Текст книги "Terra Nipponica: Среда обитания и среда воображения"

В ответ на докладную записку, в которой ее податель жалуется на то, что в верховьях реки Камо люди охотятся на оленей и кабанов, а потом омывают туши, после чего вода протекает мимо святилища Камо и «оскверняет» его, император немедленно издает запрещающий охоту указ[31]31
  Сёку нихон коки, Дзёва, 11-11-4 (844 г.).


[Закрыть]. Что до воды морской, то распоряжения, регулирующие ее чистоту, нам неизвестны.

Разница между водой пресной и водой соленой актуальна и в нынешнее время. Показательно, что современные японцы, решившие утопиться, предпочитают море, а не пресноводный водоем – чтобы не загрязнять чистую воду.

Китайская модель пространства предполагала, что вверху находится круглое Небо, а внизу – квадратная Земля (Поднебесная). В центре Поднебесной располагается «срединная страна» – сам Китай, окруженный с четырех сторон варварскими племенами и странами. Японии в этой модели уделялась роль «восточных варваров», которые обязаны приносить дань ко двору «сына Неба» (китайского императора). В китайских династических хрониках Япония появляется именно в разделе, посвященном «восточным варварам».

По понятным причинам японская элита не захотела принять эту концепцию полностью и позиционировала Японию как независимую страну, а не как вассала Китая. В источниках (в основном в тексте мифов) можно обнаружить именования Ямато «срединной страной», но такое позиционирование относится скорее к центру Хонсю (району Кинай), т. е. к центру японской государственности, где располагались резиденции японских правителей. Что до исторического времени, то в записях древних хроник нам удалось обнаружить только одно прямое именование Японии «срединной страной». Когда ко двору прибывают посланцы с островов, которые ныне относятся к островам Нансэй, хроника отмечает: «Они привезли дары своей земли. Им были пожалованы соответствующие ранги, преподнесены подарки. Люди с острова Токаму приехали в Срединную страну в первый раз»[32]32
  Сёку нихонги, Момму, 3-7-19 (699 г.).


[Закрыть]. Тем не менее японский император часто именует себя «сыном Неба». Поскольку «сын Неба» по определению может быть в Поднебесной только один, то он непременно должен соотноситься со «срединной страной». Таким образом, древние японцы все-таки считали себя «срединной страной» (или же ее аналогом), хотя и избегали употребления этого термина.

Концепт «срединной страны» предполагал «недвижимость» порядков и может быть охарактеризован как «географический детерминизм»: центр, где пребывает священный и добродетельный правитель, отличается несравненными природными характеристиками – благоприятным географическим положением, наилучшим климатом. Эти природные условия самым непосредственным образом влияют на обитающих там людей – Центр изначально и вечно «культурен», периферия же не имеет никаких шансов на то, чтобы превратиться в центр, в первую очередь потому, что периферия по определению обладает дурными природными условиями (климат, рельеф, географическое положение). Осознание этого доставляло глубокое удовлетворение обитателям Центра, которые не ставили своей целью широкомасштабное окультуривание варварских окраин. Именно этим объясняется наблюдаемая в японской истории пассивность по отношению к расширению своей территории. Считалось, что периферия мало пригодна для проживания там «культурного» человека. На севере слишком холодно и не растет рис – основа пищевого рациона «настоящего» японца. На юге слишком жарко, там ходят раздетыми. Правильная же одежда (та одежда, которая исполняет роль социального маркера) – это основа государственного и общественного порядка, поскольку является показателем строгой иерархии[33]33
  Социальным функциям одежды в значительной степени посвящена монография: Мещеряков А. Н. Стать японцем. Топография тела и его приключения. М.: Наталис, 2014.


[Закрыть].

На всем протяжении японской истории, несмотря на любые изменения в культуре, связь между территорией с определенными природными условиями и «качеством» обитающих там людей была выявлена с большой определенностью. Авторы воинского эпоса «Хэйкэ моногатари» (первая половина XIII в.) описывают остров, предназначенный для ссылки, и приводят достаточно полный список климатических особенностей, которые оказывают непосредственное влияние на «качество» проживающих там людей: «Людей на острове мало. Цвет кожи у них черный, точно у буйволов, тело обросло шерстью, и речи их непонятны. Мужчины не носят шапки, женщины не убирают волосы в прическу. Неведома им одежда, оттого и на людей они не похожи. Главный их промысел – убийство всяческих живых тварей, ибо на острове нет растений, годных для пропитания. Они не возделывают поля, оттого и нет у них риса, в садах не сажают деревьев тута, оттого и нет у них шелка и других тканей. Посреди острова высятся горы, вечно пылает там неугасимое пламя… Среди горных вершин непрерывно грохочут раскаты грома, в низины потоками низвергаются ливни. Кажется, ни единого дня, ни краткого мига невозможно здесь прожить человеку!»[34]34
  Повесть о доме Тайра/Перевод И. Львовой. М.: Художественная литература, 1982. С. 110.


[Закрыть]

Концепция «срединной страны» предполагала, что Япония должна быть окружена варварами. На их роль были «назначены» племена хаято (обитатели юга Кюсю и прилегающих островов – «южные варвары»), к «восточным варварам» относили племена эмиси (или эдзо, т. е. предшественников айнов), населявшие север острова Хонсю со стороны побережья Тихого океана. Племена эмиси на севере Хонсю (со стороны Японского моря) считались «северными варварами», обитатели Силла и Бохай относились к категории «дальних соседей», и их можно с некоторыми оговорками квалифицировать как «западных варваров»[35]35
  Подробнее см.: Мещеряков А. Н., Грачев М. В. История древней Японии. М.: Наталис, 2010. С. 345–347, 367–368.


[Закрыть].

В идеальной для Японии картине мира иноземцы (в данном случае заброшенные в Японию моряки из Силла) именуют Японию «священной страной»[36]36
  Нихон коки, Конин, 2-8-12 (811 г.).


[Закрыть]. Во время приемов иностранных посольств японский император ведет себя по отношению к ним как сюзерен по отношению к вассалам. В случае же когда те претендуют на равные отношения, они удостаиваются жестокой выволочки. Отказ Силла от принесения дани едва не приводит к войне[37]37
  Подробнее см.: Мещеряков А. Н., Грачев М. В. История древней Японии. М.: Наталис, 2010. С. 374–375.


[Закрыть].

Таким образом, представления о местоположении (реальном или домысленном) страны в мире играли огромную роль в ее идентификации. Такая картина мира исключала возможность переживания «малости» Японии, скорее, наоборот – японская элита считала свою страну культурной и достаточно большой – настолько большой, что на ее периферии находилось место и для варваров. Варварское государство по определению «маленькое». Однако эта характеристика не имеет непосредственного отношения к реальным размерам территории. Так, государство Бохай было по площади намного больше Японии, но японцы все равно считали его «маленьким». Когда бохайцы прислали очередное посольство в обход договоренностей не через двенадцать, а через восемь лет, им было сказано, что «маленькое» не имеет права навязывать свои условия «большому». Правда, самооправдания бохайцев японцам, похоже, понравились: наши дружеские чувства настолько сильны, что мы не вытерпели разлуки и не смогли дождаться положенного срока. О некоторой притворности негодования японской стороны по поводу несвоевременного прибытия посольства свидетельствует тот факт, что послу государства Бохай пожаловали более высокий ранг, чем было принято ранее (не 3-й старший ранг, а 2-й младший), а подарки вручал непосредственно император Ниммё, чего раньше никогда не случалось[38]38
  Сёку нихон коки, Касё, 2-5-12, 2-3-14, 2-5-3, 2-5-10 (849 г.).


[Закрыть].

Японцы считали свою страну «срединной» для окружающих Японию варваров. Китаю же не находилось места в этой геополитической модели, осознание Китая как культурного лидера не оставляло японскую элиту, никому не приходило в голову считать Китай варварским государством. Мысль о том, что Япония находится на востоке (т. е. к востоку от Китая), прочно вошла в сознание. Вместе с тем Китаю отводилось место не в центре, а на западе. Китайская династическая хроника «Суй-шу» сообщает, что в послании японской правительницы Суйко (554–628, на троне 592–628) китайскому императору она именует себя правительницей страны на востоке, где «восходит солнце», а Китай – страной, где солнце заходит (в японской хронике сказано чуть мягче: «Государыня Востока почтительно обращается к императору Запада»)[39]39
  Нихон сёки. Анналы Японии/Перевод Л. М. Ермаковой и А. Н. Мещерякова. СПб.: Гиперион, 1997. Т. 2. С. 101 (Суйко, 13-9-11, 608 г.).


[Закрыть]. Другие известные японцам страны (Индия, страны Корейского полуострова, Бохай) тоже в их представлении располагались на западе. Получается, что Япония была единственной страной, расположенной на востоке, что давало возможность считать ее уникальной. В этой геополитической конструкции центр отсутствовал.

Таким образом, уже в VII в. восточное расположение страны имело явно положительные смыслы. Это, безусловно, входило в противоречие с исконно китайской моделью, где характеристика любой страны с привлечением стороны света по умолчанию предполагает ее бескультурье, вечное отставание от центра. Однако сами японцы не увидели в восточном расположении страны чего-то унизительного. В начале VIII в. Япония отказывается от прежнего названия страны (Ямато) и начинает именовать себя Нихон («Присолнечная страна»). В хронике «Новой династии Тан» отмечалось: «Нихон – другое название Ямато. Эта страна находится на окраине, там, где восходит солнце, и потому ей дали название Нихон». Такое именование выглядело для японцев тем более естественным, что японский правящий род вел свое происхождение от богини солнца Аматэрасу. Когда во время визита в Китай на новогодней церемонии поздравления китайского императора японского посла усадили на западной стороне, он выказал свое неудовольствие отклонением от обычая и добился перевода в восточный ряд[40]40
  Сёку нихонги, Тэмпё сёхо, 6-1-30 (754 г.).


[Закрыть]. При установлении административных границ внутри Японии ось восток-запад (а не юг -север) считалась приоритетной, а восточное направление являлось более приоритетным по отношению к западному[41]41
  Симонова-Гудзенко Е. К. Япония VII–IX веков. Формы описания пространства и их историческая интерпретация. М.: Восток-Запад, 2005.


[Закрыть]. Таким образом, для пространственных представлений древних японцев была характерна солярная ориентация.

Нам известен только один случай позиционирования Японии не как восточной, а как южной – по отношению к государству Бохай – страны (встречается в послании императора Сага – 786–842, на троне 809–823 – бохайскому вану)[42]42
  Нихон коки, Конин, 7-5-2 (816 г.).


[Закрыть], но такая географическая конфигурация не закрепилась. В другом, более позднем послании, привезенном послами государства Бохай от имени своего вана, сама страна Бохай позиционируется как западная – она там, где солнце заходит, а положение Японии определяется как восточное – там, где солнце восходит. Причем положение Японии явно имеет более благоприятные коннотации. В послании говорится, что, хотя две страны разделяет бурное море, найти Японию необыкновенно легко – следует только плыть в направлении утреннего солнца[43]43
  Сёку нихон коки, Дзёва, 9-3-6 (842 г.).


[Закрыть].

Соотнесение Японии с солнцем (главным образом утренним солнцем) делается общепринятым и является характеристикой ее уникального географического положения – согласно тогдашним представлениям к востоку от Японии отсутствовала суша. Покидая Японию, человек отправлялся в западном направлении. Напутствуя своего сына-монаха, отправляющегося в Китай, мать слагает стихотворение («Синкокинсю», № 871), в котором призывает его не забывать про родину – страну-основу солнца («тэрухи-но мото»).

Восточное положение Японии закрепляется и в достаточно частом ее именовании страной Фусо. Страна Фусо (кит. Фусан) впервые упоминается в китайском памятнике «Шань хай цзин», в разделе «Каталог Заморья Востока». Эти земли населены диковинными созданиями (великанами, чудищами, черными и волосатыми людьми и т. п.). Таким образом, эти земли описываются как дикие и варварские. Страна Фусо получила такое наименование, потому что на этом острове произрастает огромное чудесное дерево фусо (может пониматься и как шелковица), на ветвях которого расположено солнце. «В долине Кипящих ключей растет шелковица Фу. Там купаются десять солнц. [Это место] находится к северу от [царства] Чернозубых. [Солнца] живут в воде, [где] растет огромное дерево. Девять солнц живут на его нижних ветвях, одно – на верхней ветке»[44]44
  Каталог гор и морей (Шань хай цзин)/Перевод Э. М. Яншиной. М.: Наука, 1977. С. 102.


[Закрыть].

Получается, что в китайской традиции страна Фусо соотносится с окраинностью и варварством, поэтому китайские источники записывали название древней Японии – Ямато – иероглифом, который обозначает горбатого карлика. Однако японцы «не заметили», что «восток» имеет в предлагаемой им геополитической модели отрицательное значение, и сочли возможным и нужным приписать востоку положительные смыслы.

Синтоистские молитвословия «Норито» (зафиксированы в X в.) упоминают Фусо как отдаленную восточную границу Поднебесной (ойкумены), в центре которой расположена Япония: «В руках держа изображения для подношений, просим от бедствий избавить. В руках держа мечи железные для подношений, просим благоденствие государя продлить. В заклинании говорим: на восток – до самого дерева Фусо, на запад – до места, где [солнце] в пучину погружается, на юг – до Пламенного света, на север – до места, где Слабые воды, на тысячу крепостей, на сто земель, пусть правит он бодро десять тысяч лет, десять тысяч лет»[45]45
  Норито. Сэммё/Перевод Л. М. Ермаковой. М.: Наука, 1991. С. 113.


[Закрыть]. В этом тексте сама Япония (императорский двор) занимает позицию центра, что еще раз свидетельствует о том, что Япония могла мыслиться и не как восточная, а как центральная страна, однако в подавляющем большинстве случаев восточное положение Японии не вызывает сомнений.

Одно из первых (первое?) употреблений термина «страна Фусо» в японских источниках содержится в хронике «Нихон сандай дзицуроку» (Гангё, 8-3-26, 884 г.), где во время путешествия японского монаха по Китаю его идентифицируют как человека, приехавшего из Фусо. С течением времени понятия «Фусо» и «Япония» оказываются прочно связанными. В конце X в. составляется антология стихов на китайском языке «Фусосю» («Собрание [страны] Фусо»). Крупнейший свод сведений о древнем японском буддизме носит название «Фусо рякки» («Сокращенные записи о стране Фусо», 1094 г.). В японской традиции восток стойко соотносится с рождением, жизнью, светом и процветанием, а запад – с тьмой и смертью (загробным миром).

Столичный град: лучшие люди в наилучшем месте

Наличие центра и периферии характерно не только для модели устройства мира, но и для внутреннего устройства страны. Территория Японии членилась на округа, провинции и уезды. Провинции являлись основным управленческим органом на местах. Они ранжировались по размеру и продуктивности (что имело значение для налогообложения) и по степени удаленности от столицы (исходя из этого определялся срок доставки налогов в столицу).

Поскольку государь считался хозяином контролируемого им пространства, он обладал правом давать имена его составным частям. Именно император осуществляет территориально-административное деление страны, дает имена провинциям и уездам, ранжирует их. В отдельных случаях император даже присуждает ранг природным объектам, которые сослужили ему хорошую службу. Так происходит с государем Ниммё, который присвоил ранг холму, на который он взобрался во время охоты, чтобы лучше видеть окрестности[46]46
  Сёкунихон коки, Дзёва, 14-10-19 (847 г.).


[Закрыть]. Император имеет право переименовывать пространственные объекты, отдавать распоряжения относительно того, какими иероглифами обозначить тот или иной топоним. В указе о составлении описаний провинций страны «Фудоки» говорится о необходимости дать благоприятные названия (присвоить «хорошие иероглифы»[47]47
  Имелось в виду установление единообразия в топонимах. Если раньше топонимам в их японском произношении приписывался графический эквивалент, который мог включать от одного до четырех иероглифов, то теперь предполагалось употребление в названии только двух иероглифов. Такая же унификация в отношении названий провинций к этому времени была уже проведена.


[Закрыть]) деревням и уездам, предоставить сведения об имеющихся в уездах полезных ископаемых, флоре и фауне, о качестве почв и происхождении топонимов, сообщить о древних преданиях и необычайных происшествиях давних времен. Таким образом, ставилась задача по инвентаризации пространства, находящегося под властью государей Японии[48]48
  Сёку нихонги, Вадо, 6-5-2, 713 г.


[Закрыть].

Высшие силы вверили императору землю, которую он обязан содержать в порядке. Ему вменялось в обязанность поддерживать сложный баланс между этими высшими силами и своими подданными. В частности, человеческая деятельность не должна была ущемлять синтоистских божеств. Большинство синтоистских святилищ располагалось в горах. Считалось, что божествам надлежит пребывать в природной среде, максимально избавленной от вмешательства человека. Поэтому государственные строительные проекты сопровождаются обрядами, призванными задобрить местных синтоистских божеств, чтобы они не гневались за вторжение человека в пределы их обитания. Так случается, например, при строительстве столицы. Такие же требования предъявлялись и к захоронениям, особенно императорским. Покоящиеся там предки без колебаний насылают свои проклятия, если люди тревожат их покой или же «загрязняют» территорию, на которой они обитают.

Особое внимание уделяется деревьям, которые произрастают в сакральных точках пространства. К ним относятся прежде всего синтоистские святилища и императорские захоронения. Несанкционированная вырубка деревьев там воспринимается как нарушение среды обитания божеств и предков, что чревато катастрофическими последствиями. Так, посчитали, что срубленное дерево возле захоронения регентши Дзингу Кого (трэд. 201–269) привело к засухе. В другой раз обнаружили, что там срубили 77 деревьев, и от захоронения стали доноситься грозные звуки, напоминавшие раскаты грома. Дело закончилось наказанием могилоблюстителя и совершением приношений (правда, через несколько дней выяснилось, что приношения были ошибочно принесены соседнему захоронению императора Сэйму, так что процедуру пришлось повторить)[49]49
  Сёку нихон коки, Дзёва, 6-4-25 (839 г.); Дзёва, 11-4-1 (844 г.); 11-4-21.


[Закрыть]. Болезнь императора Дзюнна объясняется проклятием божества святилища Инари – там были срублены деревья, пошедшие на строительство буддийского храма. В качестве компенсации божеству приносят извинения и присваивают ранг. При этом о посадке новых деревьев речи не идет – видимо, новые посадки не могли заменить старых деревьев, к которым «привыкло» божество[50]50
  Нихон коки, Тэнтё, 4-4-19 (827 г.).


[Закрыть]. Считалось, что на могиле человека, отмеченного особыми достоинствами, или же в том месте, где возводят посвященное ему святилище, деревья вырастают сами собой. Так происходит, например, на месте святилища, посвященного крупному государственному деятелю Сугавара Митидзанэ (845–903), где сами собой вырастают сосны. Это свидетельствует о том, что место выбрано правильно[51]51
  Федянина В. А. История культа Тэндзин в легендах и мифах//Синто: память культуры и живая вера. М.: Аиро-XXI, 2012. С. 105–106.


[Закрыть].

Срубленное дерево возле усыпальницы императора Камму грозит смертью действующему императору Ниммё[52]52
  Сёку нихон коки, Касё, 2-3-16 (849 г.).


[Закрыть]. В другом сообщении хроники говорится: гадание по панцирю черепахи показало, что следует ожидать беды, поскольку в окрестностях императорского захоронения были срублены деревья. Поэтому, когда возникает необходимость срубить дерево в районе императорского захоронения, действующий император предварительно отправляет туда посланца, который уведомляет об этом душу покойного[53]53
  Нихон коки, Конин, 7-6-28 (816 г.); Тэнтё, 4-11-25 (827 г.).


[Закрыть]. В районе захоронения одного из представителей могущественного рода Фудзивара (предполагается, что речь идет о Фудзивара Фусасаки, 681–737) запрещается вырубка на территории, простирающейся на 4 тё (1 тё = 109,09 м) в направлении с востока на запад и на 2 тё с юга на север[54]54
  Нихон коки, Конин, 5-12-15 (814 г.).


[Закрыть]. Рубка деревьев возле государственных учреждений (в данном случае речь идет о здании управления уезда) также могла вызывать проклятие божества. Так произошло, когда перед зданием управления уезда срубили дзелькву («железное дерево»), из которой сделали барабан[55]55
  Сёку нихон коки, Дзёва, 14-6-21 (847 г.).


[Закрыть]. В местах нахождения знатных персон вырубка деревьев также возбранялась. Когда обладательница 3-го младшего ранга Фудзивара-но Убуко удалилась для житья в буддийский храм Хаяси, воспоследовал указ, запрещающий рубку деревьев и выпас скота в окрестностях храма[56]56
  Нихон коки, Конин, 4-4-1 (813 г.).


[Закрыть].

В то же самое время рубка деревьев в обычных местах не квалифицировалась как нарушение порядка в пространстве. Когда ведомство, занимавшееся литьем монеты, вырубило все деревья в окрестностях своего расположения и обратилось с просьбой о переводе его в другое лесистое место, такое разрешение было ему выдано без колебаний и промедления[57]57
  Сёку нихон коки, Дзёва, 14-2-29 (847 г.).


[Закрыть].

Начиная с правления Тэмму (?-686, на троне 672–686), для обозначения государя используется астрологический даосский термин «тяньхуан» (яп. тэнно), обозначавший небесного императора или же Полярную звезду. Полярная звезда и император занимают неподвижное положение, звезды Большой Медведицы «защищают» Полярную звезду, точно так же охрана дворца защищает императора[58]58
  Нихон коки, Конин, 1-12-27 (810 г.); 3-9-10 (812 г.).


[Закрыть]. Остальные звезды и подданные вращаются вокруг неподвижного центра и тоже несут преданную службу. Этот образ имел вполне видимые последствия в земной жизни: двигательная активность японского императора выявлена намного слабее, чем у западных государей. Его выезды за пределы дворца и столицы имеют тенденцию к сокращению, если отлучки все-таки происходят, то они занимают непродолжительное время (как правило, ограничиваются одним днем), император путешествует в паланкине на небольшие расстояния, ограничивающиеся столицей и ее ближайшими окрестностями. Даже правоверные государи-буддисты зачастую не посещают храмы сами, а предпочитают вызывать монахов во дворец (эта закономерность особенно хорошо видна с начала IX в.).

Тяньхуан (тэнно), являющийся верховным божеством даосского пантеона, пребывает в небесном «фиолетовом дворце» (Сисиндэн). Именно так именовался дворец государя, в котором он проводил большинство церемониальных мероприятий. Тронный зал правителя назывался «дворцом великого предела» (Дайгокудэн). В этом дворце происходил заключительный этап интронизации, проводилась важнейшая церемония поздравления государя с Новым годом, осуществлялся прием иностранных послов и т. д. Понятие «великий предел» (кит. Тай цзи) выражало идею предельного состояния бытия, из которого путем последовательного удвоения рождаются Инь и Ян, а затем и все сущее. Другие постройки дворцового комплекса и их названия также вызывали ассоциации с даосизмом. Известно также, что на стене Сэйрёдэн (одно из зданий дворцового комплекса в столице Хэйан, использовалось для ритуалов и церемоний) был изображен пребывающий в горах даос, которому государь Сага посвятил свое стихотворение на китайском языке.

Из своего дворца небесный государь управляет даосскими мудрецами (чжэньжэнь, яп. махито). Понятие «мудрец» входит в употребление во второй половине VII в. Так, в посмертное японское имя государя Тэмму входит сочетание Оки-но Махито – «мудрец из Оки», где Оки (кит. Инчжоу) – одна из священных даосских гор-островов, где обитали бессмертные. В 684 г. Тэмму провел реформу кабанэ (титулов знатности). В новой системе кабанэ (их насчитывалось восемь) первым по значимости считался титул махито (жаловался почти исключительно представителям правящей династии), а пятый именовался мити-но си («даосский учитель»). Таким образом, японский двор представал как зеркальное отражение идеального даосского миропорядка. Это накладывало отпечаток на самосознание элиты, на весь стиль ее жизни и отношение к природе, на восприятие географического положения страны, окружающей среды в целом. Император и его окружение должны были пребывать в наиболее благоприятной среде обитания.

Территория страны мыслилась как центр с окружавшей его периферией. В центре (столице) находился император со своим двором. Центр размещался в наиболее благоприятном с «географической» (геомантической) точки зрения месте, что сразу же ставило его в совершенно особое положение по сравнению со всей остальной территорией. В указе 708 г. о строительстве столицы Нара («Сёку нихонги», Вадо, 1-2-15) говорилось: «С почтением приняли Мы волю Неба и стали править страной. Хотя добродетельности Нашей мало, почтительно пребываем в Фиолетовом дворце. Постоянно размышляем так: "Построить [новую столицу] трудно, жить в ней хорошо". Перенос столицы – дело трудное. Однако принцы, сановники и министры твердят в один голос: "Со времен давних до дней нынешних обиталище государево строилось так: наблюдали за солнцем, смотрели за звездами и так решали, где заложить дворец; смотрели за делами, следили за землей и так решали, где расположить государеву столицу. Основания столицы должны быть крепкими и прочными, ибо бессмертные дела [государевы] будут здесь вершиться". Трудно не прислушаться к этому гласу, эти слова и чувства западают глубоко. Столица – место для ста управ, сюда собираются люди из-за четырех морей. Хорошо ли Нам одним там развлекаться-радоваться? Но если уж [от переноса столицы] польза будет, как Нам от того отстраняться? В давние времена Иньские ваны переносили столицу пять раз и их называли обновленцами. Чжоуские правители переносили столицу трижды, и их называют великими успокоителями. Так что давайте и мы со спокойной душой перенесем наши мирные жилища. Место Хэйдзё [Нара] любезно охранителям четырех направлений, силам Инь-Ян, три горы защищают его. Гадание по панцирю черепахи и гадательные палочки указывают на него. Следует возвести столицу именно там».

Действительно, столица Нара отвечала представлениям об идеальном месте поселения – с северной, восточной и западной сторон она была окружена горами, к югу простиралась равнина. С восточной стороны в город втекала река Сахо, которая предотвращала застой ки-энергии (невидимая глазу энергия ки (кит. ци), пульсация которой управляет всеми природными процессами), река уносила на юго-запад не только антропогенную, но и ритуальную грязь. Такое устройство пространства воспринималось как безопасное и защищенное не только от вторжения людей (в отличие от китайских столиц столица японская не была окружена крепостными стенами), но и от проникновения вредоносных флюидов, которые постоянно генерирует земля. Показательно, что эта японская столица, известная ныне как Нара, в VIII в. обычно именовалась Хэйдзё, т. е. спокойный замок (или спокойная крепость). Гарантами этого выступали упомянутые в указе защитники сторон света: сине-зеленый дракон (сэйрё) соотносится с востоком, белый тигр (бякко) – с западом, феникс (красный сокол, судзаку) – с югом, гибрид черной черепахи со змеей (гэмпу) – с севером. Государь возносил им (а также другим важнейшим божествам духам предков) молитвы в первый день нового года во время обряда умиротворения повелителей четырех сторон света.

Божества-защитники четырех направлений

Государев дворец располагался на севере столицы, поскольку император считался земной проекцией Полярной звезды. Его «драконий лик» был обращен к югу, где лежала подведомственная ему страна и откуда солнце освещало его. Таким образом, приоритетность оси восток-запад, характерная для пространственного позиционирования страны Японии на условной «карте мира», далеко не всегда «работала» в условиях антропогенного пространства, организованного в соответствии с китайскими геомантическими принципами. Там определяющей являлась ось север-юг. В усадьбах аристократов, моделировавших «большое пространство» столицы, главное строение также возводилось на севере земельного участка.

Власть не только выбирала наиболее благоприятное место для поселения, она еще и «укрепляла» его с помощью дополнительных ритуальных мер. Китайская геомантия особое внимание уделяет северо-восточному направлению, которое, как считалось, является наиболее опасным с точки зрения проникновения вредоносных флюидов (вредоносной ки-энергии). Поэтому северо-восточное направление обычно именовалось кимон – «ворота вредоносных духов». В связи с этим в северо-восточном углу города Нара, имевшего форму квадрата, был возведен дополнительной квартал, где разместились масштабные культовые сооружения, самыми крупными из которых были храмы Тодайдзи и Кофукудзи, святилище Касуга. Они были призваны поставить заслон вредоносным силам.

После того как двор покинул Нара в 784 г., выбор следующей столицы (Хэйан) также осуществлялся в соответствии с геомантическими принципами, согласно которым окруженность с трех сторон горами и равниной на юге со струящимися по ней реками (в Хэйане роль главной реки играла Камогава, вытекающая из города в юго-западном направлении) считалась идеальным местом для обитания в силу его защищенности. Провинция, в которой была основана новая столица Хэйан, называлась Ямасиро и писалась иероглифами «гора» и «спина». Однако государь Камму распорядился записывать это название иероглифами «гора» и «крепость» по следующим основаниям: «В этой провинции горы и реки – это ворот и пояс, сами собой они образуют замок. А потому в соответствии с прекрасным устроением этой земли следует дать ей новое название», – ведь люди превозносят это место и называют его «столицей мира и спокойствия»[59]59
  Нихон коки, Энряку, 13-11-8 (794 г.).


[Закрыть]. В столице Хэйан крепостные стены тоже отсутствовали – настолько была велика вера в защиту, обеспечиваемую самими природными условиями. Северо-восток столицы прикрывала гора Хиэй с огромным храмовым комплексом Энрякудзи (назван так по девизу правления Энряку, 782–806).

Пространство столицы и в особенности дворца должно было отвечать требованию полной предсказуемости, поэтому его оберегали от вторжения таких элементов, которые эту предсказуемость нарушали. Дворцовый комплекс был окружен высокой глухой глинобитной стеной. Ее фортификационная ценность ничтожна, однако через нее невозможно заглянуть внутрь стороннему человеку. Но также невозможно было через нее и увидеть, что творится снаружи, ее предназначение – максимально возможная изоляция императора от окружающей среды, защита от сглаза, проникновения злых духов.

Учитывались и практические соображения. Когда во время отправления одного из ритуалов годового цикла попробовали проводить конную стрельбу из лука вне пределов дворца, выяснилось, что это связано с ужасными неприятностями: разразился ливень, землю развезло и – подумать только! – императору пришлось возвращаться обратно во дворец в дождь. Поэтому немедленно приняли решение: вернуться к прежнему порядку, когда стрельбы проводились на территории дворца[60]60
  Нихон коки, Дайдо, 2-5-5 (807 г.).


[Закрыть]. Конечно, и там мог пойти дождь, но зато и возвращаться императору никуда не было нужно.

Однако и стена дворцового комплекса, и многочисленная охрана не могли послужить окончательным препятствием для животных и в особенности для птиц, которые рассматриваются как нарушители обороняемого пространства государя. Если в «запретный город» проникает лисица – ее убивают или затравливают собаками, если вдруг прилетают зимородки – их немедленно ловят сетями[61]61
  Сёку нихон коки, Тэнтё, 10-8-12, 13 (833 г); Касё, 2-2-13 (849 г.).


[Закрыть].

О несанкционированном проникновении на территорию дворца неизменно сообщают официальные хроники. И почти каждый раз такое проникновение сопровождается неприятностями, которые возможно истолковать как дурное знамение. Мыши, попортившие обувь сразу у восьми служащих императорской кухни и погрызшие подставку для государевой печати, предвещают скорую смерть государю Ниммё. Когда перед государевым Фиолетовым дворцом собираются скопы с наловленными ими рыбами, очевидцы называют это явление странным, т. е. пугающим. Появляются и неопознанные птицы – охранники напряженно вглядываются в небо, но темнота не позволяет проявить им свои орнитологические познания[62]62
  Сёку нихон коки, Касё, 2-3-12 (849 г.); Нихон коки, Конин, 12-11-27 (821 г.); Дзёва, 1-3-20 (834 г.).


[Закрыть]. Среди непрошеных гостей находится место и псам – один нагадил на табличку, указывающую порядок мест для чиновников во время церемоний на открытом воздухе, а другой вообще пробрался в дворцовое помещение, наблевал и помочился там. В отличие от белой вороны (предвестницы удачи) ворона обычная (черная) доставляет немало отрицательных эмоций (одна попортила сиденье дайнагона – главного государственного советника, другая расклевала клепсидру и улетела с какой-то деталью, которую она, правда, вскорости обронила)[63]63
  Сёку нихон коки, Дзёва, 9-7-7 (842 г.), 10-4-14, 9-10-9, 13-1-4 (846 г.).


[Закрыть]. Появляются сообщения и о других птицах (цаплях, фазанах, случаются и неопознанные), они не наносят видимого ущерба, но их все равно ловят, если у охранников, конечно, хватает расторопности (фазана, забежавшего в караульное помещение, ловили шесть бравых гвардейцев)[64]64
  Сёку нихон коки, Дзёва, 14-3-13 (847 г.).


[Закрыть]. При этом пойманных тварей обычно отпускают на волю, убийство в пределах «стерильного» дворцового пространства считалось делом грязным и скверным. Однако поймать и наказать нарушителей оказывается возможным далеко не всегда. Собака, забравшаяся на дворцовую башню, оглашает окрестности лаем, несколько сот ворон кружатся над ней[65]65
  Нихон коки, Дайдо, 4-4-15 (809 г.).


[Закрыть], летописцу же остается только неусыпно наблюдать за нарушителями мира и покоя.