Текст книги "Время оборотней"

Как бывает в реальности, Инна вскоре увидела своими глазами – уже на следующий день Дронкин-Мирошниченко был задержан угрозыском Краснооктябрьского райотдела и дал розыскникам признательные показания. Сергей Сокольский отнесся к этой новости с профессиональным недоверием.

– Пока задержанный не подтвердит следователю свои признания на допросе, говорить о раскрытии убийства рано, – сказал он Инне.

– Но ведь опера его уже допросили.

– Оперативники не допрашивают, а опрашивают задержанных и свидетелей – принимают от них письменные объяснения. Юридической силы такие объяснения не имеют – следователь принимает их к сведению, и после допроса он должен проверить все показания на месте. Вот когда на «выводке» Дронкин в деталях воспроизведет обстановку и обстоятельства совершенного преступления, продемонстрирует на специальной кукле, как именно он убивал и насиловал, тогда его вину можно считать доказанной. В общем, задача уголовного розыска раскрыть преступление – опера определяют круг подозреваемых, проводят задержания, ищут свидетелей и вещдоки, а следователь должен закрепить все на бумаге. И только следователь уполномочен предъявлять обвинение и проводить допрос.

– Я хотела бы поприсутствовать на допросе. Ведь не без моей помощи задержали Дронкина, – напомнила Инна.

– Хорошо, – сказал Сергей. Он созвонился с Василевской. Зоя не возражала, чтобы он с Инной приехал на допрос.

– После допроса я еще «выводку» планирую, вы согласны побыть на ней в качестве понятых? – спросила она.

– Не вопрос.

– Тогда жду вас. Через полчаса опера доставят задержанного ко мне в кабинет, подъезжайте.

– Через тридцать минут мы будем у тебя, – сказал Сергей.

Сергей с Инной приехали к Василевской ровно через тридцать минут, но розыскники не были столь пунктуальными и опоздали минут на двадцать. За это время Сергей Сокольский поделился с Зоей своими сомнениями насчет виновности Дронкина, и они обговорили план будущего допроса. Инну он представил Василевской как свою коллегу и супругу командира «Сокола» Давыдова. С Алексеем Давыдовым Зоя Василевская была знакома давно и даже стала прототипом одной из героинь его детективного романа «Без права на амнистию», который Алексей написал семь лет назад – Зоя тогда только перешла работать в прокуратуру.

Когда два оперативника, которых из-за их специфичного внешнего вида – коротко стриженные ежиком волосы, бычьи шеи – Инна поначалу приняла за бандитов, завели в кабинет закованного в наручники Бориса Дронкина, затравленно озиравшегося на своих конвоиров, она испытала противоречивые чувства. Перед ней был насильник и убийца, но он имел столь жалкий вид, что она невольно прониклась к нему сочувствием. То, что Дронкина пытали, было очевидно – он был в таком состоянии, что операм приходилось поддерживать его под руки, чтобы он не упал, а когда его посадили на стул, он схватился за бок и непритворно застонал.

Для старшего следователя прокуратуры Зои Василевской собственноручно подписанное Борисом Мирошниченко признание в убийстве Риты Смойлик было достаточным основанием для вынесения постановления о привлечении его в качестве обвиняемого. Но Зоя Юрьевна не понаслышке знала, как опера умеют выбивать «чистосердечные» признания – под пытками подозреваемый может взять на себя любую вину, а на суде потом заявит, что его избивали и принудили оговорить себя. В подобных ситуациях суду ничего не остается делать, как более пристально изучить собранные следствием улики и вещдоки, подтверждающие вину подсудимого. Доказательства, полученные под воздействием физического насилия или психологического давления, являются недопустимыми и юридической силы не имеют. Признание же обвиняемым своей вины в совершении преступления может быть положено в основу обвинения лишь при подтверждении его виновности совокупностью имеющихся по уголовному делу доказательств. И если выяснится, например, что обвиняемый при воспроизведении инкриминируемого ему преступления дал свои показания без конкретных подробностей, позволяющих однозначно утверждать, что такие детали мог знать только совершивший это преступление, его придется отпустить прямо из зала суда за недоказанностью вины, а дело отправят на дорасследование. Понятно, что за такую топорную работу следователя по головке не погладят. Дорасследование – это брак в работе следователя, а привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности с обвинением его в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления наказывается лишением свободы на срок от трех до десяти лет. Зоя в своей работе брака старалась не допускать. И чтобы оперативники, притащившие на допрос еле стоящего на ногах Дронкина, не оказывали на него психологического давления, она безапелляционно выставила их за дверь.

– Снимите с задержанного наручники и ожидайте в коридоре, – потребовала она.

Оперуполномоченные уголовного розыска Краснооктябрьского райотдела недовольно переглянулись, но настаивать на своем присутствии при допросе не стали – в райотделе они предупредили Дронкина, чтобы он никому не рассказывал, что с ним делали в угрозыске и что с ним еще сделают, если он вдруг вздумает жаловаться. Оперативники, получившие еще во время учебы в милицейской академии прозвища Лелик и Болик, работали в уголовном розыске без году неделя, но уже мнили себя крутыми розыскниками. Крутость их, правда, пока проявилась только в умении работать кулаками. Лелик и Болик были парнями спортивными, регулярно качались в тренажерном зале, оборудованном в подвале райотдела, и пользовались любым удобным случаем проявить свою силу молодецкую. Начальник районного угро майор Гуськов был не в восторге от таких костоломов, но «качки» Лелик и Болик кололи преступников не хуже бывалых оперов, и подозреваемого в убийстве Риты Смойлик раскололи за час.

Лелик и Болик сломали ребра Дронкину еще при задержании. Долговязый страховой агент не оказывал сопротивления, просто не в меру ретивые опера сорвали на нем злость за то, что им пришлось спалить полбака бензина, пока они разыскали ранее судимого за изнасилование Дронкина, который скрывался на загородной даче родителей его бывшей жены. Уже сам факт, что подозреваемый прятался от милиции, был для них прямым доказательством его вины. А когда по результатам дактилоскопической экспертизы выяснилось, что отпечатки пальцев Бориса Дронкина обнаружены на сумочке убитой, у оперативников отпали последние сомнения в том, что это он убил и изнасиловал Риту Смойлик. Поэтому когда задержанный насильник пошел в отказ и даже имел наглость заявить, что ни от кого он не скрывался, а приехал на дачу типа отдохнуть от городской суеты, Лелик и Болик разозлились не на шутку. Пытать Дронкина «молодые дарования» начали из чисто спортивного интереса сломать его глупое упрямство, ведь они были на сто процентов уверены в его виновности, а он еще упирается, душегуб…

Ничего нового в технологии пыток менты не придумали. Методы «допроса с пристрастием» стары, как мир, и проверены многими поколениями оперов. В милицейской академии Лелика и Болика учили строго соблюдать законность, защищать жизнь, здоровье, права и свободы граждан и все такое. В райотделе же им сразу дали понять, если они хотят работать операми, такие слова, как презумпция невиновности, нужно забыть. Подозреваемые, как правило, не горят особым желанием добровольно сознаваться в совершенных преступлениях, и если их не пытать, они ничего не скажут. Такова уж специфика розыскной работы – когда законными методами изобличить преступников не получается, розыскникам приходится пытать подозреваемых, о чем и судьям, и надзирающей за милицией прокуратуре прекрасно известно, но они стараются закрывать на это глаза, ведь опера раскрывают преступления в интересах правосудия.

«На земле» старшие товарищи по ремеслу, популярно объяснив Лелику и Болику, что чистоплюям в угрозыске делать нечего, передали им основные навыки пыточного дела, и новоиспеченные опера взяли их на вооружение в борьбе с преступностью.

Для разминки Лелик и Болик начали принуждать Дронкина к чистосердечному признанию по собственной методике – надели на него ватную телогрейку (чтобы не оставлять на теле синяков) и по очереди отработали на нем приемы боевого самбо – броски, подсечки, удушающие захваты, различные болевые приемы. Диалог между самбистами и Дронкиным был при этом очень «содержательным»:

Лелик – Дронкину: «Рассказывай!»

Дронкин: «Что рассказывать?»

Болик: «Все рассказывай!»

Дронкин: «Так спрашивайте».

Лелик: «Мы ничего спрашивать не будем. Сам рассказывай…»

Разговор в таком духе длился, пока Лелик с Боликом не упарились ронять Дронкина, который, несмотря на тщедушный вид, оказался весьма крепким орешком зоновской закалки.

– Не хочешь по-хорошему нам все рассказать, перейдем к следующей классической процедуре – называется «слоник», – сказал Болик, продемонстрировав Дронкину противогаз с гофрированным шлангом без фильтрационной коробки.

Лелик же достал из аптечки пузырек с нашатырем.

– Совершенно зря ты упираешься, Дронкин, – сказал он. – Признаться ж тебе все равно во всем придется, а здоровье в тюрьме тебе еще пригодится.

– Я же вам уже сказал, что никого не убивал. Что вам еще от меня надо? – ответил тот.

– Чтобы ты сам нам все рассказал. Раскаешься, самому ж легче станет, а за явку с повинной тебе срок могут скостить, – подбодрил его Лелик.

– За свое я уже отсидел от звонка до звонка, а чужого мне не надо, – отрезал Дронкин. – Хоть убейте меня здесь, а чужую «мокруху» на себя не возьму!

– Ладно, Дронкин, если ты сам не хочешь позаботиться о своем здоровье, так кто тебе доктор? – зловеще произнес Болик. – Продолжим…

Он ловко натянул Дронкину на голову противогаз, а Лелик потуже затянул на запястьях задержанного наручники в положении руки за спиной, после чего пережал шланг. Дронкин начал извиваться и мычать под резиной, и когда у него глаза на лоб полезли от удушья, Лелик отпустил шланг и поднес к отверстию нашатырь. Дронкин судорожно втянул воздух, но от попавших в легкие паров нашатыря ощущение было такое, словно по ним резанули ножом.

Опера дали ему немного отдышаться и начали по новой.

«Ничего, – внушал себе Дронкин, – по первой ходке я выдерживал и не такие пытки, значит, должен выдержать и сейчас». Его упорство чуть не стоило ему жизни. Лелик, удивленный его стойкостью, пережимал шланг до тех пор, пока Дронкин не отключился. Испугавшись, что задержанный испустил дух, Болик сдернул с бедолаги противогаз, но все обошлось – нашатырь привел Дронкина в чувство.

Экспериментировать со «слоником» опера больше не стали – сложно контролировать самочувствие допрашиваемого, да и как его допрашивать, если он в противогазе ничего ответить не может?

– Ну что, вспомнил? Или еще надо тебе мозги прочистить? – пошлепав Дронкина по щекам, спросил Лелик.

– Что вспомнил? – вопросом на вопрос ответил тот.

– Ты что, издеваешься над нами?! – начал заводиться Лелик.

– Это вы, ребята, надо мной издеваетесь, – резонно заметил Дронкин. – Объясните толком, что вы от меня хотите?

– Подробного рассказа, как ты задушил и изнасиловал Риту Смойлик. Как ты квартиру ее ограбил. Куда вещи краденые сбыл. Мы же тебя все равно расколем, Дроня, так что лучше сам колись, пока с тобой нормально разговаривают, – посоветовал Болик.

– Я задушил и изнасиловал?! – неподдельно изумился Дронкин. – Да я только до подъезда ее проводил. Ее дома муж ждал, так что я не при делах.

– Не было ее мужа в тот вечер дома. Он у своей мамаши гостил и ночевать у нее остался. Вот ты и решил трахнуть чужую жену, пока ее мужа нет. Она тебе, петуху лагерному, не дала, ты не сдержался, ну и… Дальше сам давай рассказывай, как все было.

– Нечего мне вам рассказывать. Говорю же, я только до подъезда ее проводил. Каюсь, хотел с ней перепихнуться – Ритка баба классная была. Кстати, она мне говорила, что разводиться собиралась. Так, может, ее это, муженек и грохнул?

– У него алиби. А вот ты в котором часу расстался с его женой?

– Ну, я на часы не смотрел – было где-то около семи вечера.

– Где-то кто-то у нас порой просто честно жить не хочет. Риту убили около семи вечера, и ты сейчас сам подтвердил, что последним видел ее в это время в живых, значит, что?

– Что?

– Значит, что ты и убил, – заключил Болик.

– Не убивал я ее – Христом Богом клянусь! – взмолился Дронкин.

– Чего же тогда в бега подался?

– Испугался, что на меня могут подумать, все ведь видели, что со дня рождения я вместе с ней ушел, вот от греха подальше и уехал на дачу, типа отсидеться, пока вы убийцу найдете.

– Очень оригинальное объяснение. Сейчас придумал?

– Чего мне выдумывать? Так все и было.

– А откуда ты узнал, что вашу бухгалтершу убили, если ты на следующий день на работу не вышел?

– Да я просто проспал. Позвонил на работу, чтобы предупредить, что задерживаюсь типа по страховым делам, секретарша мне и сказала, что вчера Риту убили в собственной квартире и менты сейчас в нашем офисе всех по этому делу трясут. Ну я и решил, что нету мне резона вам под горячую руку попадаться. Вы ж докопаетесь, что я ранее судимый, ну начнете всех собак на меня вешать, что вы сейчас и делаете.

– Складно поешь, – усмехнулся Болик. – Но может, хватит нам мозги парить? Напиши явку с повинной – и никто тебя прессовать не будет.

– Нет, – твердо ответил тот. – Вы не на того напали, ребята, – я никого не убивал и виниться мне не в чем.

– Ну ты и упертый, гад. Ладно, раз не захотел сам признаться, пеняй теперь на себя, – с угрозой произнес Болик. – Лелик, давай его на лом подвесим, – предложил он.

– Давай, – с готовностью отозвался тот. – Сейчас, урка, ты у нас быстро все вспомнишь, – схватив Дронкина за шиворот, прошипел ему в ухо Лелик.

Опера перестегнули наручники задержанному в положение руки спереди, посадили его на пол и подтянули его согнутые ноги к животу, после чего застегнутые в наручниках руки натянули ему на колени, как кольцом. Болик взял стоявший за шкафом стальной лом и просунул его между руками и коленными сгибами Дронкина. Затем Лелик и Болик рывком подняли лом и положили его между двумя столами. Подвешенный на ломе Дронкин испустил дикий вой. Тело его в конвульсиях начало дергаться и раскачиваться на ломе. Наручники разрезали кожу на кистях рук, и по ним потекла тонкими струйками кровь. Любое движение причиняло ему невыносимую боль, и он быстро затих, повиснув на ломе в неестественной позе.

– Что вы от меня хотите? – корчась от боли, прохрипел он.

– Чтобы ты чистосердечно во всем сознался, – напомнил ему Болик.

– Да пошли вы…

– Ответ неправильный, – покачал головой Лелик. – Болик, достань наш «детектор лжи», – попросил он.

Болик понимающе кивнул и достал из тумбочки письменного стола увитый проводами допотопный военно-полевой телефон с ручкой «динамо». Деловито размотав провода, он прицепил один провод с клеммой на мочку уха Дронкина, другой – на вторую мочку.

– Отвечать только «да» или «нет», – предупредил он. – А вопрос у нас только один: ты убил Риту Смойлик? – спросил Болик и крутанул ручку электрического телефона.

Разряд был такой, что у Дронкина посыпались искры из глаз, но он все же нашел в себе силы сказать «нет».

– Опять ответ неправильный, – констатировал Лелик. – Болик, наверное, мы неправильно подсоединили контакты. Для насильника их нужно крепить на то место, которым он насиловал. И крутани «динамо» так, чтобы этот гад больше никогда никого не смог изнасиловать.

– Что же вы творите, суки? – простонал Дронкин, когда Болик сорвал с него штаны.

– Сейчас узнаешь, – зловеще пообещал ему Болик, переставляя клеммы. – Готово! – сказал он Лелику.

– Дронкин, повторяю вопрос: ты убил Риту Смойлик? – спросил Лелик.

Не услышав положительного ответа, он кивнул Болику. Тот энергично крутанул ручку полевого телефона. Дронкин испустил жуткий вопль. Такое вытерпеть нельзя…

Заполучив от Дронкина явку с повинной, опера доложили об успешном раскрытии убийства старшему следователю районной прокуратуры Василевской, и та сказала, чтобы они немедленно доставили подозреваемого к ней на допрос. По дороге в прокуратуру Лелик и Болик проинструктировали Дронкина, как тот должен отвечать на вопросы Василевской, и предупредили, если он вдруг откажется от своей явки с повинной или начнет темнить, чтобы запутать следствие, ему придется пройти все круги ада заново. Дронкин, понимая, что повторных адских мук ему не выдержать, в кабинете Василевской подтвердил все, что написал в явке с повинной.

Зою Василевскую не могло не насторожить, что обвиняемый путается в своих показаниях. На вопросы, уточняющие какие-то конкретные детали, Дронкин давал расплывчатые ответы, мол, «был выпивший, не помню». Зато он очень оживился, когда Василевская сказала, что направляет его на экспертизу ДНК спермы.

– И эта экспертиза может точно установить, кто изнасиловал Риту? – осведомился он.

– Точнее не бывает, – заверила Зоя.

– Ну слава тебе Господи, – перекрестился Дронкин. Василевская недоуменно посмотрела на него.

– Гражданин Дронкин, вы что, не уверены в том, что убили и изнасиловали Риту Смойлик?

– Экспертиза покажет, – уклончиво ответил тот.

Зоя пристально посмотрела Дронкину в глаза и молча выписала ему направление к судмедэксперту, после чего вызвала оперативников.

– Допрос закончен. Вот направление – отвезете сейчас Дронкина в судмедэкспертизу, – сказала она операм.

– А «выводку» будем проводить? – осведомился Лелик.

– Сегодня нет, – ответила она.

– Ну, вам виднее, – пожал плечами он, надевая Дронкину наручники.

– Мне кажется, это глухой номер, – сказал Сергей Сокольский Зое, когда опера вывели Дронкина из кабинета.

– Мне тоже, – призналась она. Обсуждать при Инне, мог ли Дронкин, написавший явку с повинной, оговорить себя, Зоя Василевская не стала. Экспертиза покажет, как верно заметил обвиняемый, в виновности которого она теперь очень сомневалась.

Проверка металлоремонтных мастерских – это рутинная работа, но зачастую именно такая рутина и дает результат. Детектив «Интерпоиска» потратил три дня на то, чтобы найти мастера, который изготовил дубликат ключа от квартиры Смойлик. По словам мастера, этот дубликат ему заказал мужчина лет тридцати – тридцати пяти. Детектив показал ему фото Виктора Смойлика – мастер уверенно подтвердил, что этот человек заказывал у него неделю назад новый ключ.

На следующий день Зоя Василевская получила результаты судмедэкспертизы, которой было установлено, что сперма, обнаруженная в теле Риты Смойлик, не принадлежит Борису Мирошниченко (Дронкину). Если бы Дронкин обвинялся только в изнасиловании, его нужно было немедленно освобождать, но обвинение в убийстве снимать пока было нельзя. Возможно, у Дронкина был сообщник. Версии вырисовывались такие: Дронкин набросил удавку на шею Риты, чтобы та не сопротивлялась, а его дружок в это время ее насиловал. Вполне вероятным был и такой вариант: Дронкин, находясь, по его собственному признанию, в состоянии алкогольного опьянения, задушил Риту Смойлик и, осознав, что он натворил, сбежал с места происшествия, бросив квартиру открытой. Незапертая дверь могла привлечь внимание какого-нибудь отморозка – наркомана, например, и тот в наркотическом дурмане изнасиловал лежавшее на полу еще не остывшее тело и ограбил квартиру.

Сергей Сокольский скептически отнесся к этим версиям и настаивал на допросе Виктора Смойлика.

– А лучше давай сначала навестим его любовницу – Светлану Пискунову. С ордером на обыск, – предложил он по телефону Василевской. – Если мы найдем у нее старый ключ от квартиры Смойлик, тогда подозрения с Виктора можно будет снять. Ну отдал он ключ любовнице, а себе изготовил новый, потому и скрыл от следствия этот факт, – состава преступления в этом нет. А вот если в квартире его любовницы мы обнаружим, к примеру, шубу Риты Смойлик, то к этим голубкам возникнут вопросы.

– Согласна, – сказала Зоя. – На производство обыска нужно, правда, судебное решение, но в исключительных случаях, когда осмотр жилища не терпит отлагательства, обыск можно произвести на основании моего постановления.

– У нас случай исключительный: у любовницы Виктора был мотив убить или заказать убийство его жены.

– Но зачем любовнице заказывать убийство Риты Смойлик, если ее муж и так собирался разводиться?

– Радикально решить, например, квартирный вопрос, – предположил Сергей. – Я навел справки – однокомнатная квартира Смойлик была собственностью Риты, а значит, после развода Виктор остался бы без квартиры.

– Любовница заказала убийство из-за квартиры? Версия принимается, – сказала Зоя.

Сыщицкая интуиция Сокольского не подвела – при проведении обыска в квартире Светланы Пискуновой были обнаружены вещи, о пропаже которых заявил Виктор Смойлик. А на шее Светланы красовалась золотая цепочка с кулоном, похожая по описанию на украденную цепочку из квартиры Риты Смойлик. Светлана, узнав от Василевской, что Рита Смойлик убита, была потрясена таким известием и уверяла, что ничего об этом не знала. По поводу же цепочки с кулоном она заявила, что это подарок Виктора, который он сделал ей три дня назад, а золотые изделия и вещи – DVD-проигрыватель и дубленку Риты он привез тогда же. Мол, все это добро было куплено на его деньги и после развода он не хотел оставлять их жене.

После проведения обыска Светлану Пискунову вместе с изъятыми у нее вещдоками милиционеры доставили в прокуратуру. Зоя Василевская допросила Пискунову пока что только в качестве свидетеля. Предъявлять ей обвинение было не в чем. Виктор подарил ей цепочку и завез к ней в квартиру вещи утром, а Рита была убита в тот день вечером.

По указанию Василевской оперативники приводом доставили на допрос Виктора Смойлика. Зоя провела между любовниками перекрестный допрос, на котором выяснилось, что Светлана об убийстве Риты ничего не знала. Она несколько раз звонила Виктору, но так и не смогла ему дозвониться, за что на него сильно обиделась. Виктор ее показания на очной ставке подтвердил, пояснив, что он временно заблокировал на своем мобильном телефоне номер Светланы, чтобы не травмировать ее сообщением, что Риту убили, пока милиция это убийство не раскроет. Зоя проверила его телефон – номер Светланы действительно был занесен в фильтр звонков.

Сам Виктор хватался за сердце и клятвенно заверял, что к убийству Риты не имеет никакого отношения – у него же есть алиби. На вопрос: зачем тогда он дал заведомо ложные показания, что его квартиру ограбили, Виктор внятно ответить не смог. Мол, он был в шоковом состоянии из-за гибели жены и почти ничего не соображал, а когда сотрудники милиции его спросили, что пропало из квартиры, он на автопилоте перечислил ювелирные украшения и вещи, которые сам забрал. Ответил бы он так Лелику и Болику, те за такой ответ его бы просто четвертовали. На счастье Виктора, его допрашивали не опера, а Зоя Василевская. У нее была своя, отработанная годами тактика ведения допроса. Новым вопросом она поставила Виктора в тупик.

– Следствием установлено, что дубликат ключа от вашей квартиры вы лично заказали в мастерской за день до того, как убили вашу жену. Вы же этот факт категорически отрицали. Вопрос: почему вы сочли нужным скрыть этот малозначительный факт и кому вы отдали свой старый ключ? – спросила она.

Виктор, понимая, что влип с этим ключом, лихорадочно соображал, что ответить. С ключом у него вышел явный прокол – нужно было оставить себе старый ключ, а дубликат передать Грине, которому он за десять тысяч долларов заказал убийство своей жены. Но признаться в этом было выше его сил, к тому же его еще ни в чем таком не уличили.

– Да что вы прицепились ко мне с этим ключом? Ну заказал я себе запасной ключ, а старый где-то потерял. Вы бы убийцу с таким усердием искали, как этот ключ, – недовольно проворчал он.

– Гражданин Смойлик, мой вам совет: если не знаете, как правдоподобно солгать, лучше говорите правду. Учтите – это в ваших же интересах, – мягким тоном произнесла Зоя. – Предупреждаю вас, в вашем положении добровольное сотрудничество со следствием – это единственная возможность избежать «вышки».

– К-какой еще вышки? – дрогнувшим голосом спросил он.

– Максимальный срок наказания, предусмотренного статьей за умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах, – пояснила она. – А к отягчающим обстоятельствам относится убийство из корыстных побуждений или по найму, и наказывается такое особо тяжкое преступление лишением свободы на срок от семи до пятнадцати лет или пожизненным лишением свободы. Согласитесь, есть разница: получить семь лет или схлопотать пожизненное. Будете продолжать мне лгать, а вы уже так заврались, что дальше некуда, «вышку» я вам гарантирую.

– Вот найдите убийцу и приговорите его к высшей мере, а мне нечего тут лекции читать, – огрызнулся он.

– Вы меня, наверное, плохо поняли, – заметила Василевская. – Я вам не лекции читаю, а ставлю в известность, что вас ждет, если вы будете продолжать морочить голову следствию. К вашему сведению, убийца, после того как задушил вашу жену, ее потом еще и изнасиловал.

– Как изнасиловал?! – опешил Виктор.

– Молча, уже мертвую, – жестко сказала она.

– Кошмар… – схватившись за сердце, ужаснулся он. – Какая же сволочь это сделала?

– Вам лучше знать, – пожала плечами Зоя.

– Вызовите мне «скорую», вы же видите, что мне плохо, – потребовал он.

– Вызову, – пообещала она. – Только не советую вам симулировать сердечный приступ, как вы это уже раз проделали, чтобы заполучить свое алиби.

– Ничего я не симулировал.

– Выпейте валерьяночки, успокойтесь и выслушайте меня до конца. Как я уже сказала, это в ваших же интересах. Два раза предлагать вам написать явку с повинной я не буду. – Зоя встала из-за стола, накапала в стакан с водой валерьянки.

– Благодарю, – буркнул Виктор, принимая из ее рук стакан.

– Успокоились? – спросила она, когда он выпил валерьянку.

– Немного.

– Так вот. У следствия есть все основания полагать, что убийцу-некрофила наняли вы, гражданин Смойлик. Поэтому предлагаю вам написать явку с повинной. Если же мы раскроем убийство вашей супруги без вашего содействия, на снисхождение суда можете не рассчитывать. А вот за явку с повинной, активное способствование раскрытию преступления и изобличение других соучастников преступления, что является смягчающими обстоятельствами, срок наказания не может превышать трех четвертей максимального срока наиболее строгого вида наказания. За умышленное убийство, как я вам уже говорила, предусмотрен максимальный срок пятнадцать лет. При отягчающих обстоятельствах – пожизненное. Ваши заведомо ложные показания о якобы квартирной краже с целью введения следствия в заблуждение – это отягчающие обстоятельства. Но я согласна закрыть на это глаза, если вы сейчас здесь, при мне, напишете явку с повинной и назовете имя убийцы, которого вы наняли, чтобы избавиться от своей супруги. Будете продолжать юлить, тогда вам никакой адвокат не поможет, а я уж постараюсь, чтобы вы получили по максимуму. Я вам понятно все разъяснила?

– Понятно, – поникнув, ответил Виктор.

– Тогда выбирайте: минимальный срок или пожизненное. Время пошло, – сказала Зоя, перевернув стоящие на ее столе песочные часы.

Виктор обреченно уставился на заструившийся песок.

– Дайте мне ручку и бумагу, – попросил он, когда в верхнем сосуде оставалось несколько песчинок…

Наемного убийцу Риты Смойлик, которого за десять тысяч долларов нанял ее муж, оперативники задержали в тот же день. Им оказался бывший одноклассник Виктора Смойлика некий Григорий Мельник, державший пивной ларек, в котором Виктор частенько покупал пиво. Убить жену своего приятеля Мельник согласился за аванс в три тысячи долларов, остальную сумму Виктор пообещал ему отдать после того, как продаст квартиру. Лелик и Болик раскололи этого горе-киллера с одного удара. После того как заказчик сдал его с потрохами, отрицать свою вину было бессмысленно, и Григорий накатал на три страницы чистосердечное признание с такими подробностями, что ни у оперов, ни у следователя Василевской не было никаких сомнений в том, что он наемный убийца. Экспертизой ДНК спермы однозначно было установлено, что Григорий Мельник изнасиловал Риту Смойлик, так что с доказательствами у следствия теперь был полный порядок и оговоривший себя горемыка Дронкин был немедленно освобожден из-под стражи.

Покидая стены райотдела, в которых он провел самые страшные часы в своей жизни, Дронкин под присмотром Лелика и Болика в книге доставленных собственноручно написал, что меры физического воздействия к нему не применялись и претензий к действиям сотрудников милиции он не имеет. Выйдя на свободу, он мог, конечно, написать жалобу на оперов в прокуратуру, но зная, что ментам ничего не стоит подбросить ему наркотики или патроны, еще раз попасться в лапы таким, как Лелик и Болик, у него не было ни малейшего желания. Дронкин был рад тому, что вообще остался жив. Ведь выдержать то, что пришлось вынести ему, не каждому дано, не говоря уже о том, что его могли посадить за преступление, которого он не совершал. Но все обошлось и слава Богу, решил он, и жаловаться на милицейский беспредел не стал, трезво рассудив, что связываться с ментами себе дороже…

На допросе Григорий Мельник рассказал старшему следователю прокуратуры Василевской, что за день до убийства Виктор Смойлик дал ему свой ключ от квартиры, а в день убийства заранее предупредил его, когда Рита вернется с работы. Мельник открыл ключом Виктора квартиру Смойлик и, притаившись в комнате, поджидал Риту. Когда та пришла домой, то сразу позвонила мужу на мобильный, узнать, почему его нет дома. Пока Рита разговаривала с супругом, Мельник подкрался сзади и набросил ей на шею удавку – заранее приготовленный кусок провода. Задушить молодую и физически развитую женщину – Рита в молодости занималась легкой атлетикой – оказалось не так-то просто. Пытаясь освободиться от перехватившей ей горло удавки, она отчаянно трепыхалась, как выброшенная на лед рыба, и из-за ее конвульсивных телодвижений Григорий так распалился, что не смог обуздать охватившую его похоть и изнасиловал Риту, когда та еще билась в предсмертной агонии. Чтобы заказчик не узнал о том, что он надругался над его женой, Мельник постарался скрыть следы изнасилования. Снял с еще теплого тела порванные им трусики и надел на труп Риты новые, которые нашел в ее комоде. «Работал» он в тонких хлопчатобумажных перчатках и ничего в квартире не трогал – все было украдено до него, – Виктор сказал ему, что сам сымитирует квартирную кражу, чтобы менты решили, будто Риту убили неизвестные грабители. По уговору с Виктором Мельник оставил квартиру открытой, чтобы не Виктор, а соседи обнаружили труп и вызвали милицию, что и произошло.