Текст книги "Terra Nipponica: Среда обитания и среда воображения"

Территория императорского дворца была действительно «запретным городом» – как для посторонних людей, так и для представителей дикой фауны. Так что неудивительно, что официальные хроники считают необходимым известить потомков об этих неприятных и пугающих фактах. Дворец – это идеальное пространство, и вход в него позволен лишь тем, кто отвечает условиям этого идеала и не нарушает его. При этом значительная часть внешней по отношению к дворцовому пространству среды такими характеристиками не обладает.

Идеи об опасности, которую может представлять вторжение природного мира в обитаемое пространство, транслируются и на более низкий уровень. Когда пара уток залетает на территорию храма Кофукудзи (родовой храм Фудзивара), оттуда немедленно посылают докладную записку во дворец, где специалисты проводят гадание – что бы это могло значить (о результатах гадания ничего не сообщается – видимо, оно не предвещало особых неприятностей)[66]66
  Мидо кампакуки, Тёва, 4-3-2 (1015 г.).


[Закрыть]. В то же самое время нахождение на территории дворца или усадьбы «домашних» животных и птиц (собак, павлинов) обычно не вызывает реакции отторжения.

Император и его приближенные селились в указанном прорицателями наиболее благодатном месте, напитывались его энергетикой, становились еще лучше и совершеннее. Считалось, что император первым напитывается солнечным светом и преобразует его в добрые для страны дела[67]67
  Сёку нихон коки, Тэнтё, 10-4-21 (833 г.).


[Закрыть]. Его кончина воспринимается как утеря солнечного света. Что до императора живого, то он делится своим светом с подданными. Так происходит при присвоении рангов, которые не только являются социальным маркером, но и указывают на степень приближенности к императору, его свету – нахождение при дворе разрешалось только чиновникам 5-го ранга и выше (любимому соколу государь Камму присвоил 5-й ранг, но для провинциальной аристократии возможности получить такой ранг практически не существовало)[68]68
  Нихон коки, Энряку, 17-5 вставной-24 (798 г.).


[Закрыть]. Сокол частенько имел счастливую возможность лицезреть государя, низкоранговые чиновники такой возможности не имели. Присваивая посмертный ранг придворной даме Фудзивара-но Асоми Ёсико (присвоение посмертных рангов было общепринятой практикой), император Ниммё мотивирует это тем, что она теперь сможет освещать себе пространство в загробном мире. Присвоение посмертного ранга видному царедворцу Фудзиварано Оцугу объясняется похожим образом – для освещения пути на тот свет[69]69
  Сёку нихон коки, Дзёва, 6-9-5 (839 г.); Дзёва, 11-7-23 (843 г.).


[Закрыть].

По степени приближенности к императору вся страна делилась на три больших региона – сама столица, «внутренний регион» (Кинай – пять окружавших столицу провинций) и «внешний регион» (Кигай или Кигэ – все остальные провинции)[70]70
  Об административно-территориальном членении в древней Японии подробнее см.: Симонова-Гудзенко Е. К. Япония VII–IX веков. Формы описания пространства и их историческая интерпретация. М.: Восток-Запад, 2005.


[Закрыть]. Население этих регионов значительно различалось по статусу, правам и обязанностям, т. е. по своему «качеству». В Кинай и Кигай действовали разные системы ранжирования чиновников. Деление на «внутреннюю» и «внешнюю» Японию было настолько резким, что император не выезжал за пределы Кинай, а высшим чиновникам (с 5-го по 1-й ранг) запрещалось без особого разрешения покидать «внутренние провинции»[71]71
  Нихон коки, Дайдо, 2-2-1 (807 г.).


[Закрыть], как если бы речь шла о путешествии за границу. Территория «внешнего региона» воспринималась как ритуально нечистая и пугающая, поэтому в случае проведения в столице значимых ритуальных мероприятий следовало указание закрыть заставы, перекрывающие дорогу к столице. И дело здесь не столько в боязни беспорядков, как это часто считают, сколько в опасении ритуального загрязнения.

Физическое расстояние до императора являлось важнейшим показателем статуса как для самой земли (провинции), так и для подданного – благодетельность императора, понимаемая как свет, имела пределы своего распространения. Недаром императоры, живописуя свою малую добродетельность, столь часто говорят о том, что она не достигает границ страны (подданные регулярно разуверяют его в этом). Именно в самые отдаленные от императора места и ссылали преступников – туда, куда не достигал (плохо достигал) благодетельный государев свет. В столицах Нара и Хэйан место проживания прямо зависело от статуса – чем выше он был, тем ближе к дворцу располагалась усадьба.

Поэтому ссылка, понижение в должности или обычная командировка, т. е. увеличение физического расстояния между государем и подданным, грозят человеку и меньшей освещенностью. В песне Мибу-но Тадаминэ упоминается факт перевода его с должности телохранителя государя, который лично освещал Тадаминэ, на должность охранника правых врат дворца. Автор сетует, что сильно потерял в освещенности как ввиду удаления от императора, так и потому, что правая часть дворца и столицы находилась на западе, откуда, как считалось, приходит мрачная осень[72]72
  Кокинсю, № 1003/Русский перевод см.: Кокин вакасю. Старые и новые песни Японии/Перевод А. А. Долина. М.: Радуга, 1995. Т. 3. С. 151.


[Закрыть]. Многие государственные учреждения делились на левое и правое подразделения, причем служба в левом считалась более престижной, ибо соотносилась с востоком, весной и солнечным светом.

Добродетельность и гуманность государя: контроль над природными процессами

Несмотря на частые ритуалы буддийского толка, проводимые по инициативе государя, сами императоры были весьма далеки от образа идеального буддийского правителя. Японские государи неоднократно заявляют: учение Будды – превосходное средство для регулирования природных сил, и потому монахи по повелению императора возносят свои молитвы, призванные обуздать природную стихию. Однако сам император таких молебнов не совершает, предпочитая вызывать во дворец монахов. Не соблюдает он и буддийские заповеди, подтверждением этого служат хотя бы его частые занятия охотой и рыбалкой. Император постоянно устраивает застолья и спаивает своих царедворцев. Император регулярно молится божествам синто о достижении гармонии в природе, но основные свойства государя по контролю над природными стихиями описываются преимущественно в терминах китайских представлений о верховном правителе. В первую очередь это категории «добродетельность» (яп. току, кит. дэ)[73]73
  Понятие дэ (току) не поддается адекватному переводу (обзор вариантов возможных переводов-толкований см.: Кобзев А. И. Дэ и коррелятивные ей категории в китайской классической философии//От магической силы к моральному императиву: категория дэ в китайской культуре. М.: Восточная литература, 1998. С. 12–35. В своей работе мы будем употреблять термин «добродетельность».


[Закрыть] и «гуманность» (яп. нин, кит. жэнь).

Согласно китайским представлениям, правящая династия обладает изначально данным ей запасом энергии-добродетельности, которая, однако, стремится к неизбежному убыванию. Таким образом, речь идет о растрачивании «коллективного» (династического) дэ, что рано или поздно приводит к полной утрате добродетельности, и тогда «мандат Неба» (буквально «приказ (воля) Неба») переходил к основателю новой династии. Таким образом, смена династии была «вмонтирована» в китайскую политическую философию. В Японии эта идея оказалась отвергнута, считалось, что каждый император обладал запасом личного дэ и мог быть с легкостью заменен на другого, однако концепция дэ не распространялась на весь правящий род, что создавало важные предпосылки для несменяемости династии[74]74
  О концепции «мандата Неба» в Японии подробнее см.: Мещеряков А. Н. Рецепция теории «мандата Неба» в древней Японии (VII–VIII вв.). Япония в объятиях пространства и времени. М.: Наталис, 2010. С. 158–173.


[Закрыть].

Каждый человек (во всяком случае высокопоставленный) обладал определенным запасом дэ. Императорский запас самый значительный, и правитель имеет возможности для его пополнения, что он и делает с помощью доступных ему ритуальных средств. Обладающий дэ государь обладает светоносностью и культурностью, которые он транслирует на своих подданных. Таким образом, они напрямую зависят и от потенций государя, и от приближенности к нему.

Когда подданные Камму возносят ему хвалы, они прямо и честно заявляют, что его добродетельность достигает Неба, Земли и Человека, его свет равен солнечному, он наполняет всю страну вплоть до самых до окраин, благодаря чему погоды в стране стоят самые благоприятные и земля исправно родит[75]75
  Нихон коки, Энряку, 13-8-13 (794 г.).


[Закрыть]. Ближе к концу правления Камму в глазах его подданных ситуация не изменилась. Появление на небе звезды Старика (альфа из созвездия Южного Креста), которая, как считалось в китайской астрологии, сулит долголетие и обещает спокойствие в стране, они приписывают добродетельности государя. Он же в ответ говорит о своей недостаточной добродетельности, которую, однако, можно увеличить. В связи с этим объявляется амнистия, повышение в рангах, раздача зерна престарелым[76]76
  Нихон коки, Энряку, 22-11-1, 22-11-15 (803 г.).


[Закрыть]. При обнаружении «чудесных облаков» сразу в трех местах (над дворцом, в провинциях Кии и Тикудзэн) царедворцы умоляют императора Дзюнна признать эти облака за знак государевой добродетельности, но он упорно отнекивается, уподобляя свое жалкое правление ходьбе по тонкому льду, управлению конем с помощью истлевших поводьев. Наконец, после третьего обращения Дзюнна соглашается принять поздравления и отметить появление облаков амнистией и другими гуманными актами, однако он все равно полагает, что чудо случилось благодаря вовсе не ему, а помощи предков[77]77
  Нихон коки, Тэнтё, 3-12-27, 3-12-29, 3-12-30 (826 г.).


[Закрыть]. Император Ниммё тоже в конце концов дает уговорить себя и сменить девиз правления ввиду обнаружения чудесной черепахи, но утверждает, что чудо случилось не только благодаря ему лично, без помощи предков и добродетельных царедворцев это было бы невозможно. При этом специально отмечается, что указ должен быть не только вывешен на стенах учреждений, но и доведен до сведения народа (видимо, имеется в виду сообщение в устной форме)[78]78
  Сёку нихон коки, Дзёва, 15-6-13 (848 г.).


[Закрыть].

Подданные осыпают императора похвалами, однако сам он почти неизменно аттестует себя самым уничижительным образом. В этом состоит идеал конфуцианского «скромного» правителя. Эта скромность обусловлена тем, что конечным адресатом речей императора является Небо. А перед ним государь – засохшее весной дерево, голос же его – бормотание насекомого на фоне весенних раскатов грома[79]79
  Сёку нихон коки, Дзёва, 9-8-27 (842 г.).


[Закрыть]. Самовосхваление государя фиксируется, как правило, только в случае общения с иноземцами. Послы из Силла и Бохай обращаются к государыне Сётоку (718–770, на троне 764–770) как к «императрице, освещающей Японию». И в этом случае она избегает самоуничижительных формул, не отнекивается, милостиво соглашается с этим утверждением и в свою очередь аттестует себя как «освещающую восемь пределов»[80]80
  Сёку нихонги, Тэмпё сёхо, 4-6-14 (752 г.), 5-5-25 (753 г.), 5-6-8.


[Закрыть]. Однако при общении со своим двором император предпочитает совсем другие, более скромные фигуры речи.

Помимо существовавшего идеала скромности, видимо, играла роль и реальная политическая ситуация. Уже в это время видно, что хотя государь и выглядит (обязан выглядеть) перед народом как всемогущий монарх, но реальный порядок принятия решений имеет коллективный характер. Поэтому в указах, адресованных политической элите, император столь часто утверждает, что без помощи царедворцев он не смог бы управлять страной должным образом. Тем не менее для нерадивых подданных он – страшная сила, и невыполнение государева указа является тягчайшим преступлением. В то же самое время повелений, которые можно было бы квалифицировать как самодурство, японская ситуация порождает намного меньше, чем европейская.

В указах, посвященных различным природным бедствиям, император часто принимал на себя ответственность за расстройство баланса природных сил. Это объясняется недостатком императорского дэ.

Когда полили затяжные дожди, император Хэйдзэй (774–824, на троне 806–809) подчеркивает, что несет за это персональную ответственность[81]81
  Нихон коки, Дайдо, 1-8-3 (806 г.).


[Закрыть]. При введении нового девиза правления государыня Сётоку заявляет: «Мы, недостойные, заняли драгоценный трон. Нет у нас добродетельности, чтобы приобщать [народ] к культурности, плохое случается часто. Часто случаются болезни, из года в год не вызревает урожай. Имуществу людей наносится ущерб, жить людям негде – сердце Наше болит»[82]82
  Сёку нихонги, Тэмпё дзинго, 1-1-7 (765 г.).


[Закрыть]. Столь же критично настроен по отношению к себе и государь Конин (709–781, на троне 770–781): «Ноша на Нас тяжелая, ступаем по тонкому льду, смотрим в пучину. Наверху – не умеем сообразоваться со временем, угадав желания Неба; внизу – не умеем вскормить народ, как это делают с детьми. Постоянно стыдимся малости своей добродетельности, в сердце Нашем нет цветения. День каждый желаем скромности – отказываемся от еды, носим одеяния тонкие. Хоть и провозгласили Мы в стране закон о запрете убийства живого, хоть и отдали двору повеление о помиловании преступников, болезни продолжают терзать людей, природные бедствия продолжают грозить. Не можем найти себе места – так долго терзается Наше сердце. Но если заповеданное нам учение Будды откликнется на Наши желания, тогда страданиям непременно настанет предел и бедствия прекратятся немедленно. А потому желаем почтить просветленного [Будду] и так избавиться от напастей»[83]83
  Сёку нихонги, Хоки, 1-7-15 (770 г.).


[Закрыть].

Примеры такого рода, когда император возлагал на себя ответственность за расстройство баланса природных сил, можно множить и множить. В указах он постоянно говорит о том, что его тело дрожит, а сам он испытывает стыд – ведь у него явный дефицит добродетельности и потому он испытывает ужас – ведь это грозит новыми и новыми природными бедствиями. В то же самое время государь – единственный, кто в состоянии восстановить природный баланс. Но для этого ему нужно постоянно держать себя «в ритуальной форме». Признание ответственности государя за «нормальное» течение природных и социальных процессов приводило к детальнейшей регламентации его поведения. Этих регламентаций намного больше, чем у любого из его подданных. Помимо многочисленных ритуальных обязанностей он должен был соблюдать строгие запреты в отношении речевого и телесного поведения, одежды, пищи, передвижения (в случае выезда за пределы дворца гадатели разрабатывали «безопасный» маршрут, позволяющий избегнуть воздействия неблагоприятных сил) и т. д. Император соблюдает множество табуаций, чтобы избежать ритуального «загрязнения», регулярно проводит ритуал очищения (мисоги).

Боязнь осквернения была огромна. Когда воры забрались в продовольственный склад дворца, государевы гвардейцы обнаружили и окружили их, но, поскольку близилась церемония интронизации, ворам дали возможность скрыться, так как побоялись, что они от отчаяния наложат на себя руки, что может сказаться на незапятнанности государя[84]84
  Нихон коки, Дайдо, 3-11-4 (808 г.).


[Закрыть]. Обнаружение головы мертвеца в окрестностях дворца привело к полному параличу церемониальной активности двора и отмене множества ритуалов – за исключением ритуалов очищения. После этого на территории дворца случились собачьи роды, что еще более усугубило ситуацию (роды как у людей, так и у животных считались источником ритуального загрязнения). В другой раз, когда на территории дворца снова нашли голову покойника, пришлось отменять отправку приношений в святилище Исэ[85]85
  Мидо кампакуки, Канко, 8-1-29-8-3-9 (1011 г.); Тёва 4-7-27, 4-7-28 (1015 г.).


[Закрыть].

Наиболее частым случаем ритуального «загрязнения» двора, которое фиксируется в источниках, являлась смерть. Это и кончина людей (и тогда объявляется траур), но самым частым случаем являлась собачья смерть, которая не являлась, похоже, препятствием для дальнейшего разведения этого домашнего животного. О кошачьих же смертях почему-то ничего не сообщается.

Считалось, что загрязнение передается от человека к человеку. Поэтому на контакт с оскверненным накладывались ограничения, сам он немедленно оповещал о загрязнении и на определенный гадателем срок затворялся в доме. Однако бывали случаи, когда человек узнавал о своем загрязнении задним числом (например, он не знал о смерти собаки в своей усадьбе). И тогда он успевал «заразить» огромное количество людей, которые выбывали из активной жизни. Правда, в крайних случаях запрет на общение приходилось игнорировать. Когда выяснилось, что все высшие аристократы оказались в данный момент загрязненными, император Итидзё (980-1011, на троне 986-1011) вынужден был предложить им не соблюдать затворничество, мотивируя это тем, что сейчас, в конце года, следует непременно рассмотреть докладные записки управителей провинций, а синтоистские ритуалы (на которых категорически нельзя появляться «нечистому») уже проведены[86]86
  Фудзивара Юкинари. Гонки. Тётоку, 3-12-13 (997 г.).


[Закрыть].

«Загрязнение» императора транслируется на всю страну. Именно поэтому он должен быть всегда здоров (т. е. ритуально чист), а его болезнь (или даже кратковременное недомогание) служит причиной для отмены ритуалов и немедленных молений о выздоровлении. В то время, когда проводились состязания конников, пришло известие, что у государя Итидзё заболел зуб. Состязания останавливают и дожидаются результатов гадания, чтобы узнать – является ли государева хворь следствием чьего-то проклятия или нет. Лишь после того как убедились, что зуб болит сам по себе, придворные успокаиваются[87]87
  Там же. Тёхо, 1-7-16 (1000 г.).


[Закрыть]. В случае болезни император не общается с подданными напрямую, он находится за особой занавеской, поскольку из-за своих огромных потенций может распространить скверну на всю страну. Еще не прошедший ритуалы интронизации наследный принц Атэ (будущий император Хэйдзэй) заявляет, что неожиданно почувствовал себя плохо, его снедает жар, подобный кипятку или пламени, в стране же часто случаются бедствия, вина за которые лежит на нем одном[88]88
  Сёку нихонги, Дайдо, 1-3-22 (806 г.).


[Закрыть]. В этом заявлении связь между болезнью государя и стихийными бедствиями выявлена предельно четко.

Болезнь императора сопровождалась многочисленными лечебными ритуалами и могла заканчиваться отречением. Смерть при исполнении императорских обязанностей означает ритуальное загрязнение всей страны, поэтому в практику все больше входит досрочное (прижизненное) отречение от трона (в связи с этим столь часто высказываемое мнение, что причиной отречений являются политические соображения и интриги, является недостаточным). Стихи и славословия, в которых содержатся пожелания императору долголетия (а значит, и здоровья), есть одновременно и благопожелания, адресованные его подданным, ведь император и его здоровье являются гарантией процветания страны в целом. Неблагоприятное для государя плохо и для страны. Государь Сага констатирует, что в данном году неблагоприятным для него направлением является восток, а потому и его войско не должно в этом году предпринимать крупномасштабных действий против эмиси в провинциях Муцу и Дэва (считалось, что они расположены на востоке Японии). В связи с этим война переносится на шестую луну следующего года[89]89
  Нихон коки, Конин, 2-5-19 (811 г.).


[Закрыть]. Когда заболевает государь Сандзё (976-1017, на троне 1011–1016), он высказывает желание провести амнистию. Фудзивара Митинага (966-1027), главный царедворец того времени, говорит, что вообще-то амнистия всегда проводилась в случае массовых эпидемий, но тем не менее он не имеет принципиальных возражений. И амнистия действительно была объявлена (правда, в обосновывающую часть указа все-таки пришлось внести пункт не только о болезни государя, но и о распространении эпидемических заболеваний)[90]90
  Мидо кампакуки, Тёва, 4-5-23; 4-5-26 (1015 г.).


[Закрыть].

Благоприятные знамения свидетельствовали о том, что государь обладает значительным запасом добродетельности. Ответственность за обнаружение благоприятных знамений лежала на подданных, сам государь этим не занимался – инициатива по признанию его дэ-способным должна была исходить снизу. Обнаружившему счастливое знамение полагались дары и продвижение по службе. Счастливые знамения считались не только признаком праведного государя, но и необходимым инструментом управления. Сообщая только что прошедшему ритуалы интронизации государю Ниммё об обнаружении «чудесных облаков», свидетельствующих о его добродетельности, царедворцы осыпают императора исключительно пышными и даже неумеренными похвалами и буквально умоляют его принять их поздравления, напоминая ему: если не возносить хвалы счастливым знамениям, то государь рискует оказаться без преданных подданных[91]91
  Сёку нихон коки, Дзёва, 1-1-17 (834 г.).


[Закрыть]. Таким образом, утверждается, что без появления чудесных облаков могут возникнуть сомнения в легитимности государя – Небо должно было высказать свое одобрение. Поэтому на пиру, посвященном интронизации Ниммё, был предъявлен целый набор «макетов» таких чудесных знамений (все они имеют китайское происхождение). На двух помостах, обозначающих две провинции (определялись гаданием, в данном случае это Оми и Биттю), которые преподносили (поставляли) рис, необходимый для интронизационных ритуалов, была представлена идеальная страна – идеальная потому, что она управляется идеальным образом. На одном помосте была выстроена такая композиция: гора (разумеется, мировая), на ней дерево аогири (фирмиана или стеркулия) с двумя чудесными «фениксами» (хоо – голова птицы, шея змеи, спина черепахи, хвост рыбы, пятицветный узор на крыльях), от дерева поднималось пятицветное облако, еще выше располагались иероглифы, обозначающие провинцию Оми, еще выше – солнце, а над ним – луна (солнце и луна – символы императорской власти – вкупе с Полярной звездой были вышиты на государевой одежде). Перед горой располагались фигуры идеального подданного Тяньлао (приближенный китайского императора Хуанди) и мифологического животного кирин (кит. цилинь, «единорог»: тело оленя, хвост быка, на лбу, напоминающем волчий, – один рог), а позади горы – чудесный бамбук (два корня, побеги от которых соединяются в один ствол). На другом помосте на горе было установлено ароматическое дерево косюндзю, выше располагались пятицветные облака и «дымка» с иероглифами Биттю. На горе были установлены фигуры небесной девы с картой, которую она подносит императору Шуню, мальчишек, похитивших у девы священные персики, чудесной птицы рамбо, единорога. Ниже имелась фигура журавля – намек на долголетие государя[92]92
  Сёку нихон коки, Тэнтё, 10-11-16 (833 г.).


[Закрыть].

Как мы видим, концентрация чудесных символов на единицу дворцовой площади была огромной. Пирующих не смутило и то обстоятельство, что налетевший ветер попортил одну из композиций (она была быстро восстановлена). Царедворцы желали видеть на троне легитимного, здорового и дэ-способного государя. Видимо, поэтому, когда император чрезмерно убивался по поводу своей недобродетельности, царедворцы могут искренне разуверять его в этом. Когда после длительной серии землетрясений император Дзюнна оглашает покаянный указ о своем служебном несоответствии, царедворцы убеждают его в том, что государь не всегда ответствен за происходящие природные аномалии. Они утверждают: когда появляется ненасытная саранча, вины государя в том нет, а землетрясения были вызваны нерадивостью царедворцев, их недостаточной помощью государю. В качестве же доказательства добродетельности самого Дзюнна они приводят весомый и поистине неотразимый аргумент – ведь недавно на территории дворца вырос чудесный гриб[93]93
  Нихон коки, Тэнтё, 5-7-29 (828 г.).


[Закрыть].

Император – высшая земная инстанция, которая корректирует природные явления во всей стране (Поднебесной). Японский император – прежде всего жрец, поэтому он должен обладать соответствующей квалификацией. В Японии отсутствовал фиксированный порядок наследования. В связи с этим после смерти государя часто возникали династические раздоры. Так случилось после смерти Камму, когда на пост следующего императора обнаружилось два кандидата. В результате интриг и споров императором стал принц Атэ (император Хэйдзэй). Показательна аргументация составителей официальной хроники, свидетельствовавшая о правильности выбора. Они утверждают, что после смерти Камму в горах вспыхнули пожары, солнце покраснело, воздух помутнел. И тогда принц Атэ определил, что причина кроется в некачественной работе Астрологического отдела: при определении места захоронения его отца Камму гадания на бамбуковых палочках и по панцирю черепахи принесли разные данные. Гадатели же выбрали неверный результат (по палочкам) и похоронили императора в «неправильном» месте, что и вызвало проклятие духов гор и пожары. Тогда сам принц Атэ совершил моления, и огонь сам собою утих[94]94
  Сёку нихон коки, Касё, 2-2-25 (849 г.); Нихон коки, Энряку, 16-7-2; 16-7-3 (797 г.); Сёку нихонги, Дайдо, 1-3-23 (806 г.).


[Закрыть], т. е. принц блестяще доказал, что именно он обладает магическими возможностями по контролю над стихиями и потому достоин императорского поста.

В западной и российской традиции, где государь – главным образом военачальник, мотив «испытания героя» (кандидата в правители) связан прежде всего с воинской доблестью. Поэтому так часто русские государи начинали свое правление с войны[95]95
  Эта закономерность прослеживается и в настоящем «президентском» времени – «чеченская» война В. В. Путина и «грузинская» война Д. А. Медведева.


[Закрыть]. В японской же традиции кандидат в государи доказывает свою жреческую способность устанавливать контакт с высшими силами.

Глобальная ответственность императора за ход природных дел не означает, что назначенные им чиновники не несут свою долю ответственности. Это касается как центрального, так и местного административного аппарата.

Обязанность высших придворных – вовремя сообщать государю о недостатках в управлении, для того чтобы избежать дурных природных знамений и наказания высших небесных сил. В указе государыни Гэнсё (680–748, на троне 715–724) без обиняков говорилось, что в прошлом году «дурные предзнаменования были явлены одно за другим: случились наводнение и засуха, народ бежал, урожай не вызрел, страну одолевали мятежи, все от этого мучились. И наконец, нежданно-негаданно скончался министр Фудзивара [Фухито], бывший для всех образцом. Сердце Наше потрясено и наполнилось скорбью. И вот в новом году бедствия прошлого года все еще продолжаются, ветер и облака не таковы, как обычно. Сердце Наше наполнено страхом, не знаем отдыха ни днем, ни ночью. Говорится в старых книгах: "Если правление нехорошо, Небо и Земля посылают предупредительные дурные знамения". Если есть [в управлении] дурное, приходит беспорядок». Далее государыня обрушивается на своих царедворцев и обвиняет их: «Ваши ранги высоки, должности ответственны. Отчего же вам не хватает преданности? Если есть в управлении дурное, должно говорить о том без стеснения. Докладывать честно, ничего не скрывая. А Мы сами те доклады благосклонно изучим». Выслушав повеление, сановники удалились и велели своим ведомствам подать докладные записки»[96]96
  Сёку нихонги, Еро, 5-2-17 (721 г.).


[Закрыть].

Государь Сёму (701–756, на троне 724–749), правление которого отмечено большой политической нестабильностью, также утверждает, что в природных бедствиях виноват не он, а негодный чиновничий аппарат: «В последнее время небесные наказания не знают конца, природные бедствия случаются одно за другим. Слышим Мы: «Управление идет вразрез с годовым циклом, сердца людей полны печали. Небо и Земля посылают предостережения, появляются грозные предзнаменования». Разве Мы не распространяем добродетель? Разве есть в Нас небрежение? Или же, может быть, чиновники не проявляют в делах рвения? Мы живем за девятью вратами, многого не ведаем. Повелеваем главам ведомств составить списки подведомственных им чиновников… которые сердцем своим делам преданны и служат чисто-беспорочно, а также списки тех, сердца которых наполнены грязной ложью, а списки эти подать Нам. Тот, кто хорош, будет в ранге повышен, тот, кто плох, будет согласно его провинностям в ранге понижен. Слушаться Нашего повеления, ничего не скрывая»[97]97
  Сёку нихонги, Дзинги, 4-2-21 (727 г.).


[Закрыть].

Что касается локального уровня, то ответственность за расстройство природного организма может возлагаться на управителей провинций. Так, император Сага констатирует, что в провинциях района Кинай, в Оми и Тамба в последнее время часто случаются засухи при полном ритуальном попустительстве управителей этих провинций. В связи с этим им предписывается, чтобы в случае возникновения засухи в будущем они непременно проводили церемонию очищения и затем молились о выпадении дождя. Если же дождь все-таки не прольется, тогда они обязаны подать докладную записку о неэффективности своих ритуальных действий[98]98
  Нихон коки, Конин, 5-7-25 (814 г.).


[Закрыть]. Вероятно, предполагалось, что только после этого следует принимать меры на более высоком ритуальном уровне. Видимо, управители провинций послушались государева приказа и стали молиться о прекращении засух, но мысль вознести молитвы о прекращении ливней без дополнительных напоминаний, похоже, не приходила им самостоятельно в голову. Поэтому через два года Сага пришлось издать новый указ – теперь уже о необходимости молений о прекращении дождей. Этот указ был снова адресован управителям провинций[99]99
  Нихон коки, Конин, 7-7-20 (816 г.).


[Закрыть]. В другом случае для вызывания дождя государь Ниммё отправляет своих посланцев в святилища провинций Ямасиро и Ямато (т. е. туда, где находились «императорские» города Хэйан и Нара), но в остальных провинциях моления предписывается провести местным властям[100]100
  Сёку нихон коки, Дзёва, 6-4-21 (839 г.).


[Закрыть].

Кроме того, ответственность за аномальные природные явления, наблюдаемые на местном уровне, могла возлагаться и на конкретных людей, нарушивших сложившиеся запреты и прогневивших божеств. Страшная гроза с ураганным ветром в двух селах провинции Ямасиро объясняется тем, что некий человек убил огромную змею, заползшую к нему в дом[101]101
  Нихон коки, Конин, 6-6-24 (815 г.).


[Закрыть].

Таким образом, происходило распределение (дробление) ритуальных полномочий и ответственности, их частичная передача на нижний уровень управления. Однако действия отдельных подданных могли иметь лишь локальные последствия. Всю страну ожидала природная беда (или счастье) только в случае соответствующих действий или качеств самого императора.

Император – коммуникатор между делами небесными и делами земными. Для самого императора Небо представало в качестве образца, которому он был обязан следовать. В указе государя Сага, приуроченном к дню зимнего солнцестояния, говорилось: милость божественных сил беспредельна, именно она регулирует соотношение между Инь и Ян, дает жизнь и радость десяти тысячам существ. Сейчас наступил день, когда происходит перелом от холода к теплу, и возможно ли мне одному вкушать радость по этому поводу? А потому в Поднебесной объявляется амнистия. После того как государыне Кокэн (718–770, на троне 749–758) преподнесли белого фазана, она облегчает налоги и раздает ранги, мотивируя это тем, что, «когда появляется счастливое знамение, следует непременно совершить благодеяние»[102]102
  Нихон коки, Конин, 13-11-1 (822 г.); Сёку нихонги, Дзинго кэйун, 2-6-21 (768 г.).


[Закрыть].

Таким образом, император действует подобно Небу: он проявляет гуманность по отношению к своим подданным точно так же, как Небо оказывает милость всем существам на Земле, включая человека. Эта милость государя – проявление «гуманности», без наличия которой невозможно говорить о праведном государе.

Небо посылает как неблагоприятные, так и счастливые знамения. В случае обнаружения последних придворные возносят хвалы императору. Небо откликается на государевы дела, государь откликается на эти знаки, посылаемые Небом. Когда Небо довольно императором, тот благодарит его и проводит соответствующие социальные мероприятия. Так происходит их диалог. Когда обнаружились «чудесные облака», император Ниммё в ответ проводит масштабное повышение в рангах, оказывает материальную помощь малоимущим и старикам[103]103
  Сёку нихон коки, Дзёва, 1-10-2 (834 г.).


[Закрыть]. В данном случае император преобразует сигнал, посланный ему Небом, в «гуманность», направленную на его подданных. Когда после приношений синтоистским божествам с целью ниспослания дождя ночью вдруг раздается раскат грома, дающий надежду на долгожданный дождь, подарками в срочном порядке наделяются охранники дворца[104]104
  Сёку нихон коки, Дзёва, 6-3-29 (839 г.).


[Закрыть]. Видимо, потому, что других подданных ввиду позднего часа во дворце уже не находилось, а милость императора следовало явить незамедлительно – чтобы Небо не разочаровалось в государе и его гуманности.

Император – земное подобие Неба, которое выступает для государя в качестве эталона. Император Дзюнна возносит хвалы Небу и Земле, которые в положенное время даруют дожди. Поэтому и он, император, следуя этому образцу, тоже оказывает милости подданным. Сейчас, в разгар лета, когда все сущее напитывается солнечной энергетикой Ян, Дзюнна, в свою очередь, объявляет о мерах, приличествующих времени года: жалует рис монахам и престарелым, присваивает ранги определенным категориям чиновников, распоряжается о том, чтобы похвальные таблички были установлены перед домами родителелюбивых детей, детолюбивых родителей, образцовых мужей и жен. Эти таблички служат одновременно и удостоверением пожизненного освобождения от повинностей[105]105
  Нихон коки, Конин, 14-5-20 (823 г.).


[Закрыть].