Текст книги "Байки с Лубянки"

Ирония судьбы, или Странные времена

Эта история на классическую тему «Адрес перепутали».

Реализует опер материалы по незаконному хранению оружия.

Прибыл к адресу клиента, который на одной из улиц в доме номер девять целый арсенал под кроватью хранит. Стоит у дома, ждет группу захвата и не замечает, что на номере дома «29» первая цифра отвалилась.

Час ждет. Нет никого, и это естественно: группа делом занята на той же улице, но в другом доме. Звонит в управление.

– Выехали, жди! Ждет еще час.

– Да куда они подевались? – орет. – У дома номер девять кисну с раннего утра.

–Тебе сказали: давно выехали! Жди! Ждет еще. Снова кончается терпение.

– Вы что там, с ума посходили? Три часа жду! Все, беру шофера и иду по адресу. Может, я проглядел, как группа прибыла?

* * *

Поперся опер по ошибочному адресу. Позвонил в квартиру, ему дверь нетрезвый бугай открыл:

– Чего надо?

Опер прыгнул на бугая, пистолет в черепушку уткнул:

– На пол, руки за голову!

Бугай приказ безропотно выполнил. Опер орет:

– Где оружие?

Бугай смиренно отвечает:

– Под кроватью…

Опер нацепил на задержанного наручники, вытащил из-под кровати мешок, а в нем три автомата Калашникова и семь «Макаровых». Шофер шмон помогает проводить. В кухонном шкафу большую партию героина отыскал.

Дело блестяще сделали, а основной группы как не было, так и нет.

Снова опер звонит в управление. К аппарату теперь сам руководитель группы захвата подходит, уже успел после обыска на Лубянку вернуться. Слышит в трубке сердитый голос опера:

– Что вы там, охренели? Мне задержанного и вещдоки транспортировать надо, а вас все нет.

Удивился руководитель:

– Какого задержанного? Его уже доставили! Мы тебя на адресе утром ждали, а ты где торчишь?

– И я в адресе, дом номер девять, квартира такая-то! Сам пошел реализовывать, ждать надоело, благо ордер при мне.

– Не было тебя в доме номер девять! – орет начальник. – Без тебя управились.

Опер у понятых спрашивает:

– Какой у вас номер дома? Те дружно отвечают:

– Двадцать девять!

Хмыкнул опер, но виду не показал, в трубку доложил:

– Сейчас задержанного доставлю! – и повел бугая в наручниках вниз, в машину засунул, а в багажник положили изъятое оружие и наркотики.

* * *

На летучке наш опер удивлялся: – Ничего не понимаю! Ну, по ошибке в другой дом попал. Бывает! Но я и оружие изъял, и наркота в большом количестве попалась. Это что ж получается, куда ни приди, все чего-нибудь отыщешь? Странные времена, господа…

Вот и поговорили

Хуже нет, когда у человека фамилия – числительное. Например Иван Третий, Николай Второй…

С царями ясно. Царь, он и в Гонолулу царь. Хуже, если фамилия такая у простого смертного. Даже компьютер прописную букву фамилии ошибкой считает.

* * *

Был начальником одного райотдела полковник по фамилии Сороковой. Много он от этой фамилии натерпелся.

В управление КГБ пришло новое пополнение. Распределили молодых офицеров по службам и отделам. Самым престижным, безусловно, было попасть в аппарат управления. Это вам не на «земле» работать.

У некоторых от такого назначения просто голова кружилась.

Так было и с опером, о котором рассказ. По молодой глупости шибко важным себя чувствовал, пока спесь не сбили…

Надо ему было позвонить в райотдел, где Сороковой начальником.

Набрал номер и попал прямо на хозяина.

– Сороковой слушает! – отвечает начальник.

– Соедини, сороковой, меня с начальником райотдела, – отвечает опер.

– Да, вас Сороковой слушает! – вежливо повторяет тот.

– Слушай, сороковой, ты мне дашь начальника или нет? – уже кипятится опер. – Или я тебя…

– Я в десятый раз повторяю: Сороковой слушает! – уже рычит в трубку полковник.

– Да мне плевать, что ты слушаешь! – вышел из терпения опер. – Мне начальник нужен!

– Я вам сказал, что Сороковой слушает, – уже и трубка от злости раскалилась.

– Я тебе не Ёся Кобзон, чтобы меня слушать! – рассвирепел опер. – Начальника давай!

– Вам что, сто раз повторять, что Сороковой слушает! – вышел из терпения тот.

– Идиот! – перешел на личности опер.

– Сам болван! – вторит ему Сороковой и бросил трубку.

Вот так и поговорили. Потом-то разобрались, а все-таки хуже нет, когда фамилия – числительное.

Ну, так и носите…

Молодой опер должен задержать старого еврея-валютчика.

– Гражданин, предъявите документы! – обращается он к валютчику.

– А вы кто? – смотрит поверх очков старик.

Опер гордо достает красную книжечку с золотым тиснением «КГБ».

– Это что? – продолжает удивляться еврей.

– Вы что, читать не умеете?

– Умею, но что здесь написано? – поднимает очки и читает: – «Владельцу удостоверения разрешено хранение и ношение оружия». Ну, так храните и носите… Я-то здесь при чем?

Бактериологическая война, или Загадка природы

Мой приятель и коллега (назовем его Александр Николаевич) был срочно командирован в богоспасаемый городок Н-ск. Дело в том, что из Н-ска были отправлены в несколько московских организаций и посольств анонимные письма антисоветского клеветнического содержания, в которых члены Политбюро назывались «клопами-кровососами».

Александр Николаевич вернулся в Москву потрясенный и поведал мне историю, которую с возможной точностью постараюсь вам передать.

* * *

Городок Н-ск – малюсенький, не на каждой карте его найдешь. Домишки по самые окна в землю вросли. Заборы латаные-перелатанные, кое-где завалившиеся. Вместо водопровода – колонки, газ в баллонах. Глухомань, одним словом.

Но был в центре этого населенного пункта дом. Вроде ничем не знаменитый. Дом прочный, кирпичный и белой известью усердно в несколько слоев выкрашен. Так его и звали – «Белый дом». А в том доме располагалось СИЗО – следственный изолятор.

Жуткая слава о СИЗО ходила. И причиной тому были клопы, совершенно необычные. Породистые такие, здоровенные, словно жуки майские, голодные и прожорливые, словно крокодилы нильские.

Попадет в СИЗО хулиган или мелкий воришка, мучения такие примет, что готов потом клясться на Уголовном кодексе, что залетел сюда в последний раз, что впредь будет по струнке ходить, лишь бы не попадаться, лишь бы эти зверюги кровь из него больше не сосали.

Санэпидемстанцию возглавлял некий доктор Минкин, желчный, высохший мужчина с козлиной бородкой-клинышком а-ля Троцкий, в шляпе и при пенсне.

Первый секретарь горкома на отчетной партийной конференции сурово критиковал Минкина:

– От трудящихся поступает много жалоб на клопов в СИЗО. Дошло до того, что в обком пишут и бросают тень. – Помахал в воздухе кулаком. – С этой плесенью писучей мы еще разберемся со всей партийной решимостью, покажем кузькину мать! (В зале бурные аплодисменты.) Но зачем всяким пидорасам давать козыри, а? (В зале аплодисменты и хохот.) А если эти писаки в ООН просигнализируют, что тогда? – Попил воды и продолжил: – Но с другой стороны, эти клопы унижают достоинство советского человека, временно оказавшегося в СИЗО, и наносят физический и моральный урон. При этом товарищ Минкин хоть и обрабатывает СИЗО, но делает это очень плохо. Клопы моментально возрождаются из пепла… как эта самая, ну, как ее, э, ну, Жанна д'Арк! Товарищ Минкин, вы обязаны прислушаться к голосу критики, улучшить качество и уменьшить количество до минимума, чтобы заткнуть глотки буржуазных клеветников на нашу советскую действительность. (Бурные, долго не смолкающие аплодисменты. Кто-то от восторга чувств кричит: «Да здравствует товарищ первый секретарь! Ура, товарищи!» По залу прокатилось: «Ура! Ура!»)

Минкин взял ответное слово, в котором благодарил за указанные недостатки и твердо заверил, что покончит с клопами. Он так и сказал:

– Товарищи! Это мой партийный долг, мы поставим преграду гадам, пьющим кровь!

Начальник гормилиции по фамилии Волкодав, человек широкоплечий, румяный и решительный, уроженец Н-ска, двадцать шесть лет служивший в органах и слывший толковым человеком, а теперь находившийся в президиуме, скептически улыбнулся:

– Александр Абрамович, ты сначала выведи, а потом хвались. И не забывай: по району мы имеем самые замечательные цифры по искоренению преступности в процентном отношении. И травишь ты не столько клопов, сколько находящихся в СИЗО задержанных!

Минкин замахал руками:

– Я с вами не желаю тут дискуссий. – И вгорячах неосмотрительно добавил: – Если я не переведу клопов, я… я положу свой партбилет на стол.

Все делегаты вздрогнули, секретарь недоуменно посмотрел на оратора:

– Что ж, товарищ Минкин, мы запомним ваше обещание! А если клопов не выведите, то мы сами отберем ваш билет.

Откровенно говоря, в глубине души секретарь не был против клопов в СИЗО, поскольку они помогали улучшать показатели.

* * *

Минкин серьезно принялся за дело. Он отправил в райцентр своего племянника Леву Минкина, который тоже трудился на ниве эпидемиологии. Тот из райцентра привез мешок дуста и новейший заграничный препарат, который достал по блату, – два ящика бутылок с какой-то жидкостью и этикеткой с черепом и костями.

Это была очень неприятная жидкость. Даже местные алкаши, когда стянули бутылку, пить не решились, а одного, сильно понюхавшего, стошнило чем-то зеленым.

Серьезная заявка на победу над насекомыми была сделана.

Двое сидельцев СИЗО, к своей неописуемой радости, были отпущены под подписку до утра по домам.

Санитарные сотрудники нацепили на себя противогазы и балахоны. Они сыпали по всем щелям дустом, сверху мазали из бутылок с черепами и затем этот бутерброд лакировали керосином. Сдохших клопов сметали веником в совок и швыряли в костер, в котором трупы кровососов весело трещали.

Начальник милиции Волкодав стоял в некотором отдалении, ироническая улыбка играла на его мужественном челе.

Окрестный народ зажимал носы и говорил.

– Тут не только клопы, тут не всякий человек выдержит. Немец, к примеру, помрет обязательно. Или американский агрессор.

Минкин-старший ходил счастливый, потирал потные ладошки и, не зная автора глубокой мысли, гроссировал:

– Нет таких крепостей, которых не могли бы взять большевики!

Волкодав усмехался и ничего не говорил.

* * *

Минкин рано радовался, ибо когда утром приволокли в СИЗО временно амнистированных и, разумеется, в стельку пьяных заключенных, те после пяти минут пребывания в следственном изоляторе начали вопить так, словно на них бросились голодные тигры:

– Караул, клопы, клопы жрут! Отпустите на поруки трудового коллектива! Больше не будем!

Волкодав ходил счастливый и приговаривал:

– Рано, рано из СИЗО нарушителей выпускать! Ночку еще переночуйте, а там, если вас полностью, до скелета, не сожрут, подумаем, посмотрим на ваше поведение! Другой раз безобразничать не станете и сюда не захотите…

Минкин был озадачен до потери рассудка: «Откуда снова появились клопы, если он их всех только что вытравил собственноручно?»

Ночью Минкину снились клопы размером с больших жирных крыс.

* * *

Время бежало, СИЗО не пустовал. Люди в противогазах клопов морили беспощадно, но – чудо! – вопреки усилиям Минкина, изолятор продолжал кишеть этими беспощадными животными.

Паразитам было все нипочем. После обработки они исчезали на несколько часов, вымирали, как мамонты на морозе, а потом тут же возникали снова и ползали днем и ночью голодными стадами, жертву с нетерпением ожидаючи.

Минкин кусал ногти и нервно дергал головой:

– Это странно! Прямо загадка какая-то, вроде Бермудского треугольника, только наоборот: там корабли исчезают, а тут таинственно клопы появляются.

Волкодав нахально усмехался:

– Минкин, приготовься с партбилетом расстаться!

Минкин сердито зыркал глазами на милиционера:

– Ваша ирония здесь неуместна!

Зато Минкин-юниор дал полезный совет:

– Дядя, почему бы вам не написать об этом таинственном явлении диссертацию? На этих клопах можно иметь научную степень и хороший гешефт.

* * *

Надо признать: главный эпидемиолог Н-ска был человеком изобретательным. Он давно мечтал об ученой карьере в Москве или хотя бы в Ленинграде. Совет Минкина-юниора пришелся кстати.

Две недели, в перерывах между обработками СИЗО, этот муж царапал что-то на бумаге. И вот наконец он завершил ученую статью, которую назвал «Загадка эпидемиологического самовоспроизведения паразитирующего полужесткокрылого насекомого, обитающего исключительно в СИЗО города Н-ска».

Статью Минкин отправил ценной бандеролью в Академию наук СССР, что на Ленинском проспекте в Москве, а копию для публикации – в толстый журнал «Наука и жизнь». В каждую бандероль в небольшом конверте он положил по несколько засушенных особей особенно крупных размеров и обещал присылать еще, если клопы мичуринского размера понадобятся для научных целей.

И стал товарищ Минкин с нетерпением ждать ответа.

* * *

Клопиная загадка города Н-ска, возможно, оставалась бы для всех тайной за семью печатями, если бы в этот славный город, бурливший страстями, не прибыл московский чекист.

Александр Николаевич опросил местное население и штатных осведомителей. Уже на следующий день пребывания в Н-ске московский чекист, человек бывалый, арестовал преступника, вероятней всего, писавшего клеветнические письма в Москву.

Вы, конечно, можете-таки удивляться, но серьезное подозрение пало на Минкина-младшего, который наслушался по радио вражьих голосов.

Юниор был допрошен и, несмотря на улики, держался нагло, таращил глаза и пёр в несознанку. У Александра Николаевича не было веских доказательств, и дело шло к тому, чтобы освободить подозреваемого на свободу.

На допросе присутствовал начальник гормилиции Волкодав. Он с презрением посмотрел на Минкина-младшего и с улыбкой негромко сказал:

– Ты зря, Лева, запираешься! Ведь я тебя посажу в СИЗО, и ты сразу расколешься до своей тощей задницы.

Подозреваемый смертельно побледнел и крикнул:

– Не имеете права! Отправьте меня в Москву и там допрашивайте, сколько вам влезет… Я хочу в Лефортово.

Милиционер закурил «Казбек» и соболезнующе произнес:

– Понимаю тебя, друг сердечный! В Лефортово все хотят, только Лефортово тебя не хочет. Тебе легче в Лефортовском изоляторе месяц отсидеть, чем одну ночь в СИЗО родного города. Ну, признавайся, ты клеветнические письма печатными буквами царапал? – и на всякий случай погрозил пальцем. – Предупреждаю: на бумаге остались твои отпечатки пальцев.

Минкин гордо подбородок вскинул:

– Я не желаю с душителями свободы говорить!

– Тогда приятных сновидений в СИЗО! Прапорщик, замкни его! – Повернулся к гостю из Москвы. – Через два-три часа будет проситься на допрос, во всем признается, наглая морда! Пойдемте, Александр Николаевич, перекусим.

* * *

Начальник милиции порезал помидор, положил соленых груздей, из холодильника достал бутылку и разлил по стаканам. Сидят, выпивают, говорят о том сем.

Вдруг милиционер за чем-то в шкаф полез. Открывает дверцу, и у моего приятеля мурашки по телу побежали. Стоит там, рядом с пустыми стаканами, огромная банка (на пять литров) из-под импортного повидла. Внутри банки что-то темно-бурое, жуткое, шевелящееся, набитое по самую марлю, которой завязана банка.

– Что такое? – с ужасом спрашивает Александр Николаевич.

Волкодав замялся, не хочется отвечать на щекотливый вопрос, да куда от родного КГБ денешься? Вздохнул милиционер и как на допросе с пристрастием всю правду выложил:

– Это генетический фонд, – отвечает. – Клопы это. Я объявил местной преступности бактериологическую войну. Заметил я, что больше всего боятся преступники не мордобоя, не сроков (тут они все герои!), а встречи с этими кровожадными насекомыми. Каждый, кто попадает ко мне в СИЗО, до конца жизни их запомнит. Начальников да следователей много, и все они люди, со своими слабостями и недостатками. А вот мои животные – алчны и беспощадны, как разбушевавшаяся мать-природа. Уверен, нигде в мире нет таких клопов. Хищники кровожадные, а не клопы. Сам не пойму, почему они у меня такими громадными рождаются, загадка природы, ей-богу. Кусаются лютей, нежели собаки бродячие. Этот придурок Минкин-старший даже в письмах моих клопов в засушенном виде в Академию наук отправляет, карьеру на моих питомцах сделать желает. Ах, аферист брыластый! Бандероли я, понятно, задержал. Ответа он будет ждать до второго пришествия. И племяша вырастил – урода! Ну вот, Минкин со своими бабами вытравят клопов, а я проветрю помещения и скорей свежую порцию несу, чтоб СИЗО не пустовало. Никто об этом не знает, даже жене не говорю. И вы, пожалуйста, тайну мою сохраните. Ведь я на благо общества стараюсь, с преступностью борюсь и людей перевоспитываю, коммунистическую мораль прививаю.

Приятель, как и все чекисты, гуманный и сообразительный, полюбопытствовал:

– Так чтобы клопы не разбежались или с голода не подохли, им приходится срочно пищу доставлять?

Милиционер задумчиво почесал за ухом, снова глубоко вздохнул:

– Нет, от чекистов никуда не скроешься, сквозь землю все видите! Конечно, приходится о пищевом довольствии беспокоиться, срочно поставлять. Да у нас тут каждый день что-нибудь случается: или муж свою бабу измордует, или на дискотеке кто нахулиганит, или ночью в винный магазин заберутся. Так что с питанием для моих питомцев дело налажено. В день поступления свежих, как их там Минкин обзывает, полужесткокрылых, обязательно пищу поставим: и клопам хорошо, и воспитательный момент соблюден. Узнай о моих методических находках Макаренко, он бы свою «Педагогическую поэму» заново переписал бы, потому как моя педагогика куда доходчивей. Сами сегодня убедитесь.

В этот момент в дверь раздался стук, на пороге стоял прапорщик:

– Товарищ подполковник, задержанный Лев Израилевич Минкин на допрос просится, обещает во всем повиниться…

* * *

Оба Минкины были наказаны. Лева получил по статье 70 УК РСФСР за клеветнические измышления, порочащие советский государственный строй, шесть лет лагерей строгого режима и был отправлен в Мордовию на станцию Потьма, а его дядя-эпидемиолог выложил партийный билет и вскоре с горя спился.

Волкодава, как инициативного работника, хотели перевести в Московское УКГБ, но он развел руками и извиняющимся тоном произнес:

– А на кого я своих питомцев оставлю? Погибнут без заботы, – и кивнул на шкаф, где банка с клопами стояла. – Нет, друзья, за лестное предложение спасибо, но мы, как известно, несем ответственность за тех, кого приручили.