Текст книги "Император Мэйдзи и его Япония"
Автор книги: Александр Мещеряков
Жанр: История, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 14 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]
Впрочем, открытость была относительной. Во время путешествия Мэйдзи придворные вели подробный путевой дневник. Получилось десять тетрадок. В одной из них сделана пометка: «Для служебного пользования. Публикация запрещается».
Хотя на Хоккайдо еще продолжались военные операции, победа императорской армии уже не вызывала сомнений. 15 декабря принц Арисугава Тарухито, командующий этой армией, вернул Мэйдзи его штандарт и меч. Миссия по укрощению мятежников была выполнена. Мэйдзи ответил тем, что велел поить токийских горожан за его счет в течение двух дней. Было выпито 3000 бочек рисового вина. Не забыли советники императора и про закуску, в качестве которой выступала сушеная рыба. Пожалуй, это было первое мероприятие Мэйдзи по «кормлению» народа. Сёгунам поить такое количество людей в голову не приходило. По всей вероятности, идея была подсказана европейским опытом «работы» с населением. Стратегией сёгунов являлось отделение элиты от управляемого ею народа, новая власть демонстрировала большую близость.
Цукиока Ёситоси. Въезд Мэйдзи в сёгунский замок
Перспектива. Позднее эту поездку Мэйдзи в Токио признали «исторической». На выставке в Токио, проводившейся в 1917 году и приуроченной к пятидесятилетию Токио, экспонировалась панорама. Спустя 50 лет зрители могли наблюдать огромную процессию Мэйдзи и многочисленных подданных, приветствовавших императора по пути его следования.
Токио произвел на Мэйдзи огромное впечатление своими гигантскими размерами. Точно так же, как и сёгунский замок, который был намного больше, чем его дворец в Киото.
В Токио Мэйдзи повстречался со своей теткой Кадзуномия. Виделся он и с младшим братом Ёсинобу – пятнадцатилетним Токугава Акитакэ, ставшим теперь главой княжества Мито. Он поведал императору о том годе, который он провел во Франции. Мэйдзи отправил Акитакэ на Хоккайдо в помощь своим войскам – чтобы мятежники увидели, что даже брат бывшего сёгуна выступает на стороне императора.
Замок сёгуна, в который переехал император Мэйдзи
Несмотря на разочарование приверженцев сёгуната, никаких серьезных волнений в Токио не наблюдалось. В этом видна отличительная особенность тогдашнего (а во многом и нынешнего) менталитета японцев. «Большие» вопросы решаются «большими» людьми. Мы живем сами по себе, а власть – сама по себе. Ёсинобу не велел сопротивляться. В его замок вселился Мэйдзи. Значит, ему и нужно повиноваться. Как и в конце периода правления сёгуната, когда власти так и не отдали приказа организовать всенародное сопротивление иноземцам, никакого подобия партизанского движения в стране не развернулось.
Находясь в Токио, Мэйдзи впервые в жизни отважился подняться на борт корабля. Это был японский военный корабль. Дед императора, Накаяма Тадаясу, решительно отговаривал Мэйдзи от этого «безрассудного» поступка – он боялся, что корабль утонет, а вместе с ним пойдут ко дну священный меч и яшма. А утеря регалий может привести к ужасным последствиям. Без регалий император не может считаться «настоящим» императором. Но выход был все-таки найден: Мэйдзи расстался на время со своими регалиями (что было против всех правил), оставив их на берегу, но на борт «Фудзи» все-таки поднялся. Стоявший рядом американский корабль поприветствовал его орудийным салютом.
Воины антиимператорской коалиции вместе со своими французскими инструкторами
На рейде Иокогамы стоял еще один корабль, построенный в Америке. Это был броненосец «Stonewall Jackson». Он был заказан еще сёгунатом, но доплыл до берегов Японии уже когда началась гражданская война. Западные державы объявили о нейтралитете. Ивакура Томоми употребил все свое красноречие, чтобы броненосец достался императорскому флоту – Хоккайдо еще сопротивлялся. При активнейшем посредничестве Гарри Паркса 28 декабря нейтралитет был все-таки снят, новое правительство получило наконец-то полное международное признание, и броненосец немедленно направился на Хоккайдо осаждать Хакодатэ – главную базу мятежников во главе с бывшим заместителем командующего сёгунским флотом Эномото Такэаки (1836–1908). За день до снятия нейтралитета он успел провозгласить на Хоккайдо республику и стать ее президентом. В первый и в последний раз на территории Японии появилось образование с таким шокирующим любого монархиста названием. В первый и в последний раз Мэйдзи столкнулся с настоящим сепаратизмом. Однако республика оказалась мертворожденной – она просуществовала лишь до апреля следующего года.
Эномото Такэаки
8 декабря Мэйдзи отправился в обратный путь из Токио в Киото. На сей раз его сопровождало 2153 человека. Он спешил в древнюю столицу, чтобы принять участие в поминальной службе по своему отцу. Первое длительное путешествие Мэйдзи было закончено. Пройдя путь между Киото и Токио, он словно волшебной нитью соединил их.
Вернувшись в Киото, Мэйдзи наконец-то отпраздновал свадьбу с Харуко. К этому времени кончился срок траура по ее брату Итидзё Санэёси, скончавшемуся в мае.
23 декабря правительство Мэйдзи известило иностранных посланников о том, что желает пересмотреть неравноправные договоры. Оно и правда хотело этого, но в данный момент не имело никаких возможностей для достижения поставленной цели. Заявление имело своим настоящим адресатом не заграницу, а тех многочисленных самураев, которые требовали от правительства твердой позиции в международных делах. В противном случае как можно было бы оправдаться перед теми, кто заявлял: новое правительство столь же слабо, как и сёгунат? Тем более что в сентябре этого года был подписан очередной неравноправный договор – на сей раз с Австро-Венгрией. И на сей раз его подписал отнюдь не сёгун.
Страна, разумеется, жила не только «большой» политикой. В этом году в Иокогаме появилось в продаже мороженое. Оно стало одним из символов тех «благ», которые несет с собой западная цивилизация. Непривычные к молочным продуктам японцы находили его, правда, не слишком аппетитным. Молоко и молочные продукты приводили японцев в ужас, их желудки, приученные к сырой рыбе, не выдерживали такой «экзотики». Многие говорили, что молоко «воняет».
1869 год
2-й год правления Мэйдзи
Год начался нервно – 5 января был убит Ёкои Сёнан, который занимал должность государственного советника (санъё) и решительно поддерживал модернизацию. Он возвращался из дворца в своем паланкине, когда четверо самураев обстреляли его из пистолетов. Ёкои открыл дверцу и выпрыгнул наружу, пытаясь защититься своим кинжалом, но был убит. Нападавшим удалось скрыться. Мэйдзи выделил деньги на лечение раненых слуг и на похороны.
Убийц схватили на горе Коя, неподалеку от Киото. На этой горе размещался знаменитый буддийский храмовый комплекс, основанный Кукаем еще в 816 году. Убийцы заявили, что считают Ёкои предателем, который, будучи «заодно с варварами», задумал «окрестить» Японию. Один из них видел, как Ёкои прогуливается по токийскому кварталу Цукидзи в европейской одежде и в шляпе. Это послужило достаточным основанием для возбуждения ненависти. Убийц казнили в ноябре 1870 года, но немало людей сочувствовало их «мужественному» поступку. В то же самое время назвать его истинно «самурайским» отваживались не все – ведь истинный самурай должен уметь обходиться одним холодным оружием.
В то время сама принадлежность к правительству сделалась опасной для жизни. Правительство держало решительный курс на модернизацию. Только с ее помощью можно было создать сильную и независимую страну. Сам Ёкои всегда оставался убежденным конфуцианцем, и никаких планов по крещению Японии у него, разумеется, не было.
Следующей жертвой пал Омура Масудзиро (1824–1869) из Тёсю, усмиритель сёгунских отрядов в Уэно. Теперь он занимал должность военного министра. Многие самураи полагали, что его деятельность по модернизации японской армии ведет к потере их наследственных привилегий – именно он выдвинул идею о необходимости введения всеобщей воинской повинности и настойчиво продвигал свои предложения в противовес плану Окубо Тосимити: создать армию из бывших самураев, где главную роль играли бы воины из Сацума, Тёсю и Тоса.
В начала сентября восемь человек из его родного Тёсю напали на Омура и его сопровождающих, когда они находились на постоялом дворе в Киото. Омура был ранен, но ему удалось спастись от убийц в бочке с грязной водой. Его переправили в Осака и отдали на попечение голландскому доктору. Тот заявил, что необходима немедленная ампутация ноги. Для деятеля такого ранга на операцию требовалось согласие правительства. Его пришлось ждать чересчур долго. Омура скончался от гангрены. Как и большинство других преступлений, это злодеяние было тоже раскрыто. Самураев ждала смертная казнь, но, как и в случае с Ёкои Сёнан, слишком многие полагали, что правда находится на стороне убийц.
Неспособность правительства обеспечить порядок и безопасность служила для западных держав дополнительным предлогом для того, чтобы отклонять требования об отмене режима экстерриториальности. Впрочем, нравы обитателей европейских представительств тоже временами бывали весьма далеки от идеала. Так, секретарь британской миссии Адамс, которому надоели ночные завывания токийских собак, не нашел ничего лучшего, как разрядить свой револьвер в одну из них. Пуля попала в камень, срикошетила и ранила повара миссии[72]72
Mitford’s Japan. P. 161–162.
[Закрыть].
7 марта было проведено первое заседание Общественной ассамблеи (Когисё). В своей пятистатейной клятве Мэйдзи обещал управлять, сообразуясь с общественным мнением. Общественная ассамблея стала практическим воплощением этого обещания. В ее состав входило 376 членов – высокопоставленные чиновники и назначенцы от каждого княжества. Ассамблея отменила смертную казнь для японских последователей христианства и заменила ее поркой. Запретила она и наиболее «нецивилизованные» формы обращения с преступниками. В том числе выставление отрубленной головы на всеобщее обозрение. Этот обычай европейцы находили «варварским», японцы же теперь стали прислушиваться к их мнению. Они желали стать цивилизованными на европейский лад.
В то же самое время работа ассамблеи доказывала, что она твердо защищает привилегии самурайского сословия и неспособна полностью отказаться от наследия прошлого. Так, вынесенные на голосование вопросы о запрете харакири и об отмене ношения двух мечей были заболлотированы практически единогласно.
Слухи о переезде императора в Токио беспокоили жителей Киото все больше и больше. Беспокойство было оправданным: в начале марта Мэйдзи снова погрузился в паланкин и отправился в Токио. На сей раз в его процессии находилось 2000 самураев-добровольцев. Они просили императора не покидать Киото и не осквернять себя общением с иностранцами. Поскольку уговорить Мэйдзи им так и не удалось, они тоже отправились в путь, желая защитить своего императора.
По пути в Токио паланкин Мэйдзи остановился в Исэ, где находится родовое святилище императорского рода. Парадокс заключался в том, что еще ни один император никогда не молился там. Запрет на посещение Исэ был, возможно, вызван тем, что там хранился оригинал священного зеркала – вместилище прародительницы императорского рода, богини солнца Аматэрасу. Императору же не разрешалось смотреть на солнце.
Когда Мэйдзи направлялся к святилищу, над ним, как и положено, несли огромный зонт, защищавший его от злых духов. Уличный зонт выполнял ту же функцию, что и балдахин над троном государя в помещении. После посещения Исэ Мэйдзи отправился в святилище Ацута, где хранился оригинал священного меча Кусанаги. Согласно преданию, полумифический принц Ямато Такэру брал его с собой в поход против «восточных варваров». Посещение важнейших святилищ еще раз говорило о том, что отныне именно культы синто призваны обеспечивать благополучие в государстве.
Худшие опасения жителей Киото получили подтверждение. Добравшись до Токио, Мэйдзи отправил в Киото посланца, который доложил гробнице Комэй, что неотложные дела задерживают императора. Вдовствующей императрице было сказано: ей следует ожидать возвращения ее «сына» не раньше, чем через несколько лет. С этого времени Токио фактически становится столицей страны. Токио, безусловно, обладал более развитой городской инфраструктурой, чем Киото. Именно там располагались все центральные правительственные учреждения, там же находились и иностранные миссии. Но, видимо, играло роль и другое соображение. Люди привыкли слушаться «того, кто в Эдо». А потому новая власть сочла за благо обосноваться именно там.
Император Мэйдзи посещает святилище Исэ
Чтобы показать «открытость» новой власти, для горожан Токио на три дня открыли сёгунский сад, находившийся внутри замка, – «милость», которая не имела прецедентов. Посетителей было столько, что восемь человек погибли в давке. Императору ничего другого не оставалось, как вновь закрыть ворота замка и пожаловать деньги семьям погибших.
В сёгунский замок из дворца Госё перенесли святилище Касикодокоро. В нем хранилась одна из императоских регалий – копия бронзового зеркала, находящегося в Исэ. Кроме того, рядом с ним построили и другое святилище – Синдэн. В нем император стал поклоняться божествам Неба и Земли. Его функция первожреца синто приобрела дополнительные основания.
4 мая Мэйдзи издал указ об учреждении Департамента истории во главе с самим Сандзё Санэтоми, который через два месяца стал правым министром. Для власти, которая пыталась обрести свою идентичность, это было важнейшее решение. В указе с горечью и негодованием говорилось о том, что последней хроникой, написанной по императорскому указу, была «Сандай дзицуроку» (901), но при сёгунах официальные летописи больше не составлялись. Одной из основных задач департамента стала работа по изданию древних хроник и документов, а также создание новой официальной версии истории. В рамках конфуцианского мировоззрения история рассматривалась как интеллектуальный инструмент, призванный проиллюстрировать моральные нормы: вознести хвалу верноподданным и осудить изменников государеву делу. В настоящий момент осуждению подлежали прежде всего сёгуны. То есть история в ее императорской интерпретации даже не претендовала на «объективность» и представала как идеологическое средство воспитания подданных. Как и в случае с древними хрониками, написание новой истории Японии возлагалось на людей, которые находились на государственной службе.
Возлагая вину за прекращение работы придворных историографов на сёгунат, идеологи Мэйдзи были правы лишь отчасти. Хроника «Сандай дзицуроку» была составлена в 901 году, а Минамото Ёритомо был назначен первым сёгуном лишь в конце XII века. На самом деле официальные хроники перестали составлять потому, что они выполнили на тот момент свое предназначение: они уже доказали легитимность существовавшего порядка, при котором во главе страны стоял император[73]73
О древнеяпонских исторических хрониках и месте истории в картине мира см.: Мещеряков А. Н. Древняя Япония: культура и текст. М.: Наука, 1991. С. 15–44.
[Закрыть]. И всякое отклонение от этого порядка рассматривалось как нежелательное. Но можно понять и инвективы по отношению к сёгунату: в то самое время, как правительство начинало проводить свои реформы, на севере страны еще продолжалась борьба с последними его приверженцами.
На Департамент истории возлагалась важнейшая задача: правительство Мэйдзи остро нуждалось в доказательствах своей легитимности. Кроме того, не отменялась и другая задача, которая всегда стоит перед создателями официальных версий истории: доказать уникальность исторического пути страны. Именно поэтому в указе говорилось о необходимости показать разницу между «культурой и варварством, между своим и заграничным».
Создание Департамента истории было лишь одной из мер по пересмотру концепции прошлого. Все они были направлены на то, чтобы возвеличить императорскую династию и изобразить сёгунаты как отклонение от первоначального замысла Неба. Наибольшего внимания удостоился, разумеется, мифический основатель династии Дзимму. Из царедворцев древности были отмечены Накатоми Каматари (614–669), предотвративший узурпацию власти родом Сога, и Вакэ-но Киёмаро (733–799), который сыграл ключевую роль в борьбе против монаха Докё (?—772), пытавшегося занять императорский трон. Раньше этих верноподданных почитали в буддийских храмах, которые теперь преобразовали в синтоистские святилища. Новые святилища были воздвигнуты также в честь императоров Сутоку (1123–1141), Готоба (1183–1198), Цутимикадо (1198–1210), Дзюнтоку (1210–1221), и Годайго (1318–1339). Их главной заслугой являлась борьба против сёгунов. Особенно возвеличивался Годайго и его сторонники: принцы и верные императору воины. Предложение о возведении святилища Кусуноки Масасигэ (1294–1336), сражавшегося против сёгуна Асикага Такаудзи, поступило уже 13 мая 1868 года. Особой чести удостоился также Китабатакэ Тикафуса (1293–1354), автор сочинения «Дзинно сётоки» («Записи о прямом наследовании императоров»), в котором он обосновывал непрерывность императорской династии и клеймил сёгунов за то, что они узурпировали власть. Знаменитым военачальникам XVI века Ода Нобунага (1534–1581) и Тоётоми Хидэёси (1536–1598) также воздали должное. Их деятельность по объединению страны, поделенной между враждующими кланами, была истолкована как защита императорского дома от сёгуната.
Практически все исторические деятели, подлежавшие канонизации, были аристократами или же самураями (исключение составляет лишь выходец из крестьян Тоётоми Хидэёси). Героям «из народа» пока что не находилось места в общенациональном пантеоне.
Не были забыты правительством и недавние герои. В июне 1868 года было принято решение возвести в горах к востоку от Киото святилище в честь воинов, павших во время бурных событий, сопровождавших реставрацию императорской власти. Оно получило название «Святилище-оберег страны в Рёдзэн». Теперь, с переездом императора в Токио, на токийском холме Кудан было построено аналогичное святилище Сёконся («Святилище сбора покойных душ»).
Перспектива. В 1879 году святилище Сёконся было переименовано в Ясукуни («Святилище умиротворенной страны»). Оно стало главным пантеоном японских военных, погибших при исполнении служебных обязанностей. Впоследствии там стали поминать и всех тех, кто отдал свою жизнь за императора и Японию начиная с 1853 года – года прибытия «черных кораблей» американского коммодора Перри. Потом настал черед погибших в завоевательных войнах конца XIX – первой половины ХХ века. Место Ясукуни в картине мира современных японцев вызывает ожесточенные споры. Визиты туда государственных деятелей позиционируются как «частные», но все равно вызывают негодование многих демократических организаций и тех стран, которые пострадали от японской агрессии.
В мае сопротивление противников нового правительства, находившихся на Хоккайдо, было окончательно сломлено. Гражданская война закончилась. В ней участвовало более 110 тысяч воинов. Количество жертв никому подсчитать не удалось, но можно с уверенностью утверждать, что оно было велико.
Надо сказать, что по меркам следующего века с побежденными обращались «по-рыцарски». Это было естественно – практически все они были самураями. В отличие от простолюдинов отряда «Сэкихотай», мало кто из них был казнен, на потерпевшие поражения княжества наложили умеренную контрибуцию, владения некоторых княжеств были урезаны, княжество Айдзу – ликвидировано, замок – срыт. Кого-то вынудили уйти с поста главы рода, кого-то долгие годы содержали под домашним арестом. Лидера повстанцев Эномото Такэаки посадили в тюрьму почти на три года, но потом назначили чиновником в департамент развития его «любимого» Хоккайдо, он участвовал в переговорах с Россией по поводу судьбы Сахалина и Курильских островов, занимал министерские должности. Мацудайра Катамори, одного из самых активных деятелей северной коалиции из Айдзу, сначала отправили в ссылку, но потом назначили синтоистским жрецом при родовых могилах Токугава. Его и ему подобных подвергли смерти политической, но не физической.
В сентябре Мэйдзи издал указ о «прощении Токугава Ёсинобу». Он начинался со слов: «Ведомо Нам, что мудрый государь ведет низы с помощью своей добродетельности, а государь неразумный устрашает людей законом». Мэйдзи считал себя государем мудрым и простил Ёсинобу. Он счел, что почетной ссылки довольно для его нейтрализации. Иэсато (1863–1940), новый глава дома Токугава, учился в Кембридже и стал впоследствии главой палаты пэров японского парламента. Японская правящая элита, насквозь «прошитая» родственными связями, давным-давно исповедовала принцип: сын за отца не отвечает. А уж тем более преемник. Кроме того, в Японии по крайней мере с VIII века верили, что неуспокоенный дух убитого или казненного противника непременно наведет какую-нибудь порчу. Поэтому лучше нейтрализовать его, не прибегая к крайним формам насилия. Нужно сказать, что такая политика оказалась весьма успешной. Практически никто из побежденных больше не участвовал в антиправительственных заговорах, многие из них верно служили императору и его правительству.
Объединение Японии продолжалось не только на поле боя. Еще 20 января князья четырех княжеств (Сацума, Тёсю, Тоса и Хидзэн) подали императору свое историческое обращение. В нем утверждалось, что все на японской земле принадлежит императору. В том числе, естественно, и сама земля. Именно так и обстояло дело в глубокой древности (имелся в виду надельный принцип землепользования, закрепленный в законодательных кодексах VIII в.). Однако при ненавистных сёгунатах этот незыблемый, казалось бы, принцип был нарушен и земли перешли к князьям, что должно быть признано за воровство и грабеж. Но теперь подписавшие это обращение восстанавливают историческую справедливость: они безвозмездно передают императору земельные реестры и списки людей, населяющих их владения.
К передаче своих земель государству (императору) инициаторы проекта призывали и всех других князей. Замечательно, что практически все они последовали призыву. Только двенадцать даймё не откликнулись на предложение. Отчего процесс ликвидации феодальной собственности на землю прошел так «гладко»? Текст обращения подчеркивал, что для императора нет ныне более насущной задачи, чем поставить страну в один ряд с мировыми державами, а это может быть осуществлено только при условии наведения порядка внутри самой Японии. Несмотря на вековые противоречия между кланами, подавляющее большинство князей были едины в желании сделать страну сильной и могущественной. Малоспособные к «горизонтальной солидарности», они хотели, чтобы в стране был «хозяин». Без него привычная картина мира теряла свою стройность.
Князья были людьми военными, привыкшими к иерархии, где они занимают достаточно высокое, но отнюдь не первое место. Их амбиции были ограниченными. Кроме того, воины юго-западных княжеств доказали, что являются реальной силой.
Сыграло свою роль и недопонимание планов правительства. Князья прекрасно знали, что с приходом каждого нового сёгуна перерегистрация владений была обычной процедурой. Они отдавали свои земельные реестры в Эдо, а потом получали их обратно. Некоторые даймё полагали, что именно так произойдет и на сей раз. Тем более что в тексте обращения к императору содержалась такая лукавая фраза: «Отдай нам то, что должно отдать, возьми то, что должно взять».
В июне 262 князьям, которые подали обращения, было «разрешено» вернуть реестры своих владений императору. Остальным велели это сделать в приказном порядке. Одновременно князья назначались губернаторами своих владений, то есть их наследственные права были поставлены под сомнение. Князья продолжали управлять в границах прежних владений, но теперь они делали это уже от имени Мэйдзи. Теперь они стали больше напоминать чиновников, состоящих на государственной службе. Правда, князья сохраняли за собой право собирать налоги и использовать их по своему усмотрению. Однако на выплату рисовых пайков своим вассалам было наложено серьезное ограничение – теперь на эти цели могло расходоваться не более 10 процентов налоговых поступлений. Одновременно князьям поручили провести «инвентаризацию» своего хозяйства и представить отчет о бюджете, населении, системе управления и т. д. Внутреннее деление элиты на множество категорий предлагалось упразднить и свести к двум: «кадзоку» («знатные», то есть бывшие князья и аристократы) и «сидзоку» (можно описательно перевести как «военные-дворяне»), к которым отнесли простых самураев. Остальное население именовалось теперь «простыми людьми» («хэймин»). Так был сделан решающий шаг по превращению князей, их вассалов и воинов в подданных Мэйдзи. Между центральной властью и «народом» постепенно исчезал передаточный механизм и посредники, от которых зависело: будут ли люди подчиняться приказаниям центрального правительства или нет. Феодальному способу управления был нанесен серьезный удар.
В начале лета Гарри Паркс получил известие, что второй сын королевы Виктории, Альфред, герцог Эдинбургский, совершавший кругосветное путешествие, желает посетить и Японию. В первый раз в истории страны в гости к императору собирался член правящей династии из Европы. Вопрос о приеме герцога вызвал бурю эмоций. Дело в том, что традиционная модель внешних отношений не предусматривала отношений равенства между государствами. Одно из них должно было обязательно выступать в качестве сюзерена, а другое – данника и вассала. Поэтому китайское правительство отказалось принять герцога как равного, в связи с чем он был вынужден приехать в Китай в качестве частного лица. Наученный горьким китайским опытом, Паркс неоднократно подчеркивал, что герцог должен быть принят в Японии в качестве равного партнера. На этом основании придворные консерваторы решительно выступили против визита герцога, ибо это означало бы уравнивание потомка синтоистских богов с иностранным принцем. На их переубеждение ушло несколько месяцев, но в результате вопрос был решен положительно. Однако для достойного и необидного для англичан приема следовало выработать новые правила этикета. Ивакура Томоми приступил к делу.
Герцог прибыл в Иокогаму. Мебель для его токийской резиденции срочно закупили в Гонконге. За несколько дней до прибытия герцога в Японии помолились «китайскому богу» (т. е. богу, обеспечивавшему безопасное морское путешествие). Когда герцог сходил на берег, его приветствовал 21 залп артиллерийского салюта. Дорога от Иокогамы до Токио была отремонтирована и подметена; молитвы богу дорог были вознесены, окна вторых этажей – крепко-накрепко запечатаны бумажными лентами. Перед тем как герцог вошел в прежний сёгунский замок, чтобы повстречаться с Мэйдзи, провели церемонию очищения, поскольку японцы опасались, что герцог, являясь представителем ритуально нечистой заграницы, может «заразить» и самого Мэйдзи. Церемония заключалась в том, что герцога и его свиту обмахивали родом метелочки из бумажных полосок (нуса), которые использовались в синтоистских очистительных ритуалах. Когда впоследствии об этом стало известно Фукудзава Юкити, он, по собственному признанию, «едва не заплакал от чувства национального унижения», поскольку прекрасно понимал: с англичанами обошлись недостойно.
Сами иностранцы, похоже, не отдавали себе отчета в скрытом для них смысле ритуала, сочтя его за очередное подтверждение того, что имеют дело с «варварами» и загадочной японской душой. Во всяком случае, никаких протестов герцог не заявлял, аудиенция прошла без всяких инцидентов, отчеты посольства были самыми благоприятными. После того как Мэйдзи стоя поприветствовал герцога с того возвышения, где находился его трон, он пригласил гостя в чайный павильон «Осенние листья», расположенный в саду. Затем его провели в «Павильон водопада». Содержание состоявшейся беседы вряд ли может представлять интерес. Мэйдзи сказал, как он рад визиту, выразил озабоченность тем, что с дороги герцог устал. Тот же благодарил за сердечность приема, который, вне всякого сомнения, порадует его мать-королеву. Вездесущий Паркс не преминул отметить, что оба молодых человека выглядели весьма застенчивыми.
Хотя состоявшийся разговор вряд ли можно счесть «увлекательным», именно в его тривиальности и заключался главный смысл – стороны продемонстрировали обоюдную приязнь и отсутствие подозрительных намерений. Ну а что касается того, кто из них более «чист», каждый, вероятно, остался при своем первоначальном мнении. Вряд ли в этот момент Мэйдзи мог с пониманием отнестись к подарку Альфреда – золотой табакерке, на крышке которой был изображен обрамленный алмазами портрет герцога. В самой Японии изображать монарха запрещалось, и Альфред мог запечатлеть образ Мэйдзи только в сердце.
Герцог получил от Мэйдзи множество замечательных вещей: изделия из лака, бронзы, эмали, керамику и кинжал. Подученный своими советниками, Альфред попросил Мэйдзи написать стихотворение для передачи Виктории, что и было исполнено.
Если правишь
С думой о людях,
Небо с Землею
Вместе пребудут
Веки вечные.
Реакция Виктории на стихотворение неизвестна. Скорее всего, ничего поэтического она в ответ не сочинила. Европейские государи к этому времени уже утратили поэтический дар.
Отношения с европейскими царствующими домами были установлены. Всего через месяц после визита герцога Эдинбургского посольство Австро-Венгерской империи доставило японскому императору статую императора Франца-Иосифа. Причем в полный рост.
Теперь Мэйдзи был принят в семью европейских монархов. Правда, стоит помнить, что он, в обход западных обыкновений, именовать монархов «братьями» все-таки не стал. Видимо, это казалось пока что не совсем соответствующим действительности. Лишенное и тени панибратства «ваше величество» («котэй хэйка») подходило, в японском понимании, намного больше.
В своем стихотворении Мэйдзи говорил об управлении «с думой о людях». Это утверждение вполне соответствовало представлениям об идеальном дальневосточном монархе. В этом году Японию замучили затяжные дожди. Урожай прошлого года оказался плохим, в этом году виды на него тоже были неважными. 25 августа Мэйдзи распорядился об оказании помощи крестьянам пострадавших районов. Он урезал расходы на содержание двора и даже отказался от пира по случаю своего дня рождения. Его чиновники последовали примеру, отдав в фонд помощи нуждающимся от 10 до 20 процентов своего жалования[74]74
Дайниппон сётёку цукай. С. 627–628.
[Закрыть].
В то время как Мэйдзи осуществлял свои представительские функции, правительство тоже не теряло времени даром. Власти прекрасно понимали, что для создания единой страны следовало обеспечить не только вертикальные связи между властью и народом, но и связи горизонтальные – между обычными людьми. Поэтому с самого начала существования нового режима развитию средств связи и транспорта уделялось колоссальное внимание.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?