Текст книги "В провинции у моря. Книга первая (1998–2014)"

В провинции у моря
Книга первая (1998—2014)
Александр Гранов

© Александр Гранов, 2017

ISBN 978-5-4485-5424-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сборник 1998—2012 гг.

Без рубрики, или Нелокальность локальности

Еще в 1935 году Эйнштейн, Подольский и Розен, пытаясь доказать неполноту описания мира квантовой теорией и тем самым опровергнуть ее, обратили внимание на свойство нелокальности квантовых систем и продемонстрировали наличие запутанных состояний пары квантовых частиц, принадлежащих одной системе.

Нелокальность в физике – это наличие таких областей в пространстве и времени, в которых не действуют известные нам физические законы. Наличие нелокальности в квантовом мире предполагает мгновенное действие на расстоянии

 
Шел беззвучный снег, убеляя буквы,
Серо – тусклых слов, что лились из буден.
Предвкушенье снов из ошибок прежних,
Отгоняло сон, чтоб позвать надежду…
 
 
Невелик сугроб, снег недолго сыпал,
Но бело округ, он затем и выпал,
Чтобы спектр дней из павлиньих сказок,
Обелить, омыть и окрасить разом…
Да, растает он, но зависнет в выси
Нелокальность снов, нелокальность мысли,
Чтоб шепча слова, теоремы Белла.
Постигали вмиг как реальна небыль!
 
 
Ночью выпал снег, это ж что-то значит,
Не всегда, порой, так светла удача,
Не всегда, порой, снег так бел и светел,
Жаль, что суть вещей лишь доступна детям.
 
 
Бросив рюкзачки, буквари, тетрадки,
Под заливный смех на портфелях катят.
Школа не уйдет, дети знают точно.
То, что надо знать, не получишь очно.
 
 
То, что надо знать, вроде бы и просто,
Но ответ дают только на вопросы,
Что над бездной тщет молчаливо виснут,
Что над бездной бед продвигают к мысли.
 
 
Шорох у ресниц, шум снежинок тише,
В белой пелене стерлись все границы.
В белой пелене все покрыто тайной,
Падает снежок. Леденеем, таем…
 

2012 г.

 
Прямых девяностоградусная пересеченность,
Суммаугольность, стиснутая кубом,
Сосредоточенная неотвлеченность
Закованная ребробревенчатым срубом.
 
 
Кубометрами измеряются объемы шара,
Стоят в шеренгах владельцы извилин,
Распрямления ноющая усталость,
Когда никто ни пред кем, ни в чем не повинен…
 
 
Города – суть торжества прямой линии над кривой,
Но радость определена границей,
За горизонтом, за городскою чертой,
Меридианам на Полюсе надо слиться
 
 
А вот в каких кубометрах баранина облаков,
И откуда мерить, сверху ли, снизу…
Рука хватает ультрамариновый плов,
Извилины отторгают мысли про кризис.
Ведь не зря говорят, что вывозит всегда кривая,
В кривизне извилины сила мысли,
Посмотришь – график кривизною пугает,
Прямая ж на графике – смерть. Признак, что вышли,
 
 
Покинули тело силы его питающие,
И путь этих сил тоже, увы, не прям,
Душам из тел в кривизну улетающим,
Не избегнуть ни взлетов, ни падений ям.
 
 
Ощутивший Пространство осмыслит вульгарность прямой,
Она всегда обернется кривою.
Одному на смену другой приходит строй,
Левою шаг меньше, чем правою ногою.
 
 
Или наоборот, если смотришь в зеркальную гладь,
Постигая доказанности сути…
Но вместо них неприятная глазу рябь,
Непонятно складывающиеся судьбы.
 
 
И ничто не засчитывается, никакой порыв
Не приравнивается к абсолюту.
Нет прямой, есть конечность, отрезок, обрыв,
Труб органа объемность и нежность струн лютни…
А над оскалом прямой, клацающей примитивом,
Сплошной ритуально – этнический вой,
С монотонным, дымно – кадильным мотивом.
И защищающий этнос воюющий строй,
 
 
Или идею, требующую сожжения книг,
Ведьм, непокорных жен осмелившихся
Испытать вне брака любви настоящей миг,
Даже в тайных мечтах, неопосредованно.
 
 
Некогда спрашивало, затем отвечало одно
Радио, о том может ли, например,
Чукча править, как оленями, всей страной?
Так уж правил, не хуже, чем грузин изувер…
 
 
Или вот, в американских штатах благословенных,
Их же самокрещенными попами,
Еще недавно нигеры были скверной,
Ныне же все устои в Штатах попадали.
 
 
В доме белом – белом, построенном только для белых,
Вдруг обернулась прямая расизма,
Уже не кривой, а крушением веры,
И это явь, а не призраки коммунизма.
 
 
Рухнула аксиома о превосходстве белого
Над другими полутонами спектра,
А коль нет цветных, то правые, левые
Стоят у рулей разноголосья векторов.
И лишь Пространство – Время, в улыбке Перельмановой,
Шепчет, любая уверенность зыбка,
Что надо бы знать, за что кормят манною,
В чем главная собака зарыта – ошибка…
 

2009 г.

 
Предрассветность полумглистой печали,
Уже не сон в понимании ночи,
Под песни горлиц теней качание,
Тяжелей тела мысль ворочается.
 
 
А звуки горлиц скорее не песни,
Аккомпанемент идущего утра:
«Та дам там, та дам там»! Звучит предвестьем —
Не надейся, будет очень все трудно.
 
 
Ведь даже малость – вхождение в бодрость,
Требует горлицы со причастие,
Чтобы проснуться в кровати, вне одра,
Нужно везение, удача, счастье…
И понимание того, что во вне
Жизнь. За пределами твоего Эго.
Вереница, ряд нумерованных дней
Это не боль, не страданья, не нега.
 
 
Жизнь, это рожденное как молния
Меж двух противоположных зарядов,
Вспышкою жжет иллюзии о вольной
Жизни, независимой и вне стадной
 
 
Но альтернатива этой юдоли
Есть, хоть что-то в ней Перельмановое,
Зато в мыслях, принципах своих волен,
Не зависим от социумной манны.
 
 
Но там уже тел контакт невозможен,
Иных энергий пересечение,
Путь для избранных, не то, чтобы сложен,
Но на нем уже не до чьих – то мнений.
 
 
Лишь именуемое Святым Духом,
Станет во всем краеугольным камнем.
Слышит слышащий внечастотным слухом,
Что началом жизни звучит там «Амен».
 
 
А в утре: «Та дам там, та дам там» горлиц,
В бликах еще сокрытого мглой Солнца,
Кого-то бодрит, а кого-то горбит,
Отныне до Маяковского донца.
 
 
Были, есть ли, будут другие птицы,
Прямить свистом сознанье во Времени.
Путь прокладывать к постиженью Выси,
Коснув крылом, удалять прах бремени.
 
 
Чтоб от не внявших уйти, удалиться,
Оставив прах с ног вместо Слова мертвым,
Что жизнь уподобили гонке, блицу,
Cкольжению с аквапарковой горки.
 
 
Так уж водится, что мертвые сами
Хоронят своих мертвецов. У Творца же
Все живы. Потому прощальный Амен
Не старт поминального эпатажа.
 
 
Возьмем похоронный марш у Шопена
Всего лишь часть вне контекста Сонаты
Фортепьянной, из части третьей тема.
Дуют ее в тубы, сделав утраты
 
 
Символом, аксиомой конечности.
Кто услышит за трубными звуками,
Что души стремятся к встречи с Вечностью.
Навсегда порвав с Земными муками…
 
 
В рассветной тиши: «Та дам там, та дам там»,
Ползут полутени по зыбким кустам
Сливаются в звук: «Та дам там, та дам ти»,
Чтоб душу под горлицу в Вечность ввести.
 

2011 г.

 
Всем сложат руки одинаково в гробу,
Сокроют крышкой озаренья блики.
Предав земле ошибки и улики,
Прокладывать к холму не поспешат тропу.
 
 
Как одинаковы глазницы в черепах,
Как отличить скелеты друг от друга,
И коль высокою была подруга,
Введет в ошибку червем выеденный пах.
 
 
Мы одинаковы в останочной красе,
Но что мешает здесь быть разноликим,
Не превращая радости в улики,
Самим перед собою быть всегда, везде…
 
 
Дана возможность здесь нам проявить себя,
Служа не идолу или кумиру,
Чтобы на одре расставаясь с миром,
Смирясь, его покинуть все и всех любя.
 
 
Что радостнее дара быть самим собой,
Не утешаться фигою в кармане,
Когда никто не предан, не обманут
И ты в согласии с своей земной судьбой.
 

 
Телефонный зуммер сотово-мобильный,
Средь листвы весенней кенаром поет.
Перелетный странник, отмахавший мили,
Беспилотный вестник, чей-то страсти взлет.
 
 
Начинает тихо, исподволь, негромко,
Серой скромной птичкой, что в тиши ночи,
В контражуре лунном, среди теней ломких,
Вторит звезд дыханью трепетным – очнись…
 
 
Трепетным и скромным, пощадившим уши,
И, возможно, нервы, как уж повезет,
Тоненько, невзрачно… Кнопку жми и слушай,
Что судьба готовит и куда ведет.
 
 
За каким порогом, по каким порокам,
По каким ухабам, дней недолгих бег.
Сбудется ль все сразу иль по мелким крохам,
Гладкою дорогой иль тропой без вех…
 
 
И придут ли силы, чтобы сердце страстью,
До минут предсмертных билось и звало.
Кто-нибудь ответит, что такое счастье…
Это когда зуммер не приносит зло.
 

2009 г.

 
Пушкин, но не в летном шлеме,
День шестой, шестой и месяц,
Только в веке двадцать первом,
Год двенадцатый струится…
И зачем-то, вдруг Венера
Свой проход вершит по диску
Греющего нас Светила,
С безразличием конфорки…
 
 
И проход последний этот
В веке нынешнем и в нашей,
Не изложенной нормально,
Без утильных «быть и должен»,
Жизни или лишь попытки,
За пределами импринтов,
Ощутить тоннель свободы,
Что скорее всего нонсенс,
Просто, по определенью.
Как в тоннеле быть свободным,
Это доля лабиринта,
Свыше в нем заложен выбор.
Ничего, что надо носом
Натыкаться на ошибки.
Можно обвинить принесших
Векторы, хоть направленья
Оперевшись на импринты
Сами избирали, волю,
Всю свободу изъявленья,
Проявляя в лабиринте…
 
 
Но порою некто хитрый,
Под покровом ночи сапой,
Тихо, как колечко дыма,
Исчезает вдруг из жизни.
Вроде бы искусным словом
Убаюкан, успокоен,
Жил без тени суицида,
Оказался упокоен…
 
 
Александр Сергеич, здрасте,
Вам сегодня уже двести
И тринадцать лет за ними,
Вы-то точно не свалили!
Кстати, также вот шестого,
Пережив вас лет на сорок,
Деток ваших отчим помер,
Заменивший вас в постели…
Кто-то скажет, мол, случайность,
В том что в этот день родился,
А преемник умер в этот
День июньский благодатный.
Не имею зла к Ланскому,
Он взрастил Его потомство.
Интригует лишь случайность,
Нелокальностью интриги.
 

2012 г.

 
Не просто осень, а октябрь,
Дрожит разжиженным туманом,
Тоскою растворяя явь,
И обнажая лета драмы.
 
 
Стоит уныло дельталет,
Молчит мотор, поник пропеллер,
До лета отложили взлет,
Пред ним закрыли в небо двери.
Его удел покорно ждать,
Стоять и ждать, вздыхая часто,
Когда июня благодать,
Его одарит взлетным счастьем.
 
 
Да, здесь пока, увы, октябрь,
Дождинок капли, лужи, лужи…
На юг пернатая вся тварь,
Летит, чтоб убежать от стужи.
 
 
Летит, боясь прервать полет,
В движенье крепнет крыльев мышца.
Все двигаться должно вперед,
Чтоб не было застоя в мыслях.
 
 
Чтоб притяжение Земли,
Ее условности и тщеты,
Бессильны были для Любви,
Чтоб Неба обрести Заветы.
 
 
Чтоб силу обрести в Любви,
Чтоб Неба обрести Заветы.
 

2008 г.

 
Век писчую уже сменил на комп,
Но я сливал в ночи, сливал украдкой,
Не в писчую сливал, сливал в тетрадку,
Скопившийся в душе досады ком.
 
 
Но как ни строй из черных литер цепь,
Как не старайся разорвать оковы,
При приближенье отступает цель,
А путь любой достаточно условен.
 
 
Спасенье в этом, видно, от потерь
Несбывшихся надежд, от тщет желаний…
Хоть говорят – стучи в любую дверь,
В паденье тоже есть очарованье.
 
 
Подарок затуманенных небес,
Шафрановый оттенок нищей схимы.
Ужель в служенье превратится стресс…
И для других в санньясе просто сгинем.
 
 
От охватившей сердце пустоты,
Сковавшей силы утомленной мышцы.
По чину эпитафия, цветы…
И все по кругу, будто только вышли,
 
 
Так, ненадолго, не захлопнув дверь,
Для тех кто следом, чтоб оставить доступ,
Придет. Вот точно, что придет Апрель,
А в нем Телец озвучит свою поступь.
 
 
На стыке с Маем заострит рога
И поразит не только сердце – душу,
Хор из Наббуко грянет под орган,
А мы сквозь слезы будем его слушать.
 
 
Под звуки Верди думать сквозь слезу,
Ее глотая, валерьянку к ночи,
За что судьба на нас имеет зуб
В прилично иудейской оболочке…
 

2011 г.

 
Все перемены неизбежны.
От дефлорации до..лядства,
Своё диктует всем промежность,
Не действует в той зоне клятва.
Залога нет в паха (бной) сделке,
Плати по счету ли, Корану,
У всех..лядей одни проделки,
Секс не считается обманом.
 
 
Им надо это для здоровья,
Чтоб в тонусе держалась мышца,
С любовью можно, не с любовью,
Но чтоб вошло, а семя вышло.
 
 
И бесполезно искать «честных»,
Таких не создала природа,
С каким бы не тусилась блеском,
Раздвинет ноги под уродом.
 
 
И все понты – улыбки кротость,
Взгляд томный, нежный, тихий голос,
Застенчивость и даже скромность…
Ну не змея, а ужик, полоз.
 
 
Гадюки, а на вид блондинки —
Гидроперитом цвет меняют.
Их новый облик не картинка —
Блесна, ей губы продырявят,
 
 
Что раскатала жертва. Слюни,
Пустив аж до пупа и ниже…
Вот так мы жизнь свою и губим,
Топя надежды в..лядской жиже.
 

2011 г.

 
День был растянут как меха,
Гекзаметром Гомеровского слога,
Тянулась тоника разлитого стиха,
Чтоб изобилием истечь из рога.
 
 
Зной предобеденный вздохнул
И превратил в овалы циферблаты,
Ни дуновения, лишь отдаленный гул,
И звук валторны, словно стон из ада.
 
 
Над всем зависший эпилог
Моей ли, вашей уж прошедшей жизни,
Беззвучны гласные, из них не склеишь слог…
Лишь слышно черви приступили к тризне.
 

2005 г.

 
Скорее не пример, а так, пришло на ум,
Понять, кто кушает с какой тарелки,
Кто любит мисок глубину, кто с мелких
Все тянет в рот, чтоб сделать хрум…
 
 
И вот вопрос, нужны на ней цветочки, нет,
И как влияет на пищеваренье,
Художника – дизайнера творенье,
Вкуснее ль, например, омлет,
 
 
Когда положены яички на цветочки?!
Что чувствует, лежа в цветах, сосиска…
Когда красиво, кажется не близко,
Расчленение в кусочки.
 
 
А как с тем быть, что нож царапает листки,
Что нежатся в касаниях тумана,
В красивости обеденно – обманной…
Что делать, снова трем виски.
А может ту тарелку, вовсе, не на стол,
Пускай висит на стенке, как картина,
А вилки и ножи проносят мимо
И не столкнут ее на пол…
 
 
А если кружку Эсмарха разрисовать,
Что именуют в просторечье клизмой,
И что, что весь продукт заходит низом,
Зато какая благодать
 
 
Подставить чресла этой дивной красоте.
Пусть булькает спасительная влага,
Дерьмо все вымывая, словно драга…
Но вновь мешает мысль мечте.
 
 
Подумалось, вдруг нерадивый санитар,
Нестриженным ногтем попортит краску,
Сведет на нет дизайнерскую страстность,
И голый зад лишится чар…
 
 
Пусть лучше тоже встретит на стене конец,
Ну чем не парочка – тарелка, кружка…
Еще бы к ним каких подвесить кружев,
Случился полный бы звездец!!!
 

2010 г.

 
Простите, пардон, I am sorry,
Но рвутся из сердца вести!
Поэты пишут историю,
И ставят в ней всех на место.
 
 
Бунтарскую, придворную,
Любовную, с слезным флером,
Или набатно – церковную,
С угрюмо – немым укором.
 
 
Утром отшельник праведный,
К ночи любовник трепетный…
В сердце страстями сжигаемом,
Вечной войны отметины.
 
 
Драмы никем не считаны,
Победы как поражения,
Вечным гноятся триппером,
Недругов поношения.
 
 
Как будто бы кто-то знает,
Как надо на самом деле…
Как псалтирь, как кимвал играют,
Ведя Любовию к Вере.
 
 
Как якорный крест Надежды,
В подлунно – астральном блеске,
Вдруг грубого делает нежным,
Белит все черные вести.
 
 
Каждый в своей реальности,
Кротом в слепоте тоннельной,
Ждет, что концом бескрайностным,
Будет награда по Вере.
 
 
Что вспыхнет в конце тоннеля,
Луч самой высшей юдоли.
Но вдруг появляется Гедель,
Бекар за нудным бемолем…
 

 
Пыль падежей ознобно-горяча,
Пересекаясь, высекают буквы искры.
Скрипят извилинами мысли,
Всегда чему-нибудь учась.
 
 
Нейроны обрекают падежи
На поиск новых звукоформных очертаний,
И если б не образованье,
Не обозреть бы рубежи.
Неописуем буквенный оскал
От драйва разных буйноцветных сочетаний.
Звенит кислотное камланье
И держит алкоголь накал.
 
 
Все есть, но нет лишь в головах царя,
Царя – властителя всех высших дум и знаний…
И головы плюются бранью,
Выбрасывая зла заряд.
 

2004 г.

 
Наяву, не в грезах греза,
В двадцать первом веке грозном,
На ветрах, не зная штиля,
Меряет за милей милю.
 
 
Буруном вскипают волны,
Корабли от качки стонут,
Далеко им до причала,
Греза, отгони отчаянье.
Отгони соленый привкус,
Страх из потаенных мыслей,
Скрип отвязанной оснастки,
Греза, отгони ненастье.
 
 
В дни волшебного бесстрастья,
Грезы были чище, слаще,
В нотах детского альбома,
В стенах дедовского дома.
 
 
Сохрани свой вкус и в веке,
Стань отметиной и вехой,
В двадцать первом от рожденья,
Вечной жизни без сомнений.
 

2004 г.

Прецессия – явление, при котором момент импульса тела меняет своё направление в пространстве под действием момента внешней силы.

Подобное движение совершает ось вращения Земли, что было отмечено Гиппархом как предварение равноденствий. По современным данным, полный цикл земной прецессии составляет около 25 765 лет и называется Платоновым годом.

 
Рубеж преодолев незримый,
Переместилась мира ось,
Чтоб новые вдохнуть в нас силы,
И победить надеждой злость.
 
 
Всего лишь поменялся месяц
Длиной в две тыщи с лишним лет.
Он нелокальностью освечен,
И квантовый дает нам хлеб.
 
 
Две тыщи лет нас призывают
Вкусить его еще вчера…
Но избранные точно знают —
Ждет каждого Фавор гора!
 
 
Единый миг там год Платонов
Прислушайся, уж вышел срок,
Коль нелокальностью затронут,
Не станешь выбирать дорог.
 
 
Вкусив романтику свободы,
Познав просторы парадигм,
Забудешь сумрачные годы,
Догматы из отживших книг.
 
 
И Баховский аккорд надмирный
В душе ожившей зазвучит!
Вольет он новые в нас силы,
А все сомнения затмит
 

2003 г.

***

 
Осталась Рыбам Грусть на кончике пера,
Две тысячи лет с лишним вражды и суеты.
Две тысячи лет с лишним дорогою из сна
Не шли, ползли из фарисейства тьмы.
 
 
Перо в эпоху Рыб – не карандаш, не ручка,
Компьютер и оргтехника опишут судный день,
Но нет в них крика птичьего, мне ж без полета скучно,
А игры электронные уводят душу в плен.
 
 
На кончике пера остались Пушкин, Лермонтов,
Ведь в наши думы свет их перья принесли,
Все б по иному мы и думали и делали,
Когда бы души эти в Россию не пришли.
 
 
На кончике пера остались письма – радуги,
Когда-то их полет нес солнышко в февраль,
Но перьев нет уже, и близких мы не радуем,
И в телеодиночестве вбираем века хмарь.
 
 
На кончике пера, на деревянной ручечьке,
Простого, ученического, номер восемьдесят шесть,
В другом тысячелетии, с другой судьбой и участью
Осталась наша Родина, а всех потерь не счесть.
 

2000 г.

***

 
Я стык веков прочувствовал не датой,
Не календарным измененьем цифр,
А рубежом надежды и утраты,
В нем день вчерашний превратился в миф.
 
 
В преддверье торсионных технологий
Хотелось мне увидеть микро-спин,
Нейтрино, электрон, мюон потрогать
И ощутить в них квантовый трамплин.
 
 
Хотелось избежать свободы века,
Пришедшего с реликтовой волной,
Хотелось мне гордиться человеком
И быть всегда в согласии с собой.
 
 
Страшна свобода от Законов Бога,
Пришедших с Вифлеемской стороны.
Свобода мыслей – в никуда дорога,
Как власть толпы, в которой все равны.
 
 
В структурности любого построенья
Лежит иерархический закон.
Его не замотает спин сомненья,
Ему не страшен липкой моды звон.
Ревизия простых Библейских истин,
Как СПИД для человеческой души.
Прощенье в покаянье, а не в мысли,
Гордыня душу растоптать спешит.
 
 
Во всём, всегда Христос пребудет с нами,
Ведь нет ни в чём предела для Творца…
Мы ж несвободой Веры души правим
На острие тернового венца.
 

2003 г.

***

 
Вчера эпоха перемен
Настигла наши судьбы,
Сердца схватила, души в плен,
Чтоб жили они всуе.
 
 
И постиндустрии плоды
Дает всем вместо манны,
Чтоб в вере не были тверды,
Идти на шопинг манит.
 
 
Смущает прелестью биде,
Машинным блеском мыслей,
Твердит, внушая – быть в беде
Тому, кто независим.
От суеты рекламных фраз,
Постыдных и постылых,
Не внявшим лидеров наказ,
Христу отдавшим силы.
 
 
Грядет эпоха перемен,
Но лишь для слабых духом,
Любви и вере нет замен,
А золото к разлукам.
 
 
Не стерпит поклонений Бог
Кумирам и тотемам,
Оккультных не простит дорог
И мыслей переменных.
 
 
Один лишь путь – он дан Христом,
На нем жизнь не напрасна,
Путь тот – дорога в Отчий дом,
К заветному причастью.
 

2003 г.

F63. 9 – номер любви в реестре заболеваний

 
Безумство, любовь, кто враги,
Но как им в груди разминуться…
Ведь их расставанья шаги
Уводят в уныние грусти.
 
 
Безумия злобный оскал,
Бездонный, как сумрачный кратер,
Пустячных мгновений накал
Возводит в абсурдность утраты.
 
 
Утраты из завтрашних дней,
Из снов, где в шагах циферблатных
Предчувствие скорбных потерь,
Отчаянье боли и краха.
 
 
И все ж без безумства любовь
Пресна и уныло бесстрастна,
Ведь чувства бескрайнего новь
Над разумом будет не властно.
 
 
Любовь и безумство одной
Медали, нет – ордена лики.
Безумно влюбленный – герой,
А не занудливый критик.
 
 
Любовь и безумство – уход
Из блекло—туманных продлений,
Решительно сорванный плод,
Без вздохов, рефлексий, сомнений…
 
 
Любовь и безумство крыло,
Влюбленного лебедя в белом.
Неважно, мело, не мело,
Страсть рушит сомненья пределы…
 

2010 г.

 
И вдруг я понял – ноги дев не параллельны,
То два луча, луч третий мы,
Посылы фрикции линейны,
Как стрелы крепкой тетивы.
 
 
Дана рожденьем точка вечного отсчёта,
Мы из неё выходим в свет,
Рвём пуповину пред полётом,
Чтоб стать причиной своих бед.
 
 
Но возвращаемся упорно мы к истоку,
Собой разнообразя жизнь.
Инстинкт неистребим и точен,
Лишь он родит прогресс и мысль.
 
 
И не вдаваясь в словопренье словоблудья,
Откинув пуританский взгляд,
Мол, жизнь продляя – душу губим,
Пред случкою пушим наряд.
 
 
Та наша часть, что Богом отдана природе,
Живет законом бытия.
У дев не параллельны ноги,
И вертится ещё Земля…