Текст книги "Русский сценарий для Голливуда. Библиотека приключений. Том 1"

5

Настя встала из-за парты с крышкой, словно карта мира, испещренной всевозможными линиями. Те, что пожирней, вероятно, обозначали крупные реки. Потоньше, замкнутые, образовывали фигуры… Заштрихованные изнутри, они походили на материки… Еле видимые кривые – дороги или ручейки.

– Я не успела все записать на лекции, Николай Николаевич!

– Неужели?

– Угу!

Не таким, уж, он был наивным простаком, чтобы, заметив легкий румянец на щеках девушки, поверить ей на слово. Впрочем, Юрский не сердился. Скорее наоборот. Столь повышенный интерес к собственной персоне ему даже немного льстил. «Что, скажите на милость, во мне такого необычного, что я им всем так нравлюсь?» – подумал Николай.

– А почему золото не может быть эквивалентом денежной массе нашего государства? – спросила она, уже выходя из класса, и как-то особенно пристально посмотрела на Юрского.

– Потому что золото – не пшено намолото! А денег куры не клюют! – изобразив крайне серьезную мину на лице, ответил Николай.

6

Елкин, ты мне всю дрындурму обдундориваешь! – орал вышестоящий чиновник по телефону на доктора наук, возглавлявшего группу изыскателей. – Я тебе зарплату наполовину срежу и премии не дам, если через месяц весь твой абстракционизм не будет у меня на столе!

– За месяц я не успею, Александр Павлович! Лучше увольте из группы!

– Я тебе уволю! Два месяца и – точка!..

Иван Андреевич Елкин был новым руководителем научного отдела «Института геологии». Его сотрудники прогнозировали местонахождение минералов. Направляли на местность разведывательные партии для подтверждения прогнозов. Рисовали карты с точным указанием будущих рудников. Учитывали их рельефные особенности и объем залежей. Собственно, Елкин заново переделывал работу его предшественника, который, неизвестно на чем основываясь, подал наверх пакет документов, содержавших неточную информацию, касавшуюся чрезвычайно богатых золотых копей. При проверке выяснилось, что они значились только на бумаге. Запасы же минерала на месторождении, ближайшем к тому, что указывалось на карте, были весьма ограничены. «Интересно, тогда, с какого потолка взялась характеристика лжересурсов11
  Лжересурсы – не существующие ресурсы. Прим. автора.


[Закрыть]?» – думал, гадал Елкин. Ведь, по фиктивным документам в свое время была сделана проектировка добычи, выделены под нее финансы. И все – по шаблону. По роду службы Иван Андреевич не однажды наведывался в высокие инстанции. Поэтому знал, что там чересчур себя работой не загружали. Денег-то, все равно, на-кась, посчитай! Поэтому производственные акты и сметы с прежних разработок переписывались набело. Также поступили и на сей раз. Подтянули к месторождению, которое того не стоило, всевозможную технику, завербовали людей и на тебе – облом! Ищут, перемалывают руду. А толку – на грош или два! Елкин, наученный горьким опытом предшественника, которого засудили бы да – недосуг, понапрасну не гоношился. Во всем обстоятельный и дотошный, он редко вынимал руки из карманов. Они почему-то уставали на весу, и, к тому же, почти всегда непроизвольно тянулись, чтобы почесать непотребное место. Случалось, что, забываясь, Елкин проделывал это при посторонних, чем приводил их, в своего рода, замешательство. Нижнюю губу Иван Андреевич всегда немного выпячивал книзу, напуская на себя чересчур важный, слегка пренебрежительный вид.

О предшественнике Елкина рассказывали, что кандидат в доктора наук Артемьев Игорь Игоревич очень любил науку, но от скромности никогда бы не умер: все время хвастал, что кроме него во всем институте никто по-настоящему в геологии ни черта не петрил. И – что, в итоге? Ни списка участников геологической партии после себя не оставил, ни поисковой документации – ничего, кроме карт. Карты – верные, отлично выполненные, местность – вся, как на ладони. Но полезные ископаемые по ним все равно, что иголку в стоге сена искать! Что, если Артемьев ошибся в масштабировании?.. Ворожи теперь на кофейной гуще!

В институтском отделе кадров Иван Андреевич выяснил адрес Артемьева. Города, в который Елкин никогда не командировался прежде, он не знал совсем. Разлучив с семьей, друзьями и просто знакомыми, его срочно десантировали на «вражескую» территорию. Ученый взял «Такси» и через полчаса уже входил в дом, где проживал Артемьев.

Это было пятиэтажное здание, постройка старого типа с большими окнами, просторными лестничными площадками, высокими потолками. Словно оберегая от пыльного и шумного квартала, его окружали огромные тенистые тополя и клены. После уличной жары прохладный полумрак подъезда подействовал на Елкина освежающе. Но запах плесени портил все удовольствие. Очутившись напротив нужной двери, он большим пальцем правой руки надавил на кнопку звонка. Но тот не сработал. Тогда он постучался. Но ему никто не ответил. Уже достаточно освоившись с полумраком, ученый пригляделся повнимательней и вдруг, к удивлению своему, обнаружил, что входная дверь была слегка приоткрыта. Чтобы не выглядеть этаким нахалом, ворвавшимся в чужую квартиру без приглашения, на случай, если хозяева окажутся дома, он еще раз выбил по ней ритмичную дробь какой-то незатейливой мелодии и вошел во внутрь жилища. Но, как ни странно, там никого не оказалось!.. Более того, мебель отсутствовала тоже!.. «Если бы Артемьев переехал, то любознательные жильцы, уже сообщили бы ему об этом», – решил Елкин. Но в квартирах на той же лестничной площадке, этажом выше и ниже, будто все вымерли.

Елкин уже пересекал двор странного дома, когда неожиданно на него налетел какой-то шустрый мальчуган. Ткнувшись лбом в упругий живот Ивана Андреевича, точно волан от ракетки, он отскочил от него метра на два к цветочной клумбе. Ученый был человеком жалостливым. Испугавшись, что мог причинить мальчишке увечье, он тут же поспешил к нему на помощь. Но, едва склонился над ним, пострел, заговорщически моргнув глазом, незаметно сунул ему в руку какую-то бумажку. Через секунду малый исчез в дворовых лабиринтах. Только в институте Елкин извлек из кармана брюк то, что ему так ловко всучили, прибегая к предельной осторожности и маневру.

Совершенно чистый клочок бумаги он вертел и так, и сяк. На столе, будто сиамский кот, заурчал телефакс.

– Ну, как, Иван Андреевич, немного акклиматизировались тут у нас?

Елкин отчетливо представил себе жесткие волевые складки у рта, серые щучьи глаза своего абонента. Игорь Максимович Северков возглавлял научно-исследовательский и институт, где получали знания студенты. Первый бытовал в изолированном флигеле большого здания. Второй – в основном корпусе с многочисленными аудиториями. Северков мало занимался научными исследованиями и учебным процессом, но слыл хорошим хозяйственником, организатором и администратором. Елкина он поместил в общежитие гостиничного типа для преподавателей и аспирантов ВУЗа.

– Комнатка вам понравилась?

– М-м-м, не могу пожаловаться, Игорь Максимович! Пока, не на что!

– Ну, если будет на что, то обязательно позвоните!..

За два десятка лет научного стажа Елкин усвоил первое правило: никогда не суйся к начальству с «почемучками». Человек с интеллектуальным багажом, богатым практическим опытом обязан самостоятельно проникать в суть любой проблемы – это профессиональное качество. Но чтобы проявить его в полной мере Ивану Андреевичу требовались хотя бы лабораторные анализы руды… После экспедиции в золотой рудник минул год. Ее участники разъехались. Да и что бы они растолковали ему на пальцах? Вся документация хранилась у Артемьева. Да, где же он сам?

7

Настя прохаживалась из комнаты в комнату по чисто убранным коврикам и дорожкам, скрестив руки на груди. За окном было уже темно. Почему бы ей не привыкнуть к тому, что в последнее время отец возвращался с работы поздно… Но вот щелкнул дверной замок!.. И на пороге…

– Ага! Явился – не запылился! – при виде слегка пошатывавшегося из стороны в сторону Барсукова воскликнула Настя. – А пораньше, господин капитан, вы, конечно, никак не могли приволокстись?..

Упади небо на землю, и тогда ни один мускул не дрогнул бы на лице Андрея Ивановича. Она же с напускной строгостью продолжила его отчитывать:

– Еще, наверно, на прощанье бутылочку приголубили на пару с Кудашкиным?

– Кудашкин не пьет! У него – язва. Сколько раз тебе говорить?

– Ну, не с ним, так – с этим, Гоголем-Моголем! Уж, он-то, наверняка, не отказался! Даром, что старлей, а хлещет больше любого генерала. И, к тому же, однофамилец с великим писателем!..

– Ну, и что – с того, что однофамилец? Сходства-то никакого!..

– Внешнего, это – точно!.. И книжки, ни одной, не то, что не написал, но и не прочел с тех пор, как букварь на последней странице… Закрыл!..

– Хм!.. Ты – это… Зря на человека не наговаривай! Мент он – отличный! Если б только такие, как он, в органах работали, то ни одного преступника на земле вскоре бы не осталось! Поняла?

– Поняла! – ответила Настя.

И, недоуменно разведя руками добавила, но так, чтобы отец не слышал:

– И, куда бы они, скажите на милость, делись? На луну переселились?

Пожелав родителю спокойной ночи, она тотчас улеглась на боковую.

– Только, пожалуйста, не поленись раздеться!

Не предупреждай она иногда родителя об этом, он, по ее выражению, «как солдат в окопе», так всю жизнь бы и не снимал милицейского мундира… На себя Андрей Иванович давно махнул рукой. В жизни его интересовали только две вещи: служба и благополучие дочери. В конце концов, ради нее, Насти, он и ходил на эту самую службу… Пропади она пропадом!..

8

Юрский жил вместе с матерью, Аленой Петровной, в доме на окраине города, словно поделенного на две части рекой. Зимой она перемерзала, а летом по ней ходили суда. И днем и ночью их призывные гудки хорошо были слышны жителям прибрежных районов. Те же, кто поселился на некотором удалении от реки, охотно приезжали к ней на отдых в купальный сезон. Николай и Алена Петровна были из их числа… Но из-за того, что на дорогу требовалось примерно час времени, бывали они на пляже не так часто, как им этого бы хотелось… И все же, как говорят, нет худа без добра…

Сразу за жилым кварталом, где располагался дом Юрских, начиналась тайга. Многоликие голоса лесных обитателей будили Николая по утрам и стихали к ночи. Во всем чувствовалось суровое дыханье хвойного массива. Юрский беззаветно любил родной край.

А как впечатляла летняя гроза над тайгой! Переливы света и тени, море красок… Казалось, что гром, медленно нарастая, как бомба замедленного действия, вдруг одним оглушительным ударом взрывал дом изнутри!.. Возникая из туч, вышний трезубец довершал грандиозную эпопею. Потом хлестал ливень. Его струи смывали страх. Озоруя, гроза в последний раз, словно на прощанье, высвечивала шапки могучих кедров над остальными деревьями: «Я еще вернусь! Непременно вернусь!»

Мать, учительница географии, частенько брала с собой Колю по грибы и ягоды. Ее звали Бродя по лесу, она рассказывала сыну:

– Это – лиственница. На зиму она сбрасывает хвою. Некоторые из лиственниц живут до тысячи лет…

– Мам, а давай вот на этой твое и мое имя и фамилию напишем!

Уж очень позабавила бы Колю эта затея.

– Так, сынок, мы себя не увековечим! Чтобы о тебе добрым словом вспоминали, надо сделать для людей что-нибудь полезное. А вот – клюква…

– Прошлый раз вкусный из нее кисель получился! Только мне гораздо больше грибы в сметане понравились!

Дарами природы запасались все лето. На участке земли, примерно, в десять соток, на даче, выращивали огурцы, помидоры, картофель, морковь и лук. Дача с двухэтажным домиком досталась Алене Петровне в наследство от отца, в прошлом, главного инженера местной строительной компании, который почил с миром, когда Коле исполнилось девять лет и, то и дело, примеряя перед зеркалом красный галстук, он готовился вступить в ряды пионеров.

После окончания школы Николай долго не рассусоливал. «Институт геологии» был не единственный в городе, но самый крупный и престижный благодаря тому, что край славился полезными ископаемыми. Открывались все новые и новые месторождения. В городе обитали геологи, старатели, газовые и нефтяные промысловики. Учась в институте, Николай проходил практику, совершая вылазки в тайгу вместе с опытными геологами. Маршрут уточняли заранее. В общем-то, спутниковая система прогнозирования, поиска и освоения новых месторождений природных ископаемых и современная техника все упрощали. С их помощью воспроизводились соответствующие карты… Но порой изыскатели нападали на безымянные залежи. Как, например, это случилось в самый последний раз.

Николай Юрский, студент, пятого курса и двое геологов курсировали вдоль таежной речки. На другом берегу, где-нибудь милях в десяти от них то ли скрежетали падавшие деревья, которые, предварительно надпилив, подножили лесорубы, то ли медвежий рык, донимал их каждые полчаса. В точности, когда геологи во время очередного привала дымили дешевыми сигаретками и махрой. Все бы – ничего, но в одну из остановок, пытаясь скинуть с плеч тяжеленный рюкзак, Николай не рассчитал сил и увлекаемый его тяжестью опрокинулся на спину. От удара, который пришелся ниже поясницы, боль пронзила его насквозь… Если бы не рюкзак, который значительно смягчил падение, неизвестно, чем бы все закончилось! Слегка приподнявшись, практикант извлек из-под себя то, что едва не явилось причиной серьезной травмы. Камень весил килограммов пять.

– Это ж надо! Золотоносный кварц! – хором воскликнули геологи.

Восторгу не было предела.

– По-моему такую находку стоит отметить! – сказал Дмитрич, бородатый детина, двух с лишним метров росту.

Всю дорогу, словно пушинки, он нес на себе вещмешок с палаткой и часть съестных припасов.

– Не пойму я, чему ты так радуешься?

Белокурый и синеглазый Вахитов, конечно же, и сам не особенно чему-либо огорчался. Он сказал это так, для пущей важности. Татарского в нем было всего ничего: приплюснутый с горбинкой нос да чересчур широкие скулы.

– Золото – все равно не твое! Ты – не на Клондайке.

– Да, плевать мне на этот твой, как его, Алдайк! – вспылил Красногубов. – Там – что не шманают? Или милиции и зоны нет?

– Хуже! Золота там больше нет! Было когда-то!.. – с некоторой обидой в голосе неохотно подтвердил Вахитов.

– А у нас есть!

И Красногубов кивнул на недавнюю находку, лежавшую поверх одного из рюкзаков.

– Иначе б, тебя сюда на аркане не затащить! Я прав?

– Ты-то тоже, небось, не просто так здесь оказался.

– Еще бы! – шутливо заметил гигант. – Меня жена из дому выгнала. Вот я и решил: раз на путешествие вокруг света денег нет, поброжу по тайге. Все равно, кто нашу тайгу не видел, тот и белого света не знает, хотя бы он десять раз вокруг земного шара на корабле проплыл, на поезде объехал или же на самолете облетел. То-то, братишка!

За разговором соорудили обеденный стол: поверх травы кинули видавшую виды скатерку.

Посредине нее водрузили полулитру. Вокруг расставили походные алюминиевые кружки, какие бывают только у военных да геологов. После двухдневного перехода на закуску оставался картофель «в мундире». Сухари, тушенка, рыбные и прочие консервы, сахар, сладкие карамельки – этого добра пока что с лихвой хватало. Глухо звякнули кружки. Водка размягчила извилины, и Дмитрич громко расхохотался. Тайга тотчас отозвалась ему гулким эхом.

– А я их, полулитровок-то, штук десять с собой приспособил. Тут они – на пользу. Сил придают.

– То-то, я смотрю, ты все тридцать верст за два дня отмахал – не заметил!

Вахитов мстил гиганту за недавнюю обиду. Но тот налил геологам еще по треть кружки, а себе – половину, и за глоток опорожнил посудину.

– А ты, студент, как и мы, при деньгах быть решил, потому в геологи подался?

Обычно не разговорчивый, после выпитого Дмитрич на речь не скупился.

– Если так, то не прогадал. Вот оно – все твое!

Кварцевые глыбы гряда за грядой поднимались от реки. Он снова расхохотался.

– Нет, уж, спасибо, – поблагодарил его Николай. – Мы – не на Клондайке!..

– И ты – туда же!..

Гигант посмотрел на него в упор. Заметно было, что в нем происходила внутренняя борьба: рассердиться на своих товарищей или обратить все, в очередную шутку? Но благодушие взяло верх. И Дмитрич в который раз разразился оглушительным хохотом. Юрский перевел дух. Ссориться с таким верзилой никак не входило в его планы.

– У нас есть старший группы, – напомнил он и кивнул на Вахитова.

– …который первый на тебя и донесет, куда следует, если, не дай бог, хоть одна золотая крупинка осядет в твоем кармане! Ведь, так ты подумал? – догадался Красногубов.

– Я этого не говорил! – запротестовал Юрский.

Но Вахитов, смерив с головы до пят обоих, геолога и студента, с ловкостью факира вдруг изъял из рюкзака молоток. Хорошенько обработав инструментом кусок золотоносного кварца на одной из каменных глыб, смахнул в ладонь горстку блестящих кусочков, покрупнее и помельче, и протянул товарищам. Но они отрицательно замотали головами.

– Как хотите! Я предложил вам сохранить эти образцы, до тех пор пока наша экспедиция не завершится. Когда вернемся на большую землю, они понадобятся для экспертизы. Теперь вот придется самому за вас отдуваться!

И старший группы тихонько захихикал. Снова наливая спиртное в кружки, смеялись уже все трое.

Идрис, Ид, Рис, Идри его, Ирис, Редис – как только не прозывали товарищи, друзья и знакомые человека вообще-то покладистого и во всем положительного. За пятнадцать лет непрерывного стажа он протопал таежными тропами сотни километров. Дисциплинированный и исполнительный, заслужил авторитет и доверие у начальства. И вот уже третью геологическую партию подряд Вахитова назначали старшим группы. Ему прибавили оклад. У него росло трое дочерей. Жена Роза, наконец, родила ему четвертого ребенка. Когда она забеременела, Идрис мучился сомнениями: неужели, опять – дочь?.. Но родился сын! В честь деда его окрестили Романом. Сюсюкая с младенцем, Вахитов от счастья себя не помнил.

– Вот у меня джигит растет! Наследник! В тайгу со мной ходить будет!

В подтверждение его слов малыш беспокойно туда-сюда вертел головкой, словно, не откладывая на потом, уже теперь пытался отыскать подле себя что-нибудь стоящее и, тем самым, доказать предку свою несомненную пригодность к будущей профессии.

Геологи оценили находчивость и юмор Идриса. В тайге дружба значила не меньше, чем золото. А он стал постепенно проникаться к людям, с которыми впервые отправился в разведку, и, которые еще минуту-другую назад казались ему совершенно чужими, доверием. Тем чувством, что заставляет в трудную минуту без колебаний опереться на плечо товарища, в полной уверенности: тот, в лепешку расшибется, но того, кто на него, как на себя самого, надеется, не подведет…

«Жена из дому выгнала!» – вспомнил Вахитов слова Красногубова. Как видно, у Дмитрича, такого могучего и телом, и духом, кошки-то на душе скребли – не без этого. Но жаловаться, что, как и всякому, ему порой тоже несладко приходится, он считал недостойным мужчины. «С другой стороны, какая женщина выдержит такого великана? – рядил про себя Идрис. – Чтобы его накормить, напоить, обстирать и ублажить тут, пожалуй, одной, справной бабы маловато будет!»

– Природа, мне – и мать родная, и супруга верная! – частенько признавался себе и другим Дмитрич. – Тайга же – дом родной!

9

В геологические экспедиции Виктор Дмитриевич Красногубов ферментировал беспрестанно. «Жена из дому выгнала». Да не то, чтобы выгнала. Порознь и он, и она чувствовали себя лучше, нежели, когда ютились в однокомнатной квартирке вместе с двумя детьми. Там таракану усами пошевелить было негде, а не то, чтобы целой семьей по-человечески зажить. Ей, Василисе, женщине очень маленького роста, всегда плохонько одетой, неловко было с мужем на людях показываться. Вот бы туфли на высоком каблуке справить! А – так, за спиной тут же начинали шушукаться. Подсмеивались. Однажды одного такого хохотуна Дмитрич неуклюже схватил за яблочко и слегка придушил. На пятнадцать суток за решетку угодил. Мол, мелкое хулиганство.

Как-то тарабанят в дверь. Нагло так. Открывает. На пороге ханыги стоят. Ты, говорят, Недоросток? Красногубов не сразу сметил, что его за другого, то есть, за подельника каких-то отморозков приняли. Адресок перепутали и кличут по-свойски, по-ихнему, значит. Тогда-то весь конфуз и вышел!

– Это, кто – недоросток? – осерчал Дмитрич.

– Ну, не я же! – ответил тот, кто стоял впереди других.

Владелец квартиры присмотрелся… У взвешенного бригадира грудь – колесом. На ней – золотой крест. Как на могиле.

– А, ты – что, верующий? – бычась на него исподлобья, сквозь жернова гуднул Красногубов.

Тут из-за позвоночника крестоносца со здоровенной финкой в руке, как мартышка из-за хлебного дерева, выскочил какой-то придурок. Рябое мурло его – дерг, дерг! И, не мешкая, все трое поперли на Дмитрича, чтобы оттеснить в глубь жилья. Но тот стоял на месте, как вкопанный.

– Где – наши бабки, где?!! – орал Рябой.

Жена вышла в коридор. Глядь: у одного бандита – нож! Заголосила, как ненормальная!.. Точно, ее резали! Тот зыркнул на нее так, что бедная женщина, зажав рот рукой, затрепетала всем телом. Приструнив бабу-дуру, харчки на нее – ноль внимания. Будто, это – не хозяйка дома, а неодушевленный предмет: еще одна вешалка или шкаф в прихожей. Присмирели дети, рассорившиеся, было, до слез из-за единственной жевательной карамельки. По ящику диктор цедила о буче на Балканах. Робингуды точили когти на крысу, позорившую черную масть.

– Лучше верни баксы!

С короткой стрижкой, широкоскулый, в куцых кикбогсинговых перчатках и потому торчавшими из них наружу пальцами, в спортивной майке, под которой угадывались туго налитые рельефные мышцы, бандит по прозвищу Грудь-Колесом походил на преуспевавшего в недавнем прошлом атлета. Но со спортивной карьерой, как видно, не заладилось. А, может быть, он и не мечтал о ней вовсе и потому парил бабло, не отходя от кастрюли.

– Вернуть?! – засомневался Красногубов.

В подтверждение Грудь-Колесом согласно тряхнул шарабаном. Двое других чутко стрёмили Дмитрича. Чуть, что – не так, и могло произойти непоправимое! Конечно же, бандиты загодя вооружились не только ножом.

– Ладно! – согласился гигант и отступил на шаг.

– Ты чего заднюю включил? – насторожился лиходей, которого среди своих, таких же, как он беспредельщиков, прозвали Кукиш-Мякиш.

Со впалыми щеками, изогнутым книзу, точно турецкая сабля, костистым носом и покатыми плечами, он был примерно на полголовы выше Грудь-Колесом, и все время подозрительно держал правую руку в кармане ветровки.

– А одеться?

– Ага, щас!

– Деньги тут недалече…

Бедная хозяюшка трясшимися руками пошарила в гардеробе, чтобы найти что-то из одежды для супруга.

– Витя, ты не задерживайся! – жалобно проскулила она напоследок.

Ахнув дверью, все четверо исчезли за ней.

Метя ступеньки подъезда, Красногубов сообщил бандитам, что, якобы, башли – на даче…

Иномарка заржала, как лошадь, и понесла с места в карьер. У Дмитрича, конечно же, и не то, что – дачи, даже засушенным гербарием в доме не пахло. Выехав за город, примерно минут через сорок подскребли они к какому-то строеньицу садоводческого товарищества – по крышу в земле. Вышли из машины.

– Так, это и есть твоя дача? – усмехнулся тот, чье погонялово было Рябой.

– Что? Не нравится?

– Не о том треп ведешь! – встрял в разговор Грудь-Колесом. – Смотри, я не шучу! Если денег там нет…

И бандит кивнул на избу.

– …вначале мы тебя в расход пустим, а после… Маруха22
  Маруха – женщина, девушка, подруга, любовница. Ср. уг. «Маруха» – любовница вора; устар. «мара» – ведьма, кикимора.


[Закрыть] у него – ничо! Я прав, пацаны?

– У меня, аж, слюни потекли, когда ее увидел! – подтвердил Рябой. – С собой ее на нашу хату заберем! Готовить нам хавчик будет… Ну, и…

После этих слов Дмитрич едва удержался, от неистребимого желания, схватив отморозка за шкирняк, тут же переломить ему хребет о колено.

– Размечтались!..

– Ну, ладно! Хорош языком чесать! Пошли в дом!…

Скомандовал бывший спортсмен.

– Ага, щас! Уже бегу и спотыкаюсь!..

Вместо того, чтобы сделать так, как сказал Грудь-Колесом, Красногубов вдруг – в поклон: «сопли» подтянуть. Ботинок, как челнок… Шнурки, как канаты для висячего моста… Пока бандюки кумечили33
  Кумечили – соображали. Прим. автора.


[Закрыть], в чем прикол, он – цап за порог иномарки! Никто толком ничего понять не успел!.. И поддомкратил так, что та в одну секунду со скрежетом опрокинулась на бок. У бандюг – глаза, как улитки!.. Повыползли из раковин и – по-пластунски вперегонки! Дар речи иссяк! Дмитрич небрежно поплевал на пятерни, в каждую из которых аккурат по спелому арбузу бы уместилось. Похлопал друг о дружку, чтобы стряхнуть прилипшую грязь. В довершение так лягнул каблуком в днище, что резвая импортная кобылка грохнулась «копытами» вверх. Нате, мол, не хочу! Крышу примяло. Стекла – дзинь, трынь!..

– Ах, ты!…

Угрожая ножичком, Рябой кинулся, было, на геолога, но, не рассчитав шаг, спотыкнулся о ближайшую кочку. Воспользовавшись моментом, Красногубов схватил бандита за чупрын и слегка приподнял над землей. Тот, аж, взвыл от боли. Вырвав у него нож, приставил к горлу.

Кукиш, не долго думая, вынул из кармана ствол и нацелил его на Дмитрича…

– Опусти, придурок! – приказал Грудь-Колесом.

Слыша дикий ор бултыхавшегося, как кое-что в проруби, и беспомощно брыкавшего в воздухе ногами кореша, бандит неохотно повиновался.

– Нет!.. Так не пойдет!.. – сказал геолог, когда стопы Рябого снова коснулись земли.

Дмитрич плотнее приставил лезвие ножа к горлу своей жертвы.

– Пушку отдай мне!

Грудь-Колесом, немного поразмыслив, толкнул локтем Кукиша в бок.

– Выполняй, что он говорит! Козырь теперь тебе, все равно, без надобности!

Взвесив на руке, подельник вчерашнего спортсмена швырнул пистолет к ногам геолога. Наклонившись, тот поднял его.

– Вот так-то будет лучше!

Не успели бандиты в себя придти после всего случившегося, как Красногубов, вовсю размахивая руками, был уже метрах в двадцати от них. До того резвый шаг наладил, что, аж, пар у него со спины пошел. Кукиш – ему вдогонку:

– Эй, Недоросток, а еще разок кувыркнуть тачку – слабо?!

Но Дмитрич лоб с затылком не путал. Хоть тресни, а в гости к себе он тоже их не звал…