Текст книги "Спецгруппа «Нечисть». Экспансия"

– Да, – почти шепотом ответил Сергий.

– Значит, ваше начальство велело вам, священнику Русской православной канонической церкви, вступить в сговор с бойцами диверсионно-разведывательного подразделения, одержимыми языческими духами, с целью поиска и уничтожения военнослужащих противника, являющихся одержимыми, или, хуже того, ликвидации священнослужителей иных конфессий, состоящих на службе в рядах противника и взаимодействующих с одержимыми?

– Звучит как приговор, – пробубнил Ильдар, а Сергий молча кивнул и закрыл лицо руками.

– Сочувствую вам, батюшка, – похлопал Сергия по плечу Микола и поставил на стол литровую бутыль с самогоном.

Выпили все. Даже Сергий. А потом ещё по одной. Мы обсуждали вырисовывающиеся перспективы, а Сергий молчал. Мы допили самогон, а он молчал. Ильдар принес спирт, который моментально выпили, а Сергий пил и молчал. А потом он уснул. Прямо за столом. И его аккуратно перенесли в палатку к медикам и положили на кровать Ильдара, а Ильдар ушел на старое еврейское кладбище менять на посту ничего не подозревающего русского еврея Борьку Зеймовича.

В пять утра нас, как обычно, поднял Микола. Умылись, размялись и полшестого встретили заспанных и озябших десантников. Микола вместе с Вартанчиком и Марсей натолкал в их пустые рюкзаки камней, килограммов по двадцать на брата, и погнал и нас, и их на пробежку. Потом были завтрак и инструктаж, поход на стрельбище и опять пробежка. Обед, полуторачасовой отдых, пробежка и снова стрельбище, пробежка, ужин и инструктаж. К восьми вечера полуживых десантников на грузовике увезли в их расположение.

По такому графику и потекли оставшиеся до прибытия «Барона и компании» дни. Отец Сергий больше к нам не приходил, а когда мы выбирались в штаб, старательно нас избегал. Лейтенант Гареев не пережил тягот и лишений подготовительного периода и на пятый день убыл в тыловой госпиталь с очень редким для фронта диагнозом «нервное истощение». Диагноз ставил Зяма, и я сильно подозревал, что «нервным истощением» он завуалировал тяжелое сотрясение мозга (Микола не удержался), ушиб грудной клетки (а не нужно было переводчику дерзить), множественные ушибы голени и бедра левой ноги (Марся лоу-кик отрабатывал). В общем, загнобили мои архаровцы блатника. Майоры Донских и Чагадаев старательно вставляли свои палки в наши колеса, чем достали нас «по самое не хочу». То грузовики для десантуры зажмут, то стрельбище занято, то кухня не желает их кормить вместе с нами – и так далее и тому подобное. Мы с Марсей уже начали было подумывать о нарушении приказа, полученного от Петровича, как однажды, в один прекрасный день…

– Товарищ майор, можно вопрос? – во время послеобеденной сиесты окликнул меня Егор, командир второго учебного взвода. Тот самый, что владел джиу-джитсу.

– Валяй, Егорище, – милостиво разрешил я.

– А когда нас рукопашному бою учить начнут? – После озвученного вопроса к нам начали подтягиваться и остальные десантники.

– А должны начать учить? – вяло поинтересовался я.

– Ну наших в ДШБ учат.

Я задумчиво поглядел на пацанят и очень вкрадчиво спросил у Егора:

– Скажи мне, Егорище, а для чего тебе или твоим сослуживцам, волею случая попавшим к нам в рабство, рукопашный бой?

– Ну как, мы же – спецназовцы. Мы должны уметь!

– Парни, – я уже обращался ко всем, – запомните всё, что я вам сейчас скажу. Запомните и передайте другим.

Парни сгрудились поближе.

– Для начала приведу простой пример: Егорка, если у тебя заболит зуб, к какому врачу ты пойдешь?

– К стоматологу, естественно, – с недоумением ответил он.

– А почему не к окулисту или не к гинекологу?

– Так они врачи по другим органам и другим болезням!

– Вот! Запомни свой ответ! А теперь касательно рукопашки. Как говорил наш инструктор в спецшколе, самый злой инструктор: «Лучший прием в бою – это автомат Калашникова». Ещё он любил говаривать, что самый эффективный способ уничтожить противника – это навернуть ему дубиной по черепу, когда он спит.

Пацанята заулыбались.

– К чему, собственно, я процитировал Флагмана отечественного рукопашного боя, Матерщинника первой гильдии, Рыцаря без страха и упрека, Сади ста и Доброго православного христианина, Карпа, поднявшегося по водопаду, и прочее и тому подобное? Начнем с автомата. Егорище, ты, как я заметил, неплохой боец. На сегодняшний день ты уработаешь любого из вашей группы. Но вот представь: сидишь ты в тылу врага, и на тебя выходит группа противника из десяти человек. И каждый из них размером с нашего Миколу. Что ты можешь противопоставить из своего арсенала джиу-джитсу? Ни хре-на! К Миколе ты даже подойти не сможешь на расстояние удара. Его и дубиной не убьешь. Что же ты будешь делать?

И Егор, и пацанята задумались, поглядывая на Миколу.

– Я вам скажу, что вы будете делать: или сваливать максимально незаметно, или стрелять. Соответственно, вся ваша рукопашная подготовка одномоментно, со свистом, улетела коту под хвост.

– А ваша? – робко поинтересовался кто-то из десантников.

– И наша, – согласился я. – Применительно к Миколе есть только один прием: выстрел в голову из укрытия с применением бесшумного оружия.

– А почему из бесшумного?

– Потому что, если вы шмальнете из обычного и промахнетесь, жить вам останется очень недолго. Соответственно, вы должны очень хорошо стрелять, чему мы вас учим вторую неделю. А на случай промаха вы должны ещё и хорошо бегать, чему мы вас также учим. Это относится и к истине про «дубину»: вы должны очень хорошо стрелять и ещё лучше бегать. Это и есть ваша дубина. Не руками махать, а бегать и стрелять!

К нам подошел Петюня, задумчиво поглядывающий на дорогу.

– Товарищ майор, – не сдавался Егор, – но я видел ваши тренировки по рукопашке. Вы вчера своим бойцам какую-то связку показывали. Какую-то неправильную связку.

– Глазастый ты мой, – усмехнулся я. – Теперь возвращаемся к началу нашей лекции. Вспоминаем про стоматолога, иными словами – про… – Закончить я не успел, потому что Петюня резко выдохнул:

– Наши!!!

Я повернулся в сторону дороги, но ничего не увидел.

– Слушай, – шепотом велел мне радист. Я напряг слух. Где-то за лесом слышалась песня:

 
Шёл отряд по берегу,
Шёл издалека,
Шёл под красным знаменем
Командир полка…
 

Кто-то недружно, но на редкость душевно выводил «Песню о Щорсе». Обратив внимание на нас с Петюней, застывших в позе суслика в степи, высматривающего опасность, общественность начала принимать ту же позу. Через пару минут громкость песни усилилась, и из-за леса показалась гужевая повозка с четырьмя пассажирами. Три пассажира сидели в повозке, а четвертый ехал верхом на лошади, которая эту телегу и тащила. За повозкой, горланя революционную песню, двигался разномастный строй. Я вытащил бинокль. Верхом на лошади восседал Барон. В повозке сидели: неизвестный мне возница, Петрович и некто, сильно напоминающий раввина. Во главе строя шел Коваль, за ним, с пионерским флагом на длиннющем древке, шел Загребин, командир группы «Север», а дальше двигался строй «закатовцев» и «северян». Немногие свидетели этого парада стояли с открытыми ртами. Я посмотрел на своих прохиндеев и рявкнул:

– Становись!!! Марся, флаг!!!

Народ засуетился, а Марся встал как вкопанный:

– Какой флаг?! Нет у нас флага!

– У меня есть флаг! – спас положение Зяма.

– Марся, с тебя древко. Зяма, тащи!

Парни ломанулись выполнять указание командира. Я оглядел бойцов: десантура давно построилась и со смехом наблюдала за потугами спецназа изобразить нечто напоминающее шеренгу. Среди моих шла толкотня и ругань. Причиной ругани был вопрос относительно построения. Микола заявил, что ему «плювать с ЭйфелЁвой башни» на право офицеров стоять первыми, и нужно строиться по «выслуге лет». Термит, чей рост перевалил за метр восемьдесят, жестами объяснял, что ему плевать даже на «ЭйфелЁву башню», и строимся строго по росту, невзирая на звания и срок службы, а Макс и Ильдар, молча, пытались втиснуться перед Миколой, который их выкидывал из строя.

– Санёк, – ко мне подбежал Марся, – флаг готов.

– Маладца! Давай в строй!

– Только там загвоздка одна…

– Марся, потом. Давай становись уже! – Эх, лучше бы я посмотрел на флаг…

Марся моментально восстановил порядок, расставив всех по росту. Я разместился перед шеренгами и замер в ожидании. Через две минуты гужевая повозка с тремя пассажирами и наездником остановилась от меня в пяти метрах, а позади повозки выстроился «сводный отряд спецов». Я подождал, пока Барон спешится, и рявкнул:

– Смирно!!! Равнение на центр!!!

И, приложив лапу к уху, промаршировал к Ивлеву. Он также взял «под козырек».

– Товарищ генерал-ма… – На «майоре» я споткнулся. На плечах Барона красовались погоны генерал-лейтенанта. – …Ма…ма…мать ети, лейтенант! – закончил я озвучивать воинское звание Ивлева. – Сводный отряд спецгруппы «Урал» и подразделения прикрытия ВДВ для торжественной встречи построен. Командир отряда майор Трофимов.

– Хорошее звание он мне придумал, а, Петрович?! – обернулся к стоящему возле повозки, смотрящему куда-то в небо и с трудом сдерживающему смех Зимину. Барон повернулся и так же, как Петрович, задрал голову.

– А это что за порнография?!

Тут я вспомнил, что Марся предупреждал меня о «загвоздке» с флагом. Я зажмурился, повернулся к строю и посмотрел на «флагшток». Марся со своей частью задания справился хорошо: к телескопической удочке, украденной у Пашки, была привязана футболка нашего Ильдара, которую ему подарил Зяма. А на футболке была напечатана увеличенная до максимального размера советская почтовая марка. Марка была тематическая. Была она посвящена советской гинекологии, о чём имелась соответствующая надпись. Под надписью было написано «6к» – цена марки, «1968» – год выпуска марки, в правом нижнем углу слова «Почта СССР», а посередине очень подробно была изображена женская матка с частью маточных труб и частью влагалища. Эту футболку Зяма подарил Ильдару на «День акушера-гинеколога». Эту же футболку эта сволочь нацепила на удочку и сейчас с самой серьёзной мордой держала в руках. Я закрыл глаза и глубоко вдохнул. Петрович не выдержал и заржал. К нему присоединился Барон и остальные.

– Зяма сработал? – сквозь смех поинтересовался Барон.

Я кивнул головой в знак согласия.

– Вольно, – выдохнул Барон и протянул мне ру ку для приветствия.

– Вольно, – скомандовал я своим, и бойцы рину лись в сторону прибывших.

Спустя два часа, когда были выставлены дополнительные палатки и народ по-тихому уже дерябнул «за встречу», в штабную палатку были приглашены: Коваль и Загребин с заместителями, я, Марся, Микола и, ко всеобщему удивлению и Борькиному испугу, сам Зяма. Перед входом в «штаб» Марся повернулся к Зяме и предупредил:

– Молись, козленыш. В случае чего – у меня ру ка не дрогнет…

Борька показушно сглотнул, изображая испуг, и огрызнулся:

– Топай давай, председатель расстрельной ко манды.

За большим столом, стоящим посередине палатки, расположились Барон и Зимин. Перед ними стояла початая бутылка коньяка, пара банок тушёнки и буханка черного хлеба. Некто, похожий на раввина, сидел в углу и молился. Ни возницы, ни лошади с телегой не было, так как все трое были местными и были наняты Бароном для эффектного появления в нашем расположении.

– Стаканы там, – показал на коробку возле двери Петрович. – Проходим и присаживаемся.

Взяв по стакану, мы разместились за столом. Петрович молча разлил коньяк и поднял стакан:

– За встречу, ребятушки!

– За встречу, сынки! – поддержал Барон.

– За встречу! – откликнулись мы.

Коньяк оказался первостатейным. Барон достал сигару, откусил кончик, долго ее раскуривал, а потом начал:

– Рад видеть вас, «уральцы»! Вижу, устроились вы неплохо. Про работу с десантниками расскажете потом. Мне скоро ехать в штаб, поэтому быстро введу вас в курс дела. Завтра сюда прибывает большая группа генералов. Нас среди этой банды пустобрехов интересуют две личности. Первая – это профессор Черепанов, который проведет среди вас инструктаж. Второй личностью, интересующей нас, является генерал-полковник Юнусов, – Барон с подозрением нас оглядел, выискивая тех, кто знает или слышал про Юнусова. Убедившись, что, кроме вялого интереса, не последовало никакой реакции, он продолжил: – Официальная версия его прибытия – инспекция командного состава ВДВ. Неофициальная – отбор офицеров в очень специальную школу, по сравнению с которой «Валгалла» – это санаторий с усиленным питанием. Поэтому приказываю: при любых его попытках заманить вас ту да – посылать товарища генерал-полковника в пеший эротический тур. За последствия не бойтесь. Сашка, – Барон ткнул в меня сигарой, – к тебе и к Марселю будет особое внимание. Коваль, ты тоже будь готов. Он товарищ настойчивый, может и второй раз попытаться. Кстати, чуть не забыл! На завтра же, в честь приезда высоких гостей, намечен военно-спортивный праздник.

Со стороны Коваля, его зама – Андрюхи Бойченко, который, как и Коваль, был профессиональным военным, и нашего Миколы послышались приглушенные матюги. Мы озадаченно уставились на них.

– Дмитрий Михайлович, – робко поинтересовался Марся, – а что такое военно-спортивный праздник?

– А тебе Коваль, Андрюха и Микола объяснят, – усмехнулся Барон. – Ну всё, братцы мои, я поехал.

– Товарищ генерал, – тормознул я Ивлева, – а Зяму на кой черт вызывали?

– Точно! – хлопнул себя по лбу Барон и скомандовал: – Все дружно посмотрели в угол палатки. В углу мы видим практически библейскую картину: «Раввин, молящийся за победу избранных и примкнувших к ним гоев».

Раввин, восседавший в углу, недовольно посмотрел на Барона.

– Собственно, ради этого интересного человека я Зяму и вызвал! Зяма, голос подай!

– Гав-гав, – выдал Борька.

– Боренька, – елейным голосом начал Барон, – ты, помнится, мечтал о татуировке Моше Даяна и Маген Давиде. Так вот считай, что твоя мечта осуществилась. Старец в углу, что выглядит старше пирамид, прибыл сюда с целью сотворить из тебя одержимого, чем обречь твою душу на муки адовы! Прошу любить и жаловать: раввин Сруль Шмулевич!

– Мир вам, дети мои, – поприветствовал нас раввин. Голос его никак не вязался с внешностью. Таким голосом, низким, хриплым и – людоедским, что ли, незабвенный Комарницкий материл своих морпехов.

– Здравствуйте, – озадаченно протянули мы.

– Зяма, ты в его полном распоряжении, – велел Барон, довольный произведенным на всех эффектом.

– Ага, – пробубнил обалдевший Борька.

Как только Барон вышел, раввин встал, осмотрел нас хмурым взглядом и скомандовал Борьке:

– Ну что, дряни кусок, пошли, подышим.

– Это он сейчас кому? – поинтересовался у присутствующих Зяма.

– Тебе-тебе, шлимазл мелкий, – подтвердил Шмулевич.

Борька шумно выдохнул, что свидетельствовало о его «закипании».

– Сейчас прольется чья-то кровь, сейчас прольется чья-то кровь… – тихо запел Коваль.

– Слышь, ты, свинья с пейсами, – сразу пустился в оскорбления Зяма, – мне, трижды заработавшему Великое отлучение, плевать…

– Боря, твой дед был цадиком? – не обращая внимания на оскорбления Зямы, перебил его раввин.

– Предположим, – протянул тот.

– Тогда, трижды шлимазл, закрой свой поганый рот и топай на выход. Пообщаемся без свидетелей!!!

А потом он выдал монолог на иврите. Длился монолог минуты полторы. За эти полторы минуты Зяма покраснел, побледнел, едва не кинулся на раввина с кулаками, плюнул в его сторону, смачно выматерился, но – вышел. Раввин молча последовал за ним. Мы, открыв рты, проводили пару «избранных» взглядом. Ещё через минуту Коваль задумчиво протянул:

– Я не знаю, что это за кадр, но на всякий случай начинаю его бояться! Так опустить Зяму и не получить по морде может лишь не только очень языкастый, но и очень смелый человек…

– Бойтесь его, – улыбаясь, посоветовал Петрович. – Очень бойтесь.

– Петрович, кто это? – спросил Марся.

– Тебе же Барон сказал – это раввин Сруль Шмулевич.

– Я не глухой, – огрызнулся Марся, – конкретику давай.

Петрович хмыкнул и ответил:

– Чтобы не пускаться в долгие объяснения, скажу коротко: он, как и отец Сергий, экзорцист, но от иудаизма.

– Поэтому он такой борзый? – продолжал опрос Марся.

– Нет, мой наивный друг. Борзый он потому, что уделает любого из вас голыми руками. А одержимых – одной рукой.

От удивления у нас открылись рты.

– Подробности будут? – поинтересовался я.

– Нет, – отрезал Петрович. – Когда он «обратит» Зяму, сами всё и увидите. И почувствуете.

Слово «почувствуете» прозвучало как-то зловеще…

– Так, Бармалей, – Петрович повернул беседу в рабочее русло, – собирай десантуру и пошли на стрельбище. Покажете, чему их научили.

Мы медленно поднялись, я бы сказал нехотя поднялись, и вышли из палатки. Недалеко стоял задумчивый Ильдар.

– Саня, куда этот старый еврей повел Зяму?

– Хороший вопрос, друг мой. Я сам не знаю.

– Не к добру это… – неопределенно вздохнул Ильдар, переживая за своего напарника.

Зяма вернулся через три часа, сразу после того, как мы приехали со стрельбища. Петрович остался доволен нашими результатами и милостиво разрешил остаток дня посвятить безделью. А Зяма был крайне задумчив и крайне молчалив. Особенно всех напрягал тот факт, что задумчивость и молчаливость были на фоне заплывшего глаза и красного, оттопыренного от хорошего удара уха. Он сел возле входа в свою палатку и минут сорок что-то бормотал. Было ощущение, что он спорит сам с собой. Что именно он бормочет, мы разобрать не смогли, так как Ильдар не подпускал нас к Борьке ближе чем на два метра.

Наконец Зяма пришел к консенсусу, поднялся и громко оповестил всех присутствующих:

– А, долбись оно конем! – помолчал и добавил: – Всё равно в рай не попаду… да, командир?!

– Стопудово! – подтвердил я не озвученную Борькой мысль.

– Татарин, – Зяма обратился к Ильдару, стоящему возле него, как сторожевой пес, – братка ты мой верный. Дай закурить и пошли помощь мне окажем. Ухо болит. А я тебе налью коньячку кружечку.

Когда медики скрылись в палатке, ко мне подошел Коваль:

– Саня, что происходит в этом мире?

– Зяма выбрал ад… – ответил я очень серьёзно. Так серьёзно, что Коваль замолчал и как-то испуганно на меня посмотрел. – Леха, не забивай голову. Всё равно там все встретимся. Ты лучше про военно-спортивный праздник расскажи.

– Про праздник… – протянул крайне задумчивый Коваль. Потом он тряхнул головой, приходя в себя, и обычным тоном сообщил: – Военно-спортивный праздник, друг мой, это когда приезжает толпа проверяющих, от полковника и выше, а проверяемые, от полковника и ниже, демонстрируют свои достижения в беге, стрельбе и, самое главное, в строевой подготовке!

– Надеюсь, в противогазах бегать не придется? – поинтересовался Марся.

– Главное, чтобы не в ОЗК, – добавил подошедший Бойченко.

– Бег, друзья мои, – продолжал Коваль, – это не самое страшное. Самое страшное в том, что основная масса проверяющих – это мудаки первой гильдии, которые ничего не знают и ничего не помнят, профессионально лижут задницы своим начальникам и спят и видят, как бы до чего докопаться. Поэтому настоятельно советую: всем, кто в звании ниже майора, из расположения не выходить, а если выходить, то только в сопровождении командиров. Лучше в сопровождении Петровича. До Петровича ни один дурак не докопается.

– А про Юнусова что скажешь? – спросил я.

– А что тут сказать? Подойдет и прямым текстом предложит пройти обучение в его школе. Будет красочно расписывать возможные перспективы, в случае отказа начнет пугать. И уговаривать, и пугать будет крайне убедительно. Поэтому предлагаю цитировать любимого командира и посылать на три веселых буквы. Кстати, Саня, а почему ты не спрашиваешь про школу Юнусова? Марся вон как от любопытства лопается.

– Так мне уже кое-кто глаза приоткрыл… – уклонился я от прямого ответа.

– Петрович случайно проболтался? – усмехнулся Коваль.

– Судя по всему, как и тебе когда-то, – поддержал я Леху.

– Слышьте, панторезы-секретчики, – не выдержал Марся, – вы рассказывать будете?

– Пошли, – хлопнул я Марсю по плечу, – открою тебе страшную тайну…

Следующее утро преподнесло массу сюрпризов. Во-первых, с подачи наших заклятых друзей Донских и Чагадаева, подученных нами десантников отправили обеспечивать безопасность прибывающих генералов. Во-вторых, наша попытка совершить утреннюю пробежку была сорвана комендантским патрулем, возглавляемым лупоглазым майором. Сорвана прямо у нашего лагеря. Майор бешено вращал глазами и визжал, что любое перемещение в данном секторе до двенадцати часов запрещено. На его визг вышли заспанные Барон и Зимин. Барон, вникнув в суть происходящего, сообщил хмурому Зимину: «Он меня утомил», – и удалился обратно в палатку. А Петрович отогнал нас подальше и что-то быстро объяснил майору. Тот смолк и максимально быстро испарился. Петрович проводил его хмурым взглядом и велел:

– Физкультура отменяется. Всем чистить форму и обувь, – после чего ушел спать.

В-третьих, мы остались без завтрака, так как покидать расположение до двенадцати часов нам было запрещено.

Ближе к обеду, когда три группы, голодные и злые, сверкая как медные тазы, были построены возле командирской палатки, перед нами выступили с торжественной речью отцы-командиры. Барон явился в парадной форме, весь увешанный наградами. У присутствующих отвисли челюсти. Ивлев толкнул речь минут на десять, существенно обогатив наш словарный запас матерных слов. Удовольствие от его выступления получили все. Оно было посвящено предстоящему визиту генералитета и нашему месту в этом судьбоносном событии. А Зимин, как всегда, был лаконичен:

– Если хоть один гамадрил бесхвостый – это я про вас – залетит на чём-нибудь сегодня – порву всю группу. Увижу рядового без офицера – сразу вешайтесь. Даже в сортир ходить в сопровождении офицера. Выдвигаемся к штабу, участвуем в торжественном построении и так же, организованной бандой, отступаем в расположение. В бой не ввязываться. Пленных не брать! Пошли, соколики!!!

И мы пошли.

Добрались и построились без жертв и разрушений. Так же, без потерь, отстояли построение. Но вот отступить мы не успели. Зимин почти вывел группу с центральной площади, когда нас развернул курьер от Барона. Возле штаба в ожидании томились Барон и Черепанов. Барон подозвал к себе меня, Марсю, Ильдара и Олега, а остальную банду оставил под охраной Петровича вне зоны слышимости.

– Приветствую, господа одержимые, – улыбнулся Череп.

– Здравия желаю… – в ответ затянули мы, но нас прервал Барон:

– Так, бойцы, дурью не маемся. Перед вами сейчас не генерал, а языческий воин. Поэтому говорим просто, но с уважением.

Череп усмехнулся и спросил:

– Все со своим «зверьём» поладили? – Не получив отрицательных ответов, он продолжил: – Завтра вечером мы зайдем к вам в гости…

– Мы? – перебил его Олег.

– Ядвига тоже приехала, – угадал ход мыслей Олега Череп. – Нужно поговорить с ребе и оценить объём работы.

– Какой работы? – спросил я.

– Будем, Сашок, из твоих бойцов делать одержимых, – ошарашил меня Череп.

– А из «Заката» и «Севера»?!

– Нет. Их трогать нельзя.

– Рожей не вышли? – поддержал разговор Ильдар.

– Когда нас с вами слишком много в одном месте – это нехорошо! – загадочно ответил Череп.

– Типа, критическая масса будет превышена? – вставил слово Марся.

– Что-то вроде того, – так же неопределенно ответил Череп. – Ребятушки, – он оглянулся по сторонам, – ваш непосредственный начальник, гений конспирации, выбрал не самое удобное место для разговора. Поэтому дождитесь завтра. Тогда все и узнаете.

– Свидание окончено, – с улыбкой сообщил Барон. – Саня, Марся, останьтесь, а остальные свободны.

Череп вальяжно ушел в здание штаба, Олег и Ильдар в кротчайшие сроки телепортировались под опеку Зимина, а Барон, не обращая на нас внимания, продолжал кого-то искать в толпе военных. Наконец его взгляд выискал нужную личность, и он жестом приказал следовать за ним. Через минуту мы стояли рядом с полковником Ложкиным и ещё одним генералом-десантником. Судя по форме, генерал был из проверяющих. Барон представил нас вэдэвэшному генералу и сразу сообщил:

– Это, Иван Александрович, мои янычары, которые твоих пацанов нашей науке учат.

– Ах, вот оно что! – сразу сообразил тот. – Приятно познакомиться, «уральцы».

Он пожал нам руки и тут же начал допрашивать меня и Марсю, периодически спрашивая подтверждение у Ложкина. Наша беседа уже подходила к завершению, как:

– Товарищ генерал-лейтенант, разрешите обратиться к товарищу генерал-майору? – Рядом с нами появились Донских и Чагадаев.

– Разрешаю, – чуть удивленно ответил Барон.

– Чего вам, орлы?! – с чувством гордости за своих бойцов поинтересовался Иван Александрович. Его гордость можно было понять: на фоне майоров-десантников мы с Марсей выглядели как бухенвальдские крепыши. Про внешний вид можно было не говорить. Если проводить аналогию с автомобилями, то на фоне десантуры мы были как два старых «москвичонка» рядом с новыми «роллс-ройсами».

– Товарищ генерал-майор, – бодро начал Донских, – сегодня в финале военно-спортивного праздника будут показательные выступления ДШБ. Мы с майором Чагадаевым, в целях укрепления дружбы между нашими родами войск (он кивнул головой в нашу с Марсей сторону), решили выступить с предложением о проведении двух товарищеских боев между мною и майором Чагадаевым со стороны ВДВ и майорами Трофимовым и Сунгатовым со стороны спецназа пехоты.

Десантный генерал секунд тридцать переваривал услышанное, а потом протянул:

– Вы с ними подраться, что ли, хотите?

– Не подраться, товарищ генерал-майор, а провести две схватки по рукопашному бою, – поправил генерала Донских.

– Ну я и говорю: подраться! – не согласился Иван Александрович. И сразу спросил у нас: – Чего скажете, пехота?

– Только с разрешения товарища генерал-лейтенанта, – моментально ответил я, надеясь, что Барон зарубит эту инициативу на корню.

– Михалыч, – многозвездный десантник с усмешкой и нескрываемым превосходством посмотрел на Барона: – Позволишь воинам потешить удаль молодецкую?!

– Потешить удаль… – Ивлев многозначно хмыкнул. – А давай спросим у самих воинов: Марсель?

– Так нам, татарам, всё едино: что резать, что трахать, лишь бы кровь рекой, – выпалил Марся с нескрываемой радостью. Кулаки на эту парочку у Марси чесались давно.

– Сань, а ты как? Одолеешь Донских?

– Ну я как-нибудь постараюсь, – протянул я в ответ.

– Тогда не вижу никаких препятствий для такого финала праздника. Два боя между профессионалами – это всегда красиво!

– Так, – радостно потер руки старший десантник, – неплохо бы тотализатор организовать! Михалыч, ставочку сделаешь?

– Непременно, – заверил его Ивлев. – Александрович, давай я Зимина позову, и пусть они с Ложкиным всё оговорят, а мы пойдем искать других, желающих сделать ставку.

Барон позвал Зимина. Кратко ввел его в курс дела и спешно удалился вместе с десантным генералом.

Петрович хмуро посмотрел на радостную морду Марси, на мою кислую физиономию, на взбешённого Ложкина, на недоумевающих десантников и спросил последних:

– Вам, придурки, жить надоело? – Те озадаченно молчали. Не дождавшись ответа, Зимин обратился к их непосредственному командиру: – Ложкин, твою мать, мы о чём с тобой договаривались? На кой черт я запрещал своим охламонам трогать твоих парней?! На кой?! Чтобы сейчас мои публично сломали твоих?! Чего ты молчишь, стратег хренов?! Ты же умный мужик! Ты не можешь не понимать – что именно произойдет сегодня вечером!

– Петрович, – со свистом выдохнул Ложкин, – не разрушай мне мозг и нервы. Лучше давай искать пути обхода.

– А нет их! – отрезал Зимин. – Твои мудаки перед начальством свою инициативу озвучили! Что мы теперь этой многозвездной банде скажем: что четыре профессионала нажрались немытых слив и теперь не могут встать с горшка? Поздно пить «Боржоми»!!!

Барон, собака бешеная, скорее всего уже всем растрепал о предстоящем бое…

Услыхав такой комплимент в адрес Барона, от испуга присели и Донских с Чагадаевым, и даже Ложкин. А Петрович продолжал свой монолог:

– …и гарантированно ставит он на своих. Заведомо зная, что остальные поставят на твоих обалдуев. И, естественно, проиграют.

– Товарищ полковник, – попытался подать голос Донских.

– Молчи! Молчи, придурок!!! – накинулся на него Ложкин. – Вы не понимаете, что именно вы натворили?! Я вам на кой черт давал сводку информационного центра на группы Ивлева?! А? Бараны!!! А вы их в стол положили или задницу ими подтерли?! Если бы вы мозгами, так же как и мышцами, работали, то прочитали бы, что «уральцы» в тройке Барона – это ликвидаторы. Не многоопытный Коваль, не «северяне», которых натаскали на разведку, а «Урал». Убийцы они, профессионалы экстра-класса!!! И вы, два долбадонта, которые никого и никогда руками не убивали, вызвали на поединок, рыцари, мля, двух профессиональных убийц, которые голыми руками кучу народу положили. И не простой солдатни, а таких же профессионалов, как и они!!! И что мне теперь делать? Похоронки на вас оформлять? Чагадаев, разведчик недоделанный, что ты мямлишь про спорт? Это для вас спорт. А они – умеют только убивать! Диктую заглавными буквами: У-Б-И-В-А-Т-Ь. Петрович, – Ложкин резко сменил и тон, и собеседника, – придумай что-нибудь!!!

– Боюсь, тут уже ничего не придумать, – вздохнул Зимин. – На губу сажать бесполезно: генералы всё равно оттуда вытащат. Сломать кого-то из них – тоже не вариант: поставят других на замену. Не знаю, как твои десантники, но этих, – Петрович хмуро посмотрел на нас, – лучше не менять.

– Почему? – с тоской в голосе спросил Ложкин.

– Потому что другие завалят твоих раздолбаев со стопроцентной гарантией. А этим можно приказать.

Зимин пригляделся к Марселю, морда которого сияла как в день получки, и резюмировал:

– Ну Трофимову-то точно можно приказать…

– Петрович, – продолжил завывать Ложкин, – получается – выхода нет?

– Выход всегда есть, – философски отозвался тот, – просто нужно его искать в правильном направлении.

– И где оно?

– Скорее всего, тут, – пробормотал Зимин, хмуро глядя на довольного Марсю. – Сунгатов!

– Чего? – отозвался мой друг, разглядывая Чагадаева с видом мясника, узревшего очередную тушу.

– На меня смотри, чучело! Марся послушно повернул голову:

– Я весь во внимании!

Присутствующая десантура испуганно сглотнула. С Зиминым никто, даже старшие по званию, не решались разговаривать таким образом. Ему даже замечаний никто не делал. А тут припухший майор имеет наглость так разговаривать с самим Святогором!

Петрович отвесил Марсе несильного подзатыльника и приказал:

– Сунгатов, посмотри внимательно на тело майора Чагадаева. Посмотри, чучело! Видишь, у него две руки, две ноги и одна башка. На данный момент его скелет не имеет травм, так же, как и внутренние органы. За печень – гарантии не дам, но всё остальное в удовлетворительном состоянии. Так вот, по окончании схватки его состояние не должно существенно отличаться от нынешнего. Наличие рук и ног, а также целостность его костей проверю лично! И, не дай бог, Сунгатов, чего-то не будет хватать… Порву, как Тузик грелку!