Текст книги "Запретный мир"

Глава 10

И не могло нам в мысль уже прийти

Искать спасенья в бегстве бесполезном.

А.К. Толстой

Прямо посреди вытоптанного стадами поля нелепым чирьем одиноко выпирал невысокий крутой бугор, сложенный красно-черным гранитом. Пояс гор, раскинувшийся вширь где на пять, а где и на десять дневных переходов, в длину же никем не измеренный, любит пошутить: то нагромоздит скопище лесистых сопок, прижавшихся друг к другу тесно, как опята, то воздвигнет одну, но неприступную кручу, а то и смилостивится над людьми, раздвинет горы вокруг уютной долины – но и тут пошутит по-своему: возьмет да и вытолкнет из мягкой земли гранитный кулак высотою в десять, а то и двадцать человеческих ростов.

Каменный взгорбок был стар, ветры, вода и корни сумевших прорасти и выжить на граните сосен расширили трещины, раздвинули огромные валуны. Некоторые скатились к подножью, другие еще держались, заклинив друг друга, образовав естественное укрытие, очень пригодное для того, чтобы прятаться от стрел.

Этим и занимались восемнадцать человек, вовремя успевших укрыться меж глыб. Нет, всего семнадцать… Один не добежал, ткнулся носом в траву с засевшей в затылке стрелой, подергался и замер. А стрелы летят… Не с одной стороны – со всех четырех, так что трудно укрыться даже в нагромождении глыб. Вот еще один из укрывающихся судорожно дернулся, получив стрелу, а куда получил – издали не разглядеть.

Солнце палило. Время перевалило за полдень. В такую погоду лежать бы на пляже, потягивая холодное пивко, да время от времени окунаться…

Отряд человек в полсотни растянулся широким кольцом. Лучники не спеша выцеливали прячущихся. Круглые щиты, отороченные по низу странного вида шнурками, висели у лучников за спиной, не мешая гнуть луки. Шевельнулось что-то между камней – тявкнули тетивы, стрелы кучно пошли послушными дугами. Успел ли укрыться неосторожный – неясно…

Кажется, не успел.

Ответных стрел не было. Высунься кто из укрытия – тут и смерть безумцу. Вначале осажденные пробовали отстреливаться, затем затаились, будто и нет их. Но готовы выскочить разом, чуть что.

Медленно-медленно сжималось кольцо.

В низкорослом ольховнике, прячась в зеленеющем подросте, лежали двое. Один, одетый в кричаще-красное и оттого старающийся как можно плотнее вжаться в планету и не маячить, шепотом спросил другого, не по сезону облаченного в валенки, драную телогрейку и треух:

– Ну, что там?

– Все то же, – низко пророкотал Витюня. Шепотом он говорить не умел. – Из луков стреляют.

– Да тише ты!

– Я и так тихо. Сам не дергайся.

– Слепень в шею кусает, сволочь…

– Потерпишь.

– Это ты потеешь, вот они и летят на запах. И клещей в этих кустах, наверно, как блох в дворняге…

– Угу.

Юрик заворочался.

– Ты не молчи, ты говори, что там делается. Мне же не видно.

– Нечего в красном ходить… – От раздражения, неостановимо вырастающего, как цунами в бухте, Витюня сделался разговорчив. – Во! Еще одному попало. Сверху. Вон тот гад стрелы вверх пускает. Умелый.

– Как минометные мины?

– Во-во. Тем, что на бугре, каюк, я думаю.

– Блин, посмотреть бы… разобраться…

– Лежи.

– Я и лежу.

Юрик медленно потянул руку к шее, но слепень был начеку и с низким гудением дал деру. Понятно, только на время.

– Сволочь…

Витюня не обратил внимания. Он во все глаза смотрел, как воинственные дикари со щитами, отороченными – теперь в этом не было сомнений – не чем иным, как крысиными хвостиками, все теснее сжимают кольцо вокруг гранитного бугра. Стрел они не жалели, по-видимому собираясь напрочь истребить прячущихся за камнями.

Но почему?! Зачем?..

От удивления даже перестала болеть голова.

Бред, бред!!

О чем бы ни болтал прилегший рядом трепач, какие бы вольные домыслы он ни строил, Витюня больше привык доверять здравому смыслу. Но как раз здравый-то смысл и отказывался воспринимать происходящее!

Сначала было плохо. Совсем плохо. Потом вроде стало чуть-чуть лучше, потому что нашелся этот болтун с подвернутой лодыжкой и хотя бы стало с кем поговорить, но почти сразу после этого сделалось еще хуже, чем было. Нелепые фантазии торговца бюстгальтерами подтверждались. Дикая страна, дикие нравы… Не успели Витюня с Юриком кое-как дохромать до этой обширной плеши среди лесов и обогнуть ее краем леса (идти по открытому пространству не решились), как позади завыли и завопили в полсотни глоток, и Юрик шепнул, что не худо бы затаиться и понаблюдать.

Завел болтун. Все-таки надо было идти берегом реки. Или нет?..

Меньший отряд дикарей, как мрачно заподозрил Витюня, шел, вернее, бежал по их следам с намерением настичь и в азарте погони, а может быть, и по холодному расчету, рискнул выбежать на открытое. Тут-то его и ждали. Тут-то неведомых преследователей и взяли в кольцо вот эти… с хвостами. Знамо дело, тоже дикари, но какие-то другие. И пошло-поехало…

Как дикарская засада не заметила двоих, пробирающихся вдоль опушки, – то неизвестно. Не заметили, ну и слава богу.

Юрик не утерпел, поднял голову и раздвинул листву.

– Уберись, – прогудел Витюня.

– Не уберусь. Они сюда не смотрят.

– Когда посмотрят, поздно будет, – и Витюня гугукнул от удовлетворения. Фраза получилась отменная, как в кино. Наверное, оттого, что прекратилась мигрень.

– Я вот что думаю, – сказал Юрик. – Те умники так и будут сидеть за камнями? Их ведь эти уроды перебьют. Подойдут на бросок и кинутся. Стрелков для прикрытия у них хватит.

Витюня промолчал. Главное, пока дикари не пригляделись как следует к ольховнику, не придется снова лезть в драку, а в тактике дикарских потасовок разбирайся кто другой. Одни дикие истребляют других диких – и пусть себе. Разрешается. Им даже полагается истреблять друг друга, если верить этому, как его… Робинзону. Может, они еще и людоеды к тому же… А что, запросто!

Витюню слегка замутило. Ну вот что, ребята, друг с дружкой – это уж как хотите, дело ваше, а если удумаете насчет меня, так имейте в виду: я против! Башку снесу.

– Если они не дураки, то попробуют прорваться, – не пожелал уняться Юрик. – А куда, знаешь?

– Ну?

– Сюда. В этом месте лес к ним ближе всего. Как раз на нас и выскочат. Понял, что надо делать?

– Что?

– Блин!.. Отползать!

– Зачем? – удивился Витюня.

– Жить надоело – оставайся, – великодушно разрешил Юрик и отчего-то сплюнул в прошлогоднюю листву. – А я пополз.

Осуществить свое намерение ему не удалось. Витюня увидел, как прячущиеся за валунами внезапно вскочили, заорали, пустили стайку стрел, отчего трое или четверо осаждавших бугор ткнулись в траву, и, отстреливаясь на бегу, со всех ног припустили к лесу. Больше того, прямо к счастливо найденной Юриком незаметной лежке!

Материться Витюня не любил с детства и ухитрялся обходиться без словесного допинга даже на стройке. Иное дело, конечно, ежели штанга не пошла – тут покорячишься, покорячишься под нею, да и бросишь гадину. Хорошо еще, если обойдется без членовредительства, а все равно хребет трещит, связки ноют, глаза выскакивают и в ушах гудят ростовские перезвоны. Вот тут-то не грех облегчить душу, и то лучше матюкнуться про себя – никто ж, и тренер тоже, не виноват, что нет у тебя настоящего таланта к железу. И штанга не виновата. А немногочисленные зрители и подавно.

Но сейчас Витюня невольно завернул такое, чего сам же устыдился бы впоследствии, будь текущий момент чуть-чуть поспокойнее.

На скулах сами собой заходили желваки. Рука крепче стиснула лом. Ох, опять…

– Это даже не мазохизм, – дрожким шепотом сообщил Юрик, уловив движение лома. – Это суицид. Лежи!..

Уползать кустами было поздно. И Юрик, как видно, это понял, поскольку прекратил отползание и молча потянул к себе копье. Витюня только покосился. Много он тем копьем навоюет, дохляк. Но пусть берет, не жалко. Может, не даст порубить себя на шашлык, пока пойдет разборка с остальными. А разбираться, как видно, придется…

За камни спряталось семнадцать. На прорыв дикари без крысиных хвостов пошли уже в количестве четырнадцати – троих потеряли от стрел в ненадежном укрытии. Теперь их оставалось не больше десяти. Разметав цепь стрелков, они что есть сил драли к лесу. Те, другие, что с крысиными хвостами, вопя, мчались наперерез справа и слева, гнали бегущих по пятам, выцеливая на бегу. Один дикарь, мелкий ростом, отстал. Подросток, наверное. Сейчас его…

– Не уйдут, – сообщил Юрик, отводя мешающую ветку. – Как раз тут их и зажмут как миленьких. И мы не уйдем… Япона мать! – ахнул он, когда стрела показала жало из груди враз запнувшегося на бегу дикаря – не маленького, другого. – Видал, а? Насквозь! Ох, перебьют их всех…

Зло сопя, Витюня привстал на одно колено. Ранка на боку напомнила о себе уместной болью, и на какое-то время он перестал себя контролировать. Мало того, он и не желал этого!

С хрустом, с треском ветвей, с топотом и воплями вломились в ольховник преследуемые и преследователи. Навстречу им грянул яростный рык, немного похожий на медвежий, но куда более грозный, и из кустов проворно рванулось нечто темное, большое, а вслед за ним – поменьше и красное. И если второе существо – или враждебный дух? – всего лишь орало что-то на чужом языке, срываясь на визг, то первое, неудержимо проламывающееся сквозь кустарник, рычало совершенно не по-человечески, свирепо и страшно.

* * *

В последний момент Юмми успела-таки метнуться вбок, избежав удара пущенного сильной рукой дротика, и не с криком, свидетельствующим об удаче, – с жалобным всхлипом нырнула в ольховник. Скорее, скорее продраться, пока не окружили, и бежать, бежать…

Она не понимала, как это случилось. Может быть, крысохвостые раньше их выследили чужаков и ловили посланный вдогон отряд на приманку? Может быть, их лазутчики шныряли по земле Волков и, обнаружив спешащий к границе отряд, каким-то образом сумели сообщить о нем своим сородичам? Юмми не знала, не знала…

Ошибкой было выходить на открытое. Куха искал успеха в дерзости и за дерзость поплатился. Сначала не осталось ничего другого, как бежать под стрелами к единственному укрытию посреди поля. Потом, когда стало ясно, что укрытие не спасет, пришлось прорываться сквозь цепь стрелков и бежать к лесу. Разве девчонка сможет бежать наравне с воином? Она отставала и отставала, каким-то чудом была пока жива и даже не ранена, но еще ничего не кончилось, надо не дать снова замкнуть кольцо, вырваться, уйти, потеряться в лесу…

Куха что-то кричал – она не понимала. Бежать, бежать… Что она, девчонка, может выставить против копий, мечей и топоров – коротенький медный нож? И зачем дедушка заставил охотиться на пришлецов? Вон чем обернулась охота. Да крысохвостые сами убьют всякого, кто к ним сунется, будь он из какого угодно мира, включая Запретный!..

Она не успела даже вскрикнуть, когда мимо нее, легко проламывая коридор в ольховых зарослях, с проворством вскочившего с лежки кабана пронеслось нечто громоздкое и до жути человекоподобное. Волосатый куль, громадный зверочеловек, одержимый злыми духами, встречается очень редко и еще реже нападает на людей, предпочитая убегать от охотников. Вдобавок куль громко свистит – а это существо, вырвавшееся из кустов, ревело низким голосом, да еще как! И сразу вслед за ним, что-то вереща, выскочил вооруженный копьем человек в небывало красной одежде, словно облитый ею с ног до шеи.

Далеко не сразу Юмми поняла, что эти-то двое и есть искомые пришлецы из Запретного мира. По правде говоря, в первые минуты размышлять ей было некогда. Уйти не удалось, крысохвостые успели отрезать путь бегства, и теперь на опушке леса среди стволов стройных сосен и черных берез, кустов ольхи, колючих сухих стеблей прошлогодней ежевики кипела отчаянная битва.

Не так уж много врагов успело вклиниться в лес, заставив воинов Земли и Волка принять бой; в первые мгновения силы были примерно равные. Но в помощь проворному авангарду крысохвостых, оглашая поле мерзкими для уха людей Земли боевыми воплями, спешно подтягивались остальные. Судьба отряда была решена.

Вернее, была бы. Если бы не подмога, которую никто не ждал, о которой никто не просил и в действенность которой никто поначалу не поверил. А зря.

Все-таки первый из чужаков оказался человеком, а не лохматым кулем, но таким человеком, о которых разве что поется в песнях и рассказывается в былях о подвигах древних героев, а в жизни они уже не встречаются.

Длинная прямая палка в его руках, по-видимому, обладала волшебными свойствами – сбитые ею враги отлетали, как щепки от сухого дерева, когда его рубят топором, и больше не поднимались. На каждого крысохвостого богатырь тратил не более одного удара. Щиты, сплетенные из прутьев и обтянутые кожей, не помогали – Юмми видела, как одного врага, наседавшего особенно рьяно, силач проткнул своей волшебной палкой вместе со щитом, по обычаю крысохвостых отороченным отвратительной бахромой. В густом подлеске враги не могли как следует орудовать копьями, зато волшебная палка летала птицей и лесной подрост был ей не помеха. Подобраться к богатырю для удара топором или коротким мечом оказалось и вовсе невозможным. Крысохвостые заранее побросали бесполезные при погоне в лесу луки – тем лучше!

Не будь врагов так много, сражение окончилось бы в несколько мгновений. Но этих мгновений с лихвой хватило, чтобы отставшие крысохвостые успели достичь леса и вмешаться в битву.

Пятеро на одного…

Треск… Многоголосье криков… Стоны… Частый звон меди о медь… Удары, удары… Предсмертный хрип…

Юмми подхватила с земли обломок копья, только что с треском переломленного пополам волшебной палкой могучего чужака, сумела кольнуть запутавшегося в подлеске крысохвостого. Только кстати случившаяся ветка помешала тому с одного удара раскроить голову нахальному мальцу, сунувшемуся в мужское дело, – боевой топор-клевец скользнул вбок, сдирая ольховую кору. Юмми сумела ударить еще раз – под круглый щит, отороченный мерзким украшением, и, наверно, угодила острием обломка в пах, потому что воин взвизгнул, как визжит укушенная в драке за кость собака, и с воем повалился в заросли.

Юмми не успела осознать свою победу и впоследствии не гордилась ею, как непременно гордился бы парнишка, которого ей приходилось изображать. Мальчишка ее лет, опомнившись, почти наверняка добил бы вопящего, катающегося от нестерпимой боли, бросившего оружие врага – хотя бы для того, чтобы избежать упрека со стороны старших. А может быть, и для того, чтобы великодушно прекратить ненужные мучения побежденного противника. Мать-Земля благодарно впитывает кровь, но не жалует чрезмерно жестоких. И мальчишка хвастался бы победой перед завидующими сверстниками…

Вскрикнув или молча, кто как, падали в беспорядочной свалке свои и чужие. Падали, падали…

В подлеске бой разбился на несколько стычек. Куха, Хуккан и еще три-четыре воина держались вместе, прикрывая один другого. Крысохвостые кидались на них, как остервенелые псы.

Упал один из воинов, насквозь пронзенный копьем… Хуккан отмахивался тяжелым топором, более пригодным для рубки деревьев, но послушным в руке сильного воина, ревел страшным голосом и пугал наскоками, но не мог напугать. Куха отбивался левой рукой, а правая висела как плеть.

Одиночки, потерявшие в сумятице схватки локоть боевого товарища, были обречены. Вот одного, пустившегося в бессмысленное бегство, уложили палицей. Вот враги в два меча добивают сбитого наземь молодого Волка, вцепившегося зубами в икру вопящего благим матом крысохвостого…

Ничего необычного не происходило на краю леса: хозяева долины умерщвляли соседей-недругов, опрометчиво вторгнувшихся в их владения. Так всегда было и всегда будет. Разве воины Земли всего-навсего вчера не навалили горы тел плосколицых? Невозможно сосчитать, сколько раз происходило одно и то же с разными вариациями и одним смыслом, таких чисел просто нет в человеческом языке. Для счета не хватит ни звезд на небе, ни волос на голове. Может быть, только река, если разбить ее на капли, даст истинное число. Но ведь река течет, и старые мириады капель сменяются новыми…

Пусть так. Пусть убийство воинственных чужаков привычно, как восход солнца, и никто не ведет бесполезный счет битвам и стычкам. Пусть так и надо, но подите объясните это истребляемым. Сейчас Юмми больше всего хотелось крикнуть: «Не надо! Зачем?! Вы слышите, я не хочу!!!»

И, проснувшись, посмеяться над ночным наваждением, недоброй шуткой легкомысленных духов сна.

Нет, все-таки этот бой отличался от бесчисленного множества других. Никогда еще в схватку не вмешивались люди, столь не похожие ни на Волков, ни на крысохвостых, и уж меньше всего на людей Земли. Никогда еще удары неведомого, явно колдовского оружия не были столь сокрушительными!

Медь мечей и топоров звенела, споря с чудесным оружием, и не могла переспорить. Богатырь с волшебной палкой, невысокий ростом, но имеющий чрезвычайно мощный торс, крушил крысохвостых направо и налево. Его помощник, а может быть, и раб, одетый, словно облитый, во все красное, неловко, но яростно орудовал копьем, прикрывая богатырю спину. Оба кричали, и их крик не походил на боевой клич ни одного из известных Юмми племен.

Впоследствии Юмми не смогла, как ни старалась, восстановить подробности схватки. В памяти остались лишь обрывки: наседающий приземистый крысохвостый, чье-то залитое кровью лицо, распяленный в мученическом крике рот, мелькание волшебной палки и удары, удары…

Вдруг не стало страха. Осталось лишь громадное удивление: она еще жива! Куда-то исчез тот гнусный, что наседал на нее с мечом, смеясь над зажатым в ее руке обломком копья. Кажется, его ухитрился проткнуть странный чужак в красной одежде… И врагов вроде бы становится меньше…

По-прежнему пятеро на одного. Но разве это много, когда от соединенного отряда воинов Земли и Волка осталась лишь она, Хуккан да израненный Куха, а на их стороне могучий союзник с волшебным оружием!

Свершалось небывалое: израненная мышь грозила горностаю. Уцелевшие крысохвостые разом, как по команде, отпрянули, больше не рискуя попадать под неведомое смертоносное оружие. Заминка длилась не дольше нескольких мгновений. Затем, тяжело дыша, богатырь взметнул над головой волшебную палку и сделал шаг вперед – один, другой…

После третьего его шага крысохвостые побежали.

Глава 11

Вы параллельны ко всему,

А я, напротив, вертикален!

А.К. Толстой

– А классно мы их сделали! – в который раз похвастался Юрик. Он никак не мог успокоиться, сучил лапками, подсигивал на месте, и глаза его горели.

– Ничего не классно, – тяжко вздохнув, возразил Витюня. – А я еще тех побил…

– Каких еще «тех»?

– Ну, которые утром…

– Запиши в послужной список, – фыркнул Юрик. – По-моему, у них это дело в почете.

– Какое дело? – не понял Витюня и заморгал. – В список заносить?

– Ох, не могу я с тобой… У них и письменности-то, наверно, никакой нет. В почете черепа крушить, понятно?

Повинуясь безотчетному желанию, Витюня запустил пятерню под треух и пощупал макушку. Вспотела, а так ничего… Череп пока в порядке.

Нет, все вышло не так уж плохо, во всяком случае, трое оставшихся в живых аборигенов не сделали попытки причинить вред ни ему, ни Юрику, чуть только уцелевшие обормоты с крысиными хвостиками на щитах что есть духу дернули через поле. Тем не менее Витюня не бросал наскоро обтертый травой лом и вообще держался настороже. Мало ли какие у местных дикарей понятия о благодарности. Подкрадутся сзади и угостят топориком по головушке – с диких станется. Ежу понятно: эти гнались за ним да за Юриком, пока не угодили в засаду…

Поди еще разберись, на той ли стороне они с Юриком вступили в драку! Как-то так само получилось… Может, и не на той стороне – а только нечестно это, когда пятьдесят против восемнадцати, да и от крысиных хвостов на щитах нехорошо мутит. Вон он валяется, переломленный ударом лома щит с гнусной бахромой, и вонь от него, как с помойки…

Сказать по правде, уцелевших аборигенов Витюня совсем не боялся. Один из них был изрядно посечен и едва держался на ногах, второй, рослый и сильный мужик средних лет, выглядел лучше, но Витюня не сомневался, что в случае чего легко с ним справится. Третий и вовсе пацан. Нет, напасть в открытую они не решатся…

Если бы не трупы, драка принесла бы облегчение. А так – и не поймешь, герой ты, преступник или просто жертва обстоятельств. Сволочи туземцы – выбрали для своих разборок такое место, что не вмешаться было никак невозможно. Это скольких же пришлось завалить ломом?.. Кошмар!.. Да и парашютист сгоряча сунул кому-то копьем прямо в пасть – и попал. Родственная душа, подельник, будущий сосед по нарам…

Хотя, если парашютист не врет насчет прямого попадания в иной мир, нары – дело не скорое.

Трупы валялись повсюду. Один даже стоял, заклинившись меж двух ветвей.

– Да, – проговорил с нервным смешком Юрик, – хорошо сделал местный полковник Кольт, что еще не родился.

– Почему? – спросил Витюня.

– Потому что он уравнял бы шансы.

Пока Витюня напрасно морщил чело, пытаясь постичь сказанное, Юрик вывернул оба кармана комбинезона, осмотрел их с не меньшей тщательностью, чем старатель свой лоток, и, уцепив дрожащими пальцами одинокую табачную крошку, хищно принюхался.

– Курить хочешь? – посочувствовал сердобольный Витюня.

Юрик одарил его злобным взглядом.

– Водки хочу, – буркнул он. – Много.

– Зачем?

– Чтобы забыться.

Аборигены занимались чем-то странным. Ну, закусивший губу раненый сел у сосны, привалившись спиной к стволу, – это было понятно. Ну, второй туземец нажевал листьев пополам с корой и каким-то несусветным лыком примотал жвачку к ранам первого – это тоже было более-менее понятно. Но за каким лешим пацан обошел своих мертвецов, снимая с них что-то, а потом сбегал к горушке, где остались несколько его побитых стрелами соплеменников, Витюня не понял. Через полчаса бежавшие приведут сюда такую шоблу, что сотней ломов не отмахаешься! Драпать же надо!

Парнишка вернулся бегом, неся что-то в горстях.

– Амулеты, наверное, – неуверенно предположил Юрик в ответ на немой вопрос. – Он их с убитых снял.

– Зачем? – пробасил Витюня.

– Наверно, религия. Опиум для народа. Трупы-то им бросить придется. Ты смотри, как бы они к этим трупам не прибавили наши, у них, по всему видно, с этим делом просто…

– Я смотрю.

Три уцелевших туземца совещались на своем тарабарском наречии, поглядывая в сторону негаданных спасителей. При этом они жестикулировали и временами показывали то на Юрика, то на Витюню. Чаще на Витюню.

– Чего это они? – спросил Витюня.

– Ты им нравишься, – объяснил Юрик.

– Чем?

– Ты толще.

Витюня сердито засопел, но не нашелся с ответом.

– Кажется, пора налаживать контакт. – Юрик закряхтел, прочищая горло, прислонил копье к сосне и принялся делать жесты, по-видимому обозначающие миролюбие: прикладывал ладонь ко лбу и сердцу, сплетал пальцы и тряс получившейся фигурой над головой. – Эй, мужик! Курить есть? Да, ты, тебе говорю… Фрэндшип, блин! Бхай-бхай! Хинди-руси! Ты – Туй, я – Маклай, ферштейн?

– Замолкни, – сказал Витюня.

– Чего это мне молкнуть? Ты хочешь, чтобы нам кишки выпустили? Я – нет. Сейчас закорешимся с этими, потом легче будет. Пусть ведут к своим. Вождю валенки подаришь, он тебя советником сделает. С привилегиями. Гарем хочешь?

– Замолкни, – сумрачно повторил Витюня. – Ушибу.

– Не догонишь. Э! Гля, уходят… Вот гады.

– А мы?

– Блин! И нам пора смываться.

– Куда?

– Я тебе что, путеводитель? – огрызнулся Юрик и сейчас же просветлел лицом. – О! Ты гляди!..

Трое дикарей делали очень понятные жесты: звали за собой.

* * *

Только сейчас, когда все осталось далеко позади, Юмми наконец осознала очевидное чудо: потеряв пятерых из каждых шести, им все же удалось отбиться от крысохвостых! Больше того: победить их на их же земле, ибо тот, кто, спасая жизнь, пустился в бегство, побит, побежден и проиграл. Славная, но горькая победа.

Она сняла обереги-амулеты с убитых соплеменников и союзников. Один воин Волка, битый двумя стрелами, еще дышал, но его душа уже покидала тело. Юмми сняла оберег и с него. У Волков простые обереги, у всех одинаковые: просверленный волчий клык на тонкой жилке, носимый на шее. У людей Земли обереги разные…

Надо уходить, сохранив нечаянный горький успех. Если нельзя унести тела сородичей, надо хотя бы спасти обереги и совершить над ними погребальный обряд. Душа павшего последует за оберегом и, насытившись погребальной жертвой, легко и радостно отойдет к предкам. Без этого она, несчастная, будет скитаться, не находя покоя, а то и, озлобившись, начнет мстить нерадивым и трусливым соплеменникам. Жаль, что крысохвостым достанутся тела павших бойцов – но ведь без оберегов это только тела, не больше. Мертвые поймут и не обидятся.

К счастью, Хуккан, воин могучий и бывалый, получил в бою лишь несколько порезов. Он почти нес на себе израненного Куху. Раны вожака погибшего отряда Волков были не опасны, но глубоки, и крови вытекло немало. Куха был бледен, мычал, не в силах разлепить губ, и едва передвигал ноги.

Привлеченные запахом крови, жужжали слепни.

Двое чужаков из Запретного мира брели следом, причем оба набрали оружия. У того, что был облит шуршащей красной одеждой, неуместной для того, кто уходит от погони, помимо копья в одной руке, меча в другой и топора за поясом, за спиной висел еще и лук, а на плече болтался полный стрел колчан. Хотя и видно было по неловкой ухватке: не лучник. Второй, могучий, истинный спаситель, помимо своего страшного оружия, нес два копья и два топора, легко помещавшихся в огромных ручищах, способных, кажется, сдавить камень с такой силой, что из него потечет вода. Оба нещадно потели и мотали головами, мешая слепням кусаться. Наверное, в Запретном мире царит вечная стужа и люди бродят в холоде и мраке, питаясь чем придется и друг другом… Конечно, слабых съедают и остаются жить лишь самые сильные да еще колдуны…

Тот щуплый в огненно-красном наряде наверняка могучий колдун… Непонятно только, для чего он полез в бой, вместо того чтобы навести на крысохвостых обыкновенный морок? И почему прихрамывает? Может быть, его колдовство действует только в Запретном мире?..

Мог ли дедушка предполагать, что на долю внучки выпадет такая мука мученическая – решать? Конечно, следовало убить обоих, выполнив наказ, – но с какими глазами убивать тех, кто спас от неминуемой смерти? Хотя это еще как посмотреть… Не явись сюда чужаки, не было бы погони за ними, не попал бы отряд в ловушку… Но разве в том вина чужаков? Каждый, как умеет, защищает свою жизнь. Глупый еж фыркает, пугая, и сворачивается в колючий шар. Загнанный лось поворачивается к убийцам и насмерть бьет раздвоенным копытом. Маленький, но злющий лемминг набрасывается на стократ сильнейшего врага. Даже репейник, выросший не там, где надо, норовит уколоть того, кто ухватится за него, чтобы вырвать.

И вообще: как убить? Даже могучий Хуккан, поглядев в бою на неукротимую свирепость сильнейшего из чужаков, на его волшебное непобедимое оружие и небывалую силищу, покачал головой в ответ на немой вопрос. Нет, убить их пока нельзя. Незваные гости ведут себя мирно, покорно идут следом, ну и пусть идут. Если не нагонят крысохвостые, судьба чужаков решится не сейчас и не здесь – ее решат дедушка и вождь.

Молчали. Только терпящий боль Куха временами оглядывался на жителей Запретного мира с понятной смесью уважения, беспокойства и страха и каждый раз по-волчьи ворчал, скаля зубы.

На пограничной поляне вокруг прибитой к стволу лиственницы тухлой крысы по-прежнему вились мухи. Хуккан только зарычал от ненависти и потянулся к мечу, но поганить оружие, сшибая наземь отвратный тотем, не стал. По-прежнему с высоко вознесшейся кроны свисало чужое огненное полотнище в переплетении белых ремешков, озадачивая и пугая…

– Найдите собак, – прохрипел Куха.

Те сами дали знать о себе заливистым лаем. Тем лучше: если крысохвостые рискнут гнаться за остатками отряда по земле Волков, то, опасаясь засады, сперва вышлют разведку. Пусть-ка разведчики, послушав лай, вообразят, что ускользнувшие враги встретили подкрепление, и призадумаются. А может быть, крысохвостые, напуганные рассказами уцелевших сородичей о небывалом воине, и вовсе откажутся от погони…

Собаки рычали и кидались на Юмми и Хуккана, а при виде чужаков просто взбесились, но сконфуженно примолкли, чуть только Куха цыкнул на них. Умные псы у Волков, надо бы выменять одного-двух на развод. Только глупый упускает случай приглядеться к соседям и высмотреть, что у них не худо бы перенять.

– Домой! – прикрикнул Куха, своей рукой перерезав поводки, и обессиленно сел на опавшую хвою. – Домой, сказано! Фьють… Домой!..

Умные собаки умчались без лая. Солнечный диск еще не успеет коснуться вершин дальних гор, как они приведут подмогу. А то и раньше, если предусмотрительный Ур-Гар выслал вдогон еще один отряд. Выходит, судьбу чужаков будут решать Волки?

Юмми и Хуккан молча переглянулись.

Волки?

Ур-Гар и Мяги?

– Они не убьют их, – шепнул Хуккан.

Юмми кивнула в ответ:

– Не убьют…

Лишние слова. Юмми была уверена: Куха не слышал, – но догадался, забеспокоился… Если спрятать его в овраге, оставив запас пищи и воды, он не умрет до прихода своих, и совесть людей Земли будет чиста…

Это надо сделать. Иначе, если Ур-Гар, потерявший сегодня лучших воинов, не справится с гневом, его успокоит храбрец Куха или разумник Мяги. И вспыльчивый, но мудрый вождь задумается, как лучше поступить: уничтожить пришлецов, как велит Договор, или оставить их в племени как непобедимых бойцов, стоящих, может быть, не меньше, чем помощь из иного мира. Вождь не кудесник – что ему Договор? Хороший вождь заботится о своем племени и только о нем. Каждому понятно, как поступит Ур-Гар…

Но как же дедушка? Он прямо сказал: «Лучше погубить всех, чем нарушить Договор»… Всех? Все племя людей Земли?.. И без того прореженное нашествием плосколицых? Для чего же племя кормит чародея, если тот ставит выше судьбы племени какой-то Договор?..

Страшно сознавать, что дедушка ошибся. Такого еще не случалось ни разу, он видит дальше всех, он самый опытный, самый мудрый… Разве можно равнять с ним дядю Ер-Нана и даже самого вождя? Может быть, только чародей Волков Мяги равен ему если не опытом жизни, то острым умом… И все-таки на этот раз дедушка ошибся…

А если нет?.. Неужели и Мяги настоял бы на немедленном умерщвлении чужаков только потому, что они из Запретного мира? Неужели и он не соблазнился бы мыслью иметь в племени могучих, непобедимых бойцов?

И тогда – горе соседям!.. Беда ослабевшему племени Земли!

Чужаки переговаривались о чем-то на непонятном наречии. Судя по их настороженности, они не очень доверяли тем, кому спасли жизнь, но, кажется, не настолько, чтобы напасть первыми. Их можно увести к своим… можно! Хуккан сразу это понял. А там пусть вождь и дедушка рассудят, кто ошибся, а кто нет!