Текст книги "Сын Человеческий. Истоки религии"

С вечера 5 апреля до ночи на 7-е

В то самое время, когда на Елеоне Христос вел с учениками беседу о последних днях, Иуда тайно проник во дворец Кайафы, чтобы встретиться с представителями власти. Он предложил саддукеям свой план: схватить Иисуса ночью вне города, не привлекая внимания толпы. Иуду, конечно, стали расспрашивать о замыслах Учителя и Его приверженцах. Вероятно, Искариот сообщил, что Иисус, по его мнению, намерен провозгласить Царство Божие в день Пасхи[400]400
  Христос много раз говорил ученикам о страданиях и славе, которые ждут Его в Иерусалиме на Пасху. Апостолы, как это видно из просьбы Саломеи, ожидали лишь Его торжества. Иуда мог сообщить членам Синедриона о том, что Учитель хочет «провозгласить Царство Божие» именно в день праздника. Этим, вероятно, объясняется неожиданное изменение их планов в отношении Иисуса.


[Закрыть].

Опасаясь, что это будет какой-нибудь новый дерзкий акт вроде изгнания торговцев из храма, иерархи ухватились за возможность своевременно предотвратить соблазн. Хотя арест был сначала отложен на послепраздничные дни, содействие Иуды заставило Синедрион изменить решение, тем более что он вызвался сам провести стражу к месту, где обычно укрывался Иисус.

Раз вступив на путь предательства, Искариот не мог остановиться. Теперь уже он был намерен извлечь и выгоду из своей измены. «Что хотите дать мне?» – спросил он, после чего архиереи немедленно заплатили ему за помощь[401]401
  Мф. 26: 3–5; 14–16; Мк. 14: 1–2; 10–11; Лк. 22: 1–6. Согласно Мф., цена, которую заплатили Иуде, равнялась тридцати сребреникам. В дохристианские времена это считалось стоимостью раба (Исх. 21: 32). По мнению одних толкователей, архиереи назначили такую цену в знак презрения к Иисусу; по предположению других, это символическая цифра, означающая религиозное отступничество (ср.: Зах. 11: 12–13). См.: прот. С. Булгаков. Иуда Искариот Апостол Предатель. – Путь, 1932, № 26, с. 30–31.


[Закрыть]. Получив деньги, Иуда как ни в чем не бывало вернулся к Учителю.

Утром в четверг Иисус велел апостолам готовиться к седеру, пасхальной трапезе. По уставу ее следовало начинать вечером 14 нисана, которое в том году приходилось на пятницу; но Господь знал о предательстве, знал, что Ему осталось быть на свободе меньше суток, и поэтому хотел успеть встретить Пасху в кругу учеников. Он придавал особое значение этому последнему в Его земной жизни празднику.

«Великим желанием возжелал Я вкусить эту пасху вместе с вами прежде Моего страдания, – сказал Иисус, – ибо говорю[402]402
  В данном контексте – синоним пасхального агнца.


[Закрыть] вам: не буду вкушать ее, доколе не исполнится она в Царстве Божием»[403]403
  Мф. 26: 29; Лк. 22: 15, 16. Ἐπιθυμίᾼ ἐπεθΎμησα, «желанием возжелал», – иудейский оборот речи, выражающий высшую степень желания. Согласно трем первым евангелистам, Тайная вечеря совпала с Пасхой и была седером, т. е. праздничной трапезой. Но из IV Евангелия, хронология которого, по-видимому, более точна, явствует, что Вечеря произошла 13 нисана, накануне самой Пасхи. Все же и у синоптиков есть косвенные указания на то, что вечер четверга не был пасхальным. Утром в пятницу Симон Киринейский шел с поля, где едва ли мог находиться в пасхальную ночь (Мк. 15: 21). В Иудее, по свидетельству Талмуда, вечером перед седером прекращалась всякая работа (Мишна. Песахим, IV, 5). Совершенно невероятно, чтобы Синедрион назначил арест на вечер седера. В пасхальный день (до захода солнца) Иосиф Аримафейский не мог бы сделать закупок для погребения. Проф. СПб. Духовной Академии Д. Хвольсон выдвинул предположение, что совпадение дня Пасхи с кануном субботнего покоя заставило Синедрион перенести обряд заколания агнцев на четверг (Д. А. Хвольсон. Последняя пасхальная вечеря Иисуса Христа в день Его смерти. – ХЧ, 1878, III–IV, с. 352 сл.). Но еще за несколько десятилетий до н. э. Гиллель объявил, что ради субботы обряды Пасхи не переносятся (Тосефта, Песахим, IV, 1а). Попытки отрицать пасхальный характер Тайной вечери ведут к отрицанию всех синоптических свидетельств. А. Жобер предположила, что Христос пользовался старым календарем, по которому Пасха приходилась на среду (A. Jaubert. The Date of the Last Supper. New York, 1965). Этот календарь употребляли ессеи и родственные им группы. Но мы знаем, что в других случаях Христос никогда не отвергал общепринятого церковного календаря. К тому же нет оснований сближать Его с ессеями (см. выше с. 311 сл.). Пока наиболее вероятным остается мнение, что Христос намеренно совершил Пасху до ее наступления, зная, что скоро будет взят под стражу. См.: Иоанн Златоуст. Беседы на Матфея, 81, 1.


[Закрыть]. Апостолы поняли эти слова по-своему. Даже когда накануне Он говорил: «Вы знаете, что через два дня будет Пасха и Сын Человеческий предан будет на распятие», они не верили в трагическую развязку и продолжали думать, что нынешний седер станет кануном Его торжества[404]404
  Мф. 26: 2.


[Закрыть].

– Где нам приготовить пасху? – спросили ученики. Было бы надежней оставаться в Вифании, но Иисус послал их в город к одному из Своих тайных последователей[405]405
  Мф. 26: 17–19; Мк. 14: 12–16; Лк. 22: 7–13. Возможно, что дом, где совершилась Тайная Вечеря, принадлежал родителям Иоанна Марка; см.: Деян. 12: 12.


[Закрыть]. Пасха должна была совершиться по Закону – в Иерусалиме.

– Идите в город к такому-то, – велел Он Петру и Иоанну, – и скажите ему: «Учитель говорит: время Мое близко. У тебя Я совершу пасху с учениками Моими».

Оберегая эти драгоценные часы, Он принял меры предосторожности. Имя владельца дома было названо только двоим. Христос дал им знак: у ворот они встретят человека с кувшином, который и проводит их.

Обстановка секретности начинала беспокоить учеников: двое из них даже вооружились на случай внезапного нападения.

Неизвестно, можно ли было приобрести ягненка и совершить положенное жертвоприношение за день до праздника. Не исключено, что обычай позволял это, ибо тысячи и тысячи паломников желали принять участие в обряде[406]406
  По Иосифу Флавию (Иуд. война, VI, 9, 3), однажды, в 60-х годах I в., было заколото 256 500 пасхальных агнцев. Хотя обряд совершали сами богомольцы, технически он был трудноисполним, если не предположить разрешения начинать его заранее. Этот аргумент в пользу того, что агнец мог быть приготовлен уже 13 нисана, впервые выдвинул Филарет (Гумилевский), архиеп. Черниговский; см. его кн.: Беседы о страданиях Господа нашего Иисуса Христа, ч. 1, с. 10–11.


[Закрыть]. Во всяком случае, неведомый друг Учителя позаботился обо всем.

На исходе дня Иисус с учениками пришел в Иерусалим. Впервые за эту неделю Он готовился провести там ночь. Хозяин уже ждал их. Большая верхняя комната была выметена и выстлана циновками. Все остатки квасного хлеба, по обычаю, были уничтожены. На столе находились лишь глиняные тарелки с опресноками, кувшины с вином, кубки. Об агнце, или самой «пасхе», евангелисты не упоминают, но, если наше предположение правильно, было подано и это традиционное блюдо. Каждая трапеза, сопровождавшаяся молитвами, считалась у иудеев своего рода обрядом. В ней участвовали только члены семей или маленькие братства, «хабурот». Места во время таких вечерей занимали по старшинству, которое строго соблюдалось. Поэтому апостолы, войдя, стали спорить: кто будет ближе к Учителю. Однако Иисус напомнил им, что не только в эту торжественную минуту, но и в любое время они должны побеждать всякое честолюбие[407]407
  Лк. 22: 24–30; ср. строго иерархический порядок сидящих за трапезой в Кумране: Устав общины, VI.


[Закрыть].

Ветхозаветные пророчества нередко изображали мессианское Царство в виде пира[408]408
  Ис. 25: 6; 55: 1; Притч. 9: 1–6; II Устав Кумрана, II, 11–21; Апок. Баруха, 29, 29; ср.: Мф. 8: 11.


[Закрыть]. Если судить по многим притчам Христа, Он дорожил этим символом. Для Него собравшиеся за праздничным столом братья олицетворяли мессианскую общину, Главой которой был Он Сам.

По тогдашнему обыкновению, все возлегли на низких ложах: Иоанн рядом с Господом, Симон – напротив Него; поблизости находился и Иуда.

Священное событие Великого четверга, которому предстояло жить в Таинстве Литургии, стать средоточием Церкви и которое будет запечатлено в молитвах и гимнах, в творениях Джотто, Дионисия, Леонардо, происходило в обстановке непритязательной простоты. Только присутствие Искариота, если бы апостолы знали о предательстве, могло омрачить вечерю. Но они пока ни о чем не догадывались.

Хотя законный срок седера наступал лишь на другой день, Христос, вероятно, во всем следовал пасхальному чину[409]409
  Это явствует из всей синоптической традиции. Обряды ритуальной трапезы и Пасхи изложены в талмудических трактатах «Берахот» и «Песахим» (т. 1–2, рус. пер. Талмуда). Сравнение их с Тайной вечерей подтверждает ее пасхальный характер. «Христос, – пишет Л. Буйе, – не изобретает, а только применяет обряд, который уже существует и должен продолжаться» (Л. Буйе. О Библии и Евангелии, с. 225). См. анализ первой Евхаристии в свете иудейских обычаев в кн.: Н. Д. Успенский. Анафора. – БТ, М., 1975, в. 13, с. 42 сл.


[Закрыть]. Это был Его праздник, Его «новая Пасха», знаменовавшая уже не исход на свободу и усыновление Богом одного народа, а искупительный дар всему миру.

В начале вечери полагалось в знак благоговения омыть руки. После этого Христос неожиданно встал и, сняв верхнюю одежду, опоясался полотенцем. Двенадцать замерли в недоумении. Он же налил воду в кувшин и приготовился мыть ноги ученикам. На Востоке это делали слуги, встречавшие гостей после путешествия по пыльной дороге; но в Общине Христовой слуг не было и не должно было быть. Обязанности раба исполнил Сам Господь.

Невозможно описать крайнее смущение, в которое Иисус поверг присутствующих. Кифа, когда Он приблизился к нему, воскликнул:

– Ты ли мне моешь ноги?

– Что Я делаю, ты не знаешь теперь, но поймешь потом.

– Не умоешь ног моих вовек! – протестовал Симон.

– Если не умою тебя, ты не имеешь части со Мною.

Петр огорчился еще больше:

– Господи, не ноги мои только, но и руки, и голову!

– Омытого, – ответил Иисус, – нет нужды мыть, разве только ноги, но он чист весь. И вы чисты. Но не все[410]410
  Ин. 13: 1–11. Слово λελουμένος, «чистый», в данном контексте относится как к ритуальному омовению, так и к состоянию души. Ин. говорит лишь об омовении ног на Вечере, не упоминая Евхаристии. Очевидно, в то время, когда писалось IV Евангелие (90-е гг.), Евхаристия как часть Тайной вечери подразумевалась сама собой. В Иоанновом умолчании не исключен и мотив эсотеризма. О смысле же таинства Ин. говорит в другом месте. См. выше гл. 10, а также: R. Brown. New Testament Essays. New York, 1968, p. 108ff и статью J. Giblet в «Concilium», № 40, декабрь 1968.


[Закрыть].

Это был первый в тот день намек на изменника, находившегося рядом с ними.

Когда Иисус вернулся на Свое место во главе стола, Он сказал: «Знаете ли, что Я сделал вам? Вы называете Меня Учителем и Господом, и правильно говорите, ибо Я действительно Учитель и Господь. Итак, если Я умыл ноги вам – Я, Господь и Учитель, – и вы должны друг другу умывать ноги. Ибо Я дал вам пример…

Я посреди вас – как служащий… Но вы – те, которые пребыли со Мною в испытаниях Моих, и Я завещаю вам – как завещал Мне Отец Мой – Царство, чтобы вы ели и пили за трапезою Моею в Царстве Моем»[411]411
  Ин. 13: 12 сл.; Лк. 22: 27–30. Дальнейшее повествование о Тайной вечери основано на Мф. 26: 20–29; Мк. 14: 22–25; Лк. 22: 15–20; Ин. 13: 18–38; 1 Кор. 11: 23–25 и талмудических свидетельствах о пасхальном седере. До сих пор вопрос, участвовал ли Иуда в Евхаристии, не решен. Однако многие косвенные данные говорят в пользу того, что он покинул Вечерю до нее. См. изложение различных мнений в кн. прот. А. И. Алфеева. Иуда предатель. Рязань, 1915, с. 52 сл.


[Закрыть].

По обыкновению, вино смешали с водой, и каждый, наполнив свою чашу, читал над ней благодарственную молитву: «Благословен Ты, Господи Боже наш, Царь вселенной, создавший плод лозы виноградной». Затем слушали пасхальное славословие, рассказ об Исходе и ели агнца с горькими травами.

Спустилась ночь. В горнице зажгли светильники. Все заметили, что Учитель погружен в глубокую скорбь. Когда Он произнес слова псалма: «Идущий со Мною поднял на Меня пяту», апостолы поняли, что Ему грозит неведомая, но близкая опасность. Наконец Иисус сказал прямо: «Один из вас предаст Меня. Он ест со Мною». В горестном смятении и страхе все стали переглядываться. «Не я ли?» – посыпались вопросы. Иуда, которого раздирали противоречивые чувства, тоже осмелился спросить: «Не я ли?..»

Что ответил ему Господь, никто не слышал, но Иуда понял: его замысел раскрыт. Иисус же, обратившись к остальным, сказал: «Сын Человеческий идет, как написано о Нем. Но горе человеку тому, через которого Сын Человеческий предается. Лучше было бы не родиться человеку тому».

Неизвестность томила Петра. Не выдержав, он сделал знак своему молодому другу, возлежавшему рядом с Учителем, чтобы тот спросил, кто предатель. На вопрос Иоанна Иисус чуть слышно ответил: «Тот, кому Я дам этот кусок хлеба, обмакнув его».

Кусок был протянут Искариоту. Этот жест считался на трапезах признаком расположения и любви. Господь в последний раз хотел спасти гибнущую душу. Однако Иуда ожесточился еще больше. «Вошел в него сатана», – говорит евангелист. Теперь предатель уже ненавидел свою Жертву.

«Что делаешь, делай скорее», – твердо сказал Иисус, глядя на Иуду. Все подумали, что Он посылает его купить необходимое к завтрашнему празднику. Иуда встал и молча вышел. Ночной мрак поглотил его. Мосты были сожжены. Архиереи уже ждали своего сообщника.

Тревога не покидала Петра и Иоанна с того момента, как за Иудой закрылась дверь; но мрачная туча, нависшая над учениками, несколько рассеялась. Может быть, и Сам Иисус ощутил облегчение.

Вновь были омыты руки и разлито вино. Христос произнес молитву над лежащим перед Ним опресноком: «Благословен Ты, Господи Боже наш, Царь вселенной, выводящий хлеб из земли». В тот миг, когда Он преломил его, на апостолов словно повеяло ветром Галилеи. Казалось, они не в ночном Иерусалиме, а на берегу моря, где Иисус насытил пять тысяч. Но обряд напоминал и о другом. «Это хлеб страдания, который ели отцы наши в земле Египетской», – повторил Учитель традиционные слова седера. На сей же раз Пасха возвещает о страдании Служителя Господня, Мессии. Как разломлен этот священный хлеб, так будет отдана Его плоть в руки палачей.

«Возьмите – это тело Мое, ломимое за вас, – проговорил Христос и добавил: – Это делайте в воспоминание обо Мне…»

С трепетом принял каждый свою часть пасхального опреснока. Потом стоя пропели начало «халлела»:

 
Хвалите слуги Господа, хвалите имя Господне!
Да будет имя Господне благословенно
отныне и вовек,
От восхода солнца до запада
да прославится имя Господне.
Высок над всеми народами Господь,
над небесами слава Его…
 

Но вот Христос взял в руки «общую чашу благодарения», которую обычно пили в конце вечери.

– Благословим Бога нашего, – произнес Он.

– Благословен Господь Бог наш, Бог Израилев, Бог Саваоф, восседающий среди херувимов, за пищу, которую мы приняли, – отвечали по уставу апостолы.

– Благословим Того, Чью благодать мы вкушали.

– Благословен Ты, Чью благодать мы вкушали и Чьей благодатью мы живем…

В заключение славословия Иисус сказал:

– Эта чаша есть Новый Завет в Моей крови. Пейте из нее все. Это есть кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая для отпущения грехов… Делайте это всегда в воспоминание обо Мне.

Апостолы передавали чашу по кругу…

Так совершилась Пасха Завета, заключенного в крови Агнца.

Иисус не случайно сохранил в обряде жертвенную символику, ибо все древние алтари были призывом к небу и означали жажду общения с Высшим; последняя же трапеза Христова соединила верных с Ним, с воплощенным Сыном Божиим.[412]412
  На языке Библии «кровь и плоть» были синонимом живого существа.


[Закрыть]

Кровь в Библии считалась символом жизни, над которой властен один Творец. Именно поэтому ее запрещалось употреблять в пищу[413]413
  Лев. 3: 17; 17: 10, 12–14; Втор. 12: 16.


[Закрыть]. Между тем теперь Сам Спаситель мира отдавал Свою жизнь, Свою кровь людям.

Издавна заключение Завета сопровождалось окроплением верующих кровью животного, посвященного Богу. Все, на кого падали ее капли, обретали новое духовное родство и связь с Богом[414]414
  Исх. 24: 3–8; Зах. 9: 11; ср.: Евр. 9: 16–21.


[Закрыть]. Таков был смысл заклания пасхального агнца. Подобные обряды знал не только Израиль, но и большинство древних народов. Христос заменяет кровь жертвы соком виноградной лозы, вином трапезы, которая знаменует богочеловеческую жертву, страдания и торжество Мессии-Искупителя.

Пасхальное воспоминание об Исходе было перенесением прошлого в настоящее. Мудрецы Израиля говорили, что каждая Пасха есть освобождение от рабства, совершающееся вновь и вновь[415]415
  Песахим, X, 5.


[Закрыть]. Точно так же и новозаветная Евхаристия означает причастность к спасению, которое Христос приносит людям, пребывание Господа с любящими Его. «Всякий раз, – скажет позднее апостол Павел, – когда вы едите хлеб и пьете эту чашу, вы смерть Господа возвещаете, доколе Он придет».

Время побеждено. Остается лишь таинство Воплощения, Присутствие Бога, явившегося в мир…

Только глубокая укорененность Евхаристии в культовой традиции Ветхого Завета позволила апостолам пережить ее в ту великую ночь как священнодействие, как таинство. Пусть они не могли еще выразить этого словами, но полнота единения с Господом и между собою стала для них реальностью.

«Дети Мои, – сказал Иисус, – еще недолго Я с вами… Заповедь новую даю вам: да любите друг друга. Как Я возлюбил вас, и вы да любите друг друга. По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою»[416]416
  Прощальная беседа Христа с учениками на Вечере и после нее содержится в Ин. 13: 31–38; 14: 1–31; также в Мф. 26: 30–35; Мк. 14: 26–31; Лк. 22: 31–38. Самое раннее свидетельство о Евхаристии приведено в 1 Кор. (ок. 57 г.). Вариации в «установительных словах» показывают, что первые христиане придавали большее значение духу таинства, нежели точности словесных формул.


[Закрыть].

Это звучало как прощание. Тоска охватила апостолов. Они долго не решались задавать вопросы, но сегодня, во время седера, сам Закон повелевает спрашивать[417]417
  Песахим, X, 4.


[Закрыть]. Первым осмелился Петр.

– Господи, куда Ты идешь?

– Куда Я иду, ты не можешь теперь последовать за Мною, но последуешь после.

– Господи, почему я не могу за Тобою последовать теперь?

– Симон, Симон, вот сатана добился того, чтобы просеять вас, как пшеницу; но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя, и ты, некогда обратившись, утверди братьев твоих.

– Господи, – со свойственной ему горячностью вскричал Петр, – с Тобой я готов и в тюрьму, и на смерть идти! Я душу мою за Тебя положу!

– Душу твою за Меня положишь? – печально отозвался Иисус. – Истинно, истинно говорю тебе: петух не пропоет, как ты отречешься от Меня трижды.

Другие ученики тоже задавали вопросы. Иисус отвечал каждому, Он ободрял Своих растерянных друзей: «Да не смущается сердце ваше; веруйте в Бога и в Меня веруйте. В Доме Отца Моего обителей много. А если бы не было, разве Я не сказал бы вам: иду приготовить место вам? И когда пойду и приготовлю место вам, снова приду и возьму вас к Себе, чтобы, где Я, и вы были. А куда Я иду, вы знаете, и путь знаете».

– Господи, – сказал Фома, – мы не знаем, куда Ты идешь, и как нам знать путь?

– Я – путь, и истина, и жизнь. Никто не приходит к Отцу иначе как через Меня. Если бы знали Меня, то и Отца Моего знали бы. И отныне вы знаете Его и видели Его.

– Господи, покажи нам Отца, и этого довольно нам, – сказал Филипп.

– Столько времени Я с вами, и ты не познал Меня, Филипп? Кто Меня увидел, увидел Отца… Верьте Мне, что Я в Отце и Отец во Мне… Если любите Меня, заповеди Мои соблюдете. И Я умолю Отца, и другого Утешителя даст вам, чтобы был с вами вовек, – Духа Истины, Которого мир не может принять, потому что не видит Его и не знает. Вы же знаете Его, потому что Он с вами пребывает и в вас будет. Не оставлю вас сиротами, приду к вам. Еще недолго, и уже мир Меня не увидит, но вы увидите Меня, потому что Я живу, и вы жить будете.

Иуда-Фаддей спросил:

– Господи, что это, что Ты нам хочешь являть Себя, а не миру?

– Если кто любит Меня, слово Мое соблюдет; и Отец Мой возлюбит его, и к нему мы придем и обитель Себе у него сотворим. Нелюбящий Меня слов Моих не соблюдает. А слово Мое, которое вы слышите, – не Мое, но пославшего Меня Отца. Это Я сказал вам, с вами пребывая. Утешитель же, Дух Святой, Которого пошлет Отец во имя Мое, Он вас научит всему и напомнит вам все, что Я сказал вам.

Действительно, только много позже им открылась вся глубина слов Учителя. Он знал, что они понимают Его лишь сердцем, что разум их в смятении, а воля поколеблена. Он хотел подготовить их. Времена изменились, впереди борьба и искушения.

– Когда Я посылал вас без мешка, и сумы, и обуви, – спросил Он, – имели ли в чем недостаток?

– Ни в чем, – признали ученики.

– Но теперь у кого есть мешок – пусть возьмет его; также и суму. И у кого нет – пусть продаст одежду свою и купит меч.

– Господи, вот здесь два меча…

– Довольно, – прервал Он, видя, что они не понимают. – Я уже не буду много говорить с вами, ибо идет князь мира и во Мне не имеет ничего… Вставайте, идем отсюда.

С пением псалма они покинули дом и по спящим улицам города направились к воротам.

«Все вы соблазнитесь из-за Меня в эту ночь, – сказал по пути Иисус, – ибо написано: „Поражу пастыря, и будут рассеяны овцы“. По восстании же Моем Я предварю вас в Галилее».

Петр продолжал настаивать:

– Если и все соблазнятся, я никогда не соблазнюсь.

Точно так же и другие говорили Учителю о своей верности.

С 6 на 7 апреля

Покидать дом в ночь пасхальной трапезы не полагалось, но Иисус нарушил это правило, вероятно заботясь об учениках. В горнице их легко могли взять вместе с Ним. Не исключено, что Иуда сначала удостоверился, что дом опустел, и лишь потом повел стражу в глухой сад за Кедроном, где Учитель часто уединялся с Двенадцатью.

По пути Христос продолжал беседовать с учениками. Он объяснял им смысл таинства Чаши, которое слило причастников в единое целое. «Я – истинная виноградная лоза, – говорил Господь, – и Отец Мой – виноградарь. Всякую ветвь на Мне, не приносящую плода, Он удаляет, и всякую, приносящую плод, – очищает, чтобы больший плод приносила… Как ветвь не может приносить плода сама собой, если не пребывает на лозе, так не можете и вы, если во Мне не пребываете. Я – лоза, вы – ветви»[418]418
  Беседа Христа с учениками на пути в Гефсиманию приведена в 15–17 гл. Ин. У синоптиков ее нет. Иоанново предание отразило те стороны учения Христа, которые в синоптическом – не сохранились. О причинах этого см. с. 348.


[Закрыть].

Иисус говорил о Духе – Заступнике и Утешителе, Чья сила преобразит апостолов, когда Сына Человеческого не будет с ними. «Еще многое имею вам сказать, но теперь вам не под силу. Когда придет Он – Дух Истины, Он введет вас во всю истину».[419]419
  Παϱάϰλητος (евр. Гоэл) – Заступник, Утешитель.


[Закрыть]

Церкви предстоит, как и Христу, пройти через крещение скорбью и испить чашу страданий. Но разлука будет временной. Ученики не должны унывать, расставаясь с Христом. Он вернется к ним. «Истинно, истинно говорю вам: вы будете плакать и рыдать, а мир будет радоваться. Вы печальны будете, но печаль ваша в радость обратится. Женщина, когда рождает, печаль имеет, потому что пришел час ее. Когда же родит дитя, уже не помнит скорби от радости, что родился человек в мир. И вы теперь печаль имеете, но Я снова увижу вас, и возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не отнимет у вас. И в тот день вы не спросите Меня ни о чем».

Посланцы Мессии избраны для великого служения, и Он приведет их в Царство Отца. «Сам Отец любит вас, потому что вы Меня возлюбили и уверовали, что Я от Бога исшел; исшел от Отца и пришел в мир. Снова оставляю мир и иду к Отцу».

Им показалось, что они начинают прозревать.

– Вот теперь Ты открыто говоришь и притчи никакой не говоришь. Теперь мы знаем, что Ты знаешь все и не имеешь нужды, чтобы кто Тебя вопрошал. Поэтому веруем, что Ты от Бога исшел.[420]420
  Т. е. подвергал испытанию, как испытывают того, в чьей мудрости сомневаются.


[Закрыть]

– Теперь веруете? – сказал Иисус. – Вот приходит час – и пришел, что вы рассеетесь, каждый сам по себе, и Меня оставите одного. Но Я не один, потому что Отец со Мною.

Он не упрекал учеников, напротив, хотел вселить в них стойкость. «В мире скорбь имеете, но дерзайте: Я победил мир».

Когда проходили близ храма, Иисус остановился. Безмолвно застыли темные громады крепости и святилища. Утром здесь будет совершаться богослужение и тысячи людей принесут пасхальных агнцев к алтарю. Но спящий город не подозревал, что в эту ночь у стен Дома Божия, окруженный одиннадцатью робкими галилеянами, молился вселенский Первосвященник и Спаситель. Он просил Отца сохранить Свое малое стадо среди враждебного ему мира. «И не только о них молю, – говорил Он, подняв глаза к звездному небу, – но и о верующих в Меня по слову их, чтобы все едино были, как Ты, Отче, во Мне и Я в Тебе, чтобы и они в нас были. Чтобы веровал мир, что Ты послал Меня». Грядущий храм Церкви Христовой озарялся лучами божественного Триединства…

В Иерусалиме до наших дней сохранились стертые ступени древней каменной лестницы. Быть может, именно по ней спускался Иисус, направляясь из города к Елеону. Перейдя Кедронский овраг, Он не пошел в Вифанию, а предпочел остаться в Гефсиманском саду. Это было небольшое частное владение, обнесенное стеной, где находилась оливковая роща[421]421
  Само слово Гефсимания (евр. Гат-шеманим) означает «Масличное точило». Вероятно, в самом саду находилось устройство для выжимания оливкового масла.


[Закрыть].

Полная луна серебрила листву и рождала отблески на изогнутых стволах деревьев. Ничто не нарушало молчания холодной весенней ночи. Ученики, войдя в ограду, стали располагаться на отдых. «Посидите здесь, а Я тем временем пойду туда и помолюсь», – сказал Иисус, указывая в глубину сада.

Петр, Иаков и Иоанн, которых Он взял с Собой, не могли не заметить внезапной перемены в Учителе. Только что Он был исполнен силы и просветленного покоя, теперь же весь Его облик выражал безмерную муку. «Душа Моя скорбит смертельно, – проговорил Он. – Побудьте здесь и бодрствуйте». Впервые апостолы ощутили, что Ему нужна человеческая поддержка, но были не в состоянии исполнить просьбу Иисуса. Как это порой бывает в момент крайней тревоги, дремота, похожая на оцепенение, сковала их[422]422
  Мф. 26: 36–46; Мк. 14: 32–42; Лк. 22: 40–46; Ин. 18: 1–2.


[Закрыть].

Христос отошел в сторону и, упав на колени, начал горячо молиться. Ученики находились недалеко, как говорит Евангелие, «на расстоянии брошенного камня», и отдельные слова Иисуса долетали до них. «Авва, Отче, – слышали они в полузабытьи, – все возможно Тебе! Пронеси эту чашу мимо Меня. Но не чего Я хочу, а чего Ты… Не Моя воля, но Твоя да будет».

Он молился. Апостолы спали.

А на улицах Иерусалима уже раздавались шаги стражи…

Что испытал Сын Человеческий, когда лежал на холодной земле в томлении духа? Мог ли то быть лишь естественный страх перед пытками и смертью? Но ведь его побеждали и более слабые. Почему же поколебался Тот, Кто будет опорой для миллионов?

Нам не дано проникнуть в глубину смертного борения, свидетелем которого был старый оливковый сад. Но те, кому Христос открылся в любви и вере, знают самое главное: Он страдал за нас, Он вобрал в Себя боль и проклятие веков, мрак человеческого греха, пережил весь ужас и ад богооставленности. Ночь, лишенная надежды, обступала Его; Христос добровольно спускался в пропасть, чтобы, сойдя в нее, вывести нас оттуда к немеркнущему свету…

Что проносилось перед Его мысленным взором? Картины будущего? Гонения, войны, насилия? Отступничество Его последователей, их неблагодарность и маловерие, их жестокосердие и фарисейство? Это было искушение более тяжкое, чем то, через которое Он прошел в пустыне. Никогда еще человеческое сознание Христа с такой силой не противилось ожидавшему Его кресту, как в час Гефсиманской молитвы. Вот почему Он просил любимых учеников не оставлять Его.

«Симон, ты спишь? – пытался разбудить Иисус Петра. – Не мог ты один час пободрствовать?» Тот поднимался, видел лицо Учителя, изможденное, покрытое, как кровью, каплями пота, но дремота вновь одолевала его. Другие попытки оказались тоже напрасными.

Так, всеми покинутый, страдал Иисус один на один с надвигающимся. Евангелист Лука говорит, что лишь ангел укреплял Его. Это значит, что, не найдя земной поддержки, Он обрел ее в Небе.

Наконец Иисус поднялся. Любовь к Отцу восторжествовала и утвердила в Нем согласие человеческой и божественной воли.

Теперь Его заботили только апостолы. Подойдя, Он заставил их стряхнуть с себя сон. «Что вы спите? Встаньте и молитесь, чтобы не впасть вам в искушение… Идем. Вот предающий Меня близко». Они встали, ошеломленно озираясь.

В это мгновение сад осветился фонарями и факелами, послышались шум и голоса. У входа показалась толпа людей. Впереди шел римский трибун с солдатами, за ними – вооруженные храмовые служители[423]423
  Мф. 26: 47–56; Мк. 14: 43–50; Лк. 22: 47–53; Ин. 18: 3–11.


[Закрыть].

Иисус двинулся навстречу.

– Кого ищете? – спросил Он.

– Иисуса Назарянина.

– Я есмь, – ответил Христос священной формулой имени Божия.

Иудейская стража, услыша ее, шарахнулась в сторону. Он же сказал:

– Если Меня ищете, оставьте этих, пусть идут.

Тогда вперед протиснулся Иуда. Он обещал дать знак, чтобы при аресте в ночном саду не произошло ошибки.

– Приветствую Тебя, Равви! – сказал он, целуя Учителя.

– Друг, вот для чего ты здесь! – промолвил Иисус. – Поцелуем ли предаешь Сына Человеческого?

Стража немедленно окружила Христа.

– Господи, что, если мы ударим мечом? – сказал Петр и, не дожидаясь ответа, бросился на одного из тех, кто начал вязать Учителя. Удар вышел неловким. Рыбак лишь отсек ухо архиерейскому слуге. Его, конечно, тут же схватили бы, но все внимание было сосредоточено на Христе.

«Оставьте, довольно! – сказал Он апостолам. – Чашу, которую дал Мне Отец, неужели Я не стану пить ее?» Он повернулся к отряду: «Как на разбойника вышли вы с мечами и кольями задержать Меня. Каждый день сидел Я и учил в храме, и вы не взяли Меня. Но этот час ваш, и власть – тьмы».

Быть может, ученики ждали в этот момент чуда, но чуда не произошло.

Грубые руки скручивали Иисуса веревками…

Иуда, боясь, что шум привлечет ненужных свидетелей и может подняться возмущение, торопил воинов: «Возьмите Его и ведите под надежной охраной». После этого пытались задержать и остальных, но они, воспользовавшись темнотой и сумятицей, разбежались.

Когда Иисуса выводили из сада, все, казалось, было спокойно. Замысел врагов удался вполне. Однако неожиданно появился какой-то юноша. Он шел сзади, завернувшись в покрывало. Конвойные, думая, что это один из учеников, схватили его, но он вырвался и, оставив покрывало, убежал нагой. По-видимому, он только что встал с постели. Не был ли тем юношей сам Иоанн-Марк, будущий евангелист? Только он упоминает об этой подробности.

Согласно славянской версии «Войны» Иосифа Флавия, при аресте Иисуса погибло множество народа[424]424
  Иосиф Флавий. Иудейская война (древнерусский перевод), IX, 3.


[Закрыть]. Не оказались ли вблизи некоторые галилеяне, сделавшие попытку отбить Учителя? Однако в Евангелиях без всякого смягчения сказано, что, когда Иисус был схвачен врагами, все друзья Его скрылись. При виде Учителя, Который покорно дал увести Себя, их охватила паника, и они забыли, как обещали идти за Ним на смерть. Только Петр и Иоанн, придя в себя после первого потрясения, осмелились последовать за стражей на безопасном расстоянии.