Текст книги "Родина простит. Невыдуманные рассказы"

Роза

Роза, жилистая, как спринтер, башкирка, всегда приезжает со своим столом. Как она его без машины таскает по Москве? В столе есть овальная дыра для лица. Роза – массажистка. Смотреть в дырке особенно нечего, но это и не важно – вдохновенно сопя носом, Роза мнет спину, и постепенно начинается улет. Одна беда – телефон. Боясь пропустить работу, Роза всегда отвечает на звонки и, ловко прижимая «Моторолу» плечом, продолжает делать массаж. Но – слабнут ее пальцы, не сопит нос, а из моих глаз исчезают диковинные цветы и образы. Вот опять. Кажется, муж.

– Ну зачем ты сейчас об этом? Ну давай! Давай! Устрой меня реализатором в ларек. Я буду сидеть там сутками, банчить палёнкой и писить в ведёрко. Зато ты сможешь меня проверять!

Она какое-то время слушает или делает вид, что слушает. Впрочем, это ей быстро надоедает.

– Мне некогда – у меня клиент. Что значит – какой?

Отставив телефон, Роза больно щипает меня за бок:

– Сань, а ты миллионер?

Вынув лицо из дырки, я быстро вру:

– Да, конечно! Несомненно! – и падаю обратно.

– У меня клиент, – продолжает Роза, – американский миллионер.

И вдруг через секунду:

– Да пошел ты сам на хуй!!!

Телефон-раскладушка с треском захлопывается. И вновь надо мной сосредоточенно сопит нос, и я шагаю по желтой кирпичной дороге к изумрудному горизонту.

Заканчиваются 90-е…

Дом в Ялте

Сашка Лагода в советское время заведовал валютным баром на 14м этаже Ялтинской гостиницы «Интурист» и жил как сыр в масле, ну или примерно как второй секретарь горкома партии. Рассказывал мне о невероятных и совершенно, в глазах советского человека, невинных схемах с избыточным льдом, с разбавлением фирменного Мартини отечественным Вермутом, с выдачей валютному клиенту сдачи рублями и о множестве других трюков, позволяющих ему зарабатывать иногда до трехсот рублей за смену. Жил Сашка весело, аморально, интересно и комфортно. Летал на выходные в Москву и Ленинград и вообще позволял себе многое, о чем рядовой совслужащий и подумать не смел. Возможно кто-нибудь из читателей даже встречался с ним – в Ялте, в определенных, как говорится, кругах, он был известный человек. Общение с иностранцами его несколько развратило – захотелось большего, а именно – свалить. В середине 80х, оформив фиктивный брак, Сашка выезжает из СССР и вскоре образуется в Лос Анжелесе.

– А чего ж ты просто на круизное судно не перешел барменом? Ушел бы себе тихонько в загранпорту…

– Невозможно. Все понимали, что круче моего места во всем Крыму нет. Человек просто не может уйти оттуда сам! Если он выражает такое намерение – значит нужно его хватать и колоть, хватать и колоть…

И смеялся весело, вспоминая то сладкое времечко.

Постолимпийский Лос-Анджелес загнал его в депрессию. Это было совсем не то, что рисовалось в воображении и уж точно не то, что Сашка имел в Ялте. Беда была еще в том, что ничего особо ценного вывезти ему не удалось – он не разбирался в искусстве, не был коллекционером, даже в ювелирке толком ничего не понимал. В Ялте у него осталась значительная сумма, но увы – в советских рублях.

Он решил копить деньги и устроился в лимузин-сервис. Сколько я его знал – своего угла он не имел никогда и все время делил квартиры с какими-то мутными персонажами. Экономил. Как только союз нерушимый треснул – Лагода поспешил в Ялту. Здесь он быстро восстановил документы и прописался в свой старый частный дом на улице Ленинградской в Гурзуфе. Начал строительство. Теперь он жил на две страны. Зимой без сна и отдыха гонял лимузин в Лос-Анджелесе, а весной летел на свою стройку. А строил он уже и не дом, а мини-отель на пять номеров. За месяц-полтора до вылета он отправлял сам себе сорока или двадцатифутовый контейнер с самыми разнообразными предметами – от стройматериалов до чисто декоративных безделушек, выторгованных на гараж-сейлах. Очень любил это время и это занятие – загружать свой контейнер. Ходил торжественно важный, хвастался покупками, думал о будущем.

Все эти годы настойчиво приглашал в гости, но я представлял себя у бетономешалки и отшучивался как мог. Стратегически выжидал. И прилетел на открытие – первым жильцом, да ещё друзей позвал из Одессы, из Москвы, из Екатеринбурга…

Невероятную красотищу он там отстроил – три уровня над морем, всё новое и даже бассейн. Абсолютно фантастический, открыточный вид! Две большие террасы одна над другой, неплохо сделанные номера-квартиры, тишь и приватность. Один номер двухэтажный с джакузи и кухней – в нем я и загнездился. Все сооружение висело на железных сваях. Ни справа, ни слева, ни внизу и ни вверху не было никаких соседей. То есть, где-то они, конечно, были, но за густой зеленью ничего не было видно. Ночью отрывались и смачно падали на землю перезрелые ягоды алычи – Саша их подбирал и делал какой-то удивительный компот – слегка подбродивший, с привкусом бражки. Хорошо охлажденный, тот компот вызывал настоящую зависимость – мы все ходили с большими стаканами этой мутноватой жидкости. Иногда местный рыбак приносил ведро ракушек – мы вываливали их в чан, бросали туда три пачки масла и соль. Получалось вкусно, но вскоре приелось и мы прекратили покупать гадов. Вечерами усталое солнце медленно катилось по Медведь горе прямо в море, снизу из Артека доносились какие-то детские хоровые пения и нужно было решать – оставаться в этом благолепии или поехать за приключениями на набережную в центр? А купаться мы ходили в самый Артек – только на бетонный пляж что справа, где нет детишек. Лагода за невеликие деньги где-то раздобыл четыре бланка артековских пропусков и аккуратно заполнил их на несклоняемые фамилии, чтобы, значит, могли пользоваться его постояльцы обоих полов. Я стал Шапиро. Да и не очень-то там проверяли, если честно. Охранники в синих ментовских рубашках за несколько гривен даже поднимали нас обратно к проходной на своих мотороллерах – после моря, вина и кебаба шагать в горку пешком – сами знаете.

У Сашки был комфортный вэн Хонда и Мини Купер – обе машины с калифорнийскими номерами, но никогда ментов это не беспокоило, а если и волновало где-то на дороге – то недолго и недорого. Жизнь моего приятеля была прекрасна – она по качеству почти вернулась в старые добрые совковые времена. Даже его пёс Кузьма, везде ходивший за ним по пятам, научился на солнце делать мордой подобие улыбки. Однако, на крымском горизонте, как в старом кино, уже зловеще поднимались пылающие цифры «2014».

Оккупацию он принял с детским ликованием, как многие из тех, чьи лучшие годы упали на СССР. Но никому не дано вернуться в молодость. Новая власть, которой он так наивно радовался, первым делом попросила растаможить машины «в белую» – это вмиг сожрало все его денежные запасы. Сашка сразу протрезвел. Затем, в конце 2015го, самозастройщикам было объявлено, что близко прилегающие земли являются территорией Артека – всем построившим в округе дома было предложено освободить строения и получить компенсации или скромные квартиры по разнарядке. Сашка не сдался и принялся писать письма в администрацию Путина, создавать протестные группы из таких же как он – да что толку? Он пребывал в таком жутком отчаянии, что звонил мне в то время буквально через день. Помню я пытался шутить:

– Ну а на пляж-то пускают по «нашим» пропускам? Шапиро я ещё или нет?

– Забудь! Артек теперь охраняет …Нацгвардия.

Больше я, понятно, в Крым никогда не ездил. Сашка же принялся судиться с властями за свою шикарную фазенду и …выиграл суд! Единственный из трехсот заявителей откусал свой клок земли! Он очень нервничал, снимал какие-то протестные видео – их до сих пор можно найти в сети, терзал адвокатов и сам мучился. Года три назад помер его верный пёс и Сашка поехал за щенком в Киевский питомник. Остановиться решил у знакомых по прежней жизни, людей далеко не бедных – свой диагностический центр имеют. Хоть ничего у Сашки не болело, он решил сдать анализы и отсканироваться – ну раз уж бесплатно.

Лимфома!

Диагноз Сашу не сломил – видно бесконечная битва с новыми властями закалила его. От лечения он отказался, вернулся к себе в Гурзуф и принялся долбить меня заказами разных трав и эликсиров. Я все аккуратно скупал на амазоне – особенно много посылок было из Австралии, и переправлял ему. Чувствовал он себя нормально и ни разу не пожалел о том, что отказался от химии. В конце апреля прислал мне на телефон пасхальные картинки с вербой и пожеланиями здоровья, а 8 мая умер. Умер в своем, не отнятом пока, доме с видом на Черное море и Медведь-гору.

Дальше события стали развиваться стремительно. Все его постройки немедленно обмотали лентой и удивительно быстро снесли и даже съезд с дороги к дому заложили очень красивой каменной стеной – словно ничего там и не было. Под бульдозер ушло все, что он с такой любовью строил. Вся плитка и сантехника, мебель и декорации – всё, что он здесь в ЛА покупал, аккуратно складировал в контейнеры и отправлял домой в Ялту.

Нет больше ни Сашки, ни дома его в Гурзуфе на Ленинградской улице.

А я все не могу избавиться от мысли, что если бы не аннексия, если бы новая власть не высосала из него всю кровь и нервы – жил бы и сегодня приятель мой в такой приятной украинской бардачной расслабухе. Щурился бы на крымское солнышко, да подбирал по утрам павшую алычу на компот. Кто знает?

Да никто, пожалуй, и не знает…

Кот

Желтые кошачьи глаза смотрят с осуждением – человек должен ночью спать, а не патрулировать дом, держась за шею и слушая пульс: вот удар пропущен… вот два подряд. Из спальни в прихожую, потом в кабинет и назад в спальню. Ну, иногда на кухню – но там пол холодный. И вот однажды хозяин умирает: останавливается, делает шаг назад и падает спиной в ворсистый ковер, раскинув руки, как Леонардовский человек в круге, только одной ноги не видно.

А как же кот? – спросите вы.

Его, конечно же, забрали в приют, в animal shelter. Но вот беда – никто его не хочет! Кот диковат – я ж его в парке подобрал. Не урчит и гладиться не дает – ну кому нужен кот без этих двух важнейших навыков? Был бы я жив – рассказал бы, как он галантен, как умеет здороваться, ткнувшись лбом в ногу, какой он гордый и независимый, наконец. Но меня нет – и кота не берут. Вот и тридцать дней прошло – пора его усыплять. (Усыплять!!! Как будто можно будет потом разбудить…)

Но не поднимается у них шприц на молодого и красивого кота – ему дают еще 10 дней. Тетушки-волонтерки напяливают на беднягу яркий жилетик на липучках с надписью adopt me и везут в торговый центр, где снуют тысячи людей. Тут происходит невиданное – он на руках у девочки в очках, она что-то шепчет ему на ухо, и кот даже не вырывается! Но нет – вздрогнул, гад, и сиганул, расцарапав ребенка своей мощной задней лапой. Слезы. Пластырь. Скандал.

…И вот через сорок дней я встречаю своего друга. Его желтые глаза похожи на фары скорой помощи, прорывающейся сквозь туман. Он немного прихрамывает и лижет бок, куда вкололи этот препарат, вызвавший паралич безвинного кошачьего сердца.

Вот сейчас… сейчас он подойдет ко мне и ткнется лбом под коленку.

Здравствуй, кот…