Текст книги "В тени гор"

В тени гор
Александр Игоревич Кокшаров

© Александр Игоревич Кокшаров, 2023

ISBN 978-5-0060-4578-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава Ⅰ

Чуйский тракт с самых Сросток заливал непрерывный ливень. Тучи черной синевой закрыли бо́льшую часть видимого небосвода, скрывая, изнуряюще жаркий в это время года полдень во мраке сгустивших мир сумерек. Частенько резким грохотом разрывал воздух оглушительный гром, пугая лесных обитателей.

Надежда провести три выходных дня августа на природе исчезала на глазах. Поначалу, Рома и Дима убеждали остальных в том, что дождь вот-вот кончится, но с каждым километром, приближающим нас к горам Алтая, их изначальный оптимизм теперь выглядел будто бы натянутым и неестественным.

Помимо них в старенькой «Сафари» ехали еще я и Коля. Следом за нами в «Камри» ехало еще трое наших друзей: Влад, Миша и Степа. Мы давненько планировали все вместе куда-нибудь съездить, и вот только сейчас – под конец лета смогли наконец найти время и вырваться из бетонного плена.

Звук ритмично разбивающихся капель дождя со временем начинал действовать на нервы. Временами, когда над залитой водой дорогой пролетала особенно большая чернющая туча, сверкая разрядами молний и выпуская до удивления сильный поток воды, этот барабанящий звук становился настолько громким, что белым шумом закладывал уши всех, кто сидел в машине.

Несколько десятков километров до Маймы. Это место обычно открывает невероятно выразительные пейзажи смирно стоящих в дали гор, укутанных плотно заросшей хвоей. Справа, где-то внизу, уже широко, но еще быстро текла бы Катунь, а слева могучей стеной стала скалистая, но не самая высокая гора, исписанная на всем ее протяжении именами и датами.

Мы въехали на довольно опасный для текущих условий участок тракта. Из-за сильного ливня, слабой видимости и довольно узкой извилистой дороги, огражденной горой с одной стороны и (не внушающим доверия пожелтевшими от времени старым советским барьерным ограждением) обрывом с другой, мы ехали не больше сорока километров в час.

Я уже не раз видел эту скалистую гору, но каждый раз любуюсь ею, как в первый. Мои же попутчики, хоть и пытались сохранять невозмутимость лиц, все же не смогли скрыть от меня своего восхищения. Я знал, что их удивление померкнет пред тем, что они увидят дальше, и искренне этому радовался. Но душу мою не покидали сомнения, что если непогодица затянется, то вероятнее всего наш план обречен не состояться полностью. Оно и верно, кому захочется все выходные просидеть в палатке, вытерпливая сырость и холод?

Несмотря на уже довольно скептический настрой все мы (в основном молча) ехали, слушая музыку. К слову и сама музыка не пестрила жизнерадостными красками, но довольно точно подходила под настроение нашей группы. Не знаю, чем занимались в машине позади, но мне кажется, плохая погода повлияла на них похожим образом.

Так мы и проехали до Чемала, лишь единожды остановившись, чтобы перекусить давно остывшими бутербродами с копченой колбасой и сыром, и выпить горячего травяного чаю.

Признаюсь честно, изначально наш путь должен был занять куда больше времени, пролегая через Мультинские озёра и до самого подножья Белухи. Но судьба, похоже, внесла свои коррективы, и нами было принято решение изменить маршрут нашего небольшого путешествия. Доехать до Чемала и углубиться в более безлюдную и дикую часть Алтая, было теперь нашей новой задачей.

Если бы этот ливень не прекратился, мы в любой момент, не теряя времени, могли повернуть назад, и уже к концу дня все были бы дома. К счастью для нас самих, Чемал нас встретил, пробивающимися сквозь завесу туч, лучами яркого солнца.

Через час же о минувшей грозе напоминали лишь лужи да сверкающие, словно хрустальные, капельки на ветвях деревьев. Мир перевернулся с ног на голову. В небесах парило яркое солнце, понемногу клонившееся к закату. Мелодично свистели мелкие птички, перелитая с ветки на ветку, стряхивая тем самым остатки воды с иголок сосен.

Протянувшийся метров на сто сувенирный базарчик наполнили, не пойми откуда взявшиеся туристы. Начала кипеть жизнь. В небольших крытых навесах расположились различные деревянные и нефритовые амулеты, а также чётки ста разновидностей. В каждой второй лавке торговали всевозможными памятными магнитами или кружками с изображением местных достопримечательностей.

Больше всего жизнь кипела вокруг торгашей медовухой. Хотя от настоящей медовухи в их напитке всего лишь название. Дела они все же вели хитро: в каждой подобной лавке продавала мёд исключительно молодая и красивая девушка. Они заманивали всех желающих «продегустировать» свой товар, нахваливая его вкусовые и лечащие свойства. К слову ни первым, ни вторым их медовуха не обладала. План этот, можно сказать, выполнялся качественно, ведь к самому концу этого базарчика, пройдясь по всему мёду, можно было здорово напиться.

Жизнь кипела, но что-то в этой жизни веяло смрадом с привкусом отчаяния. Не сразу моему глазу удалось зацепиться за этот смрад. Он был очевиден и ясен, как солнечный свет. Почти в самом конце базарчика в небольшом закутке, спрятанном от глаз прохожих, стоял еще один навес. Несмотря на общую схожесть с остальными, он все же сильно отличался своей обветшалостью и странным запахом. На прилавке лежали пара подвесок с зеленовато-красными камнями. Размером они были с пятирублевую монету с прорезями, изображающими нечто мне неведомое, но по ощущениям что-то древнее и изящное в своей примитивности и простоте. За прилавком на деревянном стуле мирно, закрыв лицо фуражкой, спал старик лет пятидесяти пяти. Как выяснилось позже, ему пару месяцев назад стукнуло все девяносто, чего не скажешь по его виду. Он несомненно выглядел старым. Лицо его покрывала паутинка морщин, а щетина покрылась белоснежной сединой, но сложен он был совсем не как старик.

Я не мог оторвать глаза от этого, по всей видимости, амулета. Он будто бы затягивал меня, концентрируя все свое внимание лишь на нем. Со временем в этих изогнутых странных линиях (уж не знаю было ли это парейдолией) мне начал вырисовываться образ непонятного лица или скорее черт лица, плавно меняющих свою геометрию. Мир вокруг перестал иметь какое-либо значения, в нем остались лишь я и эти переливающиеся изумрудный и рубиновый цвета.

Мой приступ глубокого и довольно странного любопытства прервал грубый голос старика:

– Понравилась вещица? – прохрипел тот.

– До боли занимательная – я поднял взгляд на проснувшегося старика. Глаза его были совсем пустыми, но с теми же, как мне показалось, вкрапинками изумруда и рубина – вы сами это сделали?

– Честно признаюсь, нет. Мне их очень давно подарили.

– Они что-нибудь означают или…

– Каждому свое – исподлобья сказал старик.

В это время ко мне подошли остальные ребята, накупившие к этому моменту ненужных сувениров и безделушек. Мы разговорились. Старик рассказал о своей, наполненной приключениями, жизни в этом малонаселенном горном регионе. Мы в свою очередь рассказали о себе и ближайших планах на выходные. Дед достал из-под стойки две бутылки с содержимым янтарного цвета. Он поведал нам о том, что эту настойку делает только он из кедровых орехов, разных трав и (признаюсь честно, я забыл название) цветка, что растет у безымянного озера всего две недели сентября. Он не сказал, что за озеро и где оно находится, но из его рассказа мы узнали, что добраться до него крайне непросто.

Старик, представившийся в начале разговора Максимом Сергеевичем, поставил перед нами шесть рюмок, которые в последствии и наполнил своей настойкой. «Вместо того, чтобы пить непонятную химозу – пробормотал он, пока наливал – лучше выпейте моей настойки, она намного полезней».

Каждый неохотно взял по рюмке, кроме Коли и Миши, они были за рулем. Мы принюхивались и вглядываясь в ее содержимое, но, когда старик выпил мы, пусть и неуверенно, последовали его примеру. Это была невероятно вкусная настойка. Не знаю, как описать вкус, но, если весь лес и все горы поместить в бутылку, наверное, будет нечто похожее. Восхищению остальных так же не было предела, и мы закономерно поинтересовались продает ли ее Максим Сергеевич. На этот не скромный вопрос старик, нахмурив свои густые строгие брови, сказал, что готов отдать нам бутылку бесплатно, только если я буду носить тот амулет с прилавка.

Забавно, а ведь он самый что ни на есть настоящий торгаш, каких поискать надо – подумал я сначала, пока не понял, что старик и амулет отдает бесплатно.

Ребята подначивали меня согласиться, но мне почему-то казалось это довольно странным. Я искал подвоха, но никак не мог его найти. В тот момент я решил, что его нет, списывая этот поступок на старческий возраст деда Максима. С дугой стороны этот амулет неведомым образом тянул… или даже манил к себе. В конце концов я не смог отказать и принял его подарок. Деньги старик не брал, как бы я не просил. В конце, перед тем, как мы распрощались, Максим Сергеевич посоветовал нам отправится на самое красивое место поблизости, где нет ни любопытных туристов, ни раздражающего гнуса. Место это было в пятидесяти километрах от Ороктойского моста. «Вы увидите дерево с ленточками, вот там и сверните в лес. Дальше по проселочной дороге до тупика и по тропинке в гору. Подниматься несколько часов, но оно того стоит. Таких видов как на той вершине вы еще нигде не видели».

Перед тем, как отправится на «Дедово место», (так мы его называли) мы решили, по моей инициативе, сплавиться по Катуни. После оплаты и выдачи экипировки (шлем, спас жилет и весло) нас встретил наш сплавщик. Звали его Дмитрий Алексеевич. Это был колоритный дядька лет сорока пяти с длиннющей бородой.

Помимо нас на рафт взяли еще группу из четырех девушек примерно нашего возраста. Димка, вместо того, чтобы помогать остальным с насосом, сразу стал заигрывать с ними. Рома от него не отставал. Он под невнятным предлогом куда-то отошел до самого спуска на воду. Меня это немного злило, но портить кому-то отдых своей злостью я не желал, поэтому молчал, хоть это и вызывало во мне некий дискомфорт.

Рафт на воде. Первое время река была спокойной и пока можно было расслабиться. Дмитрий Алексеевич же в это время не умолкал. Он рассказывал байки о здешних местах. Например, однажды один местный зарубил топором московского туриста, который (не буду вдаваться в подробности) выказал неуважение к священному ключу, который бил где-то в горах и ручейком стекал к дороге. Вот еще одна: сплавщик поведал о некоем духе, которого шаманы вызывают раз в пятьдесят лет. Дух этот, по его словам, питается грехами людей, и насытившись обращается обратно в сон на. Так, по словам Дмитрия Алексеевича, шаманы очищают свою землю.

Когда начались пороги, как бы это описать, время будто замедлилось, но в то же время пролетело незаметно. За небольшим полуметровым подъемом следовало двухметровое падение… стена холодной воды в лицо… опять подъем и все по новой. Трудно описать эмоции. Опасность перевернуться и утонуть граничила с выбросом в кровь адреналина и серотонина.

Придорожная забегаловка почти у самого выезда из Чемала. Мы заказали чебуреки с чаем. Влад взял себе четыре и объелся до той степени, что не мог шевелиться. Мы дружески подшучивали над ним по этому поводу. Там же за столиком по навигатору пытались выяснить расположение «дедова места», но ни одна дорога, как оказалось туда не вела. Не скажу, что нас это сильно удивило, ведь старик прожил в этих краях всю свою жизнь и, наверно, лучше знает здешние места.

Когда Владу наконец полегчало, и он смог нормально двигаться, мы сели по машинам, заправили их на ближайшей АЗС, и продолжили путь. Чуть позже выяснилось, что Мише кассир дал сдачи по ошибке больше, чем сумма, которую он сам заплатил за чебуреки. Не узнавал, понял ли он это сразу или уже в дороге, но разворачиваться, по его словам, было уже поздно, дескать она сама виновата, да и уехали далеко.

Коля до самого Ороктойского моста расспрашивал Диму, как ему удается так легко находить общий язык с девушками. В его словах еле слышным тоном звучала незаметная другим зависть. Пожалуй, в какой-то степени я понимаю Колю, ведь он никогда не был в чем-то первым, никогда не имел чего-то больше, чем у остальных. Он, словно серая мышка, что смотрит на кота, но мечтает быть тигром. Может это не правда, но так мне кажется, если смотреть на него со стороны.

Где-то на пол пути до моста ровный и гладкий асфальт сменился гравийкой. Это несомненно нас замедлило, но стоит взглянуть в окно, как взору открываются невиданной красоты пейзаж. Мы ехали будто в ущелье между двух высоченных хребтов. Краски, горы и даже сам воздух здесь был другим – более нетронутым, более древним. По-прежнему справа текла Катунь, но уже более быстро и яростно. Горы стали выше и будто бы живописней. Там в дали тоже были горы, покрытые легкой синевой, они, как казалось, касались самой верхушки небосвода, разрезая проплывающие белоснежные облака. Хвойные леса, застилающие горы, граничили с обширными зелеными полями. Цвет солнца тем временем понемногу обретал огненно-оранжевые тона.

***

Пожалуй, самое время мне сейчас отдалиться от хода истории и рассказать тому, кто это прочтет, о том, кто я и мои попутчики. Как не сложно догадаться, все семеро были друг для друга довольно хорошими приятелями. С троими, что ехали в машине позади, мне довелось познакомиться относительно недавно, поэтому не могу сказать наверняка, каким людьми они были. Мы знакомы не больше четырех месяцев, поэтому я знал их не так хорошо, как мне бы того хотелось.

Итак, Влад – у него, как и у меня была большая страсть вкусно поесть. Страсть эту он не всегда был в силе контролировать, но знал, сотни разных рецептов, и любое блюдо он готовил в разы вкуснее остальных. Влад был человеком, всегда открытым для общения, добрым и тихим, и зачастую позволял над собой шутить, при этом смеясь вместе со всеми. Несмотря на то, что он всегда много ел, Влад все же, не знаю почему, никогда не толстел. Не припомню, чтобы он когда-либо злился или негодовал, но в любой неловкой, сложной или удручающей ситуации Влад всегда находил повод для улыбки.

Миша, при всем моем уважении, был самым что ни на есть настоящим скупердяем. Пусть он всегда, когда того требовали обстоятельства, давал денег ровно столько, сколько и остальные, все же в любой другой ситуации часто находил повод променять качеству стоимость. В каждом из нас есть немного от Миши, но остальные ребята, не помню, что бы для кого-то что-то жалели. Все, кроме меня (в силу того, что я не был с ним так близок, как остальные) в шутку называли Мишу жидом. (не хочу никого оскорбить, да и нечем. Миша сам никогда на это не обижался, потому что понимает, что ребята никогда в серьез не хотели его оскорбить)

Степа же был, как могло показаться по первым дням знакомства, человеком нарциссического склада характера. В чем ему не уступал никто из нас, так это в свойственной ему самовлюбленности и гордости, даже за самые малые его заслуги. Это, пожалуй, было его неотъемлемой чертой, которая похоже предавала ему уверенности в себе и позволяла добиваться любой поставленной цели. Он был трудолюбив и никогда не отлынивал от работы, в отличии от Ромы.

Рома. Во всей семерке он главный шутник. Любой уместный и неуместный повод он обращает в юмор. Его кредо по жизни – лучше смеяться, чем плакать – иногда оборачивалось неловким взглядом окгружающих. Замечу, за все время, что я с ним знаком, он ни разу не был участником каких-либо конфликтов. Порой трудно было понять, о чем он на самом деле думал, скрывая себя настоящего за улыбками и смехом, но чего у него не отнять, так это свойственному ему нежеланию что-либо делать. Он редко посещал пары, но постоянно все сдавал. Почти не выходил из дома и то и дело питался полуфабрикатами. Но несмотря на это он был настоящим романтиком, и писал красивые стихи. Если бы он больше трудился, то мог бы стать великим поэтом или писателем.

С Димой мы знакомы, как и с Колей уже больше четырех лет, но не могу сказать, что мы стали за это время хорошими друзьями. Он был для меня скорее приятелем, с которым можно встретиться разок и забыть на год. С ним вроде бы можно о чем-то поговорить, но эти разговоры для меня будто неестественные, какие-то формальные. Впрочем, Димка и сам был каким-то неестественным. В разговоре он говорил не сам, а, больше, от своего имени, а сами разговоры состояли, в основном, о его историях, связанных с женщинами. Часто он был строго убежден в своей правоте, не принимая ни критики, ни другого мнения. Но если найти к нему правильный подход, то возможно он мог бы стать хорошим другом.

С Колей я познакомился, когда поступил в универ, и с тех пор я считаю его моим самым близким другом. Коля не раз меня выручал в абсолютно разных ситуациях. Мы довольно часто проводили время вместе, прогуливая пары. Я не раз был у него в гостях. Он был мне как брат, как мое отражение. Наши мысли всегда были схожи, и мы часто в спорах приходили к общему мнению. Мы даже внешне были немного похожи. Коля часто, смотря на тех, у кого все есть, или кто вел интересную активную жизнь, хотел быть на них похожим. Он не знал, чего хочет конкретно, но мечтал испытывать те же эмоции, что и люди, с которых он, как мне казалось, пытался брать пример.

Не знаю, что рассказать о себе. Я просто обычный парень, с завышенным чувством морали (что не мешал, мне похабно и грязно шутить. Хотя, как по мне, юмор, какой бы он ни был, не делает человека плохим.). Мне казалось, что я всегда был добрым, до тех пор, пока меня кто-то не выведет из себя. В такие моменты я часто не контролирую свой гнев. Разозлить меня крайне сложно, но если это сделать, то вряд ли кому-то от этого станет лучше. С собеседником все ясно, я могу накричать, оскорбить или даже ударить его. Со мной немного сложнее. Каждый раз, когда в порыве гнева я кого-то ударю или оскорблю, я страстно желаю этого, но потом, придя в чувство, начинаю порицать и даже ненавидеть себя. В последнее время я могу выйти из себя, когда мой собеседник не может понять, что я ему объясняю или, когда меня слишком навязчиво о чем-то просят. В общем из-за мелочей я каждый раз срываюсь на дорогих мне людей, и каждый раз продолжаю себя за это ненавидеть.

***

Вот он – Ороктойский мост. Природа вокруг неописуемо красива. Солнце склонилось еще ближе к верхушкам гор. Пламенеюще-оранжевый мир вокруг был будто нереален, будто списан с великолепной картины первоклассного художника. Казалось, это место было центром всего мира, сочетая в себе бескрайние зеленые поля, густой хвойный лес, небольшие холмики, вырастающие в высокие скалистые горы, а посередине всего река – дикая, необузданная.

Около часа мы пробыли здесь, любуясь пейзажами, и фотографируя друг друга. Мы даже было подумали остаться здесь, но по словам деда Максима, место о котором он говорил было бы еще прекрасней.

Вскоре после того, как последняя фотография была сделана, мы выдвинулись еще дальше. К слову последние туристы, которых мы встретили были как раз на мосту. Они утверждали, что дальше без подготовленного продовольствия и запасов бензина ехать не стоит. Сами мы не стали говорить, куда конкретно поедем, чтобы за нами кто-нибудь ненароком не увязался.

После довольно продолжительной (по временным меркам) гравийной дороге по ухабам и ямам, мы доехали до дерева с ленточками. Это было давно мертвое и до белизны высохшее дерево, ветки которого полностью покрыли тысячи выцветших разноцветных кусочков ткани. Кто и для каких целей это делал оставалось загадкой. Мы сошлись во мнении, что так местные и туристы привлекают к себе удачу или покровительство местной природы. Но туристы сюда не заезжают, а из местных мы никого на этой дороге так и не встретили. Да и на карте по близости не было ни одной деревни или поселения, а также дорог, сворачивающих в сторону, кроме той, что вела на «дедово место».

Мы вышли ненадолго отдохнуть после долгой тряски. Тогда-то я и почувствовал опять этот непахнущий смрад. Воздух будто загустел, наполняя окружающее непонятной тоской. Я не мог вспомнить, где я чувствовал нечто подобное, но этот смрад был мне очень знаком. Дерево стояло неподвижно, лишь легкий ветер шевелил тусклые ленточки. Оно выглядело неестественным и в тоже время довольно одиноким. Рядом с ним в радиусе двадцати метров ничего не росло, кроме почему-то редких завядших одуванчиков.

Подойдя поближе к дереву, я увидел еле заметные вырезанные, по всей видимости ножом, узоры у самого основания ствола. Они странным образом напоминали линии на том амулете, что подарил мне старик. Я сидел на корточках, вглядываясь и рассматривая их. Каждому свое – что это могло значить?

Мгновения спустя меня окликнул Коля, чем резко привел в чувство. Он сказал, что все уже собрались и ждут только меня. Как оказалось, я сидел у этого дерева около получаса, пока остальные разминались с дороги, фотографировались и пили чай. Время странным образом пронеслось незаметно. Мне казалось, что я вот-вот подошел к дереву и меня тут же окликнули. Я быстро сел в машину, чтобы всех не задерживать, жалея о том, что не успел в суматохе даже сфотографировать эти узоры, чтобы показать попутчикам. Они меня уверяли, что никаких узоров там не было, я же утверждал обратное. Рома сказал, что я просто сидел и непрерывно все полчаса с жутким видом всматривался в высохшее дерево. Тогда я подумал, что ребята меня разыгрывают, пока сам Васька не показал фотографию, где я сижу перед деревом. В тот момент я списал это происшествие на свою усталость в пути, и никто из группы в последствии эту тему не поднимал.

***

До тропинки в гору мы опять ехали около часа, медленно объезжая каждый ухаб. К тому моменту, как мы добрались до тупика, краски леса вновь сменились. После того, как мы въехали в лес, стало темнее и сильно прохладней. На особо глубоких участках калии расположились мутные лужи, появившиеся здесь, по всей видимости, после утреннего дождя. Смирно стояли высокие сосны, незаметно покачиваясь на ветру.

Этот лес своей тишиной нагнетал странное, не пойми откуда взявшееся, чувство тревоги и отчаяния. За то время, пока мы разгружались и снаряжались для похода в гору, я не услышал ни единого звука присутствия ни птиц, ни других лесных обитателей. На мгновение мне подумалось, что животные тоже могли почувствовать этот внутренний трепет от здешнего пребывания, и давно покинули это злополучное место. Лица ребят тоже не выражали жизнерадостных улыбок, скорее печаль и тоску.

Еле заметная тропинка медленно повела нас в гору. Степа в самом начале подъема обогнал всех и шел впереди. Мы с Колей и Димкой шли позади него. Немного поодаль от нас не спеша шли Влад, жующий горсточку орехов, выпрошенных у Миши, сам Миша, спрятавший пакет с орешками в рюкзак. Дальше всех, опустив голову, шел Рома, который меньше всего хотел идти в гору, списывая это на свою усталость.

Половину пути мы шли молча, и каждый думал о своем, пока не обнаружили необычную находку. На небольшой полянке на полпути до вершины стояло еще одно мертвое дерево. Оно было таким же мертвенно белым, но без единой ленточки. По всему периметру ствола от самого основания дерева и до самой верхушки расположились все те же узоры, что и на дереве с ленточками и, по всей видимости, на моем амулете.

Каждому свое…

Этот факт стал бесспорным доказательством того, что узоры, которые я видел внизу, были реальны. Теперь я убедился в том, что ребята надо мной пошутили, хотя они до сих пор утверждают обратное. Это место, это дерево, весь этот лес навивал неприятные ощущения тревоги или волнения, схожей с той, что бывает перед важным экзаменом. По всей видимости я не один испытывал похожие эмоции, появившиеся будто без причины.

Несмотря на атмосферу этого места, мы все же грядущую ночь решили провести здесь. К тому же это поляна уже открывала невероятной красоты виды на соседние горы и речку где-то далеко внизу. Казалось, что мы поднялись не так высоко, но глядя вниз, складывается впечатление, что гора заметно выросла, пока мы медленно поднимались.

В то время, когда я, Коля и Дима пытались поставить одну палатку, Степа в одиночку хотел справиться с другой, убеждая остальных в простоте этого дела. Сделать это у него конечно не вышло, и когда мы закончили и пришли, чтобы ему помочь, Степа с раздражением бросил свое занятие и пошел искать Мишу и Влада которые углубилась в лес в поисках дров. Рома нехотя таскал булыжники для костровища, расставляя их вокруг выкопанной им же небольшой ямы.

К тому моменту, как Влад и Миша вернулись, небо затянула бескрайняя серая пелена. Связи в этих местах не было совсем, поэтому прогноз погоды на следующие пару дней мы узнать так не смогли, но надеялись, что дождя не будет. Влад и Миша притащили десятиметровый ствол сухого валежника и немного мелкого хвороста. На ночь этого вполне хватит. На мои вопросы, где Степа, ребята ответили, что вообще его не видели.

Смеркалось. Через полчаса, когда ребята уже разожгли костер, я решил отправиться на поиски Степы. Я пошел в том же направлении, что и он, когда отправился к ребятам, но не пройдя и ста метров ощутил чье-то присутствие. Мимо смирно стоящих сосен в дали промелькнула беззвучная тень. Лес наполнился неестественной тишиной. Звуки лагеря позади тоже будто исчезли. Я достал очки, но этой тени или скорее силуэта уже не было. Тогда мне показалось, что это мог быть Степа, но подойдя туда, я не обнаружил ни его, ни каких-либо следов, которые указывали бы на природу увиденного. Мне пришлось списать это на причудливую игру теней крон деревьев.

Степы по-прежнему нигде не было. Я кричал ему, но мой звук, как мне показалось, будто растворялся в воздухе. Наверняка он, с присущей ему гордыней и самоуверенностью, ищет самое большое бревно в округе, которое сам вряд ли утащит. Степа никогда ни у кого не попросит помощи, и даже если заблудится в лесу, то предпочтет остаться не найденным. Эта его черта характера порой выводила меня из себя.

Сумерки постепенно наполнила тьма, надвигающейся ночи. Становилось не по себе. Я решил вернуться в лагерь за подмогой и фонариками, но стоило мне обернуться и пойти строну лагеря, как меня охватил самый настоящий ужас. В беззвучном вакууме леса где-то в глубине деревьев я услышал тихий, но явный шум, сравнимый с урчанием кошки, но гораздо ниже, гораздо глубже. Источник этого звука моему глазу был недосягаем, но он пульсирующие появлялся то спереди, то где-то слева. Кровь застыла в жилах. Я стоял неподвижно, не дыша. Я до конца не осознавал природу этого звука, и кто мог бы его издавать.

В двадцати метрах справа от меня закричал Степа. Странное рычание резко оборвалось. Я побежал к Степе, но то что я там увидел, никак не мог ожидать. Степа сидел на земле весь растрёпанный в колючках и сухой траве. Он, бубня себе что-то под нос, пытался открыть давно проржавевший маленький капкан на куницу или другую мелкую дичь. Капкан, несмотря на то, что явно пролежал под солнцем, ветром и дождем долгие годы, все же, как оказалось был исправен. По всей видимости когда-то давно его здесь забыли или просто не стали возвращаться.

В тот момент я в полный голос засмеялся от увиденного. Степа и сам на мгновение улыбнулся, после чего в своей манере попросил помочь. Мы вернулись в приподнятом настроении, обсуждая то, как Степа пробирался сквозь заросли кустов в поисках дров (Как оказалось позже, когда все были сильно выпившими, Степа побежал на мой крик, и тоже слышал и чувствовал чье-то присутствие, но это я вспомнил гораздо позже). В лагере стоял приятный аромат жарившегося на углях мяса. На небольшой скатерти лежали хлеб, свежие овощи и одиноко стоящая дедова настойка. Мы долго не ждали, разлили ее по стальным кружкам и выпили. Внутри стало совсем тепло, даже горячо. Коля и Миша впервые ее попробовали, и я в какой-то степени им завидую. На обратном пути надо обязательно заехать к Максиму Сергеевичу и постараться купить хотя бы еще одну бутылочку.

Вечер был в самом разгаре. Настойка закончилась, оставив после себя хорошее настроение с привкусом леса. Мир окутала кромешная тьма. Наш небольшой лагерь освещали лишь костерок и тусклый свет луны, пробивающейся сквозь медленно проплывающие тучи. По началу мы просто разговаривали и веселились, чуть позже Димка достал гитару. Было приятно просто, сидя в глуши на склоне горы, петь любимые песни.

К двум часам ночи большинство ребят уже разбрелись по палаткам и тихо сопели во сне. Теперь у костра, слушая его потрескивания и вглядываясь, в изящно танцующие языки пламени, сидели я и Коля. Мы сидели молча, полностью окунувшись в свои мысли. Не знаю точно, о чем думал Коля, но из моей головы не уходили мысли о странном амулете на шее. В неспокойном свете костра он переливался еще отчетливей и необычней, чем раньше. Материал, из которого его когда-то выточили, был похож на знакомый мне нефрит, но эти красные вкрапинки были ему совсем не свойственны.

Нечто резко оборвало мои рассуждения. С еле различимой во тьме горы напротив доносились неестественные и странные звуки. Коля тоже это услышал. На мгновение мы пересеклись взглядами, и без лишних слов чуть вышли из лагеря к небольшому обрыву, внимательно вслушиваясь в каждый шорох. Из абсолютной тьмы на соседней горе родился еле различимый огонек костра, после чего звук с той стороны заметно усилился. Теперь эти жуткие звуки напоминали ритмичные песнопения. Никогда не слышал ничего подобного. Жуткое древнее рычание, эхом отдающиеся в костях было горловым пением местных народов. Скоро к одному голосу присоединился второй и третий. Немного погодя их стало неразличимо больше. Гул, который они создали, отражался эхом от скал и казалось, что они поют прямо за нашими спинами.

Мы стояли изумленные и напуганные, не в силах что-либо сказать. К одинокому огоньку через пару минут присоединился второй у подножья. Чуть позже свет блеснул на вершине и на склоне слева. На мгновение мне стало дурно. Воздух будто сгустился. Меня затрясло как от холода и слегка закружилась голова. «Каждому свое…» – неожиданно прошептал я. Все затихло. Костры погасли. Мы с Даней обсудили увиденное и услышанное, и пришил к мнению, что это по всей видимости какой-то ритуал местных шаманов, живущих в горах в дали от людей. Внутри проросло небольшое чувство тревоги. Кто знает, может мы не одни на этой горе.

Было довольно поздно, когда мы пошли спать. Завтра предстоял подъем на вершину. Я с предвкушением ожидал потрясающего волшебного вида на всю округу. Еще одну ночь мы проведем на этой горе, после чего поедем по домам. С этой мыслью я медленно погрузился в забвенный сон.