Текст книги "Небеса моего брата"

Впрочем, это устраивало абсолютно всех. Мама радовалась как ребенок, видя очередное пополнение ее банковского счета. Тима по-детски не реагировал ни на что, кроме учебы в школе, уроков, режима сна и питания и, рисования, рисования, рисования. Ему нравилось то, что он делал. Безумно нравилось. Он нашел себя в изобразительно искусстве и всецело, с полной отдачей поглощался работой, прерываясь только на прием пищи, посещения школы и сна. Мама следила за этим. Она ушла с головой в работу агентом собственного сына.

А что же остальные? Еду готовили по очереди наши бабушки. Порядок в квартире поддерживали, мыли полы, выносили мусор, гладили белье, пылесосили ковры все остальные, включая меня. Доставку на машине в художественную школу, посещение которой уже свелось к минимуму, а также прочие поездки на личных автомобилях, так как мама уже не считала нужным ходить пешком и пользоваться общественным транспортом, осуществлялись папой или дедушкой за рулем. Вся наша семья работала на один результат, на один кошелек. И всех это устраивало.

Впрочем, устраивало это всех лишь потому, что новая, и довольно неожиданная финансовая ниша открыла для нас широкие возможности. До выхода в свет моего брата как признанного гения, способного генерировать немалую прибыль, наша семья располагала лишь старенькой и довольно потрепанной иномаркой когда-то купленной в кредит. Жили мы в совсем небольшой трехкомнатной квартире с крохотной кухней в доме семидесятого года постройки. И более ничего совсем не имели. Стоит подчеркнуть, что кроме того, не могли ничего иметь, так как жизнь на две зарплаты моих папы и мамы довольно сильно ограничивала наши возможности. Добротного ремонта, как хотели родители, и новой мебели в нашей квартире, конечно же, не было. Норковой шубы, кожаного плаща, дорогой косметики, походов к косметологам и массажистам моя мама не видела и все время причитала, что не увидит никогда. Папа вечно сетовал на постоянно требующую ремонта машину, на старый и маломощный компьютер и огромное личное желание все это поменять на новое, дорогое, престижное. Я по-детски скулил об отсутствие в моем арсенале большого количества игрушек, хорошего велосипеда, лыж, коньков, игровой приставки и, конечно же, такого мобильного телефона, что мог бы вызвать зависть абсолютно у всех моих одноклассников. Мы всего раз побывали всей семьей на море. Да и то отдых был из разряда ультра бюджетного. С проживанием в самых стесненных условиях и таком расстоянии от моря, что пока до него дойдешь, то уже и радости встречи с ним не чувствуешь совершенно.

Бабушка и дедушка жили на даче, потому как когда оставили нам свою трехкомнатную квартиру, сразу же посте появления на свет Тимофея. Решение, как посчитали мои родители, было довольно взвешенным и правильным. Домик, которым они располагали на своих пяти сотках земли, был, мягко говоря, не очень. Старый, хлипкий, без добротного фундамента, с посредственным утеплением и простенькой печкой. Да, с печным отоплением. Вернее, с комбинированным. То есть для комфорта задействовались как электрические радиаторы, так и печь, созданная руками главного инженера водоканала. Для поездок к нам гости, на работу и для перемещений мамы с Тимой по их, а значит и по нашим делам, дедушки использовал едва ли не такой же старый и потрепанный автомобиль отечественного производства, каким был и его дачный домик.

Вторая бабушка жила одна в двухкомнатной квартире небольшого размера, без наличия свежего добротного ремонта, новой мебели и прочих атрибутов состоятельных людей.

Проще сказать, что все наше семейство было не то что не богатым, а скорее бедным, причем едва ли не очень бедным. Да и откуда было взяться большим доходам у нас, если я и мой брат были безработными по возрасту, а значит – иждивенцами. Папа трудился менеджером в теплосетях, а мама в этой же организации простым бухгалтером. Бабушки зарабатывали на жизнь и подарки внукам в качестве воспитателя в детском саду и кассира на железнодорожном вокзале, соответственно. Информацию о дедушке я уже довел. В общем, одна беспросветная голытьба.

И вот на этом фоне в нашей семье, наконец, появился на свет тот, кто со временем стал всех нас не то что кормить, а по настоящему обеспечивать, вводя в мир изобилия и состоятельности. Конечно же, это наш Тимофей! К своим двенадцати годам он создал нам всем условия для безбедного существования на долгие годы вперед. Мы ликовали и радовались. Прикидывали возможности и просчитывали шаги на будущее. Прыгали до потолка от счастья, узнавая об очередном успехе брата, сына, внука.

У мамы, наконец, появились так давно желанные ей норковая шуба, несколько пар туфель и сапог, какие-то платья, свитера и, конечно же, дорогая косметика и ювелирные украшения. Потом к ним добавились еще одна шуба, шубка, меховое манто, еще сапоги, еще туфли, еще косметика, еще украшения, и еще, и еще, и еще. Папа пересел на новый, пусть и бюджетный, как он потом выразился, импортный автомобиль отечественного производства. Так же он получил долгожданный ноутбук, дорогие наручные часы и что-то там еще, о чем долго давно мечтал. Бабушка сделала в своей двухкомнатной квартире добротный ремонт и обновила мебель и бытовую технику. Дедушка пересел с окончательно сломавшейся машины на новенький внедорожник, чему очень радовался и благодарил талант младшего внука. Вторая бабушка, поступив, на мой взгляд, весьма разумно, предвидя очередную тяжелую зиму в стареньком дачном домике с комбинированным отоплением, заказала в строительной компании новый дом. В тот же год она его и получила. Затем переехала вместе с дедушкой в двухэтажный мини-особняк с тремя комнатами, гостиной, кухней и двумя ванными.

А сам я, наконец-то, тоже, как и все, увидел то, о чем долго мечтал. Персональный и только мой ноутбук, дорогая игровая приставка, новый телефон с аурой престижа в виде дополнительной опции, многоскоростной велосипед, электрический самокат, коньки, кроссовки и много чего еще.

Я не буду дальше перечислять всего того, что хотели и, в итоге, получили я и мои родственники на кровно заработанные мамой на таланте Тимы деньги. К уже достигнутому немало было и запланировано на ближайшее и слегка отдаленное будущее. Папа уже хотел поменять свою новую машину на более дорогую, уже из премиального сегмента. Я выпрашивал у родителей сначала квадроцикл, потом скутер или наоборот. Дедушка планировал поменять зубы, одна из бабушек – коленный сустав, другая – содержимое своего гардероба.

Но дальше нас всех вместе взятых пошла мама! Сначала, слегка удовлетворившись получением в личное пользование дорогой одежды, обуви, белья и косметики, она запланировала капитальный ремонт в нашей квартире с полной заменой мебели и бытовой техники. Затем, понимая, что Тиме негде будет совершенствовать свое мастерство и зарабатывать для нас всех деньги, она угомонилась. Ремонт – это грязь, пыль, шум, неудобство. Дальше она запланировала и вовсе покупку еще одной квартиры, с последующим переездом в нее по мере завершения обустройства. Первым делом мама изучила рынок подержанной недвижимости в нашем районе. Потом, увидев очередные пополнения своего банковского счета, едва не купила, в ее случае – прикупила, абсолютно новую квартиру в новом доме, что едва был сдан в эксплуатацию недалеко от нас. Далее, с увеличением дохода от работы Тимофея, мама перешла на осмотр квартир элитного сегмента, повысив планку престижа района нашего будущего проживания. Наконец, оценив вновь поступившие финансы, она переключилась на выбор отдельного дома, с каждым днем рассматривая более высокие ценники, пытаясь остановиться на тех, что были из разряда заоблачных. Так как наша мама не стеснялась озвучивать нам свои планы, то мы все начали пребывать в ожидании скорого переезда в особняк в одном из элитных районов нашего города.

На этом фоне она уволилась с работы, целиком посвятив себя младшему сыну, а, соответственно, нашему общему текущему и будущему финансовому благополучию. Папа, как и следовало ожидать, смирился с участью прислуги и обслуживающего персонала. А единственным местом, где он отдыхал от семейных забот, была его работа, на которую он уже почти хотел, как сам выражался, плевать. У него откуда-то появился небольшой животик, который он очень любил поглаживать рукой, украшенной дорогими часами и огромного размера золотым перстнем.

А я? Я, по началу, что свойственно детям, очень ревновал своих родителей к младшему брату. Ему, а не мне, родители уделяли огромное количество внимания и проявляли много заботы. Малыш, да еще и грудничок, сам по себе требует этого. Такова его роль в абсолютно любой семье. Включая нашу. Тогда нам еще не было известно о талантах и гениальности Тимы. В виду крохотного своего возраста и соответствующих габаритов тела, он не в силах был нам их показать. Все произошло постепенно и намного позже.

В отличие от брата, начавшему раскрываться нам ближе ко второму своему дню рождения, я ничем особенным от общей массы детей не отличался. Рос, как и все. Развивался штатно, без отклонений, как физических, так и умственных. Никаких, ровно никаких талантов не демонстрировал и необычными способностями не обладал. Простой, обыкновенный, серенький и неприметный мальчик. Ясли, детский сад, школа к семи годам. К школе я освоил азбуку и счет, потом научился читать, затем улучшил навыки, а потому почти не знал оценок ниже пяти баллов от своих учителей абсолютно по всем предметам. Казалось бы: живи и наслаждайся, если у тебя такой сын и внук. В любой другой семье это ценили бы и радовались за простые успехи наследника. Обычно так и бывает. Было бы и у меня, если бы не Тима.

Его необычайно ранние, буквально не по годам успехи в освоении того, что гораздо позже постигают другие дети встали колом в глазах моих родителей, а также бабушек и дедушки. Иные не постигают изученного им совсем, сколько бы им не было лет. Даже во взрослой жизни. А то и вовсе не пытаются, плывя по течению судьбы. Так вот они, эти успехи, вогнали меня в тень собственного брата задолго до того, как я начал демонстрировать задатки вполне себе пригодного к жизни интеллекта. В моем случае все было у верхней границы стандарта. Начал ползать, ходить, говорить, бегать, прыгать, читать, считать, писать. Ничего особенного. Я – слишком обыкновенный мальчик. А то, что отличник в школе. Так это каждый пятый, шестой, седьмой такой. Неумолимая статистика. Детсад, школа, институт, работа, семья, дети. Все ровно, гладко, без препятствий. Главное не заболеть ничем серьезным, не получить увечья, не попасть в плохую компанию, не поймать сглаз, не приобрести пагубную привычку, что непременно собьет потом с пути.

Я – один из многих. А Тима – он особенный. Про меня и мои вполне стандартные успехи в том или ином деле, равномерно постигаемым ребенком, почти сразу отошли в сторону на фоне постепенно, но все же быстро выявленной гениальности брата. Он небывало рано начал делать все то, что, такие как я, демонстрировали поэтапно и в срок. Дальше – больше. Мой брат заткнул меня за пояс по всем статьям и по всем срокам. Более того, он продемонстрировал всем то, что другим неподвластно совсем или почти совсем. Не его фоне я быстро стал ничем! Подъем, чистка зубов и умывание. Завтрак, сбор в детсад или в школу, возвращение домой, иногда прогулка, иногда спортивная секция. Потом домашние задания, ужин, чистка зубов, сон. На следующий день все заново. По выходным дням небольшая импровизация с прогулками, походами куда-нибудь погулять по средствам, весьма стесненным в моей семье. И все! Расти дальше. Следуй по стандартному плану. Детсад, школа, институт, работа, семья, дети.

А тут, рядом со мной, с интервалом всего на три года, такое сокровище, такое дарование, такой индивидуум, такой феномен! Это же твой брат! Какой у тебя брат! Такой необычный у тебя брат! Он – необычный! Он – гений! Такие как он, рождаются один раз в несколько лет! Возможно, что даже в несколько десятилетий! А то и столетий! Гордись им!

А как же я? Я учусь на одни пятерки, я – отличник. Меня хвалят преподаватели. Меня ставят в пример. Я получаю грамоты по итогам учебного периода. Я участвую в школьных олимпиадах. Я играю за свой класс в команде КВН. У меня примерное поведение.

В ответ полная тишина. Кивнули в знак согласия, погладили по голове, угостили в знак признания заслуг конфеткой и отвернулись. Отвернулись, чтобы повернуться к моему брату. Брат сама гениальность! Он фантастичен! Он – талант! А я? А как же я? А я – просто равный среди первых. Первых, но обыкновенных, стандартных. В таких как я нет ничего необычного.

На этом фоне я начал немного со временем сдавать. Возможно от того, что мной уже не особо занимались, не уделяли должного внимания. Я рос сам по себе и не создавал своим родным и близким проблем. Быстро и предсказуемо болел, как и другие дети и быстро выздоравливал. Получал оценку ниже пяти баллов и быстро ее исправлял. Сделал уроки, выучил стих, повторил слова, что задали на английском. Проверьте кто-нибудь. Вдруг я где-то ошибся. Не надо. Ты все делаешь правильно. Идешь по прямой ровно, в сторону не сворачиваешь, сбежать не пытаешься, к измене и предательству не склонен, к восстанию и революции тем более. Стандартный, обыкновенный, предсказуемый, ровный, гладкий. Шерсть растет на мне в правильном направлении.

А как же брат? Мама, решив досрочно сорвать банк полного среднего школьного образования, сделал попытку отдать Тиму в школу в его не очень полные пять лет. То есть на два года раньше срока и всего через один год после меня. Читать, причем бегло и с полным пониманием сути текста он уже умел. Он знал счет, причем на том уровне, что я должен был освоить, наверное, в третьем классе, если не дальше. Одно только открыто сказанное им упоминание об интегралах чего стоило. В тот год было понятно на все сто процентов, что Тиме в первом классе просто нечего делать, даже в его неполные пять лет. Ему также нечего было делать и во втором, и даже, возможно, и в третьем.

– Что он будет тут делать? – громко возмущалась мама, пытаясь сломить сопротивление директора школы, препятствовавшему приему на свою голову и баланс заведения столь юного дарования, как мой брат.

Согласия не было.

– Что мой ребенок будет делать с этими дебилами? – злобно кричала мама на директора, срываясь от предчувствия тяжести осознания того, что Тиме предстоит проходить стандартную школьную программу обучения в обыкновенном классе с обыкновенными детьми.

С такими детьми, как я. С простыми отличниками и простыми дебилами!

Каким-то нелепым образом нашу маму все же отговорили, подослав для этого к ней психолога, видимо хорошо познавшему свое дело на почве накопленного опыта отражения агрессии не в меру неуравновешенных мамаш чрезмерно одаренных детей. Тиму в тот год в школу не приняли. Я спокойно перешел во второй класс, уверенный в том, что за одной партой с младшим братом в скором времени сидеть не буду. Спасло всю эту историю еще и то, что как раз тогда наш Тимофей увлекся изобразительным искусством и начал делать первые, но уверенные шаги к покорению вершин совершенства. Признанные мастера его еще не боготворили, но семья уже всем происходящим восхищалась сполна.

Через год наша мама повторила попытку зачислись свое удивительное чадо в стройные и тесные ряды школьников. Правда, размах ее требований меньше в этот раз не стал. Она по-прежнему настаивала на однодневное преодоление младшим сыном порогов первого и второго годов обучения, чтобы не тратить время попусту. Сразу целилась на третий класс. Для этого она заблаговременно посетила команду чиновников от образования городского уровня, пытаясь навязать и доказать им уникальность нашего Тимофея. Но в ответ получила лишь одно: его приняли только в первый класс, уступив при всем при этом один года возраста. В неполные шесть лет от роду, мой брат стал школьником. Соответственно я из биологических трех лет разницы с ним в возрасте, отстал всего лишь только на два года.

И все же наша мама оказалась права. Зря ее не послушали педагоги, директор школы и чиновники от образования. Тиме не нравилось учиться в первом классе. Не то, что учиться, даже быть там лишний раз он не хотел. А потому, каким-то невероятным образом, случайно заметив, что разрекламированный первоклассник занят чем-то не тем во время урока, учительница застала его за чтением учебника по физике. Откуда сия книжица оказалась у Тимы никто не знал. Да это было и не важно. Вместо простых арифметических действий по сложения и вычитанию простых однозначных чисел, он штудировал что-то из серии о силе тяжести и теории всемирного тяготения. Причем оторвать его от этого занятия учительница смогла не сразу. А когда у нее это получилось, вместо ожидаемых извинений, смущения и, возможно, слез от испуга, она услышала от Тимофея вопрос о числе равенства гравитационной постоянной. Причем он начал настойчиво предлагать учительнице проверить точность приведенного в учебнике расчета прямо сейчас во время урока и тут же на классной доске. А в качестве ученого совета призвал быть всех остальных учеников своего класса, часть которых, по естественным причинам не могла этого сделать, а то и вообще, лишь недавно научилась читать. Да и то, едва по слогам.

Доведенная до отчаяния учительница, к тому же посчитавшая, что шестилетний мальчик издевается над ней, спрашивая то, чего она в свои годы не знает и, вообще, никогда не знала, обратилась за советом и помощью к директору школы. Та, в свою очередь, влезла в спор с нашим Тимофеем о его чрезмерно раннем умственном развитии. Ответа от него не последовало, так сам он в это время потерялся в том, что не нашел поддержки среди одноклассников, из которых ни один не захотел оказать ему столь простой услуги, как помощь в расчете на классной доске. Из всех тех, кто осилил выдержать дискуссионный напор моего брата, была лишь учительница физики. Не сразу поняв, что перед ней гениальный ребенок, она долго улыбалась чему-то. А потом, вникнув и осознав суть происходящего, выдала какое-то письменное объяснение на доске, что Тима не смог его разобрать, смутился, почесал голову, что-то себе наметил в уме и на том успокоился. Еще через час он сдал на проверку учительнице свою тетрадь с отменно выполненными карикатурами на нее саму, на директора школы и преподавателя физики.

Преподавательский консилиум капитулировал перед Тимой и нашей мамой. Его в экспериментальном порядке перевели во второй класс прямо посреди учебного года. Отучившись всего-то с сентября по май, мой брат завершил обучений сразу за два класса. На тот момент ему еще не было еще и семи лет. А дистанция до меня сократилась, так как я на тот момент планово оказался лишь на четвертом круге обучения. Вот так!

Дальше могло развиваться все еще сильнее и стремительнее. По моим подсчетам темп преодоления моим братом учебных препятствий должен был сравняться со мной уже через год. А еще через четыре таких рывка или броска сквозь время и преподавательский процесс Тима мог совсем окончить школу. И на тот момент ему было бы всего двенадцать лет. Он – гений! Он – вундеркинд! Мне пятнадцать и я еще учусь. А он уже танцует одноклассниц на собственном выпускном вечере. О как!

Но именно плотное увлечение моего брата изобразительным искусством снизило его темп преодоления школьной программы. Тимофей сравнялся с теми, кто находился с ним в одном классе. Ему откровенно стало там скучно, а потому интереса к учебе он не проявлял. Нехотя ходил в школу и также нехотя делал уроки. Стихотворения и правила заучивал, едва прочитав текст раз или два, не больше. Письменные задания делал минут за десять максимум. А в остальное время он рисовал, рисовал и рисовал. Отвлекался он лишь на сон, прием пищи и на какие-то мелочи. Мог потратить время и на меня, если я что-то никак не усиливал в домашних заданиях. В этом он мне не отказывал. Но, едва оказав столь незначительную помощь, смотрел на меня так, будто я не его брат, а та самая бестолковая учительница в первом классе, взрослая тетка с высшим педагогическим образованием, которая никак не смогла понять сути теории всемирного тяготения.

Тут стоит заметить, что гениальность моего брата во всем, за что он брался и не брался, вызвало у нашей мамы желание как убедиться, так и утвердиться во всех областях науки и жизни, в чем уже успел засветиться ее младший сын. Наряду с художественными способностями она решила попытаться вскрыть его музыкальный талант. Поводом тому послужило как всегда до крайности внимательная реакция Тимы на доносящиеся до его ушей звуки музыки. Это дело тогда маму весьма насторожило. При первом же случае она специально погрузила моего брата в атмосферу песен, мелодий, танца и ритма. На что он среагировал вполне должным и ожидаемым образом.

– Значит, слух у него есть! – заявила мама, расплываясь в улыбке осознания от расширения просторов гениальности Тимофея.

Точку в этом деле поставил, а заодно и указал направление дальнейших действий мамы, собственноручно мой брат. Уже вечером он, при участии в семейном просмотре какого-то музыкального шоу по телевизору полным составом нашей семьи, дал оценку выступлению одного из артистов, заявив:

– Фальшивит, в ноты не попадает и не дотягивает в конце каждого куплета.

Родители, дедушка и бабушки остолбенели. Потом мама завизжала от навалившегося счастья. Тима снова показал себя в наивысшей точке сверхраннего детского развития.

– Ему всего шесть лет! – протянул обомлевший дедушка.

– Ему только шесть лет! – не то добавила, не то поправила его бабушка.

Последующие за этим дни были потрачены мамой на уговоры преподавателей музыкальных школ города и всевозможных детских студий на прослушивание Тимы. Далеко не везде, но все же кое-где ей это удалось. Моего брата протестировали, правда, только в двух заведениях подобного характера и, в обоих предложили обучение. Опять же, на платной основе. Мама, само собой, в ответ на это обозлилась. Но потом остыла, все взвесила и сошлась в себе на том, что идти вперед как то надо. Отсев предложений произошел почти сразу. Место в детском оркестре, где моему брату светила неопределенная позиция не то трубача, не то саксофониста, нашу маму не устраивало. Она ждала яркого эффекта от света софитов исключительно и только для своего младшего сына. Толпа из двух-трех десятков остальных детей, затмевающих собой Тиму, ее не интересовала. На оркестре был поставлен жирный крест.

Одна из музыкальных школ, что приоткрыла перед нашей мамой свои двери, уступила ее напору и предложила на выбор обучение по классам струнных инструментов, за исключением скрипки, потому как набор туда был уже завершен. Плюс ко всему нашлись вакансии по духовым и ударным. Это, после оркестра, маму немного взбесило. Остыв, она выбрала для Тимы скрипку. То есть попыталась ворваться в ту сторону, куда перед ней закрыли дверь на этапе замысла. Мама снова пошла в атаку. Тогда ей ответили так:

– Пусть ваш сын попробует хоть что-нибудь.

Мама с этим согласилась. Мой брат, первым делом, вошел в класс будущих балалаечников. Вышел он оттуда минуты через две под напором и давлением снова оскорбленной до глубины души мамы, видевшей в Тиме будущего солиста с мировым именем, виртуозно владеющим пианино и роялем, ну, в крайнем случае, скрипкой, но никак не балалайкой.

Класс, где готовили клавишников, также закрыл перед ней двери под предлогом отсутствия мест.

– Приходите на следующий год, – услышала мама ответ, который ничем не смогла парировать.

Ждать двенадцать месяцев она не хотела. Дарование сына, по ее мнению должно быть оценено по достоинству уже сегодня, в крайнем случае, завтра. И никак иначе. Но ни скрипку, ни на рояль с пианино в ближайшее время было не попасть. Взяток мама не предлагала. А потому оказалась, в итоге, ни с чем.

Ситуация поменялась сама собой и в нашу пользу. В числе преподавателей музыкальной школы оказался некий мужчина, который когда был знаком с нашим дедушкой. Упомянув в разговоре с мамой об этом, он заявил, что обучает детей в этих же стенах по классу гармони и баяна. И за скромную пару бутылок дорогого коньяка готов подумать над зачислением Тимы под свою опеку до следующего года. За одно он заявил, что сможет пролоббировать дальнейшее его вхождение хоть в класс скрипки, хоть в клавишники.

Мама сдалась. Моего брата записали в гармонисты-баянисты. Что тут началось!

Талантливый человек, как говорится, талантлив во всем!

Тима начал разрывать между рисованием, что ему небывало нравилось и занятиями с гармонью и баяном, где у него также все шло весьма не плохо. Где ему лучше он и сам не мог определиться. Но его руки оказались приспособлены ко всему. Он великолепно рисовал и, по началу, довольно неплохо заиграл на музыкальном инструменте. У него все получалось. Приходилось только корректировать время посещения художественно и музыкальной школы.

Тут на помощь пришел дедушка. Пока мама и папа были на работе, он, под видом служебных поездок, возил Тиму на занятия и туда, и сюда. Свободного времени ни у дедушки, ни у моего брата, на этом основании, совершенно не оставалось. Нагрузка росла. Все терпели и помогали юному таланту расти и развиваться.

Каким-то невероятным образом мой брат успевал все и, казалось, не уставал при этом. Шли месяц за месяцем. Тима заявил о себе на выставках художников и уже получил от продажи своих картин первую прибыль. К нам домой пожаловал первый клиент, пожелавший себе персональный портрет в обмен на деньги. В музыкальной школе мой брат выступил с номером, где в паре с более опытным гармонистом сорвал овации зала и получил приглашение выступить на нескольких праздниках и на концерте, посвященном кокай-то дате в администрации города. Все предложения наша мама тогда приняла. Она расплывалась в довольной улыбке, пожинала плоды Тиминой гениальности и уже мыслила об уходе с работы, чтобы всецело посвятить себя младшему сыну, который уже начал генерировать финансовую отдачу.

Тиме девять, он учится в пятом классе с ребятами, что старше его минимум на два года. Он круглый отличник. Одновременно ходит в музыкальную и художественную школы. Там он тоже в передовиках с большим отрывом от остальных детей, особенно в деле освоения изобразительно искусства. У него выставки, в том числе персональные. Он получает заказы на портреты, пейзажи и натюрморты. Нашей маме платят за них деньги. От музыкальной школы он выступает с гармонью на концертах. У него берут интервью, о нем пишут в местных газетах. О нем снят репортаж для новостей, а потом и целый документальный фильм. Тиму навещают корреспонденты, телевизионщики и блогеры. Мама увольняется из-за него с работы. Наша семья начинает на всем на этом зарабатывать, но прежде всего на картинах.

На фоне явно встающей перед нами перспективы финансового благополучия, я и папа начинаем мириться со своей ролью постоянного пребывания на четвертом и пятом плане. Мы безропотно слушаемся нашу маму и выполняем все ее приказания. Тиму мы стараемся не отвлекать и, более того, подходим к нему по любому вопросу только после разрешения вышестоящей мамы. Главный в нашей семье мой брат! Непроницаемый и бронированный колпак над ним – это наша мама. Все остальные: прислуга и безропотный обслуживающий персонал.

Вскоре состоялся выезд Тимофея заграницу. Все началось с предложения того самого преподавателя, что принял его на исключительной основе под свою опеку в музыкальной школе. Он заявил маме о возможности участия моего брата в поездке в одну из европейских стран, для участия в международном музыкальном конкурсе. Напарником ему был назван тот самый мальчик, с которым Тима уже не раз выступал вместе в качестве второго номера. Тот был старше, опытнее и считался местным юным дарованием областного значения по классу гармони. Этому парню светило огромное будущее и широкие перспективы.

Но и мой брат был хорош. Преподаватель музыкальной школы уже не раз говорил нашей маме о том, что Тима прогрессирует очень заметно и уже наступает на пятки своему напарнику. А на этом основании следовало ожидать смещение признанного дарования со своего места и занятия его другим человеком. Само собой, мы понимали кем! И этого все ждали от Тимы.

Тут нашу Маму смущало только одно. Гармонь! Этот баян, который, как музыкальный инструмент в ее глазах не может конкурировать с такими гигантами мира исполнительского мастерства, где царствуют рояль и скрипка. Гармонь – не то! Это для местных ценителей, для свадеб, для посиделок, для застолья, для концертов в деревенских клубах, для бабушек. Другое дело фортепьяно или скрипка. Это ценит весь цивилизованный мир. Все помнят великих пианистов и скрипачей, и никто, совершенно никто не знает ни одного гармониста. Спросите хоть кого на улице. Может быть кто-то один из случайных прохожих и назовет хотя бы одно имя? Такие имена есть. Есть и в нашей стране. Может, кто и вспомнит, назовет имя. А вспомнит ли кто зарубежного мастера гармони и баяна. А если задать этот вопрос об именах мирового значения, прославивших себя игрой на рояле или скрипке. Вот тут процесс немного затянется. Большинство назовет пару, другую имен. Именно это и давило на сердце и на душу нашей мамы с той силой, что выталкивала ее вместе с младшим сыном из мира музыки.

– Гармонь не принесет Тимофею абсолютно ничего! – плакала она, причитая.

Плач, не плач. А поездка на зарубежный музыкальный конкурс стояла куда выше очередной выставки картин, где принимал участие мой брат. Билеты и паспорта в коридоре на тумбочке. Чемоданы собраны. Лучше синица в руках, чем воробей в небе и утка под кроватью. Слава художника из нашей семьи росла на глазах. Но темп не был высок, а прибыли от продажи портретов и пейзажей на тот момент времени еще не впечатляли. А тут концерт заграницей. Конкурс с открывающимися перспективами в случае результативного выступления на нем. Просто нужно не провалить его и все. Городское телевидение снова расскажет о Тимофее в новостях. Потом последует приглашение еще куда-нибудь.

Но в руках Тимы всего лишь гармонь! Не скрипка, не фортепьяно. Мама негодовала, но поехала с ним. Она никогда не было заграницей. Там не были и Тима, и я, и папа. Не был никто из нашей семьи. Куда там? Я на море всего раз был с родителями. Еще раз он ездили туда без меня, еще до моего рождения. В детстве их свозили всего по разу на отдых и под южное солнце бабушки и дедушки. Все!

Поездка удалась. В своей номинации Тимофей с товарищем заняли первое место. В родную музыкальную школу они привезли кубок-приз, что был непременно выставлен напоказ. Дирекция и преподаватель почувствовали себя счастливыми. Лавина счастья обрушилась и на музыкантов-победителей. Отсюда и городское телевидение, и блогеры, и фото на доске почета школы. Даже призовые деньги выплатили. И довольно не малые по меркам нашего города.