Текст книги "Месседж от покойника"

Александр Грич
Месседж от покойника

© Грич А., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

* * *

Хопкинс на этот раз позвонил не ночью, а утром. Не потому, что беспокоился о сне подчиненных – просто его самого поставили в известность только что.

– У нас ЧП. Жду тебя в мемориальном парке «Изумрудные Луга». Чем быстрее, тем лучше. Встретимся у музея – помнишь, где свадьба была в твой прошлый приезд?

«Хорошо хоть совести хватило не назначать точного времени, – бурчал про себя Олег. – Сейчас – самые утренние заторы, и никуда не денешься».

Говорят, по статистике, Лос-Анджелес занимает первое в мире место по количеству автомобилей на душу населения. Так это в действительности или нет, Потемкин не знал. Для себя, изучив особенности местного дорожного движения, он заранее прикидывал маршрут. Что будет, если использовать 405 фривей. Или – 101. Или – лучше просто поехать по улицам, в обход…

Теперь, когда практически в каждой машине навигационные системы, связанные со спутником, электронная дама непререкаемым тоном сама предлагает тебе путь и рассказывает, сколько надо времени, чтобы добраться до места. Рассказывает она в большинстве случаев абсолютно правильно, но Олег несколько раз для интереса пробовал выбирать маршрут по-своему и даже выигрывал иногда…

Когда ползешь в заторах, упираясь взглядом в бампер впереди идущего авто, есть время подумать.

Свадьбу, о которой было упомянуто в утреннем разговоре, Потемкин помнил хорошо. Тогда, год назад, Хопкинс, один из руководителей Группы и давний товарищ Олега, выдавал замуж племянницу. «Почти дочка, – говорил Хопкинс. – У меня дома выросла». Международный эксперт-криминолог Олег Потемкин, бывая в Лос-Анджелесе в командировках, уже не впервые работал в калифорнийской Группе у Хопкинса. Но на семейное торжество попал впервые.

А происходила та замечательная свадьба у готического дворца, расположенного над Городом ангелов, среди роскошных парков и лугов. Тут и фонтаны били, и водопады журчали…

Другое дело, что эти парки и луга и все прочее великолепие находилось на старейшем городском кладбище, и Олег представить себе не мог, чтобы кто-то в России решил устраивать свадьбу в таком месте, каким бы красивым оно ни было… Но собравшихся здесь, на «Изумрудных Лугах», это, по всей видимости, совершенно не трогало. Более того, как рассказали Потемкину, очередь желающих сыграть здесь свадьбу была чуть ли не на полгода.

В самом деле – на вершине этого холма захоронений не было. Огромный дворец, просторная площадь перед ним, рядом – здание музея, а на другом конце площади – очаровательная старинная церквушка, точная копия английской церкви IX века… За музеем – просторная терраса, откуда открывается великолепный вид на город. Террасу охраняют античные скульптуры – одна другой красивее и совершеннее.

Не думал Потемкин, что придется еще раз побывать в этом парке, а вот – на тебе. Надо будет теперь изучать здешнюю обстановку. Особенно если Хопкинс поручит дело Олегу – а похоже на то, потому что самому Хопкинсу предстоит командировка – в Колумбию, кажется…

«Необычное какое кладбище – то свадьба тут, то ЧП…» – думал про себя Потемкин, въезжая в ворота кованого чугуна, которые, как он узнал когда-то, были больше и тяжелее таких же ворот Букингемского дворца в Лондоне. (Америка постоянно с кем-то соревнуется и хочет иметь у себя все самое-самое – большое, длинное, глупое, выдающееся, прогрессивное… Олег эту особенность заметил давно и решил про себя когда-то, что это связано с молодостью страны. Две сотни лет – всего ничего, древностью и стариной старушку-Европу не удивишь, а удивить иногда очень хочется.)

«Кадиллак» Потемкина миновал здания конторы и крематория и стал подниматься вверх. Правый рукав подъема был перекрыт патрульным грузовичком, около которого, заложив руки за спину, стоял блондин в форменном синем блейзере.

Олег достал документ, и блондин убрал из узкого прохода оранжевый заградительный конус. Еще одна развилка – и снова остановка. Так что, подъехав к музею, Олег уже знал, что произошло что-то серьезное. Так и есть. И Лайон О’Рэйли, его верный помощник, уже тут, и Сандра, психолог. Их троих Хопкинс собирал вместе только в экстраординарных случаях.

Не успел Олег запарковаться, Хопкинс жестом позвал всю троицу в свой автомобиль и двинулся по верхней аллее мемориального парка. Если не знать точно, где ты находишься, на привычные кладбища это пространство, полное величественных многоэтажных мавзолеев, античных скульптур, мемориальных комплексов, огромных мозаичных полотен, мраморных и бронзовых монументов, ну никак не походило.

Одну из мраморных скульптур сотрудники парка сейчас спешно отгораживали от дороги высокой переносной перегородкой.

– Господа, мы не можем полностью перекрыть движение по аллее, – сказал высокий мужчина в строгом темно-сером костюме и неброском галстуке от Диора. – Как вы понимаете, у нас – свой график, и мы не вправе вторгаться в планы наших клиентов. Но мы обеспечим, чтобы вам никто не мешал. Да, позвольте представиться. Я – Эдвард Грейслин, вице-президент компании.

– Приятно, – махнул рукой Хопкинс. – Ага, полиция уже здесь. Я благодарен вам за поддержку. А сейчас…

– Если понадобится моя помощь – я у себя и отменю все встречи.

– Наверняка понадобится, но чуть позже. – И Хопкинс поманил сотрудников за загородку.

В центре отгороженного участка возвышалась прекрасная копия микеланджеловского Давида. За ним – метрах в десяти – каменная стена с тремя бронзовыми барельефами на темы древней истории. Место красивое и запоминающееся – но не более того, таких мест здесь полным-полно. Необычным было другое. У подножия памятника Давиду, прислонившись к постаменту спиной, сидел человек в светлом костюме и небесно-голубой рубашке.

Голова его была слегка запрокинута, как будто он решил присесть отдохнуть и полюбоваться небом в столь необычном месте и в столь необычное время.

Ни крови, ни видимых следов насилия.

– Начальство велело без вас ничего не трогать, – подошел к Хопкинсу детектив в штатском. – Эксперты здесь. Если не возражаете…

– При нем были документы?

– Паспорт гражданина Польши. Наличные в бумажнике – около трехсот долларов. Калифорнийские водительские права. Три кредитные карты… Грег Ставиский – это все, что мы знаем пока.

Хопкинс кивком пригласил экспертов к работе. Отошел в сторону, давая сотрудникам оглядеться.

– Можно его паспорт? – Олег переснял на телефон фото умершего. – Если разрешишь, я проедусь по парку – здесь пока все равно я не нужен.

– Только не бери мой автомобиль! – проворчал Хопкинс.

В патрульном грузовичке Потемкина вез Эрик Редвуд, начальник здешней охраны. Тем Эрик был хорош, что все делал вовремя. Вовремя отвечал на вопросы – достаточно подробно, но не становясь назойливым. Вовремя умолкал. Обращал внимание Олега на вещи вроде малозначительные, но которые могли оказаться полезными, – провез к запертому входу, так запрятанному в глубине парка, что сам Потемкин в жизни туда бы не добрался. Показал тот участок территории, который вплотную подходил к жилым домам, – отсюда ничего не стоило проникнуть на территорию парка.

– Ну и что? – поинтересовался Потемкин. – Часто кто-нибудь сюда проникал?

Редвуд широко улыбнулся:

– На кладбище? Ночью? Я, знаете, здесь не первый год работаю, сэр, а ночных смен до сих пор не люблю… Так и чудится – то бегает кто-то за кустами, то из склепа какие-то звуки доносятся… А в мавзолеях внутри вообще жуть… Ну что значит жуть? – Эрик вдруг спохватился, не сказал ли лишнего. – Работа такая.

– Давайте сделаем еще один круг! – попросил Олег.

Для него всегда «привыкание» к месту действия значило очень многое.

Минут пять они ехали молча.

– А какие участки парка самые… популярные, что ли? – Потемкин усмехнулся: – Не знаю, как правильно спросить.

– Вы имеете в виду – могилы знаменитостей? Их много. И показывать их вообще-то запрещено, потому что они – частная собственность семей. Но вам-то можно. Я вообще получил приказ вице-президента оказывать вам всяческое содействие, сэр. Значит, знаменитости. Ну в первую очередь – Майкл Диксон. Когда он умер, тут такое творилось…

– Представляю.

– Нет, не представляете, сэр. Тут и полиции пришлось поработать, и у нас были утроенные наряды – и все равно не справлялись. Да, я вам обязательно покажу вход в здание, где он лежит.

– Только вход?

– Здесь есть мавзолеи старые, туда можно просто войти. И новые – относительно, конечно, им лет по тридцать, – туда вход только родственникам и только по пропускам.

– Ну везите ко входу… – Олег рассматривал огромное здание, беломраморные этажи которого вместили тысячи захоронений. Красиво, что и говорить.

Редвуд тем временем подвез его к боковому входу, куда вела с улицы недлинная лесенка, указал на дверь, выложенную цветными стеклами.

– Вот здесь его саркофаг – напрямик от этой двери. Но отсюда входа нет ни для кого. Сейчас повезу вас к центральному.

Центральный вход в мавзолей выглядел помпезно – высоченные арки, резьба по мрамору, бронзовые светильники, античные скульптуры.

Потемкин хотел было пройти вовнутрь, но сидящая на входе женщина категорически отказалась его впустить. Вмешался Редвуд. И только после разъяснений, разговоров по уоки-токи, а потом по наземному служебному телефону Олег был допущен в помещение.

Они с Эриком шли по нескончаемым коридорам, где стены были разбиты на ячейки, в каждой – захоронение, от пола – до высоченного, метров в семь, потолка.

Были ячейки побольше и поменьше. Были захоронения вне стен – как саркофаг розового мрамора у Майкла Диксона. Но и таких саркофагов было в этом гигантском мавзолее десятки. Потемкин с Редвудом стояли у тяжелой чугунной цепи, отделявшей саркофаг мировой знаменитости от общего зала. На постаменте лежали два букетика квелых полузавядших цветов.

– Видели бы вы, что тут творилось, когда Диксон умер, сэр! – Эрик взглянул на Потемкина, проверяя, насколько интересна тема. Убедился, что интересна, и продолжал: – Одних автобусов телевизионных для прямой трансляции, со спутниковыми антеннами, – штук пятнадцать… А какие толпы осаждали кладбище! Сюда, где мы с вами стоим, никого не пускали из тех, кто не включен в список. А в списке – только члены семьи и близкие, около тридцати человек. Но знаете что? – Редвуд сделал хорошо отработанную драматическую паузу. – Самое интересное, что эти-то, из списка, сюда совершенно и не стремились. В первые дни после похорон еще двое-трое заходили, а после – никого… И на годовщину из заявленных пришли человек пять-семь, может.

Зато снаружи творилось в первые дни что-то невероятное. Горы цветов, подарки, открытки, игрушки… Люди часами выстаивали в очереди, только чтобы попасть к этой двери. Посмотреть сквозь стекло… А стекла тут цветные и непрозрачные, через них ровно ничего не видно. Так что были толпы, а теперь вот – никого и ничего, сэр.

– Хорошо, тут все понятно, – сказал Олег. – Редвуд, а теперь отвезите-ка меня в то место, где у вас дворец. Не знаю, как точно он называется… Там еще небольшой музей рядом.

– С удовольствием, сэр. Я так и считал, что вы захотите осмотреть музей.

«С чего бы это?» – подумал про себя Потемкин. А вслух сказал:

– Я там вообще-то бывал.

– Но это было еще до всего, – сказал Редвуд с доверительным видом младшего коллеги по сыску, делящегося ценной информацией. – До похищения кубка, я имею в виду, сэр.

– Да-да, – подтвердил Потемкин рассеянно, так как ни о каком похищении понятия не имел. – Кстати, расскажите подробности.

– Да, сэр, как старшему по званию. История такая: у нас этот музей – вроде бы небольшой, но вещи там бывают очень редкие. И хозяева стараются, чтобы тут все время появлялись какие-то сенсационные экспонаты. То из Италии, то из Франции… А тут примерно месяца полтора назад из Нью-Йорка привезли какой-то кубок. Ну вроде чаша. Ей лет тысячи полторы, может, две. Она – какая-то христианская святыня. «Антиохийский кубок» – так ее вроде называли, хотя у меня на это плохая память, сэр. Сам этот кубок был очень красивый – серебряный, на нем со всех сторон фигуры разные выпуклые.

– Так вы его вблизи рассматривали?

– Ну да! Мне Джинна, их сотрудница, его специально показывала, еще до установки. Кубок был в футляре. А футляр намертво приделан к массивной металлической подставке из нержавеющей стали. Не знаю, сколько весит, но я попробовал приподнять – с трудом получилось.

– Но у кого-то получилось… – сказал Потемкин задумчиво.

– Так точно, сэр. Недели две назад приходят работники музея утром – а кубка нет. И футляра нет, и подставки – вывезли… Большая неприятность. Все, приехали, сэр.

Грузовичок остановился на площади перед дворцом.

* * *

– Вы, вероятно, по поводу похищения антиохийского Потира? – Руководительница музея Айлин Меттль поправила очки, которые стоили, судя по всему, не одну сотню долларов. – Ужасное происшествие. Но ведь полиция уже занимается этим, я им все рассказывала.

– Я представляю, как вы видели, другую организацию, – отозвался Потемкин сдержанно. – И тут у вас, на «Изумрудных Лугах», кроме похищения есть чем заниматься – вы ведь, наверное, знаете, что я имею в виду…

– Ах, это ужасно… Да, мне сказал утром Эдвард, наш вице-президент… Бедняга Грег. Такой обаятельный, такой галантный. Я вам прямо скажу, что такого отношения к женщинам я просто не знала. Поцеловать руку, помочь выйти из автомобиля, двери открыть… Нашим так называемым… пред-при-ни-ма-те-лям (Айлин иронически растянула слоги), да, нашим такое и не снилось.

– Вы давно его знали?

– Он приезжал и раньше – какие-то у него были дела в Калифорнии, но в этот приезд мы с ним контачили довольно тесно, поскольку у него тут, в «Изумрудных Лугах», появились прямые интересы.

– Он художник? Или бизнесмен?

– И то и другое. – Айлин на минуту задумалась. – По большей части бизнесмен, конечно. Но, с другой стороны, натура совершенно точно художественная. Да и познания в живописи и скульптуре у него были абсолютно неординарные.

– Что же за дела привели его сюда?

Айлин посмотрела на Потемкина строго и испытующе. Она как бы прикидывала, на каком уровне следует вести разговор с человеком, который по роду службы вряд ли что-то понимает в искусстве. Решила проверить.

– Вам что-нибудь говорит название «Распятие»? – спросила она осторожно.

– Если вы имеете в виду гигантское полотно кисти Яна Стыки, которое находится в соседнем дворце, то я видел, конечно, репродукции, но самой картины не видел.

Айрин вздохнула облегченно.

– Не сердитесь. Вам ведь… Вам по работе совсем необязательно знать такие вещи. И вот у Грега Ставиского… – Айлин вздохнула глубоко и почему-то улыбнулась. – Да, у Грега возникла идея – или бизнес-проект, теперь это так называют: сделать на основе картины своего рода гигантское шоу, подготовить цифровые слайды, которые можно бы проектировать на гигантские экраны и даже на ночное небо… Сделать что-то вроде анимации отдельных эпизодов – это технически сейчас вполне возможно. И возить это шоу по разным городам мира. Собеседником Грег был интересным, скучно с ним не было, и к тому же поляк, человек совершенно другой культуры, так что это было еще и познавательно. Правда… – Айлин нахмурилась. – Он был не всегда обязателен, но пусть об этом вам говорят наши руководители.

– Он приглашал «Изумрудные Луга» в компаньоны?

– Я не знаю подробностей их переговоров. Если честно, меня бизнес вообще не очень интересует. Хотя деньги всем нужны. И чем денег больше, тем они нужнее… А с Грегом мы беседовали об искусстве. И до поры до времени хорошо друг друга понимали. – Айлин утерла краешки глаз кончиками наманикюренных пальчиков, хотя слез не заметно было. – А так – наше руководство вам все расскажет. О чем они говорили и до чего договорились. Хотя… – Айлин повела плечом. – После того, что с ним случилось, какое это может иметь значение?

– Позвольте с вами не согласиться, миссис Меттль, – возразил Потемкин негромко. – Значение может иметь решительно все. Особенно когда речь идет об убийстве. Скажите, с кем Грег Ставиский еще был знаком из ваших сотрудников?

– Даже и не знаю… Поскольку он приходил сюда в последнее время часто, то шапочно был знаком со всеми. А беседовал главным образом со мной. Иногда – с Джинной Хастингс, нашей сотрудницей. И все, наверное.

– Расскажите, пожалуйста, как пропала эта антиохийская Чаша…

– Антиохийский Потир – так его обычно называют. – Меттль нахмурилась. – Как вы понимаете, у нас здание на сигнализации. Охрана – а у нас отвечает за безопасность одна из лучших частных компаний Соединенных Штатов – круглосуточно патрулирует территорию. При установке Чаши к нам в музей, естественно, были предприняты дополнительные меры безопасности. В частности, стенд, на котором стояла Чаша, был оснащен дополнительной отдельной сигнализацией, так что любая попытка сдвинуть экспонат с места немедленно вела к сигналу громкой тревоги, а также к сигналу на пультах нашей службы безопасности и полиции.

– Что же случилось?

– Чаша пропала. Ночью. Сигнализация не сработала. Ни сигнализация на самой Чаше, ни сигнализация здания музея. Как это могло случиться – на этот вопрос должны, по идее, ответить ваши коллеги, но пока я ничего позитивного не слышала.

– Сколько может стоить эта Чаша?

Меттль улыбнулась:

– Ну вы же грамотный человек. Этой Чаше как минимум полторы тысячи лет. А то и две… Прежде она считалась вообще «Святым Граалем», потом ученые склонились к мнению, что это не так, но тем не менее это изделие легендарное. Уникальное. Никто не скажет, сколько оно стоит.

– Оно было застраховано?

– Да. На пять миллионов долларов, если не ошибаюсь.

Потемкин поглядел в окно, на дворец.

– У меня к вам сразу три просьбы…

Собеседница изобразила заинтересованное внимание.

– Первая: я должен взглянуть на «Распятие» или «Голгофу» – ну эту панораму – один, без публики.

– Принято.

– Вторая – вы мне покажете место, где стояла Чаша, и найдете фото того, как она размещалась в зале. И третье, – продолжал Потемкин, не дожидаясь реакции Меттль. – Мне нужно поговорить с вашей сотрудницей, которую зовут Джинна.

Айлин пожала плечами. Жест этот, вероятно, должен был означать полнейшее равнодушие, но было заметно, что Меттль раздражена.

– Джинна не в состоянии дать вам больше информации, чем я. Чего бы это ни касалось…

– И тем не менее, – сказал Потемкин без нажима, – давайте с Джинны и начнем.

В комнате, где сидела Джинна, были еще две сотрудницы.

– Хотелось бы поговорить с глазу на глаз, – попросил Потемкин.

– Нет проблем. Комнатка без окон вас устроит?

– Вполне. Если кондиционер работает.

Комнатка оказалась не в музее, а как раз в здании дворца, и Потемкин вполне доволен был этим результатом. Для того чтобы понять, как совершено преступление, и раскрыть его, надо быть знакомым и с общей обстановкой на месте преступления и вокруг и знать характеры и повадки действующих лиц. Суровая начальница Джинны вряд ли знала о той комнатке, куда девушка привела Олега. Начальники вообще склонны считать, что они знают о подчиненных гораздо больше, чем они знают на самом деле. Кстати, почему Айлин Меттль была так раздражена возможной встречей Потемкина с Джинной? С этого вопроса Потемкин и начал беседу.

Похоже, Джинна была очень довольна таким началом – потому что вместо неприятных вопросов, которые она ожидала, вопрос оказался очень светским. Даже дамским… Тут можно и посплетничать.

Джинна – смуглая шатенка, возраст – сильно за тридцать, но это видно только вблизи. Даже с трех шагов она выглядела лет на десять моложе. Но вблизи Потемкин явно различил следы применения ботекса (ликвидация морщин), и губы, похоже, были искусственно увеличены. И, наверное, грудь… Женщины такого типа подобные операции не делают по одной – если первый опыт оказался удачным, далее следует весь набор. Благо сегодняшняя косметическая хирургия – могучая модная область полумедицинской индустрии – способна делать чудеса. Были бы деньги! Но, судя по одежде Джинны, ее сумочке и украшениям, нужды в средствах она не испытывала.

– Вы спрашиваете, какие отношения с Айлин, моим боссом? – Джинна привычно накрутила осветленную длинную прядь у виска на палец. – Внешне – очень хорошие. Безоблачные. Даже дружеские. Она не упускает случая продемонстрировать свою лояльность ко мне. Не придирается. Если бывают какие-то рабочие претензии – на то она и работа, в конце концов…

– Но это не все?

– Да. Не все. – Джинна чуть кокетничала. – Дальше, видите ли, типично женские дела. Я даже не знаю, как вам о них сказать…

– Скажите как есть.

– Дело в том, что я никогда не стала бы об этом говорить… – («Врешь, Джинна, и стала бы, и говорила не раз и не два», – подумал Олег.) – Но вы из такой серьезной организации. Вы расследуете убийство. Не станете же вы меня спрашивать о пустяках…

«Интересно, и она уже знает об убийстве, – отметил Потемкин. – Ее боссу сказал вице-президент, а ей кто?»

– Видите ли, – продолжала увлеченная темой Джинна, – я вам скажу одним словом: Айлин мне завидует. – Она взглянула на Потемкина, проверяя реакцию, и двинулась дальше: – Завидует чисто по-женски. Конечно, она гораздо образованнее меня. У нее – докторская диссертация или даже две, у нее – три своих книги. Она знает об искусстве все. А не так как я – с серединки на половинку. А мне большего и не надо. Я сижу тут, в музее, уже почти десять лет, я провожу экскурсии, когда придется, наши экспонаты я знаю хорошо. Работа тут, честно говоря, не пыльная. Я отвечаю за приобретение новых экспонатов и экспозиций. Но реально этим занимается Айлин – то есть выбирает, что именно и на каких условиях мы получим, а я веду чисто техническую работу, и меня это вполне устраивает. Ее тоже. Потому что она общается с начальством, выходит на верха, контачит с ведущими музеями мира… Вообще, она – доктор Меттль. Признанный авторитет в своей области. А я кто? А я – никто.

– За что же тогда вам завидовать?

Джинна взглянула на Потемкина почти сочувственно:

– А за то, что, когда эти самые профессора приходят в музей, при личном знакомстве оказывается, что я их интересую значительно больше, чем госпожа Меттль, понятно? Я, между прочим, не замужем. И не собираюсь. Пока. Я желаю получать от жизни удовольствие – и не скрываю этого.

– Раз уж мы коснулись этой деликатной темы… – начал Олег серьезно, но осмелевшая Джинна перебила его:

– Это был ваш вопрос, помните?

– А как же… Так вот, могу я спросить, а есть у вас бойфренд?

Джинна оскорбленно поморщилась.

– Есть, конечно. Мартин Дэвис. Он здесь работает, в охране. Мы с ним уже давно.

– Хорошо. Мне важно все, что вы сказали. Теперь – о том, что у вас произошло недавно.

– Похищение Чаши? – Джинна сделала большие глаза. – Знаете, ума не приложу! Одно должна вам сказать: чистая работа. Мы ведь тут все видели – как эту Чашу привезли, как подключали к сигнализации. Там такое было устройство – просто подойти нельзя… Ну подойти можно, конечно, я имею в виду – с места не сдвинуть. А прихожу утром в пятницу – все как всегда. Сняла помещение с сигнализации, вошла в зал… Смотрю, в зале что-то не то. Как-то не так, как было.

А эта Чаша хоть сама по себе и невелика, но она была в большом прозрачном пуленепробиваемом футляре – длинном таком. И этот футляр прикреплен к специальному стенду, постаменту – как хотите назовите. Одним словом, как выражаются архитекторы, силуэт зала поменялся. И вот, наверное, минуты три прошло, пока я сообразила, что Чаши нет. И футляра нет. И постамента.

– Что вы сделали?

– Позвонила боссу, Айлин. Потом – в охрану. Из охраны позвонили в полицию. Через полчаса здесь было не протолкнуться. Музей, конечно, закрыли. И дворец. Одним словом, всю эту сторону площади. Но для бизнеса это ничего – все похоронные процедуры происходят ниже. У нас иногда задействована только церквушка на той стороне…

– Удивительно, что я пропустил информацию в газетах, – сказал Потемкин негромко.

– Ничего вы не пропустили. – Джинна получала истинное удовольствие, раскрывая сотруднику спецслужб глаза на реальное положение дел. – Мистер Грейслин, наш вице-президент, прямо тогда, утром, отдал распоряжение обойтись без газетчиков. А для того, чтобы не вызывать лишних вопросов, весь музей закрыли для посетителей. Придумали что-то – даже не помню толком что… Связанное с пожарной безопасностью, кажется.

Попросив Джинну дождаться его, Потемкин вышел из дворца и позвонил по телефону Хопкинсу.

– А я уж думаю, куда ты запропастился, – буркнул Хопкинс без вступлений. – Ребят я отпустил… И, зная тебя, надеюсь, что ты проводишь время с толком…

– И я надеюсь, – подтвердил Олег. – Послушай, когда у нас встреча с вице-президентом?

– Я назначил через час двадцать. Глетчер здесь уже заканчивает, а после я хочу проехаться по территории.

– Послушай, а не мог бы ты минут через двадцать подъехать к тому дворцу – ну около которого мы с тобой в свое время гуляли на прекрасной свадьбе?

– А что там?

– Хочу тебе показать одну маленькую картину.

– Ага… Твоя тяга к произведениям искусства памятна мне еще по России. Ты меня тогда не как копа принимал, а как доктора искусствоведения. У нас в аналитическом отделе очень радовались, читая в отчете, во скольких московских музеях я побывал.

– Но ты же вроде был не против?

– Я и сейчас не против. Буду через двадцать пять минут.

Олег так привык к Хопкинсу, что иногда ему самому казалось, что он знал его всегда. Между тем трудно было найти двух людей со столь несхожими жизненным опытом, привычками, взглядами. А началась эта странная дружба тринадцать лет назад, в осенней Москве 1997 года. Россия начинала приходить в себя после передела и кровавых разборок начала девяностых. Новые реалии уже приживались, хотя и с трудом. Новоиспеченные олигархи и просто разбогатевшие люди начинали привыкать к своему богатству и осознавать свою новую социальную роль. Передел власти в столице был в основном завершен, но то тут, то там еще вспыхивали огни раздора.

Милицейское начальство в те годы стало организовывать приезды в Москву представителей полицейских служб разных стран для «обмена опытом» – так это называлось. Вот в рамках такого обмена и появился тогда в Москве Хопкинс, один из руководителей Группы в Лос-Анджелесе, криминолог с большим опытом и блестящим послужным списком. Потемкина прикрепили к нему – второго человека с таким знанием языка и зарубежных реалий в московской милиции тогда просто не было.

Хопкинс оказался смуглым, короткие черные волосы, дорогие очки, скромный костюм и галстук.

– Послушайте, – попросил он Потемкина сразу при встрече. – Я так понял, что меня повесили вам на шею в качестве детской игрушки к празднику и, наверное, долго рассказывали, как вы за это должны быть благодарны мне и вашему руководству. Так вот – знаете, что такое «булл шит»[1]1
  Бред сивой кобылы.


[Закрыть]? Давайте с вами этой субстанцией не заниматься. Мне сказали, что вы – отличный профессионал. Я тоже в своем деле вроде неплох. Вот на это и давайте ориентироваться.

– А чтобы лучше ориентироваться, давайте поужинаем сегодня вместе, – предложил Олег, которому такое начало общения безусловно понравилось. – В «Национале», идет?

– Вы – мой босс на эти дни, – коротко улыбнулся Хопкинс. И они разошлись, неожиданно довольные началом получившегося знакомства. Так родилась их дружба, которая за годы прошла многие испытания. Они хорошо взаимодействовали. И высоко ценили друг друга как профи. А потому во время командировок Потемкина в Калифорнию Хопкинс всегда старался найти ему дела поинтереснее… И находил.

А о московском своем знакомстве, и первом ужине, и первой совместной стычке с местными бандитами друзья время от времени вспоминали с улыбкой. И свои совместные посещения московских музеев – тоже. Об этом Хопкинс и напомнил сейчас Потемкину.

Но помещение, куда они вошли сейчас, на «Изумрудных Лугах», напоминало больше театр, чем музей. Просторный, человек на семьсот, зал с высоким потолком тонул в полумраке. Тускло светились ряды бордовых кресел, чуть колыхался в лучах прожекторов темный занавес на сцене.

Потемкин дождался Хопкинса у входа. Они сели в кресла посередине, в седьмом ряду. С ними была Айлин Меттль, серьезная и сосредоточенная.

По ее знаку пополз в стороны занавес, изменился свет на сцене – он стал мягче и охватил все пространство. Сейчас он освещал всю ширину огромной сцены. А сцена эта – вся – была занята знаменитым полотном, изображающим приготовления к распятию. Полотно это настолько выходило за рамки представления об обычной картине – своими масштабами, многофигурностью, продуманной нестройностью и даже некоторой неопределенностью композиции, что первое впечатление было: ты оказался у распахнутого окна в прошлое, ты видишь на мгновение остановившееся время – момент перед казнью Спасителя…

Демонстрация полотна закончилась, музыка смолкла.

– Теперь я могу дать пояснения, – произнесла Айлин негромко.

Потемкин тряхнул головой, отгоняя наваждение.

– В жизни не видел ничего подобного.

– Да… Картина… – протянул Хопкинс. – Сколько лет он ее писал?

– Он – это Ян Стыка. Художник. Поляк. Он работал по двенадцать-четырнадцать часов в день без выходных. Почти полгода. Было это в 1896 году. Идею картины ему подал Игнасий Падревский – прекрасный музыкант, а тогда еще и премьер-министр Польши.

– Ты хочешь сказать, – обратился Хопкинс к Потемкину, – что наш поляк имеет к этому какое-то отношение?

Полотно произвело на Хопкинса впечатление, Олег хорошо знал своего товарища. Но знал и то, как он не любит демонстрировать внешне то, что чувствует.

– Айлин, спасибо вам. Вы даже не представляете, как нам помогли! – Олег говорил совершенно искренне и про себя твердо знал, что еще не раз вернется сюда, потому что он и сейчас с трудом мог отвести глаза от полотна – настолько магически притягивала его картина.

– Да, – подтвердил Потемкин Хопкинсу. – Грег Ставиский вел переговоры о том, чтобы сделать, используя эту картину, своего рода огромное электронное шоу. И возить это шоу по всему миру. В свое время, насколько я знаю, так с оригиналом этой картиной и поступали. Ее показывали по всей Европе. И в России тоже. Но тогда и близко не было сегодняшних возможностей…

– Спасибо, мэм. – Хопкинс поднялся с места. – Честно говоря, не ожидал…

– Вы еще не знаете, – горячо продолжала Айлин, – какая у этой картины история – драматическая, трагическая даже. Если бы не «Изумрудные Луга», если бы не наш покойный президент – это гениальное полотно было бы навсегда потеряно для человечества.

– Мы непременно вас выслушаем в подробностях чуть позже, – сказал Хопкинс деликатно. – А сейчас нам пора.