Текст книги "Суннитско-шиитские противоречия в контексте геополитики региона Ближнего Востока (1979–2016)"

Особое местов королевской семье занимает клан короля Фейсала, представленный его сыновьями: Саудом аль-Фейсалом (ум. в 2015) и Турки аль-Фейсалом. Оба этих принца в течение долгого времени если не формировали внешнюю политику королевства (это было прерогативой самого короля), то оказывали на нее значительное влияние. Сауд аль-Фейсал в течение 40 лет (1975–2015) являлся руководителем саудовской дипломатии, возглавляя МИД КСА. В период министерства Сауда аль-Фейсала саудовской внешней политике были присущи следующие черты: стремление к сохранению стратегического партнерства с США, осторожность, сравнительное миролюбие, тенденция решать спорные вопросы путем компромисса[168]168
  Khashan Hilal. Bandar bin Sultan Botched Syrian Intervention.


[Закрыть].

Его брат Турки аль-Фейсал в 1977–2001 гг. возглавлял Управление внешней разведки КСА. Курируя саудовскую программу помощи моджахедам в Афганистане, он не раз встречался с Усамой бен Ладеном, за что ему пришлось позже оправдываться перед СМИ. В 2002–2005 гг. он был послом Саудовской Аравии в Великобритании, а в 2005–2007 гг. – в США. Осенью 2002 г. он посетил с неофициальной миссией Москву, положив начало нормализации российско-саудовских отношений. В настоящее время принц Турки аль-Фейсал, проживающий в своем английском поместье, продолжает оказывать влияние на формирование саудовской внешней политики и является своеобразным посредником между королевской семьей и правящими кругами Запада.

Осторожный, взвешенный внешнеполитический курс закончился с приходом к власти в 2015 г. короля Сальмана, при котором фактическим правителем королевства стал его сын, наследный принц Мухаммед бен Сальман. Под влиянием опасения «иранской угрозы» Мухаммед бен Сальман стал проводить агрессивную, наступательную политику в регионе. Приход в 2015–2016 гг. этого незаурядного саудовского политика к руководству государством и анонсированная им программа реформ стали далеко не случайными. В меняющемся мире саудовское общество стремительно развивается, что делает необходимой модернизацию экономической и политической системы страны. Если на момент создания КСА аравийский социум носил племенной характер, а большая часть его жителей проживала в бедуинских кочевьях и сельских оазисах, то на сегодняшний день 80 % саудовских граждан проживают в городах. Благодаря созданной в 1990-2000-х гг. сети университетов многие из них получили высшее образование. Многие представители саудовской молодежи учились в университетах США и Европы. Большое распространение в королевстве получили социальные сети, в частности «Твиттер», позволяющие представителям молодежи обмениваться информацией и достаточно откровенно обсуждать внутриполитические и экономические проблемы страны[169]169
  Naba R. Les gazouillis de Mojtahed sous le reigne d’Abdallah I. URL: http://www.madaniya. info/2015/06/02/les-gazouillis-de-moujtahed-sous-le-regne-d-abdallah-1-2/ (дата обращения: 13. 03. 2019).


[Закрыть]. В то же время политическая система КСА остается архаичной и явно отстает от уровня общественного сознания. Абсолютная монархия с ярко выраженными племенными чертами и геронтократическим правлением в XXI в. уже не способна справляться с вызовами, стоящими перед КСА.

Интересную оценку реформам, проводимым в настоящее время в Саудовской Аравии, дают иранские политологи. Иранский эксперт Садек Малеки опубликовал на сайте «Дипломасийе ирани» статью под названием «Трансформация Саудовской Аравии и бдительность Ирана», в которой он дает интересный анализ проходящим в Саудовской Аравии реформам и изменениям в идеологии и политике этой страны. Само слово «пустандази», вынесенное в заголовок статьи, переводится скорее не как «трансформация», а как «сбрасывание кожи». По мнению автора, в саудовском обществе и структуре управления государством происходят большие изменения. Саудовский социум переходит от традиционного и племенного состояния к обществу модерна. В этой модернизации наследник престола принц Мухаммед бен Сальман получил поддержку от президента США Дональда Трампа. Однако еще предыдущая американская администрация Барака Обамы внушала саудовской элите необходимость изменений. По мнению автора статьи, даже если бы не было Мухаммеда бен Сальмана, любой другой новый лидер Саудовской Аравии вынужден был бы проводить реформаторский курс. Основными группами поддержки Мухаммеда бен Сальмана выступают женщины и молодежь, более всего заинтересованные в переменах в общественной и политической жизни королевства. Вместе с тем ряд мероприятий Мухаммеда бен Сальмана носит утопичный характер и не может быть реализован[170]170
  Малеки С. Путсанндазийе Арабестан ва негран-э Иран. URL: http://www.irdiplomacy. ir/fa/page/1973160/ (дата обращения: 13.03.2019).


[Закрыть].

Наряду с объективной необходимостью модернизации к реформам нынешнее саудовское руководство подталкивает и ряд субъективных факторов. Во-первых, ухудшение экономической ситуации, связанной с падением цен на нефть в 2014–2016 гг. В результате снижения цен на «черное золото» бюджет королевства в 2015 г. был сверстан с дефицитом в 98 миллиардов долларов, в 2016 г. – 87 миллиардов, что вызвало существенное уменьшение саудовского суверенного фонда. Рост ВВП государства на протяжении нескольких лет был равен нулю, что при постоянно увеличивающемся населении могло привести к негативным социальным последствиям[171]171
  Entretien avec David Rigoulet Roze. Le point sur 1’Arabie Saoudite apres execution de Sheikh Nimr al Nimr. URL: http://www.lesclesdumoyenorient.com/Entretien-avec-David-Rigoulet-Ro-ze-Le-point-sur-l-Arabie-saoudite-apres-1. Html (дата обращения: 13. 03. 2019); Рошд наздик бе сефр дар энтезар-э эктесад-э Арабестан. URL: http://www.irdiplomacy. ir/fa/page/1970340 (дата обращения: 13.03.2019).


[Закрыть].

Во-вторых, уровень угрозы правящему в Саудовской Аравии режиму со стороны террористической организации «Исламское государство» показал необходимость прекращения пропаганды религиозной ненависти в Саудовской Аравии и постепенной секуляризации ее политической системы. По мнению британского востоковеда, в прошлом высокопоставленного сотрудника спецслужбы МИ-6 Алистера Крука, идеология ИГ ничем не отличается от первоначального ваххабизма, каким он был в период зарождения саудовской монархии. Предтечами джихадистов «Исламского государства» А. Крук считает «Ихванов», помогавших Абдель Азизу аль-Сауду объединять аравийские земли в 1903–1927 гг. Их и экстремистов из ИГ объединяют сектантская нетерпимость, ненависть к представителям других конфессий, стремление подчинить религиозные меньшинства и предполагаемых противников путем страха и террора[172]172
  Crook A. You can’t understand ISIS if You don’t know history of Wahhabism in Saudi Arabia. URL: http://www.huffingtonpost.com/alastair-crooke/isis-wahhabism-saudi-arabia_b_5717157.ht-ml?utm_hp_ref=world (дата обращения: 13.03.2019).


[Закрыть]. В то же время джихадисты из ИГ резко отвергали саму идею наследственной монархии как несовместимую с Кораном, поэтому находились в конфронтации с правящей элитой КСА. Реальная угроза заставила королевскую семью пойти на секуляризацию и либерализацию общественной жизни.

Основными пунктами реформ Мухаммеда бен Сальмана являются: преодоление кланового характера саудовского государства и концентрация власти в руках монарха, экономическая модернизация КСА, определенная внутриполитическая либерализация (предоставление прав женщинам), постепенное сокращение влияния ваххабитского духовенства и религиозной полиции. В сфере экономики показательна программа «Саудовское видение – 2030», представленная наследником престола в апреле 2016 г. на заседании Королевского дивана. Во-первых, он подчеркнул, что факт нахождения на территории королевства Мекки и Медины ставит КСА в особое положение в арабском и мусульманском мире. Во-вторых, принц обозначил географически центральную позицию Саудовской Аравии в мировой торговле, заявив, что КСА имеет выход к трем морям, через которые проходят 30 % мировых коммерческих потоков. Два из этих морей – Красное море и Персидский залив. Мухаммед бен Сальман предложил создать транспортную магистраль из Египта в Саудовскую Аравию для оживления потоков по Суэцкому каналу. В-третьих, принц обозначил необходимость создания суверенного фонда богатства размером в два триллиона долларов путем продажи 5 % акций крупнейшей в стране нефтяной компании Saudi Aramco. Доходы от ее продажи должны пойти на инвестиционные вложения по всему миру. В качестве положительных примеров саудовского инвестирования за рубежом были выделены согласованные инвестиции в экономику России размером 10 миллиардов долларов и приобретения 38 % акций южнокорейской компании Posco constructing and engineering Co. В-четвертых, было предложено создание новых рабочих мест для саудовских граждан и упорядочивание иностранной рабочей силы. Основными путями здесь являются поддержка мелкого и среднего бизнеса, предложение саудитам тех работ, которые раньше были зарезервированы за иностранцами, прекращение нелегальной иммиграции. Для ценных и квалифицированных иностранных кадров Мухаммед бен Сальман предусматривает легализацию с помощью выдачи видов на жительство, аналога американских green cards. В-пятых, обозначена задача диверсификации экономики. В частности, предлагается создать 90 тысяч рабочих мест в горнодобывающем секторе, учитывая то, что КСА занимает одно из первых мест в мире по разведанным запасам урана. Предусматривается также особое внимание к возобновляемым источникам энергии. В-шестых, поощрение туризма, прежде всего мусульманского паломничества, но и светского туризма тоже. Ставится задача довести к 2030 г. число паломников в Мекку с 9,5 до 30 миллионов человек. В-седьмых, создание собственного военно-промышленного комплекса, способного частично заместить импорт вооружений. Много слов было сказано также об увеличении благосостояния саудитов, повышении качества жилищных условий и медицинских услуг[173]173
  Full Text of Saudi Arabia Vision 2030. URL: https://english.alarabiya.net/en/perspective/ features/2016/04/26/Full-text-of-Saudi-Arabia-s-Vision-2030.html (дата обращения: 13.03.2019).


[Закрыть].

В то же время любые реформы провоцируют раскол в социуме. Для того чтобы объединить разнородные силы в саудовском обществе, необходимо выбрать образ внешнего врага, который сплотил бы всех саудитов вокруг королевского престола. На роль такого врага и был выбран Иран. В этом смысле принц Мухаммед бен Сальман поступает согласно рекомендациям немецкого философа и политолога Карла Шмитта, постулировавшего первичность образа врага при выборе политической ориентации. В своей работе 1932 г. К. Шмитт писал: «Специфически политическое различение, к которому можно свести политические действия и мотивы – это различение друга и врага»[174]174
  Шмитт К. Понятие политического. СПб.: Наука, 2016. С. 301.


[Закрыть].

Новый наступательный и даже в чем-то агрессивный курс КСА выразился прежде всего в запуске КСА военной операции «Буря решимости» (Асифату ль’хазм) в Йемене в марте 2015 г. До этого КСА никогда не предпринимала прямых военных интервенций за пределами королевства. Политические круги саудовского государства предпочитали вести вооруженные конфликты силами своих союзников или клиентов (proxy wars), как это было в период антисоветского джихада в Афганистане или в период гражданской войны в Сирии.

Одновременно Эр-Рияд сделал попытку создания антииранской коалиции из числа суннитских государств Ближнего Востока, которую политологи назвали «арабским НАТО». В связи с этим планировалось организовать совместные силы быстрого реагирования под эгидой Лиги арабских государств (ЛАГ) для противодействия как международному терроризму (ИГ, «Аль-Каида»), так и Ирану. Российский политолог Ю. Б. Щегловин писал по этому поводу: «Заметим, что проекты по созданию некоего аналога “ближневосточного НАТО”, который по своим размерам должен, по исходному замыслу, значительно превосходить силы быстрого развертывания Североатлантического альянса, натолкнулись на массу проблем. Это несколько сбило первоначальный победный настрой в Эр-Рияде, что, собственно, было по большому счету предсказуемо. В конце апреля 2015 г. члены ЛАГ должны были на встрече в Каире окончательно определить все контуры и технические аспекты будущего альянса, но этого не произошло»[175]175
  Щегловин Ю. Б. План Саудовской Аравии создать ближневосточный аналог НАТО терпит неудачу. URL: http://www.iimes.ru/?p=24418 (дата обращения: 13.03.2019).


[Закрыть].

Первоначально планировалось, что численность сил быстрого реагирования будет составлять около 40 тысяч военнослужащих из АРЕ, КСА и Марокко, которые первоначально планировалось разместить в Египте. При этом сухопутные части должны были составлять 34–35 тысяч, ВВС – 5001000 военнослужащих, ВМС – от трех до пяти тысяч человек. Верховное командование должен был представлять исключительно саудовский генералитет. Сухопутные силы должны были делиться на три сегмента: силы специальных операций, силы быстрого реагирования и контингент по проведению спасательных операций и эвакуаций. Контингенты из Судана, Иордании и других стран Персидского залива должны были войти в состав нового альянса в случае необходимости. «Ближневосточное НАТО» должно было, по идее, быстро и гибко реагировать на возникающие угрозы[176]176
  Щегловин Ю. Б. План Саудовской Аравии создать ближневосточный аналог НАТО терпит неудачу.


[Закрыть]. Причиной планов по созданию ближневосточного НАТО является военная слабость Саудовской Аравии.

Несмотря на значительные поставки американских вооружений, боеспособность саудовских вооруженных сил оставляет желать лучшего, поэтому Эр-Рияд пытается интегрировать в свои военные структуры суннитские государства Ближнего и Среднего Востока. Наиболее сильными вооруженными силами среди них располагают Египет и Пакистан. При этом политическая история последнего пятилетия показала, что данные государства не спешат присоединяться к антииранской военно-политической линии Эр-Рияда. Пакистанско-иранские отношения начиная с 2010 г. подверглись серьезному улучшению. Сотрудничество двух государств развивается в различных сферах, прежде всего в сфере безопасности и противодействия терроризму. Немаловажную роль играет и экономика, в частности строительство газопровода из Ирана в Пакистан, а также участие обоих государств в китайской программе «Один пояс. Один путь» с многомиллиардным финансовым наполнением. В этих условиях Пакистан отказывается от участия в антииранских проектах Эр-Рияда и в саудовской военной операции в Йемене. Что касается Египта, зависимого от КСА в финансовом отношении, то каирские власти согласились принять участие в военной операции в Йемене, но по своим геополитическим соображениям. Для египетского руководства важно закрепить гегемонию АРЕ в регионе Красного моря и обеспечить безопасность судоходства в Баб-эль-Мандебском проливе, а не противодействовать внешнеполитическим планам Ирана, которые в Каире не считают серьезной угрозой. Если говорить о таких влиятельных суннитских государствах региона, как Катар и Турция, то они не только не были интегрированы в саудовский блок, но со временем перешли во враждебный Эр-Рияду лагерь.

При анализе внешнеполитических планов Эр-Рияда обращает на себя внимание, что объединение арабских ближневосточных государств вокруг Саудовской Аравии планируется осуществить не на исламской основе (так как Иран сам активно использует исламскую риторику в своей внешней политике), а на основе арабского, а если еще точнее, арабского суннитского национализма.

При этом иранские лидеры и высокопоставленные дипломаты не раз подчеркивали, что не ставят своей целью уничтожение Саудовской Аравии или ее полное вытеснение из региона, отмечая, что готовы обсуждать с ней раздел сфер влияния. Интересный анализ противостояния ИРИ и КСА дается в статье Сайеда Хосейна Мусавияна «Саудовская Аравия является новой угрозой национальной безопасности Ирана», опубликованной в американской газете Huffington Post[177]177
  Mousavian S. Saudi Arabia Is Iran’s New National Security Threat. URL: http://www. huffingtonpost.com/seyed-hossein-mousavian/saudi-arabia-iran-threat_b_10282296.html (дата обращения: 13.03.2019).


[Закрыть]. Автор статьи является иранским карьерным дипломатом, занимавшим высокие посты и причастным к принятию важных внешнеполитических решений. В частности, в 1997–2005 гг. он был руководителем комитета по внешней политике Высшего совета национальной безопасности Ирана (ВСНБ). Таким образом, Мусавиян, входивший в команду тогдашнего президента ИРИ Мохаммеда Хатами, является приверженцем реформистской фракции, а вовсе не ястребом или радикальным исламским фундаменталистом. В начале своей статьи автор цитирует высокопоставленного европейского дипломата, который в разговоре с ним посетовал на то, что «отношения между Ираном и Саудовской Аравией настолько ухудшились, что обе страны находятся на пороге большой войны». Мусавиян подтверждает этот факт. По его словам, военно-политические процессы, развивающиеся в последние годы в регионе, привели к тому, что КСА стала рассматриваться в качестве одной из главных угроз национальной безопасности Ирана. Еще 10 лет назад ситуация, по его мнению, была другой. В качестве внешних угроз своей безопасности Тегеран рассматривал США, Израиль и экстремистские суннитские группировки, такие как «Аль-Каида» и «Талибан», но не Саудовскую Аравию. Агрессивные намерения Эр-Рияда, по мнению иранского дипломата, подтверждаются следующими политическим шагами КСА. Во-первых, беспрецедентными попытками саудовского руководства наладить отношения с Израилем. Во-вторых, стремлением придать антииранскую направленность деятельности таких нейтральных до последнего времени организаций, как Лига арабских государств и Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива. В-третьих, тем, что руководство КСА стремится сорвать или затруднить все попытки Ирана нормализовать отношения с Западом и прежде всего с США. В-четвертых, стремлением создать антииранскую суннитскую коалицию с подключением Египта и Турции. В-пятых, открытой поддержкой антиправительственной террористической организации «Моджахеддин-э-хальк». В-шестых, провоцированием антиправительственных выступлений среди суннитского населения Ирана. В-седьмых, попытками Эр-Рияда изолировать и ослабить движение «Хизбалла» в Ливане.

По мнению иранского дипломата, нынешний кризис на Арабском Востоке вызван глубокими внутренними причинами и имеет социальную природу. Вызвавшими его факторами являются масштабная безработица, беспрецедентная коррупция и неэффективное управление, практикуемое диктаторскими режимами. Вместо того чтобы решать эти серьезные проблемы, некоторые представители арабской элиты пытаются сделать из Ирана «козла отпущения» за все беды и неурядицы, которые переживает регион. Мусавиян отмечает, что Иран вовсе не желает уничтожения нынешней политической системы в КСА, понимая, что «в случае, если дом Сауда уйдет, его место займет дом Ваххаба», то есть опасаясь появления террористического государства на месте нынешней КСА. По словам автора, «народы Ирана и стран ССАГПЗ обречены географией на то, чтобы жить вместе навечно. Они должны извлекать выгоды от совместной жизни в мире и гармонии». Для этого он предлагает ряд мер доверия, которые помогут разрядке напряженности в регионе Персидского залива. Во-первых, повышение взаимопонимания и сотрудничество в решении региональных проблем. Во-вторых, введение режима нераспространения оружия массового поражения и объявление Персидского залива регионом, свободным от ядерного оружия. В-третьих, обмен военными делегациями и контакты в сфере безопасности. В-четвертых, подписание пакта о ненападении и создание совместных сил безопасности[178]178
  Mousavian S. Saudi Arabia is new Iran national security threat.


[Закрыть].

Таким образом, Саудовская Аравия за прошедшие 40 лет трансформировалась в региональную сверхдержаву с претензией на статус полюса суннитской уммы на Ближнем Востоке. Данному процессу способствовал ряд факторов. Во-первых, ваххабизм, являющийся государственной религией КСА и обладающий претензией на универсализм, достиг на рубеже XX–XXI вв. больших успехов в деле завоевания умов мусульман от Марокко до Индонезии. При этом данной ветви исламского вероучения присуща сектантская нетерпимость к другим мусульманским конфессиям, особенно к шиизму. Во-вторых, внешнеполитическим успехам КСА способствовал вакуум, возникший в ближневосточном регионе после ухода СССР в начале 1990-х гг. и дискредитации или ослабления светских националистических режимов в Сирии, Ираке и Египте. При этом ни партия Баас, различные фракции которой правили в Дамаске и Багдаде, ни наследники Гамаля Абдель Насера в Египте не смогли укрепить единство арабского мира или предложить региону внятную и привлекательную политическую доктрину. Апогеем арабского раскола стала конфронтация между баасистскими режимами Хафеза Асада в Сирии и Саддама Хусейна в Ираке, закончившаяся участием Сирии (правда, символическим) в военной операции «Буря в пустыне» в 1991 г. В-третьих, политические успехи КСА объясняются значительным экономическим и финансовым потенциалом, аккумулированным за счет нефтяного экспорта. В-четвертых, рост саудовского влияния в регионе стимулировался Соединенными Штатами. Отношения между КСА и Ираном никогда не были ровными, однако после конфронтации 1980-х гг., вызванной политикой экспорта исламской революции, проводившейся Тегераном, наступил период их разрядки (1990-е гг.), что создавало предпосылки для партнерства между двумя государствами. Он был прерван в 2005–2006 гг., когда саудовская элита увидела в Исламской Республике соперника за влияние на такие арабские государства, как Ирак, Сирия, Ливан. Попыткой сдерживания иранского влияния стала поддержка вооруженной оппозиции в Сирии и попытки свергнуть законное правительство этой страны. Однако подобный курс не только не принес результатов, но и вызвал усиление позиций Тегерана в регионе и образование оси Тегеран – Багдад – Дамаск – движение «Хизбалла». Последующие события поставили ирано-саудовские отношения на грань конфронтации.

При этом ряд факторов способствует существенному ослаблению Саудовской Аравии и снижает «конкурентоспособность» королевства по сравнению с Ираном. К ним относится, во-первых, низкий военный потенциал КСА, что показала военная операция в Йемене. Несмотря на значительные масштабы закупок американского вооружения, Саудовская Аравия не может в одиночку вступить в военный конфликт с Ираном. Более того, для обеспечения собственной безопасности королевству необходима внешняя поддержка, и оно стремится получить ее у США, то старается организовать суннитский военный блок (арабское НАТО). Во-вторых, как показали события последних лет, у КСА нет искренних союзников в регионе. Египет и Пакистан (два наиболее сильных в военном отношении региональных государства), поддерживая отношения стратегического партнерства с Саудовской Аравией, тем не менее отказываются вступать в конфронтацию с Ираном. В-третьих, Саудовская Аравия в отличие от Ирана не уделяла до последнего времени значительного внимания вопросам науки и образования. В связи с этим ИРИ имеет явное превосходство в наличии высококвалифицированных кадров с высшим образованием (инженеров, врачей, специалистов в области оборонных технологий, экономистов). В-четвертых, Иран превосходит своего антагониста в вопросах внешнеполитического планирования. Внешнеполитические решения в КСА часто принимаются эмоционально, без предварительной проработки со стороны экспертов. В то же время в ИРИ существуют многочисленные экспертные и аналитические центры (Институт политических и международных исследований при МИД ИРИ; Центр стратегических исследований при Совете по высшей целесообразности принимаемых решений; научные институты при Тегеранском университете, университете Табтабаи, университете Имама Садыка). Исходя из этого, иранская дипломатия отличается большей подготовленностью и изощренностью.

Впрочем, не только Саудовская Аравия претендует на роль полюса и гегемона суннитского мира. В этом вопросе пальму первенства у нее оспаривают ряд других государств, в частности Катар и Турция.