Текст книги "Иллюзионист. Иногда искусство заставляет идти на преступление, а иногда преступление – это искусство…"

Признаюсь честно, хотя и со жгучим стыдом и болью в сердце, что я не поклонник современного искусства. А уж этот экспонат – по сообщению буклета, любезно предоставленный для выставки таинственным меценатом, – был больше всего похож на цветную бесформенную кучу.

Мама сокрушается, что я пошел в отца – грубого, неотесанного мужлана, который не мог отличить Мане от Моне, Гегеля от Бебеля, а Эйзенштейна от Эйнштейна. А также мою маму от той крашеной сучки, к которой впоследствии и ушел. Я не перечу, – в конце концов, стоит признать, папенька не отличался тонким вкусом: оставшаяся после него коллекция элитного алкоголя на деле оказалась омерзительной ядреной «паленкой».

Таинственный меценат скромно маячил в углу, прикрывшись буклетом.

Мама направилась в его сторону, тараном раздвигая посетителей и волоча меня за собой на буксире.

– О, это просто великолепно! – воскликнула она, подкравшись к меценату.

И оглушительно чихнула.

Тот вздрогнул и выронил буклет.

Его огромная непричесанная борода топорщилась во все стороны, напрочь скрывая лицо.

– Очнь пртно, – невнятно пробормотал он.

Борода дрогнула и поползла ему на грудь.

Он нервно схватился за нее рукой, затянутой в скрипучую лайковую перчатку.

Я чихнул.

* * *

Ждать в темноте музейного зала мне пришлось недолго.

– И снова здравствуйте, – сказал я. – Я же предупреждал вас о присохшем клее. А постижерная смесь очень плохо ложится на свои же остатки.

Робот замер, выронив из манипуляторов накладную бороду.

– Тем более, что вас надули, – продолжил я. – Вам продали бороды из запасников местного драматического театра рептилоидов. А у тех аллергия на синтетику и волосы гуманоидов. Вот и делают из кошачьей шерсти.

Робот как-то совершенно по-человечески вздохнул.

– Я так и знал, – печально сказал он. – Я так и знал, что у нас ничего не получится. Я же ей говорил.

– Не надо, Вольфганг, – вдруг прозвучал за моей спиной мелодичный голос.

Я вздрогнул и обернулся.

Уникальный, невероятный, замечательный, великолепный и в высшей степени все прочее экспонат медленно стекал со своего постамента, переливаясь всеми цветами радуги.

– Это была только моя идея, – сказал он. Или… она?

– Миссис… Жижка? – прохрипел я.

– Надеюсь, что недолго, – ответила она. – Сколько требуется времени, чтобы пропавшего признали умершим?

– Человека – двадцать лет, а жижоида… я не знаю, не в курсе межпланетного права по таким вопросам. Да какого черта! Что вы тут делаете?

– Экспонируюсь. – Она сделала то самое движение, которое я когда-то идентифицировал у мистера Жижи как пожатие плечами. Но у нее оно выглядело… элегантнее?

– Хорошо, будем продвигаться чуть медленнее, чем я планировал, – согласился я. – Какого черта вы экспонируетесь?

– Мадам, я не могу позволить, чтобы вы пострадали, – вмешался робот. – Я возьму всю вину на себя.

– Вольфганг, погодите. Молодой человек, вы знаете, кем я была до брака?

– Ну-у-у… – я замялся. – Порнозве… снимались для мужских журналов.

– Верно. А знаете почему?

– Ммм… деньги?

– Отчасти. Поначалу. Я же когда-то была балериной… не смотрите так, – грустно рассмеялась она. В тишине зала словно рассыпались хрустальные шарики. – У нас тоже есть балет.

– Извините, – пробормотал я, содрогнувшись от ужасных видений.

– Я была балериной, но травма… А жить без сцены…

– Порножурналы, – напомнил я нить беседы.

– А это тоже сцена. Почему бы и нет? Это тоже искусство! Если можно красотой сделать кого-то счастливым хотя бы на пару секунд… А разве я не красивая?

– Вы невероятная, – восхищенно пробормотал робот.

Я сделал ему знак замолчать.

– А муж запретил вам это? – понял я.

– Вы же были у нас дома, – грустно сказала она. – Он запретил мне все.

– И вы решили сбежать? Таким образом? Вы что, думаете, что ваш собственный муж не признает вас тут? Голой?

– Мадам не голая! – возмущенно воскликнул робот.

– Не надо, Вольфганг, – сделала она успокаивающий жест. – Он не обязан разбираться в нашей одежде. Мой муж ненавидит искусство. Он никогда не увидит меня.

– А его… друзья? Ваши… сородичи?

– У нас в мире нет скульптуры. А мои сородичи мало интересуются тем, чего нет в их мире.

– Но если… вдруг?

– Поживем – увидим, – вздохнула она.

– Я должен отвести вас к вашему мужу, – сказал я.

– Но?..

– «Но»? – ее голос меня завораживал.

Мне почему-то вспомнился несчастный оркестр в стене.

– Вы еще стоите здесь и разговариваете, а не тащите меня к нему. Поэтому есть какое-то «но». Но?..

– Но я не знаю, – честно признался я.

Она снова поднялась на пьедестал.

– Скажите, разве это плохо? – спросила она, приняв позу. Это было похоже на радужный гриб-трутовик.

– Я ничего не понимаю в современном искусстве, – ответил я.

– А в красоте? – мягко спросила она. – Вы же не можете ничего не понимать просто в красоте?

– Я не знаю.

Она перетекла в скульптуру женщины с веслом.

– А так?

– Возможно, – согласился я.

– Вы ничего не понимаете в красоте, – подтвердила она. – Первый вариант был гораздо лучше.

* * *

Мистер Жижа недавно снова женился. Как оказалось, в двадцатый раз. По бывшей жене он горевал ровно неделю – до тех пор, пока не обнаружил, что кто-то взломал бульдозером стену его дома и выкрал гномий оркестр на двенадцать персон и старого робота-дворецкого.

К радости мамы, я теперь выписываю буклеты выставок современного искусства. И складываю в особую папочку те, в которых принимают участие экспонаты из коллекции таинственного мецената.

Контору свою я пока прикрыл. Думаю, что еще лет десять проживу на бриллианты, преподнесенные благодарным гномьим королем.

Тем более что этот мистер Жижа увел у меня Пенни.

Трюк с фонарем
Александр Подольский

#смертельный_фокус

#лучшее_шоу_черного_мага

#курение_убивает

Выступали азиаты-карлики в пестрых пижамах блевотного цвета. Недомерки показывали карточные фокусы, дурачились, дрались, но публика никак не реагировала. Жалкое зрелище.

– А что полиция? – спросил я, выдыхая дым.

– Да срать им, – сказал Боров. – Оформили самоубийство, мол, никаких вопросов, чего, мол, тут голову ломать. Разбираться не стали. Им висяки не нужны. Как и мне – проблемы.

Десять минут истекли, и платформа поползла вниз, забирая карликов под сцену. Народ лениво похлопал – скорее скрипящим механизмам, чем циркачам. Сегодня людей было мало, сотни три. Но вечерний куш никто не отменял.

«Платформу» придумал Боров. Я никогда не понимал прелести этого местечка, но оно понравилось очень многим. Идея была в том, чтобы собрать в одном заведении кучу разномастной творческой живности, выделить каждому время для выступления, а лучших потом наградить. Сцена тут располагалась в здоровенной раковине, выглядывая в зал, будто глаз из дырки в черепе. Пола не было – его заменяли многочисленные платформы, которые тащил наверх подъемник. Пока выступали одни умельцы доставать кролика из шляпы, готовились следующие, и так три часа подряд семь вечеров в неделю. Безостановочное шоу на потеху зрителю. У каждой команды была своя платформа, которую она разрабатывала, обставляла и готовила к номеру. Отсюда и пошло название. Взнос участника, конечно, кусался, но шанс тем же вечером получить в десятки раз больше привлекал куда сильнее. Плюс к тому здесь частенько практиковалось поощрение отдельных удачных номеров неплохой денежкой. Победителя выбирали зрители, и он заграбастывал половину банка. Посетителей тянули сюда иллюзия власти, возможность решить чью-то судьбу. Ну а вскоре «Платформа», укрывшаяся от больного города в промзоне, стала любимым местом для представителей мира криминального. Полиция сюда не заваливалась, Боров платил исправно, так что публика собиралась соответствующая. Хотите снять бабу на ночь, заказать соседа или прикупить таблеток? В «Платформе» всегда отыщется нужный человек. Главное – знать, к кому подойти.

– Тогда зачем тебе копать?

Боров с трудом перекинул ногу на ногу и отхлебнул пива, расплескав его по второму подбородку. Кличку он оправдывал на все сто.

– Мне и не надо, Дым. А вот эти паскудники, – он ткнул жирным пальцем в сегодняшнюю афишу, – такое устроили! Мол, это знак, это убийство, мол, пора валить из «Платформы», пока целы. Слыхал, да? Идиотов куски. Мистика им, мол, мерещится. Призраки гребаные.

Подъемник явил зрителям платформу с парнем в красном костюме и двумя полуголыми девушками. Всяко интереснее карликов. Рядом с парнем стоял куб – полтора на полтора метра, – оформленный под газовый фонарь. Из деревянных ребер росли золотые перья, боковые грани казались бумажными. Сверху виднелась дыра, точно сливная щель в сортире. Зазвучала музыка, и на табло пошел отсчет новой десятиминутки.

– Вот они, – показал Боров на сцену. – Гляди внимательно.

Девушки задвигались. Они были действительно хороши: длинноногие, подтянутые, фигуристые. Короткие топики подчеркивали груди, а обтягивающие шорты не мешали по достоинству оценить задницы. Волосы – брюнетка и блондинка, как и положено, – до плеч, чулки в крупную сетку, каблуки, по-кошачьи плавные движения… Их танец не только завораживал, но и отвлекал. Это и была основная задача помощниц.

Фонарь оказался на колесиках. Девушки стали его вращать, показывая, что за ним никто не спрятался. Фокусник с умным видом наблюдал за этим, сжимая в руке полуметровый жезл с лампой на конце. Куб остановился ровно посередине сцены, и техники приглушили освещение. Брюнетка откинула переднюю панель, обнажая пустые внутренности фонаря. Девушки взялись за руки и отошли от куба, жестами приглашая к нему фокусника. Тот ухмыльнулся, поправил галстук и двинулся вокруг фонаря, насквозь просвечивая каждую грань своей странноватой лампой. Бумажные стенки вспыхивали электрическим огнем, не находя теней сообщников или других подставных. Сделав круг, фокусник запихнул лампу внутрь куба и поковырял там, словно смахивал паутину в углах. Фонарь был пуст. Подоспели помощницы. Сексапильная брюнетка захлопнула стенку, а блондинка волнующими движениями приняла у фокусника жезл и уместила штуковину в отверстие на верхней панели фонаря. Лампой вниз. Теперь фонарь светился изнутри, раскрашивая каждую бумажную грань.

– Лишь бы не опять… – шепнул Боров, вытирая пот салфеткой.

Фокусник с закрытыми глазами замер в пяти шагах от фонаря и погрузился в транс. Девушки кружили рядом, а когда музыка стала громче, упали на колени. Фокусник взял блондинку за руку, поднял, а потом ее словно током ударило. Девушка вытянула вторую руку, и дрожащее движение выросло внутри фонаря-переростка. Тень тряслась в такт с рукой блондинки, а потом исчезла. Фокусник поднял брюнетку и проделал с ней ту же процедуру. Каждый раз в фонаре появлялась тень и в точности копировала движения девушек. Шагнув к залу, фокусник резко протянул руки вперед, и тень прорвала бумажную стенку фонаря. Из куба вылезла рыженькая красотка. Полный комплект. Роды прошли удачно.

– Слава богу… – выдохнул Боров. – А то несут хрень всякую мне тут: сказки, мол, страшные! Идиотов куски.

– Но у тебя ведь и вправду пропадают люди, да?

– Так и раньше пропадали! Кто у нас здесь на это смотрит? Один запил, другая искололась, третий прыгнул на корабль – и привет. Баб вообще считать не стоит. Выступила один, ты понял, один раз! Приглянулась какому-то богатому извращенцу и теперь сидит на поводке, яйца ему чешет. Думаешь, откуда все мои бабы? Это же смотры!

Официантка поменяла пепельницы, улыбнулась и свалила. Боров проводил ее голодным взглядом и достал из кармана диск с блокнотом:

– Здесь запись вчерашнего фокуса с фонарем. В бумажках – всякие там данные, ну, адреса, имена и остальная чепуха. Я не верю, что это убийство, да ты сам только что видел номер! Как можно, мать их, в этом кубике кого-то зарезать, когда там даже третьей бабы быть не должно?!

Боров был прав. Показуха, ритуальное самоубийство, да что угодно. Съехала у девчонки крыша. Или довел кто-то. Никакой мистики. Я знал, о чем шепчутся в «Платформе», но в сказки верить перестал лет тридцать назад.

– Но, если вдруг это на самом деле убийство… Кто, куда, зачем, какого хера? В общем, никто, кроме тебя, не разберется. Разузнай все, ты сможешь. Нужно дать народу отмашку, что тут, мол, безопасно. Нет никакого, мать его, черного мага.

Деньги он мне вручил сразу, знал, что не откажусь. Странная работка, но почему бы не навариться на людском суеверии? Убийство в гигантском фонаре… Даже звучит смешно. Но копнуть будет занятно. Тем более за такие бабки.

На улице шел снег. Ночное небо вываливало белое крошево на грязную дорогу, ветер свистел в развалинах складов. Я укутался в пальто и двинулся к набережной, обходя примерзшего к тротуару забулдыгу.

– Ну, чего тебе? – по сонному голосу Шмеля было ясно, что он не особо рад моему звонку.

– Спишь, что ли?

– Поспишь с тобой. Чего надо-то опять? Только давай скорей.

– К вам вчера привезли бабенку одну. – Я достал блокнот и сверился. – Оксана Счастливая. Из «Платформы». И ножик вместе с ней. Как бы на нем пальчики посмотреть?

– Ты опять проблемы себе ищешь? Самоубийца это, угомонись. Никто с ней не возился.

– Я понимаю. Но очень интересно, заснуть не могу. Посодействуй, будь человеком. Я же не обижу, ты знаешь.

Шмель вздохнул:

– Все завтра. Отбой.

Я терпеть не могу полицейских, но без своих людей в этой конторе не обойтись. Шмель, хоть и тот еще засранец, все сделает. Поворчит, поворчит, но шелест заветных бумажек ни на что не променяет.

Ближе к центру города пошли работающие фонари. Машины дымили на тротуар и развозили выхлопное зловоние по кишкам каменного муравейника. Над горбами многоэтажек в черном небе проклевывались пятна салюта. Пир во время чумы. Половина забегаловок здесь после одиннадцати обрастала металлическими решетками на окнах. Гулять в темноте было опасно. Но не для меня.

Я шагал через парк к дому и размышлял. Черный маг. О нем стали болтать пару недель назад, причем не только обитатели «Платформы». Якобы в городе появилось подпольное шоу, где некий отморозок в маске разоблачает фокусы, новые и не очень, используя в своих представлениях других фокусников. Последние, как правило, не выживают. То девушку распилит по-настоящему, то утопит неудачливого колдуна в стеклянном гробу. Сказки все это, конечно, зато девкам в «Платформе» есть о чем потрепаться. У каждого города должна быть городская легенда, тем более у такого. Хотя извращенцев здесь хватает, так что желающие заглянуть к черному магу нашлись бы наверняка.

Обогнув безголовый памятник неизвестного поэта, я уткнулся в стайку местной черни у лавок. Четверо парней, две девки, куча бутылок, никаких мозгов.

– Слышь, лысый, дай закурить! – завел знакомую песню сопляк с красным носом.

Я улыбнулся. Сунул руку в карман пальто, нашел выемку со вшитыми ножнами. Здесь хранился подарочный кинжал в две ладони, почти невесомый и невероятно острый. Приятная на ощупь ручка всегда успокаивала, как и пистолет за поясом. На всякий случай. Обычно доставать их не приходилось.

– Мал ты еще. Года через три подходи.

Компашка загоготала.

– Дядя, ты похож на член, – пришла на подмогу усатая девка с синяком, глядя на мою бритую голову. – Да еще и обрезанный!

Она хотела дотронуться до шрама на лбу, но я перехватил руку. Сжал и вывернул запястье в сторону. Девка взвизгнула. Дернувшийся было красноносый курильщик уткнулся в кулак и спрятался в снегу.

– А ты похожа на трансвестита, но твоим дружкам, похоже, так больше нравится.

Девчонка улетела к собутыльникам, цветасто матерясь.

– Ладно, ладно, мужик, – вскочил с лавки патлатый блондин, пока остальные скрипели извилинами, – че ты такой злой? Обознались просто, бывает, не серчай. Приносим, так сказать, глубокие, ну ты понял. Мир, все дела.

Город окончательно испаскудился. Таких ублюдков можно встретить в каждом районе, иногда даже днем. Молокососы, едва от сиськи отлипшие, а все туда же. Я сплюнул и зашагал дальше. Родная пятнадцатиэтажка подслеповато щурилась горящими окнами.

Лампа гудела так, словно напоминала о счетах за электроэнергию. Я закрыл дверь, повесил пальто и прошел к компьютеру. Закурил. Призрачный дым окутал экран, где на платформу поднялась знакомая команда с фонарем. Я просмотрел запись дюжину раз. Номер был точной копией того, что сегодня показывали живьем, только вот в финале «тень» не воссоединялась с остальными, а вываливалась из фонаря с перерезанным горлом, рассыпая какие-то бумажки. Далее – немая сцена, и платформа с трупом исчезала в недрах конструкций здания. Когда тень внутри фонаря дублировала движения помощниц, в радиусе пяти метров никого рядом не было. Получается, убийцами не могли быть ни блондинка с брюнеткой, ни сам фокусник. Хотя… кто их знает. Волшебники гребаные.

Я поймал себя на мысли, что отношусь к делу именно как к убийству. Не изучаю фактуру, чтобы выяснить, почему девочка решила покончить с собой на людях, а пытаюсь впихнуть в стартовый расклад еще одного человека. Убийцу. Черного мага, тьфу ты…

Когда пепельница превратилась в холм из окурков, я допил кофе и выключил компьютер. Запись ничего не проясняла. Обычный номер, наверняка устроенный банально, только вот фокус с трупом кто-то провернул без согласия организаторов. Часы показывали половину второго ночи. Снежная пыль через форточку забиралась в квартиру. Мороз оплетал стекла ветвистыми узорами.

Имена, фамилии, адреса, даты, – в блокноте собралось неплохое досье. Счастливая снимала однушку в старой общаге, что в получасе ходьбы отсюда. Все равно не спалось, и я решил прогуляться. Но сперва позвонил Борову и сквозь его недовольное хрюканье сообщил, что мне обязательно нужно посмотреть фокус изнутри. С самого утра.

Стены были покрыты граффити, словно на здании испытывали краску все уличные художники города. Странные, смешные и страшные рисунки опутывали общагу разноцветными сюжетами. В углу дома старик и собака смотрели на воздушный шар, чуть дальше по стене сквозь метель в виде снежной пасти полз уазик, а подъездные двери прикрывал совсем уж наркоманский банан в башмаках и с тесаком. Коридор пустовал, поэтому громыхание отмычки никто не услышал. А даже если и услышал – всем было плевать.

Свет не включился – оно и к лучшему. Я прикурил очередную сигарету, чуть осветив комнату. По квартире точно смерч прогулялся. Одежда черным ковром липла к полу, все шкафы были открыты, сумки свалены у кровати. Ни в кухне, ни в ванной свет не зажегся, но холодильник по-стариковски кряхтел, а внутренности его сияли не хуже газового цветка на плите.

Кто-то выкрутил все лампочки.

Достав пистолет, я еще раз обошел квартиру и приземлился в кресло. Подступала паранойя. Дым растворялся в темноте, впитывался в обшарпанные стены и переползал к соседям. Зачем девушке, которая собиралась перерезать себе горло, переворачивать квартиру вверх дном? И даже если не собиралась – зачем? Что-то тут нечисто. Замки на двери были целыми, но это ни о чем не говорило. В районе хватало умельцев. Другое дело – кому понадобилось лезть в нищенскую квартиру? Еще один вопрос. Они начинали наслаиваться друг на друга, как горки пепла у кресла. Будь в квартире детекторы дыма, меня бы уже окатило струей с потолка.

Я решил вернуться к раскладу с убийством. Бардак говорил о том, что либо жертва собиралась валить из города, либо тут еще кто-то похозяйничал. Если бы Боров соображал быстрее, то позвонил бы мне вчера. А теперь целые сутки потеряны, погром могли устроить и пару часов назад, и неделю. Не говоря уже, что место убийства придется осматривать после плясок табуна циркачей. Все равно что искать пятна крови на рубахе из химчистки.

От табака приятно кружилась голова. Я сидел тут третий час, решив дождаться утра. Сон потихоньку завладевал телом, расслаблял мышцы и рисовал в голове полуголых девушек и чулки в крупную сетку. Я парил над сценой, словно какой-нибудь долбанутый супергерой, а воришка-ветер трепал складки пальто, пытаясь вытряхнуть карманы… Когда перед глазами всплыл сияющий фонарь с трупом, в дверном замке повернулся ключ. Затем еще разок. Дверь приоткрылась, пуская внутрь кусок света и чужое дыхание. А потом по длинному коридору затопали шаги. Я бросился к двери, но незнакомец оказался спринтером и уже успел добраться до лестниц. Перед тем как исчезнуть в черноте подъездного провала, он обернулся, и в болезненном моргании лампы мелькнула коротко стриженная голова с россыпью колец в ухе.

Догнать его я бы не сумел, поэтому вернулся в квартиру. Кто это был? Воришка, убийца, местный наркоман? Чем открывал дверь? Снова вопросы… Зажевывая новую сигарету, я поморщился. Этот тип наверняка учуял дым, потому и сбежал. Но с курением бороться я не мог, да и не хотел. Пускай даже оно иногда вредило делу. За этими мыслями в свете зажигалки я не сразу заметил фигуру у окна. Широкоплечая тень в секунду оказалась по ту сторону стекла. Сквозь черную маску с рисунком паука на меня смотрел человек, который все это время находился в квартире. Я поднял пистолет, но образ здоровяка уже смело пургой. Оконное стекло дребезжало от укусов ветра, в щель валил снег. Я подошел и взглянул на спящий город. Десятый, мать его, этаж. Никаких лестниц. Это становилось интересно.

Утро влезло через окно, распихивая темноту по углам. Ночь не дала ответов, а только все запутала. Похоже, самоубийством здесь не пахло, раз к рыженькой проявляют такое внимание. Словосочетание «черный маг» просилось на язык, но я не собирался о нем говорить. А вот не думать не получалось.

Я выпотрошил все, каждый ящик, каждую полку, каждый гребаный карман в груде одежды. И кое-что нашел. Сложенный вчетверо листок, размерами похожий на презерватив, оказался в заднем кармане дырявых джинсов. Это была фотография. На ней хозяйка квартиры обнималась с еще одной стройняшкой. Лица подруги рассмотреть было нельзя, кусок фотографии кто-то оторвал, но изображение меня и не интересовало. На обороте красовался номер телефона. Его пытались замалевать карандашом, но цифры читались. Я достал мобильник и набрал номер. Абонент – не абонент. Что ж, у Шмеля появилась еще одна халтурка.

Через два часа я был в «Платформе». Утром ее рабочие помещения напоминали огромный склад. Пчелиными сотами все пространство заполняли налепленные друг на дружку клетки: гримерки, сцены для выступлений и репетиций, камеры хранения реквизита и другого барахла.

– Извините, я бы тут не курил, – сказал тот самый парнишка, что вчера махал над кубом волшебным жезлом. – Здесь и пиротехники хватает.

– А я тебе и не предлагаю.

С ним была брюнетка. Без макияжа и откровенного наряда она не казалась привлекательной. Мешки под глазами, плохая кожа, самая обычная девчонка из неблагополучного района. Хотя имена мне пока не требовались, парочка боялась. Они боялись меня, боялись, что обвиню их в убийстве. Но в глазах читался и другой страх, к которому я отношения не имел.

Громадный подъемник спустил сцену с фонарем. Обычный металлический пласт черного цвета, никакого двойного дна и секретных кармашков. Гладкая поверхность с отметиной в виде маленького креста в центре.

– Для чего это?

– Сердце площадки, – ответил парень. – Самое удобное место для всяких махинаций, чтобы зритель не заметил, в какой бы части зала ни сидел.

Я осмотрел жезл. Была надежда, что туда запихнули какой-нибудь механизм с выдвижным лезвием, но нет, обычное древко с плафоном. Магический посох эконом-класса. Хотя его могли тысячу раз поменять после убийства. Эх, Боров, Боров… Но даже если бы из него внутрь куба выкидывалась катана, горло ею перерезать было невозможно. Этот вариант отпадал. Отпадали вообще любые варианты, кроме появления в кубе призрака-убийцы. Я сам там с трудом уместился, а была еще и девушка, да так, что зрители не видели тени…

Чертовщина.

– Чего встали? – спросил я. – Давайте, разоблачайте. В чем секрет? Самое главное – откуда третья вылезает?

– Да все просто. Она с самого начала сидит в кубе. Вращение – просто отвлекающий маневр. Вот, смотрите. – Парень показал на маркированную едва заметным крестиком стенку фонаря. – Эта панель с секретом, стенка здесь складная, она не распахивается, как остальные, а опускается-поднимается, точно занавес. Так что нам нужно развернуть фонарь этой стороной от зала и дождаться приглушения света. Тогда девушка поднимает полотно, прячется сзади и заделывает стенку обратно. Все продумано, дело нескольких секунд.

– М-да, вот тебе и магия… – хмыкнул я. Загадка оказалась совсем легкой. – А почему тогда при подсветке задней панели не видно тени?

– Марина, давай покажем.

Они открыли переднюю панель фонаря, а я отошел на место зрителя. Пустой куб смотрел на меня раззявленной пастью. Брюнетка спряталась за фонарем, паренек взялся за лампу. Электрический свет прошил материю насквозь, но тень девушки не появилась.

– Отсюда посмотрите.

Девушка прижалась к самому краю куба и выгнулась так, что лампа кружила рядом, едва не касаясь ее тела.

– Я не охватываю всю заднюю стенку, понимаете? Но с той стороны кажется, что просвечивается весь фонарь.

Дальше все было еще проще. Когда захлопывалась передняя панель, девушка ныряла обратно в фонарь и прижималась к задней стенке. Сверху крепили лампу, но на самом деле она освещала только лицевую часть куба, хотя для зрителя создавалась иллюзия, что в фонаре поселилось солнце.

Эти ребята рассчитали каждый сантиметр тени, проверили вид с каждого ракурса. Теперь я понял, почему в подобных фокусах не используют толстух. Помощница дожидалась определенного момента – сигналом была музыка, – приближалась к передней панели и дублировала заученные движения партнерш, добавляя номеру зрелищности. Ну а потом – резкий звуковой сигнал, прорыв бумаги, поклон, аплодисменты. Фокус как фокус. После разоблачения так и вовсе не впечатляет. А вот трюк с убийством был гораздо интереснее.

В кармане завибрировал телефон. Звонил Шмель.

– Слушаю.

– В общем, ложная тревога. Пальчики на ноже принадлежат Счастливой Оксане Эдуардовне, двадцати шести лет и дальнейшее бла-бла-бла по паспорту. По нашей базе проходила два раза, задерживали за проституцию. Других данных нет. Паспорт, вероятно, поддельный. Короче, типичная клиентка «Платформы», не парься.

– Печаль. Ладно, пробей тогда номерок один. – Я продиктовал цифры с задника фотографии. – Желательно поскорее.

– Дым, не наглей.

– Не могу. Мне надо.

– Тебе всегда надо. Отбой.

Итак, теперь уже все факты подталкивали к версии о самоубийстве, только вот ночные гости с ней никак не состыковывались. И перепуганные лица обитателей «Платформы» тоже.

– Мы свободны? – спросил фокусник.

– Ты – да, а вот подругу оставь. – Она посмотрела на меня так, будто я собирался продать ее в сексуальное рабство в страну третьего мира. – Пообщаемся.

Мы засели в занюханном баре неподалеку от «Платформы». Публика здесь была молчаливой, заходили в основном одиночки. Выпивали, заедали горькую вчерашними закусками и убирались. Пахло кислым пивом и пóтом, под потолком кружил сигаретный дым. Много дыма.

– Не трясись ты так, не съем. Я не полицейский, если что.

– Знаю.

– Ну и славно. Расскажи о Счастливой. Чем жила, что говорила, чем занималась?

– Да нечего рассказывать, – отмахнулась брюнетка, чье имя я уже забыл. – Она и сама не была любительницей поболтать. Тут у каждого свои секреты. Мы проработали всего-то две недели в таком составе. Собирались днем на репетиции, вечером выступали, потом разбегались. Все. Не дружили мы особо. Но и убивать бы друг друга не стали, конечно.

– А кто стал бы?

Девушка поморщилась:

– Вы и сами знаете, что болтают.

– Знаю. – Я затушил сигарету и взял новую. Дым ворочал мозги, без него думать не получалось. – Но хочу, чтобы ты рассказала.

– Оксана тоже про него говорила. В шутку болтала, что не отказалась бы поработать у черного мага… А в последние дни совсем перестала разговаривать, грустная ходила. У нее явно что-то случилось. Или она что-то чувствовала. Вот теперь и я чувствую…

– Что?

– Что могу стать следующей. Ведь в тот день была моя очередь выходить из фонаря, но Оксана попросила поменяться. И тут такое… Мне везде мерещится маска с пауком, да и всем мерещится…

– С пауком?

Брюнетка крутила кольцо на пальце, смотрела по сторонам, не желая встречаться со мной взглядом. Она действительно боялась.

– Говорят, так он выглядит. Здоровый амбал в черном. И маска с белыми паучьими лапами вокруг глаз. Его не интересуют фокусы, ему интересно убивать. Фокусы – для шоу. А фокусники – как расходный материал.

Я бы сказал, что это полнейшая чушь, если бы ночью не видел описанного здоровяка в окне. Того, который исчез на высоте десятого этажа. Который сумел остаться незамеченным в заваленной хламом однушке. Который кого-то там ждал.

– Похоже на мистическую белиберду. Вы не думали, что работают конкуренты «Платформы»? Хотят вас всех распугать, чтобы закрыть лавочку к чертям собачьим. Подумаешь, пара человек пропала.

– Пара? – усмехнулась девушка. – Это вам Боровинский сказал? Я насчитала десятка три. Народ бежит. И это уже не шутки. Никто ведь не знает, сколько из этих пропавших решили сменить профессию. А что если все они попали к нему?

Она начинала меня утомлять. Страх и богатая фантазия способны на многое. Хотя отрицать существование черного мага было глупо. Только вот верить в его сверхъестественность я не собирался. Обычный ловкач со съехавшей крышей. Оставалось выяснить его роль в этой истории.

– Что скажешь о новенькой?

– Ничего. Боровинский назначил одну из своих баб, пока замену не найдем. Ей даже не платят, так что мотива нет, если вы про это.

– Почему у вас вчера не было бумажек?

– Каких еще бумажек?

– Тех, которые рыженькая разбрасывает, выходя из фонаря.

Девушка замолчала. Вытащила из моей пачки сигарету.

– Потому что у нас в номере нет никаких бумажек.

– Очень интересно. Тогда с чего вдруг они появились в тот день?

Она сверкнула зажигалкой. Выпустила дым в сторону пары замызганных работяг, что искоса на нее поглядывали.

– Боровинский бесится при любом упоминании черного мага. Вы должны знать. Поэтому мы ему ничего и не сказали.

– Мне можно, я не буйный.

Девушка обернулась к старику с кружкой пива за соседним столиком, окинула взглядом барную стойку. Продолжила уже вполголоса:

– Я не знаю, откуда они взялись. Похоже, что Оксана и принесла. Или убийца. Когда я поняла, что произошло, сразу их заметила. Листки эти были рассыпаны вокруг тела, штук двадцать. Карта метро на черной бумаге. Кружком был обведен закрытый перегон в конце золотистой ветки. А в каждом углу бумажки сидел белый паук. Вот и думайте.

Дела… Добрые люди уже шепнули, что на перегоне нашли раритетную пушку… а еще цепи и человеческие ошметки. Похоже, чертов психопат совсем осмелел. Попади эта информация ко мне вовремя… С другой стороны, этот тип знал, кому давать наводку. Не в полицию же пошел.