Текст книги "Террорист из «Гринго»"

Глава 9

Мы сидим в каком-то кафе, одном из миллиарда стамбульских кафе, где вам в любое время суток предложат горячий бублик, чашку чая в стеклянной рюмке-тюльпане, или чашку кофе с перцем и пряностями.

Мою новую знакомую зовут Елена Исааковна Эглит. Родилась в Саратове. В восемь лет, благодаря «Алии» и «Закону о возвращении», она с мамой переехала в Израиль, на новую родину Хелены. В восемнадцать лет девушка ушла служить в Армию обороны Израиля. Еще до окончания двухгодичного срока ей предложили сменить военную форму на студенческую блузку, но с обещанием всю оставшуюся жизнь служить в «Моссаде». Причиной тому был острый ум, отличные физические данные и знание, в совершенстве, четырех языков. Помимо родных русского и идиша, Елена, благодаря маме-учителю, отлично знала немецкий и испанский. Уже в армии и в школе «Моссада» Хелена выучила английский, арабский и персидский.

В Стамбул Елена прилетела по российскому паспорту, как моя соотечественница.

Это было ее первое задание, которое она, не без моей помощи, провалила.

– Ты даже не представляешь, Максим, чему ты помешал. – Чуть не плача произносит Лена.

Теперь я отчетливо вижу, что она всего лишь молодая девушка, ей всего-то двадцать два года, она напугана и раздосадована. А еще, она искренне злится на меня. За то, что я помешал ей в ее первой операции, за то, что сейчас слушаю и не перебиваю, за то, что из-за этого «активного слушания» она выложила мне всю ту информацию, которую, вообще-то, не должна была выкладывать. Наверное, даже на меня и мое участие она злится меньше, чем на себя и свое откровение.

А мне весело. Кофе с кардамоном, рюмка ракии, красивая девушка, которую я знаю, как утешить. Ну что еще нужно для хорошего настроения.

Сложить два и два может абсолютно каждый. Но не каждый может свести уравнение к простейшим слагаемым. Я могу. Я умею отметать ненужное и делать нужные выводы. Ну а тут даже моих, выше среднего, умственных способностей не требуется.

– Лен, а тебе название «Гринго» о чем-то говорит?

– Да кто ты, черт возьми, такой? – Вскидывает на меня угольки глаз Елена.

Мне смешно. И оттого, как неподдельно искренне удивляется моя собеседница, и оттого, как она, непроизвольно начинает искать кобуру где-то под левой грудью, а еще и оттого, что мне самому сейчас вот ни разу не весело.

Уж не знаю, как в этом случае должны поступать кадровые разведчики. В конце концов мой инструктаж от полковника ГРУ ограничился одним астрономическим часом, да и то, большую часть говорил я. Полагаться на опыт моей новой знакомой тоже было бы опрометчиво. Собственно, опыта то и не было. Поэтому мы, два начинающих разведчика, сидя в уличном кафе напротив британского консульства, заключили наш собственный пакт о сотрудничестве.

Я рассказал ей все, что знал сам. И об англичанах, и о «Гринго», и об интересе к этому делу со стороны нашего ГРУ. И если кто-то попробует обвинить меня в госизмене – пусть он сам сядет ночью за столик в уличном кафе, напротив этих плачущих глаз, и попробует молчать. Добавлю лишь, что не только инструкций, но и каких-то подписей под страшными грамотами о гостайне, у меня не было. Поэтому я рассматриваю себя исключительно как свободный, привлеченный консультант.

Елена так же рассказала то, что знала о «Гринго». Вполне логично, что израильтяне давно отслеживают все более-менее перспективные радикальные исламистские движения, и нашим общим друзьям у них был посвящен целый отдел, сотрудником которого и стала пару недель назад Хелена Эглит. О том, что в одном из стамбульских клубов будет отдыхать сын одного из немногих известных руководителей движения, израильтяне узнали только сегодня в начале девятого вечера, когда парень уже зашел в клуб. Единственным доступным агентом была Хелена.

Обменявшись телефонами и заверениями в дружбе, мы разошлись каждый в свою сторону. На прощание мы, чуть смущаясь, словно школьники после поцелуев в подъезде, честно признались друг-другу, что об этом знакомстве расскажем своим шефам. Хелена – в «Ведомство разведки и специальных задач» в Тель-Авиве, я – таким же конторам в Лондоне и Москве. И уже пожимая руки Лена добавила простые, вроде бы даже сами собой разумеющиеся слова, но их значение я оценил только на следующий день. Держа мою ладонь в своей, она, как бы между прочим, бросила слова о том, что если я или она еще встретимся с арабом, распространяться об этом вечере не стоит. Я помог ей выбраться из машины и, спеша уйти до приезда полиции, проводил до параллельной улицы, где мы и расстались. Официально никаких бесед под луной с чашкой кофе, у нас не было.

Я поймал такси на углу Мешрутиет и Хамалбаши и поехал в отель. С момента моего выхода из клуба на Истикляль до возвращения в Шератон прошло чуть больше двух часов. Я отлично провел это время. Но сейчас, заходя в приветливо распахнутые швейцаром двери отеля, я отчетливо понял, что очень устал. Начало первого ночи, восемнадцать часов назад я проснулся в своем доме в Краснодаре и даже и не думал о том, что ночевать буду вот тут. Нельзя сказать, что этот прошедший день был самым сумасшедшим или непредсказуемым в моей жизни. Но вот в шорт лист самых интересных дней он наверняка войдет. Когда-нибудь, если мне придется стоять на пути поезда, или падать с небоскреба, или дергать кольцо нераскрывшегося парашюта, у меня перед глазами будет пробегать калейдоскоп именно из таких вот дней.

А последние два часа я провел даже с удовольствием. Вкуснейший кофе, интересная и красивая собеседница, очень близкое и яркое звездное небо.

Не менее продуктивно эти два часа провел и мой молодой арабский друг.

Я прикладываю ключ-карту к двери, огонек приветливо моргает зеленым, электромоторчик гостеприимно жужжит, оттягивая язычок замка. Я вхожу в номер и понимаю, что в ближайшее время спать мне не придется.

Мой арабский друг сидит в кресле, слева от журнального столика. Перед ним дымящаяся чашка кофе. Голова понуро висит, на левой щеке проступает, заметный даже на смуглой коже, красно-бледным контуром отпечаток ладони.

Если пощечина, значит отец. Ни один парень от четырнадцати до двадцати не стерпит пощечину от кого-то другого. А тут разбитой мебели не видно, значит в драку мой арабчик не лез.

– Вы зря кофе сыну налили, кофе выводит влагу из организма, лучше вы ему сок свежевыжатый, ананас или апельсин закажите. – Я не вижу человека или людей, сидящих в комнате, но я уверен, что они там есть. – Или еще лучше, пусть пива из мини бара выпьет. Есть такой способ, чтобы завтра ему ничего не мешало родительское наказание принимать, пусть он сейчас пива граммов триста выпьет и спать ложится. Номер ему тут снимите и всех проблем.

Я наконец прохожу коридорчик и вижу всю гостиную.

На изогнутой софе, возле еще одного низенького столика, сидит очень худой мужчина. Наверняка сшитый на заказ костюм-тройка несколько скрадывает болезненное ощущение худобы, но все же это именно то, что сразу бросается в глаза. Мне на ум приходит странный вопрос, порежу ли я руку, если ударю его по лицу? И требуют ли от него сдавать лицо в багаж на авиарейсах? Следующей особой приметой моего гостя являются глаза. Живые, быстрые и острые, как и вся его фигура. Не узнать этого человека невозможно. Патель Сингх. Пакистанец, вдовец, был женат на дочери мелкого арабского шейха из не королевской династии. Именно его фотографии мне показывал и сэр Александр, и мой, кххм, «шеф», Федор Михайлович, полковник ГРУ. Единственный известный спец службам руководитель «Гринго». Вернее, не руководитель, а просто менеджер значительно выше среднего. Наверняка, он не знает самого главного имени, но уже может обоснованно догадываться. Это руководитель примерно второго или третьего уровня, то есть он точно знает тех, кто точно знает главного. В корпоративном бизнесе это была бы позиция главы представительства в какой-то стране. Значимая фигура, но над ним есть еще уровень глобальных топов, один-два вице президента, и только потом главная фигура, президент компании.

– Вы не удивлены, а это наводит на некоторые размышления. – Задумчиво глядя на меня произносит Сингх.

– Вы не представились, а это наводит на размышления. – Пусть он занимает какой угодно пост в какой угодно глобальной корпорации, а для меня любая организация это именно корпорация, но он всего лишь наемник. То есть человек, априори не имеющий той ответственности собственника бизнеса, которая заточила мой мозг. Хочешь покружиться – с удовольствием!

– И на какие же размышления вас это наводит? – По-английски мой гость говорит совершенно чисто, словно коренной житель Альбиона.

– Вы настаиваете на том, что не представитесь? Ну что ж, значит наша беседа не займет много времени и мне вас запоминать не придется. Причем заметьте, это следует из вашего поведения, это не я негостеприимен. – Подхожу к столику, за которым сидит молодой араб и наливаю себе кофе из черного пластикового чайничка с красным носиком и красной кнопкой вакуумного замка на крышке. – Я отвечу на ваш вопрос, и даже поясню вашу первую ремарку. Но не потому, что вы об этом просите, а лишь потому, что мне самому скучно.

Сажусь в кресло справа от стола, по-американски закидываю ногу на ногу получая четверку.

– По поведению вашего сына можно легко сделать вывод, что ваша семья имеет некоторое положение в обществе. По тому, как он себя вел, так же можно догадаться, что он – единственный ребенок, и, простите, но вынужден сделать такое допущение, вероятно вы воспитываете его один. Уж больно он у вас избалован. – При этих словах я поворачиваю голову в сторону молодого гостя и, глядя в глаза, киваю, будто бы прося прощения за неприятные слова. – Хотя признаться, у парня достойное воспитание, не хватает лишь, как бы это сказать, навыков полевого общения.

Делаю глоток кофе. Судя по температуре, гости сидят у меня в номере не больше пятнадцати-двадцати минут.

– По тому, что за каких-то пару часов вы смогли найти меня, я делаю вывод о том что вы, – взгляд на араба, – либо имеете какое-то отношение к правительству, либо, опять же прошу прощения за допуск, к преступности. Зная нерасторопность турок я прям аплодирую вам. Снять мое лицо с записей в клубе, сравнить с въезжающими в страну иностранцами, отыскать имя по базам отелей. Скажу честно, я на такое даже в своей стране не способен. А ведь вы явно не местный…

В переговорах это называется «помассировать эго». Я признаю превосходство моего визави в чем-то, чем он действительно может гордиться, в ответ он, сам того не желая, начнет искать что-то, за что может похвалить меня. И вот мы уже на позитивной волне идем к подписанию контракта.

– Я вижу, что вы опытный переговорщик. Вероятно, вы видите перед собой восточного человека и считаете, что начинать разговор с лести – очень мудро. Вот только я, признаться, не самый стандартный представитель своего народа. И по поводу того, как скоро я вас отыскал. В ваших словах, разумеется, есть изрядная логика. И то, что вы проявляете эту логику человека, далекого от подобных поисков, признаться, для меня говорит о вас очень хорошо, мне было бы много сложнее, будь вы в курсе подобных алгоритмов.

Видя мое недоуменное лицо, а я действительно заставил свои брови чуть приподняться, чуть больше, чем при вежливом активном слушании, так, чтобы профессионал понял, что говорит с любителем. Этот профессионал не только уловил непонимание, но и снизошел до объяснения. Это отлично. Если человек говорит – значит вы ему импонируете. Никто не станет по доброй воли разговаривать с неприятным человеком.

– Вы, Максим, допускаете главную ошибку не профессионала. Вы удивляетесь тому, что данные о вас я смог найти за два часа. Скажу больше, данные были у меня в планшете через пятьдесят три минуты после запроса. Видите ли, тут дело не во времени, а в возможности. Если вы имеете доступ к базам данных, сам процесс поиска по ним составляет секунды. Времена, когда детективы с лупой сравнивали отпечатки оригинала с образцами из картотеки прошли, даже не буду угадывать сколько десятилетий назад. Теперь все делает искусственный интеллект. Вы не из АйТи сферы, нет? К терминам придираться не станете? – Мужчина поправляет манжеты серой рубашки, выглядывающие из-под пиджака.

– Однако, оставьте мне хотя бы возможность удивиться самим фактом вашего доступа к базам данных. Тут, как минимум, три объекта: клуб, таможня, отель. Причем они все настолько разные, что я прям диву даюсь…

– Вы вновь идете по не вполне верному пути. Вы хвалите меня за достижения, которые мне не принадлежат. Если вы делаете это намеренно, то вы унижаете меня, если это ваши искренние слова, то вы унижаете себя…

Черт возьми, какой интересный персонаж. Вселенная снова подкидывает мне знакомство на миллион. И пусть я знаю, что этот человек, скажем так, стоит не вполне на светлой стороне, но он умен, он чертовски умен и этим очень интересен. У него есть чему поучиться!

– Это вполне приемлемое допущение. Ведь случись неудача, вы бы сами за нее отвечали, не списывали бы на персонал. – Судя по довольной улыбке я угадал.

– Если бы я верил в Бога, я бы вознес ему молитву за наше знакомство. Максим, вы верно уловили ход моих мыслей. Действительно, в городе, где находится Гранд-Базар, крупнейший рынок даже не Европы, а мира, не суметь тут купить что-то значит быть либо дураком, либо скупердяем.

Стараясь опередить его следующую реплику я вставляю:

– Либо плохим управленцем. Потому что покупать будете не вы, а ваши люди.

И снова я попал в его нерв. Судя по сдерживаемой улыбке, по рукам, по перетаптыванию ног, сейчас внутреннее «Я» моего собеседника расплывается в счастливой ауре признания. Хотя внешне, не без усилий, он остается бесстрастен.

– Вы правы. Я даю своим людям все, что им необходимо для работы, обеспечиваю их отличным инструментом, и если они не сумеют им воспользоваться тогда, когда мне это нужно, это означает, что я выбрал не тех людей. Значит я ошибся при найме. А в людях я разбираюсь. Поэтому мои сотрудники всегда выполняют поставленные перед ними задачи. Я – отличный менеджер.

– Менеджмент это всего лишь мотивация других людей, – произношу я слова Ли Якокка.

– Уууу, Максим, не портите мне, пожалуйста, первое впечатление о вас. Говорить цитатами – удел средних умов. Или я ошибаюсь?

– Не знаю, судить об уровне моего интеллекта мне не дано. Самооценка у меня высокая, мягко говоря высокая, а вот то, что видят окружающие – это вы у них спросите.

– Спасибо, Максим Ром, или Романов? Как правильно? Просто данные карты, которой вы расплачивались в клубе и в билете с паспортом, несколько отличаются. Я не знаю Россию, возможно, у вас это в порядке вещей?

– Нет, у нас это не особо принято, это могут себе позволить не все…

– Как интересно. – Мой собеседник смотрит на часы. Скромные стальные часы на кожаном ремешке, наверняка раз в сто дешевле часов его сына. – Но мы, скорее всего, уже злоупотребляем вашим гостеприимством. Максим, мой отец учил меня, что говорить спасибо нужно сразу после того, как тебе помогли. Вы сегодня помогли моему сыну. Возможно вы, даже не подозревая об этом, спасли и его и меня от крупных, нет, не неприятностей, просто от крупных работ. Поэтому я и позволил себе прийти к вам и лично выразить благодарность. Если вам когда-нибудь потребуется помощь – вы всегда можете рассчитывать на меня.

Я вежливо киваю, прикладывая руку к сердцу.

– У нас, у русских, есть такой анекдот. Приходите к нам в гости! А адрес у вас какой? Зачем вам адрес? Просто так приходите.

Я не смеюсь. Он тоже не улыбается.

Мужчина встает, проходит несколько шагов от софы к столику и креслам, в которых сидим я и его сын.

– Патель Сингх, финансы и консалтинг. – Он протягивает мне руку.

– Максим Романов, ресторатор. – Пожимаю протянутую руку.

Они ушли. Почему-то меня волнует вопрос, оплатили ли они заказанный в номер кофейник. Почему-то именно этот вопрос, после всего сегодняшнего дня, не дает мне покоя. Кажется, мои нервы не такие уж и железные.

Глава 10

Зарядка, контрастный душ, полулитровый кофейник крепкого кофе.

Шесть тридцать утра, я смотрю в окно на высотки банковского и стекольного подразделения Трокай Шишикам, за которыми уже начинает проглядываться рассвет, и вспоминаю, как в две тысячи восьмом я приезжал на переговоры с их вице президентом. Тогда я получил два очень полезных урока. Вернее, один урок, закрепленный дважды. Никогда не верить шаблонам. Во-первых, пока я ждал десять минут, приехав слишком рано, секретарь предложила мне кофе. Разумеется я согласился, рассчитывая на «настоящий турецкий» и получил бумажный стаканчик с кипятком и стикер растворимого кофе. Во-вторых, зайдя в кабинет вице-президента, лысого дедушки со старческой гречей рассыпанной по голове, я, как знаток психологии, сразу начал делать комплименты его зданию, сплошь металл и стекло. И получил в ответ ворчливое: «А меня блевать от этого дизайна тянет!».

В дверь стучат горничные с завтраком. Я еще раз окидываю взглядом высотки и отхожу от окна.

Глазунья из пары яиц с ветчиной, сыром и помидорами, красная фасоль в томате и пара куриных колбасок, много свежего сельдерея, листьев салата и фаршированных оливок, несколько ломтиков соленой рыбы и шариков моцарелы, цельнозерновой хлеб, пара треугольничков плавленого сыра и брусочек сливочного масла. Стакан свежевыжатого апельсинового сока, дэниш кейк с персиком и второй, с ананасом. Много кофе и свежая, очень ярко пахнущая красная розочка в белой фарфоровой вазе.

Я искренне считал, что моя работа тут, в Стамбуле, окончена, больше мне тут делать нечего, контакты коллеги из «Моссада» записаны в памяти телефона, мое имя записано в блокноте главного, по крайней мере из известных, злодея. Дальше от того, где я географически буду находиться, ничего не изменится, поэтому я с чистой совестью звоню Валере Золотухину и прошу прислать мне билет Стамбул – Краснодар. Минимум бизнес, лучше первый класс, потому что на повторение двухчасового эксперимента в экономе даже моей любви к Родине уже не достаточно.

Я расписываюсь в книжке, оставленной официантами на уголке стола, за завтрак, прибавляя стандартные десять процентов на чай. Встаю из-за стола, размышляя, а кто собственно платит за этот мой трип и не стоит ли прибавить, совершенно из ребяческого задора, не десять, а например тридцать процентов чаевых. Потягиваюсь и вспоминаю, что пропустил вчерашнюю тренировку в спорт зале. Думаю над тем, стоит ли спуститься в гостиничный бассейн, или лучше сперва дождаться ответ ассистента по времени вылета. Начинаю строить планы на сегодняшний рабочий день. Все как всегда. Вот только звонок мобильного, входящий номер с префиксом 212. Звонок вот этого мобильного…

– Pronto, – почему-то по-итальянски произношу я.

– Мистер Максим, это Патель Сингх, мне доложили, что вы уже позавтракали, поэтому я осмелился вас набрать в столь ранний час.

– Мистер Патель, пока что единственное, что я испытываю по поводу моего с вами знакомства, это сожаление о том, что я решил вступиться за вашего сына. Простите за резкость, но ваша благодарность становится навязчивой. – Совершенно искренне, с ноткой раздражения говорю я. Но я не испытываю раздражения.

Как только я услышал в трубке голос моего вчерашнего гостя, я испытал два совершенно противоположных чувства. Одно из них было приятным, но слабым. Второе, напротив, было диаметрально противоположно по эмоциональной окраске и по силе воздействия на меня.

Во-первых, услышав в телефоне голос Пателя, я обрадовался. Обрадовался тому, что именно он делает следующий ход. Не знаю, как там в разведке и шпионаже, зато я отлично знаю, как ухаживать за девушками и новыми бизнес партнерами. И мне почему-то кажется, что в разведке действуют примерно такие же правила. По крайней мере на первых шагах. Вы проявляете заинтересованность, но ни в коем случае не навязчивость. Но радость была не очень сильной, потому что второе чувство захлестнуло меня, заставив волоски на руках приподняться. Это старая реакция организма, который таким образом старается увеличить визуальные размеры тела, чтобы в момент опасности казаться больше и сильнее.

Второе испытанное мною чувство было страхом. На «вводных» лекциях, прочитанных мне сэром Александром и моим русским шефом, оба упоминали жестокость «Гринго» и оба, в равной степени равнодушно и как-то дежурно, просили меня не лезть на рожон. Почему я испугался сейчас, почему не испытал нечто подобное вчера, обнаружив гостей в номере? Все очень просто. Вчера я был спасителем сына старика-пакистанца. А сегодня он позвонил на тот мой номер телефона, на который он звонить никак не мог. Вернее, не должен был.

Вы наверняка слышали истории о том, что американское АНБ занималось прослушкой телефонов первых лиц иностранных государств. В прессе достаточно долго муссировалась история с жучками в телефоне германского канцлера. Мой безопасник, Руслан Дзантиев, на этот вопрос ответил, что да, прослушать можно любого. Но для этого в телефон нужно либо аппаратно, физически, вставить некий дополнительный компонент, либо программно, установить на него некую программу или приложение. Либо hardware, либо software. Без одного из этих действий прослушать разговор можно только с помощью микрофона или установив рядом с абонентом фальшивую базовую станцию и, таким образом, перехватив сигнал телефона на нее. Это в теории. Ну а на практике есть СОРМ.

Система технических средств обеспечения функций оперативно-розыскных мероприятий, или сокращенно СОРМ, это комплекс средств и мер, предназначенных для проведения оперативно-розыскных мероприятий в телефонных сетях. Проще говоря, это официальная возможность спец служб прослушивать абсолютно любой телефон. Без инсталляции необходимого для СОРМ оборудования ни один оператор связи не получит лицензию. Не только в России, такие же правила для телефонных операторов действуют в США, Великобритании и еще очень многих странах. А раз есть возможность, то найдется и тот, кто этой возможностью станет торговать. Закон рынка. Если есть спрос, кто-нибудь обязательно сделает предложение. У всех есть дети, жены, мечты. Как говорил Жванецкий, что охраняешь, то и имеешь.

Свой рассказ Дзантиев закончил словами о том, что при желании подслушать можно любого. Поэтому еще советский плакат с рекомендацией не болтать – актуален всегда. А еще, можно сделать так, чтобы тебя не нашли. СИМ карты оформляются на друзей, в телефоне изменяется IMEI, международный идентификационный код трубки. Прослушать можно любой, абсолютно любой телефон. Но никто не станет прослушивать все телефоны. Нужно просто быть не интересным для прослушки.

Я считал, что тот номер, на который позвонил Патель – не интересен спец службам. Никто не интересуется своей собственностью, всем интересны чужие тайны.

В Лондоне, три дня назад, по дороге из Гайд парка в Букингемский дворец, сэр Александр передал мне маленький, меньше половины пачки тонких сигарет, кнопочный телефон с черно-белым экранчиком и стандартным микро USB гнездом подзарядки. Англичанин заверил, и разумеется я потом это проверил, что номер телефона приведет к совершенно законному адвокатскому агентству из Москвы. Так что, если у кого-то и возникнут какие-то вопросы, то на них ответит, ну или не ответит, «адвокатская тайна».

Этот номер телефона знали англичанин, сэр Александр, Федор Михайлович, полковник ГРУ, и вчера я именно его дал своей новой знакомой, Елене Эглит, сотруднице «Моссада». А сейчас, на этот номер, мне позвонил Патель. Вот поэтому я и испытал чувство страха. Потому что я знаю, что ни из Москвы, ни из Лондона, этот мой контакт пакистанец получить не мог.

На то, чтобы обдумать все это, у меня уходит не больше пары секунд.

Патель Сингх тоже выдерживает паузу, а затем я слышу в трубке тот же самый резкий, но звучащий как-то по новому, чуть более устало и тепло голос:

– Простите, мистер Максим, но вы должны меня понять, у меня только один мальчик… – Пауза еще на несколько секунд, во время которой я тоже молчу, потому что мы не в поддавки играем, я ему мостики накидывать не собираюсь. – Максим, а вас в море не укачивает?

После недолгого раздумья я принял приглашение Пателя. Скорее, даже раздумья как такового не было, потому что в данных обстоятельствах я принял бы любое его предложение. Я люблю свободу выбора, я умею принимать правильные решения, я готов нести за них ответственность. А еще, я достаточно умен для того, чтобы понимать, когда у меня есть свобода выбора, а когда ее у меня нет. Сейчас у меня альтернативы согласию не было. Поэтому я скорее потратил те секунды молчания в разговоре, которые повисли после предложения мистера Сингха, на то, чтобы создать видимость раздумий. Помолчав в трубку несколько секунд я, с улыбкой, улыбка всегда чувствуется даже если собеседник вас не видит, так вот, с улыбкой, залихватски тряхнув головой, словно перед нырянием в прорубь на Крещенье, я соглашаюсь на предложение пакистанца.

Это простой прагматизм, здравый смысл, любовь к жизни наконец. Потому что я знаю, что единственный способ остаться в живых – играть свою роль до конца. И вообще, как говорил герой одной книги, лучше сделать дело, чем жить в страхе перед ним.

Исходим из того, что люди Пателя схватили Елену. У нее в телефоне, уж не знаю, как принято в «Моссаде» криптовать данные в рабочих трубках, а может меня сохранили в телефонную книгу личного аппарата, но суть одна. Пакистанец знает, что я знаком с Еленой. Отсюда он может сделать два вывода, равно опасных для меня. Либо я изначально сообщник в похищении его сына, либо я подружился с похитительницей после неудачного киднеппинга. Именно подружился, а не просто познакомился, потому что вчера в номере не рассказал ему об этом контакте.

Оба вывода грозят мне физическими неприятностями. Я уже удостоверился в возможностях моего знакомого. И что же мне остается? Я вспоминаю последние слова Елены и очень надеюсь, что и она их не забыла.

На часах семь десять. Я смотрю в окно на высотки банковского и стекольного подразделения Трокай Шишикам, за которыми поднимается солнечный апельсин. Согласившись с предложением Пателя, я попал в небольшой цейтнот. Шофер заедет за мной ровно в девять, меньше, чем через два часа, а дел еще уйма.

Звоню консьержу и прошу прислать в номер каталоги одежды и обуви. Немедленно. Сегодня у меня нет времени самому ехать в магазины, слава Богу что тут, как метко выразился вчера Патель Сингх, в городе с самым крупным базаром в мире, пригласить продавцов в номер совершенно не проблема.

Через десять минут я отметил в каталоге понравившиеся мне модели одежды, белья и обуви, прибавил к ним дорожную сумку и косметический несессер со всем необходимым, попросил доставить все в номер через час, к восьми тридцати.

Я начинающий шпион, поэтому искренне верю в то, что после вчерашних гостей все сказанное, а возможно и сделанное, в этом номере, станет известно моему новому товарищу. Ну, а вы бы на его месте не поставили бы камеры, или микрофоны, в номер к новому знакомому, который зачем-то спас вашего сына? Значит играем спектакль «Будничный день миллиардера-бизнесмена».

Я звоню Золотухину и, не дожидаясь окончания его стенаний по поводу отсутствия прямых перелетов кроме как в эконом классе, снимаю задачу по организации доставки меня из Стамбула в Краснодар и прошу забронировать мне номер в гостинице «Мрия», в Ялте. Кладу свой «Блекбери» на столик, беру английский телефон от неизвестного китайского производителя и пишу два текстовых сообщения, на английском в Лондон и на русском в Москву.

Сегодня у меня намечаются очередные, самые важные в моей жизни переговоры. Ну а раз так, пойду посплю, не факт, что в ближайшее время мне удастся побыть в тишине.

Ровно через час после передачи каталогов с отмеченными позициями, в номер вежливо стучат, дверь открывается и, матово дребезжа резиновыми колесиками, в номер вкатывают два рейла, вешалки для одежды метра по полтора каждая, на обеих с дюжину плечиков укрытых целлофаном. Следом едет тележка с обувными коробками и множеством коробочек поменьше, вероятно с бельем, носками, косметикой и так далее и тому подобное. В большой гостиной моего люкса становится тесно от говорливых продавцов (исключительно мужчины) и горничных, молча накрывающих низенький кофейный столик. Причем, помимо нескольких чаш с горячим песком, из которых торчат горлышки медных джезве, на этот же столик устанавливается укутанная, словно шарфом, черная бутылка шампанского с золотой главной этикеткой в виде рыцарского щита и один единственный бокал. Вероятно, сейчас мне предстоит быть зрителем спектакля «продаем лучшее себе в убыток». Ну и покупателем, разумеется.

Ровно в девять я стоял у стойки регистрации и слушал, хоть и ожидаемые, но от этого не менее приятные слова портье о том, что все расходы на мой номер предоплачены и все, что остается сделать служителю – пожелать мне счастливого пути и попросить всегда останавливаться только в их отеле. По совершенно искренним улыбкам портье и консьержа я понимаю, что не маленький процент от того состояния, которое я заплатил за одежду, перешел к ним в качестве комиссионных.

Подхватываю небольшую кожаную дорожную сумку и иду вслед за водителем в форменной фуражке, который только что обратился ко мне, сам того не подозревая, повторив слова лондонского таможенника, услышанные мною несколькими днями ранее: «Mister Romanof? Follow me please».

Через тридцать минут мы подъезжаем к набережной между мостами Галата и Ататюрка, с восточной стороны Золотого Рога. Минуем несколько шлагбаумов, причем, судя по всему, машина местная, охранники поднимают стрелу шлагбаумов уже при нашем приближении, не дожидаясь даже полной остановки, не то, что проверки документов. Мы въезжаем на территорию какой-то марины, за невысокими зелеными кустами виднеется не частый лес яхтенных мачт, минуем парковку автомобилей и выезжаем прямо на пирс.

Вероятно, это более глубоководный причал, потому что тут припарковано всего два судна и оба имеют несколько не тот вид, который приходит мне на ум при слове «яхта». Возможно, виной моих стереотипов является детство, школьные каникулы у бабушки в Геленджике и катание с местными друзьями на одноместных «Лучах».

Был у меня еще и мальтийский опыт. Однажды работа забросила меня и моего развивальщика, Семена Панова, в Валетту. В середине августа, в сорока градусном каменном городе оставаться жить было совершенно невозможно, поэтому я арендовал пятиместную яхту, с капитаном-черногорцем и итальянцем коком. Вот мы и проводили первую половину дня в душных переговорах с медлительными южными европейцами, а после обеда отправлялись кружить вдоль фортов северо-западного побережья, уворачиваясь от океанских лайнеров и военных катеров. В обоих случаях яхта обладала одной, главной на мой взгляд, отличительной характеристикой – мачтой с парусом.