Текст книги "Клоун"

Александр Иванович Куприн
Клоун
Пьеса в 1 действии

Действующие лица

Клоун Рембо.

Эмма, его жена.

Энрико, их сын, наездник.

М-lle Ольга, наездница.

Директор.

Конюх.

Доктор.

Полицейский.

Зрители, молодые люди в формах учебных заведений, артисты, атлеты и пр. Действие происходит в уборной цирка.

Явление первое

Рембо в клоунском костюме гримируется перед зеркалом, сидя. Около другого зеркала стоит Энрико, готовый к выходу. Мать зашивает на нем рукав куртки. За кулисами оркестр играет испанский мотив. Рембо и Энрико насвистывают. Музыка кончается. Аплодисменты. Пауза.

Энрико (поет романс Тости).

 
Сердце мое болит, исходит кровью,
Смерти недолго осталось мне ждать…
 

M-lle Ольга (вбегая, продолжает).

 
Недуг ужасный мой зовут любовью…
 

Рембо и Энрико (вместе). Браво, браво, браво, браво! (Аплодируют.)

Рембо. Накинь плащ, Ольга. Ты совсем разгорячена. Проклятая уборная, изо всех щелей дует.

На сцене аплодисменты.

Ольга (Энрико, который накинул ей на плечи бурнус). Merci, мой милый. Сегодня было весело работать. Цирк битком набит. (Ставит ногу на стул и поправляет башмак.)

Эмма. Праздник.

Рембо. Подождите, дети мои. Когда вы женитесь, мы будем работать вчетвером, и у нас будет свой собственный цирк. Сначала, конечно, небольшой, полотняный… маленькое шапито… а потом, – почем знать? – может быть, и каменный…

Директор (в дверях). Mademoiselle Ольга, на манеж!

Ольга выбегает, сбросив бурнус.

Рембо. У вас будут собственные лошади, маленькие пони, верблюды и ослики. Эмма станет показывать высшую школу езды, а я буду служить у вас клоуном… Ольга отличная артистка…

Эмма (сыну). Не вертись же так, Энрико. Не вертись, я тебе говорю. Я уколола себе руку. Ты такой нетерпеливый.

Рембо. Да. Мальчик живой. Послушай, Энрико, какой я выдумал трюк. Понимаешь, твой номер кончается, оркестр перестает, а я сижу в оркестре и все продолжаю играть на дудочке. Шталмейстер говорит: «Господин клоун, здесь нельзя играть. Если хотите работать, сойдите на манеж». Я точно не слышу. Он подымается наверх, но я бегу вдоль лож, подымаюсь на граден и опять вниз в партер. Но вдруг шталмейстер кричит: «Постойте, господин клоун, постойте! Посмотрите!» Показывает на полицейского. А я вдруг – хлоп! – в обморок. «Господин клоун, что с вами?» – Что? Я подох.

Ольга (входит. За ней конюх несет букет и футляр). Ну, слава богу, отделалась. Нужно будет непременно сказать директору: ужасно фальшивый галоп у лошади, все сбивается на левую ногу. Просто надоедает. Посмотри, Энрико, какие подарки. Правда, мило?

Энрико не глядя насвистывает, оканчивая костюм. Эмма ему помогает.

Отчего же ты не хочешь поглядеть? Фи, как это нехорошо, Энрико!

Эмма. Покажите-ка мне, Ольга. Нет, право, недурно. Шесть рубинов и брильянтики. Посмотри же, Энрико.

Энрико. Я в этом ничего не понимаю. Ну да, браслет как браслет. Это тот помещик подарил?

Ольга. Конечно, он. Кому же еще?

Энрико (сухо). Ты хочешь, чтобы я поздравил тебя? Поздравляю!

Ольга. Ну вот, что опять за глупости. Человек, который похож на таракана… а ты даже к нему ревнуешь. Стыдно тебе!

Рембо. Дети мои, не ссорьтесь. Успеете нассориться, когда будете мужем и женой.

Энрико. Неизвестно еще, будем ли.

Рембо. Сын мой, ты глуп.

Ольга. Нет, милый Энрико, ты подумай только. Я, конечно, могла бы отказаться. Но зачем обижать человека без причины. Ведь он мне подарил это не как женщине, а как артистке.

Энрико. Неправда. Он постоянно трется в уборной и за кулисами и щиплет фигуранток из кордебалета. Когда он говорит с тобой, у него гадкие глаза. И потом: какую чепуху он говорил тебе о твоих ножках и еще о чем-то! Противно было слушать… Merci, мама. (Отходит, но, вдруг вернувшись, целует с особой нежностью руку у матери.) Merci, милая мама… А ты слушала и улыбалась. Ты! Моя невеста!

Рембо. Энрико, ты глуп. И ты сам хорошо знаешь, что артисткам нельзя отказываться от подарков. Поди спроси хоть у директора.

Ольга (в стороне). Энрико, поди сюда. Поди, я тебе скажу два слова. (Тянет рукой.) Иди же!

Энрико. Ну! В чем дело?

Рембо. Сейчас они поцелуются, и конец. И прекрасно.

Ольга (обнимает его за шею. Тихо). Милый мой Энрико, когда я думаю о твоей любви, мне всегда бывает так хорошо, так тепло! Я ночью проснусь, вспомню о тебе и засмеюсь от радости.

Энрико (целует ее). Извини меня.

Ольга. Слушай. Я назначила день нашей свадьбы через месяц. Хочешь через две недели?

Энрико. Ольга! Прелесть моя!

Ольга. Мне стыдно признаваться, но у меня нет больше терпения ждать. Если бы можно было через неделю!

Рембо. Не шепчитесь так громко, дети. Я все слышу.

Энрико. Мы с тобой будем так счастливы!

Ольга. Так счастливы! Так счастливы! Дорогой мой, я пьянею от любви… Мы оба с тобой такие молодые, сильные, красивые. Слушай, ты давно меня просил… Хочешь – приди сегодня ко мне. Ты проводишь меня домой и останешься у меня. И мы всю ночь будем говорить о нашей любви. О нашей любви…

Энрико. А ты хочешь этого?

Ольга. А ты?

Энрико. А ты?

Ольга. Хорошо. Поцелуй меня еще раз.

Рембо. Друзья мои, не довольно ли? На какой лошади ты сегодня работаешь?

Эмма. Да. На какой?

Энрико (весело). Право, не знаю. Не все ли равно? Кажется, Альказар.

Ольга (пылко). Ну что, разве я не правду говорила, что мы имеем право нарушить контракт? И я вот еще раз говорю, отец, что это не директор, а какой-то барышник, цыган. Альказара надо было уж давно продать татарам… Он бьет задом и кусается. (Кричит в дверь.) Конюх, конюх!

Энрико. Перестань, Ольга. Это смешно.

Рембо. Да.

Конюх. Что прикажете, барышня?

Ольга. Подите взгляните в расписание. На ком работает monsieur Энрико?

Конюх. Я знаю, барышня. Я сам седлал. На Альказаре.

Эмма. На Альказаре!

Ольга. Опять эта лошадь!

Рембо (спокойно). Эмма, я тебе сто раз говорил, чтобы ты никогда не смела так глупо кричать. Советую то же самое и тебе, Ольга. (Конюху.) Можешь идти.

Энрико (смеясь). Ольга, душа моя. Кричи сколько хочешь, но, ради бога, не волнуйся за меня. Великолепный жеребец – сильный и красивый. По крайней мере, не деревянная лошадь.

Ольга. Прошлый раз он закинулся.

Энрико. Пустяки. В Киеве у Готфруа было хуже. Помнишь, отец, эту серую кобылу… (Щелкает пальцами.) Как ее?.. Английское имя…

Рембо. Дэзи.

Энрико. Да, Дэзи. Ужасно капризная была тварь. Я тогда работал жокея и делал на нее прыжки. Сначала в мешке, а потом с кипящим самоваром. И как-то нечаянно уронил на лошадь самовар и облил кипятком… А она сразу через барьер и на публику… Сумасшедшая. Страшный был переполох.

Рембо. Сын мой, не хвастайся удачей. Этого не следует делать.

Директор (в дверях). Энрико, на манеж. Поздравляю, mademoiselle Ольга.

Энрико. All right![1]1
  Отлично! (англ.)


[Закрыть] Отец, передай рейтпейч.

Рембо. Allez![2]2
  Здесь: держи! (фр.)


[Закрыть] (Бросает ему хлыст.)

Энрико (ловит). Норр![3]3
  Гоп! (фр.)


[Закрыть] (Подходит к Ольге.) Ольга! Прекрасная моя Ольга! Ты не шутила надо мной? Не смеялась?

Ольга… О милый, конечно, нет. Я так тебя люблю, так люблю!

За сценой вальс.

Энрико. Теперь я совсем спокоен. Мы будем с тобой целоваться целую ночь. Да?

Ольга. Да, милый, да, да… Ты проводишь меня из цирка.

Директор (в дверях). Энрико, allez![4]4
  Здесь: выходи! (фр.)


[Закрыть]

Энрико бежит к двери.

Эмма (внезапно). Энрико, постой на одну секунду.

Он возвращается. Мать крестит и целует его.

Энрико (добродушно). Ну, что за нежности, мама.

Ольга. Энрико, а со мной. (Целует его, а потом его руку.) Прощай.

Энрико убегает, за сценой вальс. Пауза.

Посмотрите, мама, какой хорошенький браслет. Не правда ли? (Надевает браслет.) Но я его не буду носить. Я велю сделать из него для Энрико кольцо или брелок к часам. Рубин – это наша любовь, а брильянты – наше счастье.

Эмма. Дурочка.

Ольга. Ах, мама, мне так весело сегодня. Мне ужасно весело! Я хочу танцевать. (Кружится по уборной в такт вальсу.) Я хочу танцевать, хочу петь, хочу плакать от нежности. (Останавливается.)

Пауза.

Нет… мне что-то не хочется танцевать. Я устала. Отец, почему я устала?

Рембо. Устала, и все тут.

Ольга. Отец, я пойду переоденусь, а в антракте вернусь, и мы пойдем вместе. Хорошо? Энрико меня проводит. Да?.. Отчего я вдруг так устала? (Ушла.)

Явление второе

Рембо. Какая милая девочка! Но все-таки я скажу, что женский ум – это нечто такое, чего мужчина не может себе вообразить. Смотрите, сколько вы обе наделали глупостей. Энрико смелый и ловкий мальчик. Это всякий скажет. Шести лет он начал работать без лонжи. Заметь, у него не было ни одного неудачного падения.

Эмма. А когда он разрезал себе руку?

Рембо. Это был пустяк. Так, царапина. Но я вот что хочу сказать. Конечно, Альказар – скверная лошадь, но зачем же об этом говорить мальчику перед выходом? Я уверен, что Альказар ему ничего не сделает, – лошади уважают людей смелых, – но зачем же волновать мальчика, когда он идет на манеж?

Эмма. Не сердись.

Рембо. Нет, нет, я не сержусь. Я вовсе не сержусь. Во-вторых: девочка вдруг говорит ему «прощай». Прощаются только перед смертью.

Эмма. Я ведь не виновата, что ты не в духе.

Рембо (жонглируя двумя шарами). Повторяю же, что я не сержусь. Ну, затем, в-третьих: мальчик идет на манеж, ты его возвращаешь, чтобы перекрестить. Конечно, это прекрасно и трогательно. Но ведь ты раньше этого не делала? И кроме того, есть такая примета: если воротить человека, идущего на дело, то это верный признак неудачи.

Эмма. Суеверие.

Рембо. Да, конечно, суеверие. Однако джеттатура, которую ты носишь, – тоже суеверие. Ну, чем поможет тебе эта коралловая ручка?

Эмма. Позволь, я тебя застегну. (Помогает ему одеться.)

Рембо. Merci… Ты говоришь: суеверие, суеверие, однако ты помнишь, как несчастный Бенедетти сказал утром: «Я не вернусь».

Эмма. Да.

Рембо. И сорвался с турника… А впрочем, довольно, старуха… Не нужно печальных мыслей. Ты знаешь, что я еще придумал для своего выхода? Понимаешь: выбегаю с дудочкой на манеж и кричу: «Я плисол, я плисол, я плисол»…

Музыка перестает. Оба настораживаются, слышны аплодисменты.

Эмма. Ах!.. Что это?

Рембо. Ничего не случилось. Энрико сидит теперь на Альказаре боком и улыбается дамам. Ты знаешь, кого мне напоминает наш мальчик? Покойного Блондена.

Эмма. Я то же самое хотела сказать.

Рембо. Правда. Как часто мы с тобой говорим одни и те же слова. Кстати, мы говорили о приметах. Ты знаешь, есть такая смешная примета: если два человека в одно и то же время сказали одно и то же слово, то нужно взяться за мизинцы и что-нибудь задумать – непременно исполнится.

Эмма (протягивая руку). Ну!

Рембо (смеется). Что ты задумала?

Эмма. А ты что?

Рембо. Нет, ты скажи первая.

Эмма. О мальчике?

Рембо (смеется). Конечно, о мальчике.

За сценой оркестр играет польку.

Ты напрасно за него беспокоишься. Он сильный и ловкий и, я думаю, удачливый.

Эмма (робко). Отчего ты тогда не хотел отдать его в училище?

Рембо. Я думаю, что было бы совсем напрасно. Кровь всегда должна сказаться… (Задумчиво.) Я плисол, я плисол… Ты посчитай: у тебя прадед, дед, отец, все цирковые, у меня тоже. Стало быть, по четыре поколения. Это так же верно, как то, что у предков-пьяниц – потомки-пьяницы.

Эмма. Послушай! Я наконец вспомнила.

Рембо. Твой сон?

Эмма. Да. Это было так страшно. Мне снилось, что откуда-то к нам пришли люди, очень много людей, и они что-то несли на руках и прятали от меня. Они закрывались от меня.

Рембо. Что несли?

Эмма. Не знаю. Не могу вспомнить.

Рембо. Ты правда не знаешь?

Эмма. Нет, я не знаю, не знаю… Не спрашивай меня…

Рембо (свистит в такт мотиву). Да, и мне самому сегодня тяжело с утра. Хорошо будет, когда они женятся. Оба они такие славные.

Эмма. Она милая.

Пауза. Музыка перестает играть. Оба вздрагивают. За сценой аплодисменты.

Рембо (кричит). Конюх!

Входит конюх.

Скажи моему сторожу, чтобы вывел из клетки собак. И пожалуйста, чтобы Бишку никто не смел трогать.

Конюх уходит.

Вот видишь ли, Эмма, почему я так уверен в сыне. Смотри, он одинаково ловок на турнике, и в воздушной работе, и на канате. А если будет нужно, из него выйдет прекрасный клоун.

За сценой музыка играет галоп.

Нет, все-таки Ольга была права. Альказара следовало бы застрелить. Лошадь старая и капризная. Знаешь что? Пойдем сегодня все вчетвером ужинать. Покутим немного, мне так радостно глядеть на их любовь.

Эмма. Смотри, не сглазь.

Рембо (смеется). Ничего, – у меня глаза серые. Однако я буду одеваться. Дай мне, Эмма, пальто и все другое.

Эмма подает ему длинное, до пят пальто, смятую шапку, чемодан и пр. Он одевается.

Эмма. Сегодня утром за кофе я разбила чашку…

Рембо. Я тебе куплю новую, еще лучше. И ты к ней так же привыкнешь, как к старой.

Эмма. Можно ко всему привыкнуть… Отчего Ольга вдруг стала такая печальная?

Рембо. Не знаю. Просто устала.

Пауза.

Эмма. Понимаешь, они кого-то принесли… Это я про свой сон… Я в тревоге кинулась к ним… но они отталкивали меня, и все смеялись, так тихо смеялись… и закрывали от меня то, что они несли. Рембо. Что они несли?

Эмма. Не знаю, я не знаю.

Рембо (гневно), Эмма, я тебе приказываю замолчать. Слышишь – замолчи. Я не хочу этого… Я сейчас пойду готовиться к выходу. Собери вещи. И подождите меня после моего номера. Мне нужно будет сказать несколько…

Музыка резко обрывается. Тишина. Потом крики ужаса и шум беготни по коридору.

Эмма (кидаясь к двери). Что случилось? Что такое случилось?! Это он, он!

Рембо (хватает ее за руку). Не смей! Я тебе говорю, не смей… Оставайся здесь!

Эмма. Пусти меня. Это Энрико… Он упал… Пусти меня… Мой сон, мой сон!..

Рембо. Я прошу тебя… Ты его только напугаешь…

Явление третье

Входит большая толпа. Зрители, молодые люди в учебных формах, артисты, в униформе полицейский, директор, потом доктор. Вносят на чьей-то шубе разбившегося Энрико. Он неподвижен.

Голоса. Осторожнее, осторожнее в дверях… Господи, какой ужас. Как она его копытом! Заходите вперед. Тише около дверей… так, так… Опускайте на пол. Тихонько. Осторожно. Ах, бедняга, бедняга!

Эмма. Энрико! Мой Энрико!.. (Наклоняется к сыну и стонет. Рембо около нее.)

Голоса. Пошлите за доктором. Здесь должен быть цирковый доктор. Я видел, как он ударился спиною о барьер. Ужас! Наверно, перелом позвоночника… Господа, наверно, в цирке есть же какой-нибудь доктор… Нет, это настоящее безобразие – выпускать таких лошадей… Это безобразие!

Директор (артисту). Идите, анонсируйте, что ничего опасного нет… Обморок.

Околоточный. Господа, прошу посторонних разойтись. Прошу вас, очистите уборную. Господин студент, будьте добры… Что-с? Извольте удалиться… Господа, ну что вам здесь нужно?.. Вам что-с?

Доктор. Я врач. Состою врачом при цирке.

Директор. Это наш доктор. Доктор, пожалуйте сюда.

Околоточный. Ах, виноват. Пожалуйста… Проходите… Такой несчастный случай… Господа, я вам сто раз говорю: очистите уборную. Осадите!

Голоса. Не имеете права… Сам кричишь.

Околоточный. Михальчук, заметь этого!.. Последний раз, прошу честью, господа… Пожалуйте… пожалуйте…

Постепенно уборная пустеет. Публика с ропотом удаляется, теснимая околоточным. На сцене остаются: Рембо, Эмма, Энрико, директор, два-три артиста, доктор и околоточный.

Эмма. Доктор! Ведь он жив? Скажите скорее… Ах, ведь это мой сын…

Рембо. Тише, Эмма.

Доктор. Тише, мадам. Не волнуйтесь заранее. Положение опасное, но он жив. Нет ли воды? А еще лучше нашатырного спирту или одеколону? Не отчаивайтесь, мадам.

Рембо. Вот одеколон… вода, доктор. (Подает.)

Доктор. Спасибо… Я боюсь, что не все кости в порядке… Сейчас посмотрим… Очень глубокий обморок.

Энрико стонет.

Эмма. О боже мой, боже мой! Энрико! Ой, ой, ой, ой…

Доктор. Не надо, не надо так…

Рембо. Эмма!

Эмма продолжает стонать.

Директор (подходя к двери, кричит в нее). Господин капельмейстер! Давайте!.. Ах, это вы, mademoiselle Ольга! Какое несчастье!

Музыка играет вальс. Рембо снимает пальто, остается в клоунском костюме и в шляпе.

Ольга. Ах! Энрико! Он умер!

Эмма. Мальчик мой! Мальчик мой!

Рембо (берет Ольгу за руку). Ольга… будь тверда. Он только в обмороке.

Ольга. Хорошо, отец. Я буду тверда. Милая мама, он жив… Я вам говорю, он жив…

Доктор. Еще попрошу: нет ли какой-нибудь мягкой чистой тряпочки? И пошлите кого-нибудь в аптеку за бинтом. Спросите: хирургический бинт, ваты, марли.

Рембо (обращается к товарищу-артисту). Антоний, друг, сходите поскорее в аптеку. Вот здесь деньги, около зеркала.

Ольга подает тряпку.

Доктор. Хороша. Рвите ее на длинные полосы, пошире… вот так.

Энрико стонет.

Теперь помогите мне.

Эмма. Мой мальчик! (Склоняется к нему.)

Доктор (нетерпеливо). Да вы же сами ему делаете больно… Ради бога… кто-нибудь… возьмите ее… дайте ей воды… Она мешает мне.

Рембо и другой артист отводят Эмму на сторону. Она тихо плачет.

Вот так… так… Теперь, барышня, помогите мне его повернуть на бок. Я посмотрю позвоночник. Держите руку.

Директор. Рембо, подите ко мне на минутку.

Рембо. Сейчас. (Подходит.) В чем дело?.. Поскорее.

Директор. Рембо, ваш выход. Прошу вас идти на манеж.

Рембо. На манеж? Да что вы говорите!

Директор. Полно, Рембо. Будьте же мужчиной. Будьте добрым товарищем.

Рембо. Вы с ума сошли. Оставьте меня. Поглядите на этих двух женщин. Из чего у вас сделано сердце?

Директор. Вы по контракту не имеете права отказываться… Я возьму неустойку…

Рембо. Берите, что хотите. Отказываюсь. К черту вас вместе с вашим контрактом. Уйдите отсюда! Ну! Слышите? Сейчас уйдите!

Энрико (очень громко). Ольга! (Вздрагивает и вытягивается.)

Ольга. Любовь моя!

Эмма (вырываясь). Пустите меня! Энрико!

Директор (удерживая Рембо за руку). Рембо, послушайте.

Рембо. Уйдите.

Директор. Ваш номер последний в отделении. Кроме вас, никто еще не одет. Понимаете ли вы меня? Сейчас публика начнет расходиться. Понимаете ли вы, что это значит? Они потребуют назад деньги… дурное впечатление… завтра газеты подхватят. Идите, Рембо!

Рембо. У меня ведь сын умирает. Ах! Пустите мою руку. Пустите меня!

Директор. Рембо, я требую этого не от своего имени, а от всех товарищей. Вы давно служите. Вы знаете, что, если публика разойдется – будет скандал на весь город. А это значит – конец, зарез для цирка. Нас перестанут посещать.

Рембо. Лжете! Неправда! Скажите им, что на манеже каждый вечер разбиваются люди до смерти, и они толпой к вам повалят… Увеличьте цены в десять раз, все равно билеты будут разбираться за неделю.

Артист (в дверях). Рембо, ради бога, идите, кроме вас, никого нет. Публика расходится.

Директор. Видите? Из-за вашего упрямства погибнет дело. Теперь середина сезона. Вы сделаете своих товарищей нищими. Поймите это.

Другой артист (стоя около Эммы). Рембо, директор прав. Тебе надо идти на манеж.

Рембо (ему горько). Адвен, ты мой старый товарищ… Скажи честно, нет, только честно: ты бы пошел, если бы здесь лежал не мой бедный мальчик, а твоя Алиса?

Другой артист. Клянусь богом, я бы пошел.

Рембо. И ты лжешь! О боже мой! Дорогой доктор! (Подбегает.) Дорогой доктор! Скажите… Скажите им что-нибудь! Вы подумайте только. Вот лежит мой Энрико, мой единственный мальчик. Вот он, разбитый, может быть, умирающий… А я должен идти, кувыркаться в опилках, разбивать себе нос о барьер…

Доктор. В самом деле, неужели его нельзя никем заменить? Правда, помощи от него никакой…

Артист (в дверях). Да скорее же, Рембо! Allez!

Другой артист. Рембо, будь же товарищем. Allez!

Директор. Ну вот, теперь вы видите, Рембо? Идите же. Allez!

Рембо. О, дьяволы! Хорошо. Я иду. (С рыданием.) Я плисол!.. Я плисол!..

(Кидается к сыну.)

Энрико, обожаемый мой мальчик! Доктор, спасите мне его. Вот я стал на колени. Дайте мне поцеловать вашу руку. Не хотите? Ну, извините, извините меня… Спасите его ради матери… Я всю жизнь…

Артист (в дверях). Рембо!

Рембо. Ах!.. Иду! (Пробегая мимо директора, швыряет ему в лицо шляпу.) Зверь! (За кулисами громко.) Я плисол… Я плисол!

Директор уходит за ним, подняв сначала шляпу. Пауза. Музыка перестает.

Доктор (встает, нервно вытирает лицо платком). Так я… пойду…

Эмма. Доктор! Ах! (Падает на труп сына.)

Ольга. Куда вы? Куда вы?

Околоточный (смотрит на доктора. Тот медленно опускает голову. Тихо). Пойдемте. Надо подписать протокол.

Ольга (обняв мать, плачет). Мама! Мама! Мама! Мама!

За сценой взрыв аплодисментов и хохот.

Занавес