Текст книги "Эксгрегум"

Глава 9. В этом мире

В этом мире, в этом Городе, я оказался не случайно, а вполне закономерно. Это здесь я Тим Григ, а там, у себя на родине, меня звали Тимуром Григоровым, и там я был молодым программистом, недавним выпускником столичного универа, типичным «ботаном», круглым сиротой с высоким ай-кью, красным дипломом и полной неспособностью к устройству личной жизни. Я много читал, много знал, обладал грамотной литературной речью, но это ни разу не спасало от одиночества. Скорее наоборот. Начитанностью и правильным языком я сильно отличался от большинства сверстников и выпадал из молодёжных тусовок. В компании меня не звали. Даже девушки у меня тогда не было. После выпуска работал программером в некоей ИТ-компании, где выполнял скучную, тупую работу. Впрочем, платили неплохо. Потом так случилось, что начальник забросил меня в этот киберпанковский мир. Как забросил? Спросит́ е что-нибудь полегче. Разговор проходил в его кабинете. Начальник сидел за сделанным под заказ столом с особым вырезом для удобного размещения начальственного тела. Сзади, за его спиной, располагались фотографии с изображением самого начальника вместе с разными ключевыми фигурами мирового бизнеса. «Вы согласны отправиться туда надолго?» – спросил босс. Я согласился – и уже почти год работаю здесь. Сопутствующие указания были такие: вжиться, прижиться, стать своим, набраться здешнего опыта и разузнать как можно больше о тутошних технологиях. Вовсю раскрыть глаза и пошире развесить уши, а там видно будет. Надо сказать, что здесь мне понравилось. Тут оказался мир победившего киберпанка, почти такой, как показывали в фильмах, рассказывали в фантастических книгах и давали поиграть в компьютерных играх. Всегда о таком мечтал[5]5
  Подробнее об этом написано в романе «Экстремал».


[Закрыть].

Я с головой погрузился в новый для себя мир, окунулся со всей серьёзностью и решимостью. Сразу стал чуть ли не параноиком, ведь здесь каждый шаг, каждое слово, каждый взгляд могли иметь серьёзные последствия. Не давало покоя, что за мной неизменно следят чьи-то электронные глаза и уши, но уже через недолгое время всё успокоилось. Нет, следить и слушать не перестали, но я осознал себя частью этого мира. Стал его принимать таким, какой он есть. Вжившись, смог наконец насладиться его уникальной атмосферой.

Ещё в Иммиграционной службе мне залили в мозг все необходимые сведения: знание языка, сведения о мире, о Городе, о законах и правилах поведения. После такого «образовательного курса» почти неделю болела голова. Тогда же я получил гражданство.

Вместе с гражданством в тело вживили обязательный для всех чип. Социальный имплант, как он тут называется. Почти сразу та же Миграционная служба устроила на работу помощником детектива в местную Администрацию. Фактически – учеником-стажёром. Такое случилось согласно тестам, по моему желанию и способностям, которые, правда, следовало развить. Они там проводили какую-то экспериментальную кампанию, набирали умных ребят прямо с улицы и бросали непосредственно в работу. Один из десяти выплывал. Я оказался именно таким. Поэтому попал в лапы местных медиков, определивших, будто у меня имеется скрытый потенциал к экстремальному поведению и для полного его раскрытия требуется внести ряд модификаций в мой организм. Это их слова. Вот и внесли. Медики сняли психологические блоки, добавили уверенности в себе, усилили мускулатуру и установили импланты в кисти рук. С тех пор я мог гнуть водопроводные трубы и пробивать пальцем черепные коробки. Если бы не попробовал, сам бы не поверил.

Всю еду, все продукты производили на громадных биотехнологических комплексах на окраинах. Никакого сельского хозяйства и в помине не существовало. Энергию вырабатывали термоядерные станции и почему-то ещё ветровые. Соотношение у них было один к ста. Ветровые вырабатывали одну сотую того, что делала термоядерная. Я сначала не мог понять, зачем вообще нужны эти ветряки, но потом понял. Они питали городской искин. Отходы перерабатывались на мощных заводах, превращаясь в строительные материалы, дорожное покрытие и вообще во что угодно.

Я сразу влюбился в этот Город, в его сумасшедшую красоту и безумную динамику. Мегаполис, в котором я очутился, оказался неотразимым средоточием передовых городских технологий и кибернетических имплантов в телах местных обитателей. Улицы казались пропитаны голограммами, призрачными фигурами и динамичными рекламными баннерами, которые создавали впечатление пронизанного информацией и энергией пространства. На высоченных зданиях светились огромные виртуальные экраны с объёмной рекламой товаров и услуг. Прохожие давно привыкли и, казалось, совсем не замечали их[6]6
  О Городе и жизни в нём подробно написано во второй главе романа «Эффект».


[Закрыть].

Огромное значение и власть здесь имел городской искин – муниципальный искусственный интеллект. В первый же день я понял, что в этом мире искин вместе с имплантами сделались неотъемлемой частью здешней жизни. Заинтригованный таким «открытием», я начал изучать различные технологии, особенно те, что связаны с кибернетическими имплантами – аугментацией. Люди модифицировали тела, расширяли возможности и усиливали способности с помощью этих устройств. Разговаривая с жителями Города, я узнавал, как импланты помогали стать быстрее, сильнее, интеллектуальнее, чему и когда способствовал городской искин. Почти все люди здесь имели в организме специальные чипы, позволяющие подключаться к центральной информационной сети и получать информацию прямо в разум.

Сравнительно быстро удалось познакомиться с прекрасной, милой девушкой, и скоро мы стали жить вместе. Иногда она, правда, манипулировала мной, заставляла делать то, что хотелось ей. Она и не скрывала этого. Говорила, что ей виднее, что я ещё необожжённая глина, из которой надо вылепить настоящего человека, а это уж дело мастера. Себя она полагала именно мастером. Постепенно я начинал от такого формирования уставать.

Впрочем, Вик, так её звали, была хорошей девчонкой. Она работала в полиции и сильно мне помогала, в частности, приохотила к мотоциклу, «байку», как все тут говорили. Теперь я не мыслил себя без железного друга.

Не сказать, чтобы этот опыт сильно изменил мои представления о данной реальности, но я осознал возможности собственного разума иногда находить верные пути к истине. Прежде думал, что просто везло. Как это называется? Синдром самозванца? Вот он и у меня тоже имелся. Но со временем всё прошло, и от «самозванца» я излечился. Во всяком случае, я уже не тот наивный, восторженный мальчик, что пропускает загадки жизни. А ещё я осознал, что не всякая тайна, спрятанная за стеной забвения и обмана, требует обязательного раскрытия. Отдельные загадки лучше оставлять совсем без внимания, укрытыми от чужих глаз.

Несмотря на все очевидные ништяки и преимущества, трудно было не понять, какие риски и опасности тут существовали. Службы, следившие за имплантами и технологиями, не только имели доступ к личным данным жителей, но и контролировали клиентов. Временами управляли ими. Сплошь и рядом возникали ситуации, когда те или иные импланты становились источником манипуляций со стороны властей и искусственного интеллекта. Они начинали контролировать человеческий разум и временами даже изменяли личность. На это, конечно, требовалось решение суда. Только вот сам этот суд проводился не кем иным, как тем же городским искином[7]7
  В Городе судебная система функционирует под управлением искусственного интеллекта, что обеспечивает высокую скорость обработки данных и минимизирует возможность ошибок. Искусственный интеллект контролирует весь судебный процесс, начиная от предъявления иска до вынесения решения. При подаче заявления об иске система осуществляет его проверку на соответствие установленным правилам, а также на наличие аналогичных заявлений, что позволяет избежать дублирования и ускоряет процесс. После отправки дела на рассмотрение искусственный интеллект проводит анализ представленных доказательств, составляет список свидетелей и проводит необходимые экспертизы. Информация, предоставленная участниками дела, включая свидетельские показания, хранится в специальной базе данных, доступной только для системы искусственного интеллекта, что обеспечивает её сохранность и защиту. Важно отметить, что все вынесенные решения основываются на анализе бэкграундов, архивов и других данных, что позволяет обеспечить их объективность и минимальную вероятность судебных ошибок. Во время самого процесса все материалы и записи автоматически синхронизируются с главной базой данных, что обеспечивает удобство и надёжность хранения информации. Таким образом, судебная система Города позволяет достичь максимально возможного уровня эффективности, скорости, надёжности и объективности при вынесении решений, что является одним из ключевых преимуществ.


[Закрыть]. В зависимости от необходимости он становился то прокурором, то адвокатом, то судьёй.

* * *

Через несколько дней после моего похода к последнему в этом мире живому писателю мы с Вик сидели на кухне и болтали за завтраком о разных пустяках. Такие моменты казались мне одними из самых любимых.

– Слушай, – спросил я, – ты что-нибудь надумала о предложении моего бывшего патрона? Перейти в его сектор не собираешься? Надо решать. Лично я уже практически согласился.

– Пока думаю. Скорее всего, перейду. Но не сейчас.

– А когда?

– Чуть позже, – неопределённо кивнула Вик.

– Почему, кстати?

– Завтра у нас операция. Я обязана стоять в оцеплении. Вот закончу с этим делом, и тогда… Иначе нормального увольнения не получится. Боюсь, меня начальник не отпустит.

– Вам предстоит что-то опасное? – с некоторым беспокойством спросил я, стараясь не проявлять заинтересованности. Этот нехитрый приём иногда срабатывал. Вик была моей ровесницей и, несмотря на молодость, считалась крутой девушкой. Могла стрелять с двух рук, экстремально гоняла на байке, дралась так, что страшно смотреть. Но работа в правоохранительных службах опасна по сути. Во всех мирах.

– Да не то чтобы опасное. Тут никакого секрета нет, тем более от тебя. Кто-то нашёл эту, как её, библиотеку. Там целая история. Стоял старый дом недалеко от края Города. Стоял себе, никому не мешал. Небольшой, этажей пять. Построен ещё до Большой заварухи и как-то уцелел. Кто-то регулярно вносил плату за аренду, и никому никакого дела. Многие годы все думали, что дом заперт и покинут жителями. Но там имелась одна квартира, где жил единственный человек. Вчера он умер, о чём поступил сигнал. Когда туда пришли муниципальные служащие, они просто обалдели. В доме не работали ни одна камера, ни один датчик. А квартира, та самая, последняя жилая, оказалась свалкой старого мусора. Практически все стены этой квартиры заняты стеллажами с бумажными книгами. Пятьдесят стеллажей бумаги, прикинь!

«Значит, он умер, – с неожиданной болью подумал я, вспомнив старого писателя. – Жаль. Надо было ещё о многом с ним поговорить».

– Так от чего умер хозяин квартиры?

– От старости. Тромб оторвался. Похоже, ему просто надоело жить, и он перестал следить за собой. Тому жильцу чуть ли не полторы сотни лет.

– Ничего себе. И что теперь? – Я никак не мог понять, к чему она клонит.

– Как что? Ничего. Здание оцепит полиция, чтобы никакой дурак не прорвался. Потом всё, от крыши до подвала, зальют деструктином[8]8
  Dеstruсtin® – тяжёлая агрессивная летучая жидкость и её пары. Разрушает любую органику. Обладает повышенной проникающей способностью. Используется в санитарно-гигиенических целях и при некоторых спецоперациях. На воздухе быстро разлагается до неопасных веществ. Производится химико-фармацевтической компанией IrоnBluеРlus®. В свободную продажу не поступает.


[Закрыть]. Мы там будем в скафандрах химзащиты, не переживай. Когда всё закончится, остатки дома нейтрализуют. Потом здание снесут к чёрту. После рекультивации участок поступит в собственность муниципалитета.

– Зачем? – обалдел я.

– Ну как. Муниципалитет следит за такими вещами. Земля в Городе дорогая даже на окраине. Поэтому каждый освободившийся участок подвергается рекультивации.

– Я не о том, – перебил я. – Библиотеку-то зачем уничтожать?

– Ты не понял. Это не обычная библиотека, а бумажная. От старой эпохи осталась, она ещё до Большой заварухи возникла и уцелела каким-то чудом. Сотни, если не тысячи бумажных книг. Что с ними делать прикажешь? Сжигать? Это преступление против экологии Города.

– Есть преступления хуже, чем сжигать книги. Например, не читать их[9]9
  Это парафраз из нобелевской лекции И. Бродского, а не из романа Р. Брэдбери, как многие думают.


[Закрыть], – невольно пробормотал я известное изречение.

– Что?

– Так, ничего. Дикость какая. Книги уничтожать, – пробормотал я и сразу вспомнил роман Рэя Брэдбери «451 градус по Фаренгейту». Там тоже уничтожали книги, правда, огнём, а не химией.

– Ничего не дикость! Дикость – бумажные книжки хранить и в руки брать. От них знаешь сколько вреда? Пыль с книг раздражает лёгкие, глаза и кожу. Аллергию вызывает. Это может привести к язвам, ринитам, бронхитам и астме. К пневмонии, конъюнктивиту и дерматиту. Пыль, попавшая в лёгкие, провоцирует страшные заболевания – пневмокониозы. Но самая большая опасность в распространении эпидемий. Бумага собирает споры бактерий и грибов.

– А наследники? – спросил я. Возникла неприятная мысль, что последний фиксер из не так давно прочитанной мною книги и есть этот старик. Просто он автобиографический роман написал.

– Нет там никаких наследников.

– А почему Городу не передать? Можно свободный доступ туда открыть.

– Что передать? Тот хлам, что в квартире остался? Он вообще никому не нужен. Зачем это Городу? Какой доступ? Такие книги запрещены, ты что, не знал?

– Как, совсем запрещены? – спросил я, словно и не было моего разговора с последним писателем. Будто я ничего не слышал о запрете книг. Интересно, как Вик об этом расскажет?

– В твоём образовании зияющий провал. Сейчас я его заполню. Бумажные книги запрещены потому, что опасны при использовании. Могут содержать неподконтрольную информацию. А ещё они гипераллергенны и пожароопасны. В них скапливаются болезнетворные микроорганизмы, я уже говорила. Их разрешается иметь лишь коллекционерам, да и то после соответствующей проверки и сертификации. Вот как ты читать любишь? Каким образом? Выдёргиваешь виртокно и пускаешь по нему нужный текст, так? Если текст опасный, ты его не получишь без специального допуска. Да и то вряд ли. Читать вообще вредно. Не только у взрослых, но даже у детей и молодых людей непомерное чтение может привести к аддиктивному поведению, деградации социальных контактов, снижению качества сна, девиации поведения и нарушению питания. Это не я, это врачи говорят. Затем развивается городская болезнь[10]10
  Городская болезнь – комплексный синдром, характеризующийся рядом характерных психических и физических симптомов. Синдром обусловлен постоянным стрессом, загрязнением окружающей среды, проблемами совместимости с киберимплантами, сокращённым временем отдыха, недостатком естественных природных ресурсов, ускорением темпа жизни, ростом объёма информации, снижением физической активности, бесконтрольным употреблением блокаторов и стимуляторов, сокращением социальных контактов и переводом их в виртуальное пространство. В запущенных случаях прогноз – тяжёлый. Методы лечения не вполне разработаны.


[Закрыть]. А тут – бумага. Пятьдесят стеллажей одной бумаги. Кто знает, что там понаписано. Вдруг запрещённое что-нибудь. Проверять всё – дорого да никому и не нужно. Всё, что имеет ценность из старых книг, давно оцифровано. А тут что? Или то, что уже и так есть в Сети, или то, чего быть не должно нигде. Вот так-то! Ты ещё глупый у меня, ничего не слышал. Простых вещей не знаешь. Ладно, пошла я. До вечера.

После проводов Вик я тоже начал собираться. Пора в офис. Да и с шефом придётся поговорить. До работы решил прогуляться пешком. «Кажется, писатель уверял, что хорошо себя чувствует, помирать не собирается, – и тут на́ тебе», – думал я.

Я вышел на улицу, ощущая на себе давящее, тревожное напряжение Города. В последнее время этот мир нравился мне всё меньше и меньше. Технологический прогресс, с одной стороны, давал людям потрясающие возможности, предоставлял всё, что нужно для жизни, но с другой – создавал проблемы и угрозы. Одна только городская болезнь чего стоила. Оказывается, тут ещё и бумажные книги запрещены. Кругом тотальный контроль и всеобщая слежка. Конечно, я об этом знал с первого дня, но противно думать, как далеко это зайдёт, если случится что-то серьёзное.

Наше офисное здание всегда выглядело таким же технологичным, как и остальной Город. Внутри огромные сенсорные экраны, виртуальные помощники, биометрическая идентификация – всё то, что ещё недавно мне так нравилось. Поговаривали, что небоскрёб устарел, мы скоро переедем в новый, а этот снесут.

В приёмной шефа почему-то отсутствовала секретарша. Я подошёл и банально постучал. Здесь, как и в других присутственных местах, пользовались обычными дверями.

– Входите, Тим, – прозвучало холодное приглашение начальника, и я проследовал в его кабинет. – Добрый день.

– Здравствуйте, сэр. Мне нужно поговорить с вами.

– О вашей Вик? – перебил шеф. – Тим, даже не пытайтесь. Я не могу принять её на работу.

– Нет, речь обо мне.

– Так даже. Тоже – нет. Я не подпишу вам рапорт об увольнении.

– Почему?

– Для этого требуются особые обстоятельства. На этом всё. Хорошего дня.

«Он что, мысли читает?» – с раздражением подумал я.

Разочарование и беспомощность заполнили меня до предела. Я понимал, что не могу ничего изменить личными усилиями. Тягаться и спорить с шефом казалось бессмысленным.

Весь день я проработал как-то автоматически, тупо и бездумно. А дома плюхнулся на «умный» матрас и задумался. Я тогда хорошо осознавал, что между принципами, которые придумал для себя сам, и реальными ценностями этого мира зияла пропасть. Теперь предстояло принять решение: оставаться у шефа или каким-то образом добиваться увольнения. Как он сказал на том совещании? «Чтобы соответствующий рапорт приняли, требуются уникальные обстоятельства и необычная ситуация»? Значит, уволиться можно. Придётся эти уникальные обстоятельства создать. Вопрос: как? Плохо работать – не вариант, я так не умею. Разве что прибегнуть к старому как мир приёму и пойти на обман… Получится ли? Не факт.

После всего услышанного требовался релакс. Не то чтобы совсем расслабуха – скорее отвлечение. Решил устроить себе концерт для серотонина с адреналином и хором сирен. За время жизни тут я выработал несколько вариантов подобного отдыха. Поездки на байке или на автомобиле с последующим преследованием дорожной полицией, поход в опасное (но не смертельное!) место Города и вот руфинг. Под этим понималось залезание на запретные объекты и обозревание Города с наивысшей доступной точки. Сторонники руфинга проникали на крыши высотных зданий и труднодоступных сооружений ради острых ощущений и самореализации. Последователей подобного экстрима и называли руферами. Занятие считалось незаконным. Полиция активно преследовала экстремалов, что привлекало к ним ещё больше внимания.

С недавних пор я тоже ощущал неподдельное волнение от первых ступенек лестницы какой-нибудь городской трубы или вышки. До признанного руфера мне ещё очень далеко, но начало положено. Для меня уже нет ничего более завораживающего, чем подъём на высокие городские сооружения, особенно заброшенные.

Ощущения непередаваемые. Я уже хорошо познакомился с этими чувствами, каждое новое восхождение приносило уникальные эмоции и свежий адреналин. Теперь это была очередная моя страсть в дополнение к поездкам на байке, погоням и засадам. Сегодня объектом нападения стала заброшенная радиовышка, что тянулась к небу словно скелет какого-то инопланетного монстра. Мои руки автоматически ощупывали прочные зацепки, которые позволяли двигаться вверх.

Кстати, об инопланетных монстрах. Что-то ничего я здесь не слышал о полётах в космос. Такая развитая цивилизация, а об этом – ни слова. К чему бы? Надо будет узнать. Давно собирался.

В ту ночь моим противником стала не то заброшенная, не то законсервированная вышка для антенн. Доступ туда был запрещён, территория – давно огорожена забором, но я перелез. Подошёл непосредственно к конструкции и полез вверх. Каждое движение исполнялось предельно осторожно, крошечная ошибка могла стать последней. Страховки нет. С каждым новым пролётом в моё тело поступали свежие порции радости. Серотонин вместе с адреналином делали своё дело. Я торопился. Вышка считалась давно закрытой для посещения, и с минуты на минуту могли пожаловать копы. Ветер обдувал лицо, а я поднимался всё выше и выше. Передо мной разворачивалась потрясающая панорама Города: огни, дома и улицы до самого горизонта. Эти видения запечатлелись в памяти навсегда и никогда не надоедали. Я ощущал силу и мощь Города, его пульс. Мысли очищались от повседневных забот. Я смеялся над прежними страхами и сомнениями. Лез на эту вышку и не только испытывал себя физически, но и получал ни с чем не сравнимое наслаждение. Мои руки сжимались вокруг металлических конструкций, ноги продолжали уверенно подниматься по ступенькам. Я полз всё ближе к вершине, туда, откуда выше уже не подняться.

Когда наконец я почти достиг верхней точки, сердце забилось так, словно хотело выскочить через глотку. Панорама развёртывалась передо мной завораживающая. Оживлённые улицы далеко внизу, мечущиеся автомобили, летающие дроны и флаеры. Тёмное небо сверху. Картина, которую обычно видят лишь пилоты и пассажиры воздушного транспорта.

Наконец добрался до предельно доступной высоты. Круглая площадка на шпиле. Выше – лишь металлический стержень громоотвода. Я стоял перед сияющим Городом под чёрным ночным небом и разглядывал окрестности. Вид, конечно, офигенный. Особенно в тёмное время суток.

Потом я вытащил из кармана клейкую ленточку с закреплёнными на ней крошечными видеокамерами и прилепил на громоотвод. Моя визитная карточка. Я всегда оставлял что-то на вершинах городских вышек, раздолье и приключения никогда уже не покинут душу настоящего экстремала. Потом сел на край и свесил ноги. Ощущение высоты заставляло мысли работать чище, организм – быстрее, и я ощущал силу и свободу во всём. В мыслях, в желаниях, в уверенности. Я наклонился вперёд, навстречу Городу, и заорал во всю глотку. Пусть недолго, но я хозяйничал на этой площадке, считал себя минутным владыкой городских высот. Моё пребывание наверху оставалось коротким, но волшебным. Все проблемы и тревоги были внизу, а здесь – лишь краткий момент удовольствия.

Ещё минуту. Ещё одну.

Часы на внутреннем экране напоминали: приключение пора заканчивать. Время неумолимо, надо спускаться. Я никогда не жалел о минутах на высоте. Каждый раз это становилось не только экстримом с адреналином, но и возможностью яснее увидеть и понять мир вокруг себя.

Я надёжно пристегнулся тросом, проверил все крепления, посмотрел вниз и стал скользить в направлении земли. Когда наконец удалось опуститься на землю, пришли сладковатая усталость и глубокое удовлетворение. Я сделал это. Лазить на высокие городские сооружения – не просто пьянящее развлечение, это способ снять стресс, получить дозу необходимой физической нагрузки и утвердить в собственном сознании личное место в этом мире. Одна часть рассудка ощущала потребность в покое, а другая – жаждала новых приключений.

Меня уже ждали.

Чуть в стороне стоял полицейский флаер. Он приземлился с внутренней стороны забора. Брутальный полицейский поджидал меня, а второй сначала оставался внутри машины, потом вышел и встал рядом с коллегой. Новые какие-то, никогда их раньше не видел. У них там такая текучка, что всегда появляются незнакомые рожи.

Сержант представился как-то невнятно, его имя толком и расслышать-то не получилось.

– Закон нарушаем? – ехидно спросил он и демонстративно приложил руку к оружию на поясе. – На закрытые объекты проникаем? Вы задержаны! Ваши действия подпадают под муниципальный Закон о неправомерных проникновениях.

– Никак нет, сержант, – перебил я. – Исключительно по долгу службы.

С этими словами я протянул левую руку для идентификации.

– Мы отслеживаем банду наркоторговцев, – продолжал я. – Поступил сигнал, что верхняя площадка этой вышки используется их дронами с целью передачи товара. Лазил проверять. Оставил следящую камеру.

Тут вышел напарник первого полицейского и встал рядом. Они были необыкновенно похожи друг на друга: оба брутальные, все обвешанные какими-то гаджетами.

Я ничем не рисковал. Никто не мог поймать на вранье. Камеру прилепил, пусть проверят, если захотят, конечно. У нас постоянно отслеживали каких-нибудь незаконных торговцев, это перманентный процесс. Одних ловили, их место тут же занимали новые, так что всякая инициатива в этой области поддерживалась и активно поощрялась.

– Там что, камер нет? – удивился первый коп. Его лицо хранило маску невозмутимости. Второй полицейский молчал. За всё время не проронил ни слова.

– На балансе Города нет. Может, осталось какое-то старьё, но мы к ним доступа не имеем. Какие-то проблемы, офицер?

Я импровизировал на ходу. Это входило в программу релакса.

– Ваша личность подтверждена, можете работать дальше. Честь имею.

Сержант и его напарник вернулись во флаер, и машина улетела. Напоследок я заснял отлёт флаера и подумал, что эти копы, сами того не желая, натолкнули на продуктивную мысль. Кажется, в общих чертах я теперь представлял, что нужно делать.