Текст книги "Т@йва: Диалоги о Японии"

Да, у них свой подход во многом. Но, может быть, и не стоит вникать, почему они делают что-то так, а что-то не так? У нас есть свои задачи, и нам их надо решать. Это и есть наш Путь воина.

Со временем я ушёл из спортивного дзюдо, но к японцам оказался даже ближе, возглавив компанию «Будо-Спорт» и начав выпуск журналов о японских боевых искусствах и о самой Японии. Рассмотрев их получше, я понял, что они сосредоточены на себе – молодцы. Нам тоже надо понять, что пришло время подумать о себе. Жизнь – это короткое замыкание вечности. Надо успеть что-то понять о себе – и тогда мы найдём то, что ищем, ведь всё это есть внутри нас. Японцы это знают, и я их за это знание уважаю.

…лет спустя: Сергей борется по-прежнему, хотя уже и в ветеранских турнирах, а новый Будокан строит в Австрии. Но благодаря его помощи в Москве по-прежнему нередко появляются японские сэнсэи, и москвичи знакомятся с этой странной штукой – японскими будо.

Константин Кримец, дирижёр (интервью 2006 года)

Известный российский дирижёр, руководитель симфонического оркестра «Глобалис», кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством» 1-го класса.

Родился на Украине в 1939 году. Выпускник Киевской консерватории и аспирантуры Московской консерватории, окончил курсы высшего дирижёрского мастерства французского дирижёра Игоря Маркевича. С 1977 по 1989 гг. – дирижёр Государственного симфонического оркестра кинематографии СССР. За время работы в этой должности записал музыку ко многим шедеврам отечественного кинематографа и мультипликации. Среди наиболее известных работ этого жанра можно отметить запись музыки к к/ф «Обыкновенное чудо», «Адам женится на Еве», «Ирония судьбы или с лёгким паром», «Возвращение резидента», «Про красную шапочку», м/ф «Ёжик в тумане», «Бременские музыканты», «По следам Бременских музыкантов», «Маугли» и многие др. Осуществил целый ряд проектов совместно с японской музыкальной компанией TOEI MUSIC PUBLISHING.

В 2001 году оркестр Глобалис под его руководством выступил вместе с группой «Ария» на фестивале «Нашествие», 1 июня 2002 года – в Зелёном театре Центрального парка культуры и отдыха им. Горького в Москве.

Скончался в 2008 году в Москве.

В жизни бывает так: смотришь кино и, видя из года в год в титрах разных фильмов одну и ту же фамилию, так привыкаешь к ней, что когда встречаешь её обладателя лицом к лицу, даже не верится, что перед тобой живой человек. Тем не менее это он: Константин Дмитриевич Кримец, крупнейший российский дирижёр, записавший музыку к сотням фильмов, звезда мирового класса, которая сама изучает звёзды, с детства увлекаясь астрофизикой. Помимо столь изысканного хобби экспрессивный маэстро любит путешествия, обожает Дальний Восток и, прежде всего, Японию, хотя первое заочное знакомство с ней закончилось для будущей звезды и потрясающего жизнелюба… тюрьмой.

– Константин Дмитриевич, ваша карьера дирижёра началась с «японской истории»…

– И тут же должна была и закончиться. Учась на втором курсе Киевской консерватории (это было ещё в пятидесятых годах), я впервые в Советском Союзе продирежировал сочинение польского композитора Кшиштофа Пендерецкого «Плач по жертвам Хиросимы». Выучил специально для этого польский язык, переписывался с ним, потратил на это 43 репетиции со своими однокашниками. Совершенно счастливый, я сыграл в Киеве это сочинение, и через день меня вызвали в райком комсомола. Я думал, что меня собираются послать в Польшу, а меня исключили из комсомола… Рыдая, я пошёл в консерваторию, а там уже висит приказ о моём отчислении. Окончательно разбитый, плетусь домой и встречаю свою поклонницу. Она меня и предупредила: «Домой не ходи, там солдат с автоматом и повестка – как только ты появишься, тебя заберут в армию». Так чётко тогда работала система.

Формулировка, по которой меня шуганули, была стандартной: «за космополитизм и преклонение перед Западом». Пятнадцать дней я был в подполье – по чердакам, подвалам, квартирам, ходил на явки и многому научился. Это было тяжело, но я устоял. Позже история с Пендерецким снова всплыла, и я всё-таки отсидел девять дней в настоящей тюрьме и теперь знаю, что такое, когда вынимают шнурки из ботинок, отбирают ремень, знаю, что такое «подсадная утка», баланда и параша – об этом много можно рассказывать. При этом я никогда не занимался политикой, никуда не ходил протестовать. Но ОНИ честно отрабатывали свой хлеб. Сразу дело закрыто не было и, когда на меня кто-то «капнул», его тут же достали на свет божий. Если бы я это не прошёл, наверно, моя интерпретация трагического была бы неполной!

После этого 16 лет я был без работы. Ко мне обращались очень серьёзные люди, знавшие мне цену, но мне не давали дирижировать! Приглашает человек меня на работу – ему звонок: либо вы его берёте, либо мы вас снимаем. Не было прописки… Но! Были и есть 420 фильмов, музыка к которым записана мной. Светлая и добрейшая память Эмину Хачатуряну, который меня взял на работу, никого не испугавшись, и долгие годы давал прокормиться.

– Сейчас, 45 лет спустя, понятно, что это был Знак.

– Это так и есть, но никогда, ни в каких сладчайших снах и грёзах я не мог представить, что попаду в Японию! Теперь я побывал множество раз, но, к сожалению, до сих пор ни разу не был в Хиросиме – городе, который косвенным образом повлиял на мою жизнь, но очень хочу туда попасть. Хотя бы на 50-летие исполнения этого произведения.

Японию я всегда воспринимал как нечто очень далёкое, непонятное и недоступное. Ну как же – Фуджияма! Это теперь я знаю, что она на самом деле Фудзисан. Слова какие-то, выставки, на которые я ходил по восемь раз. Но я и представить не мог, что попаду туда. Даже мечты не было.

Практическое соприкосновение началось примерно с 1992 года, когда я активно сотрудничал с кино. Китагами-сан – представитель компании «Тоэй», которая занимается записью музыки к фильмам, компьютерным играм, театральным программам, – как-то услышал обо мне, посмотрел, как я работаю, и остался очень доволен.

Мы начали сотрудничать, потом он узнал, что я не был в Японии, и очень удивился. Я обязан ему, Танечке Наумовой, которая очень много сделала для нашей работы и которой мы все обязаны сглаживанием тех острых углов, которые порой возникали в творческом процессе. Они познакомили меня с лучшими композиторами современной Японии: Осима-сан, Кароку-сан, Фудзивара-сан, многими другими…

Однажды, кстати, мы решили, что это несправедливо в каком-то смысле: записывать и играть японскую музыку в Москве, не давая японцам возможности послушать русскую музыку в Японии. Мы осуществили проект «Времена года» по Чайковскому, очень успешный проект «Русский вальс». Японцы знали венский вальс, а русского не знали. Оказалось, что это интересное и коммерчески выгодное дело. Японцы издали и продают там записанные нами диски.

Потом несколько раз летал туда с концертами, которые организовывал Китагами-сан вместе с Эн-Эйч-Кей, «Сони». Я люблю туда летать, потому что всегда очень хорошо и интересно там живу. Мне постоянно организуют экскурсии, поездки по городам, связанные с творчеством. Япония и сейчас остаётся для меня труднодоступной страной, но всё-таки уже доступной.

– Маэстро, стала ли Япония с годами доступней в понимании её?

– Я понимаю только, что до конца жизни не пойму всю тонкость, всю изысканность, всю рафинированность, весь подлинный вкус Японии. Я ходил там потрясённый, потому что столько красоты в одном месте сразу я не встречал! Я столько наслаждения получаю там!

С японскими коллегами на «Мосфильме»

– Вы член Английского клуба, барон, для вас открыты самые закрытые двери. У вас нет ощущения, что Япония – это тоже своеобразный закрытый клуб?

– Наверно. Причём, очень уважаемый мною. Я переполнен своеобычностью этого клуба. Если это посуда, то сколько эстетики в японской посуде! Если это пища, то это фантастически вкусная пища! Продюсер – мой друг Китагами – меня баловал, водил меня в «забегаловки», где если морепродукт выловлен из моря более чем полчаса назад, то его не готовят, а отправляют в обычный ресторан! Это постоянный эксклюзив – вся страна!

Да, я влюблён в Японию, элементарно влюблён! А стилистика отношений, место женщины в обществе! Китагами возил меня на свою родину – в деревню. Обычный крестьянский дом. Я теперь понимаю, почему там люди на 20–30 лет живут дольше, чем здесь!

– Почему?

– А потому что мозги другие. Восприятие природы, смысла жизни, целей, уважения предков… Это действительно закрытый клуб для 126 миллионов человек. Я догадываюсь, что там тоже много проблем. Но поражает чистота, поражает точность, аккуратность. Безумно нравится всё: от витрин до отношения людей к концертам. Я влюблён!

– Вы представляли там русскую культуру. Поскольку проект коммерческий, он должен иметь некоторый интерес у японцев.

– Иначе они не стали бы этим заниматься.

– Значит ли это, что у японцев остаётся интерес к России, к русской культуре?

– Трудно говорить за 126 миллионов. Они внутренне могут прожить и без нас. Я делал там фильм о крупном храме в Киото и видел настоящую чайную церемонию. После этого мне кажется, что они свободно обойдутся без нас. Но интерес к моим концертам в Японии был сильный. Да и в Азии вообще. Музыканты федосеевского оркестра смотрели трансляцию этих выступлений из Токио в Австралии! Нет, интерес к России есть, пока ещё есть. Нас хорошо принимают.

– Вы со своим оркестром выступали в 36 странах мира. Какое место в этом длинном списке занимает Япония?

– Исключительное место! Я не могу хаять Австрию, Испанию или Венгрию – нет, каждая страна хороша по-своему, но Япония… Тут ведь фокус в том, что нигде ко мне не относятся так душевно, как в Японии. У меня там замечательные друзья: Китагами-сан, его команда, крупнейший японский режиссёр и кинодеятель Гото-сан. В ноги им кланяюсь за человеческое отношение! Япония для меня именно поэтому более желанна и приятна, чем любая другая страна. Великая, прекрасная, разнообразная, изысканная, фантастическая, наполненная творческими личностями мирового порядка страна, которую я никогда не смогу понять!

…лет спустя: Трудно поверить, что этого человека с нами больше нет. Осталась музыка. Кто из сегодняшних аниме-фанов знает, что ОСТы к их любимым сериалам, даже к фильму «Годзилла» писались в Москве? А ведь было…

Артемий Лебедев, дизайнер (интервью 2004 года)

Российский дизайнер, основатель и директор «Студии Артемия Лебедева», популярный блогер.

Родился в 1975 году в Москве. Сын писательницы Татьяны Толстой и филолога Андрея Лебедева. После школы поступил на факультет журналистики МГУ им. М. В. Ломоносова, который не окончил, отчислившись со 2-го курса.

С 1992 года – основатель и руководитель ряда дизайнерских бюро. В 1995 году основал студию WebDesign (в 1998 году переименованную в «Студию Артемия Лебедева»), которая является одной из первых и крупнейших студий веб-дизайна в Рунете. С 2001 года Студия Артемия Лебедева стала также заниматься промышленным дизайном.

Помимо дизайнерской деятельности, Лебедев известен как путешественник. На своём персональном сайте он публикует фотографии и отчёты о путешествиях по различным городам и странам.

Когда я узнал, что едва ли самый крутой дизайнер отечественного кибер-пространства Артемий Лебедев побывал в Японии, то с помощью нашего человека в Киото – замечательной переводчицы и талантливой журналистки Елены Байбиковой – мы связались с ним (естественно, по электронной почте).

– Артемий, что подвигло вас на эту поездку?

– Собравшись во второй раз с лекциями на Дальний Восток, я подумал, что Япония совсем близко, а я там ещё не был. Так и поехал. Тем более что давно хотел.

– Вы работали вместе с Григорием Шалвовичем Чхартишвили над созданием сайта www.akunin.ru? Общение с японистом Акуниным повлияло на ваше решение?

– Я читал про Японию у Акунина, но с Чхартишвили мы говорили о ней только после моей поездки. Накопленного за жизнь любопытства было вполне достаточно, чтобы захотеть посмотреть незнакомую ещё страну.

– Доводилось ли вам ранее общаться с коллегами-дизайнерами из Японии?

– Увы, не приходилось. Но моё знакомство с японским интернетом производит на меня удручающее впечатление. Подавляющее большинство японских сайтов ужасающе плохого качества. Просто удивительно – особенно на фоне потрясающего японского графического дизайна, оформления книг и упаковок. Японские сайты своей безобразностью напоминают провода, висящие макаронами на электрических столбах в японских городах.

– Чего вы ожидали от этой поездки? Вообще, что такое Япония с точки зрения веб-дизайнера?

– Я ехал убедить себя, что японцы – не марсиане из рассказов Брэдбери. Убедил. С точки зрения дизайнера Япония – смесь восточных традиций с американской коммерцией. По крайней мере именно такое впечатление производят крупные японские города.

– Что вам больше всего понравилось или, наоборот, не понравилось в Японии и в японцах?

– Я был только в Токио, Киото, Осаке и Ниигате. За неделю моего путешествия ничто не заставило меня о чём-то переживать. В основном, одни только приятные впечатления и масса наблюдений для копилки знаний.

– Что из увиденного за эти семь дней больше всего вас потрясло?

– Больше всего меня поразил токийский вокзал, когда я на него приехал из аэропорта. Точнее, даже не сам вокзал, а количество одновременно перемещающихся поездов разных эпох. Пять минут я стоял на перроне в трансе, а потом уже ничего меня так не впечатляло. К необычному быстро привыкаешь.:)

– Как вам кажется, повлияла ли на вас эта поездка? Услышим ли мы её отголоски в ваших дальнейших дизайнерских проектах?

– На меня поездка в любое новое место оказывает большое влияние. Развивает культурную толерантность, если хотите. Япония оказалась очень важным недостающим куском в моём культурном образовании. Свои впечатления о поездке я опубликую.

– Замечаете ли вы проявления «японскости» в Москве?

– Переименование чебуречных в суши-бары мне японскостью не кажется. А больше никакого японского влияния я в городе не замечаю. К сожалению. Например, Москве не помешал бы запрет на звонки мобильных телефонов – для начала в кинотеатрах, ресторанах и общественном транспорте.

…лет спустя: http://www.tema.ru/travel/japan/:)

Ирина Линдт, актриса (интервью 2003 года)

Родилась в Алма-Ате в 1974 году. Школу закончила в Германии, по месту службы отца. По окончании школы вернулась в Алма-Ату, поступила в университет на факультет журналистики. Параллельно занималась в консерватории на отделении классического вокала и в театральной студии. В 1992 году поступила на актёрский факультет Высшего театрального училища им. Щукина. В 2000 г. получила актёрский грант на стажировку в Италии. Одна из самых востребованных актрис Театра на Таганке. Много снимается в телесериалах.

Добрая традиция проникновения русского искусства в японскую театральную среду продолжается: в начале лета 2003 года в Москве был сыгран спектакль «Сирано», поставленный известным японским режиссёром Тадаси Судзуки. Все роли в нём исполняли японцы и японки. Кроме одной. Звезда японской сцены, актриса московского Театра на Таганке очаровательная Ирина Линдт рассказывает нам свою «японскую историю».

– Ирина, летом этого года вы стали известны как единственная европейская актриса, сыгравшая главную роль в сугубо японском спектакле – одна среди японцев. Как вы попали в этот проект, как попали в Японию?

– Полтора года назад Театр на Таганке был в Японии на гастролях со спектаклем «Марат и маркиз де Сад». Это происходило в рамках ежегодного театрального фестиваля в Центре исполнительских искусств в Сидзуоке. Через полгода нас пригласили снова – спектакль так понравился, что мы даже декорации не стали оттуда забирать. И вот когда мы были там во второй раз, ко мне подошла переводчица господина Судзуки и сказала, что он предлагает мне поработать в его проекте.

– Колебаний не было?

– Нет, не было. Во-первых, в Театре на Таганке у меня только один спектакль, всё остальное время я занята за пределами театра. Во-вторых, в Японии я была уже второй раз, видела Судзуки, видела его тренинги, и какие после этого могли быть колебания? Речь шла о работе со всемирно известным режиссёром, сильнейшим теоретиком театра, мастером, который придумал свою систему подготовки артистов – своеобразным японским Мейерхольдом.

А система Судзуки довольно сложна: это и особый способ передвижения, подачи голоса, модуляции, и специальные психофизические тренировки каждый день, и свой, особый подход к работе. Я, конечно, не представляла, что это будет так сложно. Дело в том, что актёр со стороны не может играть в спектаклях Судзуки, если не пройдёт этот очень специфический тренинг. Иначе он будет казаться белой вороной.

Я дала принципиальное согласие, велись переговоры, и через полгода мне предложили пройти этот тренинг и сыграть Роксану в спектакле «Сирано де Бержерак». В апреле я уехала в Японию, занималась и репетировала там три месяца, потом состоялась премьера, мы сыграли там четыре спектакля, а летом привезли его в Москву на Чеховский фестиваль.

В японском спектакле

– В Японии вы на каком языке играли?

– Все – на японском, я – на русском.

– Почему не на японском, как все?

– А зачем? Во-первых, можно и на японском, но смысла никакого нет. На Западе это распространённый способ, когда все артисты играют на родном, а приглашённый – на своём языке. Во-вторых, это укладывалось в концепцию Судзуки, который хотел, чтобы Роксану играла именно европейская женщина. Японец – Сирано, европейка – Роксана, французский драматург, «Травиата» Верди, звучащая в спектакле, – всё это наводило на мысли о том, что у искусства нет национальности. К тому же «Сирано» все так хорошо знают, что его не надо переводить.

– Вам пришлось пройти и курс той самой загадочной системы подготовки актёров, чтобы сыграть в спектакле?

– Да. Я знала кое-что об этой системе, начала читать книгу Судзуки «The Way of Akting», правда, на английском языке (не существует русского перевода, к сожалению), где он рассказывает о системе. Это очень интересная вещь. Он пишет о том, что ему смешно наблюдать за тем, как японские артисты играют Шекспира или Чехова. Судзуки считает, что Чехова лучше всего играют русские, а Шекспира – англичане. У японцев специфическое строение тела: удлинённое по сравнению с европейцами туловище, более короткие ноги и руки, – и на сцене это нередко выглядит нелепо. Основа его системы – энергетический театр. Энергия способна сделать из маленького человека большого, из коротких ног – длинные и так далее. Человек, который заполняет пространство своей энергией, смотрится совсем иначе. Это действительно так!

Наиболее близкое к этому наше понятие – актёрское обаяние. Судзуки же разработал систему, позволяющую добывать эту энергию из себя. Животная энергия заложена в каждом человеке, и эта энергия (энергия мышц, жировых отложений) как бы сублимируется в эстетическую и направляется в зал. Упражнениями, которые позволяют этого эффекта достичь, мне и предстояло заниматься. К этому надо добавить максимальную концентрацию, не позволяющую артисту отключаться от начала до конца спектакля. Ведь как часто бывает? Ты говоришь монолог о любви в сто пятидесятый раз, а сама думаешь: «Ёлки-палки, а я утюг выключила?» Это отсутствие концентрации, недопустимое по системе Судзуки. Добавьте сюда специальные упражнения, тренирующие голос, и особую ходьбу, которой существуют несколько способов: на согнутых коленях, на внутренней стороне стопы, на внешней, носками внутрь – очень много. Плюс правильная резкая остановка и фиксация.

Чем это отличается от нашей актёрской системы? У нас, если актёр в настроении, он хорошо сыграет, а завтра у него плохое настроение – он и сыграет плохо. У Судзуки это невозможно, у него есть конкретные рецепты, как этого избежать, и для этого нужна ежедневная тренировка.

– Ирина, а можете описать какое-то упражнение?

– Ну, например, очень популярны упражнения с деревянными мечами. Сейчас покажу, как тренируется подача голоса. Вот, у нас тут как раз есть зонтик большой, я беру его как меч, и резко, на максимальной скорости разворачиваюсь с ударом, как будто разрезаю противника. Надо застыть в конечной фазе так же резко, никаких болтаний, полная концентрация и ощущение центра тяжести! Всё это с резким выкриком: «ХО!» Потом в обратную сторону. При этом важно удержать равновесие и голосовую позицию.

Есть очень интересное упражнение «статуя». Вот я в согнутом виде, в расслабленной позиции, вдруг – резкий удар бамбуковой палкой по полу, и надо вскочить и застыть в какой-то непростой позе, символизирующей что-то, – надо стать статуей. Очень сложно это делать на одной ноге. Если ты о чём-то думаешь, то достичь этого просто невозможно. Только полное отрешение и полная концентрация! Картина фантастическая, когда смотришь на тренировку и видишь актёров, застывших в самых невообразимых позах и не то что не шевелящихся, но даже не моргающих. Полное ощущение, что это действительно статуи. Поначалу это очень трудно, но, занимаясь каждый день, потихоньку начинаешь замечать, что становишься более подвижным, тренированным, мобильным.

Ещё раз сравню: как мы готовимся к сцене? За полчаса начинаешь ходить, накачивать себя, кто-то даже выпить может. Представьте ситуацию, что вы в тёмной комнате и вокруг противники, которые хотят вас убить. Если так готовиться, то убьют обязательно – и наоборот: если максимально сосредоточиться, сконцентрироваться, то будешь слышать стук сердца каждого из противников и будешь неуязвим. Наверняка, все эти упражнения взяты из боевых искусств, но ведь Судзуки – японец, им это близко, и естественно, что эти системы применяются и в театре.

– Вы сейчас продолжаете практиковать эти упражнения?

– Как только у меня есть время, да, я к этому возвращаюсь. Не получается, к сожалению, делать это каждый день. Там мы жили, как в лагере, а здесь то одно, то другое – стили жизни разные. Но, как только появляется возможность, я берусь за дело, потому что ощущаю конкретную от этого пользу в своём ремесле. Это может многому научить. В русской театральной школе, например, очень плохо поставлена сценическая речь – всё вроде объясняется, но ничего не практикуется. А ведь голос для актёра в театре – первое дело. Нужны занятия со студентами каждый день, нужны упражнения, чтобы появился мощный хороший голос – ничего этого нет. У нас навык появляется годам к пятидесяти, а хочется ведь и пораньше играть хорошо. Система Судзуки позволяет такие пробелы ликвидировать. Вот я и тренируюсь, делаю упражнения, укрепляю голос – этим занимаюсь особенно много, есть у меня меч, есть кассета, где эти упражнения записаны под национальную музыку.

– Не пробовали коллег приобщить?

– Недавно Юрий Петрович Любимов набрал в ГИТИСе курс артистов музыкального театра, которые параллельно играют в спектаклях Театра на Таганке. Он предложил мне вести у них тренинг и даже получил на это разрешение от Судзуки, но лично мне это кажется невозможным – мы слишком циничные, мы не уважаем себя и других. В Японии артист, приглашённый работать в европейскую страну к европейскому режиссёру, стал бы национальным героем, а у нас… реакция традиционная: «Ну, конечно, она не может так, как японцы». Но ведь если бы это было так, он бы меня и на сцену не выпустил, тем более что у меня была японская дублёрша.

Ну и ежедневный тренинг нужен, а раз в неделю – какой в этом смысл? Хотя у многих такое желание есть, но нужен японский подход. Там ведь всё иначе, в том числе в искусстве.

Театр у них вообще вещь довольно странная. Он не пользуется особым успехом, у них нет специализированных театральных вузов, какой-то славы особой тоже нет. График работы в этом Центре в Сидзуоке, с нашей точки зрения, чудовищный. Актёры не имеют права объединяться в профсоюзы, протестовать, собираться больше двух человек вместе. Вспомогательные цеха – световые, звуковые, бутафорские – не имеют права контактировать между собой, никто не имеет права заводить личные отношения в театре. Официальный рабочий день – с десяти утра до десяти вечера. Полчаса перерыв днём, час – вечером, но если нужно, они могут работать практически непрерывно. При этом зарабатывают они… нормально. Они не нищие, но и не процветают. Одним словом, работают не из-за денег и не из-за славы – это фанатичный труд, это тяжелейшая работа. Первое время я думала, что не выдержу, уставала так, что валилась с ног. Но потом привыкла, втянулась.

Японские актёры могут выполнять абсолютно любую работу, если надо. Они могут быть буфетчиками, монтировщиками, водителями – у всех есть водительские права. Я в этой обстановке смогла отличиться только тем, что в каких-то элементарных ситуациях находила несложные решения, о которых они почему-то до меня не догадывались. Периодически они удивлялись моим решениям: «Э-э, сугой!» – классно! Ну, они немножко по-другому настроены. Они работают больше, а у нас смекалка есть, в нас много… живости.

– А как вам жизнь в Японии? Что больше всего понравилось?

– Мне там понравилось в принципе. Люди хорошие, работать с ними просто идеально. Понравилась пунктуальность: если электричка в 48 минут – значит, она будет в 48 минут, а это важно, у нас совершенно невозможно рассчитать дорогу. Понравилась, конечно, чистота, красота, кухня очень хорошая…

Настоящая японская кухня

– А здесь не пробовали японскую кухню?

– Пробовала, но после Японии это смешно. Страна, конечно, непростая, но у них существует своя гармония, свой стиль. Жить там я не смогла бы, но я не уверена, что смогла бы жить и в какой-нибудь европейской стране. У меня японцы вызывают уважение – вот верное слово.

…лет спустя: К сожалению, пока японский опыт Ирины ограничился спектаклями Тадаси Судзуки. Впрочем, разве этого мало – если есть концентрация?