Текст книги "Царьград (сборник)"

Великий князь был изумлен. Он нервно затеребил свои роскошные бакенбарды, потом перевел взгляд на стоявшего перед ним генерала и жестом предложил ему присесть на диван. Сев рядом, наместник внимательно посмотрел на Лорис-Меликова, после чего участливым голосом спросил:

– Михаил Тариэлович, как у вас со здоровьем? Может быть, вам стоит немного отдохнуть, а свой рассказ вы продолжите завтра?

Генерал вспыхнул от обиды.

– Ваше императорское высочество, неужели вы заподозрили меня в умственном помешательстве?! Клянусь, что я здоров и вполне отвечаю за свои слова и поступки. Вы знаете, что я не трус, я воевал в Чечне и Дагестане, в Крымскую войну сражался в отрядах князей Барятинского и Бебутова, дважды награжден золотым оружием за храбростью. Но то, что я увидел там, под Карсом… Ваше императорское высочество, разрешите мне все вам рассказать по порядку.

Наместник кивнул, и генерал продолжил свое повествование:

– Как вы знаете, я выступил со своим отрядом в сторону Карса с целью обложения крепости. Разведчики доложили, что навстречу нам выдвигается турецкий корпус под командованием Мухтар-паши. Я остановился у селения Зевин и стал готовиться к бою с превосходящим меня неприятелем. Но боя как такового не было. Днем мы заметили в небе странную блестящую металлом точку, которая пересекала его на недосягаемой высоте, наверное, под самым солнцем, оставляя за собой белый след, как бы сотканный из ваты…

– Я получил донесение об этом странном явлении, – перебил наместник рассказ генерала, – и не только от вас. Продолжайте…

– Да, ваше императорское высочество, я тоже послал вам пакет с эстафетой. Но самое странное и страшное произошло ночью. От нас до турецкого лагеря было верст десять, не больше. Где-то в полночь меня разбудил далекий грохот, как будто в горах шла сильная гроза. Я вышел из палатки. По тому месту, где, по нашим сведениям, остановились на ночь турки, метались яркие зарницы и гремел гром. Но что удивительно, на небе не было ни облачка, да и вспышки света были только на земле. Я тут же отправил на разведку казаков. Вернулись они только к утру и доложили, что по турецкому лагерю был нанесен удар страшной силы. С ними был один пленный, который все время плакал и молился. С его слов, он отошел в овраг по нужде, что его и спасло. Судя по его рассказу, около полуночи случилось вот что.

Сначала по небу из конца в конец прокатился страшный грохот, сильнее, чем раскат самого сильного грома. А потом… – тут нервы у старого вояки, по всей видимости, не выдержали, и он, замолчав на минуту, уставился на великого князя остекленевшими глазами, словно вспоминая это… – А потом, ваше императорское высочество, по земле прокатилась волна разрывов. Наверное, почти так же происходило в библейских Содоме и Гоморре. Волна огня прошла по турецкому лагерю, сметая все живое. Рано утром, получив донесения разведчиков и выслушав сбивчивые речи обезумевшего от ужаса турка, я сам съездил к месту расположения лагеря Мухтар-паши. Я не видел сам, как это все происходило ночью, но зато потом лицезрел то, во что превратился лагерь турецкого корпуса. Точнее, то, что от него осталось.

Это было поле, сплошь заваленное трупами людей и лошадей. Палатки, превращенные в решето. Запах крови и жужжание мух. И повсюду на земле вот это, – генерал достал из кармана стальной шарик величиной с горошину. – Ваше императорское высочество, очевидно, что турок убили посредством взрыва множества гранат, начиненных именно этими шариками. Я не знаю, что это было, но это было ужасно! Тридцать тысяч турок были убиты. То, что произошло, войной называть нельзя – единственное подходящее для этого слово – бойня!

Но это еще не все. Перед самым рассветом пришла очередь Карса. Это уже я видел сам. В небе раздался чудовищный гул и грохот. А потом крепость превратилась в огнедышащий вулкан. Земля дрожала под нашими ногами, от взрывов закладывало уши. Над турецкими укреплениями вспыхивали огромные огненные шары, и стены фортов рушились, словно под ударами гигантского молота. Тысячи турок были убиты, сгорели заживо, были погребены под обломками крепостных сооружений. Полному разрушению подверглась не только цитадель, но и малые форты, вынесенные на равнину, а также укрепления и на другом берегу реки.

Я признаюсь вам, ваше императорское высочество, мне и моим солдатам было страшно смотреть на все происходящее. Мы никак не могли понять – кто воюет на нашей стороне. По корпусу поползли слухи о том, что сам святой Георгий Победоносец обрушился на войско агарян, – при этих словах Лорис-Меликов и великий князь Михаил Николаевич перекрестились, а потом генерал продолжил рассказ: – Я стоял у своей палатки и наблюдал за новоявленной гибелью турецкой крепости, как Лот наблюдал гибель Содома и Гоморры.

Приглядевшись, я заметил в лунном свете острые силуэты, подобно молниям проносящиеся по небу над крепостью. После каждого их появления в Карсе следовала очередная серия ярких вспышек и грохот взрывов. Потом все стихло. Мне показалось, что это светопреставление продолжалось всю ночь, но взглянув на часы, я с удивлением обнаружил, что крепость была уничтожена менее чем за четверть часа.

После того ангелы, или кто там еще из небесного воинства, улетели, и все стихло. Я послал в крепость разведку, чтобы она выяснила обстановку. Вернувшись, разведчики сообщили мне, что крепости больше нет. Заодно казаки пригнали сотни полторы пленных турок, напуганных до смерти. Они молили нас спасти их от страшных ифритов, подобно птицам летающих по небу и извергающих на войско османов пламя, сжигающее все живое. По показаниям пленных, командующий турецким гарнизоном Гуссейн-паша был убит, а остатки его воинства разбегаются по домам, сея панику рассказами о страшной гибели воинов султана.

Ваше императорское высочество, посланная мною разведка продвинулась на полсотни верст в глубину Турции, не встречая никакого сопротивления. Мы можем беспрепятственно двигаться на Эрдоган, Ван и далее… Хоть на Дамаск и Иерусалим… Если будет, конечно, на то приказ государя…

Потрясенный рассказом Лорис-Меликова, великий князь Михаил Николаевич долго молчал, а потом встал с дивана, подошел к иконам, висевшим в красном углу, и начал читать «Отче наш» и «Верую».

– Михаил Тариэлович, я не знаю, что это было, но могу сказать лишь одно – все произошло по промыслу Божьему! Я велю бить во все колокола во всех храмах Тифлиса и отслужить молебен в честь победы над супостатом… Кроме того, я издам приказ, предписывающий нашим войскам начать подготовку к походу в глубь Турции…

В этот момент в дверь кабинета наместника постучали.

– Разрешите, ваше императорское высочество? – спросил у наместника вошедший в кабинет дежурный адъютант. – Срочная депеша – только что по телеграфу было получено сообщение о том, что эскадра под Андреевским флагом вошла в Проливы и ночным штурмом взяла Стамбул.

Генерал Лорис-Меликов и наместник повернулись к вошедшему и с изумлением уставились на него, потеряв на какое-то время дар речи…

День Д+4, 9 июня 1877 года, Черное море, БПК «Североморск»

Старший лейтенант Игорь Синицын

После разгрома турок у Сухума наш БПК отправился в Севастополь. Получена команда адмирала: высадить там всех полонянок и забрать оттуда в Варну командира минного транспорта «Великий князь Константин». Догадайтесь, кого? Да-да, того самого, лейтенанта Степана Макарова. Еще не импозантного адмирала с окладистой седой бородой, а молодого двадцативосьмилетнего офицера, на своем кораблике совершающего лихие ночные набеги на турецкие военно-морские базы. Вопрос о его дальнейшей деятельности вроде бы уже согласован в самых верхах.

Но высшей политикой пусть занимаются командиры. А на меня капитан 1-го ранга Перов свалил обязанность нянчиться с девицами, освобожденными нами из турецко-британского плена. Кстати, тот «восставший из ада» рыжий англичанин, после «закрытого массажа печени», который ему провели мои ребята, больше не качал права и сидел под замком тихо, как мышь под веником. Мы же первоначально в Аденский залив собирались – пиратов ловить, вот и было оборудовано своего рода КПЗ в одной из технических выгородок. «Русское гостеприимство» так подействовало на него, что он стал подобострастно кланяться каждому матросу и приговаривать при этом: «Нес, сэр, ноу, сэр…» – так-то оно лучше. Насколько я знаю, уже решено передать этого британскоподданного властям Российской империи для дальнейшего суда и каторжных работ. Там, на Акатуе или в Нерчинске, ему и техническая выгородка дворцом покажется.

А я сейчас больше смахиваю на красноармейца Сухова из «Белого солнца пустыни». Конечно, полонянки в гарем какому-нибудь Абдулле попасть еще не успели, но они так же, как киношные «гюльчатаи», считали меня своим спасителем и старались не отходить от меня ни на шаг. Так в свои двадцать семь с хвостиком лет я неожиданно стал дядькой Игорем, или даже Игорем Николаевичем. Усатый нянь, да и только.

Для начала я провел санобработку красавиц. Отвел их в душевую, дал мыла и шампуни, предварительно объяснив, как ими пользоваться, дал матросскую сменку. На все возражения ответил, что дамской одежды у нас в запасе нет и если кто не хочет переодеваться, то пусть ходит в своем грязном вонючем платье. И вообще пресная вода, даже техническая – это одно из величайших сокровищ в море. И что они должны это ценить, а не капризничать. После моей проникновенной речи все без раздумий взяли сменку и отправились мыться.

Душевая преобразила моих подопечных. С грязью и пылью они, похоже, смыли все, что угнетало и мучило их. Девицы были одна краше другой. Морячки «Североморска», то и дело заглядывавшие якобы по делам в мое «бабье царство», просто млели при виде красавиц в матросских форменках и брюках. А те кокетливо строили им глазки и томно расчесывали свои длинные мокрые волосы. Ну прямо русалки.

А Ольга Александровна – та вцепилась в меня как клещ и не отпускала от себя ни на минуту. Пока они все мылись и приводили себя в порядок, я сбегал в библиотеку и кое-что прочитал про нее и ее семью.

Родилась она в 1864 году. Мать внучки Пушкина, Софья Александровна Ланская, умерла в 1875 году. Отец, полковник Александр Александрович Пушкин, был сейчас в действующей армии на Балканах. Он командовал 13-м Нарвским гусарским полком.

После смерти жены Пушкин отправил все свое большое семейство в Лопасню – это под Москвой. Там они жили на попечении ее двоюродной сестры, Анны Николаевны Васильчиковой. Перед войной Александр Александрович заезжал в Лопасню проститься с детишками. Позднее я узнал у Ольги, что он приехал вместе со своим сослуживцем, штаб-ротмистром Николаем Быковым. Кстати, племянником Николая Васильевича Гоголя. Отец Быкова, полковник, в свое время служил в Тифлисе и имел там кучу знакомых. Непоседа Ольга попросила у отца разрешения съездить на Кавказ. Николай Быков обещал дать надежного спутника из своих тифлисских знакомых и служанку, которые будут сопровождать Ольгу в ее путешествии. Так внучка Пушкина отправилась навстречу своей судьбе.

На Военно-Грузинской дороге на коляску, в которой ехала Ольга, напали абреки. Они убили кучера и сопровождавшего девицу отставного майора, а Ольгу и ее служанку увели с собой. Служанку позднее они продали в одном из аулов какому-то джигиту, а юную и красивую девушку решили отправить в Турцию, где за нее можно было получить немалые деньги.

Так внучка великого русского поэта едва не оказалась в гареме турецкого бея или паши. Но помешал наш «Североморск», который как раз устраивал туркам «никто никуда не идет». Ну и морская пехота тоже сказала в этом деле свое веское слово. В результате роли резко поменялись, к удовольствию одних и глубокой печали других.

Несмотря на свой юный возраст, Ольга вела себя как взрослая девица. Сказывалась пылкая африканская кровь ее великого предка. Да и внешне она была очень похожа на Александра Сергеевича. Такие же, как у него, рыжеватые волосы, голубые глаза, овал лица, разрез глаз, наследственные – «пушкинские» – длинные и тонкие пальцы. Я вспомнил, что в реальной истории Ольга, когда ей еще не было и шестнадцати лет, без разрешения отца обвенчалась с Николаем Павловым, прапорщиком 13-го драгунского полка. Правда, супружеская жизнь у нее не заладилась. Павлов пристрастился к морфию, говоря языком наших современников – «сел на иглу», после чего Ольга ушла от него, забрав единственного сына. Я с грустью посмотрел на юную девушку, которую ожидала такая несчастливая судьба. Не хотелось бы мне, чтобы так все произошло.

А Ольга, подвижная и непоседливая как ртуть, таскала меня по всему кораблю, теребила, просила рассказать – что и как устроено. Ее удивляло все – и яркие лампы дневного света, и наши приборы, с помощью которых мы легко и просто управляли таким огромным кораблем. Удивила ее и радиостанция, с помощью которой мы связались со ставкой царя в Плоешти и попросили сообщить полковнику Пушкину, что его дочь жива, здорова и в ближайшее время будет отправлена домой в Лопасню.

Правда, у Ольги на этот счет было несколько другое мнение. Она неожиданно взбунтовалась и сказала, что ни за что на свете не поедет домой. Ольга в ультимативной форме заявила, что будет служить на нашем корабле юнгой и, по ее словам, «будет воевать с подлыми работорговцами» и «не успокоится до тех пор, пока не освободит всех пленников и пленниц». Спорить со строптивой девицей мы не стали, решив, что по приходу в Севастополь отправим ее на берег явочным порядком.

Ольга упросила одну из наших полонянок, которая немного владела портновским ремеслом, и та подогнала ей по фигуре матросскую форму. Скажу честно, внучка Александра Сергеевича очень даже неплохо смотрелась в тельняшке, брючках и форменке. Стиль «милитари» был явно ей к лицу. Правда, многие из ее спутниц посчитали, что девица ведет себя слишком уж раскованно, а в матросской одежде выглядит совсем уж неприлично. Но Ольга откровенно игнорировала все их намеки и нравоучения.

А «Североморск» тем временем почти уже добрался до Севастополя. Милях в двадцати от того места, где в 1898 году будет построен знаменитый маяк Форос, мы повстречали небольшой изящный кораблик с тремя мачтами и одной трубой, шедший под Андреевским флагом. Наши знатоки русского флота сразу же узнали его – это и был легендарный пароход «Великий князь Константин». Видимо, неугомонный Степан Осипович вышел в свое очередное крейсерство в поисках новых жертв. Но турецкие корабли частью были уже нами уничтожены, частью загнаны в порты и якорные стоянки, где они в самое ближайшее время должны были стать трофеями лихих греческих каперов.

«Великий князь Константин», при виде такого чуда, как наш «Североморск», да еще и с Андреевским флагом на флагштоке, заложил правую циркуляцию и пошел на сближение. Мы сбавили ход. Вскоре оба корабля уже легли в дрейф, на расстоянии менее четверти кабельтова друг от друга.

– Эй, на «Североморске», – раздался с мостика «Константина» зычный, усиленный рупором голос, – откуда и куда вы следуете?

Капитан 1-го ранга Перов поднес к губам микрофон:

– Для командира «Великого князя Константина» лейтенанта Макарова, – разнеслись над морем его слова, усиленные громкоговорителем, – имею распоряжение командующего эскадрой Югороссии контр-адмирала Ларионова. Мне предписывается встретить минный транспорт «Великий князь Константин» и вместе с ним следовать в Одессу. По распоряжению государя императора аналогичный приказ должен был поступить к вам из Плоешти за подписью главнокомандующего российскими войсками великого князя Николая Николаевича. Вы его получили, Степан Осипович?

На мостике «Великого князя Константина» от неожиданности поперхнулись. Во всяком случае какое-то время стояла тишина, а потом через жестяной «матюгальник» прозвучало несколько типично боцманских выражений. Облегчив душу, Макаров заговорил более-менее литературным языком:

– Приказ такой был, не спорю. Сказать по правде, я в нем почти ничего не понял, потому в поисках вашего корабля и вышел в море. Впрочем, не нам обсуждать приказы начальства. Выполняю приказ и следую вместе с вами в Одессу.

На протяжении всего этого разговора мне очень хотелось заткнуть Ольге уши, чтобы она не слышала всех тех эмоциональных слов, которыми так богат русский язык и которые вовсе не предназначены для нежных дамских ушек.

9 июня (28 мая), Плоешти, вечер, Ставка командования русской армии

Генерал-адъютант Николай Павлович Игнатьев

Следующая встреча полковника Антоновой и государя состоялась, как они и договаривались, вечером следующего дня. Правда, с утра наш неутомимый Александр Васильевич Тамбовцев «порадовал» меня сообщением о том, что один из офицеров Главной квартиры связан с австрийским Генштабом. Оказывается, пока мы с мадам полковником и государем беседовали, головорезы Александра Васильевича провели превентивные мероприятия, должные обеспечить секретность переговоров. И не зря. Они уловили некоего сотрудника австрийского разведбюро, который пытался сунуть нос туда, куда не следовало.

Потомки излишним человеколюбием не страдали и довольно быстро разговорили беднягу. Он-то и сдал этого офицерика. Я дам указания своим людям заняться предателем. В Императорской главной квартире мы его трогать не будем. Надо будет переговорить с кем надо, и в самое ближайшее время отправить его с донесением в Петербург. Все курьеры проезжают мимо моего имения Круподеринцы, расположенного неподалеку от Винницы. Вот там его и задержат и побеседуют с глазу на глаз. Ну, а потом… К сожалению, случаются разные неприятности в пути – то лошади понесут, то ветхий мост обрушится… Все в руце Божьей…

И еще одна новость, которая стала известна уже к вечеру. Канцлер Горчаков неожиданно подал государю прошение об отставке! Это произошло после его беседы с капитаном Тамбовцевым – ай да Александр Васильевич, ай да хват! Видать, капитан сумел найти аргументы, которые неотразимо подействовали на нашего канцлера. Непрост капитан, ох не прост! Нужно держать с ним ухо востро. Теперь надо прикинуть – кто займет место Горчакова. Надо намекнуть потомкам, чтобы они не забыли меня, старика.

А мадам Антонова подъехала к резиденции государя на моей коляске, как мы и договаривались, ровно в восемь. Тамбовцева с ней не было, а вот тот самый, звероватого вида, слуга-телохранитель наличествовал. Мы вошли в дом. Государь находился в великолепном расположении духа. По всей видимости, он еще раз перечитал письмо адмирала Ларионова и продумал все возможные преференции от союза с Югороссией.

Для начала Александр Николаевич решил задобрить свою прекрасную гостью и с ходу объявил ей о том, что он награждает ее высшим женским орденом Российской империи – орденом Святой Великомученицы Екатерины 1-й степени. И намекнул, что это неспроста, потому что орден этот носит и второе название – Освобождения.

Царская милость пришлась по душе Нине Викторовне. Она поблагодарила государя. Ну а потом мы снова занялись нашими насущными делами.

Мадам Антонова предложила с помощью кораблей эскадры перебросить часть наших сил в Закавказье, где силы турок, после разгрома под Карсом, практически отсутствуют, и начать подготовку к маршу на Ван, и далее – на Дамаск.

– Ваше величество, нельзя терять времени. Как говорил великий полководец Александр Суворов, «на войне деньги дороги, жизнь человеческая еще дороже, время дороже всего». Бесхозные ныне территории Османской империи будут прибирать к рукам разные европейские проходимцы. В случае с Проливами и Константинополем Россия связана опрометчиво подписанными соглашениями и конвенциями. А вот насчет восточных владений Турции у Российской империи руки не связаны, не так ли, Николай Павлович?

Я ответил утвердительно. Действительно, нужна ли нам новая головная боль в виде появления у границ империи государств, находящихся под влиянием наших недругов и, соответственно, недружественных нам?

Государь задумался.

– Хорошо, мадам, я дам указание военному министру, генерал-адъютанту Дмитрию Алексеевичу Милютину, продумать план продвижения наших войск в южном и восточном направлениях. И насчет переброски части наших сил в порты на Кавказском побережье мы тоже подумаем. Хорошо бы прислать вашего военного представителя в Ставку, дабы продумать чисто практические вопросы предстоящей операции.

Потом государь попросил помочь его союзнику, черногорскому князю Николе I Петрович-Негошу. Двадцать первого мая турки начали наступление на Черногорию со стороны Северной Албании. Командующий турецкими войсками Сулейман-паша, прорвавшись к осажденному черногорцами Никшичу, двинулся на соединение с двумя турецкими армиями, наступавшими с юга и востока. Используя свое численное превосходство, турецкая армия вышла в долину реки Зеты и стала угрожать столице Черногории Цетинье. Надо помочь черногорцам.

– Мадам, ваши войска смогут помочь князю Николе? Это один из самых надежных наших союзников, – спросил государь.

Полковник немного подумала – и кивнула головой. Мне стало ясно, что должность Сулейман-паши в турецкой армии скоро будет вакантным. Но только лишь обещанием помочь дело не ограничилось. Полковник Антонова, извинившись, достала из своей изящной дамской сумочки небольшую коробочку рации, на глазах у изумленного государя длинным ярко-алым ногтем выщелкнула антенну. Лицо ее вдруг стало властным и жестким, голос сухим и отрывистым, и я впервые поверил, что эта милейшая дама действительно самый настоящий полковник.

– Товарищ адмирал, добрый вечер! Государь-император Александр Николаевич просит нас помочь его союзнику князю Николе Черногорскому… Да, дело серьезное и не терпит отлагательств! Спасибо, товарищ контр-адмирал, я сама, вы только подтвердите, если что, – она нажала на своей коробочке еще какую-то кнопку: – Оперативный отдел! Анатолий Иванович, это Антонова. Запишите: Черногория, район реки Зеты и города Цетинье. Произвести воздушную разведку, выявить расположение турецких частей. Потом поднимите авиагруппу и устройте этим мерзавцам второй Карс, да так, чтобы выжившие турки бежали из Черногории впереди собственного визга. Да, товарищ контр-адмирал в курсе.

Кстати, в тот раз их перебросили в Болгарию, против русской армии на Шипке, а где они окажутся в этот раз – неизвестно. Может, под стенами Константинополя… Нет уж, пусть их хоронят там, где они есть! Все, конец связи.

Коробочка исчезла в сумочке, а лицо любезной Нины Викторовны снова стало милым и приветливым.

Государь склонил голову:

– Да уж, мадам, не ожидал, не ожидал! Теперь я сам убедился, что вы по праву носите погоны полковника. Вам смело можно доверить настоящий полк – к примеру, лейб-кирасирский. Шучу. Но, как говорится, в каждой шутке есть доля…

– Шутки? – подсказала Антонова.

– Мило! – восхитился государь. – Надо сказать, неожиданная трактовка знакомой поговорки. Кто это так сказал?

– Слова народные, – отшутилась Антонова. – Никто не помнит имени этого человека, как не помнят фамилию изобретателя колеса.

Слово за слово коснулись и темы дальнейших взаимоотношений Российской империи и Югороссии. Государь сообщил, что для заключения межгосударственных договоров надо каким-то способом заявить о создании Югороссии.

– У государства должны быть соответствующие атрибуты: территория, властные органы, флаг, герб… Гимн, наконец. А так, с кем заключать договор, чтобы его признали и другие государства? С группой лиц, которые неизвестно откуда приехали и неизвестно кто? Ведь вы не кочевая орда, господа, на дворе все же не тринадцатый, а девятнадцатый век.

Полковник Антонова сказала, что адмирал Ларионов уже думает над этими вопросами, и в самое ближайшее время все государственные атрибуты у Югороссии появятся. Далее она сообщила, что неплохо было бы поддерживать постоянную связь между Императорской главной квартирой и флагманским кораблем эскадры Ларионова.

– Ваше величество, соответствующая аппаратура у нас уже есть. Но пользуемся мы ею по-кустарному, менее эффективно, чем могли бы. После легализации здесь нашего присутствия, надо будет развернуть полноценный узел связи. Вы могли бы поддерживать устойчивую связь не только с вашими войсками и адмиралом Ларионовым, но и с вашим братом, великим князем Михаилом Николаевичем в Тифлисе, и даже с Санкт-Петербургом.

Государь задумался, а потом, представив себе открывающиеся перед ним возможности, загорелся идеей потомков.

– Николай Павлович, – обратился он ко мне, – познакомьте полковника Антонову с полковником Чингисханом, пусть они решат все технические вопросы!

Тут уже Нина Викторовна была удивлена до чрезвычайности.

– Какой еще полковник Чингисхан, ваше величество? Это шутка такая?

Пришлось объяснить нашей гостье из будущего, что связью в Императорской главной квартире действительно заведует Чингисхан. Но не тот, который был ханом монголов и мечтал довести свои непобедимые тумены до «последнего моря», а другой – флигель-адъютант императора полковник Губайдулла Чингисхан. Он был младшим сыном последнего хана казахской степи – Жангира.

Чингисхан закончил Пажеский корпус, а потом долгие годы служил в телеграфном департаменте. А после начала войны его назначили начальником движения телеграфной корреспонденции в действующей армии. Вот с этим-то Чингисханом и придется иметь дело мадам Антоновой.

Посмеявшись над этим историческим курьезом, мы прошли в соседнюю комнату, где уже был накрыт стол. Все правильно, по своему опыту дипломата я знал, что самые серьезные вопросы обычно решаются в самой несерьезной обстановке.

10 июня (29 мая), Плоешти, Императорская главная квартира

Капитан Александр Васильевич Тамбовцев

Со всеми повседневными хлопотами, связанными с организацией встреч полковника Антоновой с государем, я как-то не смог выкроить времени для встречи с цесаревичем. Он в четверг слетал на вертолете на «Кузю», встретился там с адмиралом Ларионовым и вернулся поздно вечером, полный незабываемых впечатлений. Похоже, что все увиденное и услышанное там настолько потрясло Александра Александровича, что он дня два не выходил из дома. Наблюдавшие за ним люди сообщили мне, что цесаревич написал несколько писем своей «душке Минни» – цесаревне Марии Федоровне, потом достал корнет и несколько часов наигрывал на нем военные марши и народные мелодии.

Сегодня я решил навестить наследника, благо что появился повод для разговора. Нина Викторовна поручила мне провести зондаж соседней с Югороссией Греции на предмет возможного сотрудничества и взаимодействия – Греция была нашим самым близким соседом, родственна по вере, и ей сам бог велел дружить с Югороссией.

Правда, с греческими делами было не все так просто. Так уж получилось, что страна, получившая самостоятельность во многом благодаря России, из-за откровенного головотяпства канцлера Горчакова стала придерживаться проанглийской политики. В 1863 году британцы, в честь коронации нынешнего короля Георга, подарили Греции Ионические острова. Но король Георг – это принц датский Кристиан-Вильгельм-Фердинанд-Адольф-Георг Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Глюксбургский. Во как! Он был избран на греческий престол в семнадцатилетнем возрасте. Через четыре года король женился. Супруга его была русской – старшая дочь генерал-адмирала, великого князя Константина Николаевича, племянница императора Александра II и, стало быть, двоюродная сестра цесаревича. Да, я забыл сказать, что греческий король Георг был родным братом цесаревны Марии Федоровны.

Вполне естественно, королевская чета была настроена прорусски. Вот только проанглийские депутаты греческого парламента поспешили стреножить короля, лишив его практически всех средств влияния на внутреннюю и внешнюю политику. Дело дошло до того, что в 1877 году по инициативе Харилаоса Трикуписа, наиболее яркой фигуры греческой политики того времени, король был лишен права влиять на Национальное собрание путем выдвижения вотума недоверия премьер-министру страны.

С другой стороны, старая неприязнь греков к туркам обострилась в 1876 году, когда турки начали резню в Сербии и Болгарии. А в 1877 году, после того как Россия объявила войну Турции, Греция начала концентрировать свои войска на турецкой границе. Даже гневный окрик из Лондона не остудил греков. Тот самый Трикупис, который родился и вырос в Англии и старался ограничить власть короля, ответил на английский демарш заявлением о том, что Греция в данный момент не собирается начинать войну против Турции, но как независимое государство, она сохраняет за собой полную свободу действий. Не может греческое правительство дать и обещания удерживать от восстаний греков, проживающих во владениях Османов.

Наглый британский демарш вызвал всеобщее возмущение в Греции. Английский посланник в Афинах Стюарт оценивал английское влияние в Греции в этот момент как «весьма близкое к нулю». Вот тут-то российской дипломатии и надо было воспользоваться сложившейся ситуацией, чтобы перехватить инициативу и окончательно вытеснить британцев из Греции.

Но канцлер Горчаков продолжал как глухарь токовать о некоем «европейском концерте», который должен решать все конфликты в Старом Свете. Хотя руководители русской внешней политики и были готовы поддержать претензии Греции на определенные территории, но они уклонялись от подписания формального союза с Грецией, опасаясь, что это ухудшит и так достаточно сложные русско-английские отношения. Товарищ (заместитель) министра иностранных дел России Гире заявил греческому послу в Петербурге: «Мы бы желали, чтобы Греция проявила к нам больше доверия; мы не можем заключить соглашение с вами, которое вызвало бы гнев Англии…»

Вот так, послушно заглядывая в рот Лондону, российское министерство внешних дел и завело российскую же внешнюю политику в тупик, закончившийся позором Берлинского конгресса.

Проанализировав сложившуюся ситуацию, полковник Антонова и адмирал Ларионов решили взять дело в свои руки. Они решили направить меня в Афины, чтобы от имени сил, разгромивших Турцию и захвативших Константинополь, начать переговоры с греческим королем и правительством об установлении постоянных контактов с руководством Югороссии. И здесь цесаревич был бы очень кстати. Формально он отправлялся в частную поездку, чтобы навестить кузину и своего старого приятеля «Фреди», с которым сдружился в Копенгагене, когда тот познакомился со своей любимой Минни.

Связавшись по рации с цесаревичем (этим современным девайсом того снабдили на «Адмирале Кузнецове»), я попросил у него аудиенции. Александр Александрович сказал, что он будет рад меня видеть.