Текст книги "Большая книга скандинавских мифов. Более 150 преданий и легенд"

Когда солнце воссияло с небес, а гауты поднялись с коленей, они увидели конунга Хродгара и его придворных, собравшихся в зале и в удивлении глядящих то на них, то на чудовищную лапу над дверью. Воины рассказали Хродгару обо всем, что случилось этой ночью.

– За это зрелище я должен воздать хвалу Господу Всемогущему! – воскликнул, обращаясь к Беовульфу, восхищенный конунг. – Еще недавно я не думал найти спасителя. Мои Палаты Оленя были доверху залиты кровью. Но теперь, благодаря тебе, сын славного Эггтеова, я избавился от страшной пагубы. Так пусть здравствует твоя мать, подарившая жизнь такому герою. Ты же сам мне отныне сделался самым близким родичем!

Но Беовульф только покачал головой.

– Я бы был больше доволен, если бы смог показать Гренделя тебе целиком, владыка Хеорота. Я думал удавить чудовище в собственных объятьях, однако проклятому злодею удалось вырваться и скрыться в своем убежище!

В этот раз Унферт, сын Эгглафа, не посмел плохо отозваться о вожде гаутов. Ему только и осталось, что изумленно и боязно взирать на повешенную над дверью, подобно черному мечу, лапу Гренделя.

Наконец Унферт, склонив голову, сказал:

– Благородный Беовульф, я был неправ вчера, обратившись к тебе с презрительными словами. В свое оправдание я могу лишь сказать, что не знал тебя раньше. Прошу тебя, прими от меня мой меч Хрунтинг. Он был сделан двергами, и его лезвие закалено в крови дракона. Могу я в обмен на него получить твои прощение и дружбу?

Беовульф широко улыбнулся в ответ. Не в его нраве было держать зло. Оба воина немедленно пожали друг другу руки в знак примирения.

Хродгар повелел прибрать и украсить Хеорот к праздничной трапезе. Палаты Оленя отмыли от крови, а стены их украсили сверкающими тканями, чтобы они ласкали взоры гостей.

И вот устроились в зале прославленные мужья. Над столом засновали чаши, полные пенной браги. Конунг Хродгар, наследник Хальфдана, велел пожаловать Беовульфу златовышитый стяг Скьёльда, шлем с кольчугой и меч.

Едва успел вождь гаутов, подняв заздравный кубок, поблагодарить хозяина за щедрые подарки, как слуги ввели в Палаты восемь коней. Причем на первом коне было седло, на котором некогда восседал сын Хальфдана, без счету разивший врагов. Все сокровища Скьёльдунгов отдал Беовульфу во владение благодарный конунг Хродагр. Не забыл хозяин Хеорота и отважных дружинников Беовульфа. Каждый гаут получил золото по числу капель крови, пролитой Гренделем.

Зазвучали, сливаясь между собой, пение и слова сказителя:

– Воистину Хильдебург тогда не радовалась ни доблести фризов, ни мощи данов, когда любимые и сын ее, и брат Хнаф оба пали в противоборстве, пронзенные копьями. Несчастливая жена, дочь Хока, оплакивала свою судьбу, наутро увидев лежащих под небом мертвых вождей. Война истратила войско конунга фризов Финна, оставив лишь горсточку мужей, которые уже не могли поднять оружие против Хенгеста. Тогда, смирившись с поражением, Финн решил передать конунгу данов половину своего пиршественного зала, чтобы им равно владели фризы и даны. Еще обещался Финн одарить Хенгеста золотыми пластинами, драгоценными каменьями и кольцами. На том конунги утвердили нерушимый мир, скрепив его клятвами.

После они возложили на погребальный костер тела погибших Хнафа и его племянника вместе с окровавленными кольчугами со знаком вождя – позолоченным изображением вепря. Хильдебург затянула погребальный плач, и жаркие языки пламени взметнулись ввысь, унося в Валгаллу лучших воинов двух враждебных племен.

С наступлением зимы воины поспешили разойтись по своим домам в ютландских землях. Сам же Финн, доверившись клятве Хенгеста, решил остаться с бывшим врагом. Ведь закрылся путь назад, в земли данов. Вспучились морские волны. А затем, взбитые ветром, они были скованы льдами…

Наконец наступила весна, снега растаяли, зазеленели поля. И отворился путь домой. Но одно кровавое мщение было на уме Хенгеста. Тогда Финн принял смерть в неравном бою в своем дворце от меча Хунлафинга. Палаты Финна были разграблены, а его жена Хильдебург возвращена в свое отечество, в землю данов…

Когда песня закончилась, супруга конунга Вальхтеов наполнила кубки всех присутствующих.

Беовульфу она поднесла медовую чашу, а также пожаловала золотую цепь на шею и два витых запястья, добавив, что это – то самое сокровище, что Хама украл у Бросинга.

– Носи их, – добавила она, – нам и себе на радость, чтобы ты выходил победителем из всех битв, что предстоят тебе в долгой жизни.

Беовульф подобающим образом поблагодарил владычицу, и Вальхтеов удалилась.

Когда пир закончился, в зале вновь были расстелены постели. А поскольку теперь никто не боялся однорукого Гренделя, в Хеороте собралось так много воинов, что нигде больше места не осталось.

Однако ночь прошла совсем не так спокойно, как ожидали хозяева и их гости.

В полночь над холодным морем поднялся огромный столб воды, и из него, из мрачной пучины, вышла огромная женщина с лицом таким же серым, как и ее одеяния. Ее глаза горели, словно уголья, жесткие волосы щетинились, а длинные костлявые руки тянулись вперед, словно для того, чтобы схватить жертву.

Это была мать Гренделя, пришедшая отомстить за сына. Она пересекла болотные топи и вошла в большой зал. Но у воинов оказалось достаточно щитов и мечей, чтобы противостоять врагине. Поэтому пришлось матери Гренделя довольствоваться лишь одним Эскхере, верным слугой Хродгара, первым из братьев в роду Ирменлафов, а затем удариться в позорное бегство…

Наутро глубока была печаль конунга Хродгара и всего народа при виде обрушившегося нового несчастья. Особенно владыка Хеорота тосковал по своему слуге Эскхере:

– Разве не с ним мы конь о конь скакали в сечах? Разве не с ним, прикрывая друг друга, рубили вепрей на вражьих шлемах [36]36
  «Рубить вепрей на вражьих шлемах» – поэтический оборот, очевидно, связанный с обычаем древнегерманских народов украшать шлемы чеканными изображениями животных. Готы (гауты), как отмечал А. Я. Гуревич, переняли так называемый скифский звериный стиль у гуннов.


[Закрыть]?

Тогда Беовульф сказал, что, пока мать Гренделя жива, она не перестанет мстить скьёльдингам. Единственное, что можно сделать, – выследить великаншу и убить в ее же логове.

Задумался Хродгар.

– Трудное это дело. Никто не знает о настоящем происхождении Гренделя и его матери, этих двух ужасных чудовищ. Неизвестно, какой темный дух был их предком. Никому также неведомо, где именно обитают эти твари. По обветренным скалам, волчьим кручам, болотным туманам лежит путь в покрытые вечным мраком области, где стремнина гремит в утесах. Там подземный поток, излившись, образует топь на низких землях. Над трясинами сплетает корни заиндевелая темная чаща. Одни лишь болотные огоньки освещают безотрадный край. Гордорогий олень скорее отдаст свою жизнь охотнику, чем вступит в пределы проклятых дебрей, где даже бури дышат тлетворным ветром. И если тебе все-таки удастся проникнуть в те места, я награжу тебя невиданными сокровищами!

Не дрогнув, ответил Беовульф конунгу:

– Я пойду по кровавому следу, и мать Гренделя не сможет скрыться от меня ни на пустоши, ни в чащобе, ни в морской пучине!

На том и порешили.

И вот выехал конунг со свитой, а с ними вождь гаутов. Сперва миновали они разоренную равнину, затем склоны, поросшие мрачным лесом, пока не добрались до берега моря, где у подножья замшелых камней бились волны, побагровевшие от крови.

Тут увидели воины червеподобных чудовищ, что резвились на отмелях. Один из гаутов стрелой из лука ударил в сердце самого большого пучеглазого гада. Затем копьями и крюками люди забагрили тушу, вытянув ее на берег.

Между тем Беовульф изготовился к подвигу. Он надел кольчугу, шлем, взял в руки меч Хрунтинг с вытравленными на закаленном кровью клинке узорными змеями. Простившись с конунгом и друзьями, вождь гаутов бросился в ревущие волны.

Беовульф плыл долго, пока наконец не увидел глубоко под водой свет.

«Вот жилище матери Гренделя!» – подумал он.

Нырнув, Беовульф стал погружаться все глубже и глубже – до самого дна моря. Много разных чудовищ пыталось его схватить, когда он проплывал мимо, но кольчуга служила вождю гаутов надежной защитой. Внезапно он почувствовал, что его как будто подцепили на крюк и тащат так быстро, что он едва мог удержать остатки воздуха в своей могучей груди. В следующее мгновение герой оказался в подводном зале с толстой кровлей, лицом к лицу с врагом, которого искал. Мать Гренделя встретила незваного гостя при свете огня в сиянии лучистого пламени.

И тут началась ужасная битва. Беовульф и великанша схватились не на жизнь, а на смерть. Стены дрожали так, что казалось, подземные палаты вот-вот обрушатся. Неожиданно Беовульф оступился и рухнул на землю. Усевшись ему на грудь, мать Гренделя вытащила широкий нож, готовясь сполна воздать убийце за смерть сына, но вождя гаутов спасли крепкие доспехи. Собрав все силы, он стряхнул с себя чудовище и снова вскочил на ноги.

И тогда великанша взяла меч таких огромных размеров, что никому из смертных было не по силам совладать с ним, но Беовульф с еще большей отвагой набросился на мать Гренделя и вырвал оружие у нее из рук. Схватив меч обеими руками, он поднял его над головой и со всего размаха отсек великанше голову.

И тут Беовульф почувствовал такую усталость, что вынужден был опереться на клинок и немного отдохнуть. Оглядевшись, храбрый гаут увидел мертвое тело Гренделя на ложе из морских водорослей. Он отсек ему голову, чтобы забрать с собой в память о победе. В тот же миг из тела чудовища хлынула потоком кровь и смешалась с кровью его матери. Лезвие меча великанши растаяло в ней, как тает лед под лучами жаркого солнца. Золотая рукоять меча да голова Гренделя – вот и вся добыча, что удалось унести Беовульфу из морской пучины.

Гауты с нетерпением ожидали своего вождя на берегу. Вдруг они увидели, что воды заводи вспенились и покраснели от крови. От такого зрелища даже у самых суровых воинов сжалось сердце: многие из них решили, что их вождь погиб в схватке с чудовищем.

Но когда Беовульф появился из морских глубин, толпа гаутов взорвалась ликующими криками. Насадив голову Гренделя на четырнадцать копий, дружинники, радостные, отправились ко двору конунга.

Хродгар и его подданные не могли найти слов, чтобы выразить свою благодарность герою, спасшему их страну от таких врагов, как Грендель и его мать.

По этому случаю конунг произнес следующую речь:

– Молва о тебе, герой, мой благороднейший друг Беовульф, далеко разнесется среди людских племен! Поэтому я считаю своим долгом предупредить тебя. Господь наделяет людей властью и мудростью, ставит их над обширными землями и многочисленными селеньями. И тогда в сердце высокорожденного проникает алчность. Он перестает видеть пределы своему могуществу. Богатство героя возрастает, весь мир оказывается у него под пятой! Гордыня целиком завладевает высокорожденным. Между тем жизнь клонится к закату, обращая в прах бренное тело. Но, увы, уже погублена бессмертная душа героя! Берегись же и ты, мой благороднейший названый сын Беовульф, этих пагубных мыслей. Ступи на путь вечного блага, укроти в себе гордыню! Ибо сейчас ты знатен своей силой, но кто знает, когда меч или немочь сокрушат тебя? Только рано или поздно свет помрачится в твоих очах, и тебя, как и всех, пересилит смерть. Я ведь тоже когда-то был уверен в своем могуществе, пока не пришел Грендель…

Но довольно грустных речей, сегодня мы отпразднуем великую победу над обоими чудовищами, а завтра я велю нагрузить твой корабль доверху самыми отменными дарами.

Наутро, после роскошного пира, вышли Беовульф и его люди из Палат Оленя на зеленые луга и по ним, славя щедрость Хродгара, отправились к морю, где их уже ждало подготовленное судно.

И вот отчалили корабельщики, покинув Страну данов. Взвился на мачте парус – плащ моря. Корабль – древо моря заскользил по волнам. Толкаемый попутным ветром, полетел через соленые хляби крепко сбитый драккар по равнине бурь.

Наконец показались впереди родные гаутские скалы, показался и прибрежный холм, на котором гордо высился дом Хигелака, сына Хределя…

Конунг Хигелак, победитель Онгентеова, и юная жена его Хюгд, дочь Хереда, тепло встретили Беовульфа и в немом удивлении и восхищении выслушали рассказ о его приключениях.

Беовульф подробно рассказал владыкам гаутов о том, как избавил от беды Хродгара и уничтожил Гренделя и его чудовищную мать.

Герой даже не забыл о такой подробности, как сума Гренделя:

– Еще запомнил я, как на груди демона висел пребольшой мешок, хитроумно сработанный адской тварью из драконьих кож, и вот в ту мошну обитатель топей намерился затолкать и меня, безоружного…

Посчитал нужным Беовульф вспомнить не только о хозяйке Хеорота Вальхтеов, но и о дочери ее, прекрасной Фреаваре, что разносила чаши с медом. Пряхой мира назвали девушку гости. И эта Фреавара должна была быть отдана хадобарду Ингельду, сыну Фроды, дабы пресечь давнюю вражду между Фродой, убийцей Хальвдана, и его сыном Хродгаром…

Но Беовульф не верил в удачу замысла Хродгара и ясно представлял себе, как к Ингельду приедет тесть с дружиной и один из старых воинов увидит на гостях знакомые доспехи и оружие – родовое достояние хадобардов, отбитое у них данами. Ингельд позволит разжечь в себе дух мести, и старая ненависть вспыхнет заново…

Однако откуда было ведать Беовульфу тогда, что он окажется прав? Вскоре так все и случилось: хадобарды напали на данов, но были разгромлены войском Хродгара и Хродульфа. Во время этого набега и сгорел Хеорот, будучи предан яростному пламени в распре между старым тестем и зятем… [37]37
  Далее в тексте Хюгд, супруга Хигелака, сравнивается с некой злобной гордячкой Трюд (окончание истории отсутствует): Хюгд всегда отличалась благонравием, не то что Трюд, та, на чье лицо не осмеливался заглядываться ни один из лучших воителей, кроме отца. По своей природной злобе Трюд своими наветами обрекла на мучительную смерть немало неповинных юношей. Но был у Хемминга некий родич по имени Оффа, живший за морем. И этот Оффа каким-то чудом смог укротить Трюд за медовой чашей. И златоукрашенной деве ничего не оставалось делать, как смириться и притихнуть. Конунг Оффа взял Трюд в свои обширные палаты за желтыми водами. Радостная доля была ниспослана Трюд. Зажила она в счастье с дружинным вождем. От моря и до моря Оффа славился ратными победами и щедрыми подарками. И таким же, как он, был внук Гармунда, другой родич Хемминга, яростный в битвах Эомер, покровитель воителей…


[Закрыть]

Но, оказывается, сразу после отбытия Беовульфа в земли Хродгара за морем не стало мира и в его отчем краю. В ответ на речи гостя конунг Хигелак поведал историю своих распрей с соседями.

Первые войны между гаутами и свеями начались еще тогда, когда конунгом гаутов был Хадкюн, сын Хределя и старший брат Хигелака. Свеи под предводительством Охтхере и Онелы постоянно нападали на своих южных соседей (особенно были часты стычки на холме Хреоснаберг), забирали добычу и возвращались домой.

Хадкюну и Хигелаку удалось нанести ответный удар. Вначале удача улыбалась им, и гауты даже взяли в плен жену старого свейского конунга Онгентеова. Мстя за свой позор, Онгентеов убил Хадкюна, а его дружину загнал ночью в Воронью рощу, грозя поутру повесить и зарубить всех оставшихся в живых.

Однако на рассвете пришло подкрепление – отряд Хигелака, и это решило дело. Свеи сбежали, а Онгентеова закололи братья Эовор и Вульф [38]38
  Эти имена условны: в буквальном переводе – вепрь и волк.


[Закрыть]. По возвращении Хигелак, победитель Онгентеова, щедро наградил братьев, а Эовору отдал в жены свою единственную дочь.

С тех пор как Беовульфа приняли конунг Хигелак и благонравная его супруга Хюгд, много лет прошло в мире и спокойствии. Но однажды фризы учинили набег на земли гаутов, сожгли и разграбили множество беззащитных деревень.

Прежде чем конунг Хигелак успел добраться до места, где высадились враги, чтобы дать им сражение, корабли разбойников были уже далеко. Конунг решил немедленно пуститься в погоню и покарать их за вторжение. Беовульф советовал отложить поход до тех пор, пока не соберется все войско, но Хигелак и слышать про это не захотел.

Гауты беспрепятственно высадились во владениях фризов и в отместку за дерзкий набег прошли по стране, сжигая фермы и разрушая города. Фризы были свободолюбивым и воинственным народом. Их герои в свое время решили исход битвы при Бравалле, и, когда пришло для них время защищать свою отчизну и свободу, они не стали отсиживаться по домам.

В ожесточенной сече пал конунг Хигелак. Гаутам пришлось бежать на свои корабли, и лишь Беовульф и его горстка отчаянных храбрецов держались до последнего. Хотя многие из воинов были тяжело ранены, им удалось вынести из боя и доставить на корабль тело убитого конунга. Только после этого корабли гаутов подняли паруса и отправились в обратный скорбный путь.

В первое время после смерти мужа Хюгд была так убита горем, что не вспоминала о делах государства. Но когда она немного оправилась, то стала раздумывать, как дальше править страной. И вовремя, поскольку ярлы стали ссориться между собой, и в землях гаутов начались раздоры. Тогда Хюгд созвала ярлов и обратилась к ним за советом. Стране грозила междоусобица, а ее собственный сын Хардред был слишком мал, чтобы править самостоятельно, поэтому она предложила передать власть Беовульфу. Ярлы откликнулись на слова вдовы Хигелака одобрительным гулом, и раздались крики, что Беовульф должен стать конунгом. Тогда герой выступил вперед и сказал:

– Неужели вы, ярлы гаутов, считаете, что я смогу отнять корону у ребенка, сына моего дяди? Пусть Бог, карающий злодеев, сохранит меня от такого преступления! Вот, – воскликнул он, поднимая на щит юного Хардреда и держа его над головой, – вот наш конунг! Я согласен быть его опекуном и править от его имени, пока он не станет взрослым и не возьмет бразды правления в свои руки.

Никто не стал ему возражать. Все знали, что это бесполезно. Как сказал Беовульф, так и порешили.

Шли годы, и Беовульф держал свое слово. Он правил строго, но справедливо. С помощью Хюгд он учил молодого конунга всему, что ему надлежало знать. Когда Хардред получил законную власть, его подданные надеялись, что он станет использовать ее во благо своего народа. Но недолго пришлось предводительствовать Хардреду гаутами. Как и его наставник Беовульф, юный конунг был человеком честным и открытым, верным другом для всех, кто не был ему врагом. Поэтому, когда после смерти Онгентеова конунгом свеев стал Охтхере, а затем его сверг брат Онела, сыновья Охтхере – Эанмунд и Эадгильс – бежали к гаутам. Хардред дал им приют в своем доме.

Хардред не раз старался убедить беглецов, что им нужно помириться с отцом, и предлагал посодействовать им в этом деле. Однажды, когда конунг гаутов снова заговорил с гостями, Эанмунд, нетерпеливый, вспыльчивый человек, заявил:

– Ты, Хардред, слишком молод, чтобы давать советы такому испытанному воину, как я!

Хардред резко одернул его:

– Ты забыл, с кем разговариваешь! Я не мальчик, а конунг! А ты – беглец…

И тогда Эанмунд совершенно вышел из себя, выхватил меч и нанес хозяину дома, где его приняли как гостя, удар в самое сердце. Юный Веохстан тут же отомстил за конунга, убив Эанмунда. Эадгильс бежал обратно в земли свеев, где вскоре сверг своего дядю Онелу.

После того как стало известно о смерти Хардреда, гауты единогласно провозгласили Беовульфа своим конунгом. Он принял власть над державою и поклялся править по справедливости.

Когда известие о смерти Хардреда дошло до соседних стран, их вожди стали устраивать на земли гаутов набеги со своими дружинами, но Беовульф зорко следил за границами, и враги были повсюду отбиты.

Наконец Эадгильс, король свеев, явился во главе огромной армии, чтобы отомстить за смерть брата. Однако в решающей битве он был убит, после чего свеи возвратились на свои корабли несолоно хлебавши.

После этого сражения настал долгожданный мир. Викинги больше не решались устраивать набеги на берега гаутов, зная, что они находятся под надежной защитой, и ничто не нарушало покой гаутов, кроме редких да мелких ссор между ярлами. Беовульф правил мудро и справедливо. Каждый, кто просил о защите, получал ее, и никто не мог по своей воле чинить беззаконие.

Так прошло сорок лет. Герой состарился и надеялся, что мир и благоденствие будут царить в стране до самой его смерти. Но мечтам этим не суждено было сбыться. На земли гаутов напал страшный враг, против которого любое оружие и войско были бессильны. И вот как это случилось.

В стародавние дни последний отпрыск великого рода, чье племя сгинуло, отправился в уединенное место, позже прозванное Китовым мысом. Под высоким курганом он скрыл несметные сокровища – золотые пластины и кольца, а также много другого добра.

Сотворив заклинания над кладом, воин воскликнул:

– Земля, храни эти драгоценности, накопленные не одним поколением! Свирепые битвы истребили мое племя. Братья больше не воссядут в пиршественных палатах, не затянут боевые песни! Дружинники больше не примутся лощить до блеска чеканные кубки, не встанут с мечами на страже! Навек поблекла позолота на гордых шлемах! Уснули ратники, а вместе с ними и крепкие доспехи, защищавшие их от вражеских копий! Затихли сладостные звуки арфы, а свист соколиных крыльев в высоком зале и ржание коней во дворе сменили уханье сов и волчий вой!

Так, скорбя о своих сородичах, последний из славного рода великих воителей ушел из жизни.

И надо же было случиться, что однажды ночью огнедышащий дракон, гладкочешуйчатый старый ящер, в поисках пристанища для ночлега пролетавший над древним полуобвалившимся курганом, учуял спрятанные сокровища. Он разрыл в кургане пещеру и вскоре заснул в ней крепким сном, проспав несколько столетий. Может быть, почивал бы он и до сегодняшнего дня…

Но на горе себе и людям один бесчестный раб, боявшийся разоблачения и наказания, бежал от своего господина. Он нашел прибежище в диких горах, также именуемых Орлиными скалами. В поисках крыши над головой раб набрел на пещеру. Но оказалось, что там уже жил огромный дракон, он лежал на земле и крепко спал. За ним, в глубине пещеры, высились горы сокровищ. Беглый невольник окинул алчным взглядом сияющую груду золота и драгоценных камней и подумал про себя: «Владей я таким богатством, я бы давно откупился от хозяина и стал бы сам себе господином».

От этой мысли он осмелел. Тихо проскользнув за спиной чудовища, грабитель похитил хитро украшенную золотую чашу. Рабу удалось благополучно выбраться из пещеры. Вернувшись к хозяину, он выкупил свою свободу. Но никто и не догадывался, какую беду это навлечет на всю страну.

Дракон, что хранил свои сокровища не одну сотню лет, хорошо помнил каждую вещь. Разбуженный шумом, он сразу же заметил отсутствие чаши. Когда настала ночь, дракон подполз к выходу из пещеры, чтобы посмотреть, куда ведут следы грабителя. Ничего не найдя, он взревел так громко, что земля содрогнулась, а языки пламени, вырвавшиеся у него из пасти, подожгли дома и постройки во всей округе. Люди, пытавшиеся затушить пламя, пали жертвами ярости дракона или были утащены в пещеру чудовища, где встретили свой ужасный конец. Многие отважные воины выступили против дракона, но никто из них не смог противостоять яростным потокам огня, которые изрыгала эта тварь на своих противников.

Вскорее Беовульфу на собственной шкуре было уготовано изведать ярость дракона. От вырвавшихся из пасти прилетевшего ящера огненных потоков сгорел и оплавился вместе с престолом дом конунга.

И вот тогда постаревший вождь гаутов решил сам сразиться с чудовищем. Друзья стали отговаривать Беовульфа, но он ответил им:

– Долг правителя – защищать свой народ от любых врагов и надеяться, что Бог его не оставит. Я сражусь с драконом безоружным, как когда-то с Гренделем – сыном морской ведьмы. Вот только есть у меня опасение, что совсем без защиты я не смогу подойти к нему сквозь пламя…

Тогда, прислушавшись к совету одного мудрого человека, конунг приказал изготовить для себя щит, который был в три раза толще обычного и такой большой, что укрывал воина с ног до головы. Причем этот щит целиком отлили из железа, ибо только с такой защитой можно было выйти против огнедышащего дракона. Потом Беовульф по настоянию друзей выбрал себе в спутники одиннадцать храбрейших воинов, и среди них Виглафа – сына того самого Веохстана, что отомстил за смерть короля Хардреда. Указать дорогу к жилищу ящера было велено сжавшемуся от страха похитителю чаши.

Беовульф со своими дружинниками и рабом отправился в путь к Орлиным скалам, и в скором времени они добрались до пещеры, где жил дракон. Вода в вытекавшем из пещеры ручейке была горячей, как кипяток, – так сильно ее нагрело горячее дыхание чудовища.

Конунг приказал спутникам подождать в стороне, пока они не убедятся, что ему нужна помощь. Потом он смело вошел внутрь пещеры, где находились дракон и груды сокровищ. Через какое-то время оба противника выбрались наружу. Закипела яростная битва. Конунга и чудовище скрыло плотное облако огня и дыма. Горы дрожали от рева дракона, а страшный хвост проклятой твари бил по земле, как молот. На какое-то мгновение порыв ветра развеял дым и пламя, и спутники Беовульфа увидели, что дракон схватил их конунга своими огромными челюстями. При виде этого зрелища десять из них бросились врассыпную и попрятались за деревьями и камнями, но одиннадцатый, храбрый Виглаф, поспешил на помощь Беовульфу. Его щит сгорел в одно мгновение, поэтому ему пришлось укрыться под щитом конунга.

Казалось, героев ждет неминуемая гибель. Дракон разорвал железный щит Беовульфа и снова схватил его челюстями, сжав с такой силой, что железные кольца его кольчуги, скованной самим кузнецом Вёлундом, рассыпались на кусочки. Пополам раскололся старый верный клинок Хрунтинг. Но Виглаф воспользовался представившейся возможностью и, когда чудовище подняло голову, чтобы лучше прожевать свою жертву, воткнул меч ему прямо в горло. Дракон выронил конунга и обвил своих противников хвостом, но тут Беовульф изловчился и вспорол ножом туловище хозяина пещеры, после чего тот сразу издох. Утомленные герои, тяжело дыша, опустились на выступ скалы.

Немного отдохнув, они ослабили доспехи, и Виглаф заметил, что у конунга из-под латного воротника сочится кровь. Он хотел перевязать рану, посчитав ее несерьезной, но Беовульф отказался, сказав следующее:

– Это бесполезно, мой верный друг. Яд драконьих зубов уже проник в кровь. Однако не печалься, я умираю, успев насытить свой взгляд блеском древнего золота и невиданной игрой самоцветов.

Помолчав какое-то время, старый конунг добавил:

– Я иду к своим праотцам без печали, хоть я и последний в роду Вагмундингов: пять десятков лет я правил гаутами, но моя жена так и не подарила мне сына и наследника. И тем не менее я прожил достойную жизнь: никогда я не был предателем и всегда судил по совести.

Потом Беовульф попросил Виглафа принести ему глоток воды и вынести из драконьей пещеры сокровища, чтобы он мог своими глазами увидеть последний дар, который он оставляет своему народу.

Его пожелания были исполнены, и вскоре душа Беовульфа отлетела от тела, и он мирно почил, оставив Виглафа в глубоком горе. И тут десять воинов, оставившие своего конунга, поняли, что опасность миновала, и вышли из укрытия. Увидев, что случилось, дружинники горько заплакали, но Виглаф приказал им:

– Замолчите немедленно! В первую очередь вам следует оплакивать свою трусость, а не смерть героя, павшего в битве. А теперь скройтесь поскорее в чужих краях, ибо я не могу поручиться за ваши жалкие жизни, когда гауты узнают, что вы бросили своего владыку в трудный час.

Опустив головы, с горящими от стыда лицами, воины побрели прочь.

На Китовом мысе Виглаф соорудил погребальный костер и положил на него тело Беовульфа. Пламя вспыхнуло, дым поднялся в небо, и весь собравшийся к тому времени народ оплакал кончину владыки. Потом гауты насыпали над телом своего конунга высокий курган, сложив туда все сокровища, что Беовульф добыл для них ценою жизни. Так этот клад и лежит в земле, не тревожимый никем, как в те дни, когда дракон сторожил его от смертных. И пусть это золото не принесло людям пользы, но оно больше никому не причинит вреда.