Текст книги "Октябрь: Однажды в октябре. Время собирать камни. Вся власть Советам!"

– Знаю, – коротко ответил Сталин, – и обещаю, что сделаю все, чтобы не допустить их к власти. Как и тех, кто видел в революции лишь возможность набить свои карманы и стать новой коммунистической аристократией.

– Вам придется нелегко, – сказал я, – но, Иосиф Виссарионович, мы обещаем вам, что окажем любую помощь в борьбе с теми, о ком вы сейчас говорили.

Сталин немного успокоился. Он достал из кармана куртки блокнот и карандаш. Положив их на стол, он внимательно посмотрел на меня.

– Александр Васильевич, подскажите, кого бы вы порекомендовали в качестве членов нашего будущего правительства? Кстати, мне понравилось то название, какое было придумано в вашем времени для людей, должности которых соответствуют министерским. Народный комиссар – а что, красиво!

– Неплохо, тем более что слово «министр» себя, с подачи господина Керенского, окончательно дискредитировало. А в качестве председателя Совета народных комиссаров я бы порекомендовал вас, Иосиф Виссарионович. В нашей истории вы тянули всю практическую работу, в то время как другие занимались пустопорожней болтовней. Вы умели и сами работать, и заставлять работать других. Что называется, руководитель от Бога.

Наркомом обороны – так можно назвать должность военного министра – я бы предложил назначить товарища Фрунзе. Вы знаете такого? – Сталин кивнул. – Так вот, этот исключительно штатский человек оказался прекрасным военным руководителем. К сожалению, Михаил Васильевич рано умер. Но мы с нашей медициной постараемся сделать все, чтобы он прожил как можно дольше.

Феликс Эдмундович в нашей истории возглавил ВЧК – службу, которая боролась с контрреволюцией, бандитизмом и преступностью. Впрочем, для борьбы с уголовной преступностью я бы посоветовал привлечь старые и опытные кадры. Их разогнал полгода назад Керенский, но они будут честно работать, если не заниматься их травлей и унижением.

Вот, к примеру, Аркадий Францевич Кошко, бывший начальник сыскной полиции России. При нем на состоявшемся в Швейцарии Международном съезде криминалистов русская сыскная полиция была признана лучшей в мире по раскрываемости преступлений.

Наркомом иностранных дел, вместо Троцкого, который в нашей истории ухитрился перессорить Россию со всем миром и сорвать мирные переговоры с немцами в Бресте, может стать потомственный дипломат Георгий Васильевич Чичерин. Талант, умнейший человек, искренне преданный России. Это не его заместитель – Макс Валлах, известный также как Максим Литвинов, который сделал все, чтобы Советская Россия оказалась втянутой в войну с Германией, женатый на англичанке, а дети-внуки подались в диссиденты.

Сталин внимательно слушал меня, делая какие-то пометки в блокноте. Потом он поднял глаза и спросил:

– А кем должен быть в нашем правительстве Владимир Ильич Ленин?

– Владимир Ильич – человек, пользующийся огромным авторитетом в партии, – сказал я, – но он, скорее, не практик, а теоретик и политик. Основой нового государства станут Советы. Пусть Ильич возглавит ВЦИК – Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет. Орган этот коллегиальный, поэтому ладить со всеми, добиваться единодушия, компромисса в принятии законов – это именно то, что лучше всего удается Ленину. Тем более что он юрист по образованию.

То, что ему предстоит сделать – воистину адова работа. Ведь все законодательство Российской империи нуждается в пересмотре и приведении в соответствие с реалиями Советской власти. «Временные» и так наломали дров, устроив в стране анархию. Нужно будет все это как можно скорее привести в порядок.

Мы, со своей стороны, можем предоставить Владимиру Ильичу тексты советских конституций 1923 и 1936 годов. Первая конституция декларировала построение социализма, вторая – закрепляла уже достигнутые социалистические завоевания.

Сталин согласно кивнул. Скорее всего, он и сам бы предложил на эту должность кандидатуру Ленина. В нашей истории председателем ВЦИК был Свердлов. Но с Яковом Михайловичем его отношения были скверными давно, еще со времен сибирской ссылки, когда им пришлось вдвоем жить в одном доме. Все закончилось тем, что они окончательно разругались, и властям пришлось отправить Свердлова отбывать ссылку в другой населенный пункт.

Да и роль Свердлова в построении Советской власти крайне противоречива и отдает трупным запашком. Наш спец по острым акциям полковник Бережной уже намекал на возможность скоропостижной смерти «Андрея Уральского». Имитация инфаркта или инсульта – в нашем XXI веке дело не такое уж сложное.

– Да, Александр Васильевич, я внимательно подумаю над тем, что вы сказали, – задумчиво произнес Сталин. – Но Ильич сейчас в Выборге. Надо его побыстрее доставить в Питер. Можно ли это сделать с вашей помощью? А то в наше неспокойное время путешествие из Выборга в Петроград может быть весьма рискованным. Я видел, как люди путешествуют на вертолете. Может, и за Лениным в Выборг послать вертолет?

Я попросил у Сталина немного времени, чтобы переговорить с контр-адмиралом Ларионовым и решить этот вопрос. А чтобы Иосифу Виссарионовичу было не скучно, я предложил ему почитать одну умную книгу, которую нашел в библиотеке Смольного – не знаю, каким чудом она там оказалась. Книга эта была «Краткий курс истории ВКП(б)»…

Вернувшись, я нашел товарища Сталина погруженным в чтение. Вот железный человек – как минимум полтора дня на ногах, и хоть бы хны!

– Товарищ Сталин, – отвлек я его от этого увлекательного занятия, – Виктор Сергеевич говорит, что вертолет – это очень шумно и напугает полгорода. А у товарища Ленина здоровье и так шалит. Представьте, явятся наши архаровцы в полном боевом, начнут спрашивать Ульянова, и все. Владимир Ильич подумает чего-то неправильное – и здравствуй, инфаркт или инсульт. Не стоит пугать человека, жизненный опыт у него пожиже вашего будет. Если немного подождать, то БПК «Североморск» доведет транспортный караван до Питера. А потом быстро обернется в Выборг. Завтра утром Владимир Ильич не замочив ног сойдет на набережную у Смольного. Только вот проводник нужен надежный, которого Ильич в лицо знает и верит ему…

– Наверное, вы и ваш адмирал правы, – сказал Сталин, подумав, – несколько часов погоды не делают, а вот риск потерять Ильича очень велик. Тем более что на него в последнее время была открыта настоящая охота, и он действительно может принять ваших бойцов за убийц. Верного человека я вам дам, нужно только позвонить по телефону, когда все будет готово – скажете…

12 октября (29 сентября) 1917 года, вечер. Гатчина

Бывший великий князь, бывший командир Дикой дивизии, бывший почти император Михаил Александрович Романов

Гатчинский пленник, скучая, смотрел в темнеющее за окном небо, затянутое серыми осенними тучами. Так же серо и беспросветно было в его жизни. Храбрец, отчаянный рубака, он всю жизнь боялся только одного – абсолютной власти и связанной с этим ответственности. Ведь даже царю Алексею Михайловичу Тишайшему приходилось и головы рубить, и войны соседям объявлять. А к подобному несостоявшийся император готов не был. Потому, наверное, и женился так, чтобы наверняка закрыть себе путь на престол. Наталья Сергеевна Шереметьевская-Мамонтова-Вульферт-Брасова, жена трех мужей – опытная красавица с изрядной долей польской крови, что придавало ей определенный шарм, которая каждый раз искренне считала, что она наконец нашла свою «любовь с первого взгляда».

Она и их маленький сын Георгий, которому недавно исполнилось семь лет, – это и есть его единственная отрада в этом мире. Сейчас жена, наверное, укладывает спать сына, который, как всегда, воспринимает это с большой неохотой. Старшей дочери Натальи от ее первого брака с племянником знаменитого Саввы Мамонтова, тоже Наталье, а по-домашнему – Тате, недавно исполнилось четырнадцать лет. Вся в мать пошла, такая же шаловница, сидит, небось, и портит глаза, читая книжку у тусклой керосиновой лампы. Хорошо, что бывший великий князь и бывший император не читал еще не написанную книгу скандально-знаменитого русского эмигранта и писателя-педофила Набокова «Лолита», а то бы мозги Михаила Александровича и вовсе съехали набекрень.

Посещали его и мысли суицидального толка: «Ну почему, – думал он, – туберкулезом заболел не я, а брат Георгий? Он бы, наверное, со всем этим справился, а я бы тем временем спокойно лежал в могиле».

При этих мыслях у Михаила отчаянно заныл больной желудок.

«Что-то Джонни задерживается, – подумал он, отходя от окна и сворачиваясь на кушетке в клубочек, – поехал в Петербург, обещал быть еще засветло, а сейчас уже почти совсем темно. Вот лечь бы, заснуть, проснуться – и ничего нет. Ни гадкого Керенского, ни ужасного Ульянова, ни глупого Корнилова, ни всех этих предателей Гучковых, Милюковых, Родзянок, которым империя дала все, а они ее распяли, как шлюху на панели. Да и я хорош…»

С этими мыслями он закрыл глаза, стараясь не шевелиться, авось боль успокоится хоть немного быстрее. В этот момент где-то вдалеке послышался шум мотора. Михаил поднял голову. Явно это был его «роллс-ройс». Встав с кушетки, Михаил Александрович выглянул в окно. Где-то вдали на темной дороге метался свет ацетиленовых фар. Это возвращался Джонни.

«Джонни» Михаил Александрович ласково называл Брайана Джонсона, своего личного секретаря, однокашника по Михайловскому артиллерийскому училищу и друга. Сын англичанки, преподававшей музыку царской семье, он настолько обрусел, что принял православие с именем Николай Николаевич. Друг человека, жизнь которого в любой момент может оказаться в смертельной опасности. В нашей истории они так и умерли от рук палачей в один день и в один час. Неизвестно, кто отдал приказ об убийстве, но это явно был не Ленин. Глава советского государства не нуждался в тайных приказах, замаскированных под банальную уголовщину. Есть версия, что и убийство Михаила Романова, и убийство других членов царской семьи были произведены по распоряжению Якова Свердлова, ведь Урал был его вотчиной. Но вернемся к нашему повествованию.

Брайан Джонсон ворвался в комнату к Михаилу, потрясая толстой газетой, и с каким-то плакатом в другой руке.

– Майкл, Майкл, ты тут сидишь и ничего не знаешь! – тараторил он. – Большевики разгромили немцев при Моонзунде, ужасные потери германского флота, десантный корпус почти полностью уничтожен! – в этот момент маленький и полненький Джонсон был похож на мальчишку-газетчика, зазывающего клиента.

– Вранье! – безапелляционно ответил Михаил.

– Какое вранье! Вот смотри! – с этими словами Джонсон раскатал перед Михаилом большой плакат. – Буквально отобрал у расклейщика. Весь город гудит, как растревоженное осиное гнездо.

Михаил склонился над плакатом, да так и застыл. Он увидел нечто совершенно невероятное. Разбитый и полузатопленный немецкий линейный крейсер, всего две дыры в палубе, других повреждений не видно, но корабль полностью уничтожен. Прочие сцены полного разгрома, которому подвергся германский флот, неоспоримы и не могли быть подделаны. А самым главным было то, что с прекрасных цветных фотографий на Михаила будто глянул иной мир. На снимках были не только побежденные и пленные немцы. Там Михаил увидел и победителей, не похожих на русских матросов и офицеров, несмотря на то что на их плечах были соответствующие званию погоны, а над кораблями развевался Андреевский флаг.

И еще. Везде и всюду присутствовал доселе неизвестный Михаилу символ – красная пятиконечная звезда. Пока Михаил не мог сформулировать, в чем именно, кроме совершенно незнакомого оружия и техники, заключается странность всего увиденного, но это чувство было настолько острым, что опять заныл желудок, о котором Михаил уже совсем забыл. Техника, конечно, была совершенно неизвестная, но сейчас она развивается так быстро, что еще десять-пятнадцать лет назад никто и помыслить не мог ни о броневиках и танках, ни о гигантских аэропланах «Илья Муромец», ни о линкорах и быстроходных линейных крейсерах. А вот люди… Люди за это время совершенно не поменялись. Какими они были в Русско-японскую войну, такими же пошли и на германскую.

Михаил прекрасно осознавал, что именно тень той, бездарно проигранной войны, лежащая и на России, и на его брате и привела страну сначала в объятия к Антанте, а потом и в пекло мировой бойни, ненужной ни русскому царю, ни его народу. И вот теперь мы имеем то, что имеем. Михаил был хорошим физиономистом, без этого нельзя было командовать Дикой дивизией. Так вот, на лицах офицеров и нижних чинов большевистской эскадры, запечатленных на фото, лежала тень совсем другой войны. Войны победоносно выигранной, закончившейся взятием вражеской столицы и капитуляцией вражеской армии.

Присев на кушетку, Михаил взял в руки газету. Рядом с ним тихонечко пристроился Брайан Джонсон. Большевистский листок был напечатан на отвратительной по качеству, почти оберточной бумаге, но он был сенсацией. Утренний выпуск, в котором бывшего великого князя интересовал только анонс, был сразу отложен в сторону. Развернув вечернюю «толстушку», бывший великий князь поближе придвинул к себе керосиновую лампу и в полной тишине стал читать. Летели минуты, а Михаил все перелистывал страницы, внимательно вчитывался, иногда задумчиво хмыкал… Потом отложив газету в сторону и внимательно посмотрел на своего друга и секретаря.

– Интересную вещь ты мне принес, Джонни. Ну, что скажешь, что теперь со всеми нами будет?

Джонсон склонился к уху Михаила:

– Известно совершенно точно, что Керенский подает в отставку. Говорят, что он испуган всем этим до нервного тика.

– А кто будет новым премьером, эсер Чернов? – поинтересовался Михаил.

– Ни за что не поверишь, Майкл, – прошептал в ответ Джонсон, – правительство будут формировать большевики, а премьером будет грузин Джугашвили – ну тот, который Сталин…

– Ты уверен, Джонни? – недоверчиво переспросил Михаил.

– Совершенно точно, Майкл! – уверил Джонсон своего друга. – Перепуганный до смерти Керенский – а ведь ты знаешь, какой он трус – сразу после того, как узнал о разгроме большевиками немецкой эскадры, бросился звонить Сталину в газету. Телефонистка, которая их соединяла, просто не могла не прослушать разговор, ну ты же знаешь дамское любопытство. А потом немедленно растрезвонила об услышанном всему городу. Теперь, два часа спустя, об этом, наверное, уже знает каждая собака.

– Понятно, – сказал Михаил и постучал пальцем по газете. – И как думаешь, как скоро эти будут здесь?

– А они уже здесь, Майкл, – с заговорщицким видом сказал Джонсон, – еще утром в редакцию к Сталину явились несколько человек. Представительный пожилой мужчина, молодой офицер кавказской наружности, чернявая девка и несколько жуткого вида головорезов, то ли абреков, то ли дезертиров. После этого все и началось. А перед этим в том районе видели чудную летательную машину с двумя винтами наверху. Вот как на этой картинке. Теперь весь город уверен, что это именно люди Сталина остановили немцев, рвущихся к Петрограду. И ты обратил внимание, – Джонсон кивнул в сторону лежащей на столе газеты, – во всем толстом номере ни единого плевка в сторону «проклятого царского режима», что необычно для революционной прессы.

– Ничего странного, Джонни, – невесело отозвался Михаил, – господин-товарищ Сталин больше похож на льва или тигра, ему плеваться незачем. А вот наши записные либералы и революционеры трибунные – все они первостатейные верблюды. Если не оплюют кого, то спать спокойно не лягут. Опыт у них большой, на Ники долго тренировались.

– Майкл, – ответил Джонсон, – насколько я понял Сталина, это не Ники. Если кто попробует в него плюнуть, то он оторвет такому наглецу голову. Надо бы завтра в Петроград съездить, узнать, что там к чему.

Но следующего дня ждать не пришлось. Михаил поднял голову: где-то в отдалении появился и теперь постоянно нарастал странный звук, будто к Гатчине приближались несколько огромных майских жуков.

Гул все время нарастал. Встревоженные Михаил с Брайаном Джонсоном быстро выбежали на крыльцо перед северным фасадом дворца. Вслед за ними там же оказались также чада и домочадцы Михаила. Звук этот приближался к Гатчине откуда-то со стороны Финского залива, примерно с северо-запада.

– Летят, летят! – острые молодые глаза Таты, в одном наброшенном на плечи пальтишке выскочившей на крыльцо вслед за матерью, разглядели мигающие проблесковые огни над темными водами Серебряного озера.

Михаил, как и все собравшиеся, вглядывался в темноту. Вдруг оттуда ударил сияющий бело-голубой луч поискового прожектора, на мгновение ослепив всех стоящих на крыльце. Секунду спустя к нему присоединился еще один. Немного пометавшись по дворцовому фасаду, круги света остановились на лужайке перед дворцом. Проморгавшись, Михаил увидел два силуэта пузатых летательных аппаратов, зависших на мерцающих кругах винтов над лужайкой перед дворцом. Тугой порыв ветра ударил по собравшимся перед дворцом людям. В воздух полетели сухие листья, мусор и чьи-то шляпы. Хорошо, что осенние дожди давно прибили к земле летнюю пыль.

Михаил непроизвольно выступил вперед – показать сейчас свой страх и убежать было бы немыслимо, даже если его будут убивать прямо здесь, на месте. Аппараты то ли коснулись земли своими лапами, то ли зависли в дюйме прямо над ней. Из них горохом посыпались вооруженные до зубов солдаты. Бряцание оружия, резкие команды, отдаваемые на русском командно-матерном языке. Высадившиеся солдаты развертывались в стрелковую цепь, охватывая дворец с обеих сторон. Другие фигуры выбрасывали прямо на мокрую траву какие-то большие мешки и что-то брякающее железом. Освободившись от людей и груза, винтокрылые аппараты взвились вверх и направились в ту же сторону, откуда и прилетели.

Михаил отметил, что если бы он инспектировал эту часть на маневрах, то она получила бы «отлично» за скорость высадки и образцовый порядок. От цепи пришельцев отделилась невысокая худощавая фигура и решительным размашистым шагом двинулась навстречу Михаилу.

– Романов Михаил Александрович? – спросила фигура и, в ответ на неуверенный кивок Михаила, представилась: – Полковник войск специального назначения Бережной Вячеслав Николаевич.

Наступила неловкая пауза, Михаил понял, что прямо тут и немедленно его убивать не будут, раз уж дело дошло до официальных представлений. Поэтому, немного помявшись, сказал:

– Э-э, господин полковник, чем обязан?

– Надо поговорить, Михаил Александрович, – сказал полковник, машинально поглаживая ствол висящего на плече карабина. – Желательно наедине. И передайте своим домашним, чтобы занимались своими делами – представление окончено.

– Скажите, Вячеслав Николаевич, – Михаил оглянулся по сторонам, – а ваши люди, они с какой целью прибыли?

– Да успокойтесь вы, Михаил Александрович, – ответил полковник. – Несмотря на почти полную дискредитацию идеи монархии, вы и ваши близкие представляете некоторую идеологическую, а также материальную ценность. Про идеологию пока помолчим, но вот серебряные часы в кармане вашего секретаря, и тем паче бриллианты, зашитые в корсет вашей супруги – это то, что может стать причиной нападения разных мазуриков. Мои люди имеют задание от контр-адмирала Ларионова обеспечить охрану и оборону вашего семейства.

– Ах, адмирала Ларионова, – глубокомысленно сказал Михаил, – ну тогда понятно. Пойдемте, полковник, поговорим в моем кабинете. – Он повернулся, сделал два шага и снова посмотрел через плечо на Бережного: – Скажите, Вячеслав Николаевич, а мой друг и секретарь Брайан Джонсон может присутствовать при нашем разговоре?

Михаил обратил внимание, как при этих словах лицо полковника Бережного недовольно скривилось.

– Крайне нежелательно, – сказал он, – ведь мистер Джонсон – подданный Великобритании? – Михаил кивнул, и полковник добавил: – Лучше будет, если мы с вами поговорим с глазу на глаз, а мистеру Джонсону вы потом расскажете то, что сами сочтете нужным.

Михаил еще раз кивнул, и до самого кабинета они шли молча. Уже внутри, когда закрылась дверь и снаружи встал часовой, Михаил обернулся и немного раздраженно, как будто он все еще был вторым лицом в империи, спросил:

– Ну так что у вас, полковник? Зачем такой осколок прошлого, как я, мог понадобиться большевикам?

– Да вы не волнуйтесь, Михаил Александрович, – успокаивающе сказал полковник, оглядывая помещение, – садитесь и поговорим. Такие, как вы говорите, «осколки империи» ухитрились загнать Россию в такое болото, что мы теперь не знаем, как ее оттуда и вытащить. Но будьте уверены, мы справимся, ни ваш покорный слуга, ни адмирал Ларионов, ни товарищ Сталин белоручками никогда не были. Так что достанем Русь-матушку из грязи, отмоем, раны уврачуем, и будет она, красавица наша, хоть куда. Только вот крови русской при этом может пролиться море.

– Да кто вы такой?! – захлебнулся Михаил от возмущения. – Да я… – Тут его согнуло в очередном приступе желудочной колики.

– Я же говорил вам, Михаил Александрович, не надо волноваться, – полковник Бережной аккуратно довел собеседника до кушетки. – Сядьте вот и выпейте эту пилюлю, врач передал специально ее для вас.

Когда боль у Михаила немного утихла и он смог хоть немного перевести дух, полковник продолжил свою речь:

– Ну вот, так-то лучше. Вы только больше так не нервничайте. Критиковать вас я не собираюсь, что выросло, то выросло, да и поздно уже. Брат ваш дров наломал куда больше, но и у него были обстоятельства – не приведи господь каждому. Меня сейчас другое интересует: что именно бывший наследник бывшей Российской империи, бывший командир Дикой дивизии собирается делать дальше?

– Не знаю, – с некоторым усилием выговорил тот, – господа демократы выставили меня отовсюду. Боялись, наверное, что я подниму на них армию…

– Эх, Михаил Александрович, Михаил Александрович, – покачал головой полковник, – разве возможно было вам поднять армию, которая подняла на штыки своих офицеров? Российская армия была обречена еще в феврале, после «Приказа № 1». А сейчас продолжается ее агония…

– Так кто же вы все-таки такой, господин полковник? – Михаил постарался сесть прямо. – Вы не очень-то похожи на обычного офицера.

– Да, мы не совсем обычное войско, точнее совсем необычное, – сказал полковник Бережной. – Но самую суть вам пока знать еще рано. Могу сказать лишь одно: нас сюда прислали для того, чтобы не допустить самого худшего.

Если вы думаете, что страна уже достигли дна и господа Керенские и Львовы – это худшее, что может ждать Россию, то глубоко ошибаетесь. На старте стоит такая мразь, что рядом с ней болтун Керенский покажется идеалом. И в то же время нынешняя система власти изжила себя настолько, что рушится под собственным весом.

– Так вы, господин полковник, – саркастически улыбнулся Михаил, – вроде бы выступаете на стороне этой мрази, имя которой – большевики.

– Ошибаетесь, Михаил Александрович, – с таким же сарказмом ответил полковник, – наша задача – отделить агнцев от козлищ, или, как говорят у нас, мух от котлет, и привести к власти именно тех большевиков, что однажды уже сделали Россию величайшей державой в мире. А всех остальных – на помойку истории.

– Господин полковник, – растерянно сказал Михаил, – я вас не понимаю. Когда это большевики сделали Россию великой державой?

– Узнаете чуть позже, – заверил его полковник. – Но факт в том, что именно Сталин…

– Да откуда вы можете знать?! – вскричал Михаил. – Откуда вам может быть известно, что будет завтра, а не только то, что случится через десять или пятнадцать лет!

– Успокойтесь, Михаил Александрович, – сказал Бережной. – То, что случится завтра, мы уже точно знать не можем, как и то, что случится через десять лет. Мы сказали свое слово, мир получил толчок, свернувший его с накатанной колеи, и снова обрел свободную волю. А насчет того, откуда мы это можем знать…

Вы видели фото наших кораблей – вон, плакат и газета до сих пор на столе. Но фото можно подделать. Вы своими глазами видели два наших вертолета и снаряжение бойцов. Можно ли в век полотняных этажерок подделать боевые вертолеты? Можно ли подделать сверхзвуковые противокорабельные ракеты «Вулкан», два попадания которых и утопили «Мольтке»? Два из двух, заметьте. – Сунув руку в карман пятнистой жилетки, полковник вытащил оттуда какую-то плоскую коробочку. – Можно ли подделать вот эту штуку, названия для которой даже нет в вашем языке? Как телефон она сейчас не работает, поскольку еще нет базовых станций, но… Минуту! Улыбнитесь! – Комната озарилась вспышкой, от которой Михаил немного зажмурился. Через минуту он имел возможность посмотреть на свое изображение с глуповато приоткрытым ртом – в стеклянном прямоугольнике на лицевой панели неизвестного прибора.

– Ничего не понимаю, господин полковник, – опять сказал он, – вы опять говорите загадками. Я вижу множество вещей, которые мне кажутся невероятно совершенными, но еще пятнадцать лет назад сказкой казались автомобиль или аэроплан. Пока мы, дикие, воевали, в Америке изобретатели опять понаделали всяких хитрых штук, чтобы морочить нам голову. И при чем тут ваше знание будущего?

– Михаил Александрович, простите, но вы наивны, как дитя, – улыбнулся полковник, – до большинства из этих штук техническому прогрессу двигаться не десять и не двадцать, а более пятидесяти лет. Вспомните роман одного англичанина по имени Герберт Уэллс…

– «Машина времени»! – резко выпрямился Михаил.

– Скорее уж «Пинок времени», – покачал головой полковник. – Нас взяли там, в декабре 2012 года, и высадили здесь, в октябре 1917 года, по дороге попутно объяснив задание… Мы не можем делать чудеса, а можем только применить свои знания и толику грубой силы, чтобы Россия избежала самого страшного – Гражданской войны. И нам нужно, чтобы вы были на нашей стороне…

– Зачем? – хрипло произнес Михаил. – Зачем я вам, со всей вашей мощью?

– А затем, – ответил Бережной, – чтобы те сторонники монархии, которые еще есть среди русских людей, вместе с нами работали на благо России, а не втянулись бы в междоусобную войну. Если у вас еще есть хоть капля чувства долга перед Россией, то вы не будете колебаться…

Михаил устало потер виски.

– Дайте мне подумать до утра…

Бережной уже было направился к выходу, как бывший наследник престола остановил его:

– Подождите, господин полковник, будьте любезны, скажите, что нас ждало там, в вашем прошлом?

Бережной пожал плечами.

– Там вы все умерли! Вашего брата со всей его семьей отморозки, называвшие себя большевиками из Уралсовета, расстреляли в Екатеринбурге. Там же на Урале упокоились и многие иные из ваших родственников. Сказано же было, что императорская корона, в отличие от шляпы, снимается только вместе с головой.

Вас, вместе с вашим секретарем, убили и ограбили в Перми. В живых, дай бог памяти, остались ваша мать, сестры Ксения и Ольга, великий князь Александр Михайлович и великий князь Кирилл Владимирович. Позже он самопровозгласит себя императором Всероссийским в изгнании. Царь Кирюха, и никак иначе. Трагедия дома Романовых закончилась ярмарочным балаганом.

Ваш сын Георгий благополучно спасся из объятой хаосом России, но погиб в 1931 году под Парижем в автомобильной катастрофе. Ваша супруга Наталья умерла в 1952 году от рака в полной нищете. Падчерица Тата, вся в мать, три раза была замужем, имела двух дочерей и умерла, кажется, в 1962 году. Примерно вот такая история вашей семьи.

История страны была не менее трагична. Революция, потом хаос трехлетней гражданской войны. Сталин, который готовил тихую передачу власти, был отодвинут в сторону на десять лет. Результат тех экспериментов – два миллиона эмигрантов и вдесятеро больше погибших – от голода и эпидемий, расстрелянных. Итог был таков, что когда на Советскую Россию в 1941 году опять напала Германия, то мобилизационный ресурс армии оказался меньше, чем в августе 1914-го. И это через четверть века, притом что по советским законам службе подлежали все, независимо от вероисповедания.

Хозяйство страны после Гражданской войны находилось в таком упадке, что только к 1928 году оно достигло уровня последнего предвоенного, 1913 года. А потом у победителей в революции и Гражданской войне начался термидор. Набившиеся во власть разрушители начали откровенно мешать строить страну, и от них начали избавляться. Процесс растянулся на десять лет и стоил еще крови.

Параллельно страна строилась. Заводы, фабрики, железные дороги… Если вы помните историю, во Франции термидор тоже повлек за собой экономический бум. Товарищ Сталин тогда сказал: «Мы отстали от передовых стран на пятьдесят – сто лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут».

Мы почти успели. Следующая война с Германией была выиграна путем величайшего напряжения сил и величайших жертв. Но наши солдаты водрузили Знамя Победы в Берлине над руинами Рейхстага, внушив всему миру уважение к русским за мужество и героизм. Так вот наша цель – чтобы термидор наступил уже завтра и страну не надо было бы чистить от всякой мрази целых десять лет. Давайте на этом закончим наши исторические экскурсы, ведь завтра еще не конец света.

Михаил, завороженно слушавший Бережного, наконец встрепенулся:

– Ах да, конечно… Наверное, действительно лучше продолжить наш разговор утром. Когда выйдете, будьте любезны, скажите, чтобы позвали ко мне управляющего. Я распоряжусь, чтобы вас разместили, как полагается. Я ведь заметил, что все ваши люди – офицеры, слишком уж они дисциплинированны для нижних чинов, не так ли?

Бережной кивком ответил на этот пассаж.

– Михаил Александрович, любой рядовой из нашего времени обладает знаниями вашего прапорщика. Так что считайте нашу часть большевистской лейб-гвардией с допуском в офицерское собрание. Но это так, к слову, а сейчас – честь имею! – И с этими словами полковник Бережной вышел, оставив Михаила наедине с собственными мыслями…