Текст книги "Второе открытие Америки"

Из Южной Америки они отправились в Мексику, где намеревались пробыть лишь несколько месяцев, а затем вернуться в Европу. Но богатства природы в этой стране, также весьма малоисследованной в научном отношении, задержало их гораздо долее, чем они рассчитывали.

Гумбольдт определил географическое положение различных пунктов, изучал деятельность вулканов – между прочим знаменитого Иорульо, образовавшегося в 1755 году, – произвел массу барометрических измерений, подавших ему мысль изображать орографию местности в виде профилей, представляющих вертикальное сечение страны в известном направлении, исследовал пирамиды и храмы древних обитателей Мексики – ацтеков и тольтеков, изучал историю и политическое состояние страны и пр.

Наконец 9 июля 1804 года, после почти пятилетнего пребывания в Америке, Гумбольдт и Бонплан отплыли в Европу и 3 августа того же года высадились в Бордо.

Результаты их путешествия были впечатляющи.

До Гумбольдта только один пункт внутри Южной Америки – Кито – был точно определен астрономически; геологическое строение ее было вовсе неизвестно. Гумбольдт определил широту и долготу многих пунктов, произвел около 700 гипсометрических измерений (измерение высот), то есть создал географию и орографию местности, исследовал ее геологию, собрал массу данных о климате страны и уяснил его отличительные черты.

Далее, путешественники собрали огромные ботанические и зоологические коллекции – одних растений около 4 тысяч видов, в том числе 1,8 тысячи новых для науки.

Было доказано соединение систем Амазонки и Ориноко; исправлены и пополнены карты течения обеих рек; определено направление некоторых горных цепей и открыты новые, дотоле неизвестные (например, Анды Паримы), уяснено распределение гор и низменностей; нанесено на карту морское течение вдоль западных берегов Америки, названное Гумбольдтовым, и т. д.

Не оставлены без внимания и этнография, археология, история, языки, политическое состояние посещенных стран: по всем этим предметам собрана масса материала, разработанного впоследствии частью самим Гумбольдтом, частью его сотрудниками.

Но еще драгоценнее этой громады фактов были общие выводы, почерпнутые Гумбольдтом из изучения тропической природы и развитые в целом ряде трудов, о которых мы упомянем ниже.

История путешествий знает экспедиции гораздо более опасные, трудные, отдаленные, гораздо более эффектные, экспедиции, в которых приходилось испытывать неслыханные страдания, видеть смерть лицом к лицу почти на каждом шагу… Но вряд ли можно указать путешествие, которое принесло бы такие богатые плоды в разнообразнейших отраслях науки.

И вряд ли мог Гумбольдт выбрать страну, более подходившую к его стремлениям, чем тропическая Америка. Здесь он мог наблюдать грандиознейшие явления природы, сконцентрированные на небольшом пространстве.

Землетрясения, вулканы – потухшие, действующие и образовавшиеся почти на глазах, как Иорульо; огромные реки, водопады; бесконечные степи и девственные леса, где каждое дерево в свою очередь несет на себе целый лес лиан, орхидей и т. п.; все климаты и все типы растительного и животного мира: в долинах – роскошь тропической природы, на вершинах гор – безжизненность далекого Севера, – словом, все, что в силах подарить природа, все, что может поразить воображение, – все, кажется, собралось здесь в неисчерпаемом разнообразии форм и красок, подавляя своим величием простых смертных, но сочетаясь в грандиозное и гармоническое целое в уме Гумбольдта.

Жизнь в Париже (1804–1827)

Из Бордо путешественники поспешили в Париж для приведения в порядок и разработки своих коллекций. В это время Вильгельм Гумбольдт находился в Риме в качестве резидента при папском дворе. Здесь получил он письмо Александра, в котором тот извещал о своем намерении вернуться в Европу.

Через некоторое время распространился слух, что Александр умер от желтой лихорадки. Разумеется, этот слух произвел переполох в семье Гумбольдта. Сам Вильгельм не мог отлучиться от места службы, но жена его отправилась в Париж навести более точные справки.

Тут, однако, ее опасения вскоре рассеялись, так как было получено письмо, извещавшее о прибытии Гумбольдта в Бордо, а вскоре затем явился и он сам – целый, невредимый и даже поздоровевший, пополневший и более чем когда-либо живой, веселый и разговорчивый. В Париже он был встречен с большим энтузиазмом.

«Вряд ли, – говорит госпожа Гумбольдт, – когда-либо появление частного лица возбуждало такое внимание и такой общий интерес». Причиной этого была не только его ученая слава и интерес к его путешествию, о результатах которого уже знали кое-что из его писем, но и его личное знакомство с большинством французских ученых, среди которых он пользовался огромной популярностью за свой общительный, благодушный характер, остроумие и красноречие.

Только при французском дворе ему почему-то не посчастливилось. Он представлялся Наполеону I, но великий полководец и самодур принял его холодно и ограничился пренебрежительным замечанием: «Вы занимаетесь ботаникой? Моя жена тоже занимается ею».

Гумбольдт решил остаться в Париже для разработки и издания собранных им материалов – частью потому, что ни в каком другом городе не представлялось такого богатства научных пособий и такого блестящего общества ученых, частью же просто из любви к Парижу и французскому обществу!

Издание «Американского путешествия» потребовало многих лет и сотрудничества многих ученых. Скажем здесь же несколько слов об этом гигантском труде.

Первый том его вышел в 1807 году, последний – в 1833 году. Сам Гумбольдт взял на себя главным образом общие выводы, сотрудники обрабатывали фактический материал. Вычислением астрономических наблюдений занялся Ольтманс, определением и описанием растений – Бонплан и Кунт (родственник воспитателя Гумбольдтов); в обработке зоологического материала приняли участие Кювье, Валансьенн и Латрейль; минералогического – Клапрот и Вокелен; окаменелости были определены Л. фон Бухом.

Гумбольдту принадлежит описание путешествия («Исторический отчет etc.», три тома in quarto), общая картина природы, климата, геологического строения, жизни и памятников диких племен страны и пр. («Виды Кордильер», два тома in quarto и 69 таблиц), трактат о географическом распределении растений («Опыт о географии растений»), сборник исследований по зоологии и сравнительной анатомии (два тома) и трактаты о политическом состоянии испанских колоний («Политический опыт о Новой Испании», два тома с 20 картами, и «Политический опыт об острове Куба», два тома).

Все издание состоит из 30 томов, содержит 1425 таблиц, частью раскрашенных, и стоит 2553 талера. Оно напечатано в Париже, на французском, частью на латинском языке. Само собою разумеется, что для публики такое сочинение было недоступно. «Увы, увы! – жалуется Гумбольдт в письме к Берггаузу (1830 год), – мои книги не приносят мне выгоды, на которую я рассчитывал: они слишком дороги.

Кроме одного-единственного экземпляра моего «Путешествия», который я оставил у себя для собственного употребления, в Берлине имеются еще только два. Один – полный – в королевской библиотеке, другой – в домашней библиотеке короля, но неполный: и для короля сочинение оказалось слишком дорогим».

О результатах путешествия и массе последующих работ, монографий, статей и заметок по разным вопросам естествознания мы еще будем говорить, здесь же упомянем о другой стороне деятельности Гумбольдта – стремлении передать результаты своих исследований в художественной, популярной форме, доступной для читателя-неспециалиста.

Результатом этого стремления явились (кроме описаний в «Историческом отчете», «Видах Кордильер» и др.) в 1808 году «Картины природы» («Ansichten der Natur») – ряд картин тропической природы, нарисованных с удивительным мастерством. Книга была переведена на все европейские языки и, без сомнения, представляет один из важных камней в памятнике славы Гумбольдта.

Если из богатой популярной литературы нашего столетия что-нибудь уцелеет в грядущих веках, то в числе этих уцелевших произведений первое место займут, конечно, «Картины природы». Это художественное произведение, не имеющее себе равных по красоте, силе и сжатости изложения.

Именно последнее свойство – сжатость, способность в немногих словах и на немногих страницах сконцентрировать самые яркие черты изображаемого мира – выгодно отличает эту книгу от других выдающихся произведений в том же роде, как, например, «Сцены природы» Одюбона.

Вообще это лучшее из популярных произведений Гумбольдта. «Космос» превосходит его глубиной и разнообразием содержания, но далеко уступает «Картинам природы» в красоте, живости и свежести изображения.

Вернемся к прерванной биографии Гумбольдта. Около года он провозился в Париже с разборкой и приведением в порядок коллекций, занимаясь в то же время исследованием химического состава воздуха с Гей-Люссаком.

В следующем, 1805 году, он отправился в Италию, к брату, которому передал материалы для изучения американских наречий, собранные во время путешествия; затем съездил в Неаполь – посмотреть на извержение Везувия, случившееся в том году. В этой экскурсии его сопровождали Гей-Люссак и Леопольд фон Бух.

Из Неаполя Гумбольдт отправился в Берлин, в самый разгар австро-французской войны, закончившейся Аустерлицем. Суматоха военного времени и скверная погода сильно затрудняли эту поездку. «Мое путешествие через Вену и Фрейберг затруднено войною… Наука теперь перестала быть палладиумом… А Готардский проход! какими ливнями, снегом и градом встретили нас Альпы! Нам пришлось-таки потерпеть на пути от Лугано до Люцерна. И это называется умеренным климатом!»

В Берлине он жил в 1806–1807 годах – в годы сильнейшего политического унижения Пруссии. После Аустерлица Австрия поспешила заключить мир с Наполеоном, но Россия еще не хотела уступать. В 1806 году она ополчилась на Францию в союзе с Пруссией.

Кампания, однако, кончилась так же быстро, как и предыдущая. Битвы под Йеной, Ауэрштетом и Фридландом принудили союзников заключить мир (1807 год). Берлин был занят французскими войсками, Пруссия низведена до степени второклассной державы, территория ее уменьшена наполовину.

Гумбольдт занимался в это время магнитными наблюдениями так усердно, что несколько ночей провел почти без сна, писал «Картины природы» и, кажется, не особенно заботился о политических невзгодах своей родины.

Как ни стараются немцы представить его патриотом, но, в сущности, в нем была слишком сильна космополитическая закваска. Семена, брошенные Форстером, упали на плодородную почву. Притом, как мы уже упоминали, он не придавал особенного значения военным триумфам и политической суете.

Не то чтобы он не интересовался ими – Гумбольдт интересовался всем, от таинственных космических процессов в туманных звездах до мелкого скандала в придворных кругах, – но он не придавал такого значения гибели генерала Мака или вступлению французов в Берлин, какое придает им большинство, видящее в подобных событиях суть исторической жизни.

Под этой рябью и пеной исторического потока он видел незримое течение идей, работу мысли, которая создает в жизни народов все.

Но если Гумбольдт чурался политики, то политика не хотела оставить в покое Гумбольдта. В июле 1808 года ему пришлось оторваться от своих научных занятий, чтобы сопровождать в Париж принца Вильгельма Прусского, который ездил туда для переговоров с Наполеоном.

Гумбольдт, пользовавшийся большим значением в парижском высшем обществе, знакомый с влиятельнейшими лицами во Франции, должен был, так сказать, готовить почву для принца, что и исполнил с успехом.

По окончании этой официальной задачи он просил короля позволить ему остаться в Париже и получил разрешение. После этого он прожил во Франции почти 20 лет (1809–1927 годы), уезжая из нее лишь изредка и ненадолго.

Париж в то время блистал таким созвездием великих ученых, каким не мог похвастаться ни один город в Европе. Тут действовали Кювье, в салоне которого Гумбольдт был постоянным гостем, Лаплас, Гей-Люссак, Араго, с которым Гумбольдт был на «ты», Био, Броньяр и другие. Сюда стремились и молодые ученые из других стран, чтобы получить патент учености в столице мира.

Все это кипело жизнью и деятельностью, все мечтало и грезило об открытиях, и Гумбольдт чувствовал себя в этой компании как рыба в воде. С Гей-Люссаком он работал над химическим составом воздуха, с Био – над земным магнетизмом, с Провансалем – над дыханием рыб…

Простота и свобода отношений – отголосок великой революции, – общительность, отсутствие мелкой зависти были ему по душе. «Даровитые люди, – писал он Берггаузу, – быстро находят оценку в столице мира, тогда как в туманной атмосфере Берлина, где все и каждый выкроены по известному шаблону, об этом не может быть и речи».

Пребывание в «столице мира» было посвящено почти исключительно работе. Гумбольдт вставал около 7 часов утра, в 8 отправлялся к своему другу Ф. Араго или в институт, где работал до 11–12 часов, затем завтракал на скорую руку и снова принимался за работу; около 7 вечера обедал, после обеда посещал друзей и салоны; около полуночи возвращался домой и опять работал до 2–2.30 ночи.

Таким образом для сна оставалось 4–5 часов в сутки. «Периодический сон считается устарелым предрассудком в семье Гумбольдтов», – говаривал он шутя. Такой деятельный образ жизни он вел до самой смерти и, что всего удивительнее, оставался всегда здоровым и сильным физически и умственно.

Многочисленные и разнообразные научные работы не мешали ему интересоваться политикой, придворными новостями и даже, попросту говоря, сплетнями и пустячками, известными под названием «новостей дня».

В салонах он блистал не только ученостью, красноречием и остроумием, но и знанием всяких анекдотов и мелочей, занимавших общество. Приведем здесь выдержку из письма Риттера от 17 сентября 1724 года о вечере у Араго на другой день после смерти Людовика XVIII.

«Около 11 часов явился наконец и Александр Гумбольдт, и все обрадовались его рассказам и новостям. Никто не знает столько, сколько он: он все видел, он уже с 8 часов утра на ногах, тотчас получил известие о смерти короля, говорил со всеми врачами, присутствовал при выставке трупа, видел все, что происходило во дворце, знает все, что произошло в министерских кругах, в семействе короля; побывал в Сен-Жермене, в Пасси, у разных высокопоставленных лиц и является теперь с полными карманами интереснейших анекдотов, которые рассказываются со свойственными ему остроумием и насмешливостью».

Огромное влияние, которое оказывал Гумбольдт на ученый круг Парижа, заставляло стремиться к нему всех приезжающих в Париж ученых. «Кто из приехавших в Париж, – говорит Голтей, – и имевших черный фрак, белый галстук и пару перчаток, кто не являлся к Гумбольдту?

Но – и это может показаться невероятным, хотя это истина – кто из оставивших свою карточку у этого благороднейшего, либеральнейшего, благодушнейшего из всех великих людей не получил дружеского ответного визита? Кто не пользовался предупредительной добротой, советом, помощью этого неутомимого благодетеля?»

Действительно Гумбольдт одинаково щедро расточал в пользу других и свое влияние, и свои деньги. Когда Агассиц, по недостатку средств, должен был прекратить занятия в Париже, Гумбольдт самым деликатным образом заставил его принять денежную помощь; когда Либих – еще неизвестный, начинающий ученый – прочел в Париже одну из своих первых работ, Гумбольдт немедленно познакомился с ним и оказал ему деятельную поддержку, благодаря которой перед молодым химиком открылись «все двери, все лаборатории и институты».

«Неизвестный, без рекомендаций, – говорит по поводу этого Либих, – в городе, где приток людей из всех стран света составляет громадное препятствие к личному сближению со знаменитыми тамошними естествоиспытателями – и я, как многие другие, остался бы незамеченным в толпе и, может быть, погиб бы; эта опасность была теперь устранена для меня».

И масса других ученых, путешественников, литераторов и т. д. находили у него поддержку и, в случае надобности, материальную помощь или протекцию.

Быть может, он даже грешил избытком снисходительности в этом отношении. Быть может, стремление к популярности играло при этом некоторую роль: так, по крайней мере, говорили охотники, выискивая пятна на солнце.

Но если это и так, если избыток снисходительности заставлял его иной раз оказать поддержку недостойному, то весь вред, который мог произойти от этого, с лихвою искупается пользою, которую принесла помощь, оказанная одному Либиху или Агассицу.

Еще в Америке Гумбольдт мечтал о путешествии в Азию и теперь деятельно готовился к нему, изучая между прочим персидский язык у знаменитого ориенталиста Сильвестра де Соси. Научные занятия и подготовка к путешествию заставляли его отказываться от официальных предложений, с которыми к нему обращались иногда из Пруссии.

Так, в 1810 году канцлер Гарденберг, давнишний знакомый Гумбольдта, пригласил его занять место начальника секции народного образования в министерстве внутренних дел в Берлине, но Гумбольдт отказался.

В следующем году его мечта о путешествии едва не осуществилась. Русский канцлер, граф Румянцев, предложил ему присоединиться к посольству, которое император Александр I отправлял в Кашгар и Тибет. Гумбольдт согласился и строил самые широкие планы насчет этой экспедиции, рассчитывая пробыть в Азии лет семь-восемь, но политические обстоятельства помешали ее осуществлению.

Началась война 1812 года, «нашествие двунадесяти язык», там – пожар Москвы, отступление и гибель великой армии и т. д. Все эти события поглотили внимание русского правительства, и предприятие Гумбольдта заглохло.

Пребывание его в Париже разнообразилось поездками в Вену, Лондон и пр.; мы не будем перечислять их. Научные занятия его не прерывались во время этих поездок, напротив, он пользовался ими для геологических, магнетических и других наблюдений, что в связи с наблюдениями в Америке давало богатый материал для сравнения и общих выводов.

В 1816 году он расстался со своим другом Бонпланом, который после падения Наполеона потерял место в Париже и отправился в Южную Америку, где занял место профессора естественной истории в Буэнос-Айресе. Скажем несколько слов о дальнейшей судьбе этого оригинального человека.

В 1820 году он предпринял экскурсию в Парагвай для изучения культуры «мате», парагвайского чая. Диктатор Парагвая Франциа, управлявший своей республикой с полновластием восточного деспота, воспретивший своим согражданам всякие, даже торговые, сношения с иностранцами, велел арестовать его и продержал в плену десять лет.

Все хлопоты Гумбольдта, все просьбы, обращенные к Франциа, остались тщетными, несмотря на вмешательство французского и английского правительств.

Только в 1830 году диктатор решил освободить своего пленника. После освобождения Бонплан женился на местной уроженке (которая, впрочем, убежала от него, оставив ему детей) и прожил почти тридцать лет отшельником вдали от мира, в небольшой усадьбе, заброшенной среди безлюдных степей, в цинически скудной обстановке, занимаясь естественными науками и обогащая свой огромный гербарий, для чего предпринимал поездки в различные местности Америки.

Он умер в 1858 году, за год до смерти Гумбольдта.

В 1818 году Гумбольдт был в Ахене, где в то время собрался конгресс для обсуждения французских дел и закрепления принципов Священного союза. В делах его Гумбольдт не принимал участия; он хлопотал больше об азиатском путешествии.

Личное состояние его было уже истрачено на американскую экспедицию, которая обошлась в 52 тысячи талеров, и издание ее результатов, стоившее 180 тысяч, так что теперь он мог путешествовать только на казенный счет. Король предложил ему 12 тысяч талеров ежегодно в течение четырех-пяти лет путешествия и такую же сумму на покупку инструментов. Но и на этот раз путешествие не состоялось, и Гумбольдт вернулся в Париж.

В 1822 году он отправился в Италию; встретившись в Вероне с королем, сопровождал его в поездке по Италии – причем еще раз посетил Везувий и исследовал изменения, происшедшие в нем между извержениями 1805 и 1822 годов. Из Италии он вместе с королем отправился в Берлин, где прожил несколько месяцев, но, несмотря на просьбы брата остаться на родине, предпочел вернуться в Париж.

Берлин и «берлинизм», как он выражался, внушали ему отвращение. Письма его переполнены насмешками над немецким обществом, которое «ненавидит все, что мешает спать», «становится тем одностороннее, чем шире развиваются воззрения в других странах» и т. д.

Однако то, чего не могли достичь брат и друзья, удалось королю. Фридрих Вильгельм III был лично расположен к Гумбольдту, любил его беседу и дорожил его обществом. В 1826 году он пригласил своего ученого друга переселиться в Берлин. Отвечать отказом на такое приглашение значило бы оскорбить короля, а это вовсе не входило в расчеты Гумбольдта.

Он был уже осыпан королевскими милостями: получил звание камергера, различные знаки отличия, пенсию в 5 тысяч талеров. Влияние, которым он пользовался, давало ему возможность оказывать поддержку другим ученым – тому выхлопотать пенсию, другому субсидию на какое-нибудь ученое предприятие или дорогое издание и т. п.

Вообще «житейская мудрость» не позволяла портить отношения с правительством, и, подчиняясь ее указаниям, Гумбольдт, скрепя сердце, оставил столицу мира и переселился в «туманный Берлин».

Открытия Гумбольдта

В предыдущей главе мы говорили о жизни Гумбольдта по возвращении из Америки; скажем теперь несколько слов о его научной деятельности.

Работы Гумбольдта представляют столь обширную энциклопедию естествознания, что самое сжатое изложение их потребовало бы порядочной книги. Мы ограничимся поэтому только кратким перечнем его важнейших открытий. Все они связаны в одно целое идеей физического мироописания.

Она определяет отношения Гумбольдта к исследуемому предмету. Так, например, он изучал состав атмосферы с Гей-Люссаком. Гей-Люссака вопросы о газах интересовали с чисто химической и физической стороны и привели к открытию законов объемных отношений; Гумбольдт видит в атмосфере оболочку земного шара, состав которой имеет огромное значение для всего органического мира, и с этой точки зрения занимается ее исследованием.

О работах первого периода его деятельности мы уже упоминали; здесь будем говорить только об открытиях, сделанных в эпоху от американского до азиатского путешествия. Этот период его деятельности можно назвать периодом открытий; последующие годы жизни были посвящены уже главным образом продолжению и развитию сделанных раньше исследований и сведению их в одно целое в «Космосе».

Перечисляя открытия Гумбольдта, начнем с атмосферы, перейдем к растительному и животному миру, далее к строению земной коры, к физике земного шара, орографии и географии и наконец – человеку.

Исследования химического состава воздуха, которые Гумбольдт начал еще во время службы обер-бергмейстером и продолжил впоследствии вместе с Гей-Люссаком, привели к следующим результатам: 1) состав атмосферы вообще остается постоянным; 2) количество кислорода в воздухе равняется 21 проценту; 3) воздух не содержит заметной примеси водорода. Это было первое точное исследование атмосферы, и позднейшие работы Реньо, Буссенго и др. подтвердили в существенных чертах данные Гумбольдта и Гей-Люссака.

Температуре воздуха посвящен целый ряд исследований Гумбольдта[5]5
  «Линия изотерм», 1817; «О нижних границах вечного снега», 1820; «О климате Иберийского плоскогорья», 1825; «О температуре различных частей жаркого пояса», 1826; «О причинах различия температуры на земном шаре», 1827.


[Закрыть]. Распределение тепла на земной поверхности представляет крайне запутанное явление.

Различное удаление Земли от Солнца в разные времена года, вращение Земли, наклонение ее оси к эклиптике, воздушные течения, испарение воды и пр., – все эти условия влияют на температуру местности и, переплетаясь и сталкиваясь различным образом, производят такой хаос в распределении тепла, что разобраться в нем с первого взгляда кажется просто невозможным.

Во всяком случае, прежде чем открывать причины различия температуры, нужно знать самые факты, то есть иметь картину распределения тепла на земном шаре и метод для дальнейшей разработки этой картины. Эту двойную задачу исполнил Гумбольдт, установив так называемые изотермы – линии, связывающие места с одинаковой средней температурой в течение известного периода времени; например, с одинаковой годовой, летней (изотеры), зимней (изохимены) и прочей температурой.

Работа об изотермах послужила основанием сравнительной климатологии, и Гумбольдт может считаться творцом этой сложнейшей и труднейшей отрасли естествознания. Ученый мир встретил работу Гумбольдта с величайшим сочувствием; всюду принялись собирать данные для пополнения и исправления изотерм.

В первой его монографии об этом предмете (1818 год) мы находим только 57 мест с определенной средней температурой (годовой, по временам года, по самым жарким и самым холодным месяцам); в «Центральной Азии» (1841 год) число их достигает уже 311; в «Мелких сочинениях» (1853 год) – 506. Эти числа могут служить до известной степени меркой успехов климатологии, устремившейся по проложенному Гумбольдтом пути.

Кроме работы об изотермах, Гумбольдту принадлежит ряд капитальных исследований о климате южного полушария, о понижении температуры в верхних слоях воздуха и причинах этого понижения, о влиянии моря на температуру нижних слоев воздуха, о границах вечного снега в различных странах и др., излагать содержание которых мы не будем.

Все они важны не столько детальной разработкой предмета – что было невозможно при недостатке данных, – сколько мыслью, общими взглядами, лежащими в основе его исследований и послужившими руководящей нитью для дальнейшей разработки затронутых им вопросов.

Влажность и давление воздуха также много занимали Гумбольдта[6]6
  «Влияние солнечного склонения на начало экваториальных дождей», 1818; «Законы часовых колебаний барометра», 1828. Другие работы об этих предметах разбросаны в разных отделах «Американского путешествия».


[Закрыть]. Он показал, что в тропических странах воздух в ясные дни содержит почти вдвое больше воды, чем в Европе, определил верхнюю и нижнюю границу пояса облаков под тропиками, дал точные сведения о суточном колебании барометра в тех же странах, описал смену сухого и дождливого времени в тропическом поясе и выяснил ее причины и пр.

К области метеорологии относятся и работы Гумбольдта над температурой почвы, преломлением света в атмосфере и другие более частные и мелкие исследования, которых мы не будем перечислять.

Распределение растений на земном шаре находится в такой строгой зависимости от распределения тепла и других климатических условий, что, только имея картину климатов, можно подумать об установлении растительных областей.

До Гумбольдта ботанической географии как науки не существовало. Было только имя ее и отрывочные указания в сочинениях Линка, Штромейера и др. Работы Гумбольдта[7]7
  «Опыт о географии растении», 1808–1810; «Идеи о физиономике растений», 1806; «О законах распределения растений», 1816 и 1821; «О географическом распределении растений», 1815.


[Закрыть] создали эту науку, дали содержание существовавшему уже термину.

В основу ботанической географии Гумбольдт положил климатический принцип; указал аналогию между постепенным изменением растительности от экватора к полюсу и от подошвы гор к вершине; охарактеризовал растительные пояса, чередующиеся по мере подъема на вершину горы или при переходе от экватора в северные широты; дал первую попытку разделения земного шара на ботанические области; указал относительные изменения в составе флоры, в преобладании тех или других растений параллельно климатическим условиям.

С тех пор ботаническая география сделала огромные успехи. Собраны бесчисленные материалы из самых отдаленных частей света, появилась масса детальных местных исследований; наконец, общие труды Скау, Декандоля, Гризебаха, Энглера и других превратили набросок Гумбольдта в обширную науку.

Тем не менее принцип, установленный Гумбольдтом, остается руководящим принципом этой науки, и хотя сочинения его устарели, за ним навсегда останется слава основателя ботанической географии.

Известные условия климата, почвы и пр. кладут известный отпечаток на растительность. Растения пустыни будут иметь нечто общее в росте, форме листьев и стебля, опущений и пр.; растения лесной области опять-таки имеют свой вид и т. д., так что ботаник, пересмотрев гербарий, может очертить общий характер местности, из которой взяты растения, прежде чем определит их.

Таким образом, независимо от научной классификации, можно разделить растительность на известные группы. Этой задаче Гумбольдт посвятил «Идеи о физиономике растений», удовлетворяя, таким образом, своей художественной потребности не только описывать, но и рисовать природу.

Мы уже упоминали о массе новых видов, привезенных Гумбольдтом и Бонпланом из Америки. Заметим мимоходом, что многие из растений, украшающих наши сады и цветники, доставлены Гумбольдтом, так что любитель цветов, наслаждаясь видом и запахом своих любимцев, может с благодарностью помянуть великого натуралиста.

Исследования Гумбольдта в зоологии не имеют такого значения, как его ботанические работы. Из Америки им и Бонпланом привезено много новых видов; далее, Гумбольдт сообщил немало сведений о жизни различных животных, дал превосходную монографию о кондоре, очерк вертикального и горизонтального распространения животных в тропической Америке и пр.

По анатомии и физиологии животных[8]8
  «Сборник наблюдений по зоологии и сравнительной анатомии», 2 тома, 1811 и 1831; «Опыт об электрических рыбах», 1808; «Исследования над дыханием рыб», 1809; «О гимнотах и других электрических рыбах», 1819.


[Закрыть] ему принадлежат исследования над строением горла птиц и обезьян– «ревунов», об ужасном голосе которых упоминают все американские путешественники. Он изучил строение глотки у кайманов, благодаря которому они могут широко разевать пасть и хватать добычу под водою, не рискуя захлебнуться.

Вместе с Гей-Люссаком он исследовал строение электрического органа у рыб, оказавшееся аналогичным устройству Вольтова столба; с Провансалем– дыхание рыб и крокодилов. Конечно, анатомия и физиология не относились непосредственно к его задаче, и эти работы были, так сказать, случайными экскурсиями в интересную область.

Работы Гумбольдта в геологии[9]9
  «Геогностический опыт о залегании горных пород в обоих полушариях», 1823; «Геогностический очерк Южной Америки»; «О строении и действии вулканов», 1822 и 1823; «Вулканы Иорульо».


[Закрыть] имели огромное значение. В начале нынешнего столетия эта наука еще только начинала становиться на твердую почву благодаря трудам Вернера, Вильяма Смита, Кювье и др. Самые элементарные с современной точки зрения вопросы требовали еще разъяснения.

Так, представлялось сомнительным, везде ли на земном шаре замечаются те же горные породы и тот же характер напластования, что и в Европе? В «Опыте о залегании горных пород в обоих полушариях» Гумбольдт отвечает на этот вопрос утвердительно, указывая на то, что строение земной коры сходно в обоих полушариях, что всюду она слагается из одних и тех же горных пород и представляет одинаковый порядок напластования.

Явившись в начале своей деятельности сторонником Вернера, Гумбольдт впоследствии сделался одним из главных двигателей плутонической теории, развитой главным образом Леопольдом фон Бухом. Гумбольдт не высказывался за нее вполне резко и определенно, но в значительной степени разработал аппарат фактов, на которых она построена.