Текст книги "Полное собрание впечатлений"

Маленькая Ирэна и большая кошка

Пергамский музей – первый архитектурный музей в мире. Входя в него, входишь в окаменевшее прошлое нашей планеты. Вавилонские ворота Иштар, построенные около пятисот восьмидесятого года до нашей эры… Аттическая богиня с гранатом, высотой почти два метра, пролежавшая в свинцовом ящике более двух тысяч лет… Афродита, наступившая на черепаху… Лев с отвалившейся гривой… Собака, пытающаяся почесать свое каменное ухо… И самая большая гордость музея – Пергамский алтарь, который ещё в древности причисляли к чудесам света… Огромный зал, много воздуха, звуки человеческих голосов сливаются в торжественную музыку. Это гимн археологам, архитекторам, строителям, подарившим человечеству возможность наслаждаться шедевром!..

…Ирэна где-то затерялась в бесчисленных залах Пергамского музея.

– Найдётся, – спокойно заявила Людмила. – Наверное, присматривает новых кошек…

Ирэне страшно нравилась скульптура египетской кошки. Гипсовые копии этой кошки продавались здесь же. Кошка была огромная, в полметра высоты, да и стоила довольно дорого. Но Ирэна умоляла папу и маму купить кошку, отказывалась от других игрушек, чтобы сэкономить деньги, сама завела себе копилку. И вот настал радостный день! За кошкой поехали всей семьей и привезли на машине. Затем Ирэна носила её по всей квартире, чтобы та привыкла и почувствовала себя здесь дома. Потом все вместе долго искали для неё место, переставляли мебель, меняли свет… Наконец нашли самое удачное – в углу под торшером. Ирэна каждый день ставит перед ней чашку с молоком, водит гостей знакомиться с кошкой, гладит её, разговаривает с ней… Мы смеёмся, но, честно говоря, кошка настолько хороша, что я тайком тоже не раз поглаживал её по спине.

…Ирэну мы нашли в Китайском зале. Она, притихшая, сидела на корточках перед огромной вазой из резной слоновой кости – маленький человечек, оглушённый красотой.

Выставка собак и их хозяев

Ближайшие к парку улицы были превращены в стоянки для автомашин. Автомобили из всех городов стояли на мостовых, тротуарах и газонах, плотно, плечом к плечу, дверца к дверце. Воткнуть туда мою машину было невозможно, даже если её намылить. Я поставил её почти вертикально, на каком-то откосе.

Парк, где проходила выставка, был заполнен народом: молодёжь, старики, дети, монашки, инвалиды в колясках… Героями праздника были собаки. Для каждой породы был выделен свой ринг, стояли стенды с описанием родословных участниц соревнований. Выдавались специальные лежаки для собак (чтобы лежали не на земле), стояли клетки для молодняка (если хозяева захотят отлучиться). Продавались поводки, ошейники, расчёски, значки, сувениры… Продавались и игрушки для четвероногих: резиновые кости, куклы, мячики… Разноцветные стрелки указывали даже специальные места собачьих «туалетов»… На каждом ринге – своя строгая комиссия. Собак осматривали, ощупывали, замеряли с точностью до сантиметра. Стучали пишущие машинки, печатая протоколы.

А с какой любовью хозяева стригли, причёсывали, одевали своих питомцев!.. Как взволнованно выходили на ринг!.. А когда надо было пробежать с собакой, хозяин так мчался, что пёс едва поспевал за ним.

Вообще в Германии очень любят животных. Я не встречал здесь бродячих собак и кошек. Не случайно ежегодные крестины новорожденных медвежат в Берлинском зоопарке – это шумное и весёлое празднество. На одном из них мне удалось побывать.

Директор зоопарка приветствовал гостей и представил им новорожденных. Известные люди, руководители крупных предприятий – шефы зоопарка, окропили медвежат лимонадом и нарекли их Юли и Кони. Для медвежат был накрыт стол, приготовлена вкусная закуска: бананы, яблоки, морковка, капуста. Операторы снимали их на плёнку, корреспонденты брали интервью – правда, не у них, а у директора зоопарка, которому не впервой отвечать за своих питомцев: он ведёт регулярную передачу по телевидению, его знают и любят, у него берут автографы, и он не менее популярен, чем самые известные киноартисты.

Вообще, зоопарк – это любимое детище всех берлинцев. Звери живут не в клетках, а в вольерах и павильонах. За ними любовно ухаживают, хорошо кормят. Разыгрывается специальная лотерея в пользу зоопарка, вносятся пожертвования от организаций и отдельных граждан. Различных животных опекают различные учреждения: заводы, фабрики, театры… Даже полиция над кем-то шефствует – кажется, над птичками.

Весёлая ярмарка

Всю ночь с четверга на пятницу Людмила пекла яблочные пироги.

– Зачем столько? – удивился я.

– Буду продавать.

Я рассмеялся, думая, что она шутит.

Но назавтра Людмила Мишке, ведущая детских передач Берлинского телевидения, вывезла свой товар на Александерплатц и бойко принялась торговать. И не только она – все сотрудники её редакции весело зазывали прохожих, чмокали губами, облизывали пальчики, рекламируя Людмилину продукцию…

В этот день, как и в каждую последнюю пятницу августа, в Берлине происходила Ярмарка Солидарности с журналистами развивающихся стран. Собранные деньги идут им в помощь. В эту пятницу редакции всех берлинских газет, журналов, радио и телевидения выходят на Александерплатц, становятся за импровизированные прилавки и торгуют. Чем? Это зависит от их выдумки и изобретательности.

…Редакцию сатирического журнала «Ойленшпигель» я нашёл по громким выкрикам в мегафон: ответственный секретарь журнала Ганс Чихольд, как заправский зазывала, останавливал прохожих, предлагая им свежие, теплые, только что из типографии, новые журналы. За прилавком стояли авторы этого номера и давали автографы. Рядом с журналами лежало «фирменное» печенье с эмблемой «Ойленшпигеля», специально заказанное редакцией на кондитерской фабрике. И журналы, и печенье пользовались большим спросом – у прилавка толпились покупатели. Но Чихольд, как истинно творческая личность, не успокаивался на достигнутом, а ещё громче выкрикивал в мегафон…

Журнал «Старт» торговал плакатами с изображениями лошадей, такими яркими и привлекательными, что я не выдержал и купил сразу три. Тут же продавались билеты желающим прокатиться в карете, запряженной двумя пегими лошадками. Можно было и погарцевать верхом – это стоило чуть дороже…

Редакция журнала «Бауэрцайтунг» привезла попоны, хомуты, крестьянскую утварь. Мне было непонятно, кому в столичном городе все это может понадобиться – но, тем не менее, их охотно покупали… Надо отдать должное берлинцам – они активно участвовали в этой ярмарке: шутили, смеялись, бурно реагировали на каждую интересную затею редакций и покупали всё, вплоть до колеса от телеги – это было проявлением их солидарности с журналистами!..

Музыкальная редакция радио торговала звуками, в буквальном смысле: на её прилавке стояли в ряд магнитофоны с наушниками. Каждый мог по собственному вкусу выбрать мелодию и послушать её в исполнении самого модного ансамбля. Выбор был безграничный, поэтому у прилавка до позднего вечера стояла очередь меломанов…

Телередакция «Новости» была не менее изобретательна: она вывезла на площадь телекамеры, установила мониторы – и, кто хотел, тот мог увидеть себя рядом с самыми знаменитыми дикторами страны тут же, на экране…

А дирекция телепрограмм продавала заставки популярных телепередач и портреты известных персонажей телевидения и кино, всех стран мира. Мне было приятно увидеть там наших неразлучных Волка и Зайца из сериала «Ну, погоди!», которые (честное слово, я объективен!) пользовались повышенным спросом…

До позднего вечера Александерплатц была заполнена народом, до позднего вечера там шла бойкая, весёлая распродажа…

Назавтра я встретил ответственного секретаря «Ойленшпигеля» Ганса Чихольда и спросил, какова выручка их редакции.

– Больше двадцати тысяч! – гордо просипел Чихольд. Громко говорить он не мог, потому что вчера сорвал голос.

Что ещё запомнилось в Берлине

…Государственная библиотека – гордость Берлина. Фонтан посреди квадратного дворика, старая кладка стен, увитых плющом, каменные скульптуры… Как будто находишься в старинной шкатулке. Вот-вот явится сказочный гном, скомандует – и заиграет волшебная музыка, задвигаются скульптуры, поползёт вверх плющ, засверкают разноцветные струи фонтана…

…Дворец Республики – современное здание с тёмными стеклами, как будто в солнцезащитных очках. Огромные концертные залы, холлы, бары. Вход свободный, можно прийти в любое время, встретиться с девушкой, посидеть с друзьями или просто спрятаться от дождя, что мы и сделали.

…Уютный вечер в семье Ганса Чихольда, ответственного секретаря журнала «Ойленшпигель». Его обаятельная жена Зигрид служила нам переводчицей. Так как мы о многом болтали, она была весь вечер под двойной нагрузкой. Потом я рассматривал альбом с надписями и рисунками гостей Чихольдов – своеобразную «Чихоккалу», где много автографов и наших советских писателей и художников-карикатуристов.

Чихольд, несмотря на солидный возраст, остался мальчишкой. Он затеял с моей тринадцатилетней дочкой Машей игру: все дни изображал влюбленного, который сражён наповал, с первого взгляда, – дарил цветочки, вздыхал, прижимал руку к сердцу… В день отъезда, когда мы уже попрощались и отъехали, он вдруг бросился за машиной с криком «О, Маша, Маша!» и ещё раз поцеловал ей руку… Машка от него в восторге и считает, что именно таким должен быть настоящий юморист, а не мрачным и ворчливым, как её папа…

…Решение моего друга Йорга уйти в декретный отпуск. Оказывается, в Германии это право имеет не только женщина, но и мужчина – родители решают сами, кому сподручнее сидеть дома и ухаживать за малышом. Йорг собирается заменить Людмилу – он будет работать над сценарием нового телефильма и смотреть за ребенком: укачивать, купать, пеленать… Несколько раз в день Людмила примчится домой, чтобы покормить ребенка грудью – этого при всём желании Йорг сделать не сможет…

…Мойка машин в центре города. Реклама обещает: «Ровно пять минут!» Я сказал жене: «Знаем мы эти пятиминутки!», но всё же рискнул. Оказалось – правда, реклама не подвела: в потоке машин я доехал до проходной, протянул деньги кассиру, получил талончик, въехал в моечную, стал на конвейер – и ровно через пять минут выехал таким до неприличия чистым, блестящим, сверкающим, что захотелось опять немедленно испачкаться…

Седина старого Герлица

Помыв машину, мы из Берлина поехали в Герлиц. Это маленький уютный городок, в котором надо снимать фильмы про средневековье. Большинство зданий – шестнадцатого века, много старинных башен с часами. Все часы бьют разное время, каждая башня уверена, что именно у неё – правильное. Есть такие узенькие улочки, что, идя по ним, приходится протискиваться сквозь дома. Самая узкая – улица Предателя. Когда-то в Герлице готовилось восстание. Тайком от правителей народ должен был собраться в условленное время на главной площади под часами. Но нашёлся выродок, он выдал – часы остановили, и заговорщики, не слыша боя часов, сходились в разное время – их поодиночке и переловили. Но любая подлость не остаётся безнаказанной: предателя заманили на самую глухую улицу и убили. С тех пор она так и называется – улица Предателя, в назидание потомкам. Здесь мрачно, сыро и много мусора, но это можно понять: такую улицу ни освещать, ни убирать не хочется.

Это был торговый город: у амбаров есть арочные въезды, как в гаражи, но гаражей тогда, естественно, не было – сюда въезжали подводы, а разгружались прямо в помещении, чтобы конкуренты не узнали, чем будут торговать. Над арками проделаны желоба: шепнёте что-нибудь в одном конце – на другом отчётливо слышно. При отсутствии телефона – очень удобно: можно тайком от конкурентов договориться с компаньоном о резком снижении цен или замене товара.

Город мне показался несколько музейным. Среди жителей много пожилых. В девять вечера улицы и площади уже безлюдны. Опущены жалюзи в витринах магазинов, зарешёчены входные двери, погашены окна в домах. Город спит, так же как спал много веков назад, а над ним проносится время: бом-бом, бум-бум, бим-бим – каждая башня отбивает своё.

Карнавал в махровом халате

Веймар – это задремавшая старая сказка. Очень добрая, в которой вас ожидает много удивительных приключений, но всё кончится очень хорошо. Здесь каждый дом – окаменевшее чудо, его хочется потрогать, погладить, сфотографировать. Они стоят, прижавшись друг к другу, подняв воротники стен и надвинув на глаза треуголки крыш, охраняя от ветра базарную площадь. Охраняют так же добросовестно, как и когда-то, когда по ней прогуливались их великие земляки.

У Национального театра – две бронзовые фигуры: Гёте и Шиллер. Во время последней войны, спасая памятник от бомб, их замуровали в бетонный куб. После войны освободили из заточения. У памятника – всегда живые цветы, с тех пор как их положили сюда советские солдаты, освободившие Веймар от фашизма.

Мы идем к Галерее Кранахов мимо гостиницы с забавным названием «Слон», мимо дома, где жил Лукас Кранах-старший. В Галерее много детей. Приходят сами, без родителей, без педагогов. В творчестве двух великих братьев много зоркости и удивления – детям это особенно близко и понятно.

В башне KASSE TURM – один из старейших студенческих клубов. Здесь всё задумывается и подготавливается. По традиции ежегодно одиннадцатого числа, одиннадцатого месяца, в одиннадцать часов, одиннадцать минут открывается сезон студенческих карнавалов. А самый большой карнавал – в конце февраля. Все карнавалы – тематические. Например, в этом году, в феврале, карнавал назывался «Банный день». Отсюда и костюмы: купальники, банные халаты, бикини… Без костюма в клуб не пускают. Студенты подсчитали: четыре дня этого карнавала потребовали пятьсот часов подготовки. Участвовали все: от первокурсника до ректора. Например, декан архитектурного факультета, доктор наук, профессор, вышел на сцену в махровом халате и пел про себя пародийные куплеты.

Заканчивался карнавал в Розовый понедельник Свободного Поцелуя. В этот день можно целовать самых красивых девушек и получать ответные поцелуи. (Эх, не знал! Надо было приехать в феврале!)

Но клубы не только для карнавалов. Клубы – это свободное время, это отдых и развлечения студентов. Здесь дискотеки, бары, газеты, музыка. Сюда приглашают самых популярных артистов, певцов, музыкантов. Выступают лучшие студенческие коллективы. И хотя постоянно продаётся пиво и спиртные напитки, никто не напивается (акцентирую это для особо рьяных блюстителей нравственности). Ведь это свой дом: все клубы на самоуправлении – вокруг свои товарищи, их нельзя подвести. А если подведёшь, будешь ими же строго наказан: запрещают посещение клубов. Срок – от месяца до полугода. Фотография провинившегося висит у входов во все клубы с пояснением, за что он наказан. Пройти невозможно. Это очень тяжёлое наказание, и к нему прибегают редко, в крайних случаях.

В гостях у великанов

По дороге в Дрезден заехали в Лейпциг, к Айко Бергеру. Мы познакомились с ним ещё в Москве. Длинноногий гигант, килограммов сто сплошных мускулов.

– Я из Черкасс, – представился он с явным акцентом.

Я рассмеялся, думая, что он шутит. Но оказалось, Айко проработал три с половиной года на строительстве газопровода «Дружба». В память об этом в квартире много рушников, даже хранится хлеб-соль, которую ему там преподнесли.

Сейчас Айко работает в госбанке, руководит отделом финансирования строительства. Я уверен, что в первую очередь он финансирует строительство стадионов и Дворцов спорта, потому что занимается плаванием и играет в волейбол. Энергия из него так и выплескивается, ему просто некуда её девать: кроме работы в банке и занятий спортом, он рисует, лепит, обжигает… И каждый год перестраивает свою квартиру.

В этом ему помогает младший брат Арнэ, химик, доктор наук, такой же великан тридцати шести лет, с которым они живут вместе. Но функции каждого строго распределены: Айко ведает строительством и разрушением квартиры: передвигает стены, ломает потолки, достраивает второй этаж, а Арнэ занимается техникой: скручивает узлом водопроводные трубы, вырывает из пола и переставляет унитаз, переделывает один из холодильников в электропечь…

На полу в холле я увидел огромный висячий замок величиной с чемодан. Айко добыл его в развалинах старого замка, чтобы повесить на своей даче. (Да! Я же не сказал, что он ещё и дачу строит, сам, своими руками – месит бетон, выкорчевывает деревья, закладывает фундамент.) Для того чтобы сорвать такой замок, вор должен будет сначала сдать как минимум на первый разряд по тяжёлой атлетике, так что Айкина дача будет в полной безопасности, если только не рухнет под тяжестью этого замка.

Не дав передохнуть, Айко сразу же повёл нас показывать город. Мы бродили шесть часов без отдыха. Костёлы, памятники, арки пассажей, подвалы ресторанов, мозаика площадей, застенчивая старина и нагловатый модерн – все это превратилось в какой-то красочный калейдоскоп…

…Церковь святого Томаса. На ступеньках у входа два парня в джинсах слушают транзистор. Внутри в церкви – могила Баха; в холодном бетонном полу холодная металлическая плита – на ней тёплые живые цветы… Орган, на котором играл Бах, – самый большой орган в мире. И самый счастливый.

…Варидеро, «арка для специй». Айко сказал, что быть в Лейпциге и не купить лейпцигских специй – нельзя. Я послушно купил набор – двадцать красивых баночек с сыпучими приправами. Что к чему, до сих пор не разобрался. Когда обедаю, доверяюсь судьбе: закрыв глаза, беру первую попавшуюся и посыпаю. Иногда бывает удачно, но чаще всего обжигаю кашу перцем или ем яичницу с корицей.

…Подвалы Ауэрбаха, где проводил время Гёте и где родился «Фауст». На стенах фрески-иллюстрации: доктор Фауст, Мефистофель, Маргарита… Цитаты из произведений. Есть кухня колдуньи, которая варила зелье для Фауста. Есть даже бочка, на которую может забраться каждый и подирижировать хором собутыльников…

Мы сидели у этой бочки, из которой когда-то фонтаном било вино. Сидели долго, но Мефистофель не появился – и фонтан бездействовал…

…Бар «Бодега» популярен: здесь собраны все вымпелы всех футбольных команд, побывавших в Лейпциге. Разноцветные флажки на стене – как бабочки на булавках. Среди них затесался тапочек, наверное, разули какую-то знаменитость.

…Университет имени Карла Маркса – высотное здание, богатое, парадное. А рядом – развалины какого-то замка. В них, вернее, под ними – студенческий клуб. Оставив развалины, студенты переоборудовали старинные подвалы, пять этажей в глубину. Здесь каждый вечер проводят время около двух тысяч человек. Внизу – сцены, бары, кинопроекторы, выступают ультрасовременные музыкальные группы. А сверху – развалины, которым несколько сот лет…

Вечером Айко повёл нас на дискотеку. В зале полутемно, на столах – красные грибочки-фонарики. Стена напротив вспыхивает разноцветными огнями – цветомузыка. В Лейпциге много дискотек, но эта – самая популярная среди молодёжи. В чём одет – не важно, как танцуешь – не важно, главное – веселись, наслаждайся танцем и музыкой. Сам Айко, несмотря на свои габариты, великолепно отплясывает. Оказывается, он ещё и песни сочинял и танцевал в студенческом театре «Кабарет».

– А есть в мире что-нибудь, чем ты не занимался? – спрашиваю я. – Чего ты не умеешь?

– Есть, – отвечает Айко. – Я не умею писать путевые очерки.

– Зато ты туда попадёшь, – пообещал я.

Сказка брата Гримм

Я уже писал, что для меня город становится близким, только если там остался близкий мне человек. Вот почему, вспоминая Дрезден, я сразу вспоминаю Вольфа Гримма, молодого, элегантного доктора наук, доцента, заместителя директора Вычислительного центра при Академии медицинских наук, известного спортсмена – теннисиста и спортивного судью, с внешностью Алена Делона, хорошо владеющего русским, английским и французским языками. Мы жили у них в старинном доме, похожем на замок, в предгорье Саксонской Швейцарии.

Вольф учился в мединституте в Ленинграде, выступал с докладами в США, Англии, Франции, объездил полмира и имеет обо всем энциклопедическое знание. Особенно увлекается историей. Когда он рассказывает о каком-нибудь самом маленьком памятнике, любой мало-мальски уважающий себя экскурсовод должен немедленно писать заявление об уходе.

Этот человек сразу покорил меня, и мы как-то быстро подружились. Благодаря Вольфу за те три дня, что провели в Дрездене, мы успели узнать и полюбить этот город. Он водил нас по нему, как по своему любимому дому, и рассказывал, рассказывал, рассказывал…

…На стене Королевского дворца изображены все правители Дрездена, независимо от их вклада в историю города. Например, король Фридрих Укушенный известен тем, что его за измену укусила жена, больше он ничем не прославился, но остался увековеченным на фарфоре. Среди королей, конечно, и Август Сильный, основатель Дрездена и отец трёхсот детей. Памятник ему стоит в Новом городе, где старые и новые дома прекрасно сосуществуют, создавая оригинальный архитектурный ансамбль. Много зелени, красивые скульптуры, часы под стеклянными колпаками, изящные скамейки… И удивительная чистота – кажется, что вы находитесь в большом нарядном зале, подготовленном к приёму гостей. Даже мостовая, по которой проезд запрещён, напоминает паркет, натёртый мастикой…

В Старом городе впечатляет собор с роскошными скульптурами на крыше. На ступенях этого храма, под этими скульптурами, стоял Наполеон, начиная поход на Москву. Он стоял, наблюдая за своими войсками, которые чеканили шаг по мосту через Эльбу. Их ещё можно было остановить, но он этого не сделал: уж очень они перспективно маршировали…

В Дрездене много старинных зданий, построенных с тонким вкусом и чувством меры. Исключение составляет Академия искусств в стиле позднего классицизма с большим количеством крылатых ангелочков, которая, по выражению Вольфа, вписывается в архитектуру Дрездена, «как кулак в глаз». Поэтому о ней даже не упоминают в путеводителях и справочниках.

У входа в прославленную Дрезденскую Галерею, несмотря на дождь, змеилась длинная очередь, почти на полквартала. И так каждый день, в любую погоду.

Одно из моих самых сильных потрясений – Саксонская Швейцария. Много слышал, читал чужие очерки, но не представлял, что это такое фантастическое зрелище. Мы стояли на смотровой площадке. Справа, метров триста вниз, текла сонная Эльба, омывая зелёные подносы-островки, на которых краснели маленькими пирожными средневековые здания с черепичными крышами. Проплыл пароходик с гребным колесом, я видел такой только в фильме «Волга-Волга»… Пересекал реку паром на канате… И всё это в полной тишине, потому что звуки сюда не долетали – казалось, что мы смотрим старое немое кино… Потом я взглянул налево и увидел огромный лес из высоченных скал, вернее, скальных столбов всевозможных конфигураций. Один – в виде дерева с обрубленными ветками, другой – постамент без памятника, третий – незавершённая скульптура какого-то фантастического животного. Есть скалы, похожие на людей: на одной из них застыл каменный монах – во время войны его неоднократно расстреливали американские летчики, принимая за наблюдателя… На этих скалах альпинисты отрабатывают самые сложные стадии восхождения.

– Без каната, – уточнил Вольф.

Глядя на эти отвесные стены, даже страшно представить, что человек может решиться на такое. А решаются и побеждают. Почти на каждой скале припаяна металлическая коробочка, в ней тетрадь, в которой и расписывается смельчак, добравшийся до вершины…

Этот огромный каменный лес вырастила Эльба, вернее, выточила: когда-то здесь было её русло. Много столетий она обрабатывала эти скульптуры, пока не довела их до совершенства, и свернула в сторону, оставив людям свой шедевр… Если справа – средневековье, то слева – что-то доисторическое, оттуда веет вечностью… Уходить не хотелось, просто физически я чувствовал, как испаряются заботы повседневной суеты и наступает состояние покоя и умиротворения…

– Пора возвращаться, – голос Вольфа вернул нас к действительности. – Вы хотели ещё покататься на трамвае, а его придётся ждать: у нас в Дрездене трамваи, как волки, ходят стаями…

Мы сели в машину и уехали из тихого, безмятежного Вчера в наше шумное и беспокойное Сегодня.