Текст книги "Палыч и Игорёк. Авиаповесть в рассказах"

НАТАША

– Меня зовут Наташа, – раздался знакомый голос откуда-то сверху, если, конечно, принять верным, что верх – это там, куда сейчас, после падения, вызванного неожиданным столкновением, щурясь от яркого солнца смотрел Палыч. На фоне яркого неба можно было разглядеть только силуэт, но Палыч был уверен, что обладательница знакомого голоса если и не смеялась, то, по крайней мере, улыбалась.

Когда глаза привыкли к яркому солнцу, он увидел действительно смеющееся лицо и руку, протянутую помочь подняться.

Пришлось воспользоваться помощью незнакомки со знакомым голосом.

«Может, диктор или артистка, – подумал Палыч, – поэтому и голос знакомый».

Палыч поднялся и оказался рядом с очень милой обладательницей имени Наташа.

– Я – Наташа, – повторила она и протянула руку уже для приветствия. – Ну, – опять засмеялась неожиданная собеседница, – неужели я вас так зашибла, что вы своё имя забыли? Я специально выбирала, в кого врезаться, чтобы попасть в крепкие мужские объятия, а оказалась виновницей несчастного случая?

– Да нет, всё нормально, – пробурчал Палыч.

– Я даже не буду уточнять, какой из ответов, «да» или «нет», принять во внимание, – продолжала Наташа. – Главное, я должна убедиться, что вы вспомнили своё имя. И пока этого не произойдёт, я просто не имею права вас оставить.

– Палыч я, – ответил, приходящий в себя от неожиданного столкновения и эмоционального напора незнакомки, Палыч.

– Хорошо, хорошо, – опять засмеялась то ли виновница инцидента, то ли спасительница. – По имени-отчеству так по имени-отчеству. Но имя-то, сударь, назвать всё-таки нужно. Я не отстану.

Палыч реально растерялся. Его уже давно никто не называл по имени. Так давно, что он вообще забыл о наличии у него имени. Но смеющиеся сощуренные глаза собеседницы не оставляли сомнения, что ответить всё равно придётся.

– Сергей, – ответил Палыч и повторил, чтобы убедиться, что реально произносит своё имя: – Меня зовут Сергей.

– Очень приятно, Сергей Палыч, – собеседница наконец убрала руку, чтобы обозначить книксен. Получилось более чем элегантно с учётом наличия лыж. После чего опять посмотрела Палычу в глаза. – Что стоим? Поехали, – сказала она и продолжила спуск, прерванный столкновением.

Палычу ничего не оставалось, как последовать, любуясь элегантной техникой, красным лыжным костюмом, подчёркивающим белизну снега, белым снегом, синим небом. И вообще всё-всё было красиво и замечательно.

С того самого момента, как Палыч вышел из больницы, у него было непроходящее ощущение, что тёмная полоса его жизни закончилась. Это было очень странно с учётом того, что до этого момента он и не подозревал, что жизнь его проходила через тёмную полосу.

Сейчас же, несмотря на списание с лётной работы, на маленькую зарплату, на отсутствие жилья и сбережений, он постоянно жил с ощущением, что всё будет хорошо. Что всё уже хорошо. И это при том, что когда ему потребовалось пройти медицинскую комиссию для восстановления на лётную работу, командир эскадрильи не просто отказался выдать ему направление, но и заявил, что пока он здесь командир – Палычу лётчиком не бывать. Начальник не мог простить подчинённому взыскание, полученное за нарушения техники безопасности, которые привели к несчастному случаю. Он считал Палыча больше виновником, чем пострадавшим.

Всё это и привело Палыча на горнолыжный склон на Домбае по профсоюзной путёвке. И сейчас, спускаясь по горному склону за лыжницей в ярко-красным лыжном костюме, Палыч почему-то подумал, что именно благодаря всем неприятностям, благодаря всем, из-за кого его жизнь едва не прервалась, благодаря врачам, которые не позволили его жизни прерваться, благодаря голосу, который сказал ему: «Ты куда?», когда он уже прекратил бороться за жизнь, он оказался на этом склоне в это время. И он испытывал огромную, не вмещающуюся в его сердце благодарность всем и всему за это. Очки запотели, но в конце трассы он увидел Наташу, которая ждала своего нового знакомого.

– Я Наташа, – опять напомнила она. – Если забыл или чтобы не забыл.

Она сняла лыжи и побежала догонять подруг, которые уходили в сторону гостиницы.

Палыч смотрел вслед.

– Захотел бы забыть, не получится, – сказал он сам себе.

До позднего вечера у Палыча стояла перед глазами картинка: красный лыжный костюм на фоне белоснежного склона. И после ужина Палыч пошёл в сторону гостиницы, куда ушла незнакомка по имени Наташа.

Он подошёл к дежурной, не понимая, чего он от неё хочет. Та смотрела на него спокойно. За день её, конечно, достали, но мало ли что у человека случилось, если слов подобрать не может. Трезвый – и то хорошо.

– Вы не знаете, в каком номере живёт девушка? Наталья звать. В красном таком лыжном костюме. Ярком.

– Конечно, знаю. У нас ведь всего одна девушка в лыжном костюме. Тем более цвет знаешь. А если ещё и имя…

Палыч сам усмехнулся глупости своего вопроса и пошёл на выход.

– Стой, – окликнула его дежурная и с явным раздражением, очевидно вспоминая что-то личное, добавила: – Что же вы все такие ненастойчивые пошли? Вот для тебя.

Дежурная протянула сложенную пополам страницу в клетку. На ней красивым почерком было написано: «Тому, кто спросит Наталью в красном лыжном костюме».

Палыч, продолжая удивляться, развернул записку. Таким же ровным почерком было написано: «Мы с девчонками в кафе до одиннадцати».

– Куда пошёл? – опять окликнула дежурная Палыча, когда тот пошёл на выход. – Вход в кафе возле лифта.

Палыч поплёлся в указанном направлении, уговаривая себя, что не стоит этого делать, уж больно всё странно складывалось. Так бывает, когда загоняют в расставленные опытным охотником силки или капканы добычу или когда гонят зверя на номера, зная досконально повадки жертвы.

Или… когда это судьба.

Но Палыч понимал, что охотиться на него некому, а судьба – это вообще понятие не из его жизни. Поэтому и было странно всё происходящее.

В кафе было людно, и вряд ли можно было кого-то здесь найти, если заранее не договориться о встрече. Поэтому не стоило и пытаться искать практически незнакомого человека, тем более что одна из примет – красный лыжный костюм – была бесполезна, а кричать «Наташа!» Палыч был неспособен. Он уже повернулся, чтобы выйти, как его остановил знакомый голос:

– Сергей Палыч, мы здесь. Мы здесь, – ещё раз прозвучал знакомый голос.

И Палыч наконец увидел большую компанию за составленными в ряд столиками в углу.

Уходить было поздно, хотя Палычу вдруг очень захотелось уйти. За столом оказался исключительно женский коллектив. Все с интересом смотрели на Палыча. Наташа показала на стул возле себя, а замолчавшим заинтересованным подругам сказала:

– Знакомьтесь: Сергей Павлович – наш новый проректор по воспитательной части, командирован следить, как мы тут себя ведём. – И потом уже Палычу, но громко, чтобы все слышали: – А что же вы без жены? Обещали же с женой прийти.

– Отдыхает, – ничего не понимая, ответил лжепроректор.

Когда интерес подруг погас, Наташа шепнула:

– Извините.

– Ничего, я понял, – ответил Палыч, естественно, ничего не понимая.

Ещё какое-то время подружки-однокурсницы поболтали на нейтральные темы – всё же проректор слышит – и начали расходиться.

В холле гостиницы Наташа сказала:

– Подождите минутку, я вас провожу. Только куртку надену.

– Вы что, смеётесь? – засмеялся сам Палыч.

– Нисколько, – ответила Наташа. – Должна же я предоставить вам возможность проводить меня.

И побежала к лифту. Через несколько минут она вернулась в красной лыжной куртке.

Когда они вышли, Наташа крепко взяла Палыча под руку. Они шли по плотному снегу, и это выглядело вполне естественно.

– Извините, – опять сказала Наташа.

– А что это было, – спросил Палыч, – я могу поинтересоваться? Вы что, приняли меня за другого?

– Сергей Палыч, при всём уважении вы не тянете ни на проректора, ни на женатого, – смеясь, сказала собеседница.

– Почему это? – почти не обидевшись, удивился Палыч.

– Почему что? Почему не проректор или почему не женат?

Наташа поскользнулась, но удержалась за Палыча. Следом поскользнулся Палыч, но Наташа поддержала его.

– И то и другое, – напомнил Палыч про свой вопрос.

– Извините, Сергей Палыч, но у вас на лбу написано: проблемы на работе и в личной жизни. Вы думаете, почему бабы крутятся роем подле вас? Потому что чуют – холостой. Ни разу не женатый.

– Что-то я не заметил, что кто-то возле меня крутится, – искренне возразил Палыч.

– Я же говорю, ни разу не женатый. Был бы хоть раз женат – заметил бы, – и добавила: – Пора меня провожать.

Они повернули в сторону гостиницы и шли молча. Палыч первый раз в жизни не ощутил неловкости от молчания.

Возле крыльца гостиницы Наташа остановилась, повернулась лицом к Палычу. В неловкости Палыч попытался обнять её, но она выставила ладошку, которая упёрлась в грудь провожатого.

– Не будем форсировать события, – спокойно и без упрёка сказала она и почти без паузы добавила: – Но и тормозить не будем, – и, немножко приподнявшись на цыпочки, поцеловала Палыча в щёку.

Потом провела рукой по щеке, будто забирая оставленный там поцелуй, и побежала к дверям гостиницы. У дверей повернулась и крикнула:

– Завтра в девять – здесь.

БЛИЗОСТЬ

Я не знаю, дорогой читатель, правильно ли поступаю, продолжая рассказ о романтических отношениях наших героев, когда они неумолимо развиваются в определённом и понятном направлении.

К моему сожалению, по разным объективным причинам, я не имею возможности спросить в настоящий момент их согласия. Поэтому давайте договоримся – повествование идёт исключительно о выдуманных персонажах, существующих только в нашем с вами воображении. Это позволит мне продолжить сей рассказ с максимальной долей искренности, а вам добавить недостающие или упущенные мной детали.

Палыч никогда в жизни не слышал своё имя столько раз, как за последние несколько часов, проведённых в другом измерении, о существовании которого не имел представления до того, как его губы коснулись губ Наташи. Это было несколько часов назад.

А может, несколько лет или даже несколько столетий.

Таким странным стало время. Одно было ясно: всё, происходившее и произошедшее ранее, – было в прошлой жизни. Или, вернее – с тот момента, как Палыч после падения на склоне услышал имя Наташа началась новая жизнь. акие потрясения – это как столкновения двух планет, не проходят без последствий, а отзываются разными катаклизмами даже в самых дальних уголках Вселенной.

Они лежали в кровати гостиничного номера, и свет уличного фонаря отражался от тела любимой женщины, подчёркивая совершенство форм, сводя с ума красотой изгибов и манкостью откликов на прикосновения Сергея к этому самому гениальному творению Создателя или природы, кому как больше нравится, – женскому телу.

Телу любимой женщины.

Проговаривая про себя «любимая женщина», Сергей испытывал небывалый восторг и трепет от невиданной доселе внутренней свободы. Губы Сергея касались шеи, плеча, лопаток любимой и эти прикосновения немедленно обозначались мурашками, подтверждая желание этих прикосновений.

– Я падшая женщина, Серёжа, – тихо сказала Наташа. – Знала бы моя бабушка, что у меня была близость с мужчиной, с которым я знакома меньше года. – Потом она повернулась к Палычу лицом и добавила: – Хотя если быть абсолютно искренней, то меньше недели. Ты понимаешь – ты занимался любовью с падшей женщиной? – Наташа ударила кулачком в плечо Сергея. – Ты смеёшься? А ты не только занимался любовью с падшей женщиной, но и способствовал этому падению. Как ты будешь с этим жить, Серёжа?

– Думаю, замечательно, – ответил Сергей. И у него опять разлилось тепло от этого «Серёжа», которое до сих пор он не мог ассоциировать с собственной личностью. И вообще, всё происходящее воспринималось чем-то нереальным. Наверное, так должен чувствовать себя человек, попавший по воле доброго волшебника в сказку.

А кто бывал в сказке, знает: сказки, если они настоящие, не заканчиваются. Сказка продолжает жить в сердце, постоянно напоминая, что она есть.

– Я тебя люблю, – выдохнул Сергей.

– Я знаю, – сказала Наташа и ответила: – Я тебя люблю. – И, поцеловав, добавила: – Это единственное моё оправдание перед бабушкой.

Вечером они сидели в кафе за столиком. Сидели молча, не испытывая неловкости от молчания И это является наивернейшим признаком гармонии отношений. С любимым и молчать – удовольствие. Хороший собеседник – это тот, кто может наполнить молчание другого правильным содержанием. А лучше, чем любимый человек, собеседников не бывает.

Молчание прервала Наташа:

– Через два дня я уезжаю.

Этот известный факт поразил Палыча своей неуместностью и несправедливостью. Неужели вот это всё может вдруг прекратиться?

Хотелось крикнуть: «Ты где, Создатель?»

– Ну, и?.. – продолжила Наташа, опять убеждаясь в бабушкиной мудрости, утверждавшей: если мужчине не объяснить достаточно настойчиво, чего он хочет, то сам он может об этом и не догадаться. – Когда ты собираешься делать мне предложение? – спросила Наташа, глядя в глаза, как смотрят, когда напоминают про обещанный подарок и нет ни малейшего сомнения, что подарок готов и ждёт, когда про него вспомнят.

До Палыча сказанное доходило медленно, как и всё в последние дни, которые он провёл в непривычном для себя состоянии эйфории. Но поняв суть сказанного любимой, он задохнулся:

– Наташа, Наташа, ты хоть знаешь, кто я? Что я могу тебе дать? У меня ни кола ни двора. Ни жилья, ни профессии. Ни перспектив. Если бы у меня был хоть малейший шанс сделать тебя счастливой, я бы обязательно им воспользовался. Но сейчас единственное, что в моих силах – это не сделать тебя несчастной.

Наташа смотрела на Палыча так, как будто знала, что он скажет, и была готова к такому ответу.

– Говоришь, ничего не можешь дать? – спросила она. – А любовь? Ты же любишь меня, я знаю. Твоей любви мне будет достаточно. – Глаза предательски наполнились влагой, и по левой щеке мужчины побежала слеза. Наташа подняла руку и большим пальцем справилась с ней. – Всё у нас будет, – уверенно сказала она. – Может, я чего и не знаю наперёд, но в том, что я принесу удачу своему мужчине, я уверена. Любимому мужчине. У тебя просто нет шансов не стать счастливым и не сделать счастливой меня.

Время остановилось, и не было иных желаний, кроме продолжения этой невесть откуда появившейся всеобъемлющей и всепоглощающей близости. Эту идиллию нарушил противный звук автомобильной сигнализации за окном.

Наташа повернулась к Сергею и сказала:

– Знаешь, совсем недавно я во сне спросила – не знаю даже кого – где мой суженый? И я увидела тебя. Лица я не видела, но сейчас сомнений в том, что это был ты, у меня нет. Ты шёл от меня за какой-то женщиной. Меня это так возмутило. Надо же, суженый мой, а его незнамо кто от меня уводит, и я крикнула, но сил было мало и получился просто шёпот: «Ты куда?». Женщина мгновенно исчезла, и я поняла, что скоро тебя встречу. Вещий сон называется.

Сергей стиснул руку Наташи и сказал:

– Спасибо. Теперь я понимаю, почему твой голос мне был знаком ещё до нашей встречи.

ИГОРЬ

Когда перед командировкой Игорёк зашёл в отдел кадров доложить, что убывает на учёбу, Николай Иванович (так было написано на табличке при входе в кабинет) напоследок дал совет, который, как выяснилось, оказался очень полезным нашему герою.

– Слушай и запоминай, – сказал он, провожая до дверей и положив руку на плечо Игорьку. – На все вопросы, кто ты и как попал в Шереметьево, отвечаешь одно: «Шёл, вижу объявление, захожу, спрашиваю: берёте ли пилотов на работу? Отвечают: берём. Так я и оказался в ЦУ МВС».

– Так и было, Николай Иванович, – искренне ответил Игорёк.

– Молодец, хватаешь на лету, – похлопал по плечу Николай Иванович и добавил, пожав руку: – Для тебя – дядя Коля.

Затем Игорёк, в полном соответствии с командировочным предписанием, прибыл в школу высшей лётной переподготовки, которая занималась переучиванием пилотов всей страны на новые для этих пилотов типы воздушных судов. Так получилось, что на каждом этапе административного процесса приёма нашего героя на обучение его документы перепроверялись неоднократно и с особой тщательностью. Сами посудите: с «Ан-2» и на «Ил-76». Как-то это очень странно. Да ещё и на международные линии.

К тому же мест в очередной набор переподготовки явно не хватало на всех желающих, о чём свидетельствовали крутившиеся здесь пилоты из разных регионов, которые всем своим видом показывали девушкам, работавшим на приёме документов, что ещё одно местечко их хорошему другу, настоящему джигиту, – и девушки никогда и ни о чём не пожалеют. Те хихикали и говорили, что группы не резиновые и все не поместятся. И документы Игорька отложили в сторону ввиду спорности соответствия критериям переподготовки. Похоже, для кого-то забрезжила надежда, что ещё одно местечко может освободиться.

И когда Игорёк вдруг подумал, что удача устала и оставила его, она – удача – проявилась в лице начальника, которого все ждали, не зная, что делать со странным кандидатом, и с надеждой, что он не подходит и освободит место.

Опытный бюрократ моментом развеял все сомнения подчинённых, сославшись на требования соответствующей инструкции, и добавил, что если такого кандидата послали на переподготовку, то значит, это кому-то нужно, и лучше этого кого-то не обижать своим недоверием к его решениям.

Так Игорёк запомнил на всю жизнь, что бюрократия – это не только бумаги, но и мудрость. И это ему помогало, когда самому пришлось заниматься ещё и бумажными делами.

Но скепсис в отношении нашего героя по подводу того, что «молодо-зелено», а уже на такой лайнер, не закончился административным корпусом. Пилот-инструктор не менее, чем молоденькие секретарши, был возмущён несправедливостью данной ситуации. По крайней мере он считал ситуацию несправедливой. Тем более объяснение, как он попал на международные перевозки, которое его подопечный представил, его откровенно разозлило. И стал он уделять очень пристальное внимание своему молодому слушателю.

Несмотря на молодые годы, Игорёк имел определённый опыт в общении с руководителями. Поэтому выбранная им тактика, которую можно назвать «понял, товарищ командир», хоть и не сразу, но имела успех.

Как понятно из названия, молодой стажёр на все, абсолютно на все замечания, обращения, упрёки своего инструктора отвечал: «Понял, товарищ командир».

На двадцатый или тридцатый раз инструктор не выдержал и раздражённо бросил:

– Что ты заладил одно и то же: «Понял, товарищ командир… Понял, товарищ командир…»? Ты что, других слов не знаешь?

На что получил абсолютно искрений ответ:

– Понял, товарищ инструктор.

– Что ты понял? – взорвался инструктор.

– Реже говорить «понял, товарищ командир».

И впредь Игорёк чередовал «понял, товарищ командир» и «понял, товарищ инструктор».

На этом противостояние и закончилось. Не объявлять же взыскание за «понял, товарищ командир». Пришлось нашему инструктору изливать своё недовольство несправедливостью бытия на головы других подопечных. Были бы головы, а причины всегда можно найти.

Но всё это мелкие детали на фоне сложного, но увлекательного процесса – освоения нового самолёта, получения навыков управления им.

Закончив обучение согласно расписанию занятий и полётов, Игорёк прибыл для дальнейшего продолжения лётной работы в своё новое подразделение. Здесь лётные командиры много спокойней отнеслись и к предыдущему лётному опыту нового второго пилота, и к его не очень солидному для их подразделения возрасту. Раз кадры и высшее руководство так решило, значит, будем с этим работать.

Правда, коллеги из других подразделений первое время, встречая молодого второго пилота «Ил-76», показывали на него и шёпотом говорили друг другу:

– Второй пилот на «Ил-76» в двадцать шесть лет. Представляешь, кто за ним стоит?

Игорёк делал вид, что не слышит. А через время, когда он прибыл на свой первый производственный полёт и, знакомившись, представился бортинженеру, тот сказал чётко и непререкаемо:

– Вы, коллега, второй пилот лайнера «Ил-76». Никаких «Игорёк» быть не может! Игорь, только Игорь! Пока. А потом, когда придёт время, и про отчество ваше спросим.

РАБОТА

Всё, абсолютно всё, что происходит на земле, подчинено единственной цели – выполнить полёт. Конечно, имеется в виду, что разговор идёт про авиацию. А мы здесь иных разговоров и не ведём.

Экипаж – и в полёте, и при подготовке к полёту – напоминает хорошо отлаженный механизм, где каждый знает свои функции и умеет их выполнять. А центром всего этого является командир, которому полагается получать информацию, анализировать её, принимать решения и следить за их выполнением. А при необходимости – вносить коррективы. Непросвещённому в сих тонкостях авиационного бытия может показаться, что все в экипаже заняты своим делом, только командир мало того, что ничего не делает, так ещё и пристаёт или даже придирается к своим подчинённым.

То, что сказано выше, относится к большой авиации, какой она была в описываемое время. В малой же авиации, из которой был родом наш герой, всё было иначе. План полёта, штурманские документы и расчёты, анализ метеообстановки, получение кодов «свой-чужой», принятие решения, заправка самолёта – всё это было в зоне ответственности экипажа из двух пилотов в лучшем случае. Почему в лучшем случае? Потому что какое-то время после начала лётной деятельности за полноправного члена экипажа молодого второго пилота считать не приходится и трудится тогда один командир, ещё и исправляя косяки новичка.

Поэтому наш герой, которого мы уже вроде бы должны называть Игорь, а никак не Игорёк, во время подготовки к своему первому производственному полёту испытывал колоссальный дискомфорт. В штурманской находился заместитель командира его эскадрильи. Большой, под стать самолёту «Ил-76», и такой же харизматичный, как упомянутый лайнер. Вокруг командира и под его контролем и происходило действо – рождение предстоящего полёта. Каждый знал свои обязанности и выполнял их, командир координировал, и только Игорь не находил своего места в этом процессе.

Поэтому решил наш герой обозначить своё знание авиации, административное рвение и предложил узнать, где самолёт и что с ним.

– Нет нужды, – ответил лётный командир, – бортинженер уже занимается этим.

– Может, узнать про загрузку? – молодой второй пилот ещё раз попытался быть полезным экипажу.

– Не нужно, – снова получил ответ от капитана, – бортоператоры узнают.

– Тогда давайте я получу навигационный чемодан или коды опознавания, – продолжал новичок в большой авиации искать себе работу.

– Штурман получит чемодан, радист – коды.

– А мне что делать? – расстроенно спросил равноправный член многочленного экипажа.

Командир, который был в этом рейсе и инструктором, спокойно-назидательно и очень чётко сказал:

– Ты пилот. Ты ничего не должен делать.

Было очень непривычно и приятно услышать такое, осознавая на практике, что значит «многочленный экипаж».

Впрочем, это оказалось ненадолго. Через несколько лет Игорь переучился на самолёт «Боинг-737», где экипаж два человека, как на том самом «Ан-2», и вспомнил сразу, что перед полётом он должен знать, где самолёт и в каком он состоянии, какая будет загрузка. Естественно, что и навигационный чемодан, и коды опознавания, и штурманские расчёты, и таможенные декларации, и паспорта, и разрешения на пролёт территорий, и данные о погоде, и полётное задание – всё-всё на экипаже из двух человек.

А сейчас можно было наслаждаться благами, которые представляет, уходящая в прошлое, авиация с большим экипажем.

Управлять лайнером, который почти в сорок раз тяжелей предыдущего самолёта, было странно и интересно. Так же, как интересно оказаться в рубке океанского лайнера, имея исключительно опыт управления дедушкиной моторкой в спокойных водах небольшого озера.

Пилотская кабина воздушного корабля – это самый настоящий капитанский мостик, на который нужно было подниматься по лестнице. Этажом ниже (на первом этаже, как утверждал навигатор, или в подвале, как утверждал радист) располагалась штурманская рубка, где вполне могла поместиться (а иногда и помещалась) полноразмерная раскладушка для сна. Всё было вновь и непривычно. Однако навыки пилотирования, пусть и маленького «Ан-2», вовсе не лишние и для управления солидным лайнером, в чём убедился наш герой ещё в процессе лётного обучения.

Инструктор также дал понять новоиспечённому второму пилоту, что, умея управлять одним самолётом, ты обязательно освоишь и самолёт иной. Игорь попробовал и ручное управление, и управление автопилотом в различных режимах. И даже зашёл на посадку по приборам и посадил самолёт на, горбатую с одной стороны, посадочную полосу аэродрома города Люксембург, забыв, правда, после приземления дать команду «Реверс внешним!», но бортинженер и так знал, что делать.

Посадка была комфортной, и экипаж посчитал, что боевое крещение состоялось.