Текст книги "Царьград (сборник)"

Мы шли по течению, очень близко от турецкого берега, откуда стреляли теперь совсем с близкого расстояния. Как только они не перебили нас всех! Бегут за нами следом и стреляют, да еще ругаются, что нам хорошо слышно. Я пробовал отвечать несколькими выстрелами, но оставил, увидев, что это бесполезно.

Как мы добрались до дома – одному богу известно. «Шутка» была совсем разбита и, очевидно, не годилась для дальнейшей работы; оказались большие пробоины не только выше, но и ниже ватерлинии; свинца, накиданного выстрелами, собрали и выбросили несколько пригоршней. У Скрыдлова две раны в ногах. Я ранен в бедро, в мягкую часть. Пуля ударила в дно миноноски, потом рикошетом прошла через бедро навылет – перебила мышцу и на волос прошла от кости; тронь тут кость, верная бы смерть.

Нас вытащили на румынский берег. Из весел сделали носилки и положили на них Скрыдлова, а я пошел пешком; сгоряча я не чувствовал ни боли, ни усталости. Но, пройдя с версту, почти повис на плечах поддерживавших меня матросов.

На берегу встретил я Скобелева, издали наблюдавшего за установкой мин; мы расцеловались. Он только повторял: «Какие молодцы, какие молодцы!»

Признаюсь, я долго не понимал, что ранение серьезное. Через пару недель – я был в этом убежден – можно будет опять присоединиться к передовому отряду, с которым я до сих пор шел.

Кроме небольшой лихорадочности и возбужденности, ничего дурного не чувствовалось, и боли в ране не было ни малейшей, хотя мой палец и ощупал большую прореху в платье, белье и тканях мышцы, а все любопытствовавшие при виде раны, несмотря на нежелание пугать меня, не могли удержаться от восклицаний: «У-y!» или «О-о! Однако разорвало-таки вам!».

«Ничего, заживет! – утешал я сам себя. – Поеду в главную квартиру, подлечусь немного – и скоро опять буду на ногах».

Бухарест, 8 июня (27 мая) 1877 года

Генерал-адъютант Николай Павлович Игнатьев

Итак, в пятницу я вместе с государем отправился в Бухарест. Свита была самая малочисленная: канцлер Горчаков, один, без его клевретов, командующий императорской главной квартирой, генерал-адъютант, граф Александр Владимирович Адлерберг и дежурные.

Меня взяли в виде исключения, так как румынский домнитор-князь Кароль, или, как я называю его по старой привычке, Карл Гогенцоллерн-Зигмаринген, лично приглашал меня приехать в Бухарест, а одному туда отправляться для политики мне не хотелось. Генерал-адъютант князь Александр Аркадьевич Суворов просился с нами, а вот его не взяли!

Выехали мы с утра, и въезд в город был самый торжественный. На улицы высыпало много народу, по моим подсчетам, никак не меньше сорока тысяч. И это при том, что все население Бухареста чуть больше ста тридцати тысяч! Среди встречавших я увидел множество хорошеньких дам (гм!), они бросали нам цветы, выкрикивали приветствия. У государя вся коляска была засыпана цветами.

Я ехал с военным министром Дмитрием Алексеевичем Милютиным, а князь Горчаков со своим румынским коллегой Иоаном Братиано. Так уж получилось, что у них с ездой что-то не заладилось. Сначала лошадь начала беситься. Пересадили канцлера в другую коляску. А у той колесо отвалилось, и старик чуть не вывалился на землю. Посадили в коляску обычного извозчика – лошади понесли. Эх, неспроста все это! Похоже, что наша внешняя политика схожа с сегодняшним путешествием канцлера.

Жара была сильная, и Горчаков утомился. Потом он сам признался, что ему не по силам находиться в Главной квартире. По всей вероятности, когда мы пойдем далее, его оставят в Галаце.

И это к лучшему – у меня не выходил из головы ночной разговор с пришельцами из будущего. Пока здесь, в Плоешти, «Золотая орда» интриговала и наушничала друг на друга, они фактически сделали за нас все дело. Да, с этими господами приятно иметь дело. Хотя и опасно. Они знали о нас все, а мы о них – ничего. Надо будет прикинуть – кого из моей особо доверенной агентуры направить к ним, чтобы узнать о них побольше. Хотя вряд ли получится: вон, они моих лучших разведчиков вычислили – Леонтьева, Паренсова. А ведь о них никто, кроме меня да полковника Артамонова, ну и еще двух-трех человек, не знает. Да, трудно мне будет с ними. Ну, а как иначе – какой же я разведчик, если даже не попытаюсь сунуть свой нос туда, где водятся секреты, связанные с безопасностью государства.

Пока государь вел светскую беседу с князем Каролем и его очаровательной супругой Елизаветой цу Вид, мы обговорили все насущные вопросы с Иоаном Братиано. Он был горячим сторонником вступления Румынии в войну на нашей стороне. Я думаю, что это уже вопрос решенный. А уж если румыны узнают о том, что воевать-то фактически не с кем!.. Тут они, естественно, окончательно расхрабрятся…

После обеда мы попрощались с гостеприимными хозяевами и стали собираться в обратный путь. И тут произошло то, чего я с трепетом в душе дожидался… Едва наш кортеж отъехал от дворца князя Кароля, как навстречу нам, чуть ли не под копыта коней императорской коляски, бросился мальчишка-газетчик. Он что-то громко вопил по-румынски. Я понял из его воплей лишь слова «Стамбул», «султан», «русеште». Я догадался, что речь идет о моих вчерашних гостях.

Государь тоже заинтересовался содержанием газеты. Он жестом подозвал к себе крикливого мальчишку и, сунув ему целковый, стал вчитываться в заголовок на первой полосе. Ничего толком не поняв, он просил сидевшего рядом с ним Братиано перевести ему.

Из своей коляски я наблюдал за реакцией императора. Она была бурной. Поначалу государь слушал все, что переводил ему Братиано, с недоумением, потом он окончательно оторопел и, открыв рот, пытался сообразить – о чем собственно идет речь.

– Николай Павлович! – крикнул он мне. – Будьте любезны, подойдите, пожалуйста!

Я подошел к коляске государя. Он протянул мне газету и дрожащим от волнения голосом сказал:

– Я ничего не могу понять… Или я сошел с ума, или это написал пациент «дома скорби».

И не менее ошарашенный Братиано перевел мне заголовок: «Проливы захвачены эскадрой кораблей под Андреевским флагом! Стамбул пал! Султан в плену у русских!»

– Николай Павлович, это перепечатка сообщения французского агентства Гавас. Вы ведь знаете, что это одно из трех самых крупных мировых информационных агентств, и вряд оно будет так глупо шутить.

Я посмотрел на государя, потом на Братиано. Рассказывать царю в присутствии этого румына, пусть даже и сочувствующего нам, мне не хотелось.

– А вы не могли бы уточнить достоверность этого сообщения по каналам вашего министерства? – спросил я его. Заинтригованный и удивленный Братиано кивнул головой, и наскоро попрощавшись, пешком, почти бегом, отправился в свою резиденцию.

Оставшись вдвоем с императором, я предложил ему продолжить наш путь. А потом, когда коляска тронулась, прочитал про себя молитву, вздохнул, и сказал:

– Ваше величество, я в курсе всего произошедшего. Скажу больше – все, что написано в этой газете – истинная правда!

Государь, успевший немного прийти в себя, снова открыл рот от удивления:

– Голубчик, с вами все в порядке? Может быть, жара и солнце вызвали у вас удар?

Я улыбнулся.

– Ваше величество, ночью я общался с одним из тех, кто привел в Проливы эту эскадру кораблей. Они вооружены лучшим в мире оружием, причем таким, о котором даже никто и не подозревает. Десант, высаженный с эскадры, взял штурмом дворец турецкого султана, а сам Абдул-Гамид оказался в плену…

Я расстегнул свой саквояж и достал оттуда пакет с фотографиями, который давеча передал мне капитан Тамбовцев.

– Вот, ваше величество глядите, это не шутка – это есть!

– Господи, да что ж это происходит! – воскликнул изумленно царь, перебирая фотографии. – Николай Павлович, ради всего святого, кто они – эти чудо-богатыри, которые смогли сделать то, что не удавалось ни одному российскому монарху?

– Государь, это наши потомки… По неведомому пока промыслу Господнему, – я перекрестился, царь последовал моему примеру, – эскадра русских кораблей, отправившаяся под Андреевским флагом в поход к берегам Сирии, из двадцать первого века попала в век девятнадцатый. Оказавшись в нашем времени, они, не колеблясь ни на минуту, приняли решение помочь своим предкам в их борьбе с Османской империей. И помогли…

Государь дрожащими руками вернул мне пакет.

– Николай Павлович, а почему вы ничего не сказали мне о том, что вам удалось встретиться с одним из наших потомков?

Я задумался. Надо было сказать правду государю, и в то же время не обидеть его.

– Видите ли, ваше величество, наши потомки знают о нас многое. Они знают то, что произойдет в самом ближайшем будущем. Поэтому им известно, что многие из вашего, государь, ближайшего окружения, порой бывали слишком нескромны в разговорах с лицами, которые не являлись доброжелателями нашей державы. Что имело в дальнейшем крайне неблагоприятные последствия. Именно потому я и решил переговорить о том, что мне стало известно, только с вами, ваше императорское величество, с глазу на глаз, лично.

Дело в том, что то будущее, из которого явились наши потомки, по сравнению с нашим тихим и спокойным временем – это просто ад кромешный. Например, там, если две самые крупные державы, Россия и САСШ, развяжут между собой войну, то все живое на планете может быть уничтожено несколько раз. И истоки того ада, по словам наших потомков, лежат именно здесь, в нашем времени. Они говорят, что когда Господь переправлял их сюда, Он повелел им поступать согласно со своей совестью… – я еще раз перекрестился. – К тому же, ваше величество, если вы не против, сегодня вечером вы можете встретиться с официальным представителем наших потомков. Данный представитель имеет полномочия от своего командования на ведение переговоров о сотрудничестве для борьбы с общими врагами.

Государь что-то шептал, прикрыв глаза – кажется, он молился… Потом, открыв глаза, он посмотрел на меня.

– Господи, как же все просто… Взять флотских из будущего, которым ничего не надо, кроме России и моря, и повелеть им поступать в соответствии с собственной совестью! Нет силы, способной им противостоять, и все грехи, конечно же, им отпущены вперед, – государь схватил меня за руку, – Николай Павлович, конечно же, я готов встретиться с этим посланцем! Когда и где это произойдет?

– Сейчас я переговорю об этом с одним из них. Ничему не удивляйтесь, государь, никаких чудес – это только техника будущего.

Сказав это, я вынул из кармана прибор, который капитан Тамбовцев назвал радиостанцией, нажал, как он показывал мне, на одну из кнопок и, дождавшись, когда на корпусе черной прямоугольной коробочки загорится яркая зеленая точка, нажал на другую кнопку, после чего поднес прибор к лицу и сказал:

– Капитан, здесь генерал Игнатьев.

Император, с изумлением смотревший на мои манипуляции, вздрогнул, услышав из коробочки хрипловатый голос капитана Тамбовцева:

– Николай Иванович, я слушаю вас, прием.

– Капитан, государь готов встретиться с полковником Антоновой. Просьба сообщить время, когда она прибудет в Ставку… – и, подражая капитану, перед тем как отпустить кнопку радиостанции, сказал: – Прием!

Через минуту радиостанция голосом капитана произнесла:

– Сегодня вечером в 20.00, ждите. Конец связи.

Я выключил коробочку и убрал ее в карман.

– Вот, ваше величество, это наши потомки тоже могут. Они по беспроволочному телеграфу связываются друг с другом, преодолевая огромные расстояния. Право же, какая мелочь, а приятно…

Государь еще минут пять не мог прийти в себя:

– Николай Павлович, это какая-то фантастика! Прибор, с помощью которого можно разговаривать с человеком на расстоянии! А самое главное: женщина – полковник! Неужели у них это возможно?!

Я хмыкнул.

– Ваше величество, жизнь у них сильно изменилась. Ко многому нам придется привыкнуть… – я пожал плечами. – Ну, и после вашей прабабки-императрицы разве на Руси кого удивишь женщиной-полковником? К тому же проще будет соблюсти секретность. Ведь, согласитесь, что вечерний визит незнакомки к вам… Словом, государь, вы меня понимаете?

В ответ на мою последнюю фразу государь игриво ухмыльнулся и пригладил усы…

7 июня (26 мая), полдень, борт «Адмирала Кузнецова»

Цесаревич Александр Александрович и контр-адмирал Виктор Сергеевич Ларионов

После обеда в компании наших офицеров, я повел его высочество на экскурсию по кораблю. Кстати, чтобы развеять некоторые мифы, распространяемые в наше время вокруг особы императора Александра III, скажу, что Александр Александрович за обедом выпил только маленькую рюмку водки. Для аппетита. И совершенно отказался от продолжения. Да-с! А то некоторые развели черный пиар, алкаш, мол, был, не просыхал ни днем ни ночью. Да после Борьки-козла – он вообще трезвенник.

Осмотр мы начали с палубы корабля. Я провел цесаревича от кормы авианосца до носового трамплина, по дороге показав аэрофинишер, газоотбойные щиты и шахты ПКРК «Гранит», пояснив ему, что взлетевшая отсюда ракета может пролететь 400 верст, после чего самостоятельно найти и утопить любой из существующих ныне кораблей. Я предусмотрительно промолчал про то, что некоторые из этих «Гранитов» снаряжены спецбоеприпасами и предназначены для уничтожения целых эскадр. Или военно-морских баз – без разницы. А в электронной памяти системы наведения хранятся карты всей нашей планеты. Не сказал я ему и о том, как порой у меня появляется желание шандарахнуть таким вот спецбоеприпасом по Лондону – вместе с его Сити, сэрами, пэрами и хэрами.

Потом наследник российского престола долго изучал стоявшие на палубе вертолеты и самолеты. Забравшись по лесенке, он даже заглянул в кабину «МиГа». Но, вполне естественно, так ничего и не разобрал в хитросплетении лампочек, кнопок и дисплеев. От идеи влезть внутрь он отказался сразу, сопоставив свое богатырское телосложение и сравнительно небольшие габариты кабины.

– Виктор Сергеевич, – пробасил цесаревич, спустившись на палубу после осмотра кабины, – сказать по чести, я там ничего не понял. А долго надо учиться на этого… на пилота?

Я пожал плечами:

– Александр Александрович, на военного летчика учатся пять лет, как и, к примеру, в Морском корпусе. Только вот летчик-истребитель – это совершенно отдельная статья. Это лучшие из лучших. Каждый из них – настоящий универсал. Во-первых, надо управлять машиной, летящей со скоростью, превышающей скорость звука. Вот, вы моргнули глазом, а полверсты уже позади. Во-вторых, он еще и штурман, который должен не только управлять машиной, но и ориентироваться на местности, определяя цели на ней. В-третьих, он бомбардир, применяющий оружие при полете на бешеной скорости. А ведь своих и чужих очень часто разделяют какие-то десятки шагов. Я бы, к примеру, не взялся управлять подобной машиной. Нет у меня таких талантов, потому-то я всего лишь моряк, а не пилот.

В ответ на мою тираду цесаревич только уважительно покосился на стоящего в сторонке подполковника Хмелева, командира авиагруппы, потом подошел к нему и пожал ему руку двумя своими лапищами.

– Хочу поблагодарить вас, господин подполковник, за дела под Баязетом и Карсом. Ведь скольким нашим солдатикам и офицерам спасли жизнь ваши люди! Передайте и им мою глубочайшую благодарность!

Расчувствовавшись, он подозрительно долго сморкался в огромный белый платок.

У ЗРАК «Кортик» мы задержались минут на тридцать. Цесаревич с почтением разглядывал стволы шестиствольных 30-миллиметровых зенитных автоматов. Когда ему рассказали, что эти «митральезы» могут стрелять на дальность до четырех верст со скоростью десять тысяч выстрелов в минуту, то цесаревич был ошеломлен и долго не мог поверить, что такое вообще возможно.

Потом мы побывали в машинном отделении, в ангаре, на камбузе, где «полковник Александров» снял пробу с наваристого флотского борща и гречневой каши с мясом. В боевой рубке он с уважением смотрел на приборы, экраны мониторов и мерцающие огоньки на панели управления. Естественно, гость из прошлого ничего толком не понял, но, однако, впечатлился по полной.

К тому времени как мы снова оказались на палубе авианосца, там, по моей просьбе, уже построили человек пять спецов из «летучих мышек» полковника Бережного. Они должны были продемонстрировать цесаревичу свое искусство обращения с огнестрельным и холодным оружием. Заодно сюда же пригласили и пленного султана, который уже успел завести нечто вроде дружбы со своим «опекуном», майором Османовым. Последнее время они частенько прогуливались вдвоем по палубе, о чем-то беседуя по-турецки.

Я глазами показал цесаревичу на «сладкую парочку» и шепнул:

– Александр Александрович, обратите внимание, вон тот турок, который в феске и шитом золотом мундире, – захваченный нашими бойцами султан Абдул-Гамид II. Сейчас он наш «почетный гость».

Мой спутник внимательно посмотрел на бывшего владыку огромной империи и кивнул ему головой. В свою очередь майор Османов что-то шепнул на ухо султану. Тот вытаращил глаза, а потом, приложив к груди правую руку, вежливо склонил свою голову в феске.

Спецназовцы продемонстрировали свой типовой спарринг, с маханием руками и ногами, а также трюки для ждущей острых ощущений публики – с разбиванием ребром ладони кирпичей и проламыванием досок ногами. Цесаревичу очень понравились их экзерциции. Он одобрительно кивал, подбадривая «спецов», а в самые острые моменты даже хлопал в ладоши и кричал «браво».

Потом он не выдержал и решил продемонстрировать свою силушку. Достав из кармана медный пятак, цесаревич легко согнул его, а потом, когда посланный в корабельную мастерскую матрос принес толстый железный прут, Сан Саныч, взявшись своими огромными ручищами за его концы, завязал прут узлом. Султан с удивлением и даже с каким-то почтительным испугом смотрел на могучего сына «русского падишаха».

Матросы принесли несколько деревянных ящиков, мешок с пустыми консервными банками и предложили гостям пострелять. Цесаревич, прекрасный стрелок из всех видов огнестрельного оружия того времени, из принесенного его адъютантом револьвера «Смит энд Вессон» с расстояния тридцати шагов шестью выстрелами сшиб в море шесть пустых банок. Султан, который тоже был отличным стрелком, умоляющими глазами посмотрел на меня и через майора Османова передал просьбу – разрешить и ему показать свое умение обращаться с оружием. Я разрешил, но на всякий случай жестом незаметно показал на Абдул-Гамида одному из бойцов Бережного. Тот сразу все понял и переместился за спину султана, незаметно расстегнув кобуру своего АПС.

Османов взял из рук цесаревича перезаряженный «Смит энд Вессон» и с полупоклоном передал его Абдул-Гамиду. Тот схватил оружие и с каким-то хищным выражением лица открыл огонь по выставленным на ящиках банкам. Стрелял он действительно неплохо, во всяком случае, не сделал ни одного промаха. С таким же вежливым полупоклоном он отдал Османову револьвер и победно посмотрел на цесаревича, дескать – и мы не лыком шиты!

И вот тогда майор Османов решил показать всем – что такое стрельба с точки зрения спецназа двадцать первого века. Получив разрешение, он сбегал за своим оружием, потом расставил на ящиках сорок пустых консервных банок. Отойдя шагов на пятьдесят, остановился и стал ждать мою команду.

Я махнул рукой. Османов, мгновенно выхватив из кобур пистолеты АПС, с двух рук открыл огонь по мишеням, практически не целясь. Он несколько раз выстрелил стоя, потом – с колена, потом – с переката, потом – на ходу. Щелкнув, затворы «стечкиных» встали на затворную задержку. Османов победно взглянул на зрителей и жестом показал в сторону ящиков. Ни одной банки на них не осталось!

– Молодец, какой молодец! – не удержавшись, воскликнул цесаревич. – Никогда в жизни я не видел такой стрельбы! Майор, где вы научились всему этому?

– Нас этому учили… – загадочно сказал Османов, убирая пистолеты в кобуры. А султан, тот пришел в просто неописуемый восторг от стрельбы своего соплеменника. Абдул-Гамид снял с пальца драгоценный перстень и торжественно преподнес его Османову:

– Эфенди, этот изумруд достоин украсить руку настоящего мастера! Ничего лучше вашей стрельбы я в жизни не видел! Чок гюзел!

Александр Александрович, дабы не ударить в грязь лицом и ни в чем не уступить султану, подарил Османову свой золотой портсигар.

Цесаревич с нетерпением поглядывал на свои часы.

– Виктор Сергеевич, мне уже пора. К вечеру я должен быть в Плоешти. В противном случае меня могут хватиться. Я полагаю, что мы еще не раз с вами увидимся. Хочу сказать, что за этот день я узнал столько, сколько не узнал за всю свою жизнь. Я был бы рад считать себя вашим другом, – и цесаревич протянул мне свою огромную ладонь. Я с большим удовольствием ее пожал.

Вместе с наследником престола в Плоешти улетела и полковник Антонова. Она должна была вечером встретиться с царем. Цесаревич галантно поцеловал ручку Нине Викторовне и выразил неподдельное изумление, когда узнал, что эта очаровательная женщина носит чин полковника и руководит всеми разведывательными операциями нашего соединения. Но после всего сегодня увиденного он воздержался от комментариев.

А потом были проводы, шум улетающего вертолета и долгие раздумья по поводу дальнейших наших взаимоотношений с будущим российским императором.

7 июня (26 мая), полдень, борт авианесущего крейсера «Адмирал Кузнецов»

Майор Османов

Взлетевший в небо вертолет с наследником российского престола на борту медленно растаял вдали. Проводив его взглядом, султан повернулся ко мне и задумчиво сказал:

– Мехмед-Хаджи, я знал вас как умного собеседника, тонкого дипломата и знатока Корана. Но я даже не догадывался, что вы еще и великий воин. Как жаль, что я не был с вами знаком раньше. Тогда, когда я еще был владыкой империи Османов. Клянусь, я бы сделал вас визирем. Под вашим мудрым руководством Турция не наделала бы столько ошибок, и тень погибели не коснулась ее.

Я с улыбкой посмотрел на него:

– Эфенди, а что зависит от падишаха и его визиря в Оттоманской Порте? Да ничего! Вы посчитайте, сколько императоров со времен Петра I сменилось в Петербурге и сколько султанов в Стамбуле? Брат убивал брата, сын – отца, племянник – дядю. И все это ради сомнительного удовольствия стать следующей жертвой на алтаре Власти. Вокруг трона падишаха измена, обман и предательство. Я бы не прожил в вашем дворце и двух месяцев, несмотря на все мое воинское искусство. Яд братоубийства в наших собственных жилах. Империя Османов пожрала сама себя.

Абдул-Гамид смотрел на меня с каким-то благоговейным ужасом.

– И кроме того, хоть я и турок, но я русский турок. Великой России служили мой прадед, дед, отец. Служу ей и я. Возможно, вы не знаете, что среди русских военачальников были и турки по рождению. Вам имя генерала графа Кутайсова Александра Ивановича ничего не говорит?

Султан пожал плечами.

– Так знайте, что это сын бедного турка, мальчик, которого русские подобрали в крепости Бендеры. Он был подарен наследнику русского престола Павлу Петровичу. Цесаревич стал воспитателем ребенка. Позднее он сделал из него своего приближенного и дал титул графа. А сын его стал русским генералом, командующим артиллерией 1 – й русской армии, сражавшейся с Наполеоном. И во время великого сражения при Бородино генерал Александр Кутайсов геройски погиб, защищая Москву и Россию.

– Да, он, наверное, тоже был великим воином, – вздохнув, сказал султан. – Как жаль, что нашим странам приходилось больше воевать, чем жить в мире.

Я пожал плечами:

– Все несчастья империи Османов начались в 1528 году, когда султан Сулейман Великолепный получил письмо от французского короля Франциска I. Этот король сражался с испанцами, был разбит ими под Павией, попал к ним в плен, после чего, в поисках союзников, обратился за помощью к султану Сулейману. С той поры Турция стала игрушкой в чужих руках. Она помогала то одной, то другой европейской стране, лезла в ненужные ей войны, заключала опрометчивые союзы. А «друзья» Османов, пользуясь этим, потихоньку отрывали от империи один кусок за другим. Это как подстрекатели, заставившие простодушного богатыря влезть в драку с соседом, а сами тем временем растаскивающие его добро.

– Но ведь Турция столько лет воевала с Россией, – возразил мне Абдул-Гамид, – и цари, начиная с Петра I, тоже не упускали случая урвать кусок от Османской империи.

Я пристально посмотрел на него.

– Да, эфенди, Россия воевала с Турцией не одну сотню лет. Но почему! Вы бы спросили у моих русских друзей, что для них значит слово «турок»?! Они бы вам ответили, что это значит: грабеж, разбой, смерть, полон, пожар! Россия стремилась только обезопасить свои границы от набегов крымских разбойников-татар, которые грабили и жгли русские города и села. А за их спинами стояли полки янычар, которые спасали этих разбойников, когда русские полки приходили в Крым, чтобы наказать их. Да и турецкие оджаки не раз ходили вместе с татарами на русские земли для того, чтобы их пограбить. Ну как усидеть в гарнизонах, когда есть возможность захватить чужое добро.

Абдул-Гамид невольно отшатнулся, увидев мое лицо.

– В конце концов императрица Екатерина Великая присоединила Крым к России и обуздала татар-людоловов. Бывшее Дикое Поле, пустое и безлюдное, превратилось под властью русской державы в процветающий край – Новороссию. Вот на этом османским султанам и нужно было смирить свой гонор, подвести черту и дальше жить в мире с Россией.

– Да, пожалуй, – вздохнул султан, опустив голову. – Тем более что именно бритты, франки и австрийцы толкали моих предшественников на войну с русскими.

Я решил добить султана:

– А ведь именно французы, старинные друзья Османов, ударили им в спину. Наполеон Бонапарт напал на Египет и, безжалостно вырезая турецкие гарнизоны, рвался в глубь Османской империи. И тогда Турция подписала союз с Россией. В 1798 году эскадра адмирала Кадыр-бея вместе с эскадрой адмирала Ушакова завоевала Ионические острова и взяла штурмом неприступную крепость Корфу, в которой сидел французский гарнизон. Сам грозный Ушак-паша был вашим союзником!

– Да, я знаю об этом, – сказал султан, – но ведь то, о чем вы рассказывали, было в далеком прошлом!

– Тогда, может быть, стоит вспомнить события сорокалетней давности, – продолжил я. – В 1832 году на Стамбул двинулись войска взбунтовавшегося вассала Турции, правителя Египта Мухаммеда Али. Его, между прочим, подстрекали на мятеж те же французские «друзья» Османов. И кто тогда пришел на помощь султану Махмуду II?

– Русский корпус генерала Муравьева и русская эскадра адмирала Лазарева, – нехотя, буквально сквозь зубы, ответил Абдул-Гамид.

Я ткнул пальцем в грудь экс-султана:

– Да, хотя русский император Николай I легко мог бы поделить Турцию с мятежными египтянами, и никто на свете не помешал бы им это сделать. Россия в те годы была на вершине своего могущества. Ваши «друзья» опутали Турцию долгами, довели ее до банкротства и снова втравили в войну с Россией. Они уже готовятся потребовать за дипломатическую и политическую поддержку турецкие территории. Англии, например, приглянулись Кипр и Египет, а Австро-Венгрии – Босния и Герцеговина. Это их такая плата за нейтралитет. Ну, и остальные подтянутся. Они будут словно грифы-стервятники у умирающего буйвола – ждать, когда тот испустит последний вздох.

Абдул-Гамид взялся руками за голову:

– Так что же нам остается делать? Ведь теперь и вы, и Российская империя можете делать с нами все, что вам вздумается.

Мне вдруг стало жалко этого человека, вчера безмерно могущественного, пусть и ходящего по лезвию отравленного кинжала, а сегодня павшего в прах.

– Эфенди, будьте мужественны. После этой войны от Турции неизбежно отпадут все территории, где турок считают только захватчиками и грабителями. Терпение Всевышнего истощилось за триста лет разбоев и убийств. На части территории бывшей Оттоманской Порты, по праву завоевания, будет образовано новое государство. Кажется, что его решили назвать Югороссией. Какие точно территории в европейской и частично азиатской частях бывшей Османской империи оно займет, а на какие распространит свой вассалитет – это пока под вопросом. На Кавказе Российская империя, скорее всего, заберет всю Великую Армению; а также Сирию и Палестину. Таков закон всех войн – горе побежденным! Тем более что вы сами долго и упорно лезли в эту войну, а на тех землях местное население турок люто ненавидит.

Теперь же турки могут жить как захотят, там, где они составляют большинство – в Анатолии. Конечно, это будет уже не империя, но правитель нового государства, назовем его эмир, будет полным хозяином в нем. На этой территории не будет греков, болгар, армян и прочих неверных, которых можно резать. Так что турки смогут жить в мире сами с собой. А если эмир турецкий захочет заключить договор о союзе с Российской империей или Югороссией, то никто на свете не рискнет посягнуть на его рубежи. Надеюсь, вы уже убедились, что русские свято соблюдают договора?

– Значит, трехсотлетней великой империи Османов пришел конец? – с горечью в голосе спросил меня Абдул-Гамид.

– Все империи умирают, рано или поздно. Вспомните, эфенди, империю Александра Македонского, Римскую империю, Византийскую. Они тоже распались, погибли. Где сами, а где под ударами врагов. Но смерть зерна – это новая жизнь для колоса. На месте старых империй появились новые государства. Возможно, что государство, в котором вы будете править, не повторит роковых ошибок ваших предшественников. Оно не будет слушаться советов дурных «союзников» и будет более разборчиво в выборе друзей.

И самое главное – судьбу Турции решила религиозная нетерпимость. Российская империя сильна тем, что, несмотря на то что ее народы молятся разным богам, все они считают себя единым целым. А с тех пор как в Турции стали делить подданных на «правоверных» и «неверных собак», судьба империи была предрешена. Как говорил бог христиан Иисус Христос, а наш хазрат Иса: «Если царство разделится само в себе, не может устоять царство то; и если дом разделится сам в себе, не может устоять дом тот».

– Кысмет, – сказал Абдул-Гамид, склонив голову, – Иншааллах – на все воля Аллаха. Может быть, вы и правы, Мехмед-Хаджи. Я буду просить вашего падишаха Александра, чтобы он разрешил вам быть со мною рядом, когда мне придется строить новое государство Османов. Я сделаю вас своей правой рукой и без вашего совета не приму ни одного важного решения. Мне почему-то кажется, что мы с вами сможем стать друзьями.

И бывший султан, по восточному обычаю, трижды обнял меня. Я не стал ничего ему обещать, лишь сказал:

– Судьба турок – в руках самих турок. Аллах дает им возможность начать новую историю с чистого листа. Надо использовать эту возможность.