Текст книги "Саваоф. Книга 2"

Проницающий недра

Наша, вернее, курьяновская «вольвочка», по-моему, – не очень я разбираюсь в марках машин – вырвалась на загородный простор из крючьев бесконечного автопотока Тюмени (все города нынче таковы) и мчит в заветные леса, овеваемая встречным ветром. Солнечно, даже жарко. В пути в дороге на Аракчино. Курьянов поставил кассету, пояснив:

– Доченька Юля из Швейцарии привезла.

Звучит ненавязчивая мелодия. Знаменательная песня: «Не раздражай меня». Само по ментальности моего друга, изжаждавшегося по тишине. Целебное такое спокойствие потребно и людям на берегу Швейцарского озера.

Под журчание двигателя идет неспешный разговор. Курьянов только из многооблачной и густой суеты столицы, изгрезился по благостной тишине и покою и заводит речь о том, что ему крайне интересно, об астрофизике, мир которой открылся ему в последние годы, а маэстро по этой части Тхвана он открыл, как я понял, совсем недавно. Походя упомянув его, начинает с аб ово, как говорится, о зарождении мира, что жгуче интересно и мне:

– Протончик, манюня какая-то, был ядром зарождения Солнца, звезды, планеты. Чем больше было протонов в ядре, тем выше состав… Это после Большого взрыва, когда образовалась Вселенная. Удивительны снимки звездного мира, сделанные с помощью космических аппаратов. В ядре Солнца температура несколько миллионов градусов. Над поверхностью всего 6 тысяч, другое давление. В холодном космосе минус 290 градусов… И вот на этом контрасте вся таблица Менделеева. Чем ближе к ядру, тем тяжелее элемент. Синтез этих элементов обусловлен давлением, температурой, скоростью разогрева электронов и так далее. Так образовались железо, золото и пр. Цепные реакции…

В моем сознании будятся разговоры с Курьяновым о происхождении нефти. «Гиперболоид инженера Гарина», расплавленное золото в магме. Все из ядра…

– Юрий Алексеевич, сколько вы уже живете в Москве?

– С 16 февраля сего года.

– Молоденький москвичок.

– Приходится подстраиваться.

Курьянов – вечный запальник думок моих и размышлений о Москве. Глава даже большая в роман зародилась о ней.

Москва – столица, моя Москва…

Москва – сама смута, корень ее как заявлял один мой сосед по даче. «Если уж Уральская республика объявляет себя сувереном, – потрясал он эмоционально вилами, направляя их в небо, будто апеллируя к всевышнему, – пусть лучше отделится от России Москва, раз она забиякистой такой стала. Звону, звону там! Ну, и что? А то. Когда на Москве густо звонят, в провинциях жидко едят. И знамо, если по аналогии времена спараллелить. Князь-вольнодумец времен родоначалья дома Романовых Иван Хворостинин так высказался о благочестивых столичных обитателях: «Московские люди сеют всю землю рожью, а живут все ложью». Вон сколько словес о Продовольственной программе, а в магазинах пусто. На правду не много слов надо, Петрович. Уповаем на Москву, а Родина-то большая.

 
Но я, надежды не тая,
Свой хвост держу трубою:
Страна совсем не значит – я,
Но Родина – другое!
 

Николай Старченков, тюменский бард

Столицу страны можно основать и в Сибири, благо, что географический центр ее под Тобольском. Меньше смуты будет – здоровей жизнь потечет в государстве. Мы – народ от земли, а не от асфальта, и по-земному хотим жить». Но не так, как ныне, в неоне и стеклобетоне, когда будто о Москве читаешь в письме у Гоголя: «На Петербурге же нет никакого характера: иностранцы, которые поселились сюда, обжились и вовсе не похожи на иностранцев, а русские в свою очередь обыностранились и сделались ни тем, ни другим». Пока в граде нашем богоспасаемом мы больше лексикой на рекламах всякого рода обыностранились, но и это тревожно: слово может сволочь в адову бездну. Но вот начало века, свидетельство, приехавшего в столицу великого космолога Александра Александровича Фридмана: «В Москве, по обыкновению, суета и сутолока; некоторые называют это жизнью. Суетой суетствий назвал бы ее А. И. Герцен. По улицам неисчислимое количество разносчиков, торговцев, бесчисленные магазины, лавчонки, трактиры, пивные, рестораны и прочие «столовые», тянутся цепью «ломовики», масс извозчиков таксистов, переполнены трамваи метро. Приехав в Москву, я сразу попал в цепь злоключений…»

Москва – государство в государстве. И не всем оно ндре. Потрясли меня в свое время эти строки Виктора Ерофеева в знаковой для нашей эпохи его книге «Москва – Петушки»: «Все говорят: Кремль, Кремль. Ото всех я слышал про него, а сам ни разу не видел. Сколько раз уже (тысячу раз), напившись или с похмелюги, проходил по Москве с севера на юг, с запада на восток, из конца в конец, насквозь и как попало – и ни разу не видел Кремля». Это – неизвестная земля Terra incgnita для всех тех, кто не пользуется в нем правом гражданства, кому указать могут и указывают в ведомствах разных особенно: гуляй Вася! Вы, мол, живете себе, а мы – сами себе, государство – это мы. Ни от чего иного признавалась великая Галина Уланова, любившая Питер: «Мне все время кажется, больше половины жизни, что я в командировке в Москве». И таких «командировочных» – пол-Москвы. Одна из них Лида Уланова, «подружка моя», как это значилось в нашем общем дружеском лексиконе, Подружка по молодости, по геологии. Журналистка оно до мозга костей. Мужики плачутся в наши советские времена, что гонораров нету и что маленькие они, и так и канючливо и полубездельно живут, прозябают. Лида же печатается во всех наших газетах. Гонорары у нее большие, достаточно на Юга махнуть, родную Москву проведать. Глядя на стоноту разную в нашей среде, скажет лишь: «Пахать надо!» И пашет, как пашенный истый крестьянин. Живя в культуре, она – аристократ, в природе – крестьянин, точно по формуле Кнута Гамсуна, великого шведского труженика литературы. Сейчас в Москву вернулась Лида Уланова, где маму похоронила. И уж окончательно близ могил родных и осела. В столице в «командировке» бессрочной теперь подружка моя. Работает ответсеком в журнале «Вестник Западно-Сибирского землячества». Часто пишет сама. Мне посылает журнал и иную московскую прессу. Я в курсе дел московского дружества тюменцев. Таким образом, в Москве виртуально бываю я, она – в родной ей навек Тюмени. Поместила в номере, посвященном 425-летию первого русского города Сибири интереснейший исторический материал. И что из него извлечет читатель? А то, что основали Тюмень «пашенные крестьяне», что «Ни одна из сибирских местностей – как то константирует в „Истории Сибири“ Миллер, – не обладает, кажется, такими преимуществами. Место, занимаемое Тюменью, тянется во все стороны на ровной высоте и покрыто плодороднейшей пахотной землей». В «Историческом обозрении Сибири» славного тоболяка Петра Словцова есть знаменательная строчка: «Если рассматривать русско-сибирское земледелие как искусство, а не как производство народного хозяйства, то оно могло развиваться от первоначального, в 1590 году перенесенного тридцатью сольвычегодскими пахарями». Так что кто в жизни от тридцати сребренников пляшет, мы в Тюмени, я да «подружка моя» это уж точно, – от тридцати пахарей. Так что начинался сибирский землепашец отсюда, с берегов Туры. С Казачьих лугов, откуда пошел на Кучума знаменитый Ермак…

Писалось в хронике того времени: «На речке же на Тюменске мельница мутовчатая пашенного крестьянина Тренки Метелева, у него, у Тренки, под деревнею мелет зимою и летом одними жерновы, а вода немалая».

Опирался Словцов, ведомо то, на цитируемый им царский указ Федора Иоанновича от 1590 года. Вот он дословно:

«Выбрати в Сибирь на житье тридцать человек крестьян с женами, детьми и со всеми их животы, а у всякого человека было бы по 3 мерина добрых, да по три коровы, да по две козы, да по три свиньи, да по 5 овец, да по двое гусей, да по пятеру кур, да по двое утят, да на год хлеба, да соха со всем для пашни, да телега, да сани и всякая рухлядь, а на подмогу им дать по двадцать пять рублей человеку». Это в царевы-то древние времена. А мы в веке коммунном – кулачить таких, зорить до основания, расстреливать, в Сибирь на погибель слать…

Доцент Александр Стефанович Иваненко, рачительный к любому артефакту человек, открыл первую пашню в нынешней черте Тюмени. И где? В центре самом «столицы деревень», в районе улиц Челюскинцев и Семакова, рядышком, можно сказать, с областной филармонией.

Вот на какой кусок в романе моем вдохновила меня пахарь великий на сцене Галина Уланова… Думается мне обо всей эпопее с нефтью и газом, о подвиге, что свершили и вершат здесь тысячи россиян, что шла и идет здесь великая, историческая пахота. Это громаднейший клин в будущее Руси, что «миру путь укажет»… Пол-Москвы тех, коим она будто вещает: «Интересы Родины – ваши, интересы карманов наших – наши». Так славной смертию свобода умирает, и звучит из подвалов будто Х1Х века:

 
В сердце грусть тяжелая —
Сил нет с ней расстаться…
Пуще безотрадная
Грусть одолевает
И больней нещадная
Душу разъедает…
 

В Аракчино уже, поклевывая вишенки из большого блюда, за массивным деревянным столом «дружина хоробрая» численностью в два человека продолжает беседу, начатую в дороге.

– Что вы сейчас думаете по разломам земной коры, Юрий Алексеевич?

– Я больше в них уверен. Больше фактов появляется. Связано все с движением плит в основном. Уже есть карты. Закартированы динамонапряженные зоны, зоны вулканической деятельности и т. д. И по ним идут из недр жидкие полезные ископаемые.

Стезя этого разговора мне известна давно, и я с интересом слушаю геофизика.

– Где тонко, там и рвется. А где рвется, там есть пути миграции любых минеральных ресурсов, которые все время связаны с ядром нашей планеты.

– Как я понял, вы в этом еще более укрепляетесь?

– Как иначе гигантские массы руд просочатся через литосферу?

– Я на этот счет написал в романе, что в недрах работает как бы пахталка.

– Все происходит под действием громадных девиационных (отклонение движущегося тела от заданного направления) сил, связанных и с вращением Земли вокруг своей оси, но она же еще движется по орбите (а движение галактики?). Мы просто не представляем себе чудовищность этих сил. Как иначе заставить двигаться с такой скоростью земной шарик с громадной его массой. И пролетая где-то мимо других гравитационных влияний, начинают силы работать друг с другом, и случаются катаклизмы и прочее.

– А вас такая проблема не интересовала: есть силы тяготения, а дальше идет невесомость. А между ними ведь имеется граница, срединная линия. Эта биниальность очень интересная.

– Но сие вовсе не означает, что там отсутствуют разные силы, просто они уравновешены, и не более того. Эйнштейн еще пришел к тому, что силу невесомости можно создать и в падающем самолете. Все относительно. Падает аппарат с громадной скоростью, притягиваясь к Земле, а в это время идет уравновешивание силы. Любое тело начинает парить.

– Вспомнился мне спортивный самолетик, Ишим и друган-пилот Курочкин, как кувыркались с ним в атмосферах. Испытал я это. Было такое дело. Отрываешься от кресла… Ладно, с плитами ясно. Еще что можете сказать по разломам?

– Это данные в природе, от них никуда не уйдем. Если недавно еще говорили, что разломов в Западной Сибири нет, с помощью геофизики показано, что они присутствуют. Везде практически. Их больше в фундаменте, меньше в мелу, поскольку это было снивелировано осадками. Но они были и они есть. Залеченные, но куда деваться.

– Ну-ка, ну-ка. Любопытно. Есть общее такое утвердившееся мнение, что нефть осадочного происхождения, из органики. А вы говорите о разломах и о неорганической версии.

– Сами по себе разломы ни о чем не говорят. Это все-таки как труба для движения углеводородов, понимаешь ли.

– Сходится опять, органика – неорганика.

– Дело не в этом. Вот свежий пример. Сейчас крупнейшие открытия сделаны во Вьетнаме. За что известному одному российскому геологу дали звание Героя Вьетнама. Он открыл месторождение кварцевых сланцев, которые никакого абсолютно отношения к органике не имеют. Это типичные порфириты, представленные зоной большой трещиноватости. Они насыщены нефтью в громадных объемах. А он сам был органик. Но говорит теперь: я все больше убеждаюсь, что нефть во Вьетнаме и органика, как седло и корова это сколько нужно было трупов для образования нефти! Она сформировалась и находится в изверженных породах.

– Интересно, я не знал этого.

– Месторождение называется Белый Килер. Геолог этот – зам Председателя ГКЗ России. Фамилии не помню. Я видел его на наших посиделках в РАЕНе. Мы отмечали премию Правительства в ресторане «Прага». Он с президентом нашей академии Олегом Леонидовичем Кузнецовым близок… Важен сам знак Лауреата. Самая высокая награда Премия Правительства в области науки и техники. Выше нет. Тут за 2008 год. Курьянов – в числе других, в группе. Под руководством Кузнецова. Он духовный руководитель проекта. Дали «За создание и внедрение инновационных технологий в области сейсмоакустики». Кузнецов общается в коллективах. Я прилетаю в Москву, и 3 июля соберемся, будем думать, как жить дальше. Надо внедрять свои дела. Ныне много говорят о нефти будущего. Упор на – рубль. Спорить не будем. Но. Упор – на ум был, есть и будет основой любого продвижения вперед.

– Поэтому и стоит речь, чтобы организовать партию в Тюмени или филиал…

– По инновационной технологии. Все остальное мне не интересно.

– А если конкретно, то, что и чем, как говорится, заниматься будет партия по линии новья?

– Мы научились регистрировать принципиально новые волны, рассеянные. Они существовали всегда. Но поскольку их интенсивность в тыщу раз меньше, чем отраженных волн, они терялись на общем фоне. Теперь мы научились их выделять. Неинтересные нам волны, которые мы считаем помехами, мы их давим. Подчеркиваем с помощью апертур. Угол между крайними лучами конического светового пучка в оптике – апертура или отверстие прибора, определяемое размерами линз и диафрагмами. Антенн, на поверхности. Ставим их и в пассивном режиме или в активном, когда мы возбуждаем колебания с помощью вибратора или взрывов, и волны доходят до зон трещиноватости. Потом эти рассеянные волны возвращаются опять на поверхность. И мы их фиксируем, ловим с помощью антенн диаметром в 2 км. Видели же радары, что самолет отслеживают.

– Радар – чашка ж?

– Наш-то состоит из точек, образующих чашу, сеймоприемников. Собираем все эти волны, записываем и на обработку потом. Усиливаем.

– Хороши чашки, много в них кашки… Что же удается выявить сегодня с помощью рассеянных волн?

– Есть такой феномен как баженовская свита, связана с нефтематеринской породой. Мы считаем, что вся нефть, которая находится в бажене, связана с зонами трещиновастости. С помощью зон локации выделяем их и говорим: вот в этом месте будет нефть, а в этом нет. Все просто. Да-нет.

– Тотальный облов неводом, как вы образно поименовали это? Но тут к неорганике идет?

– К чему угодно. К дебитам высоким.

– Практически опробованы новации? Где?

– На Северной Демьянке. В Восточной Сибири, на месторождении Куюмба. Там, в общем, где другие методы, традиционные, ничего не давали. Только рассеянные волны показали зоны максимальных дебитов. По Куюмбе практически 100 процентов. И уже таких примеров тьма. Авторы изложили результаты этих своих исследований в 3-ем томе монографии «Сейсмоакустика пористых и трещиноватых геологических сред». Стоит сказать, что посвящен он памяти Людмилы Николаевны Чиркиной, талантливому геофизику, первооткрывателю месторождений нефти и газа в Оренбуржье, соавтору данного научного труда. Ну, а теперь еще к рассказанному Курьяновым. Приток нефти, полученный на Северной Демьянке, с дебитом более 300 т/сут. стал максимальным не только для месторождения, но и для данного района нефтедобычи. Для сравнения можно заметить, что средний дебит добывающих скважин на этом месторождении на порядок ниже. Получены хорошие результаты на ряде месторождений, которые разрабатываются относительно долго. Это Ромашкинское в Татарстане, Росташинское в Оренбургской области, Ахваз в Иране, Кармополис в Бразилии и другие

– Мне это оч-чень интересно!

– А нам оно интересно с точки применения на практике, в промышленности. Во-вторых, это намного дешевле, чем траление Западной Сибири с помощью сейсмотехнологии 3 Д и пр. Намного экологичнее ж. Не надо рубить просеки и т. д. Мы расставляем сейсмоприемники (антенны) на поверхности и работаем в режиме мониторинга. Месяц стоим, месяц сьемку ведем, слушаем, что делается в Земле. Дошли до этого российские геофизики.

Чуть было не воскликнул я: «Фантастика!» Сдержался, однако, зная на данный момент, что есть уже все возможности у нас вести волновую разведку недр из космоса. Как это ни фантастично, но можно, имея соответствующие приборы, просто ходя по земле, открывать месторождения углеводородов в недрах. Побывавший недавно в Тюмени Валерий Грайфер из легендарного поколения нефтяников, чьи колоссальные усилия позволили нашей стране покорить «Тюмень за 18 лет сверхчеловеческих усилий», как писал об этом в 1978 году американский журнал «Ньюсуик», заявил: «Мы научились вести поисково-разведочные работы с применением современных методов, в том числе биологических. Может быть, удивитесь, но месторождения „дышат“. Современные приборы позволяют улавливать это „дыхание“ – наличие углеводородных соединений над поверхностью земли. Теперь есть возможность даже по анализу снега определять наличие углеводородов». То есть к чему мы приходим? К тому, что на первый план выдвигается опять-таки натуралист-созерцатель, как можно бы сказать об этом. Таковым же был и трудяга-геолог Михаил Мезенцев с сотоварищи, что маршрутничали по Земле с геологическим молотком. Он открыл месторождение золота на Приполярном Урале, доказал, что это алмазоносный район.

Заговорил я с Курьяновым о Грайфере и о созерцателстве. Привел мощную, по моему пониманию, мысль симпатичного мне поэта Вильяма Блейка, что Добро пассивно и подчиняется Мысли, А Зло активно и происходит от Действия, что Добро – это Рай, а Зло – это ад.

– А ты где? – лукаво заулыбался Курьянов.

– В Раю, Юрий Алексеевич, я ж созидатель, как мои солнечники, и как акалемик геофизики Курьянов… Энтузиасты и разработчики новья Кузнецов вы и еще кто?

– Чиркин Игорь Алексеевич, Шленкин Сергей Иванович. Все лауреаты премии Правительства. Еще Арутюнов Сергей и ряд других там, это В. П Дыбленко и Г. В. Рогоцкий. Два доктора наук, мы с Кузнецовым, остальные – кандидаты. Вот в Москве раскручиваю дело сейчас уже на этапе промышленного применения в больших объемах. Озабочен этим.

– Считайте, что я теперь тоже в стане озабоченных.

– Я вам давал свой трехтомник? Там все описано.

– Я, кстати, в него заглядываю. Но мне живье важно, то, о чем говорим с вами.

– Еще скажу, что есть сейсмическая локация очагов эмиссий. Это как доктор слушает тело человека фонендоскопом, так же мы с помощью этого локатора пассивно слушаем то, что делается в недрах. Знаете ж, что месторождение разрабатывается с помощью гидроразрывов, обводнений и так далее. Это все приводит к изменению состояния недр. И мы слушаем, смотрим, где идет на самом деле продвижение фронта воды, где идет разрыв пласта. Где проехала какая-то техника. Вопрос: зачем проехала? Не за водкой ли в поселок дернул водила? По всему доступна информация. Можем знать, что делается в недрах и на поверхности. Практически можно иметь фактографию по месторождению в динамике.

– Вы можете сидеть год и вести мониторинг?

– Да. Все это в автомате пишется. Находится там один оператор.

– Дак это же фантастика.

– В Тюменской области будем выйдем на это. Недалеко от Лянтора. Будем полтора месяца стоять и мерить. Миша Зарипов исполнять станет все это.

– На месте там и вы попытаетесь побывать?

– Конечно.

– Меня обязательно прихватите.

– Заметано.

– У Зарипова своя фирма. Я взял его на подряд. Михлен Алимчанович. Миша все его зовут. Он у меня в «Тюменьнефтегеофизике» работал. У Федотова базируется.

– Это ж моя писательская площадка, опорно-опытная база, полигон мой, можно сказать. Как «Территория» у Олега Куваева. Я же его найду.

– Найди. Все кругами сходится. Правильно сказал сибирский наш академик Николай Никитич Пузырев: «Мы же живем на поверхности».

– И по эллипсоиду, и по кольцу, как в космологии Тхвана.

– Как-то в этой жизни все группируется, кучками. Как белые грибы-бутусики.

– Невольно вспомнишь тут Ломоносова. Здорово же судил о науке геологии – проницать недра взглядом. А он есть в этой книге Сергея Петровича Капицы «Жизнь науки», что ты привез мне из Москвы.

– Все величайшие ученые мира там представлены.

– Я уже много чего успел из нее ухватить. Могучая кучка белых грибов в науке.

– Как это ты?

– Я грибник заядлый. Читаю страницами.

– Ленин, говорят, так читал.

– Не он один. Панорамное чтение – жизненное явление. Безумно же интересно узнать, что люди думали о мироустройстве.

– Вгрызайся, вгрызайся, – улыбнулся Курьянов и произнес с шуткой: – Голова – главное оружие пролетариата.

– Главнее, что голова – богатственный артефакт Мироздания. Наука сейчас превращается, Юрий Алексеевич, в кнопочную технологию, и все мы теперь, детишки особенно, хомо кнопиенсы, как внучек Илюша мой. Но кнопки ж и тормоз хомо криенсу. Тоже двувратно все это. Важно чтобы кнопки были задействованы в биниальности с живым мозгом человека.

– Сейчас у нас объемная сейсмика. Очень быстро, в автоматическом режиме переносятся параметры на объем – для тебя дотошного уточнение: отражения волн из недр трансформируются в обьем. Понял!!! И мы этим заворожены, как будто огнем. И начинаем сразу смешнее относиться к этим геологическим подземным полянам и верить в новое дело.

– Каждую секунду все меняется, только мониторинг обеспечивает моменты истины, как говорится. Дело в том, что тут полная достоверность. А это умение дешифровать.

– Совершенно верно.

– Опять же человек!

– Умение сопоставить.

– Мозгов нету, Юрий Алексеевич, – хули техника скажет. Она не соображает.

– Она слизнет и полетишь в тар-тарары, как я, несмышленыш еще в этой технологии, когда компьютерный вирус слизал у меня пол-романа…

– Ум только в живой голове человека.

– Молодец!

– Какие заблуждения все-таки у человечества и у отдельных его хомо сапиенсов с этой повальной верой в компъютерный ум. Ум-ум, ум машины и человека – вот биниализм, что обеспечит торсионный взлет по линии прогресса всем планетянам.

А на экране телевизора зазвучала песня Зыкиной, как Волга, что плывет долго-долго, и защемило душу, не до науки стало…

– 80 лет ей исполнилось, – заметил Курьянов, – юбилейный концерт.

– Бесподобен этот голос ее русский, только им и петь о наших раздольях. И забываешь, во что молва о ней, бывает, ввергает.

– Не уйти от нее всем, кто на виду, Александр Петрович.

– Но я к молве прислушиваюсь, это тоже – источник знания. Помню, начав учиться журналистике в МГУ, выписал профессиональный свой журнал. Много лет получал его. Одна публикация из многих служит мне и по сей день. «Журналисту» дал интервью американский социолог Гэллап. Помните Институт Гэллапа?

– Он и сейчас никуда не делся.

– Так вот запомнил я из сказанного этим корифеем социологии, что из того, что являет собой «устойчивое мнение», на опросах оправдывается на 70—80 процентов. Прочел в свое время у французского ученого-историка Х1Х века формульное: «Легенда есть живая традиция, и трижды из четырех случаев она вернее того, что мы называем Историей». Глубокий вывод и биниалится он с гэллаповским. И надо мне в чем-то убедиться в жизни, я их кальку прикладываю.

– Геббельс еще говорил: то, что похоже на правду – близко к ней.

– Если б гитлеризм зиждился на дураках, он бы не принес столько бед человечеству.

А Солнце между тем прошло зенитную свою точку и покатилось на вечер, эволюционируя в живописи происходящего от сиреневых отблесков восходящего солнца до алых огней заката. Вновь мы с Курьяновым наружи, вдыхаем кислородистый аракчинский воздух. Владелец поместья, как я мыслю порою его, вновь наладил шашлычное производство. Кипит пузыриками от жара мясо на стальных шампурах, запах его щекочет ноздри. Но общение наше с Курьяновым продолжается, вновь витаем мы в высоких материях астрофизики. С квазарами шашлычит, походя, он:

– Квазар поглощает большое количество материи, газа, при большой скорости. Отсюда происходит яркое свечение.

– Шашлыкам твоим тоже потребна пища в виде энергии, и они по-рачьи уже краснеют.

– Но шашлыки – не черная дыра. Лебединая песня квазаров, когда они поглощают галактики, планеты. Вся жизнь наша, бывает, вверх тормашками туда летит. О дыре только заговори. И смехи и грехи. Сокурсник мой по МГУ, покойный ныне Вова Марков подарил мне листок из накопленного им в «музей маразма» с такой вот историей:

«Вот как однажды было… Давно это было… Тогда моя мама работала бухгалтером в военном госпитале. У них были такие большие журналы и туда записывались всякие цифири… И вот, то ли какой отчет был, то ли к ревизии готовились, не помню, но ей в помощь прислали солдата. Вот он внимательно что-то считает и записывает в клеточку одного из толстых журналов. Потом пересчитывает и видит, что ошибся. Стирает число резинкой, вписывает другое. Оно тоже оказывается неверным. Он опять стирает и т. д. Резинка хорошая, бумага плохая. На месте клеточки образуется дырка. Солдат аккуратно нишет число вокруг дырки. А в дырку видно число с другой странички. Служивый узрел непорядок, ставит звездочку, а в сноске пишет соедующее: «Видимому в дыре не верить. Верить написанному вокруг дыры». Выпустил я книгу «Были социализма», предварив ее заявой своей: «Жизнь есть цирк». Да-да, много веселого было в социализме, не без печали, однако, думаешь об этом…

– О жратве ты что ли?

– Да нет. Свет квазаров является лебединой песней разорванного вещества, которое исчезнет в черной дыре навсегда. Ты о звездном каннибализме слышал?

– Да уж прознал о нем во «Вселенной» Тхвана, что дал ты мне на чтение.

– Прыткий ты.

– Ты ж меня и временем ограничил. Я невольник в этом плане. Ну, не является ли в аналогии ярким примером эффективная общность наша с Курьяновым хотя бы на Аракчинском берегу?

Вверглись мы, совершенно естественно, в омут с квазарами… Заговорили о почерпнутом из переведенных в стройную книжку «Вселенная» лекций поэта астрофизики Тхвана начинающим литераторам. Открылась мне в эту встречу и поэтическая душа геофизика Курьянова, который увлеченно рассказывал:

– Все, что у нас есть в природе, было создано в космосе. Готовое Земле досталось… Изначально это было ядро водорода, которое превратилось затем в ядро гелия.

– Ловко ты, Юрий Алексеевич, из квантового супчика аб ово Вселенную для моего романа варишь. Будто шашлыки жаришь.

– Про супчик – это выражение Тхвана.

– Знаю.

– У него прямо сказано: чтобы упаковать ядро золота, нужны миллионы градусов и миллионные давления атмосфер. Все зависит от количества протонов и нейтронов. В ядре водорода один протон, один нейтрон и один электрон. Гелий – уже три атома водорода. И так дальше по всей таблице Менделеева. Самые тяжелые элементы имеют больше всего чего-то в ядре. Особо-то упаковать нужны колоссальные температуры и давления, и по каждому элементу это можно сказать.

– Это не шашлыки тебе жарить.

– Уел, уел, на это ты мастак.

– На Земле таких механизмов нет, которые бы могли упаковать химические элементы. Новые все звезды возникают опять-таки из больших температур.

«Гармония высшая рождается в огне», – озарило меня.

– Все это дело прилетело из космоса к нам. И сейчас новые элементы на ядерном реакторе в Дубне, дубний и прочее, так производят. Сумасшедшее количество протонов потребно на это, но они сразу рождаются неустойчивые. Нана-секунды какие-то и живут-то. Не знал я этого, пока не увлекся подобной литературой, Тхваном и так далее.

– Меня тоже астрофизика безумно интересует…

Через полчаса кончилось мое пребывание на Аракчино. Выехали мы с Курьяновым в Тюмень: утром ему надо было лететь в Москву.