Текст книги "Красные огурцы"

13

Антон ожидал увидеть что угодно – пустой дом, родственников капитана, совсем посторонних граждан, но не это. Посреди большой комнаты за большим столом сидел сам оперуполномоченный Иванов С. И., смотрел телевизор и что-то жевал. На столе блестела бутылка водки, таял шоколадный торт и, что самое удивительное, – лежал коричневый чемоданчик. Капитан глянул на вошедшего и продолжил смотреть телевизор, как будто Антон был мухой, залетевшей в окно.

Гость присел за стол и внимательно посмотрел на хозяина. Тот без сомнений был пьян. Антон покашлял.

– Будешь? – спросил капитан, поднимая полупустую бутылку.

– Нет. Спасибо, – произнес Антон. – Я насчет чемодана.

– Этого, что ли? – Иванов указал на чемоданчик.

– Этого, какого ж еще.

– Ну, понятно. – Капитан сделал одну ему известный вывод, налил себе в стакан, выпил, откусил от яблока и снова уставился в телевизор. В телевизоре кто-то катался на коньках под песню «Арлекино».

– Это чужие деньги, – сказал Антон. – и их надо вернуть.

Капитан повернулся к Антону, посмотрел на него, прищурившись, потом закурил, полюбовался струйкой дыма и сказал:

– Допустим, у моего соседа была корова.

– Допустим, – за неимением лучшего допустил Антон.

– И допустим, он мне ее отдал. Держи, говорит, Серега, мою корову. И вот живет у меня эта корова. Я с ней вожусь, пасу ее, лечу… Понимаешь? Как тебя?..

– Антон.

– Вот, Антон. У меня кум в воинской части тоже Антон. Тебя как по отчеству?

– Евгеньевич.

– Не, тот Кузьмич. Антон Кузьмич. По военному делу пошел. Хороший мужик.

Капитан положил сигарету в пепельницу, вытер рот рукавом, отрезал кусок шоколадного торта, откусил и стал жевать, глядя на фигурное катание.

– Катаются, – сказал он после паузы. – Во дают!

Антону начал надоедать этот разговор.

– Так что насчет чемодана? – напомнил он, постаравшись придать голосу строгие нотки.

– Так ты дослушай вначале. Вот, допустим, живет у меня эта корова…

В это время в машине Аслан нервно посмотрел на часы.

– Полчаса прошло.

– Свалил твой инженер, – сказал Исмаил.

– Если свалил, найду и придавлю. Идите гляньте – че как. Только это… Вы там на «их разыскивает милиция» висите. Не запалитесь.

Исмаил с Хасаном вышли из машины. Исмаил поднял воротник кожаной куртки, а Хасан надел темные очки. Охранники посмотрели друг на друга.

– Ты в этих очках как террорист, брат, – поделился Исмаил.

– Так лучше? – Хасан снял очки.

– Нет. Так тоже как террорист. Лучше, когда бороду сбреешь.

– Ты думаешь, ты кто в этой черной куртке? Энрике Иглесиас? Все в майках, ты в куртке, как бандит.

– А как я без куртки? Там пушка. – Исмаил отвел полу куртки и показал кобуру. – А ты что? Не в куртке, да?

– Я в коричневой. Коричневый – не так подозрительно.

Исмаил выругался, снял куртку, вывернул ее наизнанку и снова надел.

– Так хорошо?

Хасан оглядел золотую подкладку куртки и остался доволен другом.

– Так хорошо. Как артист! А я сейчас…

Он подошел к обочине и стал рвать одуванчики.

– Идите, ну! – крикнул Аслан, открывая стекло.

– Сейчас! – Хасан подошел к машине с букетом. – Это чтобы не спалиться, Аслан. Ты сам сказал.

Аслан оглядел своих бойцов и почувствовал, что стресс снова надвигается. Он закрыл стекло и попытался взять себя в руки.

Антон тоже боролся с нетерпением, слушая затянувшуюся историю про соседскую корову. Капитан Иванов увлекся своей притчей, вылез из-за стола и стал расхаживать по комнате.

– …и тут, допустим, сосед приходит через много-много дней и говорит: «Где моя корова?» А теперь вопрос. Вот есть корова. – Иванов взял со стола чемодан и потряс им. – А чья она? Понятно, чья она была. Но чья она теперь? Прошло много времени…

Вместе с чемоданчиком он прошел вглубь дома и стал чем-то шуршать и греметь. Антон насторожился. Из недр избы донеслось характерное журчание. Потом послышался звук спускаемой воды, капитан вернулся и, не выпуская чемодана из рук, продолжил свои аналогии:

– Собственность. Что такое вообще собственность? Вот сосед, допустим, говорит: «Верни корову, она не моя». А чья тогда? Он просит меня, его просит кто-то еще, а того еще кто-то. Замкнутый круг. Это твой чемодан?

– Товарищ капитан, все это очень интересно, но эти люди – они не станут шутить. Я вам вчера все про них рассказал. Они стоят тут в двух шагах, с оружием и ждут. Лучше я возьму его…

Иванов положил чемодан на стол и продолжал задумчиво расхаживать по комнате.

– С оружием. Тоже, кстати, вопрос. У одного оно есть, а у другого нет. Допустим, сосед говорит…

На этом пассаже он опять углубился в темные недра своего жилья и затих.

14

Хасан с Исмаилом подошли к отделению полиции, но внутрь идти побоялись. У ворот сидел рыжий мальчик.

– Ищите кого-то? – спросил он, не отрывая глаз от телефона.

Хасан с Исмаилом переглянулись.

– Такой в спортивной куртке с капюшоном, – описал Исмаил. – Видел?

– Видел, – отвечал мальчик.

– Там внутри?

– Был внутри, но ушел.

– Куда, не знаешь?

– Пять тысяч рублей.

– Веди, – согласился Хасан.

Мальчик наконец поднял глаза от телефона, внимательно посмотрел на незнакомцев и одуванчики и сказал:

– Вначале деньги.

Хасан, ругнувшись, достал пятитысячную купюру. Мальчик встал, спрятал телефон, спрятал купюру, подхватил удочки и пошел вдоль забора. Через полминуты он остановился и указал на дом капитана Иванова.

– Здесь.

– Здесь?! За что пять тысяч?!

– За экономию времени, – ответил мальчик. – Обращайтесь.

В избе было тихо. Чемоданчик лежал на столе.

– Товарищ капитан! – позвал Антон.

Капитан не откликнулся. С улицы донеслись голоса. Антон выглянул в окошко и увидел, как по дорожке к дому идут знакомые бандиты. Он подскочил к столу и открыл чемоданчик. Тот был пуст. Антон кинулся в недра дома, распахнул одну дверь, другую и оказался на заднем крыльце. Метрах в ста, уже за забором, виднелась убегающая в сторону леса фигура капитана с мешком в руке. Антон бросился за ним как раз, когда Исмаил с Хасаном вошли в дом с другой стороны.

– Стой! – кричал Антон, перепрыгивая запущенные грядки, покрытые рваным целлофаном.

Он пробежал в открытую калитку и устремился к лесу. Капитан бежал небыстро, спотыкался, но не оглядывался. Расстояние между ними сокращалось. Антон обернулся и увидел на заднем крыльце двух людей. Они что-то кричали, жестикулировали, один говорил по телефону. Капитан Иванов добежал до сарая, стоящего у кромки леса, и скрылся в нем. Сзади послышались выстрелы. Через минуту в темный дверной проем сарая ворвался и Антон. После яркого солнца он не сразу разглядел Иванова. Беглый страж порядка возился с какой-то кучей, прикрытой мешковиной.

– Ты что, с ума сошел?! – завопил Антон. – Они стреляют!

– Ничего, – ответил капитан, – у нас тоже кое-что тут припасено.

С этими словами он откинул мешковину. Под ней холодно блестели стволы и приклады. Иванов извлек из темноты сарая козлы, поставил их в дверном проеме и водрузил на них пулемет.

По открытому пространству между забором и лесом к сараю приближались два черных внедорожника, за ними бежали Исмаил и Хасан. Раздались выстрелы, на пол упала деревяшка.

– Пригнись, – сказал капитан, склоняясь над пулеметом.

В следующую секунду он открыл шквальный огонь длинными очередями. Снаружи послышались крики и ответные выстрелы. Антон кинулся в дальний угол сарая, упал на землю и заткнул уши.

Через несколько секунд пальба стихла. Еще через несколько секунд Антон открыл глаза. В ушах звенело, в сарае висел дым, пахло горячим железом и грибами. Капитан, прикрыв глаза ладонью, проводил визуальную рекогносцировку местности. Антон на четвереньках подполз к свету и тоже выглянул наружу. На поляне дымился перевернутый внедорожник, вокруг лежали тела убитых. Антон начал их считать и насчитал четыре. Вдали, оставляя пыльный след, уменьшался второй вражеский автомобиль.

Иванов закурил, облокотился на пулемет и созерцал поле боя, как будто это был костер, закат или водопад.

– Я знал, что понадобится, – задумчиво сказал он. – Кум, Антон Кузьмич, как интендантом стал в воинской части, так я за коллекцию принялся. Вдруг, думаю, война. У меня тут и НСВ, и АКМ, и СВД. Даже один ГП-30 есть. Все списано, все по закону. НСВ – он чем хорош? Он хоть и старый, но скорострельность такая…

– Товарищ капитан, что вы наделали? – в ужасе произнес свидетель убийства Опушкин, на глазах превращаясь в соучастника массового убийства. – Они же нас теперь поубивают. А если не они, то нас посадят.

– Кто это нас посадит? – удивился Иванов.

– Ну кто, полиция…

– Кто? Наша полиция? Зачем им это нужно? Ты, Антон, образованный человек, но в этих вещах не разбираешься.

– Ну хорошо, но они – Аслан этот.

– Пусть сунутся. – Иванов погладил ветошью ствол крупнокалиберного пулемета НСВ.

– Господи, за что мне это?! – тоскливо воскликнул Антон. – Куда мне теперь?

– Оставайся, – предложил Иванов. – Мы теперь братья по оружию. Считай, вместе воевали, отражали вражескую атаку. Будешь у меня жить, вместе веселее. Деньги теперь есть.

– Ничего я не воевал! – возмутился Антон. – Не надо меня впутывать в этот геноцид! Я жертва обстоятельств.

– Ну смотри, как знаешь, – не стал спорить капитан, снял пулемет с козел и понес его в угол.

Антон судорожно размышлял, что же ему делать дальше. Домой возвращаться нельзя, там Аслан или его люди. К маме? Если они нашли его дома, то и у мамы найдут. Надо бежать, вот что. Жил до тридцати двух лет безмятежно, а теперь надо бежать. Но куда? За границу? Или отсидеться где-нибудь, пока все не забудется?

Иванов поставил перед Антоном холщевый мешок. В нем лежали деньги из чемоданчика.

– Забирай половину, брат. У нас теперь все поровну.

У Антона не было сил спорить. Понимание того, что плохо, а что хорошо, стремительно исчезало. Если его честная попытка обратиться в милицию кончилась горой трупов, то что уж говорить о дважды украденных деньгах нечистого происхождения. Капитан взял корзинку, вытряс ее и стал перекладывать туда пачки евро.

– Вот, вроде половина, – сказал он, когда корзина наполнилась. – Погоди, мы это дело тряпочкой прикроем, вот так. Как будто с грибами.

Антон взял корзину. Деньги. Деньги – это хорошо. С деньгами можно исчезнуть. Сесть на какой-нибудь поезд… Но не через поселок. О том, чтобы идти через поле боя, не могло быть и речи.

– А если я пойду через лес, то куда приду? – спросил он.

– Вот так, если прямо, километров через пять выйдешь к Ильичевским Заимкам.

Распрощавшись с капитаном Ивановым и с ужасом отвергнув предложенный самозарядный компактный пистолет Макарова, Антон вышел из сарая и углубился в лес.

15

Он не был в лесу давно. И лес производил странное впечатление. С одной стороны, он успокаивал. Невозмутимые деревья шумели о вечном, людские страсти были для них мелковаты. Вот так же по лесу ходили его предки, кто-то с войны, кто-то на войну, люди рождались и умирали, а лес стоял.

С другой стороны – чувствительную душу дизайнера интерьеров угнетал лесной беспорядок. Все вокруг было случайно и непродуманно – под ногами валялись ветки, шишки… Антон привык знать окружающую среду, названия и функции объектов, эту среду составляющих. В лесу все было непонятно. Кроме дубов, елок и сосен, он не мог идентифицировать ни одного дерева, а тем более куста. В голове был наготове список названий – осина, ясень, какой-то даже можжевельник. И наверняка этот список соответствовал деревянным предметам вокруг. Но кто из них кто? Антону казалось, что он идет прямо. Но прошел час, за ним другой, а лес все не кончался. Он не спал предыдущую ночь, а последнее, что он съел, был бутерброд на бензоколонке рано утром. Телефон, в котором был компас, карта и часы, давно сел. Стоило сойти с проторенной дорожки, и природа в, казалось бы, цивилизованном и густо заселенном Подмосковье живо напомнила, кто здесь главный. И человек с корзиной денег ничего не мог ей противопоставить.

Антон заблудился намного раньше, чем признался себе в этом. Иногда ему казалось, что он уже шел здесь – какое-нибудь поваленное дерево выглядело знакомым. Но проверить это было нельзя, деревья росли без штрих-кодов и серийных номеров. Под ногами попадались ягоды и грибы без инструкции с неизвестным составом и сроком годности. В другой раз Антон бы начал волноваться, искать выход, но суточный лимит эмоций и инициативы был давно исчерпан. Он просто шел, а когда уставал, садился на пенек.

Аслан тоже устал. Он тоже не спал ночь, убил Вову, потерял деньги, двух своих лучших людей и двух новых – Диму и Алика. Аслан, подтверждая свою кличку, был в бешенстве и по дороге в местный стриптиз-клуб «Нормалек», где у Красноогуреченских была штаб-квартира, впал в истерику. Он матерился, рыдал и бился головой о переднюю панель «Мерседеса», рискуя привести в действие подушку безопасности.

За рулем сидел молодой Юра. Он был возбужден погоней, перестрелкой, кровью – всем тем, о чем он мечтал, когда хотел стать бандитом. Он уже думал, что этой мечте не суждено будет сбыться и вся жизнь так и пройдет в черном костюме с рацией, в разъездах со скучным Владимиром Петровичем, но жизнь сделала крутой поворот – теперь он один из легендарных красноогуреченских! И даже прошел боевое крещение. Однако новый шеф выглядел плоховато, и Юра попытался его утешить:

– Ну ладно, ладно, Аслан Зелимханович, что вы так… Ну, бывает, работа такая. Все будет хорошо.

Осознав, что его утешает малознакомый и совсем юный кент, Аслан постарался взять себя в руки.

– Я знаю, – сказал он, сморкаясь, – это все порожняк. Но ты понимаешь… как тебя зовут, брат?

– Юрой.

– Понимаешь, Юра, ничего не могу с собой поделать. Вот я сильный, ровный, уважаемый, да?

– Вы! Да вы же Асланчик Бешеный! Вас все боятся.

– Видишь. А иногда не могу сдержаться почему-то. Знаешь, когда фильм про собаку смотришь и там хозяин умирает, начинаешь плакать, как женщина. Вот что мне эта собака? В гробу я ее видал! Все понимаешь, а плачешь. Так и тут. Понимаешь, что не надо реагировать. Но организм реагирует.

– Это эмоции, вызванные стрессом, – заметил Юра, который часто коротал ожидания своего бывшего шефа за чтением журналов.

– Стресс, да! Мне говорили. Этот стресс, я с ним не знаю что делать.

– Владимир Петрович, светлая память…

– Светлая, да, – отозвался Аслан.

– …он к психологу ходил, когда у него стресс был. Специальный такой психолог, для пацанов. Не западло к нему ходить. Владимир Петрович говорил, деньги нужны, чтобы решать проблемы. Если у меня психологическая проблема, говорил, я заплачу и не будет проблемы.

– Не западло, говоришь?

– Не, реальный психолог, ровный, к нему много наших ходит.

– Отвечаешь?

– Отвечаю.

Аслан поморщился при мысли о том, что кому-то, пусть даже ровному и реальному, придется рассказывать о своем внутреннем мире. Откровенничать он умел только в молитве Аллаху, да и там разговоры в основном шли о бизнесе. Беседа с Юрой уже начинала тяготить.

– Ладно, подумаю, – сказал он. – Забудь пока.

Аслан вылез из машины, отпустил Юру и немного постоял перед дверью своего основательного дома, одного из самых больших в Красных Огурцах. Каждый раз, когда надо было войти домой и увидеть лица самых любимых людей, он немного преодолевал себя, как перед прыжком в холодную воду. Только одно небольшое усилие – и дальше все пойдет хорошо. Переход из уютной среды вымогательств и убийств в агрессивную атмосферу семьи давался в последнее время все труднее. Взяв себя в руки, он сложил на лице виноватую улыбку и открыл ворота.

Сусанна гремела посудой на кухне, из детской части дома доносились крики детей.

– Привет, – осторожно сказал Аслан, заходя на кухню, – вот и я…

Жена ожесточенно двигала кастрюлю по плите и не оборачивалась. Все восемьдесят килограммов ее тела испускали опасное напряжение, как неразорвавшаяся мина. Аслан осторожно чмокнул жену в потный валик затылка и сел за стол. Сусанна делала вид, что его нет.

– Эй, женщина! – полушутливо сказал Аслан. – Муж пришел. Обед давай.

– Муж?! – сдетонировала мина. – За что? Объясни мне, за что?!

Она обернулась, уткнула мощные руки в бока и впилась в мужа взглядом, как будто действительно ждала ответа.

– За что мне это? Объясни мне, что я сделала в жизни плохого, что Бог меня так наказывает? – Она мокрым шлепком прихлопнула лицо ладонью. – Господи! Когда же! Это! Кончится!

Дома все как обычно, подумал Аслан. Сусанна уже несколько лет существовала в режиме перманентного эмоционального взрыва. Этот взрыв вопреки законам физики был устойчивым явлением, со своей устойчивой логикой. В эпицентре находилась она, Сусанна, которая больше не может так жить. Катализатором этого феномена служил Аслан. Считалось, что он мучает Сусанну и испортил ей жизнь. Внутри взрыва Сусанне жилось не так плохо, жертва, которую она каждый день приносила, состоя в браке с Асланом, стала ее призванием, то есть дарила смысл и занимала время. Мучился же в основном сам Аслан.

– Что ты орешь? – привычно осведомился он.

– Что я ору? Тебя не было целые сутки! Где ты был?

– Работал…

– Знаю я твои работу! – Женщина-взрыв тем не менее поставила перед мужем тарелку супа. – Убил кого-нибудь?

– Сусанна…

– Или с очередной шлюхой?..

– Никого я убивал! И не было никаких шлюх.

– Поклянись!

– Клянусь.

– Поклянись детьми!

В этот раз детьми поклясться Аслан не мог по обоим пунктам обвинения. Он бы с удовольствием поклялся Сусанной или ее мамой, но дети… Аслан чувствовал, как на него снова надвигается стресс. Он машинально достал пистолет и передернул затвор.

– Ты что же, демон, мозгами со своими проститутками расплатился, а? – взвопила Сусанна. – Сколько раз говорила не доставать эту пакость в доме! Убери, пока я тебе в голову не воткнула.

Сусанна выглядела как женщина, которая действительно может результативно воспользоваться огнестрельным оружием как холодным. Аслан убрал пистолет, посмотрел на тарелку дымящегося хаша, стукнул кулаком по столу и встал из-за стола.

16

Уже темнело, когда, пережив несколько приступов отчаяния и апатии, Антон увидел избушку. Она стояла на поляне и была настолько крупным представителем семейства избушек, что ей скорее подходило определение «избища» – двухэтажная, с пристройками и навесами. Но дымок из массивной трубы, желтый свет в окнах и чернеющий вокруг сказочный лес заставили Антона пробормотать «избушка». Лес увел его из обжитого двадцать первого века в дебри прошлого, сделал из него странника и теперь подсовывал ночлег.

Антон осторожно подошел к избушке, втянул носом запах жилища – дыма и еды. За ужин и постель он готов был предоставить себя на съедение ведьме, лешему и любому другому маргиналу, занимавшему эти хоромы.

– Хозяева! – крикнул он. – Есть кто дома?

Тяжелая дверь со скрипом раскрылась, но вместо ожидаемой Бабы яги на крыльцо вышла девушка в свитере поверх сарафана.

– Извините, – начал Антон, – я заблудился. Не подскажите, как мне пройти… куда-нибудь?

– Куда-нибудь? – хихикнула девушка. – Куда-нибудь вы уже пришли. Дееед!

На крыльце появился аккуратный старичок в валенках и черно-красной клетчатой рубашке, заправленной в спортивные штаны. На большом носу его сидели большие очки в толстой оправе.

– Ты кто, мил человек? Откуда и куда идешь? – нараспев проговорил дед, спускаясь с крыльца.

– Да вот, заблудился. Шел из Красных Огурцов в Ильичевские Заимки по лесу…

– А вы сами откуда? – спросила девушка.

– Из Москвы… – Антон смутился. Ему показалось, что в этих обстоятельствах быть москвичом как-то не очень прилично.

– Да, занеслооо, – протянул дед. – До Заимок тут еще топать и топать. Да ты заходи!

– Мне неудобно, – бормотал Антон, заходя.

– Давай, давай, – ласково подгонял дед. – Накормим, напоим, спать уложим. Слава науке, не хуже, чем в гостинице.

Дом произвел на Антона совершенно завораживающее впечатление. Предметы деревенского быта соседствовали тут с неожиданными чудесами техники. Под потолком висели пучки трав, обдуваемые маленькими вентиляторами, что создавало в избе удивительную шумо-обонятельную атмосферу. В гостиной, которую Антон, подумав, назвал про себя горницей, высилась гигантская печь, от нее по стенам змеились медные трубки, а над печной заслонкой Антон заметил набор датчиков со стрелками, вделанных в штукатурку. От кресла-качалки тянулись провода, между окон висели коробки с мигающими индикаторами. Антон подумал, что если в наше время и есть колдуны, то их жилище должно выглядеть именно так.

Обитатели дома, дедушка по имени Степан Трофимович и его внучка Дуня, проявили такую активность, как будто последние десять лет только и ждали появления голодного и уставшего москвича. Дуня, отправив Антона умываться и удивляться сенсорной регулировке горячей и холодной воды, успела за пять минут полностью уставить стол тарелками со снедью. Возможно и даже наверняка это говорили голод и усталость, но Антону показалось, что он никогда еще не ел такой вкусной картошки с грибами, не пил такой чистой воды и не сидел на таком мягком диване. Хозяева много говорили, смеялись, обильно употребляя уменьшительно-ласкательные суффиксы – «снимайте ботиночки, возьмите еще картошечки, сейчас принесу вилочку». Антон даже не отказался от «рюмочки водочки». Конечно, им тут скучно живется, изголодались по общению, думал он. Кошмар, если вдуматься, жить в такой дыре, а они ничего, веселые. В этом что-то есть.

Дед рассказывал про свой дом, богато формулируя, особенно когда речь шла о технике и сельском хозяйстве. Видно было, что человек образованный.

– Вы кто про профессии? – спросил Антон.

– Я – изобретатель, – приосанившись, отвечал Степан Трофимович, как видно, любивший этот вопрос. – У меня пятьдесят четыре официальных патента! Электромеханика, электроника, просто механика. Работал в Москве, в НИИ машиностроения, потом на пенсию вышел, сюда переехал, но дела своего не бросаю! Тут все – моих рук дело. Полное самообеспечение – электричество, водоснабжение. У меня мастерская – загляденье. Да я покажу.

Пришлось посмотреть и мастерскую – отдельную постройку, тоже бревенчатую, солидную. Хороша была мастерская – столы, верстаки, батареи инструментов, понятных и непонятных. Круг интересов хозяина был весьма широк: тут были и тиски, и рубанки, и осциллографы, и токарный станок, и пробирки. Недремлющий дизайнерский мозг выдал Антону термин «стимпанк». Он давно мечтал оформить что-нибудь в этом экстравагантном стиле.

– А вот моя гордость, дело всей жизни. – Дедушка откинул покрывало с чего-то похожего на напольные весы с колесом. – Это прялка! Я назвал ее «Россия Великая». С гироскопической роторной тягой!

– Я не очень разбираюсь в прялках… Но выглядит впечатляюще.

Деревянная прялка с колесом, тросиками и шестеренками сияла лакированными боками в электрическом свете. Все плоскости ее были разрисованы цветами, конями и звездами, чем делали «Россию Великую» похожей на помесь орудия пыток и палехской шкатулки. Дав Антону полюбоваться, дед выключил свет и повел его обратно в дом.

– И знаешь, какая у меня мечта? Подарить прялку «Россия Великая» Якубовичу на «Поле чудес». Чтобы стояла у него в музее… Конечно, это чистое искусство, механические прялки сейчас никому не нужны. Но для тех, кто понимает… Леонардо да Винчи бы понял. Циолковский бы понял. Ну и Якубович, конечно, поймет, он ведь все понимает…

Антон припомнил усатое лицо Якубовича, который уже почти полвека крутит барабан, и внутренне согласился, что, наверное, после стольких лет на «Поле чудес» он уж действительно все понимает.

Дуня смеялась, когда Антон рассказывал о Москве, объяснял, что такое дизайн интерьеров и почему он в кроссовках. Ей был двадцать один год, и вся она была под стать дому – ловкая, здоровая, с ямочками на щеках. Если ее накрасить, да причесать, думал слегка захмелевший Антон, да приодеть…

От предложения «сходить в баньку» Антон никак не мог отказаться, хотя баню не любил. Во-первых, давно надо было помыться, во-вторых, дед с таким энтузиазмом тер ладоши, когда говорил о баньке, так красиво произносил «теплопроводность бруса», что Антон сказал: «Банька – отлично!»

И тут все прошло как в городской фантазии про деревню – березовые веники, хвойное масло, кадушки с ледяной водой. Дуня без церемоний суетилась в предбаннике в мокрой белой сорочке, чем смущала Антона и от этого очень мило смущалась сама.

Последним пунктом программы «русское гостеприимство экстра плюс» значилось распитие наливки после баньки у костра.

Антон, завернутый в плед, уже позабывший, кто он и как он сюда попал, смотрел то на мечущееся пламя костра, то на звезды, совершенно разомлев.

– Ты добрый человек, – задумчиво произнес дедушка. – Хороший. Я это сразу почувствовал.

– Я обычный, – вяло возразил Антон.

– Ты сам себя не знаешь, а я – я все чувствую. Я в глубь вещей могу смотреть.

– Ну, вам виднее. Раз вы говорите – значит, я добрый человек.

– Почему ты думаешь я сюда переехал? Здесь места особые. Еще после войны были секретные исследования, тут энергетическая аномалия, место силы. Тут у человека открываются такие способности, что он и не подозревал. Я когда тут поселился, у меня изобретения прямо поперли, один ресивер мой двухфазный сколько шуму наделал…

Дед замолчал, улетев мыслями куда-то далеко, в мир ресиверов и энергий.

– В каждой жизни, Антон, должен быть высший смысл. Миссия у нас у каждого. А разглядеть ее только тут и можно.

Антон попытался, пользуясь случаем, разглядеть свою миссию. «Вот делаю я людям дома, а они потом в них живут. – подумал он. – Правда, потом опять ремонт затевают и все переделывают, так что только на фотографиях интерьеры и остаются. Как повар – создал шедевр, его съели и забыли. Вот такая миссия. Хотя больше похоже на обычную работу…» Больше ничего умного в усталую голову не приходило.

– А у вас какая миссия, Степан Трофимович?

– Так я ж и говорю – прялку Якубовичу подарить.

– Как-то это несерьезно для миссии.

– Это так кажется, если не знать, как мир устроен. Но когда она у него в музее встанет, тогда путь мой на земле можно считать пройденным не зря. Это как замковый камень – сам по себе ничто, но всю конструкцию держит. Вот ты думаешь, у тебя какая миссия?

– Не знаю, – признался Антон. – Я просто живу, работаю…

– Хочешь узнать?

– Конечно хочу.

– Но это большое знание, и оно меняет человека. Да и не за один раз оно приходит, нужно несколько раз.

– Несколько раз чего?

– А это самое важное. Земля тут, я тебе говорил, особая. И все, что на ней ни произрастает, тоже особое. Но главное здесь знаешь что?

– Что?

– Грибы! Я долго тут по лесам ходил, изучал. Маленькие такие, черные невзрачные грибочки. Но если с ними подружиться, они тебя пропустят туда, где все ответы есть.

«Вот те раз, – подумал Антон, – а дед-то наркоман. То-то я смотрю, он какой-то странный. Прялка, Якубович… Кто бы мог подумать! А еще говорят, наркомания молодеет…»

– Вот они, мои помощники, – ласково произнес дед, доставая из-за пазухи сверток. – Ты готов, Антон, войти туда?

– Чего-то я устал, Степан Трофимович, я пропущу.

– Ну смотри, когда будешь готов, сам почувствуешь. А я схожу, посмотрю, что там нового.

С этими словами он закинул в рот щепотку каких-то ошметков из свертка и стал жевать с закрытыми глазами.

– Пойду я, пожалуй, – сказал Антон, вставая, – спать хочется.

– Я тоже скоро лягу, – пробормотал дедушка. – Ты очень добрый человек, Антон, ты сам этого не знаешь…

В голове шумело, и, едва добравшись до комнаты, которую ему отвели, Антон повалился на кровать и отключился. Последней его мыслью было «я – добрый человек».