Текст книги "Зов прайма"

4

Боль – это то, что отделяет жизнь от смерти. Все просто. Ты жива – ты чувствуешь боль. Ты мертва – ты ничего не чувствуешь. Экко знала об этом совершенно точно, как, впрочем, и любой другой герой. Обычные люди боятся боли, страшатся, что она повредит их такое хрупкое и ненадежное тело. Героям же боль напоминает о том, что они еще живы.

Длинная игла мягко вошла под кожу. Экко даже не поморщилась, отстраненно наблюдая, как синяя краска стекает по игле и исчезает в ранке. Выпустив весь свой яд, металлический зуб плавно вышел наружу. Осторожно прикоснувшись к плечу указательным пальцем, героиня повела им вниз по коже, и краска последовала в том же направлении.

В дверь постучали, но Экко никак не отреагировала на звук, всецело поглощенная своим занятием. Рисунок на плече еще только начинал обретать задуманные ей очертания.

В дверь снова постучали, уже более настойчиво, и Экко недовольно поморщилась, услышав за спиной скрип и звуки шагов. Она никого не звала, никого не ждала и вообще никого не хотела видеть. Судя по шагам, наглецов было двое.

– Привет, ничего, что мы вошли?

Женский голос прозвучал из-за спины. На вкус Экко он был слишком высоким, чтобы стать приятным. И явно слишком дружелюбным и радостным. «Ничего, что мы вошли». Конечно, ничего. Вошли, посмотрели, а теперь выметайтесь обратно.

Вместо ответа Экко снова обмакнула иглу в краску и снова уколола себя в плечо – совсем рядом с местом предыдущего укола.

– Мы можем поговорить?

Да пошли вы все! Сначала магия прайма отняла у нее возможность творить, потом из-за нее же погиб ее возлюбленный, а теперь еще эти проклятые гости хотят лишить ее покоя. Краска полностью впиталась, и Экко вновь ухватила ее след, вплетая его в уже имеющийся узор.

– Экко, послушай…

– Позвольте мне, миледи, – вмешался мужской голос, по-видимому, принадлежавший второму гостю. – Меня зовут Винсент, я посол лорда Раэля из Дар-лоа, а это леди Аэрика, наследница Чертога покоя, и она хочет поговорить с тобой. Мы просим прощения за вторжение и обещаем, что разговор будет недолгим. Пожалуйста.

А, будь оно все проклято! Чем быстрее закончатся их вопросы, тем быстрее эти двое уйдут. Экко бережно отложила иглу в специальную коробочку и развернулась к нежеланным посетителям.

Мужчина явно приехал из центральной Адорнии и был в курсе последних модных новинок королевского двора. Броский костюм, сшитый на заказ, аккуратно подстриженная бородка, длинные волосы, собранные сзади в хвост. И, конечно, серебряные запонки, так услужливо выставленные напоказ, когда он поглаживал бородку.

«О да, конечно, я заметила твои великолепные запонки! Я уже таю под твоим взглядом, мой герой, мой покоритель! Самовлюбленный самец».

Новая леди вообще была выше всяческих похвал. Серое платье было похоже на мышиную шкурку. Да и сама девчонка как-то походила на мышь со своими испуганными большими глазами и невысоким ростом. Как вообще может «леди» так одеваться? Это же уродство! И откуда такие берутся…

В ответ на поворот Экко мужчина широко усмехнулся, а девчонка смущенно опустила взгляд в пол. Процесс создания новой татуировки довольно длителен и трудоемок, и его сложно делать на завернутом в одежду теле. Поэтому Экко сидела перед зеркалом обнаженная по пояс.

«Смущаешься? Хорошо! С удовольствием сделаю наш разговор еще менее приятным для тебя!»

Героиня откинулась назад, выгнув спину, выставляя вперед обнаженную грудь, и с наслаждением наблюдала, как пылают щеки будущей леди.

– Э-э-э… Чем ты занимаешься, Экко? – как-то невпопад спросила девчонка.

– Это и есть твой вопрос? Я отвечу на него, и ты уйдешь? – переспросила Экко. – Отлично! Я рисую! Я была художницей до того, как приняла прайм. Я осталась такой же и после. Сейчас мой холст – это мое тело, моя кисть – вот эта игла. А теперь можете проваливать.

Конечно, не стоило так разговаривать с будущей леди, но Экко безошибочно почувствовала ее слабость. А ощущать свое превосходство и не воспользоваться им было невозможным – слишком уж большим оказалось искушение. Тем более что может быть приятней зрелища униженного тобой лорда.

– Н-нет, это еще не все, – быстро сказала девчонка, старательно смотря в глаза героине, как будто страшась взглянуть на ее обнаженную грудь. – Ох, ну зачем ты так все усложняешь! Я же хочу помочь тебе!

– Я не просила никого мне помогать! – рявкнула Экко, выходя из себя. – Особенно тебя! Лорды… леди… думаете, что вам все можно, что можете управлять всем вокруг. Проклятые уроды и сволочи все до единого!

– Но ведь ты страдаешь, я же чувствую!

– Страдают слабаки вроде тебя. Я терплю. Это не одно и то же. Пошла вон.

Экко демонстративно отвернулась к стене и вынула из коробки иглу. Макая ее в краску, героиня с удивлением отметила про себя, что будущая леди продолжает оставаться на месте. Другая на ее месте бы расплакалась и убежала жаловаться леди Инесс, а эта вот сидит. Похвально! Глупо, бессмысленно, но, тем не менее, похвально!

А что она хотела? Думала, она вот так вот придет, снизойдет со своего сияющего трона, и люди будут перед ней падать и биться в конвульсиях восторга? Леди Инесс тоже так приходила, и Экко не сказала ни слова старой ведьме. С чего бы ей теперь распинаться перед молодой замарашкой?! Присягу ей героиня не приносила, в верности не клялась и не собиралась.

– Я многое знаю про тебя, Экко, – тихо сказала девушка. – Я знаю, что ты прибыла в Чертог покоя из Тотоола три года назад. И что там ты убила старшего сына своего лорда. Это правда? Зачем ты совершила такой ужасный поступок?

Игла дрогнула в руке и глубоко впилась в плечо. Краска залилась под кожу и мерзким сизым пятном замазывала выверенный узор. Экко грязно выругалась и злобно посмотрела на будущую леди.

– Это была случайность! Просто случайность, ясно тебе, леди Я-Задаю-Идиотские-Вопросы? Если бы я сделала это специально, меня бы казнили, а так «всего лишь», – героиня скривилась от пренебрежения, – сослали в этот Край мира, чтобы я задохнулась тут от тоски и сгнила заживо!

– Я помогу тебе, обеща…

– Мне не нужна твоя помощь! Вон из моего дома!

Экко вскочила на ноги и сверху вниз посмотрела на гостью, пронзив ее взглядом, пришпилив к деревянному полу. Та уже открыла рот и хотела было ответить, но вмешался молчавший до этого момента мужчина.

– Госпожа, прошу вас, – сказал он, подхватывая молодую леди под локоть, – давайте оставим героиню на сегодня. Мне кажется, мы достаточно утомили ее своими вопросами.

Молодая леди секунду рассматривала Экко, а затем кивнула.

– Да, наверное, ты прав, Винсент… Прости меня, Экко, я в первый раз… Просто прости, – добавила она от двери и вышла на улицу.

– Наконец-то стерва ушла. Я твоя должница, – криво усмехнулась героиня в спину выходящему Винсенту.

– Я запомню это, красавица, – мужчина отвесил шутливый поклон и исчез за дверью.

Ноющее плечо, досада от испорченной татуировки и необходимость начинать все заново выводили из себя. Но больше всего бесило ощущение собственной наготы. Не физической – большинство адорнийцев не стеснялись частичной обнаженности, – а духовной. Накатило ощущение собственной слабости, как будто в тебе грязными руками копался кто-то чужой. Эта способная девчонка несколькими фразами взбесила ее, вскрыла ей грудь и вынула оттуда душу, осмотрела ее, а затем засунула обратно. Но то ли по неопытности молодой девчонки, то ли от ее небрежности душа героини оказалась перевернутой внутри.

– Серая крыса. Столичная сучка, – шипела Экко, вытягивая из-под кожи расплывшееся синее пятно.

* * *

Уже начало вечереть, когда на улице послышались голоса. Экко даже сначала недоуменно прислушалась – настолько необычными и даже невероятными они ей показались. Но ошибки не было – в Чертог покоя действительно приехали дети. Экко осторожно подошла к окну и выглянула наружу, оставаясь в тени комнаты, чтобы не быть обнаруженной.

На улице действительно были дети. Два мальчика пяти и семи лет на вид, разинув рты, медленно шли мимо пустующих домов Чертога покоя. Оба были одеты, что называется, «с иголочки». На старшем – синий комбинезон с кучей карманов, на каждом из которых красовалась серебряная нашивка. На младшем – бордовая куртка с высоким воротником и милыми помпонами вокруг шеи и штаны цвета морской волны. На спине куртки и на карманах штанов был вышит одинаковый рисунок – ползущий вверх золотой дракон – это говорило о том, что и куртка, и штаны заказывались у одного мастера и, скорее всего, его работа немало стоила. Кто-то явно не пожалел денег, чтобы одеть этих мальчуганов.

Неожиданно младший из них подбежал к одному из домов, у которого окна не были заколоченными, и заглянул внутрь, потом что-то крикнул, указывая внутрь пальцем и призывая старшего тоже взглянуть.

– Кирик, Адам! – крикнул совсем близко неожиданный мужской голос. – Не надо туда лезть!

Экко резко присела, прячась под подоконником. Голос бы знакомым и принадлежал тому столичному франту, который приходил к ней сегодня утром вместе с новой леди Чертога. Как там его звали? Винсент! Оказывается, он приехал с сыновьями.

Стараясь оставаться незамеченной, Экко осторожно выглянула из-под подоконника. Винсент как раз проходил мимо. На нем было приятного оттенка бежевое пальто и длинный расшитый разноцветными пуговицами фиалковый шарф, несколько раз обмотанный вокруг шеи. И хотя на улице было не так уж и холодно, чтобы носить шарфы, мужчина выглядел элегантно и чуть-чуть небрежно.

«Может, выйти к ним?» – неожиданно для себя подумала Экко.

Вообще-то пять минут назад она собиралась снова подняться на гору, взобраться на отвесную скалу, где кончаются все дороги, и еще раз посмотреть на бушующую снизу бездну. Скала называлась Краем, так как располагалась в самой крайней восточной точке известного мира, и дальше ее ничего не было, кроме пустоты, неизвестности и беспокойного моря где-то далеко внизу. Экко любила подниматься туда и смотреть вдаль, размышляя о своей жизни и судьбе, сыгравшей с ней злую шутку, сделавшей ее героиней – заложницей силы прайма. Но… Край никуда не денется в отличие от неспешно удаляющихся Винсента с сыновьями.

«Пожалуй, выйду! – решила Экко. – Но что же мне надеть?»

Героиня в растерянности посмотрела на свою повседневную одежду и устыдилась. Потертая юбка, потерявшая цвет кофта, бывшая когда-то ярко-красной, а теперь грязно-розовая. Как-то не хочется утруждать себя выбором одежды, когда некому ее оценить.

«Вот холера!»

Надо же было так себя забросить! Но, наверное, в старом комоде еще лежат какие-то вещи из прошлой жизни, оставленной три года назад? Экко одним прыжком оказалась рядом с кроватью и вытащила из-за нее тяжелый деревянный комод, подняв при этом облако пыли и громко чихнув.

– Мать-перемать, – ругалась под нос Экко, роясь в глубоких ящиках.

«Хлам… Хлам… Уродский хлам… А вот это, пожалуй, подойдет».

На кровать друг за другом упали вышвырнутые из ящиков высокие белые гольфы с застежками, игривые бежевые шортики, штанины которых заканчивались свисающими ровными нитями в палец длиной – как раз в цвет винсентовского пальто, – и белая рубашка с очень длинными рукавами, специально чтобы их подворачивать, а также глубоким вырезом.

«Не слишком ли вызывающе? Хотя он уже видел меня по пояс голой…»

На улице медленно падали снежинки, которые, впрочем, таяли быстрее, чем успевали добраться до земли. Герои могут переносить холод и непогоду гораздо лучше обычных людей, поэтому замерзнуть Экко не боялась. Наоборот, было бы приятно ощутить на голой коже ледяные уколы снежинок. Но Винсент-то человек. Немного подумав, Экко достала из комода белую шаль с кружевами, усеянную небольшими колокольчиками – так, чтобы они слегка звенели на ходу.

«Да, это подойдет. И выглядеть буду по погоде, и вырез на рубашке останется виден. Интересно, какая теперь в Ардее мода? Боги, я, наверное, буду выглядеть ужасно старомодной в этих вещах».

Конечно, такой франт, как Винсент, быстро определит, в каком году была популярна такая одежда. Оставалось только надеяться, что мода на ее вещи иногда возвращалась, как это иногда бывает при дворе.

Голоса на улице между тем начали удаляться.

«Проклятье!»

Экко заметалась по комнате в поисках лака для ногтей. Туфли были светло-золотые, поэтому она искала лак такого же цвета. Но когда какую-нибудь вещь срочно нужно найти, она обычно как назло никак не находится.

«А пошло оно все!»

Героиня обмакнула указательный палец правой руки в краску, которую обычно использовала для рисунков на холсте, и провела им по ногтям на левой руке, затем отодвинула подальше, чтобы взглянуть на плоды трудов своих. Вроде неплохо. Экко удовлетворенно кивнула, наблюдая, как краска на ногтях застывает и меняет цвет на нужный.

«Хорошо хоть прическу не надо делать. С ней я бы точно полчаса возилась. Ну, все, я готова».

Экко подбежала к выходу и схватилась за ручку двери.

«Вот я кретинка! Про духи-то я забыла!»

Героиня снова метнулась к комоду, достала оттуда увесистый, но почти пустой стеклянный флакон, несколько раз сбрызнула волосы и шею и выбежала за дверь.

– Если идти по этой улице до конца, то попадешь в зимний сад. Он, правда, сильно зарос из-за того, что наш маразматичный садовник не только стар, но еще и ленив.

Медленно прогуливаясь по городу под руку с Винсентом, Экко показывала новоприбывшему послу куцые городские достопримечательности и вспоминала давно позабытые ощущения от общества другого человека. Вдобавок еще и мужчины – может быть, не самого симпатичного и не совсем в ее вкусе, но все-таки мужчины. Неожиданно Экко поняла, что очень соскучилась по общению, разговорам ни о чем и легкому флирту. Несколько раз героиня даже ловила неловко брошенный взгляд Винсента на своем декольте и каждый раз при этом испытывала смешанное с гордостью удовлетворение.

Три года назад она почти добровольно пришла в Чертог покоя, чтобы обрести этот самый пресловутый покой и сбежать от преследующего ее горя. Тогда любое общество ей казалось в тягость, и каждый заговоривший с ней получал в ответ косой взгляд, бранное слово, а самые надоедливые – плевок в лицо или удар под дых. И до сегодняшнего дня ей казалось, что так будет всегда.

– А вот эта улица повернет еще несколько раз и выйдет прямо к замку фарфоровой курицы.

– Не могу не отметить, что ты очень… экспрессивная девушка, – подобрал нужное слово Винсент.

Экко рассмеялась, позабавленная посольской дипломатичностью.

– И что с того? Ты что-то имеешь против? Или ты будешь защищать эту старую грымзу? Да она только и умеет, что сидеть в своей библиотеке и пялиться в окно, как тупая корова. А знаешь, что еще сделала эта…

Героиня остановила себя на полуслове, проглотив готовое сорваться с языка ругательство. К прогуливающейся паре вприпрыжку бежал Адам.

– Госпожа Экко, госпожа Экко!

Мальчик потянул героиню за рукав рубашки. Хотя этого явно не требовалось – Экко уже давно заметила Адама. Но ребенок, видимо, решил растянуть тщательно подвернутую ткань.

«Ну, за что мне это наказание! Мелкий пакостник меня, наверное, ненавидит!» – подумала девушка.

– Можно просто Экко, – разрешила героиня, пряча эмоции.

– Экко, а можно мне еще светящихся бабочек?

«Все, что угодно, лишь бы ты оставил нас вдвоем!»

– Уже потухли?

– Нет, их Килик напугал, и они лазлетелись, – доложил Адам.

– Р-р-разлетелись! – вмешался отец. – Р-р-р! Ну-ка повтори.

– Р-р-р! – радостно зарычал Адам.

Слушая их веселое рычание, Экко погладила Адама по волосам, и там, где ее ладонь касалась детской головы, появлялись разноцветные сверкающие бабочки. Они сонно шевелили крыльями и неторопливо перебирались с места на место, сползая на шею, на плечи и дальше на куртку.

Закончив рассаживать бабочек, Экко случайно взглянула на свою руку и ужаснулась.

«Вот, проклятье!»

Ногти на правой руке так и остались ненакрашенными. Надеясь, что Винсент ничего не заметил, Экко быстро схватила посла под руку, пряча свой позор в складках его пальто.

– А мне кажется, он очень мил, когда не выговаривает букву «р», – похвалила Адама Экко, надеясь завоевать расположение отца.

– Это мило, пока он еще маленький.

– И еще у него очень необычный цвет волос. Они светлые, это большая редкость в Адорнии.

Винсент улыбнулся.

– Скажи мне, что такая яркая девушка, как ты, делает в такой дыре, как Чертог покоя? – неожиданно перевел разговор посол.

«Он считает меня яркой!»

Экко почувствовала, как кровь приливает к щекам, и отвернулась.

«Он правда так считает или просто ответил комплиментом на комплимент?»

– Прячусь от мира. А то как бы он не сгорел от моей яркости.

Упавшая на лицо снежинка приятно охладила пылающие щеки.

* * *

У леса тысячи глаз.

Никогда не думай, что ты одинок в лесу. Ворон на ветке провожает тебя своим взглядом. Белка скрылась в дупле сосны, напуганная вторжением. Листья шепчут за спиной, или ты слышишь только ветер в их голосах?

Чаще всего лесу все равно. Ты – лишь мгновение, мимолетное сновидение в вековечной дреме. Ты уйдешь, а он останется. Потом придут и уйдут другие, а он все еще будет стоять. Очередной сон, который вскоре затеряется среди мириадов себе подобных.

Но иногда лес просыпается. Разбуженный чьей-то волей, он открывает заспанные глаза, и начинает видеть. Сломанная ветка, сорванный цветок, примятая травинка – он помнит все нанесенные ему обиды. Безрассудные люди, безразличные, безответственные. Это не ваше место, вы здесь всего лишь гости, попирающие законы гостеприимства. Всем было бы лучше, если бы вы просто навсегда уснули. Нашли вечный покой в лишенном покоя лесу.

У леса тысячи глаз, и все они смотрят.

Молодая женщина бежит вниз по склону. Иногда спотыкается и падает в грязь, оглядывается назад, но потом встает и снова бежит. Ее дыхание такое частое, ее сердце бьется так быстро – в тысячу раз быстрее, чем сердце самого леса. За ее спиной лук с разорванной тетивой, ее колчан пуст. Она пахнет отчаянием.

Преследователя не видно, но он рядом. Лес знает его, чувствует его дыхание, слышит его нетерпеливую дрожь. Злой человек. Жестокий человек. Наполовину человек. Четыре руки крепко сжимают четыре меча, змеиный хвост на месте ног бесшумно подрагивает, лунный свет отражается в его угольно-черных лишенных зрачков глазах.

Однажды лес знал покой, и теперь разбуженный, он отчаянно желает его вернуть. Все эти люди такие суетливые, такие импульсивные. Их присутствие мешает впасть в благословенную дрему. Он приведет испуганную женщину к жестокому мужчине, и тогда вся эта суета закончится.

Так легко управлять человеком. Он думает, что сам выбирает свой путь, что именно его выбор определил направление. Не так. Не так. Совсем не так. Почему ты выбрала правый путь, а не левый? Ты видела, как еловые ветки выстраиваются в преграду или расступаются перед тобой? Ты чувствовала, в какую сторону подталкивает тебя в спину ветер? Ты все еще считаешь, что выбирала сама?

Женщина остановилась, прислонившись спиной к стволу дерева. Она устала бежать, ее грудь поднимается и опускается в такт вырывающемуся дыханию. Тяжелым паром оно оседает на звенящем холодном воздухе. Быстро темнеет, на лес опускается вечерний сумрак. Женщина еще не знает, что ее путь уже закончен.

Мужчина со змеиным хвостом совсем близко, замер с другой стороны того же дерева. Верхняя пара рук скрещена на груди, нижняя расслабленно опущена. Темные лезвия мечей неподвижно замерли, предвкушая кровь. Два врага стоят друг к другу спиной, и их разделяет один лишь древесный ствол.

Мгновение покоя заканчивается сиплым всхлипом. Два меча бесшумно пробивают и древесный ствол, и тело беглянки. Два острия с ликованием выходят из груди женщины, выбрасывая наружу кровавые капли.

Мужчина одним движением плавно обтекает расщепленное дерево и заглядывает в лицо своей жертве.

– Тридцать два, Каэлии. Уже тридцать два.

Женщина не отвечает, только кривит губы и плюет в лицо противнику. В вечернем сумраке кровавый плевок кажется черным. Мужчина смеется, вытирая лицо одной из нижних рук, затем облизывает пальцы, пробуя на вкус ее кровь.

Две верхние руки резко вырываются вперед, и вторая пара мечей снова протыкает и искалеченный ствол дерева, и голову женщины. Лезвия вошли точно в глазницы и ручейки крови на молодом лице похожи на слезы. Теперь женщина напоминает пришпиленную к фанерной коробке бабочку. Мужчина чуть отстраняется, словно любуясь созданной им картиной. Тело женщины слегка светится, уже начиная разлетаться синеватой пылью, распадаясь на частички прайма, из которого оно состояло. На лоб погибшей героини падает первая снежинка.

На лес снова опускается благословенная тишина. Гулко каркнул и затих невидимый ворон. Осторожно выглянула из-за ветки белка.

У леса тысячи глаз, и все они смотрят для Фарфоровой ведьмы.