Текст книги "Прошка Лебеда и жезл некроманта"

Прошка посмотрел на мерно нарезающих круги в воде дохлых мух и решил, что пить больше не хочет.

Перед сном он долго шуршал сеном, переваливаясь с одного бока на другой. Евкарпий привычный к такой лежанке громко храпел, раскрыв свою украшенную желтыми зубами пасть. Прошке не спалось. Он думал о том, как будет жить дальше. Даже пробовал помечтать о красавице Марьяне. Но быстро передумал. Организм начал реагировать. Давно у него от одних мыслей такого не случалось. Там дома, чтобы расшевелиться время нужно было, да баба погорячее. А здесь… То ли экология хорошая, то ли Марьяна для него оказалась бабой очень уж забористой. В общем, уснул часа через полтора. Когда успокоился.

– Конюх! Твою мать! – заорал незнакомый громкий голос. Прошка продрал глаза и увидел где-то там, впереди закованную в сталь фигуру дружинника. В дыры, которыми пестрила крыша пробивался солнечный свет. Стало быть, наступило утро. – Именем царя-батюшки и брата-воеводы седлай коней!

– Случилось че? – поинтересовался Евкарпий, который, как видно, уже давно не спал. Он вышел из стойла одной из лошадок. В руках было пустое ведро.

– В поход идем. Большой. Пол дружины на войну, половина в гарнизоне остается. Так что всю живность готовь. И не посрамись. Воевода с нами отправляется! – добавил воин, сделав акцент на последней фразе. Так, как будто прежде воевода с ними никогда и никуда не ходил. И то, что идет сейчас – является большим событием.

– Понято! – кивнул Евкарпий. – Скоро выдвигаетесь?

– После завтрака… Так что не затягивай. Воевода ждать не любит.

С этими словами дружинник удалился. Евкарпий с пару секунд постоял на одном месте, как вкопанный, а потом бросил ведро и забегал по конюшне чем-то звеня и побрякивая. Через минуту с кипой стальных пластин и ремней в руках он подскочил к Прошке.

– Помогай! – крикнул конюх, вываливая свою ношу на руки напарнику и снова убежал.

– Я это… – попытался напомнить некромант. – С лошадьми то не дружу. Не знаю, как с ними и чего…

– Выбора нет! – проорал пробежавший мимо с выпученными глазами Евкарпий. – Делай, как я. А то не успеем… В жаб превратят!!!

– Да ну! – махнул рукой Прошка.

– Вот тебе и да ну! – огрызнулся конюх. – Ты думаешь куда мой прежний напарник делся? Вот также, как ты работать не хотел. Теперь квакает…

Прошке после этих слов вдруг ужасно захотелось работать. Он подбежал к Евкарпию, который уже начал обряжать первого скакуна. Стал наблюдать, запоминать. Через минуту, рванул к соседней лошадке. Попробовал повторить. Вроде вышло. Пятнистая, которая вполне могла оказаться и Яшкиной чернавкой, даже ни разу не попыталась его лягнуть.

Воодушевленный успехом, Прошка ринулся к следующей лошадке. Когда неодетыми оставались Буцефал, да еще один крупный и норовистый конь, с улицы послышались позвякивания доспехов дружинников и забористый хохот.

– Быстрее! – завопил Евкарпий. – Ты давай того, а я этого. Воеводиного снаряжу…

Прошка посмотрел на Буцефала. Встретился с животным взглядом. И тот, он готов был поклясться, отрицательно покачал головой. «Не подходи, мол, насмерть залегаю». Давняя дружба между человеком и боевым конем принимала в настоящим момент крайнюю форму. Прошка подбежал к напарнику.

– Давай я воеводиного снаряжу? Тот меня ненавидит.

– Вот, еще глупости! – заметил Евкарпий, но спорить не стал. Только предупредил. – Смотри. Это конь воеводы! Чуть что не так, сам ответишь.

– Отвечу, отвечу, – закивал Прошка и принялся за дело.

Полчаса спустя, стоило ли так торопиться, дружина в конном строю построилась на поляне перед конюшней. Прошка и Евкарпий, выйдя на порожек, наблюдали за новым для себя зрелищем. Доспехи блестели на солнце. Головы воинов были обнажены. Как не старался Прошка, а своих знакомых не разглядел. Ни Агафона, ни Яшки в строю не было. Как видно, они оказались в той части войска, которую оставили охранять город.

Перед ровными рядами дружинников на своем боевом коне курсировал то вправо, то влево воевода. Мужик лет пятидесяти. Как здесь было принято, с густой бородой, да хитрющим прищуром, глядя на который некромант заключил, что с таким нужно держать ухо в остро. Вояка толкал речь.

– Не посрамим государство и батюшку царя, братья! – кликнул он.

Дружинники отозвались крепким, слаженным «Ух!»

– Дадим отпор злому ворогу!

– Ух!

– Победим, или погибнем!

– Ух!

– Кто напал то, брат воевода? – поинтересовался один из дружинников.

– От северной заставы нашей, где Леший со своим отрядом стоит пришло донесение о приближении рогатых, – стал объяснять воевода. – Принято решение объединиться с древесными, да дать отпор врагу на дальних подступах.

– А сколько рогатых? – поинтересовался другой дружинник.

– По донесениям Лешего немного. Десятка три. Будете меня слушаться, сладим…

– А сухой паек в дорогу предусмотрен? – заголосил третий.

– Тьфу! – выругался воевода. – Развели демократию. Мы быстро. Туда и обратно. К вечеру вернемся. Да хватит вопросы задавать. Поехали.

Воевода махнул рукой, и дружинники степенно один за другим двинулись по направлению к дикому лесу. Туда, откуда пару дней назад с Агафоном и Яшкой, прибыл в город сам Прошка.

– На черта идти? – удивился некромант. – У Лешего такие громилы есть, ни один рогатый не устоит. Кем бы он ни был.

Прошка вспомнил, как путешествовал вниз головой схваченный гигантским деревом, и по телу пробежала дрожь.

– А ты по чем знаешь? – удивился Евкарпий. – Не уж то в лесу был?

– Был, – кивнул довольный собой Прошка. Внезапно оказалось, что здесь в чужом мире он знает о чем-то больше местных. Это было приятно.

Когда войско тронулось, конюхи синхронно повернулись спиной к дружинникам и собрались уже вернуться в помещение, чтобы отдохнуть, когда…

Что-то заржало. Гикнуло, крикнуло. Раздался грохот, затем отборный мат. Конюхи обернулись и ахнули. Боевой конь воеводы стоял гол, как сокол, а его хозяин выл, катаясь по земле. Ногу его зажало тяжелыми лошадиными доспехами.

– Кто? Какая тварь моего Сигизмунда обряжала?

Без зазрения совести Евкарпий указал пальцем на Прошку и отошел в сторону.

– Взять! Взять его! – пара дружинников, которые еще не успели далеко уйти, спрыгнули со своих скакунов. Гремя доспехами, подбежали к Прошке и схватили того за локти. Стало больно. Очень больно. А еще очень страшно!

– Ква! – выдал откуда-то слева грустный Евкарпий. – Опять без напарника остался.

Глава 7. Приговор привести в исполнение

Остаток дня и всю следующую ночь Прошка провел в темнице. Правда там оказалось не многим хуже, чем в конюшне. Были свои плюсы. Жратву, например, приносили. Не надо было переться в общагу. Да и нары мало чем отличались от тех, что выделили ему пару дней назад во владениях незабвенной Марьяны. А уж сеновал Евкарпия и вовсе превосходили удобством в разы. Разве что свету было меньше. А откуда ему взяться? Одно слово – «темница». Под землей вырыли.

Утром следующего дня по ту сторону двери зашуршали. В специально оборудованное окошко сунули очередную миску с кашей. Точно с такой же, как была там… В столовой. Правда к ней полагалась еще чарка воды. Оно и понятно. Заключенные к роднику протопать не могли. Засовы мешали.

– Прошка, ты?

Знакомый голос по ту сторону двери заставил заключенного воодушевиться. Он принадлежал дружиннику Яшке. Тому самому, который был обязан своей жизнью некроманту и его зажигалке.

– Я! – поспешил отозваться Прошка. – Дружище, вытащи меня отсюда.

– Эх, Прошка, Прошка! – в голосе дружинника зазвучали грустные нотки. – Я бы и рад, да не могу. Кто я? И кто воевода! Это он приказал тебя сюда… А я так. В наряд напросился, чтобы голос твой услышать, да спросить, как ты? Истосковался?

– Не то чтобы… – честно признался Прошка. В этом мире сутки безделия в горизонтальном положении наказанием не казались. – Ты мне скажи, что будет со мной?

– Это суд решит, – произнес Яшка и замолчал.

– Какой такой суд? Эй, Яшка…

Показалось, что дружинник ушел, но через мгновение он снова подал голос:

– Высший. Тройка. Батюшка-царь, брат-воевода, да отец-инквизитор. Так нечасто бывает. Разве что, когда на жизнь и здоровье государственных людей посягают…

– Я не посягал… – оборвал дружинника обеспокоенный Прошка. Перспектива оказаться государственным преступником как-то не вдохновляла. Тем более, что здесь, как ему было известно, мораторий на смертную казнь не действовал. Запросто могли на костре спалить, или превратить во что-нибудь квакающее.

– Друг, – обратился заключенный к Яшке. – Может ты мне побег организуешь? Была, не была. А?

– Да не могу я, – отозвался через дверь дружинник. – Субординация, присяга. Да и куда бежать то? В лес?

Действительно. Бежать было некуда.

– А что тогда делать?

– Жди! – буркнул Яшка. – Главное не ерепенься. Тогда обойдется может. Некромант специальность нужная и редкая. Глядишь, на костре не спалят.

Звучало не очень обнадеживающе. Похоже, Яшка сам не до конца верил в то, что говорил.

– Держись! – кинул на прощание дружинник, и исчез.

После такой душеспасительной беседы аппетит у Прошки пропал. Мысль о том, что эта безвкусная смесь из бздычки, знать бы еще что это такое, может оказаться последней в жизни, давила, мотала, гнула. Часа через два за ним пришли. Двое. Молчаливые, одинаковые, закованные в сталь. Был ли среди них Яшка так и осталось загадкой. Весь путь до царского терема они прошли в тишине. Тем паче, что Прошке, для порядка, сунули в рот тот самый волчеглист. Палку с завязками. Да руки за спиной стянули, чтобы не баловал.

Через высокие украшенные чудными узорами ворота завели в царский терем. Затем провели по нарядному коридору с изысканными кованными канделябрами и торчащими из стен держалками для факелов в форме лебедей. Втолкнули в небольшое помещение на первом этаже. Там за столом, уставленным всевозможными яствами, восседали судьи. Слева сам воевода. Не такой хмурый, как утром. Даже румяный. Похоже из-за кубка, зажатого в правой руке. Вояка энергично работал челюстями, время от времени вливая в себя очередную порцию чего-то красного, никак не похожего на воду.

Далее, Прошка не сразу понял, что это не живой человек, находилось изваяние, похоже, батюшки-царя, в натуральную величину, еще и раскрашенное красками так искусно, что, если бы не замерший, направленный в одну точку взгляд, да аномальная неподвижность, недоступная даже индийским йогам, его вполне можно было принять за живого человека. Что не говори, а мужчина он был симпатичный. Величественный. Не старый еще. С умным лицом, ясным взглядом. Хотя… Стоило ли доверять скульптуре? На службе у монархов искусство во все времена становилось более мягким и податливым.

Взгляд Прошки скользнул еще правее и… Вздох облегчения вырвался из груди. Там, в своем черном балахоне сидел, внимательно рассматривая подсудимого, так, как будто видел его в первый раз, никто иной, как отец-инквизитор. Взывая о помощи, Прошка замычал, за что сразу получил от одного из дружинников тычок между лопаток. Володя, вот уж мастерство, так мастерство, совершил едва заметное движение левой бровью, которое было однозначно истолковано подсудимым, как «Не пались, дурак. Все будет хорошо».

Прошка замолчал. Уставился на судей, переводя взгляд то на одного, то на другого.

– Итак, – начал, прожевав очередной кусок мяса, воевода. – Подсудимый Прошка Лебеда обвиняется в диверсии с целью обескровить и лишить управления доблестное войско его величества царя-батюшки Еремея шестого. Что в оправдание свое сказать хочешь?

Прошка замычал. Воевода заржал в голос.

– Во дурак! – обратился он к инквизитору. – Думал мы его правда спрашивать будем. И откуда он такой взялся?

Володя, единственный, кто знал откуда на самом деле взялся Прошка Лебеда, пожал плечами. Воевода продолжил:

– Итак, преступление на лицо. Я не буду спрашивать, кто тебя сюда прислал и зачем. Итак, все ясно. Кощей и его рогатые. Подчерк узнаю. Я этих тварей давно знаю. И надо же затесался в наши ряды. Конюхом прикинулся…

– «Я не виноват!» – хотел было крикнуть Прошка, которому очень не нравилось то, как проходил этот, с позволения сказать, процесс… Проклятая палка во рту не позволила защититься, а очередной тычок чем-то твердым промеж лопаток дал понять, что попытки высказаться следует прекратить.

– И в решающий момент, когда войско готовилось в поход ты, мерзавец, выбрал самый действенный способ его ослабить. Ты ударил по мне… В результате падения с лошади пострадала моя гордость, авторитет, а главное – седалище. Я теперь неделю на коня сесть не смогу. Так знахарка сказала.

Воевода замолчал. Ошалелый Прошка поглядел на инквизитора. Тот, вот уж артист, так артист, изображал полное равнодушие к судьбе подсудимого.

– Нет, он не шпион, – подал, наконец, голос Володя. – Я лично его допрашивал. А у меня, сам знаешь, не забалуешь, – инквизитор довольно осклабился. Воевода почесал затылок.

– Тогда, – замялся он. – Это не диверсия, а халатность. Тоже хорошего мало. Он, не осознавая высокой возложенной на него ответственности, отнесся к своему профессиональному долгу спустя рукава, как результат… Отбитое седалище…

– Да, да, – закивал инквизитор. – Ты, конечно, прав. Во всем прав. Почти во всем. Но кое в чем все-таки ошибаешься. Он конюхом первый день. А тут сразу такой расклад. Не справился, парнишка, с давлением. Молодой еще. Неопытный.

– Молодой? – воевода внимательно воззрился на тучную фигуру Прошки. Выдающийся из-под рубахи живот. Морщины. Прореженные сединой волосы.

– Я фигурально, – отмахнулся инквизитор. – Начинающий. И вообще он некромант.

– Некромант? – удивился воевода.

– Некромант, – подтвердил Володя. Воевода посмотрел на Прошку, тот интенсивно закивал.

– Ну и где твой посох, некромант? – поинтересовался вояка. Прошка замычал. Инквизитор тяжело вздохнул.

– Скорее всего он, некромант, то есть, посох свой в тайном месте оставил. Так у них у некромантов положено. Сам слышал. Ценная очень вещь. Так ведь?

Володя многозначительно посмотрел на Прошку, тот снова закивал, как заведенный. Воевода схватил кубок и в несколько глотков осушил его. Вернул на стол. Взгляд его стал мутным.

– А хоть бы и некромант! – объявил он заплетающимся языком. – Мне то что? У нас в войске оживлять некого. Идем без потерь, слава богу. Так что… – он махнул рукой. – Пустим этого на потроха для медведей!

Воевода подал знак дружинникам. Те схватили Прошку за локти. Он замычал, что есть мочи, с надеждой глядя на инквизитора. Тот, казалось, не торопился спасать бывшего гаишника. Однако, когда дружинники уже готовы были утащить осужденного для исполнения приговора, все же кашлянул. Воевода, воззрился на него.

– Казнить всегда успеем, – заметил Володя. – А как потом батюшке-царю докладывать будем, что единственного в наших краях за без малого пол века некроманта на корм медведям пустили? Не поймет.

– Не поймет, – согласился воевода, внимательно поглядев на разделяющее его и инквизитора изваяние монарха. – А что тогда? Ну не можно его без наказания оставить. Что дружина скажет? А седалище мое как же? К тому же… – он понизил голос. – Слышал я, что он хозяйку общежития страшно оскорбил.

Инквизитор кивнул и почесал подбородок.

«Стало быть думает» – догадался Прошка и затаил дыхание. Сейчас решалась его судьба.

– Вот что… – изрек Володя после долгой паузы. – Давай его колданем? А если понадобиться, то потом обратно вернем.

Идея, по всему было видно, пришлась воеводе по вкусу. Он расплылся в улыбке.

– А в кого?

– Да хоть бы и в медведя, – предложил инквизитор.

«Ну Володя, ну сука!» – рассердился Прошка. – «Следак, он и есть следак. Крыса настоящая, что ни говори»

Подсудимый крепче стиснул зубы. На широком лице проявились желваки. Изменение психологического состояния некроманта не ускользнуло от зоркого глаза воеводы.

– Ишь ты! – заметил он. – Злится гад. Как бы не проклял.

– Не проклянет. – уверил инквизитор. – Без жезла своего точно не проклянет.

– Ну ладно, – успокоился воевода, но тут же насторожился. – А ну как в медвежьем обличии чудить начнет. Подрать может.

– А мы ему зубья то и когти повыдираем! – нашелся инквизитор, и Прошка очень пожалел, что хотя бы не попробовал придушить эту гниду там, в башне, когда они были вдвоем. С другой стороны, кто знал, что так получиться?

– Тогда перед превращением и обезвредим, – заключил воевода. – Оно так надежней будет. Потом пойди подберись к нему.

Мысленно прощаясь со своими зубами, новые в этом мире, ясное дело никто и никогда не вставит, Прошка завыл от безысходности.

– Нет, – замотал головой инквизитор. – Лучше после превращения повыдирать. Глядишь и заработаем. Народ наш страсть, как любит такие забавы. Предложим им по рублю за выдранный зуб. Пусть порезвятся. Отбоя от желающих не будет. Кто откажется клыком медвежьим обзавестись?

Воевода и тут согласился. А после того, как налил себе и осушил очередной кубок, затараторил приговор:

– За преступную халатность, повлекшую за собой ушиб седалища воеводы царя-батюшки Еремея шестого, подсудимый некромант Прошка Лебеда приговаривается к превращению в медведя вплоть до дополнительного распоряжения свыше. Приговор привести в исполнение немедленно. Тащите этого, – он ткнул ножкой курицы в Прошку. – На площадь. Зовите народ, да Ягу. Пусть колдует.

Пока тащили на улицу, Прошка выл белугой. Из глаз его лились слезы. Уж и не помнил он, когда в последний раз ревел. В детском саду? Или позже. Как бы то ни было, теперь было не стыдно. А чего стыдиться? Остаток жизни беззубым медведем быть придется. Только и останется, что лапу сосать.

Тем временем, дружинники вытянули тучное тело осужденного на главную площадь, за воротами царского терема. Места здесь было много. Шла бойкая торговля. В центре над сваленными в кучу ветками закованные в сталь слуги государевы мостили гигантский котел. Вокруг них резво перемещалась что-то бурча и ругаясь согнутая в три погибели старуха. Та самая, с которой во время приема пищи трепалась Марьяна. Самой русалки в людской толпе Прошка не разглядел. Оно и понятно. Должно быть хвост еще не просох…

Зато остального люду было пруд пруди. И еще подтягивались. Собирались кругом у котла. О чем-то весело переговаривались, тыкая пальцем то на Прошку, то на гигантский чан. Наконец, костер под посудиной запалили. У некроманта по коже побежали неприятные мурашки. Как-то не так представлялось ему превращение. Думал, что махнут волшебной палкой, или зелье какое дадут на худой конец, а тут… Как бы не свариться к чертям.

Старуха тем временем извлекла откуда-то мешочек с травами. Стала их перебирать. Время от времени замирала, как будто припоминая, что и для чего нужно использовать и в каком порядке сыпать. Потом дала команду, и к чану подставили длинную лестницу. Не опасаясь, что костер перекинется на хрупкую деревянную конструкцию, старушка забралась на самый верх и отправила в воду содержимое мешочка. Вода забурлила так, как будто в нее кинули бадью с пищевой содой. Яга и ухом не повела. Также спокойно спустилась вниз и направилась в сторону воеводы и инквизитора, которые в этот самый момент появились на площади.

– Раз тудыт, вашу не балуйся! – заверещала она чуть не на всю площадь. – О таких вещах заранее предупреждать надо. Это вам не кашу сварить. Магия, как никак. А ежели бы у меня трав нужных не оказалось?

– Прости, бабуль, – замялся воевода, переваливаясь с ноги на ногу. Боль в седалище давала о себе знать. – Раньше не могли. Только-только приговор вынесли, – воевода подошел к Яге вплотную, шепнул на ухо: – Вообще-то я его порубить хотел, но отец-инквизитор настоял…

– Это за что же ему такая честь? – зашептала в ответ старуха. – В медведей не каждый день обращаем. Али непростой пленник то?

– Не простой! – уже громче заметил воевода. – Некромант!

– Некромант? – удивилась старуха и внимательней посмотрела на связанного Прошку. Затем ухмыльнулась и хлопнула себя по лбу. – А я думаю, где я этого необъятного видела? У Марьянки живет. Так ведь?

– Жил! – поправил старуху инквизитор. – Переведен особым распоряжением в конюшню.

– За какие-такие прегрешения? – не унималась Яга.

– А! – махнул рукой воевода. – Марьяне хвост обеспечил.

– Иди ты! – изумилась старуха. – И за это его в медведя?

– Да нет же, – покачал хмельной от вина головой воевода. – Осужден за преступную халатность. Я из-за него в поход не попал.

Обошлись без подробностей. Яга спохватилась и ринулась обратно к котлу, где двое дружинников, притащив откуда-то кузнечные меха гигантских размеров, собрались раздуть пламя.

– Стойте, ироды! – заверещала она. – На малом огне снадобье варить треба. Куда дуть собрались?

Она лихо подскочила к закованным в сталь воинам. Вмазала одному из них подзатыльник. Тот смиренно вытерпел. Было похоже, что никто, включая воеводу и самого отца-инквизитора, не горел желанием связываться со старушкой.

– Несите лестницу туды! – ткнула она пальцем на противоположную сторону котла. – Семядвижник с той стороны сыпать надо.

Прошка, наблюдая за всеми этими манипуляциями, тихо подвывал и, нет, нет, а поглядывал с надеждой на инквизитора. Хотел встретиться взглядом. Увидеть в глазах бывшего следователя убежденность в том, что все закончится благополучно. Что наказание отменят. Заменят на более мягкое. Исправительные работы, или, например, тюремное заключение. Он был готов на все, только бы не превращаться в какую-нибудь живность.

Инквизитор сохранял хладнокровие. В направлении осужденного даже не смотрел. Время от времени не вполне трезвый воевода шептал что-то ему на ухо и сам закатывался от смеха. Володя отвечал вежливой, одними губами улыбкой. При этом не сводил взгляда с котла.

– Ну долго еще? – рявкнул вояка минут через сорок, когда изрядно заскучал, видимо, рассказав инквизитору все заготовленные для такого случая шутки.

– Заканчиваю! – буркнула Яга, которая в это самое время, в очередной раз вскарабкавшись по лестнице к верхотуре котла, помешивала его содержимое деревянным веслом. – Закипает! – довольно прошипела она, и у Прошки внутри все упало.

Ему уже даже скулить надоело. Тем паче, что подвывания будущего медведя вызывали у местной публики что-то вроде радостного оживления.

– Чур я первый зубы рвать! – крикнул какой-то ряженный в алый кафтан из толпы.

– Куда тебе свинорылому? – огрызнулся другой, одетый богаче. В меховой, несмотря на жару шапке. – Иди вон крольчатину души, а до медведей не лезь. Не твоего полета птица.

– Еще скажи, что твоего! – рявкнул третий. Тоже прилично одетый. По виду шестого разряда, не меньше. Прошка учился определять статус по внешнему виду. – Тебе зубы доверять нельзя. Ты же это… рукожопый. Челюсть вывернешь и все… Прощевай, мишка…

– Я рукожопый? – возмутился мужик в шапке. Он выпучил глаза и стал закатывать рукава, пробираясь через толпу к тому месту, где выступал третий. – Я тебе покажу…

– Только подойди, – завопил тот, заметив приближение оппонента. – Я тебя встречу. Я тебя так встречу.

Но вместо того, чтобы выполнить угрозу, он почему-то попятился назад и исчез в толпе.

Народ заволновался. Все хотели заиметь медвежий зуб. При этом было очевидно, что такого количества во рту, то есть в пасти Прошки быть не могло. Инквизитор шепнул что-то на ухо воеводе. Тот кивнул.

– Подданные его величества царя-батюшки Еремея шестого! – произнес он громко. Почти также громко, как тогда, когда выступал перед дружинниками. – Дабы не сеять раздор, мы приняли решение. Все зубы медведя, включая клыки, желающие смогут выдрать после превращения в порядке, установленном аукционом…

Толпа недовольно загудела. Воевода не обратил на это никакого внимания.

– Все в казну, все на благо Отечества, братья. Кто больше даст, тому и право первым рвать…

– Сто рублев даю! – огласил мужик в шапке стартовую цену.

– Сто двадцать… – вырвалось откуда-то из толпы.

– Сто пятьдесят…

Пока торговались, воевода довольно улыбался. По его довольной физиономии Прошка сразу понял, что до казны деньги не дойдут. К гадалке не ходи, поделят с этим прощелыгой-инквизитором. Чтобы такого сделать, чтобы разрушить паскудный бизнес этих двоих Прошка, как не старался, придумать не мог. Решил, что, превратившись в медведя, попробует сожрать любого, кто посягнет на его резцы и коренные. Но как это сделать, пока не знал.

Тем временем, бабка спустилась с лестницы и вытерла со лба пот рукавом.

– Готово, – провозгласила она. – Кунайте!

Толпа весело заверещала. Откуда-то вынырнуло несколько закованных в латы дружинников. Двое из них притарабанили вторую лестницу. Решили, что затащить Прошку наверх по одной будет не реально. Для удобства прихватили веревкой и ноги. Он сопротивлялся, как мог. Лягался, мычал, кричал, бился в конвульсиях. Все было тщетно. Медленно, но верно его несли наверх к горловине котла, которая сейчас была для Прошки, сродни жерлу вулкана.

В какой-то момент осужденный удачно лягнул одно из тех, кто его транспортировал, угадив каблуком своих кожаных ботинок аккурат в место стыка двух пластин. Дружинник завыл, схватился за коленку и едва не скатился вниз по лестнице. Его подхватил товарищ. Рассвирепев, травмированный воин вынул из-за пазухи палку, похожую на полицейскую дубинку и замахнулся.

– А ну не трожь! – завопила на него Яга. – Превращаемого в сознании погружать надо. Иначе не выйдет ничего. Изжариться, да и дело с концом.

К слову, Прошка предпочел бы окунуться в котел с кипящей водой без сознания. Пусть, в этом случае его ждала верная смерть. Зато без мучений. Раз и все! Никаких тебе перевоплощений, никаких сомнительных стоматологических операций. Никакой жизни в облике дикого зверя. Но дружинники, к большому сожалению, вняли указанию старушки. Подхватили тушку Прошки и снова потащили наверх, не дав пленнику ни малейшего шанса вырваться. Он чувствовал, как с каждым шагом по лестнице становится теплее. На лбу проступил пот. За металлической стенкой бурлило. Волчеглист во рту мешал грязно выругаться, а так хотелось. Наконец, несколько, а на самом деле много крепких рук подняли его над котлом. Прошка зажмурил глаза и простился с жизнью. Толпа на площади, затихла.