Сто грамм налить?

– Алкаш. Какие сто грамм…

– Да где мы четвертую суррогатную мамашу возьмем? Уже весь город знает, – не особо печалясь, скривил губы профессор.

– Вот об этом и думай. А то у него там на предмет сына божьего сход состоялся, – упершись подбородком в кулак, отрезала женщина сквозь сжатые зубы.

– Собор.

Елизавета Петровна поднялась, глядя в стол, задумчиво и покаянно заговорила:

– Вот-вот, собор. Может, креститься тебе? Нехристь столичная. Меня бабки в церковь быстро снесли – тут у них развлечений мало. А что толку? Вот и тебе родить не могу. Не могу – и всё тут, убей, как вспомню…

Захар глупо захихикал, достал таки сигарету, пошёл на крыльцо.

*

Буквально на следующий день после возвращения в Петербург Захар Алексеевич и Елизавета Петровна побывали в деревне у незадачливой мамаши. Это была симпатичная смышленая девушка, когда-то предложенная им клиникой экстракорпорального оплодотворения «Мой малыш». Среди прочих она выделялась покладистым характером, яркими зелеными глазами и крючковатым носом, что тут же подметила Елизавета, потому что у неё самой был нос Бабы Яги, а от изумрудных глаз профессора, имевшихся на лице искусственной мамы, она просто теряла голову. Ольга тут же согласилась переехать из пригорода в квартиру заказчиков, справедливо заподозрив, что там за ней будет установлен явный и тайный пригляд. Действительно, в помощь ей тут же предоставили няню, медсестру, роскошную спальню, шикарную столовую с кинотеатром и пластиковую карту, привязанную к десятку очень неплохих интернет-магазинам. И только одно условие: учитывая, что каким-то невероятным образом две предыдущие фальшивые мамы не довели дело до нормального разрешения родами (одна отравилась грибами, вторая банально ударилась в загул), Ольге предстояло развлекаться, не выходя из квартиры.

Условие было грубейшим образом нарушено, но «мама» выклянчила миллион рублей на лечение и тут же вместе с супругами отправилась в клинику «Мой малыш» по поводу дальнейшего сотрудничества. А бездетная пара решила в очередной раз показать своё маниакальное упорство в достижении однажды поставленной цели. Естественно, раздосадованное руководство фирмы пошло навстречу и даже предложило какие-то бонусы и скидки. Но уже на следующий день будущие родители получили некие документы и видео от частного детектива, после просмотра которых они не только расторгли контракт со своей клиникой, но не стали пока обращаться ни в какую другую. Вопрос повис в воздухе, но от решения его не отказались.

А пока отвлеклись на тьмутараканские изыскания. Материал за три с половиной месяца собрали приличный, оставалось бегать по лабораториям, совещаться с коллегами, внедряться в пределы герметических наук: от алхимии к нумерологии, от астрологии к теургии. Все больше фактов указывали на то, что, действительно, некая крымская колония в докняжеский период имела тесные византийские и римские связи. Кое-какие находки прямо говорили, что эллины и славяне появились здесь одновременно, что уже подводило к сложному для осознания выводу: христианство могло прийти сюда из Палестины ещё до того, как оно перекинулось в Рим. Локация осваивалась и «окультуривалась» одновременно с Каппадокией, Антиохией, Фракией.

О чаше профессор не забывал ни на минуту. Уже через месяц у него была официальная карта на артефакт по составу, символам и знакам, совершенно выбивавшимся из логики исторических познаний и религиозных учений, так что публиковать её, как научный факт, никто бы не озаботился. Меньше всего этого хотел и сам Захар Алексеевич. Но дело не застопорилось, оставалась небольшая лазейка, чтобы ухватиться за тему и раскрутить её до конца. В отчётах биохимической лаборатории содержалось весьма загадочное заключение относительно состава плёнки на внутренней стенке сосуда. Профессор из личных бесед выяснил, что идеальную формулу вещества аналогичного свойства смогли составить только однажды и не очень давно. В лабораториях университета Экзестера, известного своим явным эзотерическим уклоном. Это была кровь человека, возможно, женщины.

Надо сказать, российские учёные ненамного отставали в генетике. Определить генотип, отредактировать его, вырастить клона с аутентичными или заданными параметрами особого труда не представляло. Давно научились подстраивать криофотонное нейрополе к полю элементарных частиц, что позволяло воспроизводить память объекта клонирования, сохранять его умственную и эмоциональную проекцию. Дело в том, что вся информация об окружающем мире сохраняется в отпечатках синапсов на атомарном уровне. Считать её можно было, только притормозив безумную пляску электронов вокруг ядра. Она оказалась весьма информативна и всего-то оставалось расшифровать эту информацию. Материя может быть неживой, но переменные характеристики перестроенного электромагнитного поля каждой её наноспирали превращались в бездонное хранилище данных. Успех операции извлечения отпечатков был полный, но извлечённая информация часто зависела от качества выделенных клеток, получаемых из остатков вещества некогда живых существ.

Стопроцентные копии животных и людей легко адаптировались, их без особого труда интегрировали в современную среду обитания. Но с некоторыми особями человеческого рода возникали проблемы, и тогда их объединяли в группы и поселяли отдельно от общества. Московская лаборатория выделила всех возрождённых военных, живших в период позднего средневековья, в особую касту и поселила их во дворце царя Алексея Михайловича в Коломенском. Получилось приличное войско. То же самое сделали специалисты Казанского и Новосибирского университетов. Самой трудной задачей оказалось составление графика боевых действий и подбор полей сражений. Но, в основном, с задачей справились, и раз в год профессионалам позволяли совершать дальние походы. Пока клонированные горняки добывали руду, а металлурги плавили её для общественных нужд, воины выбирали воевод и ходили биться друг с другом. Но военачальники всегда оказывались настолько бездарны, что их отряды либо валились с ног от недопоставок воды и продовольствия, либо разбегались при первых невозможных командах. Серьёзные сражения просто исключались, поскольку в России высоко чтили закон о запрещении клонирования настоящих князей и полководцев. А если и случались стычки, то сабли и алебарды из специального хрупкого пластика быстро приходили в негодность, и дело заканчивалось рукопашной.

Лиц духовного сословия и особо набожных поселили в бездействующем Зачатьевском монастыре. С ними проблем не было: с утра до вечера они пребывали в молитвах и лишь изредка заказывали экскурсию куда-нибудь в Новый Афон или к гробнице Иоанна Крестителя в Дамаск.

Случались трагические ошибки. Как-то Уральские генетики возродили всеми почитаемого коллегу, погибшего от апперкота во время научного эксперимента с клоном не менее почитаемого боксёра. Генетик затаил обиду, что не было чем-то необычным, так как при повреждении ЦНС сбои при работе с ДНК случались. Он выкрал из Института мозга нужный материал и в домашних условиях создал реплику одного из вождей мирового пролетариата. Учёному объявили выговор. Но профессиональный революционер уже через полгода организовал марксистский кружок и запланировал штурм Кремлёвского дворца, о чём проговорился один из старых большевиков, появившийся в лаборатории несколько раньше. Пришлось их всех интернировать в Горках. Не пожалели 20 гектаров земли и обнесли всё пространство высоченной решёткой. По их законному требованию с помощью голографической проекции на территории соорудили храм Иисуса Христа и несколько петербургских дворцов. Выдали для развлечения муляжи «трёхлинеек» и пятьдесят тонн взрывчатого вещества, полученного на 3D принтере. Клоны каждый день пытались уничтожить храм. Взрывчатка из папье-маше иногда слегка детонировала, чем возбуждала революционеров и большевиков ещё больше.

Однажды случилось несчастье. Как-то в лабораториях МГУ реплицировали, казалось бы, простого слесаря – в России катастрофически не хватало специалистов общих рабочих профессий. Но невнимательно изучили анкету – он оказался гениальным самоучкой в третьем поколении. Устроившись на завод в Королёве, слесарь Зябликов быстро добился должности бригадира и звания мастера 1 класса, отчасти потому, что воодушевил всех рабочих и инженеров головного предприятия на соцсоревнование. Свой талант он реализовывал, оставаясь на сверхурочные в цехе, где никак не могли довести до ума новейшую межпланетную ракету. Когда, осенённый идеями, он нашёл выход из тупика, отчаявшиеся к тому времени рабочие воспряли духом и принялись уговаривать начальство провести стендовый тест. Начальство, чтобы поддержать инициативу в рабочей среде и, абсолютно не веря в удачу, предложило рабочим неофициальный выкат изделия на полигон в Жуковском и имитацию старта. От стартовых столов давно отказались, и нужно было только разогнать агрегат по взлётной полосе аэродрома, используя двигатель на 0.005 % мощности. Они так и сделали – но недостроенный корабль навсегда ушёл в ночное звёздное небо.

*

Через три месяца сомнений Захар Алексеевич связался с интересующими его людьми далёкого британского академического заведения. Они оказались компетентными специалистами и радушными интересантами. Формальную часть учёные быстро преодолели. Заявку от Питерского университета как будто ждали, и после небольшой предоплаты на кафедру прибыл курьер, молодой человек в чёрном, вполне сносно владевший русским языком, а также теми многочисленными предметами, в которых мог судить и сам профессор археологии с шестидесятилетним стажем.

Молодого человека звали Пьер, он оказался хорошо осведомлён о находке профессора и гипотезах с нею связанных. Учёные сразу выяснили круг проблем и задач, быстро определили пути их разрешения. Для начала решили провести полный спектральный анализ вещества, оставшегося в незначительном количестве на дне и стенках сосуда. Всё это можно было сделать на месте. Но расшифровку генотипа при условии, что материал окажется соответствующим предварительному заключению по возрасту, составу и качеству, а не распавшейся на атомы субстанцией, командировочный настоятельно потребовал провести в Экзестере, и непременно в кампусе Тремо. Всего несколько дней потребовалось на радиологический анализ, спектр и проведение прочих манипуляций силами местной технической базы. Результат подтвердил предварительное заключение. Кровь человека, жившего около 1700 лет назад, сублимированная в превосходный генетический исходник, благодаря хранению в герметичном сосуде и в исключительно благоприятной внешней среде.

Приятно удивлённая навыками и усердием Пьера, профессорская чета без церемоний переселила его из гостиницы к себе на квартиру, где он и провёл пару недель в ожидании разрешительных виз. Всё это время он изучал содержимое своего ноутбука, не теряя времени, производил расчёты, а после личного звонка Фэллы Веньюмин, баронессы, рыцаря Ордена Британской империи, а по совместительству канцлера университета Экзестера, подхватил серебряный чемоданчик с образцом ткани и наработанным материалом и уехал. Захар Алексеевич потерял сон и аппетит: он застыл в ожидании результатов.

К весне о нашумевшей находке будто забыли. Запросов не было ни от коллег археологов, ни от смежников, представителей исторической науки и генетики, но что более удивительно, от религиозных организаций и музеев. Чашка стояла в углу местного хранилища древностей, без всякой особой охраны, даже без таблички, совершенно обязательной в таких случаях. На кафедре готовились к новому выходу «в поле». Старые материалы отработаны, описаны и классифицированы, по итогам чего состоялась пара открытий, сбылось несколько диссертаций.

Пьер написал письмо на личный и-мейл профессора. Предложил срочно приехать в Экзестер ввиду необычности и важности открывшихся обстоятельств. Из сообщения следовало, что некоторые вещи вообще не подлежат обсуждению в письмах. Это было странное заявление, но оно чрезвычайно эффективно подействовало на Крымского: он с детства увлекался конспирологией. Что отчасти и привело его в профессию.

Учёный совет, не получив убедительных объяснений, всё же смилостивился над авторитетом учёного и одобрил командировку. Ехали вдвоём с доктором Изотовой. Кому-то надо было присматривать за рассеянным профессором. Тем более, что ректор Троянский выделил дополнительный грант с таким замысловатым обоснованием, что никто не понял, за что или для чего.

Часть 5. Экзестер. Искушение

Проплутав пару дней среди многочисленных частных аэропортов юго-западной Англии, Захар Алексеевич Крымский, заслуженный археолог, профессор, доцент кафедры Санкт-Петербургского университета, ректор Института археологии, автор целого ряда книг и монографий, прибыл, наконец, по нужному адресу. В обществе доктора Елизаветы Петровны Изотовой, супруги и ассистента. Это был частный аэродром Святого Луки в Корнуолле, где их и встретил сотрудник университетской администрации Пьер де Валлон. Он передал кому-то туго набитые сумки, а самих усадил в пузатый чёрный автомобиль. Они сразу направились в исследовательский центр при кампусе Тремо, что находился буквально в километре от взлётного полосы.

В середине длинного коридора прибывшие чуть задержали взгляд на табличке CANTEEN, что не осталось незамеченным. Пьер по-мальчишески хлопнул себя по лбу и со словами «ах, да, конечно», открыл дверь и, глянув на часы, спросил, когда ему следует вернуться. Столовая оказалась самой обычной в понимании служителей российской науки. За яичницу расплатились наличными в древней кассе.

Несколько сотрудников лаборатории, довольно возрастных безбородых мужчин и наголо остриженных женщин, приветливо пожали руки, представились, предложили кофе. Присесть, однако, не пришлось – всё пространство огромного полукруглого зала было уставлено грифельными досками, подставками с небрежно набросанными схемами и спиралями на ватмане. Предполагалось, что заказчики будут расхаживать вдоль разрисованных стен и задавать свои вопросы, по старинке тыча маркерами в рисунки, чтобы весь процесс оказался наглядней, ощутимей. Такой подход понравился профессору – кроме того, несмотря на очевидную усталость, он был рад, что не дали повод сменить легкий полуспортивный наряд путешественника на традиционный костюм с галстуком.

Извиняться за плохой английский Захару Алексеевичу давно надоело, поэтому начал он с главного, даже не поинтересовавшись, отчего питерскую кафедру до последнего держали в неведении о ходе исследований.

– Итак, коллеги, я догадался, что представленный материал оказался информативным и работопригодным, если я могу так выразиться. Скажите, наконец, что это было? Вино? Оливковое масло? Человек?

– Полубог, – без тени улыбки ответил высокий старик с выкрашенным ёжиком на голове. – Полубогиня, если угодно. Совсем точно: кровь полубогини.

Все присутствующие молчали и с интересом наблюдали, какой будет эффект. Захар Алексеевич закашлялся, подавляя ожидаемое волнение, но скоро взял себя в руки – ведь были некие предположения, а сам он вообще брал выше… так чего ж теперь…

– Нельзя ли пояснить, коллега? Профессор Мэттью, если я правильно помню?

– Совершенно верно, профессор Захар Крымский. Я могу так называть вас?

– Конечно. Но, думаю, рано или поздно вы перейдете на просто Захар, или Джозеф, как меня окрестила доктор Изотова, а вам будет проще. Меня не удивило бы, если бы вы, профессор Мэттью…

– Просто Мэттью…

– Спасибо. Если бы вы, Мэттью, сказали «полубог», я удивился бы не так сильно. Вы все знаете, кого я имею в виду. Или я что-то неправильно понял?

– Дело в том, – англичанин подошел к жирному изображению ДНК-спирали, положил ладонь на мелкие квадраты, – что вот эти хромосомные пары последние 150 миллионов лет определяли принадлежность к женскому полу любой особи известной ветви млекопитающих.

– С ума сойти, – прошептала Елизавета, ещё сильней сжав локоть мужа.

Крымский долго молчал. Откашливаться ещё раз он счёл неприличным, поэтому просто прохрипел:

– Ну, хорошо, человеческая женщина. В горшке. И хотя, к огромному сожалению, наиболее интригующая версия отпала, все же… хотелось бы знать… что за женщина… Опять же, вы называете её полубогиней. Почему?

– Всё просто, – на сей раз голос подала женщина-генетик. – Чтобы установить вид и видовые качества существа, нам потребовалось определить его геном. Он описывает всю совокупность генов, заключенных в гаплоидном наборе хромосом организмов одного биологического вида. Чтобы понять, какая женщина, пришлось пройти чуть дальше – мы расшифровали генотип, который является уже уникальной генетической характеристикой каждой отдельной особи.

– Вы узнали, кто она? – Крымский почувствовал, как на затылке приподнимаются волосы.

– О, нет. Для этого нужен сравнительный анализ. Семьсот тысяч мужских и женских маркеров, как минимум. И вот здесь наш университет предлагает вашему университету самое широкое сотрудничество, – тихо, но чтобы все слышали, сказала высокая смуглая женщина, незаметно присевшая на стульчике у входа в аудиторию. – Позвольте представиться, мисс Алиса Кроу, доктор наук, археолог.

Профессор почувствовал досаду после такого вторжения в процесс его просвещения, вмешательства явно меркантильного свойства, когда остались ещё недосказанные вещи, которые ему сейчас важней всего другого на свете. Здесь и сейчас. Неужели она уже торгуется?

– Очень приятно. Мисс Кроу, я вас понимаю. У нас есть образцы тканей, верней, генные матрицы, идентифицированных жён всех владетельных персон и других видных дам того периода. Ваше предложение я вынесу на учёный совет. Но прежде я хотел бы услышать общее заключение генетиков.

Доктор наук повела плечами. Захар Алексеевич раздраженно подумал: «Да уж, доктор наук, можно подумать. Только из ямы вылезла». Склонность к долготерпению не входила в число его достоинств. Он вопросительно посмотрел на женщину-генетика, имя которой забыл в ту же минуту, как она представилась. Она же бросила взгляд на мисс Кроу и продолжила:

– В ходе исследования были рассмотрены отдельные гены объекта. Дело в том, что ген – это участок генетического материала, который кодирует определенное свойство. В нашем случае поразительными оказались целые сочетания генов, ответственных за интеллект и творческое начало. В представленном образце они поистине божественны. Ещё немного работы, и мы докажем, что данная особь была магом, если хотите, колдуньей.

– Что не удивительно, если вспомнить прежние гипотезы, высказанные весьма авторитетными профессионалами по поводу данного… артефакта, – с легким нажимом добавила мисс Кроу. – Кровяная субстанция принадлежала неизвестной загадочной женщине. Остальное – частности, над которыми мы и работаем в данный момент. Профессор, извините, но мне кажется у вас немного утомлённый вид. Теперь, когда вы знаете главное, вам нужно отдохнуть. Работы впереди много, а здоровое любопытство тоже имеет свои…

– …пределы, – уныло закончил Захар Алексеевич. Пьер де Валлон сочувственно пожал плечами и галантно пригласил гостей следовать за ним.

*

Елизавета Петровна и её заслуженный супруг устроились в кампусе, в особой гостинице для учёных и преподавателей, приезжающих в университет по делам особой важности. Каждый день их приглашали в лабораторный корпус для совместной работы, но, как им показалось, пока больше из вежливости, поскольку помощь их была невелика, а расшифровка генотипа практически закончена.

Срок командировки подходил к концу, но стало очевидным, что через некоторое время предстоит ещё одна поездка для проведения окончательного сбора, анализа и сопоставления матрицы объекта исследования. Потребуется сотрудничество целого ряда заинтересованных университетов с целью получения всей доступной информации по теме, а также подбор или создание соответствующей компьютерной программы. Захар был счастлив: материал отлично сохранился, выдал 100% результат, и теперь оставалось только ждать решения фортуны, а она всегда была к нему милостива и благосклонна. Впрочем, необычайный интерес проявил не он один.

Через два дня их пригласили на совещание исторического факультета. Людей было мало, тема неинтересная, и Захар Алексеевич откровенно недоумевал, зачем их позвали. Вскоре дело прояснилось. Появился вице-канцлер университета сэр Марек Лавэс с плеядой помощников, они окружили гостей и как-то невзначай от общих рассуждений перешли к теме Христа, остановились на его учениках, на отношении к женщинам вообще и к Магдалине в частности. В евангелиях профессор, конечно, разбирался на уровне среднего богослова, но вот толковать те из них, которые считались неканоническими, не мог. Выходило так, что и здесь его обошли коллеги из «расселовской» группы. Обошли и теперь просвещали. Совсем неудобно получилось, когда заговорили о Магдалине, которая по одной из версий оказывалась не только первым адептом учения, но и женой Иисуса, более того, беременной от него. Необходимые доказательства могли сводиться к раскрытию секрета крымской чаши. И вот к этому секрету чудесным образом они все вместе подобрались. Но дело оказалось юридически непростым: публиковать любые результаты исследований лаборатория не могла, и никто из группы не имел права даже выносить эту тему за пределы кампуса – таковы были условия договора сотрудничества, о которых сам профессор Крымский имел лишь самые общие понятия. Кроме того, любая информация без подтвержденного первоисточника суть блеф и вздор. Таким образом, в руки учёных попала совершенно новая нить, тонкая, но обнадёживающая, которую только предстояло распутать. Версия казалась ещё более заманчивой, чем предыдущие, хотя никто ни разу не высказал её вслух и без оговорок.

Самое интересное случилось на следующий день, когда группа генетиков должна была передать результаты своих изысканий в сеть Петербургского университета с объяснением условных обозначений и шифров лично представителю университета-заказчика. Во время одного из коротких перерывов Крымского попросили пройти в соседнюю аудиторию, небольшую комнату, скорее чулан, для разговора с глазу на глаз с сэром Мареком. Профессор не удивился – вокруг этого дела раскручивалась некая аура, и он чувствовал себя одним из её создателей.

– Когда мы разберемся с этой загадкой, я осмелился бы предложить вам кафедру, Джозеф. Не спешите с ответом, пожалуйста. Поезжайте к себе, подумайте. Ответ я жду в следующий ваш приезд.

– Но как? Мои труды не столь значительны, чтобы вот так…

– Не беспокойтесь, я знаком с вашими трудами. Они просто восхитительны. А последние ваши догадки по юкатанским пирамидам просто уникальны и заслуживают самых высоких похвал. Мы можем сотрудничать, и я думаю, с завершением данного эксперимента вы могли бы продолжить свою деятельность здесь.

– Задача практически решена. Дело за малым, – без всякого энтузиазма произнёс Крымский.

– Не думаю, Джозеф. Мне известно, что окончательное решение задачи потребует ещё много сил и времени. Тайна только приоткрыта. Впереди сравнительный анализ, идентификация. Добавлю от себя: предстоит ещё кое-что, ещё более грандиозное. Именно нам с вами предстоит завершить дело. Разумеется, материальное и финансовое сопровождение проекта мы можем полностью взять на себя.

– Я смутно представляю свою дальнейшую роль, профессор Лавэс, – Захар Алексеевич недоумевал: оставалось всего-то сравнение образца по банку данных мировых университетов. Хорошая программа сделает это очень быстро. Но профессор верил, продолжение последует, потому что не могло случиться так, что в данном случае совпадений просто не окажется. Англичане что-то знают и, как обычно, темнят. А тут уже такая перспектива… определённо, они на пороге глобального открытия. О провале профессор даже не думал, в свои восемьдесят он был по-детски оптимистичен: «Только единицам на этом свете перепадает такая удача».

– От вас, конечно, потребуется толика сведений, ваши знания и опыт. Ваши условия вы можете легко переписать в открытой части контракта.

– Да, я могу ходатайствовать о дальнейшей совместной работе. Условия договора я не имею права обговаривать, но, думаю, совет пойдёт навстречу, – в этот момент Крымский не понимал до конца, о чём они говорят, он чувствовал восторг и ни о чём больше думать не желал.

– Если это последнее ваше слово, желаю удачи, профессор. Передайте коллегам мои соболезнования по поводу раннего ухода из жизни Юрия Моисеевича Троянского. Ведь это мы с ним задумали весь этот проект. Сообщите мне, когда станет известно, имя его преемника – с ним у меня состоятся очень важные переговоры.

– Как? Троянский был в курсе всего?

– С первого и до последнего дня, мой друг. Кстати, сколько лет ему было?

– Сто девять, – вздохнул Захар Алексеевич.

– Да, совсем молодой ещё. Вчера, кажется, мы с ним разбирали вавилонские свитки, возились с мумиями пятнадцатилетних фараонов. А как это случилось?

– Дело тёмное. Я как раз в это время, а времени вы мне дали много, ждал известий от вашей лаборатории и анализировал образцы ДНК людей, представляющих интерес по нашей проблеме. Со слов генетиков, некоторое время назад они получили странное анонимное предложение. За огромные деньги кто-то прислал уже подготовленную стволовую клетку давно умершего мужчины. Ссылаясь на конфликт с сотрудниками некой лаборатории, им предлагали завершить процесс клонирования этого кого-то. Учитывая наш опыт сотрудничества с Сорбонной, коллеги не решились востребовать анкету исходного материала. Они до сих пор не могут выяснить, кто это был – оказывается, наши французские друзья никогда не получали отказ по незавершённым объектам. В-общем, когда процесс был полностью завершён, клон-мужчина подгадал момент и просто, вцепившись в горло Троянского, задушил его. Потом выбросился из окна. Шестнадцатый этаж.

– Ай-я-яй, – пробурчал Лавэс. – И ведь такое происходит частенько.

– Вот ещё что, профессор, – наивно округлил глаза Захар Алексеевич. Потом отвёл взгляд в сторону. Определённо, с некоторых пор ему не нравились некоторые секретные дополнения к контракту, щедрость Лавэса, столь близкое и тайное его общение с убиенным Троянским, да и сам Лавэс. – Почему вы не оговариваете факт беременности объекта на момент изъятия крови? Не потому ли, что внимательно изучили неапокрифическое евангелие от Марии, пропавшее из Александрийской библиотеки 50 лет назад?

Вице-канцлер лишь скользнул взглядом по лицу Крымского.

– Я полагаю, об этом говорить рано. Кстати, подобные вещи оговорены в контракте.

*

Совет учёл положительную динамику исследований в Экзестерском университете. Согласие на продолжение работы с биоматериалом было получено, договор о совместной деятельности подписан, ответственность сторон определена. Саркофаг с запечатанным горшком и чашей передавался на ответственное хранение в университет Экзестера. Спрогнозированы социально-политические и экономические последствия эксперимента. Все прагматично, корректно, научно обоснованно.

Опять далёкая чужая страна. Опять два дня метаний по частным аэродромам юго-западной Англии. Наконец, кампус Тремо, кабинет сэра Марека. Встречали Захара Алексеевича и Елизавету несколько человек из университетского руководства.

*

– Поверьте, Джозеф, – продолжила Фэлла Веньюмин. – Ваши права не нарушены, но кто мог знать, что уже первая проба окажется положительной? А впереди ещё сколько?

– Эх, профессор Крымский, – Лавэс крепко заехал Захару Алексеевичу по плечу. – Если и заработаем лавры, то они все ваши. Добавьте должность завкафедрой нашего университета и разрешение продолжить работу над проектом.

– Он уже не существует. 1% совпадений участков хромосом – это ни о чём, погрешность, не более, – профессор обречённо уставился в пол. Обокрали. Всё самое главное сделано без них, пока они блуждали по питерским кабинетам и английским аэропортам. Он искренне полагал, что в его присутствии сработало бы мифическое начало самой высшей пробы.

– И дева из Гефсиманской гробницы тоже ни о чём, – возбуждённо вмешался Мэттью. – Пусть не близкая, но родственница. Теперь ещё одна экспедиция в Галилею – и мы всё знаем!

– Вы забываете о секретной части контракта, Захар Алексеевич, – елейным голосом подключилась доктор Алиса Кроу.

– Ну, а что там? – равнодушно спросил учёный. Наличие дополнительного раздела сильно беспокоило его, и не только с точки зрения закона. С некоторых пор они с Елизаветой стали побаиваться секретных, да еще сакральных тем. Алиса Кроу мягко и вразумительно продекламировала: