Текст книги "Рок-н-ролл инженера Иванова"

В деревенском клубе регулярно пару раз в неделю устраивались танцы и дискотеки, и играл там местный ВИА. Так себе играл, надо сказать, да и репертуар не отличался свежестью, но пользовались ребята здесь, естественно, большой популярностью, и какая-никакая аппаратура и инструменты у них присутствовали. Конечно же, мы с Ваней вскоре познакомились с артистами, и однажды перед началом очередного мероприятия, выпив за сараем вместе с, так сказать, коллегами портвейна за Розенбаума, Кузьмина и прочих героев, и за музыку в целом, попросились сыграть пару песен. Хотя и не очень охотно, они согласились, совершив тем самым роковую ошибку, которая впоследствии едва не стоила им потери репутации первых парней на деревне.

Где-то в середине вечера я, Ваня и ещё пара наших забрались на сцену. В зале было полно народу, и встречены мы были, скажем так, не очень дружелюбно. Тем не менее, в смычки мы вдарили от души, очень задорно и разухабисто. Что играли, я уже не помню, но это точно отличалось от того, к чему здесь привыкли. После двух—трех номеров настроение публики резко поменялось, и когда бывшие, как постепенно становилось уже понятно, кумиры попытались забрать у нас инструменты, из зала на них начали орать и свистеть. И после того, как к ним подошли несколько крупных и, видимо, очень уважаемых посетителей в татуировках и, аргументировано так сказали что-то вроде: «Слышь, нах, пассаны, нах, пусть эти поиграют ещё, нах. А вы там пока пива попейте, нах», нам было позволено продолжить.

В результате мы отыграли целое отделение под всеобщее ликование и истерику. Ваня выпиливал на гитаре, я лупил в бубны, оба пели. Звучало всё безобразно, зато очень громко и весело. Да и смотрелись мы ничего так, Ваня напоминал кого-то среднего между Джими Хендриксом и Яшкой-цыганом из «Неуловимых», ну а я (по моему твердому убеждению) олицетворял внешне вообще всех рок-звезд сразу. Мы были слегка дунувши, чувствовали себя на сцене свободно и хорошо представляли, что нужно здесь делать. На коду мы бабахнули пару псевдо-англоязычных рок-н-роллов, вызвав всеобщий экстаз у публики и зажигательные пляски в духе танцев с саблями Хачатуряна.

Начиная со следующего дня, когда мы оказывались в деревне, жители всех возрастов, включая детей и стариков, норовили с нами поздороваться за руку, а барышни обещающе строили глазки и провокационно хихикали. Впоследствии мы ещё несколько раз играли в клубе, музыканты нас как-то терпели, понимая видимо, что гастролёры здесь не навсегда. Мы показали им несколько номеров из нашего репертуара и однажды устроили даже что-то вроде совместного джем-сейшна.

Вся эта благость кончилась после того, как Ваня неосторожно побывал на сеновале с одной не по годам развитой селянкой. Они там, кстати, все как-то очень интересовались такого рода развлечениями – сказывалось, наверное, отсутствие каких-то других радостей. Конечно же, факт тут же стал достоянием местной общественности, и наш Ванюша был изловлен и жестоко побит группой негодующих парубков под руководством чумазого то ли брата, то ли ухажера этой курицы. После процедуры Ваня счёл за благо срочно свинтить в город, поскольку экзекуторы пообещали в самом близком будущем продолжить разнообразные болезненные эксперименты с его здоровьем. И, между прочим, приходили потом неоднократно, искали. Естественно, и у меня как у сподвижника врага народа шансы огрести существенно возросли, пришлось пережить несколько неприятных моментов, но, в конце концов, обошлось без увечий.

За три года работы в ЦКБ я пробыл в этих заповедных краях в общей сложности где-то месяца три с лишним, и, конечно, много разного там случалось. Всякие транспортные приключения, такие, как ралли на грузовиках с очень или умеренно нетрезвыми водителями, пару раз в роли водителя был я, или, например, падение вместе с трактором в реку (это когда я в баню опаздывал, а знакомый драйвер взялся меня доставить с ветерком). Ещё я прилично освоил косу-литовку, и возможно достиг бы высот в этой профессии, если бы на второй или третий день чуть не отхватил себе указательный палец, после чего был переведен на более безопасные работы от греха подальше – уборщика, снабженца и так далее. Несколько раз я даже подменял в деревне приемщицу бутылок, с которой мы были хорошими знакомыми и постоянными и выгодными клиентами. В одной из последних осенних смен, например, я был истопником и шеф-поваром, и у меня в подчинении были две молодых девицы из наших, ленивые и ничего не умевшие, даже кашу варить. Как вы понимаете, я тоже не сильно в этом плане был мастер, но совместно мы что-то там готовили.

Ну да всего и не расскажешь. Но главным из всех этих сельскохозяйственных приключений стало событие, произошедшее в июне 1985 года и определившее всю мою дальнейшую жизнь. Именно здесь я встретил очаровательную темноволосую худенькую девушку Свету, которую я люблю вот уже 30 с лишним лет.

Надо сказать, что на тот момент я работал в конторе больше года, она тоже, но знакомы мы не были, я вообще её не видел, как мне кажется. Она же наоборот меня заметила (смешно было бы, если бы нет), но я ей абсолютно не понравился, а всего лишь удивил диким внешним видом. Ну и поскольку в отличие от меня, Светлана была девушка правильная и во всех отношениях положительная, каковой остаётся и по сей день, в компаниях мы тогда тоже не пересекались.

Не буду говорить, что меня как молнией пронзило когда я её увидел, но понравилась мне она очень, это уж точно. Ну и конечно я не думал о каких-то серьезных вещах, так, познакомиться, время, может, весело провести… А девушке было забавно – тем более, параллельно моим поползновениям активность проявлял и Ваня. Да и вообще, с мужским вниманием всё у неё было в порядке, даже практически жених из братской страны имелся. Я не буду подробно описывать развитие событий и перипетии наших со Светулей дальнейших отношений, просто ещё раз скажу – мы много лет вместе и по-прежнему любим друг друга.

К тому времени я насочинял песен на полновесную программу, и мои творческие амбиции распухли настолько, что домашнее музицирование ну никак уже не удовлетворяло. Благодаря Ване мы болтались по всяким неясным компаниям, где в две гитары внедряли шедевры в массы, встречая определенный интерес у деклассированной, но продвинутой публики.

В отличие от меня, Ванька обладал массой полезных качеств: он был энергичен, нагл, у него была куча каких-то необыкновенных знакомых и друзей из арт-среды, и самое главное – он заражал своей энергией. То есть, ты начинал верить в то, что возможно практически все и перспективы неисчерпаемы. Ему нравились мои песни, и, честно говоря, он здорово тогда стимулировал меня на дальнейшее сочинительство. Единственное, у него самого было так себе с творческим потенциалом, но тут как раз вполне хватало меня.

Надо ли говорить, что мысль о создании группы у нас вполне уже сформировалась, и программой-минимум мы видели вступление в Ленинградский рок-клуб, а максимум – всенародную любовь и работу за деньги. Но пока что у нас не было ни инструментов, ни аппаратуры, ни сподвижников-музыкантов, ни репетиционной базы. И главное – у нас не было сцены. Прокуренных коммуналок и дач для таких одаренных артистов, как мы было, конечно же, недостаточно.

Ваня развил бурную деятельность, в результате которой у нас стали появляться места для репетиций с какой-никакой аппаратурой. Это были клубы всяких заводов, автобаз и тому подобное, но, как правило, там уже были свои музыканты и нас они особенно не привечали. Зато оформился некий круг молодых бездельников, желающих с нами поиграть. Всех я уже не вспомню, но отмечу, например, барабанщика Дениса (у него была самодельная ударная установка, удивлявшая своим звуком и весом, корпуса барабанов которой были сделаны натурально из листового железа), саксофонист Иванов, работавший настройщиком роялей и некто по прозвищу Грузин, вроде бы клавишник.

К этому времени у меня появилась электрогитара. Мне дали ею попользоваться какие-то знакомые музыканты. Вначале, правда пришлось приводить её в рабочее состояние, отмывать и так далее, но это было ничто в сравнении с радостью от обладания, пусть и временного, этой красавицей. Для тех, кто понимает – звали ее «Jolana Tornado» – легендарный шедевр чехословацких мастеров. Ярко-красная полуакустика с аж тремя датчиками, кучей серебристых клавиш и потенциометров, рычагом и машинкой. Как впоследствии рассказывал мой коллега Игорь Дулгаров, родившийся и выросший в Баку (о нем речь впереди), такой инструмент в семидесятые пользовался огромным спросом у кавказских ашугов и являлся признаком мастерства и респектабельности владельца, а также значительно повышал стоимость услуг коллектива. В целом, это было среднее массовое изделие, но, конечно на порядок лучше упоминавшихся уже отечественных «Уралов» и «Аэлит». Года два, наверное, я на ней проиграл.

Вскоре с чьей-то подачи нашлась и крыша, где нас вроде бы готовы были приютить – ДК поселка Песочный. Так себе местечко, надо сказать, учитывая то, что объект находился в получасе езды от Финляндского вокзала на электричке, да ещё идти пешком надо было минут пятнадцать-двадцать полями. Но другого-то ничего не было.

К этому моменту к нашему как бы проекту внезапно присоединился Костя Шустарев, который недавно ушел из своего «Нокаута», не выдержав нездоровой атмосферы в группе и бесконечных алкогольных трипов её участников. Это показалось нам весьма полезным, поскольку кроме вокальных достоинств он обладал ещё и навыками бас-гитариста и собственным, что важно, инструментом.

И вот Ваня, Коха и я отправились на разведку. Директор ДК, приятная дама лет сорока встретила нас хоть и радушно, но сразу пояснила, что слушателей для нас здесь нет, аппаратуры нет, денег тоже нет, и вообще нечего нам здесь ловить. Однако вскоре благодаря напору, убедительности, откровенному вранью, наглости и грубой лести моих товарищей хозяйка храма искусств разрумянилась и прониклась нарисованными радужными перспективами нашего пребывания в этих стенах. Надо сказать, что Костик в плане прожектёрства и активного навешивания лапши мог дать Ваньке сто очков вперед, а ведь тот был совсем не дурак по этой части. Здесь мне с ними тягаться было бессмысленно и оставалось лишь надувать щеки и иногда вставлять: «Да, уж!» подобно Кисе Воробьянинову.

Короче говоря, в результате нам таки пожелали творческих успехов и выделили комнатуху метра 3 на 3 и груду хлама, бывшего когда-то звукоусилительным оборудованием.

Начался затяжной репетиционный период, приходы и уходы музыкантов, трудное утверждение руководством ДК программы, куда кроме обязательных песен советских композиторов мы пытались запихать побольше моих сочинений, и мытарства с аппаратурой.

Костик слился месяца через три или раньше, отправившись завоевывать свои высоты, зато появились другие интересные люди. Пришел замечательный клавишник Миша Вшивков, «Пермяк-солены уши», приехавший, соответственно, из Перми учиться на эстрадное отделение Института Культуры. Добрый простодушный парень, сильный музыкант, вообще говоря, скрипач по основной специальности, он к тому же неплохо пел и уже успел к этому времени поиграть у себя на родине в ресторанах, то есть, и с репертуаром у него было всё в полном порядке. Как я слышал, он потом в девяностых работал в разных гастрольных коллективах, а сейчас живет вроде бы в Германии, играет на скрипке. А может, и нет. Уж больно он с подозрительным напором мне про третий глаз рассказывал при нашей последней случайной встрече лет двадцать пять назад, слюной, знаете ли, брызгал…

Ненадолго появился улыбчивый и застенчивый персонаж лет семнадцати Андрюха Кудрявцев, прозванный нами «матросом», поскольку тогда он типа служил в армии, кажется в оркестре училища им. Дзержинского, куда его пристроили родители. Тоже очень музыкальный молодой человек, спустя некоторое время мы с ним в течение нескольких лет славно работали вместе на свадьбах и банкетах, расскажу позже. А тогда он нам не пригодился, поскольку вообще-то изначально был барабанщиком, а такого добра у нас, понятно, хватало. Зато мы познакомились, и это, по моему мнению, отчасти, определило его дальнейшую жизнь.

Тут немного отвлекусь. Поставщиками кадров для коммерческих коллективов тогда были, в том числе, различные музыкальные учебные заведения, в частности, упомянутый Институт культуры, или «Кулёк». Студенты за счастье считали попасть в хорошее заведение на подмену, не брезговали этим делом и преподаватели. Мне рассказывали о забавных случаях встреч педагогов со своими учениками где-нибудь на эстраде «Невских берегов» или «Советской», и тут уж логично все были равны и зарабатывали одинаково. Преподавателям, наверное, было даже посложней – нельзя было лажать ни в коем случае – авторитет страдал. Ну а в гардеробе того самого Института Культуры, например, и на стенах у входа висело тогда множество объявлений музыкантов в духе «согласен на любую работу», с редкими предложениями вакансий и о продаже инструментов.

Кстати, примерно в это время мы с Ваней поступили в «Вечернюю музыкальную школу для взрослых» имени, кажется, Римского-Корсакова, которая тогда располагалась в переулке Гривцова и называлась в народе «джазовой школой №2» (в отличии от более известной главной «джазухи» на Салтыкова-Щедрина, теперешней Кирочной). Естественно, в класс гитары, где без особых достижений и усердия отучились около года. Очень устав и решив, что наши яркие таланты вполне закроют все бреши в образовании, мы единогласно решили, что хватит себя мучить. Зря, конечно. Мне бы (и я уже это говорил) знания точно не помешали бы впоследствии. Но вернемся в Песочный.

Благодаря Ваниному напору (Костик к тому времени уже отпал) и стенаниям остальных участников директор ДК таки разродилась какой-то немыслимой по нашим меркам суммой безналичных денег, которых хватило на приобретение трех комбиков и комплекта «ЭСКО-100». Для тех, кто не в курсе – вполне себе ничего по тем временам набор для клубной самодеятельности, кем мы, собственно, и являлись. Сказать, что нас охватили воодушевление и восторг – не сказать ничего, мы были просто на седьмом небе! Понятное дело, за это от нас требовалось выступать на разнообразных праздниках для ветеранов, школьников и прочих нуждающихся исходя из фантазии руководства, а также обеспечивать звук на всякие торжественные собрания. Появился у нас и руководитель, существовала, оказывается, должность руководителя ВИА в этом богоугодном заведении. Мужичка средних лет с красным носом мы видели только пару раз, ему всё это совместное веселье на фиг не сдалось, а нам тем более. Вот как-то так мы и стали жить-поживать – собирались на репетиции два-три раза в неделю, изредка играли на вышеозначенных мероприятиях и мечтали о нормальных оплачиваемых выступлениях, если не о концертах, то хотя бы о танцевальных вечерах.

Вообще, поскольку заведение было чуть ли не единственным очагом культуры в поселке, какая-никакая жизнь там происходила. Приезжали иногда всякие неизвестные артисты, показывали кино и проводились молодежные дискотеки, как правило, приуроченные к праздникам. С людьми, которые ими командовали, близко знакомы мы не были, так, пару раз пересекались, не показавшись друг другу особенно интересными. У них было приличное по тем временам звуковое и световое оборудование, программа, соответствующая модным тенденциям отечественной и зарубежной поп-музыки и бойкий ведущий с кучей поклонников из окрестной шпаны обоих полов.

Ваня считал, что нам просто жизненно необходимо уже начать осчастливливать местную публику в рамках означенных диско-пати, и активно обрабатывал заведующую, уговаривая дать нам отыграть, произведя, ясный пень, необыкновенный фурор. В конце концов, она принципиально согласилась на наше выступление размером в одно отделение на ближайшем вечере, чтобы впоследствии, возможно, такая практика стала системой. Я, честно говоря, Ваниного энтузиазма не разделял, и эта затея мне не очень нравилась. Во-первых, наш репертуар, по моему мнению, явно не соответствовал запросам здешних меломанов, а во-вторых, и это было главным, имелась существенная разница в живом звучании нашего не вполне профессионального ансамбля и студийными записями звезд зарубежной и отечественной эстрады. Ситуацию, возможно, слегка скорректировало бы согласие дискотечников включить нас в их аппаратуру, но что-то мне подсказывало, что мы будем элегантно ими посланы, как, собственно, и случилось непосредственно перед нашим таки состоявшимся выступлением.

Вообще, до появления в широком обиходе различных самоиграек, драммашин, а затем и дива дивного, устройств с миди-интерфейсом, работать в одной программе (а ещё хуже, вперемешку) с дискотекой музыкантам было не очень комфортно, уж больно контрастной была разница в звучании, и, соответственно, в воздействии на аудиторию. Потом стало попроще, но всё равно, именно по этой причине я, когда уже трудился на банкетах, старался по мере сил пресекать периодически возникающие у особо продвинутых дорогих гостей желания включить их какой-нибудь магнитофон с любимыми песнями в нашу аппаратуру. Нет необходимости углубляться в теорию, кто слышит – тот поймёт очевидное – невозможно конкурировать студийному и, условно говоря, концертному звуку, если ты конечно не играешь в Пинк Флойде, АББе, или, на худой конец, в Оркестре электромузыкальных инструментов п/у Мещерина.

Состав у нас к тому времени как бы стабилизировался и был таким: Денис на своих железных барабанах, Ваня на басу, я на ритм-гитаре, Миша-Пермяк на клавишных и его приятель из института Культуры, очень хороший гитарист, соответственно, на соло-гитаре. Наличие бессмысленного уже в те времена ритм-гитариста, то есть меня в ансамбле объяснялось тем, что хотя ваш покорный тогда и был весьма слаб как музыкант (за годы работы поднатаскался, конечно, но так, не до «Полета шмеля»), зато являлся типа «отцом-основателем», сочинял песенки, ну и пел бо́льшую часть программы.

В конечном итоге окончательное «добро» от руководства было получено, и мы начали готовиться к субботнему июньскому, кажется, вечеру.

Процесс должен был начинаться где-то часов в десять вечера, а около шести, когда мы все собрались на Финляндском вокзале, выяснилось, что наш очень хороший гитарист не приедет. Он через Мишу передал, что ему это всё не интересно и больше играть он с нами не будет. Вот ведь выбрал же, гад, время. После краткого просчитывания вариантов я позвонил Лёхе, который на счастье оказался дома, где посиживал с приятелем за бутылочкой вина в добром расположении духа, обрисовал ему ситуацию и взмолился о помощи. Борисыч сказал, что у них как раз ресурсы почти иссякли (не забываем, что дело происходило во времена горбачевского антиалкогольного террора), поэтому он готов подъехать куда угодно, если ему гарантируют теплый прием. Мы, естественно, к выступлению подготовились заранее, всё уже стояло в нашей репетиционной комнате, поэтому консенсус был достигнут практически мгновенно, и мы отправились к месту предполагаемого, хотя и маловероятного триумфа.

Приехали, расставили свое оборудование, кое-как отстроились, немного попрепирались с недобрыми, абсолютно не обрадовавшимися нам дискотечникам по поводу очередности выступлений и прочего. Договорились, что они начинают, потом отделение мы, а там видно будет. Вообще-то, веселье планировалось до утра, поэтому загадывать надолго не стали, и, как выяснилось, правильно.

Подъехал Лёха с приятелем, и вся компания засела в нашей комнатухе готовиться к, так сказать, шоу. Настрой в коллективе был нервный, но боевой, а обстановка вокруг заведения тем временем как-то накалялась. Мы видели, что под окном слоняется и всё прибывает публика, уже порядка сотни не очень приятных и разнообразно одетых, от спортивных костюмов «ADIBAS» и «PYMA», до пиджаков с галстуками, мачо, и их спутниц, коих описывать уж не буду, чтобы не травмировать эстетические устои читающих (It’s Perestroika, baby!).

То тут, то там в толпе что-то происходило: мелкие конфликты, обнимания, имитация боксерских поединков, слышался хохот и побрякивание стекла. Что неприятно, милиции видно не было.

Внизу забу́хала дискотека, и где-то через час мы потащились в зал через фойе, заполненное отдыхающими, явно не из числа почитателей наших талантов, забрались на сцену и начали подключаться, стараясь не реагировать на гаденькие ухмылки дискотетчиков и реплики из аудитории, типа: «Щас мы этих патлатых обреем, а вон тому барабан наденем на башку, а этому все клавиши пересчитаем, гы-гы-гы…».

К началу нашего выступления зал, вмещавший человек двести, наверное, был уже забит, и атмосфера во всех отношениях стояла тяжелая. Запах пота, алкогольных выхлопов перемешанный с дезодорантами, прочей парфюмерией и ещё неизвестно чем ел глаза (кстати, это один из неприятных моментов в работе музыканта, некоторые, бывало, в обмороки практически падали), и, конечно, абсолютное нежелание публики воспринимать нас как альтернативу, скажем, «Modern Talking» или итальянской эстраде.

Тем не менее, мы вдарили в смычки и лупили не останавливаясь песню за песней минут сорок под свист и крики «Пошли на х..й со сцены, пидарасы, говно…» и прочие ёмкие и однозначные оценки нас и нашего музицирования, причем и тогда, да и сейчас, пожалуй, я с этим не соглашусь, не так уж все было безобразно, просто, как говорят опытные артисты – с публикой не повезло (ага!). В конце концов, когда из зала начали скандировать «дискач давай!!!», а некоторые активные танцоры полезли на сцену, чтобы всё нам чисто по-пацански объяснить, и Ваня с Лёхой, стоявшие с краю уже не могли их сдерживать, мы завершили наше первое и, как выяснилось позже, последнее на этот вечер отделение.

Мы шли через толпу, словно пленённые царские офицеры сквозь строй красноармейцев с гордо поднятыми головами, нас всячески оскорбляли, только что не плевали в лицо, и становилось понятно, что следующим номером нашей концертной программы логично должен случиться мордобой. И событие не заставило себя долго ждать.

Началось, как обычно, с Вани. Чего-то его понесло общаться с народом, он отправился курить на улицу, где после недолгих дебатов с местными активистами начал получать в голову в компании с некстати оказавшимся рядом нашим малышом-барабанщиком. Лёха, проходивший по фойе мимо входной двери изнутри, увидев это безобразие, с криком «Да они тут совсем ох..ли!» выскочил на крыльцо дома культуры, а оно было высотой где-то метр, и с разбегу запрыгнул сверху в толпу, вытянув вперед руку, сжатую в кулак, и, рыча аки лев, начал месить направо и налево всех подряд. Вообще говоря, все, кто знаком с Борисычем, считают его миролюбивым, выдержанным и спокойным человеком. Но я-то знаю….

Дальше началась какая-то беготня и сумбур, мы с пианистом были наверху у нашего помещения, когда услышали крики «Где эти долбаные музыканты» и классическое «сейчас всем вам пи..ец настанет», и побежали, нет, не погибать за правое дело на улицу, а, наоборот, на сцену спасать инструменты, похватали все, что могли унести и потащили в нашу каморку. За несколько таких забегов мы сумели забрать основное, огрызаясь и отпихиваясь от агрессивных любителей диско, и тут подтянулись помятый Денис с Лёхиным приятелем и рассказали, что приехали менты и повинтили кучу народа, в том числе и Лёшу с Ванькой.

По коридору бродили жаждущие продолжения местные герои и ломились во все двери, а мы затаились у себя и, допивая остатки вина, обсуждали выступление и готовились к отражению нападения.

Постепенно как-то все утихло, да и мероприятие, судя по прекратившим доноситься звукам, завершилось.

И тут, под утро уже ввалился Лёха, почти без увечий и в прекрасном расположении духа. Выяснилось, что в околотке он страшно напугал ментов рассказом о том, что является чрезвычайно важным сверхсекретным специалистом (что, в общем-то, отчасти соответствовало истине), и под угрозой находится его командировка на Дальний восток, а, следовательно, и обороноспособность государства в целом. И вообще, всё это попахивает провокацией западных спецслужб и существует вероятность того, что личный состав данного конкретного отделения милиции в этой ситуации может оказаться в роли пособников потенциального противника. Милиционеры посовещались и, убедившись по своим каналам, что Костюченко А. Б. действительно работает в своей режимной конторе, решили, что весь этот геморрой им ни к чему, тут же уверили Борисыча, что произошло досадное недоразумение и даже предложили отвезти его сейчас же прямо домой в город. Взамен этого Лёха великодушно согласился не предавать инцидент огласке и позволил им доставить себя обратно к дому культуры, слегка (по его словам) пожурив их на прощание за неоперативность. Ну а Ваню не отпустили, оставили ещё на несколько часов, но тоже без каких-то серьезных последствий.

Это выступление стало для нас финальным в ДК поселка Песочный, больше ни у кого не возникало желания вписываться во что-то подобное. Да, забыл сказать. Мероприятие называлось «Летний Бал».

Мы проболтались в Песочном до осени, а где-то в ноябре нас оттуда выгнали. Вообще-то мы бы и сами рано или поздно слились, все шло к тому – ни денег, ни перспектив, но вышло так, как вышло.

В один прекрасный день Ваня воодушевленно сообщил, что договорился о постоянной халтуре в ДК аж Авиагородка, жилого района Питера недалеко от аэропорта и заселенного по большей части людьми, связанными с авиацией (исходя из названия смешно, если бы это было не так), и что почти решен вопрос с их руководством о дальнейшей нашей там оплачиваемой работе. Плохо, впрочем, пока оплачиваемой, но это лишь поначалу, а дальше обязательно – полные залы, аншлаги и гонорары как у «Самоцветов», или, на худой конец, у «Верасов». Поскольку авиаторы люди с деньгами – раз, «Аэрофлот» – государственное предприятие и монополист – два, «Пулково» – воздушные ворота Ленинграда – три, ну и так далее. Из Ваниной убедительной и зажигательной речи следовало, что надо ехать, притом буквально завтра. Правда, было одно маленькое «но»: директор нашего дома культуры категорически запрещала нам куда-либо выезжать с казённой аппаратурой. Все наши предыдущие попытки были твердо пресечены, и последствия чего-то подобного обрисованы совершенно однозначно. После долгих препирательств в коллективе я остался единственным, кто не верил в эту затею и был против, и на то имелись причины. Дело в том, что Ванька, на мой взгляд, всё больше и больше злоупотреблял. Несмотря на мое вполне лояльное отношение к алкоголю и его потребителям, здесь наблюдался уже некоторый перебор, и это начинало мешать делу. Бестолковость на репетициях, какие-то пропущенные встречи, невыполненные обещания, вранье, постоянное отсутствие денег и отсюда стремление к халяве, всё это раздражало, прежнее желание общения и строительства совместных планов постепенно иссякало.

Тем не менее, в обозначенный день я попросил у отца его «Москвич», приехал в Песочный, и мы увезли наше и не наше добро, воспользовавшись отсутствием директрисы и обманув вахтера.

Ваня приехал то ли поддатый, то ли с похмелья, ну и перед выступлением традиционно накатил. Смысл нашего так называемого концерта я не понял, поскольку дело происходило днём, в зале было человек тридцать и из них бо́льшая часть пожилых женщин. Отыграв пару отделений и заработав вялые аплодисменты, зачехлились, а Ваня пошел за обещанными деньгами и перспективами и вскоре вернулся без того и без другого. Добиться от него ничего вразумительного я не смог, поэтому отправился к руководству сам. Руководство мне кратко объяснило, что ни о каких деньгах речи не шло в принципе, это было всего лишь прослушивание, как результат, мы им не подходим, и вообще весь ансамбль пьян. Мои аргументы, о том, что 80% коллектива трезвы как стекло, а оставшиеся 20% просто приняли «Корвалолу» от нервов, действия не возымели – мы без затей были посланы этим деятелем культуры от воздухоплавания в дальний полет, и его направление мне лично было понятным, не знаю уж как остальным.

По возвращении в Песочный нас ожидаемо уволили с небольшим скандалом и обещаниями привлечь органы. Нисколько ни тогда, ни впоследствии не жалел о почти годичном там пребывании. Во-первых, я приобрел много новых знакомств, некоторые из них позже оказались очень даже полезными. Во-вторых, спёр оттуда все динамики из казенных комбиков, которые в будущем стали началом моей собственной аппаратуры. Вместо них с моим тогдашним приятелем Борей Козловым мы напихали туда всякой старой дряни, чтобы хоть какой-нибудь звук из них мог идти.

Кстати, этот Боря был интересным человеком и настоящим кулибиным – строил усилители, колонки (я долго работал на его изделиях), даже сам конструировал микрофоны. Он умудрился вполне профессионально записать свою группу с барабанами, саксофоном и всеми этими электрогитарами в собственной 12-метровой комнате в коммуналке на Сенной так, что соседей это особенно не побеспокоило. Единственное, их барабанщик чуть не отдал концы в специальном ящике, собранном из шкафа, дивана, матрасов и одеял. Он же записывал и меня, первая и вроде бы единственная фонограмма моих песен с группой как раз сделана в Песочном. Работал он в камере хранения на Варшавском вокзале, до этого таксистом, дома у него стояла хорошая звуковая аппаратура, имелись интересные записи, несколько гитар, мы любили там бывать. Боря был знаком с разными музыкантами, дружил с сестрами Капуро, как-то даже засветился на ЛенТВ в составе одной малоизвестной группы. Контакты с ним я, к сожалению, потерял.

Ну, а после исхода из Песочного наш коллектив как-то сам собой рассосался, каждый отправился в свою сторону. В силу вышесказанного моё общение с Ваней постепенно сошло на нет, правда, в 90-х или позже мы с ним пару раз забавно пересеклись, напишу ещё об этом. Я слышал, что он запутался в каких-то своих жёнах, детях и компаньонах, что его постоянно ищут и периодически находят всякие бандиты и кредиторы, бьют и чуть ли не закапывают в лесу. Последняя моя встреча с ним случилась году в 2005, когда я уже вовсю трудился в летнем кафе у метро «Ломоносовская». Выглядел он несколько потрепанным, был абсолютно седой и, традиционно, без денег. Я угостил его пивом, о чем-то поговорили, он поведал о том, что где-то кому-то что-то строит… А лет пять назад его встретил Володя, мой друг и долгое время пианист. Он сказал, что тот ходит теперь с палкой и выглядит совсем непрезентабельно. Ваня оставил свой телефон для меня, и я позвонил. Поговорили, так, ни о чем. Что-то он опять вроде бы строит, включая разнообразные планы, полон оптимизма, живет то на даче, то у какой-то тётки в центре и, чувствуется, крепко выпивает. Короче, по-прежнему орёл.