Текст книги "Раскодированная Россия"

Часть третья

Глава 1

Сева проснулся от страшного грохота. Луч фонаря ослепил глаза, кованые сапоги загрохотали по ламинату. «Товарищи пришли за Серого поквитаться», – заметалось в мозгу, – «теперь весь дом вырежут. А может это Минитерминатор с подельниками»? Но вот кто-то зажёг факел, и при его свете быстро выяснилось, что Севины страхи оказались напрасны. Это копытили не люди Серого или киллера. Десяток спецназовцев, вооружённых до зубов обступили щурившегося и испуганного Андреича.

– Док, а у нас беда, – отчеканил, судя по погонам, главный, и Сева понял, что Серый и его полуматросы это тьфу и буря в луже. А есть вещи пострашнее и сейчас он о них узнает.

– Докладываю обстановку, – рубил слова командир взвода, – на Дальнем Востоке в шахте с ядерным оружием ЧП. Капитан Шиздюк три дня не просыхал, а на четвёртый решил разнести США к чёртовой матери. Чем-то они ему не угодили. Потом добавил в чёрный список Евросоюз. Мол, европейцы, твари, русских не любят. Ну, и напоследок, решил по Китаю вмазать, за компанию. Переговоры вести отказывался, заперся в бункере, пил и Надежду Бабкину слушал. Потом сам позвонил, говорит: «хочу с Бабкиной и Крыловым поговорить». А больше никого и слушать не хотел. Потом от Бабкиной отказался, типа её уже и так наслушался. А вам, Всеволод Андреевич, придётся лететь с нами, мир спасать. Сразу предупреждаю: миндальничать не будем, откажитесь – силой в самолёт запихнём.

– Как тут откажешься, когда вся планета на волоске висит. Давно я не играл в Брюса Вилиса, – бубнил себе под нос Сева, натягивая свитер и портки, – и сколько нам до Дальнего Востока лететь?

– Пока не долетим, – обнадёжил командир.

– А дверь вы на фига вынесли?

Дверь, выломанная вместе с косяком, сиротливо валялась в коридоре.

– А мы нежно не умеем. Мы дуболомы, – самокритично заметил командир взвода.

– А как же так возможно, что ядерное оружие оказывается в единоличном распоряжении пьяного остолопа? – задал главный вопрос доктор.

– Россия, – пожал плечами спецназовец, – теоретически там должно быть три человека, но один отпросился домой. Ему, видите ли, показалось, что жена изменяет. У второго сын родился, да и выпить теперь можно – как тут не отпраздновать? Но не это главное, прикол в том, что в шахте царит строжайший сухой закон. А Шиздюк сказал, что отпустит соратников только в том случае, если они ему по ящику водки в бункер подгонят. Как доставят – их проблемы, но если водки не будет, дежурить им втроём. Вот эти два козлика и расстарались. Теперь на гауптвахте сидят, да толку что. Шиздюк пока ещё первый ящик не осилил, но я его хорошо знаю – добьёт. А вот второй он будет распивать в компании архангела Гавриила. Ну, док, готов?

– Готов.

– От винта.

Армейский грузовик понёсся, качая зелёными боками по ночной Москве. Сева сидел бок о бок со спецназовцами, держался обеими руками за скамейку и, как и все смотрел назад, на безнадёжно убегающую Москву. Город оставлял жуткое впечатление: дымились развалины, магазины скалились клыками разбитых витрин, на фонарях раскачивались раскулаченные хозяева жизни. На груди каждого висела табличка: «Олигарх. Пил кровь трудового народа». Одного висельника Сева даже узнал. Это был глава медицинского холдинга «ФиглиМед» Валентин. На груди у него висел плакат: «Он не платил сотрудникам зарплату».

– Что-то много у вас олигархов? – удивился комвзвода с милой фамилией Яйкин.

– Да какие олигархи. Так, хозяйчики средней руки. Просто служащие решили счёты свести. Под общую гребёнку всех причесали, а настоящие олигархи наверняка уже соскочили.

– Злые тут у вас в Москве, – после долгой паузы встрепенулся Яйкин.

– А у вас добрые? – насупился Сева.

– Так, красного петуха, конечно, подпустили, но на фонарях не вешали.

– Это потому что фонарей не нашли, – встрял один из бойцов.

– Разговорчики, – прикрикнул командир, – а знаешь, док, я его понимаю.

– Кого? – не въехал Сева.

– Шиздюка.

– Да ну?

– А что? Вон раньше офицер – кровь с молоком. Все самые красивые девки офицерам, зарплата в два раза больше, чем у штатских. В сорок лет пенсионер, а пенсия такая, что жене не стыдно в глаза смотреть. Не так?

– Так, – согласился доктор, – точно, самые классные чувихи юнкерам доставались, и зарплата у них по тем временам козырная была.

– Вот. А сейчас какая дура за нищего офицера пойдёт. Ни жилья, ни пенсии толковой. Вот у капитана и накипело.

– Ничего себе террорист-смертник. Весь земной шар разнести хочет, из-за того, что его с пенсией кинули.

– Не обобщай.

Дальше ехали молча. Какие-то группки деклассированных элементов несколько раз пытались остановить грузовик. Без лишних слов следовала автоматная очередь, для начала поверх голов. Второй раз никто не совался.

В военном самолёте, не то, что в пассажирском комфорта было мало, и Сева приготовился пострадать. Однако события приняли неожиданный оборот. Только самолёт набрал необходимую высоту, как из кабины вышел командир корабля с десятилитровым термосом в руках. Бойцы мигом достали походные кружки и командир начал разливать спирт. Андреичу досталась почётная кружка лётчика-героя, погибшего в авиакатастрофе, пять лет назад.

– Я не буду, – решительно заявил доктор.

– Почему? – удивился командир, – тебе что, западло с нами выпить?

– Господа офицеры, у вас совсем крышу сорвало керосинить во время полёта? – вопросом на вопрос ответил Сева.

– А что? Автопилот не дремлет.

– Но сажать самолёт кто будет? Тоже автопилот?

– Нет, этого автопилот не умеет, – с сожалением произнёс подошедший бортмеханик, – ну, ничего Иваныч к тому времени уже протрезвеет.

– Да я поддатый ещё лучше на посадку захожу, – закипятился Иваныч, – Лёха, подтверди.

Бортмеханик подтвердил и сразу предложил тост: «Ну, за мягкую посадку».

– Какая мягкая посадка? – переполошился Андреич, – он к тому времени уже в дрова будет.

– Обижаешь, – напрягся Иваныч.

– Только не надо мне по ушам ездить, что вы выпьете по двести грамм и разойдётесь.

– После двухсот грамм мы точно разойдёмся и выпьем по четыреста. Не веришь?

– Верю. У меня лечились гражданские лётчики, которые на внутренних рейсах летают. Страна, мол, большая, лететь долго, скучно. Ну, они по соточке, потом ещё, ещё и ещё. А потом на посадочной полосе грузовой самолёт юзил как задрипанный «запорожец».

– Шпаки, – с отвращением высказался Иваныч, – они и пить-то не умеют. Как куры по соточке. В армии меньше, чем по двести грамм не наливают.

– Но это не водка, это же чистый спирт, – нервно сглотнул доктор.

– А я водку забыл, когда и пил, – встрял комвзвода Яйкин, – всё, док, из-за тебя, а теперь надо навёрстывать упущенное. А навёрстывать лучше спиртом.

– Да, уж, – согласился Сева, – пусть истина в вине, но с водкой путь короче. А уж со спиртом – совсем напрямки.

– Уважь, док, жахни с нами, – насел Яйкин, – не по-людски как-то.

– Что вы мне мозги компостируете, – вспылил Андреич, – мне переговоры вести, планету спасать, а вы предлагаете нажраться до поросячьего визга. Чтобы из самолёта на носилках выносили?

– Какие носилки? Да что тут пить? – искренне возмутился бортмеханик Лёха, – так, на один зуб.

– А как мне с Шиздюком изъясняться после ваших доз? На пальцах? Мычать ему о судьбах человечества? Спрашивать, ты меня уважаешь?

– А ты, док, думаешь, переговоры с ним натрезвяк вести будешь? Как в американских фильмах? Да он тебе сразу стаканище накатит, и попробуй, откажись. Шиздюк с тобой вообще разговаривать не будет. Зачем ему трезвый переговорщик, психолог и психотерапевт. Ему собеседник нужен, чтоб с душой. Если ты с ним пить не будешь, мы летим туда зря. Он тебя и на порог не пустит.

– С ним буду.

– А с нами, значит, нет. Мы, значит, рылом не вышли, – рявкнул Иваныч.

– У меня такое впечатление, что вам на нашу планету начхать, на то, что третья Мировая война может начаться, что погибнут все люди, включая ваших родных и близких. Главное сейчас накатить, а там хоть трава не расти.

– Хрен с тобой, – зло возмутился Иваныч, – ну, вздрогнули.

Все кроме Севы дёрнули спирта, занюхали рукавом и беспричинно заулыбались.

– Между первой и второй перерывчик небольшой, – влез массовик – затейник Лёха.

Хряпнули по второй. Заулыбались ещё больше, глаза загорелись селёдочным блеском, щёки залоснились.

– Хорошо сидим, – прокомментировал Лёха, – ну, Бог троицу любит.

– Куда же вы частите, демоны, – забеспокоился Сева, – вы хоть закусите.

– Жрать дело свинячье, – отрезал Иваныч, – закуска градус крадёт.

Тяпнули по третьей, как обычно, без закуски. Несмотря на все заверения военной мощи, чувствовалось, что они уже в стельку.

– Ну, нужно перекурить, – как опытный дирижёр оркестром, руководил Лёха, – а док ещё и не курит. Какой молодец.

Бойцы переглянулись, громко заржали. Сначала они представляли собой молчаливое большинство, сейчас же полезли особенности. Как говаривал Валентиныч: чем выше градус, тем ярче индивидуальность.

– Ох, я бы щас рванул, – загадочно закатил глаза один из бойцов.

– Чего бы ты рванул? – влез вездесущий бортмеханик.

– «Русскую» бы грянул, – встрепенулся боец.

– Вот, док, скажи, – пристал Лёха, – видел ли ты пляски в самолёте?

– Видел, – признался Андреич, – ещё в 1991 году, когда первый раз летел в Испанию. Пассажиры в салоне перепились и устроили половецкие пляски. Сначала стюардесса их несколько раз уговаривала прекратить. Потом пилот вышел из кабины и предупредил, что если они не угомонятся, он их в испанскую ментовку сдаст. А здесь и предупредить некому.

– Почему некому? – заулыбался бортмеханик, – ты и предупреди.

Сева отвернулся.

– Так я могу чего-нибудь сбацать? – заёрзал боец.

– Жги, – разрешил Иваныч, – только лучше «цыганочку» резани. У меня и мелодия на телефоне есть.

Через секунду вся кодла под забубённые звуки рвущей душу музыки вбивала каблуки в пол самолёта. Сева зажмурил глаза, ему показалось, что танцоры пробили хрупкую алюминиевую обшивку, и самолёт сейчас рухнет среди бескрайних российских просторов. Боевую машину уже порядочно колотило, словно больного лихорадкой. Плясуны вошли в раж, тяжело дыша и уставившись в одну точку, они вколачивали каблуки в пол как гвозди.

– Баста, – неожиданно выдохнул Иваныч, – хорош, плясать, спирт прокисает.

Все устремились к своим кружкам.

– А скажи, док, – уже совершенно осовевший Лёха бычком чуть не угодил в глаз Яйкину, – правильно мы пьём?

– Неправильно, – скривился Сева.

– Почему? – все смертельно оскорбились.

– Объясняю. Почему вы пьёте, понятно. Вы хотите сократить время в дороге. Алкоголь субъективно ускоряет время в двенадцать раз. Поэтому все и пьют: в поезде и самолёте, на вокзале и на дежурстве. Раз – и ты уже в пункте назначения; два – и дежурство подошло к концу. Но пьёте вы как истинные северяне. Во-первых, быстро. Во-вторых, не закусывая. В-третьих, курите, а сигарета, как известно, двух рюмок стоит по степени удара по мозгам. Как, например, пьют на Кавказе: сначала джигиты сорок минут только едят, и не дай Бог, кто потянется за вином – по рукам дадут. Потом начинаются тосты, каждый тост по десять, пятнадцать минут. Есть в это время можно, а пить, извините, нет. Наша печень обрабатывает порцию спиртного за час, не раньше. Поэтому хоть они и пьют большими порциями, допустим, из рога, но перерывы достаточно солидные, да и закусывают они как удавы. А вы за двадцать минут без закуси выжрали несколько литров чистого спирта, да ещё и курите. Сейчас вас дугой накроет, к бабушке не ходить.

Один из бойцов и точно откинулся к борту и захрапел. Другие тоже порядочно осоловели. И только Лёха раздухарился: «А хочешь, я сразу триста грамм спирта шарахну? Хочешь?

– Не хочу. Знаешь, сколько я знаю случаев, когда ухари вроде тебя на спор выпивали по литру водки за один присест. И что? Быстрая смерть от паралича дыхательного центра. Тем более что толерантность у тебя уже не та, шестимесячный перерыв даёт себя знать. В какое время вас разбудить? Отвечать! Смотреть в глаза!!! – наподдал голосом Андреич.

– В восемнадцать, ноль ноль, – отрапортовал уже совершенно никакой бортмеханик, мотая головой в тщетной попытке протрезветь.

– В семнадцать тридцать устрою вам побудку, оглоеды, – пообещал доктор, – а теперь всем спать.

– Не спит никто, – попытался вяло протестовать Иваныч, но потом и он поник буйной головой.

И весь полёт до Дальнего Востока Сева сторожил сон упившегося войска. Но мастерство, как известно, не пропьешь, и приземлились они благополучно. Правда, не на тот аэродром. Пока Иваныч клял на Лёху на все корки, Сева побродил по взлётной полосе. Кругом шумела вековая тайга, и Андреич представил на секунду, что если он не уговорит капитана Шиздюка, его здесь бросят на съедение местной фауне, или, вообще от нашего шарика ничего не останется. Сразу стало зябко и захотелось, чтобы Шиздюк оказался более сговорчивым, чем представлялся в рассказах очевидцев. Размышления прервал бортмеханик, размахивающий руками как завзятый гаишник, Сева подошёл поближе. Судя по крикам из рации, Иваныч получал пистон от начальства за то, что попутал аэродромы. Командир, не раздумывая, переложил вину на доктора.

– Товарищ генерал, этот чёртов доктор, требовал посмотреть истоки речки Серебрянки. А я откуда знаю зачем? Я ему говорю – не положено. А он ни в какую, хочу, говорит посмотреть и точка. Да, даю ему трубку.

Иваныч протянул рацию Севе и сделал умоляющие глаза. Лёха, тот вообще провёл ребром ладони по шее и прошептал: «спасай, док, а не то нам вилы».

Сева взял рацию, откашлялся и участливо спросил: «Товарищ генерал? А не пойти ли вам в жопу, товарищ генерал».

На том конце онемели.

– Вы меня хорошо слышите? Зарубите себе на носу, я из другого ведомства и вам не подчиняюсь. Мало того, руководство из Москвы назначило меня ответственным за данную операцию. Тут Сева налился клюквенным соком и заорал в трубку страшным голосом: «Генерал, под трибунал хочешь?! Что за бардак во вверенных тебе войсках. Почему офицеры с алкогольной зависимостью имеют доступ к ядерному оружию. Если что, головой ответишь. Смотри у меня, я два раза не повторяю. Ты меня знаешь с хорошей стороны, сейчас узнаешь с плохой. Я вам там всем подзатыльников нараздаю. Скоро буду – готовьте вазелин».

На том конце раздались чмокающие звуки: генерал сосал валидол. Лёха быстро нажал отбой и с уважением посмотрел на Андреича.

– Как ты его, а, как солобона. Чего он зачмокал-то?

– Зачмокаешь, – удовлетворенно загудел Иваныч, – он же начальства из Москвы до смерти боится.

– А вы его до смерти боитесь, – уел доктор, – тут, блин, третья Мировая может начаться, всё человечество на волоске от гибели, а вы какого-то генерала боитесь.

– Эх, док, не служил ты в армии, не знаешь реалий, – Лёха с похмелья заговорил как университетский профессор, – это уже на уровне спинальных рефлексов.

– Ну и когда мы на другой аэродром полетим?

– Нет, док, мы отсюда на вездеходе рванём. Видишь, какая у тебя интересная жизнь начинается.

– Да уж вижу.

Следующие шесть часов Сева провёл в чреве вездехода, скрюченными пальцами вцепившись в скобу и проклиная летчиков, спьяну перепутавших аэродромы. Единственным утешением было смотреть на муки похмелья, терзающие бедных спецназовцев. В секретную часть прирулили глубокой ночью. На КПП их уже ждали и без лишних слов хотели спровадить доктора к капитану Шиздюку. Но Андреич неожиданно упёрся.

– В столовую хочу.

– В какую столовую?

– В которой кормят. Вы мне тут дурочку не валяйте, а то всех под трибунал отдам.

В столовой Всеволод принялся уплетать за обе щеки всё, что могло замедлить процесс опьянения: картошку пюре со сливочным маслом, сало, жирный суп. Наевшись до отвала, потребовал тридцать грамм водки, чтобы активизировать ферменты и подготовить свой организм к выпивке с Шиздюком. Напоследок заглотил три таблетки глицина и шесть витаминов группы Б. Теперь он был готов пить, не пьянея достаточно долгое время. С собой набрал икры, сала, хлеба, солёных огурцов и квашеной капусты. Наши предки знали, что делали, когда закусывали огурцами и капустой, в них содержится пировиноградная кислота, способствующая распаду ацетальдегида – промежуточного продукта распада спирта. Севу завели в лифт, нажали на красную кнопку, и доктор провалился под землю.

Глава 2

Капитан Шиздюк сидел за столом, уставленным пустыми бутылками. Закуска отсутствовала как таковая. Френч был, расстёгнут, и на свет глядела багровая грудь Шиздюка, на которую он регулярно принимал. В его глазах можно было утонуть – так они были залиты.

– А, приехал, наконец, – пьяно повёл головой капитан, – присаживайся тогда. Если скажешь, что не будешь со мной пить – свободен. Разговора не получится. Ну, будешь пить?

– А обязательно?

– Всенепременно. Так, у тебя, доктор, тост есть?

– Есть.

– Какой?

– За мир во всём мире.

– Хороший тост. За такой тост нужно пить до дна.

Шарахнули по гранёному стакану водки до дна. Сева стал усиленно закусывать

– Что ты всё время жрёшь? – нахмурился капитан

– Закусывать надо, – слышали такую аксиому? Давайте я вам бутерброд с икрой сделаю.

– Икрой меня купить хочешь?

– Да ничего я не хочу. Вы меня позвали – я приехал. Вы налили – я пью. Но если не буду закусывать, предупреждаю – после третьего стакана вы потеряете в моём лице собеседника. Я чувствую с вами пить наравне, всё равно, что при Паганини играть на скрипке.

– Точно, – гордо осклабился капитан, – я ещё в училище всю роту мог перепить. А скажи мне, доктор, почему в сегодняшней России для меня нет места? Я кормлю здесь комаров десятый год. Жена, ясное дело, сбежала. А я тяну лямку, хожу на охоту, рыбалку и ухожу в запои. Вот и вся моя жизнь, хотя на охоту я ухожу всё реже, а в штопор всё чаще. Почему?

– Болезнь никогда не стоит на месте, если не предпринять мер, она имеет тенденцию к развитию. Полгода у вас была ремиссия. Вам было хорошо?

– Хорошо. Но скучно. А сейчас посмотри – я всех держу за яйца. Кому я был нужен ещё вчера? Никому. Жалкий капитанишка, затерянный в бескрайней тайге, человеческий обмылок, тающий в зловонной луже повседневности, забытый солдат разбитой империи, брошенный на произвол судьбы. А сегодня: по первому моему требованию привезли тебя. Захочу, Стинга привезут или Пола Мак-Картни. А ещё лучше Памелу Андерсон с Шарлиз Терон. И попробуй мне отказать, я наведу ядерные боеголовки на этих смелых ребят и разнесу их к ядрене фене, – Шиздюк пьяно рассмеялся.

Капитан опять разлил водку по стаканам.

– Ну, давай по второй – за гибель цивилизации.

– Что-то не хочется под такой тост пить, – заартачился Сева.

– А ты не думал, доктор, что много тысяч лет назад была подобная ситуация. Существовала легендарная Атлантида. Цивилизация достигла своего пика, изобрела ядерное оружие, сотовые телефоны, компьютеры и нанотехнологии, но забыла поздравить такого же капитана Шиздюка с днём рождения. И осерчал старый вояка, припомнил все обиды и разбабахал все страны и континенты. Потому что умные правители должны в первую очередь уважать военных и учёных, а не гнобить их как прокажённых. Ну-ка, жалуйся мне на свою жизнь.

– Я? – остолбенел Андреич.

– Ты, – подбодрил капитан.

– Это как-то не по правилам, – только и смог выговорить Сева, – это мне нужно слушать твои жалобы на жизнь и службу.

– Мы не в Америке, и ты не психоаналитик, а собеседник. Жалуйся! – приказал капитан.

– Я пытался доказать, что патологического влечения к алкоголю нет. Просто не существует. До первой рюмки никто никакого влечения не испытывает, а если плотно полопает, так называемая «тяга» пропадёт совсем. Патологическое влечение к алкоголю – вредная выдумка, облегчающая жизнь всяким пьющим бездельникам. И я знал, что делать. Как в масштабах страны снизить употребление алкоголя и развернуть сеть наркологических кабинетов, работающих по последним технологиям. Но когда я шёл к лукавым чиновникам, то получал сто пинков в живот и последний под зад – для скорости. А всякие жулики нагло тырили мои изобретения, крутили неизвестно какие диски и левые программы, несмотря на мои патенты и прочие регалии. И никогда никакой управы на них не было. А потом вообще шаромыжники по партийной линии всю страну на дыбы поставили, хотя я их предупреждал. И чем всё кончилось?! Но заметь, капитан, я не угрожал человечеству ядерной бомбёжкой и пресловутой красной кнопкой.

– Это потому что у тебя кнопки не было, – резонно заметил Шиздюк, – а давай артистов из «Нашей Раши» выпишем или «ОСП студии». Вот смеху-то будет.

– Давай.

– Хрен тебе, – настроение капитана резко сменило галс, – заломать меня думаете? Силой взять? Не выйдет. Один ты будешь меня развлекать. Сейчас проверим, на что ты способен. Задание такое: удиви меня тридцать раз.

– Сколько?

– Тридцать раз. Как хочешь, так и удивляй.

«Дать бы тебе бутылкой промеж глаз – то-то ты удивишься», – помечтал Сева, – «и так раз тридцать».

– Если налить воду в гранёный стакан и выставить его в зимнюю лунную ночь на мороз, стакан не замёрзнет.

– Хорошо, – одобрил капитан, – надо попробовать.

– Радугу можно увидеть, только повернувшись спиной к солнцу.

– Ещё.

– Земля весит примерно 600 триллионов тонн.

– Продолжай.

– Несмотря на горб, позвоночник у верблюда прямой.

– Давай, давай, не тормози.

– Чтобы солнечный свет достиг Земли, требуется порядка восьми с половиной минут.

– Рожай быстрей.

– Чайки пьют солёную воду, потому что их гланды приспособлены для фильтрации соли.

– Интересно. Откуда ты всё знаешь?

– Птицы поют не потому что они счастливы. Так они обозначают свою территорию.

– Ух, ты. Дальше.

– Самый низкокалорийный продукт в мире – огурец. В 100 кг огурцов содержится 16 калорий.

– Надо же.

– Каждый год двести пятьдесят тысяч женатых американцев подвергаются избиениям со стороны своих жён.

– Ха – ха – ха, – заржал довольный Шиздюк.

– Австралийский Санта Клаус приезжает не на оленях, а на виндсёрфинге.

– На доске, значит, приплывает – опять зашёлся смехом капитан, – вот, уроды, снега даже не видели.

– Племя Матам в Западной Африке для игры в футбол вместо мяча использует человеческую голову.

– Правильно, – одобрил мизантроп Шиздюк, – так и надо.

– В некоторых районах Малайи женщины содержат мужские гаремы.

– Суки, – помрачнел женоненавистник Шиздюк.

– Уровень разводов в США самый высокий в мире.

– Вот там бабы взяли волю, – комментировал террорист-любитель, – ещё давай.

– Женщины племени Тиви на юге Тихого океана выдаются замуж при рождении.

– Хватит про баб, про медицину давай, ты же медик.

– Самая сильная мышца в теле – это язык.

– Точно. И от него все беды.

– Человек меняет слой кожи каждые четыре недели.

– Вот оно как.

– Один волос может выдержать вес в три килограмма.

– Зашибись. Надо попробовать.

– Печень за один час пропускает через себя более ста литров крови.

– А сколько водки никто не считал?

– Дети начинают улыбаться ещё в чреве матери, а хмуриться – только через шесть месяцев после рождения.

– А никто и не обещал, что будет легко.

– Весной частота дыхания человека в среднем на одну треть выше, чем осенью. Всё, больше не могу, – взмолился Сева.

– Через не могу. Смотри, у меня что-то руки трясутся, могу невзначай кнопку нажать.

– Самое распространённое в мире имя – Мухаммед, а самое редкое – капитан Шиздюк.

– Не злись, всё равно бесполезно. Удивляй дальше.

– Общая длина кровеносных сосудов в организме человека примерно сто тысяч километров. А также человеческое тело содержит около семидесяти двух с половиной километров нервов.

– Давай про людей побольше. Мне про них больше всего нравится.

– Потеря влаги в размере 6–8 % от веса тела вызывает у человека полуобморочное состояние, 10 % – галлюцинации и нарушение глотательного рефлекса. Потеря 12 % жидкости влечёт за собой остановку сердца.

– Ещё про людей.

– В течение суток у человека выделяется около одного литра слюны, трёх литров желудочного сока, двух литров поджелудочного сока, трёх с половиной литров кишечного сока, одного литра желчи.

– Молодца, доктор, ну, ещё удиви.

– Кровь человека делает полный цикл за 2,4 секунды.

– Ещё чуть – чуть осталось. Поднажми, дорогой.

– На теле одного человека живёт больше живых организмов, чем людей на земле.

– Ишь ты. Скоро никого не останется, – расплылся в широкой улыбке Шиздюк.

– А чего я тогда из себя жилы тяну, – взбеленился Сева, – не буду тебя удивлять. Хватит. Пусть тебя жена перед сном удивляет. Если она у тебя есть.

– Пока я ещё хозяин кнопки. Тебе уже немного осталось. Продолжай.

– Колибри – это единственная птица, способная летать назад.

– Двадцать семь, – подсчитал счетовод Шиздюк, – ещё.

– Скунс может учуять человека за милю.

– Двадцать восемь.

– Флаг Аляски был придуман тринадцатилетним мальчиком.

– Двадцать девять.

– Если человеку на один градус понизить температуру тела – он проживёт в два раза больше. Фу, больше не могу, – Сева, выжатый как лимон, откинулся на спинку стула.

– Тридцать. А знаешь анекдот? Всплывают две атомные подводные лодки. Наш капитан вылезает из люка и орёт: «какой дурак стакан на пульт поставил»? А американский капитан говорит: «а вот у нас в Америке…» А наш: «нету уже никакой Америки. Я спрашиваю, какой дурак стакан на пульт поставил»?

– Слышал. И раньше смеялся, а сейчас что-то не смешно.

– Что ещё можешь?

– Садистские стишки могу почитать собственного сочинения. Может, ты их услышишь и испугаешься или в тебе совесть проснётся.

– Давай.

 
Маленький мальчик с глазами волчицы
Устал за подругой своей волочиться,
Домой пригласил, съел без соли и перца —
Соединились два любящих сердца.
 
 
Маленький мальчик по кличке Злодей
В лифте насиловал женщин, детей.
Домоуправом был изобличён
И тут же кастрирован нарковрачом.
 
 
Маленький мальчик по имени Женя
Платил все налоги, убравшись из тени.
Увы, разорился, пошёл в сторожа
И тихо гундел в глубине гаража.
 
 
Маленький мальчик по имени Кузя
Вызвал сантехника ванну вантузить.
Только Кузьма отлучался к окну,
Хитрый сантехник вантузил жену.
 
 
Маленький мальчик по кличке Бандит
Чисто конкретно был насмерть убит.
Пару лимонок подложат в трусы,
Фиг ускользнёшь от смертельной косы.
 
 
Маленький мальчик по имени Моня
Утром стоял и курил на балконе.
Резко пахнуло геранью в горшке
И надо же – точно ему по башке.
 
 
Маленький мальчик работал в обслуге,
Стал раздражать понемногу супругу.
Слизень, болтун, неудачник и лапоть —
Вот и пришлось яду в клизму накапать.
 
 
Маленький мальчик по имени Федя
Однажды напившись, пошёл на медведя.
Хороший был парень, но балабол,
Медведи им долго играли в футбол.
 
 
Маленький мальчик и выпил-то чарку,
Тут подбежала большая овчарка.
Маленький мальчик не станет отцом —
Трудно быть папой с одним-то яйцом.
 
 
Шиздюк опрокидывал стопку за стопкой,
Пугая общественность ядерной кнопкой.
Имея такую легко задаваться,
А я буду должен за всех отдуваться.
 

– Молодца, – выдохнул капитан, – надо же, на ходу придумал. А теперь давай бороться на руках. Кто победит, того и кнопка.

– Это как? – вдохнул совершенно выжатый Сева.

– А так, – уточнил Шиздюк, – ставим локти на стол и меряемся силой. Победитель волен, распоряжаться ядерной кнопкой.

– Не пойдёт, – возразил Андреич, – откуда я знаю, как с ней обращаться? Ещё чего не так нажму и сам всех разбомблю. Это только в кино спасатели мира знают, куда и как жать. Давай так: если я тебя уделаю – ты сам всё отключаешь.

– А ты уверен, что победишь?

– Нет, – честно признался Крылов, – ты вон, какой здоровый. Просто мне деваться некуда.

Единственной Севиной надеждой, о чём он естественно не сказал Шиздюку, было то, что пить три недели и сохранить мышечную силу просто нереально. Они выставили локти правых рук на стол, переплелись пальцами, а левыми вцепились в край стола.

– Раз, два, три, – скомандовал чокнутый капитан и противники, сопя и тяжело дыша, принялись бороться на руках. Капитанская рука оказалась неожиданно слабой после длительных возлияний и Сева принялся методично гнуть её к столу. Шиздюк пыхтел, но ничего не мог поделать. Когда его кулак почти касался стола, рука неожиданно налилась силой и стала возвращаться в исходное положение. Андреич понял, что капитан элементарно его надул и сил у него вагон и маленькая тележка. Шиздюк усмехаясь, включил таймер, и металлический голос равнодушно произнёс: «До запуска баллистических ракет осталось девяносто секунд».

– Поторопись, – напутствовал Севу безумный капитан, – времени совсем мало осталось.

Собрав последние силы, Сева яростно рванул руку Шиздюка.

Послышался странный треск и Крылов проснулся с диванной спинкой в руке. «Ничего себе», – постепенно приходя в себя и выкинув отломанную ручку, подумал он, – «надо же какая ерунда снится. А может, всё сон и не было никакой раскодировки, товарища Серого, развешенных на фонарях олигархов и взятия Москвы варварами». Крепко зажмурился, развернулся в сторону окна и с надеждой открыл глаза. Окна были заложены подушками и листами фанеры, в углу остывала печка-буржуйка, а на полу валялся мешок с пакетами быстро приготовляемых супов. Увы, сон начался с прихода спецназовцев, а никак не раньше».