Текст книги "В провинции у моря. Книга первая (1998–2014)"

 
Как раздобрели земляные черви
Под тосты поминального похмелья.
На серебре узоры черни,
А в склепах праздник новоселья.
 
 
Где жизнь, где смерть, где радость, где утрата,
Мы просто пища подземельной жизни,
А сколько было пустых страхов
Перед червивой этой тризной.
 
 
Мы все, как черви, поедая мясо,
Не проникаем в суть чужих страданий,
Нам колбаса – синоним счастья,
Животным – горечь и рыданья.
 
 
Как перед бойней в ожиданьи смерти
Коровы плачут горькими слезами,
Кто эту участь им отмерил,
За что им это наказанье.
 
 
И зря виним мы червя земляного,
Что поедает нас он с аппетитом.
Он не кормил нас для убоя,
Не убивал, чтобы стать сытым.
 
 
Завалены прилавки трупным мясом,
Мы не хороним, мы съедаем трупы,
И упиваясь кровью красной,
Кость варим для бульона к супу.
 
 
Не думаем, была ль душа в том теле,
Что стало антрекотом нам к обеду,
Душе не место в сочном тельном,
Есть все подряд – вот наше кредо.
 
 
Мы склепы, поедающие души,
Пусть братьев меньших, но взращенных нами,
Живущих с нами в мире, дружбе
И преданных для поеданья…
 

2004 г.

 
Над Москвою-рекой рассвет,
Только он на картинках с выставки,
Их небесно-пьяный Модест
В назиданье потомкам выставил.
 
 
Чу! Знаменный напев звучит,
В нотный стан по крюкам записанный.
Рвется он из мрака ночи
Сквозь попсовочное бессмыслие.
 
 
Эх, Борисы, Борисовны,
В смуте слезы, страх и отчаянье.
Плевать на чужие мысли,
Вам плевать на чужие печали.
 
 
Эх. Борисы, Борисовна,
Годуновы, Ельцины, прочие,
Жизнь всего лишь одна дана,
И другого в ней нет подстрочника…
 
 
Рассвет над Москвою-рекой,
Колокольного таинства россыпь,
Возвышенных звуков покой
И искринки на капельках росных.
 

2004 г.

 
Да, у меня есть мненье,
Но я с ним не согласен,
Сковавшая все гласность
Сама источник трений.
 
 
А в замкнутой системе
С петлею энтропии,
Простою или в мыле,
Уныние по теме.
 
 
Топите печи чаще,
Дышите глубже, глубже,
От тел весь жар наружу,
Для топок спилим чащи.
 
 
Сожжем всю нефть и уголь,
Что прячет мать Природа,
Чтоб сохранить невзгоды,
Себя загоним в угол.
 
 
И обвиним Чубайса,
Ату его, к ответу,
Ведь ясно даже детям,
Кто автор этих фарсов.
 
 
Доверия нет рыжим,
Так нас учили предки,
Хотим дожить мы в клетке,
Нам без нее не выжить.
 
 
Страшит всех мир фотонный,
В нем мерности, смещаясь,
В пространстве растворяясь,
Мрак рушат монотонный.
 
 
А рыж Чубайс иль светел,
Или брюнет он жгучий,
Не хуже и не лучше,
Будь сам за все в ответе.
 
 
Удавки энтропии
Не избежать землянам,
Ни рощи, ни поляны
Не охладят стихии.
 
 
Лишь в глубине сознанья
Другая есть реальность,
Экстерриториальность
И надкосмичность знанья.
 
 
С ней вознесись к истоку
Законов и стихии.
Там нет ни энтропии,
Ни роковых цейтнотов.
 

2003 г.

 
Ворох проблем пеленою кружится,
Словно снежинки на солнечном всплеске,
Пухлым сугробом на плечи ложится
Ворох проблем нескончаемым стрессом.
 
 
Страстью капканною в клеточном царстве
Цель доминантную душат проблемы.
Силой арканною в призрачном фарсе
Путь прикрывают незримые стены.
 
 
Цель отодвинута брендами пира,
Звоном бокалов, обильем закуски.
Чтим за столом не Творца, а кумира,
Всех уверяя, что это по-русски.
 
 
Любим по-русски, стакан наполняя,
В застолье угрозы не видим ни в ком.
Залпом, как водку, судьбу выпивая,
Явь застилаем несбыточным сном.
 
 
А утром похмельным, с болью в затылке,
Не зная, за что так судьба к нам строга,
Господа молим о новой бутылке
И просим прощение нашим врагам.
 

2003 г.

 
Нынче радость – уходят Змеи,
По восточно-астральным тропам,
Аргументно-весомым топом,
В гороскоп приглашая верить.
 
 
В ожиданье, что стук подковы,
Оживит скуку жизни тусклой,
Сжатой до величин корпускул,
И что ржаньем озвучит новость
 
 
Лошадь, конь! Не лошак, не мерин,
Даже мул не решат задачи,
Как, вступивши на путь удачи,
Его сделать спокойным, мерным…
 
 
Только надо копить терпенье,
В феврале лишь тот конь прискачет,
Он еще даже не маячит,
Лишь рождает в умах сомненья.
 
 
Мы ж пока календарь листаем,
Мол чего же там завтра будет,
Чем нас завтрашний день разбудит,
Развлечет нас какою тайной…
 

 
Навряд ли па в парадном вас порадует,
и «Новый Свет» не «Парадиз» в Крыму.
«В» или «си» как оранжад оранжевый…
Апрель, в нем сакуры стоят в дыму.
 
 
Пародии же и весной не радуют,
к оригиналу зависть в них и злость,
читаешь, будто блекнет в небе радуга,
и запах свой теряет жимолость…
 
 
Теряет запах чистоты и свежести —
в пародии всегда второе дно,
у пародиста к ближнему нет нежности,
он словно тюбик с надписью «govno».
 
 
Готов измазать мысли и страдания,
обгадить трепет раненой души,
убить её стремленья и желания,
вонзить в нее злословия ножи…
 
 
Но наплевать апрелю на пародии,
и вишням на ехидство наплевать.
Для всех Весна поет свои мелодии…
Прости ж ты пародистов, Бога Мать!
 

Сонеты

 
I
 
 
Я чувствовал, что Слово есть,
Оно же пряталось, таилось,
А я, растрачивая силы,
Искал его, из кожи лез…
 
 
Его не пишут в словарях,
Его нет в днях простых, кошерных,
Оно лишь в помыслах душевных,
И в потаенных от нас снах.
 
 
Пред ощущеньем жизни новой
Присев, подставим души Слову,
На разнотравиях весны.
 
 
И вмиг поймем, что не осмыслим
Надкупольно-надмирной выси,
И Мира вечной новизны.
II
 
 
И Мира вечной новизны,
Последнюю благословенность,
Пред шагом в выси нелинейность,
В мечту, что просветляет сны.
 
 
В владенья мерностей иных,
Чью сущность не постигнет разум,
Не думая, как в омут, сразу,
От перипетий дней земных.
 
 
От бесконечностей оковных,
От слов заманчиво условных,
Несбывшегося бытия.
 
 
От гордости автомобильной,
От бесполезности усилий,
От мрака завтрашнего дня.
III
 
 
От мрака завтрашнего дня,
Без Бога никуда не скрыться.
По осени кружатся листья,
Душа томится от огня…
 
 
Она пред выбором стоит,
На перекрестке бифуркаций,
Ей не до смеха, и оваций,
Душа пред выбором болит.
 
 
Чтоб данная свободы воля,
Определить сумела долю,
Без сонма из обманных слов,
 
 
Чтоб средь грехов не растворилась,
Чтоб обрела покой и милость,
И высшего постигла новь.
IV
 
 
И высшего постигла новь,
В момент свободы изъявленья,
Когда уходят все сомненья,
И наполняет все Любовь.
 
 
В тиши, среди чащоб она,
В безмерье синевы небесной,
В астральной страсти наших песен,
В которых не бывает дна.
 
 
Протяжной тоникой в миноре,
Прочь отгоняя быт и горе,
Летят чрез горы и моря…
 
 
И часть души летит в той песне,
Жаль, что нельзя лететь с ней вместе,
Ведь держит нас еще Земля.
V
 
 
Ведь держит нас еще Земля,
Не оборвать нам эти нити,
По одиночке или в свите,
Не убежать нам с корабля.
 
 
Незримым парусом гоним,
Фотоны, облекая в ветер,
На том или на этом Свете,
Корабль летит, и мы летим…
 
 
Кто у кого в каких оковах,
Кто добровольно, кто прикован,
Для послушанья бытия.
 
 
Роптать бессмысленно гордыне,
Всем наказанье за унынье,
И нераздельны – быт и Я.
VI
 
 
И нераздельны – быт и Я.
Я – симбиоз души и тела,
Души, которая прозрела,
Устав от общества вранья.
 
 
Ти Ви, газеты, Интернет,
Несут незримые оковы.
Ловцы душ чистых, светлых, новых,
Собою заслоняют Свет.
 
 
От истин свыше к нам сходящих,
Им плохо, если кто-то счастлив,
Всей суете наперекор.
 
 
И заперт ветер городами,
Чтоб их продуть – нужно цунами,
Чтоб совесть пробудить – укор.
VII
 
 
Чтоб совесть пробудить – укор,
Но он неуловимей эха.
И где тот указатель, веха,
И что он – нота ли, аккорд…
 
 
Откуда звук его придет?
Иль будет он не звуком, светом…
Но вот весна сменила лето,
Зим бесконечен хоровод.
 
 
Как прежде в спячке совесть наша,
И не востребована чаша…
Росли бы в небо города.
 
 
Для избранных апартаменты,
Друг другу разрезая ленты,
Все делят долю Господа.
VIII
 
 
Все делят долю господа,
Заев шампанское икрою.
Гламуру не до слез и крови,
Зачем они текут, куда…
 
 
Гламурный метросексуал,
Продукт столичности и денег,
Он и себя лишь ими ценит,
Держа улыбчивый оскал.
 
 
Не тяготит души работа,
Вся жизнь как праздник, как суббота,
Без тягот нравственных границ…
 
 
Фейерверк убогого мышленья,
Вульгарность – враг любых сомнений…
Не жизнь, а карнавальный блиц.
IX
 
 
Не жизнь, а карнавальный блиц,
В мельканье вспышек нет устоев,
Проходят карнавалы строем,
Но нет на них открытых лиц.
 
 
А можно ль от других скрывать
То, что само источник света…
В весельи не найти ответа,
Не селится в нем благодать.
 
 
Она в порыве покаянья,
И не помогут деньги, званья,
Постигнуть Истины печаль.
 
 
Пред самой главною дорогой,
Понять, что хоть грешили много,
Отец не может не прощать!
X
 
 
Отец не может не прощать!
Детей, вернувшихся из странствий,
Порой испуганных и странных…
Но ведь они же Его часть!
 
 
Он думает лишь об одном:
«Со мной сын на пути к спасенью,
День зимний станет вмиг весенним,
А прошлое забытым сном,
 
 
Когда вернется сын мой блудный,
Его грех станет неподсуден,
И будет посрамлен мой враг.
 
 
Хоть уж давно Денница изгнан,
Но всюду злобы его призрак,
А в блудных душах терпкий мрак».
XI
 
 
А в блудных душах терпкий мрак —
Гордыня не выводит к свету.
Одни укоры и наветы,
И скрыт от глаз спасенья знак.
 
 
В безверье можно лишь гадать,
Но и оракул тут бессилен,
Ведут от цели странствий мили,
Коль не живет в них Благодать.
 
 
И в Святки блюдце не поможет,
Гаданий путь трагично сложен,
Он всех заводит в никуда.
 
 
Cпросившим отвечают тени,
Селя в них новый рой сомнений,
Чтоб длилась мрака череда.
XII
 
 
Чтоб длилась мрака череда
Под блеск сияний фейерверка
В бардак распахнутые дверки.
Топились в водке, чтоб года…
 
 
Шампанское, аперитив,
Красивые на вид коктейли…
Влекут, чтобы мозги хмелели,
Чтоб Он не смог их пробудить.
 
 
И тело душу заглушает
Злом из пропитых полушарий,
Чтобы жила лишь злобой дня.
 
 
Закрыты мерности и выси.
До них ли злобно-пьяной мысли…
Но всходит Веры, вдруг, заря.
XIII
 
 
Но всходит Веры, вдруг, заря,
София в нас ее рождает,
Безверье мудрость побеждает,
Чтоб не бежали годы зря.
 
 
Чтоб возвратившись в Отчий дом,
Смиренно встали на колени,
Презрев соблазны устремлений.
И поняли – спасенье в Нем!
 
 
Он радостно бежит на встречу,
И веселит деревья ветер,
Ласкает Солнца луч Весну.
 
 
Весну родившейся Надежды,
Что лучше будет все, чем прежде,
Что изживем из душ войну.
XIV
 
 
Что изживем из душ войну,
Навязанную нам Денницей,
Что жизнь не в автоколесницах,
Что ищущих Слова найдут.
 
 
Слова из самых главных книг,
Созвучных страждущей псалтири,
О том, чтоб души жили в мире,
Чтобы разлад их не постиг.
 
 
Чтоб в многомерности житейской,
Вела себя скромнее мерзость,
И обрела бы совесть лесть.
 
 
И средь рекламных изобилий,
Без страсти нравственных усилий,
Я чувствовал, что Слово есть!
 

15.12.07 г. – 01.02.08 г.

 
I
 
 
Для богатых место расчищая,
Падают под топоры стволы.
Под тревожный всхлип голодных чаек,
Под шуршащий всплеск морской волны.
 
 
Место под содомский мрак осенний,
Эсхатологический ноктюрн,
Место, где всем править будут тени,
В тусклом эхо монетарных дум.
 
 
Солнце скрылось от стыда за облаками,
И омыв слезою дней прошедших камни,
Лопнула любви последняя струна,
 
 
И отрывной нотою взывая,
Увела от пропасти, от края,
Потопная не смыла чтоб волна.
II
 
 
Потопная не смыла чтоб волна,
Чтоб всех не поглотило море,
Чтоб истиной не стал лишь сумрак дна,
Чтоб торжеством не стало горе,
 
 
Чтоб разорвав привычно-мерный ход,
Сияньем осветило души…
Блаженных много, не один лишь Лот,
И струн любви в них не порушить.
 
 
Сколько же племянников Аврамовых,
Фанатичных, чистых, праведно-грамотных,
Нужно, чтоб встала волна в накате.
 
 
В забавах, играх мелениума,
Лабиринт то Ницше, то Ленина,
Только это всегда некстати.
III
 
 
Только это всегда некстати,
Вечер тени бросает на утро,
Некто хвастает деньгами, статью,
Считая себя очень мудрым.
 
 
Лишь изгои – поэты нищие,
Свет Вселенской любви высокой,
Служат главной стихии – истине,
И ответственны каждым вздохом.
 
 
Псалтирь озвучила Давидовы псалмы,
Наполнив все Иерусалимские холмы,
Высокой жаждою духовного стяжанья.
 
 
Звенит в веках Голгофская струна,
Хоть кажется, что победит война,
По делу будет воздаяние.
IV
 
 
По делу будет воздаяние,
По псалму пятидесятому,
И не избегнуть наказания
Богачу, нищему, всякому.
 
 
Всем лгут грехи отпускающие,
Ведь «грех всегда передо мною»,
Господь прощает лишь кающихся,
Заплативших своей судьбою.
 
 
Добиться чтобы у Отца прощения,
Постигнуть надо высшее смирение,
Изгнать из сердца всех страстей борьбу.
 
 
Губит всех иллюзия свободы.
И впустую пробегают годы
Для ищущих вне Господа судьбу.
V
 
 
Для ищущих вне Господа судьбу
Свой путь и мера испытаний,
За деньги, золото ведут борьбу,
Чтоб жить в достатке, без страданий.
 
 
Жизнь – вечный кайф, когда всего полно,
А нет, так кража без сомнений.
Идет всё в ход – наркотики, вино,
Вся жизнь на пагубу влечений…
 
 
Амурным ангелом из утреннего сна
В нас поселяется цветущая весна,
Чтоб разорвать дум потаенных цепь.
 
 
И говорит, покайся, человек,
Чело твоё дано тебе на век,
Неужто в наслажденьях только цель.
VI
 
 
Неужто в наслажденьях только цель,
Давай расширим горизонты
И, распахнув небесной жизни дверь,
Запустим в небо мысли – зонды,
 
 
Чтоб ощутить в себе Императив,
Тот, что заложен в души Богом…
Сказал поэт, душа должна расти,
И не бывает её много.
 
 
В нетронутых лесах, в таёжной тишине,
Раскрыв навстречу душу солнечной весне,
За нас молится инок безгрешный.
 
 
И час расплаты, замерев, стоит,
Пред силою неистовых молитв,
Но немногим об этом известно.
VII
 
 
Но немногим об этом известно,
Что когда засвистят соловьи,
В небе пишется главная песня
Для клавира Вселенской Любви.
 
 
Чтоб под звук её принцип антропный,
Проникая в умы и сердца,
Оживлял в душах главные строки
И рождал веру в жизнь без конца.
 
 
Вера – это уверенность в невидимом,
Верим ведь «Метаморфозам» Овидия,
И праведник верою будет жить.
 
 
Кто с какой стороны у зеркала,
Кто с какою подходит меркою,
Кто с надеждой, кто кого-то корит…
VIII
 
 
Кто с надеждой, кто кого-то корит,
Кто локтями мостит дорогу,
Но чашу свою всем придется испить,
Высшие оплатив налоги.
 
 
Каждого ждет свой сад Гефсиманский,
Молитва пред судом Пилата…
И уже не до тусовок – танцев,
Лишь мысль: «Да минует расплата».
 
 
А, впрочем, не как мне, а как должно все быть,
Мужайся и, чтоб зубами стуча, не выть,
Выстели Верой свою дорогу.
 
 
И под крестом пусть не твёрды шаги,
Душу, не тело своё береги,
Ни на чью не надеясь подмогу.
IX
 
 
Ни на чью не надеясь подмогу,
Суждено нам в этом мире жить,
Омрачая радости тревогой,
По теченью или против плыть.
 
 
В временно-пространственной юдоли
Иль в конечной пустоте пути
О спасеньи преклонено молим
И не можем тяжкий крест нести.
 
 
Свыше кто-то нам пути разметил наши
И сказал, что каждый должен пить из чаши,
Не распадалась чтобы связь времён.
 
 
И нет вопроса: «Быть или не быть?»,
Вот твоя чаша, должен все испить,
Слуга ли ты иль под тобою трон.
X
 
 
Слуга ли ты иль под тобою трон,
Для всех восходит Солнце утром,
Всем нужен свет, еда и крепкий сон,
Богатым, нищим, глупым, мудрым…
 
 
Константы все заложены Творцом,
Чтоб принцип оживить антропный,
Чтоб быть подобием, Его лицом,
Чтобы пройти творенья тропы.
 
 
Мы – доказательство присутствия Его.
Он в капельках дождя, в кристалликах снегов,
В вещем сне, поэтике и прозе.
 
 
В озонном запахе весенних гроз,
В счастливом блеске потаённых слёз,
В бусинках росы на алой розе.
XI
 
 
В бусинках росы на алой розе
Музыка космических дорог,
Септаккордной грусти страх и слёзы,
Баховский надсуетный полет.
 
 
От прелюдии к надмирной фуге,
Той, что скрыта глубиной души,
Без скафандров потянулись люди
В безракетный мир ночной тиши.
 
 
И смертью смерть поправ, прорвавшись через страх,
Под фуги трубный звук нас в небо вывел Бах,
От пагубы стяжанья суеты.
 
 
Там ничего – ни денег, ни вещей,
Ни страсти дней пустых, пустых ночей,
Лишь постиженье высшей красоты.
XII
 
 
Лишь постиженье высшей красоты,
Лекарство от соблазнов жизни.
В поступках от рожденья все вольны,
Вот и бросаем судьбе вызов.
 
 
В тиши лишь слышно, как поёт звезда,
Как этот звук прекрасен, значим,
Не различая посланный нам знак,
Мы над чужой бедой не плачем.
 
 
Вокруг рекламный блеск зовет купить, вкусить,
Чтоб бесконечный стресс скорей заесть, запить,
Изгнав кредитные волненья.
 
 
Тут не до взглядов ночью на звезду,
Все мысли, как быстрее долг вернуть.
Но где-то ж есть Любви цветение…
XIII
 
 
Но где-то ж есть Любви цветение…
В лазурной глади тихой реки,
В глубинах небес, отражением
В душах, в сердцах её родники.
 
 
Любовь – исполнение закона,
Мы не творим зла ближнему,
Не обижаем делом ли, словом,
Никто вне Любви не выживет.
 
 
Чувство нездешнее, совсем неземное,
Все сердца каждый раз поражает новью,
Постиг Любовь – сразу на облаках.
 
 
Умолкнут языки, пророчества,
Затихнет словесное зодчество,
Любовь будет вечно живой в веках.
XIV
 
 
Любовь будет вечно живой в веках,
Всем даря милосердия свет,
А без неё – зла бесчинство и страх,
Лишь Любовию каждый согрет.
 
 
Как истине она всегда рада,
Чистый помысел ею омыт,
В сердце с ней оживает отвага,
Не страшны с ней гордыня и быт.
 
 
И всё ж вонзились топоры в кору стволов,
Где главенствует бизнес, бессильна Любовь,
Но вдруг чайки в небе прокричали:
 
 
«Эй, рубящий, опомнись и очнись,
Не дерево, ты рубишь свою жизнь,
Для богатых место расчищая».
 

2006 г.

 
Ты думаешь, я далеко,
Но знай, ты под моим покровом
И прежнее тебя не тронет…
Ты с ним расстанешься легко!
 
 
Ты с ним простишься и простишь,
В прошедшем уж не будет сути…
Ведь души в чувстве не подсудны,
А ты Любовь в душе растишь.
 
 
В рассвете завтрашнего дня
Так много страсти и огня,
Что путь Любви не будет труден.
 
 
В нем радость отблесков зари.
И небо шепчет мне: «Гори,
Свети Любовью серость буден!»
 

2008 г.

 
Светлячки замигают маем,
Словно души среди надгробий,
В тишине напряжённо-дробной,
Тайной вечности ввысь поманят.
 
 
Ночнички из Жизельной драмы
Осветят боль чужих трагедий…
В день сегодняшний – это бредни,
Но как стигмы сочатся раны.
 
 
Свет, мигающий тайной разлуки,
Рассыпает из фосфора лучик
Средь плывущих по ночи теней…
 
 
Но нет пламени, бликов, оттенков,
И не греет, не жжёт руки тлен тот,
И сокрыт от познания день.
 

2007 г.

 
Субдоминантой в хроматическом миноре
Иль тоникой мажорного начала…
Я выбирать аккорд судьбы не волен,
Не может луч весенний быть печален.
 
 
В додекафонии политики и смуты
Вне острова покоя и надежды
Аккорды – похоть, музыканты – слуги,
И каждый звук лояльно-гадко вежлив.
 
 
А в альбатросовом кружеве
Не до песен под ужин нам,
Уж нависла гребнем волна.
 
 
Мы ж в порт ворвемся как в тонику,
Штормы жизни не сломят нас,
Коль в душе камертон – струна33
  Струна – упруго натянутая нить, издающая при колебаниях звук определенной высоты или черта, особенность характера…


[Закрыть].
 

2004 г.

 
В пергамент уж почти отжившей кожи
Завернута нежившая душа.
Что делать, кто душе поможет,
Куда прямить надежды шаг.
 
 
Как вырваться в зовущее блаженство
Из сумрака обыденной тоски,
От потребленья к совершенству,
Как оживить Любви ростки…
 
 
Душа обязана расти,
Чтоб множить свой императив,
Не слушая протест ума.
 
 
Ну а пергамент – просто тлен,
Не долог его хрупкий плен,
Прах – в землю, души – по домам…
 

2004 г.

 
Чуть снежный иней на бутоне розы
Остылым поцелуем пьет пыльцу
И тут же тает, цвет не заморозив,
Стекает каплями в росу.
 
 
Он красотой цветка ее питает,
Даря мечту, как в сказке у Перро.
Что будет завтра, Золушка не знает,
Смиренна, вот и повезло.
 
 
Да, тыква из кареты тыквой станет,
В тумане облака растая,
Отмеряли часы веселью срок.
 
 
Распалось все на мелкие пылинки,
Но есть надежда для росинки,
Ведь скороход уже надел сапог.
 

2004 г.

«Во мне давно живёт двойник,

и не один – сюжетных линий

клубок, и радуг хвост павлиний,

из бытия торчащих фиг…»

И. Волотов,

«Сонет»

 
С рождения во мне двойник,
Зигзаг моих сюжетных линий,
Оскал шакала, хвост павлиний
И скопище карманных фиг…
 
 
Как будто я, но вне метафор.
Он то садист, то Айболит,
А то кричит: «Стакан налит»!
Не разберешь он тормоз, трафик…
 
 
Во мне он летом и зимой,
Он даже в скинии, со мной.
Нет в одиночестве причастья…
 
 
Что это, память на двоих,
Безумства ли невольный штрих,
Или надмирной выси части…
 

 
Что с нами было – не пустяк,
Ты предо мной в любви был наг…
Пел, затмевая соловья,
Под трели я была твоя.
 
 
Водой нас было не разлить —
Хотелось сказку сочинить,
В ней, при сиянии луны
Бездонной явью стали б сны.
 
 
Но ветер осень вмиг надул,
Нет трелей соловья в саду.
Исчезли сказочные сны.
 
 
Как же дожить мне до весны,
Дожить до солнечного дня…
И помни, я навек твоя!
 

 
Что лучше – быть сильней в стихах иль в жизни,
Что значимей – хорей или морковка…
Во всем нужны уменье и сноровка,
Но понимаешь только, глядя в призму
 
 
Прошедшей жизни, будто бы в уроки,
Что винегрет порою тоже значим!
Хоть голодом души пиит охвачен,
Для завтраков ему не чужды сроки.
 
 
Минуты наступают для поэтов,
Когда еда всего важней на свете,
Одним лишь кофе в ночи не продюжишь.
 
 
От голода не мысли – винегреты,
И к ним рифмуются одни котлеты…
Хоть кажется, что только Музе служишь.
 

Все мы немного философы…

 
В чем человеческая суть,
Что видно, что не видно глазу,
В чем отличительная разность,
Что держит, что толкает в путь…
 
 
За грех Адама наш удел,
В трудах добыча пропитанья,
А осознанье наказанья
Пеницитарный есть предел.
 
 
По сроку возникает мысль,
Глаза поднявши над корытом,
Понять, что было им сокрыто…
Да, надо чтоб постигнуть смысл,
 
 
Земной реальности тоннель
Пробить, не ведая сомнений,
Идя вперед, как Лот и мнений,
Воспоминаний вязкий гель,
 
 
Отринуть с ног, чтоб соляным
Столбом в дороге из Содома
Не стать, чтобы греховный омут,
Минуя, прорезая дым,
 
 
Понять, что мы не то, что здесь,
Что наша суть не в нашем теле,
Что жизнь земная лишь предверье,
И каждого ждет свыше весть…
 
 
Лишь осознав, что мы есть то,
Что не дано нам от рожденья,
Могильного избегнем тленья…
Вам не похвастает никто,
 
 
Что радости земных утех,
Что ценности земной юдоли
С собою взять был кто-то волен,
Что здешний Там помог успех.
 
 
Стать тем, что ценится не здесь,
Незримая, увы, задача,
Хоть этот путь давно оплачен,
Но так сомнителен успех,
 
 
Без атрибутов суеты,
Без орденов, речей, банкетов,
В лучах искусственного света,
В декоре мыльной красоты.
 
 
На баннерах висящий бренд,
Гламурно – агрессивной мысли,
Как вирус в постиженьи выси,
Устойчиво – вульгарный тренд,
 
 
Залог инертности души,
Ее безликости и лени…
Ужель без брендов не умеем,
Вот просто так пожить, в тиши.
 
 
Чтоб свой не догоняя хвост,
Кружить в бессмыслии собачьем.
В погоне у собак так значим
Азарт, но вот зачем? Вопрос…
 

2010 г.