Текст книги "Науки о психике и эпистемологический анализ"

Алгоритм реализации разработанной версии культурно-исторической реконструкции, с учетом всего сказанного, предусматривает следующую этапность и последовательность технических действий:

– этап формирования целей и задач исследования, исходя из ключевых характеристик конкретной научной дисциплины (таких, например, как: сформированный кластер рабочих гипотез; разработанная общая и прикладная методологии исследования, имеющиеся варианты культурно-исторической реконструкции эпистемологических основ и предметной сферы исследуемого научно-практического направления);

– этап сбора и систематизации фактологического материала в соответствии с задачами исследования: предусматривает использование стандартного блока методов получения историографических данных, имеющих прямое и косвенное отношение к формированию исследуемой научной дисциплины – контент-анализа, текстологического анализа, библиографический, биографический, культурологический, историко-событийный, стратификации и проч.;

– этап ретроспективной реконструкции процесса становления эпистемологических основ и предметной сферы исследуемой науки: на данном этапе выполняются важнейшие исследовательские задачи по сущностной идентификации эпистемологических основ и предметной сферы конкретного научного направления в исторической ретроспективе, включая Новейшее время (предусматривает использование семиотико-герменевтического анализа и других «встроенных» методов эпистемологического анализа);

– аналитический этап коррекции кластера рабочих гипотез с обсуждением эпистемологических основ и предметной сферы исследуемого научного направления: на данном этапе выполняются важнейшие исследовательские задачи по исчерпывающему обоснованию идентичности и состоятельности конкретной науки (предусматривает использование «встроенных» методов эпистемологического анализа);

– этап перспективной реконструкции процесса развития исследуемого научно-практического направления: на данном этапе, с учетом имеющихся информационно-технологических возможностей, выполняется задача по разработке вероятных вариантов (моделей) развития конкретного научного направления (предусматривает использование генетико-конструктивного метода и метода модифицированного форсайтного исследования);

– этап обоснования стратегии оптимального развития исследуемого научного направления в глобальном и региональном аспектах: здесь используется научный потенциал концепта «информационной генетики», а также результаты модифицированного форсайтного исследования;

– этап соотнесения достигнутых результатов с целями исследования: здесь оценивается степень достижения заявленной цели исследования, а также вклад метода культурно-исторической реконструкции в теоретический базис исследуемого научного направления.

Главной структурной новацией и, соответственно, наиболее существенной содержательной особенностью рассматриваемого «встроенного» метода культурно-исторической реконструкции является обоснование и использование понятия «эпистемологическая платформа», и выводимого отсюда понятия «эпистемологическая эпоха». И далее обоснование фундаментальных в нашем случае понятий недифференцированной, диссоциированной и ассоциированной эпистемологических платформ и соответствующих эпох в становлении наук о психике имеет прямое отношение к сущностной реализации всего комплекса задач и достижения целей, заявляемых в рамках эпистемологического анализа. То есть рассматриваемые здесь структурные характеристики являются не столько «вспомогательным понятием» разработанной нами версии метода культурно-исторической реконструкции, сколько важнейшим компонентом «большого» метода эпистемологического анализа. И далее надо понимать, что подлинное смысловое наполнение и функциональный потенциал важнейшего концепта эпистемологических эпох и платформ как раз и раскрывается в разработанной методологи культурно-исторической реконструкции становления предметной сферы наук о психике. С учетом особой значимости «встроенного» концепта эпистемологических платформ и, главным образом, концепта ассоциированной эпистемологической платформы, более полное описание и раскрытие функциональной значимости данного генеративного концепта-инструмента эпистемологического анализа будет дано в отдельном разделе текста.

В настоящем подразделе следует рассмотреть и такую специфическую структурную характеристику рассматриваемого метода, как секторальный принцип распределения и анализа имеющегося фактологического материала. Речь здесь идет о целесообразности первичной стратификации материала по признаку собственно исторической фактологии в отношении тех научных направлений, история становления которых прослеживается с древнейших времен и первых в истории цивилизации информационных источников. Так, например, с использованием данного секторального принципа исследуется этапы процесса становления и развития помогающих психотехнологий (первородный гностический, магический, религиозный, духовных практик, медицинский, социальный, собственно научный). Такого рода дифференцированное распределение фактологического материала и акцентов в исследовательской активности предполагают и соответствующую стратификацию используемых стандартных и «встроенных» методов. В частности, исследовательская активность в первых двух выделяемых секторах предполагает использование всего методологического арсенала разработанной версии культурно-исторической реконструкции процесса формирования предметной сферы помогающих психотехнологий. В последнем секторе, акцентированном на исследовании наукоемкого содержания современных психотехнологий, предполагается преимущественное использование встроенного метода психотехнического и комплексного анализа.

Идентификация существенных отличий модифицированной версии метода культурно-исторической реконструкции от традиционных историковедческих подходов, используемых в секторе наук о психике, также представляет собой важную характеристику рассматриваемого компонента эпистемологического анализа.

Общие – для исторических исследований, в частности для исследований процессов формирования предметной сферы наук о психике – установочные позиции, о которых нам говорят авторы многочисленных историковедческих текстов и о которых стоит сказать в настоящем подразделе, следующие.

Деятельность, направленная на исследование прошлого, как и любая другая деятельность, имеет своей целью адаптацию и развитие, что, собственно, и является ключевыми характеристиками процесса, обозначаемого как индивидуальное или социальное бытие. Но если процесс бытия развернут во времени и не мыслится в отрыве от данной важнейшей категории реальности (М. Хайдеггер, 2011), и вектор развития, по определению, развернут в будущее, то исследование прошлого – в той или иной степени, явно или неявно, но практически всегда развернуто в темпоральных модусах прошлого, настоящего и будущего.

Такая многовекторная в смысле охватываемых темпоральных модусов направленность традиции исследования прошлого адекватно иллюстрируется термином «поступательное движение», относимого в том числе и к характеристикам циклических процессов цивилизационного развития. В соответствие с логикой данного термина, для того чтобы без каких-либо неоправданных рисков сделать шаг или «заступ» в направлении будущего, необходимо опереться на некое прочное основание – точку опоры или, в нашем случае, исторический опыт. И вот эта точка опоры, этот исторический опыт в какой-то степени определяет выбор будущего, и, следовательно, присутствует в этом будущем, что, по всей видимости, и имеется в виду, когда нам говорят о некой «связи времен», «исторических скрепах» и проч. Однако, в нашем случае исторический опыт исследуется исходя из мета-позиции «большого» эпистемологического анализа, позволяющего, в том числе, отделить «зерна» устойчивой и перспективной эпистемологической платформы от «плевел» трухлявых и отживших свое установочных позиций. В этом случае переосмысленный таким образом исторический опыт не в коем случае не тормозит, а только лишь стимулирует процесс цивилизационного развития.

Что же касается функциональных смыслов обращенности к историческому опыту наших представлений о психическом, и далее – периодике становления наук о психике, то такой ресурсный контекст совершенно очевиден. Человек и общество нуждаются в несущих, долговременных смыслах, которые затем транслируются в систему идиом и правил, координируют бытие и формируют направленность адаптивного поведения человека и общества. В силу чего человек осуществляет свой жизненный путь в более или менее определенном структурированном и зачастую неосознаваемом пространстве таких ресурсных смыслов. Что, в свою очередь, позволяет концентрироваться на разработке и воплощении моделей будущего, в полной мере используя креативный потенциал психического – главное достояние homo sapiens. Иными словами, отрефлексированный, исследованный и должным образом усвоенный исторический опыт позволяет продвигаться человеку и обществу по развивающей спирали адаптивно-креативного цикла без каких-либо кризисных задержек и тупиков, что, собственно, и понимается под термином «устойчивое развитие», и что представляет собой стержень наиболее масштабной, «необъявленной» социальной психотерапии.

Разрешающая способность метода культурно-исторической реконструкции.

Максимально возможная разрешающая способность настоящего метода с одной стороны обеспечивается «большими» форматами, в рамках которых данный метод реализуется: общим контекстом Базисной научно-исследовательской программы и возможностью использования научных результатов, полученных на предварительных этапах реализации такой масштабной исследовательской программы (это, безусловно, наиболее выигрышный вариант); потенциалом «большого» метода эпистемологического анализа и соответствующими возможностями его встроенных компонентов.

С другой стороны, разрешающая способность метода культурно-исторической реконструкции обусловлена собственной научно-информационной базой обновленной версии настоящего метода: проработанным философским обоснованием; системно-организационной, структурно-методологической и инструментальной спецификой.

Практически важной является полноценная аргументация разрешающей способности метода по отношению к заявляемым целям и задачам в отношении конкретной научной дисциплины. При этом необходимо иметь в виду, как собственно культурно-исторический сектор, так и общий эпистемологический вектор исследования. Соответственно, содержательная специфика целей, задач, а также планируемых здесь результатов – и есть итоговая характеристика разрешающей способности используемого метода.

Метод семиотико-герменевтического анализа

Разработанная нами версия метода семиотико-герменевтического анализа является важнейшим встроенным компонентом эпистемологического анализа, но также и основным рабочим инструментом разработанной версии культурно-исторической реконструкции эпистемологических оснований и предметной сферы наук о психике, тем более «гуманитарного крыла» таких наук. В рамках последней методологии именно с использованием инструмента семиотико-герменевтического анализа осуществляются этапы важнейшего процесса идентификации – конструирования – реконструирования основных концептов исследуемых научных направлений, выстраиваются объяснительные модели функциональной активности психического. И далее мы рассмотрим наиболее важные аспекты метода семиотико-герменевтического анализа.

Исторический аспект. Герменевтика появилась как искусство толкования священных текстов. Само это понятие берет начало от первых наиболее известных толкователей библейских и раннехристианских текстов Аврелия Августина (V век н. э.), и Матиаса Флациуса (XVI век н. э.). И далее герменевтика развивалась уже как направление философской мысли благодаря работам Вильгельма Дильтея, Фридриха Шлейермахера, Мартина Хайдеггера, Ханса-Георга Гадамера, Альфреда Норта Уайтхеда, Поля Рикера, Густава Густавововича Шпета, Валерия Григорьевича Кузнецова и многих других ученых-философов.

Для нас здесь особенно интересна философская позиция Вильгельма Дильтея, которая по сути является первым аргументированным, отчетливым и весьма резонансным в интеллектуальном пространстве заявлением об ограниченности естественно-научного подхода и принципиальной несводимости к такому подходу сущностных, многомерных представлений о реальности, а также о месте человека в этой реальности. И если в своем знаменитом манифесте «Введение в науки о духе», впервые изданном в 1883 году, Дильтей в большей степени делает акцент на анализе содержания психической жизни человека, то в более поздних публикациях на эту же тему он уже ясно говорит о приоритете герменевтического подхода в понимании специфики наук о духе. И далее он отчетливо увязывает феномен герменевтики с феноменом жизни как таковой: «Когда-то мы стремились понять жизнь из мира. Однако существует лишь один путь от истолкования жизни к миру. И жизнь наличествует лишь в переживании, понимании и историческом постижении. Мы не вносим никакого смысла из мира в жизнь» (В. Дильтей, цит. по изд. 2004).

Такую «виталистическую» позицию Дильтей подкреплял аргументами, выстроенными в том духе, что у герменевтики нет никакого самостоятельного предмета, познание которого могло бы служить основанием для познания и вынесения суждения о других, зависящих от него предметах. Таким образом, целостность и уникальность самой жизни и есть исходный пункт понятий герменевтики, в то время как ландшафт реальности, воспроизводимый с помощью естественных наук, есть отвлеченный от феномена жизни полюс универсальных понятий, весьма далекий от этой целостности. И этот, чрезвычайно важный тезис Дильтея является одной из фундаментальных эпистемологических установок наук о психике и особенно направлений «гуманитарного крыла» таких наук.

Далее обратимся к трудам Гадамера, который делает следующий шаг в становлении герменевтики уже как способа познания. В своем наиболее известном произведении «Истина и метод», впервые опубликованном в 1960 году, он как раз и представлял герменевтику как особый способ постижения истины. И здесь он вслед за Дильтеем отмечал более чем существенную разницу в тех способах репрезентации реальности, которые с одной стороны предлагает «правильная» наука, а с другой – гуманитарная практика (или так называемые гуманитарные науки). В частности он констатирует: «Логическое самоосознание гуманитарных наук, сопровождавшее в веке их фактического формирования, полностью находится во власти образца естественных наук… То, что гуманитарные науки понимаются по аналогии с естественными, настолько очевидно, что перед этим отступает призвук идеализма, заложенный в понятие духа и науки о духе» (Х.-Г. Гадамер, цит. по изд. 1988). И далее Гадамер со свойственным ему интеллектуальным блеском развивает тезисы Дильтея и Хайдеггера относительно необходимости понимания самой герменевтики не как вообще методологии, но как высшего онтологического принципа оформления феномена бытия. И тем не менее, он же и делает первый шаг – возможно, не совсем уверенный и противоречивый – в направлении формирования метода герменевтического анализа. Здесь Гадамер высказывается следующим образом: «Изначально герменевтический феномен вообще не является проблемой метода. Речь здесь идет не о каком-то методе понимания, который делал бы тексты предметом научного познания, наподобие всех прочих предметов опыта. Речь здесь вообще идет в первую очередь не о построении какой-либо системы прочно обоснованного познания, отвечающего методологическому идеалу науки, – и все-таки здесь тоже идет речь о познании и об истине. При понимании того, что передано нам исторической традицией; что здесь не просто понимаются те или иные тексты, но вырабатываются определенные представления и постигаются определенные истины». То есть если иметь в виду последнюю часть процитированного высказывания, то выведение особой герменевтической традиции (метода) понимания историографии возможно и даже необходимо, ибо такая особая методология познания безусловно компенсирует и дополняет естественно-научный способ репрезентации неких универсальных аспектов реальности.

Отсюда вполне понятно, что собственно методологическое направление в герменевтике развивалось путем «приращения» возможностей семиотики (науки, исследующей свойства знаков и знаковых систем), развивающейся в последние десятилетия сверхбыстрыми темпами. Некоторые представления о современном уровне этой науки, куда герменевтика, безусловно, «вписана», даже если этого термина в соответствующих статьях не упоминается, можно почерпнуть из превосходного коллективного труда «Философия языка», подготовленного и изданного под общей редакцией известнейшего философа и лингвиста Джона Роджерса Серла (2011). Здесь представлены программные статьи наиболее известных в мире специалистов, имеющих отношение к семиотике и, соответственно, герменевтике: Дж. Л. Остина, П. Ф. Строссона, Дж. Р. Серла, Г. П. Гейтса, Н. Хомского, Дж. Катца, Х. Путнама, Н. Гудмана.

На этой же «ниве» появляются и великолепные труды российских лингвистов, действующих на стыке семиотики, философии, культурологии. Так, например, в работе И. В. Зыковой «Культура как информационная система: Духовное, ментальное, знаковое» (2016) рассматриваются семь вариантов понимания теста (слова), исходя из контекста – архетипическо-мифологического, религиозно-философского, психологического, эстетического, физио-биологического, социально-этнического, собственно лингвистического.

В другой знаковой работе О. И. Глазунова (2018) лингвистика рассматривается уже в контексте естественно-научной парадигмы познания, в котором фундаментальные физические теории исследуются в приложении к феноменам языка и мышления. И это очень важная постановка вопроса, в чем-то близкая к интересным и глубоким идеям философа-эпистемолога Пола Фейербенда.

Однако наиболее целостное и вместе с тем функционально-пригодное для использования в исследовательском процессе изложение методологии семиотико-герменевтического анализа мы встречаем в более ранних трудах замечательного ученого-философа В. Г. Кузнецова, в которых, во-первых, выведен главный принцип объединения герменевтики и семиотики. С точки зрения этого выдающегося ученого, основная задача и сверхзадача любого текста – быть адекватно воспринятым и понятым его читателями, т. е. процесс прочтение текста – это почти всегда есть некий герменевтическй акт. Вот этот процесс углубленного понимания исследуемого текста – особенно в случае сложности и противоречивости заложенной здесь информации – может быть существенно обогащен за счет использования специальной семиотико-герменевтической методологии. И далее В. Г. Кузнецов аргументирует необходимость более широкого использования данного метода: «Гуманитарные явления многообразны, сложны, разнолики. Чтобы иметь возможность говорить о гуманитарных науках как о неком целом, нужно ввести некоторое средство, применить достаточно естественный прием для упорядочивания хаоса гуманитарных явлений. И следовательно, таким основным средством исследования должен быть семиотико-герменевтический метод».

Наконец, им же описывается и общая понятная схема применения рассматриваемого здесь метода: «Цепочка „текст – ситуация недопонимания – реконструктивная гипотеза – восполняющая интерпретация – теоретическая модель – понимание текста“ является в методологии гуманитарных наук принципиальной важной. Наличие в познавательном процессе теории в качестве структурного элемента повышает надежность понимания. Только в этом случае принцип „объясняя, понимаю“ раскрывает свое рациональное содержание» (В. Г. Кузнецов, 1991). При этом какой-то предельно упрощенной – с учетом смыслового наполнения центрального понятия «реконструктивная гипотеза» – эту схему назвать никак нельзя.

Для иллюстрации возможностей традиционного использования концепта герменевтики в объяснительных моделях функционирования психического рассмотрим следующий пример. В таком становящемся научном направлении как «психотерапия» понятие герменевтики употребляется достаточно часто, ибо психотерапия, согласно определению известной Страсбургской декларации от 1990 года, это в первую очередь самостоятельное гуманитарное направление деятельности, в котором суть психотерапевтического процесса понимается как воспроизводство уникального герменевтического акта: между клиентом и психотерапевтом, клиентом и его собственным проблемным состоянием или ситуацией; клиентом и его собственными ресурсными возможностями, в том числе и по преодолению соответствующего проблемного состояния или ситуации. Отсюда и достаточно распространенное мнение о психотерапии, как о ремесле или искусстве, с аргументами, выстроенными в том духе, что: да, терапевтические (понимающие и поддерживающие) отношения в идеале должны присутствовать в каждой психотерапевтической сессии, но это все же уникальные отношения по содержанию, нюансам, векторам поддержки и проч. Что же касается универсальных или общих факторов психотерапии – то все это сомнительно и явно недостаточно для того, чтобы признать психотерапию наукой. Другая точка зрения состоит в том, что психотерапия – это еще и особая гуманитарная наука, в которой герменевтика и сам факт «понимающего» взаимодействия клиента и психотерапевта является предметной сферы этой науки. Известные в психотерапевтическом мире специалисты А. Притц и Х. Тойфельхарт в подготовленном ими манифесте научной психотерапии «Психотерапия: новая наука о человеке» (1999) обосновывают именно такую точку зрения.

Аспект обновленных теоретических позиций. Проблематике научной и функциональной (проработанной на эпистемологическим и психотехническом уровне) герменевтики в авангардном секторе наук о психике нами уделяется самое пристальное внимание. Более того, феномен понимания рассматривается здесь как сущностный аналог другого ключевого феномена, имеющего отношение к процессу познания некоторых интереснейших аспектов объемной реальности, и обозначаемого как «гнозис». Углубленный психотехнический анализ этих особых способов познания показывает, что в их основе лежит механизм диалогизированного сознания, который в первую очередь следует понимать как возможность диссоциации и последующего «диалога» субъекта с репрезентируемыми – в стандартных, либо модифицированных форматах активности импульса сознания-времени – фрагментами реальности с метапозиции иного темпорального уровня. То есть феномен диалогизированного сознания является более точным функциональным обозначением способности к пониманию и постижению вариативных, и в том числе темпоральных планов реальности при соблюдении важного условия о том, что границы идентичность субъекта здесь остаются в пределах экологической «нормы».

Герменевтический акт понимания, с вышеприведенных позиций, не равен объяснительной модели, генерируемой за счет проведения традиционно оформляемых научных исследований. Такие модели предполагают принятие некого концепта, выстраиваемого на основе излагаемой здесь аргументации и линейной логики, в то время как герменевтический акт предполагает диссоциацию оценивающего субъекта от самих этих аргументов и возможность их рассмотрения с иной метапозиции (например, иных стилей научного мышления, эпистемологических установок и проч.). Этим, собственно, философия отличается от науки: философия в первую очередь исследует способы и варианты понимания, тогда как наука сосредоточена на генерации универсальных объяснительных моделей. И основной вопрос здесь заключается в степени самодостаточности таких моделей. Ответ на этот вопрос, который дает авангардная наука, заключается в том, что такие объяснительные модели в любом случае не являются самодостаточными. Компонент понимания здесь в той или иной степени, явно или неявно, но обязательно присутствует – и это и есть важнейшая креативная составляющая любого познавательного процесса. И без этой креативной части ни о какой генерации обновленных объяснительных моделей даже и в полюсе так называемой первичной информации о реальности (т. е. полюсе «объективной» реальности) речи в принципе быть не может. Отсюда правильно понимаемый герменевтический акт получает абсолютно легальный статус в общем корпусе науки, а не только в полюсе гуманитарных наук – и это весьма важная констатация.

«Непреодолимый барьер», будто бы имеющийся между естественно-научным и гуманитарным полюсами общего корпуса науки, таким образом устраняется, с пониманием того, что в полюсе так называемых естественных наук акцент делается на исследование универсально информации первого порядка (притом что герменевтическая мета-позиция и компонент субъектной информации второго порядка здесь уже не выводятся за скобки). В то время как в полюсе гуманитарных наук приоритет отдается уникальной информации второго порядка. Однако универсальный информационный уровень здесь вполне идентифицирован и никуда не «выплескивается». Что же касается ареала авангардных наук о психике, то такой ареал является донором как для одного, так и для другого полюса общего корпуса науки.

Герменевтический акт, таким образом, есть следствие уникального свойства психического, которое «гуманитарном крыле» авангардных наук о психике обозначается как психопластичность. Это свойство лежит в основе всех наиболее востребованных феноменов психотерапевтического процесса и главного из них – возможности достижения максимального, конструктивного и устойчивого терапевтического результата за минимальное время. И это же свойство обеспечивает возможность репрезентации объемной реальности (а не только стандартно форматируемых, темпоральных планов «объективной» реальности), что, собственно, можно понимать и как «гнозис», однако, с той существенной оговоркой, что и «гнозис» и «логос» в концептуальном оформлении феномена психопластичности необходимым образом совмещаются и обеспечивают искомую прорывную синергию.

Таким образом, эпохальный конфликт интерпретаций как «горнего», так и «дольнего» планов реальности во многом можно считать исчерпанным. И это только лишь одна из иллюстраций эвристического потенциала «большого» метода эпистемологического анализа и встроенного сюда метода семиотико-герменевтического анализа.

Аспект целеполагания. С учетом того обстоятельства, что представляемая здесь модификация семиотико-герменевтического метода является компонентом «большого» метода эпистемологического анализа и далее метода культурно-исторической реконструкции эпистемологических основ и предметной сферы психотерапевтической традиции, науки и практики, целеполагание здесь выстраивается в соответствии с обозначенным методологическим контекстом.

То есть речь идет о «понимающем» реконструировании или достраивании структурных элементов предметной сферы исследуемого научного направления, описание которых представлено в массиве исторических текстов, доступных анализу. Получаемая за счет использования данного метода герменевтическая конструкция в итоге и дает ясное представление о следующем:

– общей концептуальной целостности, с позиции которой осуществлялось «герменевтическое проникновение» в ткань текста-контекста, описывающего соответствующий структурный элемент конкретного научного направления;

– используемых в данном тексте объяснительных моделей, лежащих в основе соответствующего описания;

– комплексе обстоятельств (например, эпистемологическом дефиците, стереотипах, или так называемых слепых пятен в теоретическом базисе исследуемой науки), реально препятствующих появлению адекватной объяснительной модели функционирования психического;

– возможностях по устранению или утилизации данных обстоятельств за счет включения креативного механизма «дополняемой реальности», являющегося ценной особенностью данного метода и воплощением его стержневого принципа «объясняя – развивай».

Аспект анализируемых смысловых структур – основных учитываемых «единиц» исследуемых текстов. Такими структурами здесь являются отслеживаемые идеи (понимаемые как общая смысловая модель – прообраз какого-либо явления или принципа, выделяющая его основные и наиболее существенные черты) и понятия (более элементарная смысловая модель, выводимая на основании первичного абстрагирования существенных свойств, связей и отношений какого-либо предмета или явления). Такой прагматический отбор исследуемых смысловых структур обусловлен тем обстоятельством, что именно идеи и понятия – с учетом данного им определения – представлены в большинстве анализируемых текстов, а значит именно эти смысловые структуры можно сопоставлять и далее дополнять содержанием реконструктивных рабочих гипотез, на основании чего на последующих этапах семиотико-герменевтического анализа выстраивается более адекватная модель объяснения активности психического.

Алгоритм реализации разработанной версии метода выводится, исходя из приведенных здесь аспектов целеполагания, и включает:

– идентификацию анализируемых смысловых структур в исследуемых исторических текстах;

– выведение на данной основе имеющихся или подразумеваемых здесь объяснительных моделей психического;

– герменевтическое реконструирование (достраивание) – с использованием разработанных гипотетических концептов – исследуемых моделей психического;

– интерпретация предметной сферы конкретного научного направления с использованием реконструированных обогащенных моделей;

– идентификация и реконструирование эпистемологических основ описываемых в соответствующих текстах конкретных научных направлений;

– выведение и обоснование системы эпистемологических препятствий или дефицита, выявляемого в анализируемых моделях психического;

– обоснование возможностей эффективного преодоления данного дефицита за счет использования обновленной концептуальной базы.

Получаемая за счет использования метода семиотико-герменевтического анализа информация идет в «общий фонд» сводных результатов реализации «больших» методов и далее – исследовательской программы в целом. В итоге эти результаты являются весомыми аргументами в пользу обновленного и конструктивного понимания предметной сферы и эпистемологических основ рассматриваемого научного направления.

Отличие разработанной версии метода от традиционной. Притом что разработанная нами версия семиотико-герменевтического метода по всем основным компонентам сопоставима с классическим вариантом, описанным В. Г. Кузнецовым, здесь есть и некоторые существенные отличия, на которые стоит обратить внимание. Первое из таких отличий касается признаваемого статуса данного метода в общей иерархии «солидных» исследовательских методов. И здесь надо понимать, что метод семиотико-герменевтического анализа рассматривается нами как возможность реализации универсального принципа «темпоральной» дополнительности, который – на основании глубоко проработанных и всесторонне обоснованных принципов ассоциированной эпистемологической платформы – рекомендуется к использованию теперь уже во всех сферах познания, включая и область естественно-научного исследования реальности. В то время как традиционно данный метод был рекомендован к использованию в основном в полюсе гуманитарных наук.