Текст книги "Писатель"

Глава 16

Дракой это было назвать трудно. Толик и Андрей сцепились и тянули каждый в свою сторону, тяжело дыша.

Ольга взвизгнула.

– Э, давайте без этого! – сказал Леха и сделал движение вперед – как бы показал, что хочет их разнять. Рыжий Юра его остановил.

– Пусть пацаны сами разберутся, – веско сказал он.

Но драка как-то не заладилась. Ни Толик, ни Андрей ненависти друг к другу не испытывали и дрались, как бы отбывая повинность. Это было видно.

– Да врежь ты ему уже! – сердито крикнула Оксана. Андрей оттолкнул Толика, и в этот момент тот ударил его снизу в лицо. Андрей закрыл лицо руками и отошел к стене. Толик в растерянности остановился, оглянулся на Оксану.

– Чего, довольна? – спросил он. – Этого хотела?

– Пошел ты, – сказала она, – видеть тебя не хочу.

– Знаешь что? – взорвался он. – Пошла ты сама! Не звони мне больше.

Взял со стола бутылку с остатками водки и вышел.

Оксана подбежала к двери и, встав в проеме, закричала ему вслед:

– Сам ты пошел! Урод.

Толик вернулся. Через дверной проем в неровном свете свечей было видно, как он с размаху ударил Оксану по лицу – не открытой ладонью, а кулаком. Оксана стояла, смотрела на него и вдруг захохотала.

– Урод! – сказала она. – Показал себя по всей красе. Иди, гуляй.

Толик ушел.

– Вечер перестал быть томным, – сказал Юра.

На этом вечеринка закончилась. Оксане приложили к скуле бутылку с пивом – чтобы не было синяка. Юра предложил было сходить и купить еще водки, но Ольга дернула его и что-то зашипела ему на ухо – видимо, у нее были свои планы и на Юру, и на этот вечер. А Леха вдруг вспомнил, что завтра ему на работу.

– В общем, мы договорились, – сказал он Андрею, изо всех сил стараясь не встретиться с ним взглядом, – завтра приходи часикам к двенадцати.

– Куда?

– Как куда? В контору. Мы же договорились. Я поговорю с шефом.

– Ты его в редакцию хочешь устроить? – спросила Оксана.

– Ну да, – неожиданно смутился Леха.

– Ладно, вы идите, я тут приберу, – сказала она и взяла Андрея за руку, – а ты останься, поможешь мне.

Леха и Ольга двинулись к выходу, подталкивая упирающегося Юру. Выходя, Юра оглянулся и успел увидеть, как Оксана положила Андрею руку на плечо, а потом Ольга дернула его за руку и увела из комнаты.

Андрей и Оксана быстро разделись и упали на скрипучий диван. Они занимались любовью несколько часов подряд, время от времени делая короткие перерывы. Но даже во время перерывов они не разжимали объятий.

– Я тебе нравлюсь? – спрашивала Оксана.

– Нормально.

– Ты что, идиот? Кто так отвечает девушке?

– А как нужно отвечать?

– Что я любовь всей твоей жизни.

– Ты любовь всей моей жизни.

– Врешь.

– Говорю то, что ты хочешь услышать.

– У тебя было много девушек?

– Не очень.

– Ты девственник?

– Нет. Я женат. У меня есть дочка.

– Может быть, это не твоя дочка.

– А чья?

– Не знаю, может, твоя жена завела любовника.

– Глупости.

– Поцелуй меня.

Он целовал ее, и все начиналось снова до тех пор, пока не рассвело. Солнце вставало над городом. Оксана вышла на балкон и встала там – голая, прекрасная, раскинув руки.

– Здравствуй, древняя столица! – закричала она. – Хватит дрыхнуть, проснись и посмотри в глаза своему будущему!

И вдруг она пошатнулась и схватилась рукой за дверной косяк. Обернулась и посмотрела на Андрея. Она выглядела испуганной.

– С тобой все в порядке? – спросил он.

– Нет, – сказала она, покачав головой, – со мной очень все не в порядке.

– Иди сюда, – сказал он.

Оксана вернулась в комнату и начала собирать свою одежду, разбросанную по всей комнате, и одеваться.

– Уходишь?

– Я замерзла.

Он лежал и смотрел на нее.

– А мне жарко.

– Потому что ты дебил.

– Нормальная заявка.

– Вы все дебилы. Все мужики.

– А, ну все понятно. – Андрей прикрыл глаза. И вдруг почувствовал, что Оксана пинает его по ноге. Он отдернул ногу.

– Ты чего?

Она нависала над ним, держа в руках джинсы.

– Чего тебе понятно?

– Ничего.

– Вот и молчи.

– Я и молчу.

Точно, шизанутая. Оксана быстро оделась, потом сняла с руки фенечку и протянула ее Андрею.

– Носи не снимая.

– Зачем?

– Значит, надо. Обещаешь?

– Хорошо.

Андрей взял фенечку, покрутил ее в руке.

– Надень прямо сейчас.

Андрей надел фенечку на левую руку.

– Все, я пошла. Удачно тебе устроиться на работу.

И Оксана ушла.

Глава 17

Когда Павел Пшеницын перебрался из Шиченги в Волоковец, первое время он жил в общаге льнокомбината. Но там было, скажем прямо, не слишком феншуйно. Мужской туалет один на три этажа, по вечерам трудяги сидели в коридорах на корточках и, за неимением денег на спиртные напитки, употребляли всякую спиртосодержащую дрянь от стеклоочистителей до лосьонов и дезодорантов. Употребив, они становились дурные и лезли драться. То, что Павел когда-то работал в милиции, почему-то быстро стало известно и популярности ему не прибавляло.

Последние полгода Павел снимал однокомнатную квартиру на улице Рабочей. Это был двухэтажный барак, построенный в конце шестидесятых годов. Видимо, мебель в квартире была приобретена тогда же и осталась с тех времен. Лендлорд, которого Павел нашел по объявлению в «Севере», был всклокоченный тощий мужичок лет сорока. Звали его Боцман, но не потому, что он служил во флоте, а потому, что Борис. Он сообщил Павлу, что недавно нашел в микрорайоне Бывалово любовь всей его жизни и собирается переселиться к ней. А квартиру будет сдавать «для получения дополнительного дохода». С тех пор он регулярно появлялся каждое пятое число, забирал свои деньги и исчезал. Павла он оценивал как человека положительного, хотя и «не светского», потому что Павел по вечерам не выходил пить с мужиками пиво на скамеечку перед домом. Квартира Павла вполне устраивала, поскольку семьей он пока обзаводиться не собирался. А для перекантоваться – самое то. Вообще, Павел подумывал о том, чтобы поступить в институт и получить высшее юридическое образование. А лучше финансовое. Однако вступительный экзамен по английскому языку высился непреодолимым барьером. Со школьных времен дальше «ху из эн дьюти тудей» Павел не продвинулся. Хотя даже учебник купил в «Букинисте». Эккерзли, первый том. Он решил, что для поступления в институт ему хватит первого тома.

После покушения Павел вернулся домой поздно. Уже за полночь. Когда подходил к дому – увидел, что на первом этаже, в его квартире, горит свет. Странно. Боцман никогда себе такого не позволял. Запасной ключ у него был, но он всегда приходил, когда Павел был дома, и всегда стучался.

Дверь в квартиру была приоткрыта. Павел вошел в прихожую и увидел полоску света, пробивающуюся из-за двери на кухню, и услышал голоса. Подошел к двери, прислушался.

– Это не те пельмени, что были раньше. Вот в наше время делали пельмени – так это пельмени. Размером с кулак, твердые, крепкие, нажористые. А это просто слякоть какая-то.

Павел открыл дверь. За столом сидел Боцман и какая-то баба. И оба они ели пельмени из небольшого тазика. Пельмени, очевидно, были взяты из морозилки. Его, Павла Пшеницына, пельмени.

– Вы чего, офигели? – спросил Павел.

Баба подняла на Павла мутные глаза.

– Это что за хрен? – спросила она.

– О, Павлик пришел! – весело сказал Боцман. – Присаживайся, поешь с нами. Тут еще осталось. Правда пельмени – не такие, как раньше. Вот раньше были…

Павел схватил Боцмана за шкварник и выдернул его из-за стола. Тазик опрокинулся, и пельмени разлетелись по всей кухне.

– Хулиган! – взвизгнула баба. – Щас милицию позову.

– Я сам милиционер, – сказал Павел и потащил Боцмана к двери. Тот не сопротивлялся, стараясь быстро-быстро перебирать ногами, чтобы не упасть.

– Павлик, я все объясню, – бормотал он, – у меня тут ситуация, эта баба из Бывалова…

– Мне по хрену на твои проблемы, понял? – сказал Павел. – У нас с тобой договор официальный на сдачу квартиры. Квартира оплачена до пятого числа. Ты проник в чужое жилище.

– Как это в чужое? Это моя квартира! Ты что, черный риелтор? Я в суд подам, – завозился Боцман, делая слабые попытки вырваться.

– Подавай, – сказал Павел, – я тебя посажу, придурок, понял? За проникновение со взломом.

– Какой взлом? У меня ключ есть, это моя квартира! – запричитал Боцман.

– Твоя-твоя, – успокоил его Павел, – а вот пельмени мои. У тебя приводы есть, судимости? Будут!

И Боцман сник. Павел вытолкал его в коридор.

– Чтобы раньше пятого я тебя здесь не видел.

И закрыл дверь. Боцман тут же заскребся в дверь.

– Эй, Лушку-то выпусти.

– Ах, блин, я про нее забыл совсем.

Павел вернулся на кухню и увидел открытое окно на улицу. Подруга Боцмана сочла за лучшее ретироваться через окно. Благо первый этаж, невысоко.

Павел закрыл окно, с отвращением посмотрел на разбросанные по полу пельмени.

– Завтра уберусь, – пообещал он, – сегодня сил нет.

Он вошел в комнату, рухнул на кровать прямо в одежде и заснул.

Однако поспать ему так и не удалось. Около двух часов он проснулся от ощущения, что в комнате кто-то есть. Открыл глаза и увидел, что в кресле рядом с кроватью сидит Боцман. Павел не сразу понял, что это не сон и в кресле сидит самый настоящий Боцман.

– Боцман, я тебя предупредил, – сказал Павел, – раньше пятого числа тебе здесь делать нечего. У нас договор, квартира оплачена.

– Павлик, извини, – жалобным голосом сказал Боцман, – извини, что так с пельменями получилось. Я тебе деньги верну.

– Какие деньги? – не понял Павел.

– За остаток месяца. Она меня выгнала.

– Кто она?

– Эта коза из Бывалова.

– Не моя печаль.

– Павел, так нельзя. Это же моя квартира!

Павел вздохнул.

– Заманал ты меня. У меня был трудный день. Я спать хочу. Иди на кухню, составь стулья и там спи. А здесь не маячь. Утром я уйду, и твоя прекрасная квартира останется тебе.

Боцман встал, покачнулся – запахло перегаром. Он был вдупель пьян. И ушел на кухню. Он долго-долго там что-то бормотал, а потом с кухни вдруг пошел сильный запах, который ни с чем нельзя спутать.

Павел вскочил, вышел на кухню, включил свет и увидел, что Боцман сидит на корточках у стены, спустив штаны. В руках он держал страницу, вырванную из самоучителя Эккерзли по английскому языку, которую, очевидно, собирался использовать вовсе не для изучения неправильных глаголов.

Павел выключил свет и вышел в комнату. Оделся, собрал в спортивную сумку свои вещи и вышел из квартиры, которая постепенно заполнялась запахом общественного туалета.

Проходя мимо открытой форточки, Павел вспомнил о ключе, достал его из кармана и забросил в окно.

Железняк тоже провел эту ночь без сна. Лежал на диване в своем кабинете и смотрел в потолок, снова и снова прокручивая в голове детали схемы, которую ему предстоит провернуть.

Приоткрылась дверь. Заглянула Татьяна. На ней была белая спортивная футболка.

– Александр Викторович, вам ничего не нужно?

– Все в порядке, Татьяна. Спасибо.

Татьяна прикрыла дверь.

Зачем приходила, чего хотела? У Железняка мелькнула было какая-то игривая мысль по поводу Татьяны, но он поморщился и отогнал эту мысль. Не время. Нужно сосредоточиться.

Глава 18

В Волоковец пришла жара. Асфальт плавился под ногами, прохожих обдавало жаром от проезжавших машин, а тень не приносила облегчения. Пока Андрей дошел от дома до редакции, он весь взмок.

Когда он проходил мимо универмага, навстречу ему попался мокрый от пота мужчина, который держал в руке мобильный телефон.

– Если будут проблемы, сразу звони мне. На мобильный звони! – кричал мужчина в трубку так, чтобы было слышно на всю площадь. И постоянно крутил головой, ловя взгляды прохожих.

Андрей прошел мимо фотомастерской и поднялся на второй этаж. Заглянул в приемную.

Галя что-то быстро печатала на компьютере.

– Галя, привет. Шеф у себя?

– Ой, Андрей, привет, – сказала она, не прекращая печатать, – он на верстке.

– Спасибо.

Андрей помедлил секунду перед железной дверью. На двери висел распечатанный на принтере постер фильма «Матрица», в котором верстальщики вместо Нео и Морфеуса вставили головы Лехи и Новикова. Потом открыл дверь и вошел на верстку. Журналистам сюда вход был строго воспрещен. Здесь делалась газета. Здесь по ночам сидела группа выпуска и колдовала над номером. Здесь безжалостно сокращались написанные кровью сердца тексты, здесь придумывались заголовки и подбирались иллюстрации. Здесь всегда было накурено, табачный дым намертво въелся в стены.

У окна стояли составленные в ряд два стола с компьютерами для верстки. За одним из них сидел Новиков и играл в «лайнс» – тупейшую игру в цветные шарики.

– Здравствуйте! – сказал Андрей. Новиков покосился на него и продолжал играть.

– Присаживайся, писатель, – сказал он недоброжелательно, – говорят, не заладилась у тебя писательская карьера.

– Да, не заладилась, – согласился Андрей.

– Что, не пишется или не печатают?

– И то и другое.

– Бывает.

Помолчали.

– Ну и на каких фронтах дальше собираешься кровь проливать?

Андрей пожал плечами. Ведь знает Новиков, зачем он пришел, но почему-то нужно ему покуражиться, нужно, чтобы он вслух признал его правоту, попросил прощения и попросился обратно. А что, если после этого он его не возьмет?

– Пока не решил, – сказал Андрей, – хочу вернуться в газету.

– Думаешь, в газете так тебя и ждут? – усмехнулся Новиков.

– Если не ждут у вас, пойду дальше. В городе двадцать шесть еженедельных изданий, шесть радиостанций и два телеканала. Где-нибудь да найдется местечко для писателя-расстриги.

Новиков посмотрел на него с интересом.

– Молодец, – похвалил он, – правильно мыслишь.

Он свернул игру и встал.

– Пойдем в кабинет, поговорим.

Новиков запер верстку и отдал ключи Гале в приемной.

– Ребята с обеда придут, отдашь им, – сказал он, и они с Андреем вошли в кабинет.

Здесь ничего не изменилось за два года. Та же гора газет и материалов на столе. Тот же областной суд за окном.

Сели. Закурили.

– Ситуация сложная, – сказал Новиков, – тираж падает, и непонятно почему. Вроде бы все делаем, как раньше, а не хотят люди газету покупать.

– Конкуренция обострилась.

– Ты про эту «клюкву»? Брось, – поморщился Новиков.

«Клюква» – это была новая газета, которую издавали какие-то мутные ребята из Заречья. У них не было ни одного журналиста в штате. Они просто брали ножницы и выстригали статьи из московских желтых газет. На обложке печатали фотографии звезд, а внутри – сканворд, телепрограмма и дайджест новостей светской жизни. И еще огородные, кулинарные и медицинские советы. Тираж «Клюквы» рос с каждым днем, а «Севера» – падал.

– Это не журналистика, – сказал Новиков.

– Люди этого не знают, – заметил Андрей, – они хотят читать про звезд, а вы им – про экономику и политику.

– Может быть, ты и прав. Стар я стал. Пора на пенсию. Кто знает, может, через десять лет придумают что-нибудь, что вообще заменит все газеты.

– Уже придумали, называется Интернет.

– Да ну, там же только электронная почта и порносайты.

– Не только.

– Что же делать, Андрей? Как сохранить газету?

– Хотите совет?

– Давай.

– У вас есть здание в центре города. Закройте газету, увольте всех журналистов и верстку, а здание сдайте в аренду.

– Хороший совет, – согласился Новиков, – чертовски хороший совет. Так бы я и поступил, если бы был такой же, как вы, молодые. Но я не такой. Меня не так учили. Буду биться до последнего патрона.

Андрей встал.

– Ладно, пойду я.

– Сядь, – сказал Новиков, – мы не закончили.

– Я ведь вижу, что я вам не нравлюсь. И никогда не нравился. И на работу вы меня обратно не возьмете.

– Ошибаешься, Андрюша. Ты мне всегда нравился. Неугомонная душа. Все-то время ты что-то ищешь и никогда не находишь. Прямо как я. Мы с тобой оба – вечные проигравшие.

– Я не согласен.

– Я думаю, на самом деле ты согласен.

– Нет. – Андрей покачал головой.

– Тебе работа нужна?

– В вашей газете – нет.

Новиков усмехнулся.

– Не хочешь идти ко дну вместе с «Титаником»? Очень хорошо тебя понимаю. А если моим замом?

– Что?

– Моим заместителем пойдешь?

Андрей посмотрел на Новикова. Он не шутил.

– Разделим обязанности. Ты будешь командовать журналистами, а я оставлю за собой верстку. Твоя задача – держать руку на пульсе. Раздавать задания. А то эта банда окончательно распоясалась. Чувствуют, что мы идем ко дну, и относятся к редакции, как мародеры к захваченному городу. Тащат все, что можно. Даже туалетную бумагу.

– Хорошо. Я согласен, – сказал Андрей, кажется, даже раньше, чем принял решение.

– Отлично, – Новиков встал и пожал Андрею руку, – мы еще повоюем, да, Андрей?

– Да, – сказал Андрей, вдруг ясно почувствовав, что только что совершил серьезную ошибку, которая будет ему дорого стоить.

Новиков открыл дверь и крикнул в приемную:

– Галя, оформи этого парня к нам на работу.

– Кем? – ничуть не удивилась Галя.

– Моим заместителем.

Галя кивнула и, продолжая печатать одной рукой, второй достала из стола лист бумаги и подала Андрею:

– Пиши заявление.

Через минуту Андрей вышел из приемной. Подошел к двери кабинета верстки. И вдруг остановился, впившись глазом в плакат на двери. Только сейчас он заметил, чья голова прилеплена вместо головы Тринити. Андрей испуганно оглянулся и сорвал плакат с двери.

Глава 19

У Лупоглазого была цель, и для того, чтобы достичь этой цели, ему нужно было время. Много времени.

Он был очень осторожен и умел ждать. Из Волоковца он отправился в Москву, где провел две недели, пока не уладил все свои дела.

Промозглым октябрьским вечером он сел на поезд в Санкт-Петербург. Вагон был полупустой. Вместе с Лупоглазым в купе ехал лишь один командированный, который быстро выпил бутылку «Балтики» и захрапел на нижней полке. Лупоглазый лежал на своей полке и смотрел в потолок.

Ночью поезд остановился на станции Чурово. Лупоглазый вышел из вагона и прошел к выходу. Дверь в купе проводников была открыта.

– Стоим три минуты, – сказал проводник.

– Успею, – ответил Лупоглазый и вышел из вагона. Оказавшись на перроне, он оглянулся.

Желтое, наполовину освещенное здание вокзала. Вдали на перроне скучал дежурный. Из первого вагона выгрузилась семейная пара. Мужчина держал в руках сумку-тележку, а женщина ругала его на чем свет стоит:

– Вот всегда с тобой так! Никогда больше с тобой никуда не поеду! Вечно с тобой какие-то проблемы. Надоел ты мне хуже горькой редьки.

Продолжая ругаться, пара медленно удалялась в сторону вокзала.

Лупоглазый развернулся и пошел в противоположную сторону.

Он прошел через весь поселок и присел на крыльце магазина, под навесом. Лупоглазый прикрыл глаза и прислушался. Кажется, он слышал каждый звук в поселке. Он слышал, как хнычут дети во сне, как тяжело дышат пьяницы, как стонут во сне от нереализованных желаний молодые девицы и храпят старики.

Слушая, Лупоглазый постепенно понимал, чем живет поселок. Он разом увидел все скрытые взаимоотношения, все тайные конфликты и подводные течения. Он мгновенно сопоставил покосившиеся заборы и богатые особняки и понял, как устроена политика и экономика поселка. Он сразу оценил роль цыган, которые торговали наркотиками, и место властей, которые их прикрывали. Он сразу просчитал все возможности, которые ему здесь открывались, и взвесил все опасности, которые здесь ему угрожали. Он сразу понял, что этот поселок – белое пятно на всех картах. Никто и никогда не узнает, что он здесь. А если и узнают – забрать его отсюда без шума и пыли не получится. У местных барыг припрятано на чердаках и зарыто в огородах столько стволов, что хватит не на одну торжественную встречу.

Лупоглазый встретил рассвет, сидя на крыльце магазина, а когда рассвело, встал, подошел к импровизированной доске объявлений на стене магазина, сорвал объявление о продаже дома и отправился по указанному адресу.

Он купил дом, не торгуясь, у бывшего афганца, который давно уже собирался переехать к родственникам в Белгород. Рассчитался наличными, которые достал из внутреннего кармана пиджака. Афганец ушел, а Лупоглазый снял пиджак, закатал рукава и начал приводить дом в порядок.

Нужно было выбросить из дома пустые бутылки, вымести окурки, выбросить истлевшее тряпье и остатки еды.

Так прошел день, а вечером Лупоглазый пошел в магазин. Когда он вернулся, у дома его ждали два молодых парня. Они преградили ему дорогу.

– Говорят, у тебя денег до фига, – сказал один из них.

– Поделись с нами, – сказал второй.

Лупоглазый посмотрел сначала на одного, потом на второго.

– Это вам хозяин дома сказал?

– Да, дядя Слава. Он мужик честный, врать не будет.

– Значит, он знает, что вы пошли ко мне? – уточнил Лупоглазый.

– С дядей Славой сегодня случился несчастный случай.

Лупоглазый кивнул.

– Идемте в дом, – сказал он и прошел мимо них.

Парни пожали плечами и пошли за ним.

Ночью Лупоглазый вышел с лопатой во двор, вырыл большую яму и закопал два тела. Пропавших парней никто и никогда не искал.

Россия – отличное место для того, чтобы затеряться.

На следующий день Лупоглазый приступил к осуществлению своего плана. С этого дня он просыпался по расписанию, в шесть утра. Делал зарядку, завтракал. Затем читал книги, взятые в местной библиотеке (кажется, он был в ней единственным посетителем). Он читал все подряд, просто брал книги с полок одну за другой в алфавитном порядке. Он подписался на две областные газеты, купил телевизор и каждый вечер смотрел новости. Перед обедом он гулял. Он выходил из дома и шел вокруг поселка. Прогулка занимала около двух часов. Каждый день он делал тридцать тысяч шагов, что составляло около семнадцати километров.

Продукты Лупоглазый покупал в магазине, всегда одно и то же – рис, гречка, суп в пакетах. Иногда фрукты. Никогда – спиртное или чай. Пил он родниковую воду, которую набирал в пластиковую бутылку. Он пил ровно два литра воды в день.

Когда в поселке открыли церковь, он стал ходить на все службы. Стоял всегда в одном месте – у стены, в тени.

Лупоглазый подчинил свой ежедневный распорядок одной-единственной задаче – сохранению тела в нерушимом состоянии. Он как бы погрузился в сон наяву. Лупоглазый забальзамировал, законсервировал свою жизнь, убрав из нее все возможные потрясения и сильные эмоции, наполнив ее простыми и предсказуемыми событиями.

Он собирался прожить так пятнадцать лет, после чего приступить к следующему этапу плана.

Однако плану его не суждено было осуществиться. И удар был нанесен с той стороны, откуда он меньше всего мог его ожидать.