Текст книги "Познать себя в бою"

Капитан Новицкий проинформировал нас о сложившейся обстановке в районе Таманского полуострова. Сообщения о противнике и нашей авиации вызвали беспокойство у летного состава. И на самом деле, было от чего.

– По данным разведки и пленных немецких летчиков, против нас действует 4-й воздушный флот немцев, имеющий до тысячи самолетов, – говорил начальник разведки. – Кроме этого, привлекаются для нанесения ударов по нашим наступающим войскам бомбардировочные эскадры с аэродромов Украины. Это более двухсот бомбардировщиков. Истребительная авиация состоит из самых отборных эскадр, на новых истребителях Ме-109-Г-2 и Ме-109-Г-4. Они имеют скорость полета свыше шестисот километров в час и вооружены двумя и тремя пушками, кроме пулеметов.

– Скажите, товарищ капитан, какие же наши силы противостоят этой авиационной группировке немцев? – спросил командир второй эскадрильи Тетерин.

– Наша авиация в составе 4-й и 5-й воздушных армий, ВВС Черноморского флота имеет более шестисот самолетов разных типов. Как видите, соотношение в силах на стороне немцев.

Все молчали, думая о том, что может ждать нас в боях с таким сильным противником.

– Товарищ капитан! – не утерпел я, хотя знал, что он не решит эту проблему. – Вы сообщили о мощной авиационной группировке противника. А мы, имея менее тысячи самолетов, разделили их по трем авиационным объединениям. Правильно ли это? Участок фронта небольшой.

– На этот вопрос я ответить не могу. Оперативное построение нашей авиации на Кубани пока такое. Однако ее действия координирует командование ВВС фронта.

– Оно координировало и раньше, с начала войны. Нас били по частям и гнали до Волги. Потом мы поумнели и создали воздушные армии. А здесь, на Кубани, что? Повторение прошлого? Штабов много, а самолетов мало.

– Покрышкин, прекрати, – оборвал меня Заев. – Садись!

Я понимал, что спорить бесполезно. А было о чем. Когда же прекратят использовать авиацию разрозненно? Радовало, что с приходом к руководству авиацией Александра Александровича Новикова в Военно-Воздушных Силах были созданы армии, подчиненные только фронту. Формирование воздушных объединений оправдало себя в боях за Сталинград и в наступлениях фронтов в этом году. А здесь… Трудно будет. Опять воевать придется «растопыренными пальцами», а нужен «кулак». Умением и отвагой летчиков всего не сделаешь.

Настроение у летного состава полка подняли рассказы пилотов, уже участвовавших в боях на Кубани.

Борис Глинка подробно проанализировал одну из таких схваток.

Ранним утром в середине марта он повел группу на прикрытие поля боя. Летели на «кобрах». При подходе к линии фронта встретили идущих на восток двенадцать бомбардировщиков, истребителей прикрытия не было. Ударом сверху всей группой наши сразу же сбили три самолета. Остальные бомбардировщики, сбросив бомбы в поле, неорганизованно стали разворачиваться, пытаясь уйти на запад. Последовала новая атака наших истребителей уже по расстроенному боевому порядку. И вновь вниз пошли горящие бомбовозы. Группа сбила в этом бою восемь бомбардировщиков, не понеся потерь.

– Борис умолчал, – прервал выступление Глинки штурман полка Михаил Петров, – о том, что в этом бою особенно отличился он сам. Сбил два бомбардировщика. Второй самолет от его залпа разломился пополам, стрелял в упор.

Потом М. Петров рассказал о тяжелом бое, в котором было сбито до десяти вражеских самолетов, но и восьмерка, которой он командовал, потеряла трех летчиков. Группа начала бой с четверкой Ме-109. Вскоре сверху их атаковали восемь «мессершмиттов». Был сбит ведомый Петрова. А через несколько минут горящим факелом пошел к земле и Ме-109.

На помощь противнику подошла еще одна восьмерка «мессершмиттов». Она обрушилась с ходу на нашу семерку. Загорелся второй Ме-109. А тут по радио раздался голос Бориса Глинки:

– Ранен! Выхожу из боя!

Позднее узнали, что снаряд попал в кабину его самолета. Он плохо слушался рулей. Пытаясь добить его, четверка «мессершмиттов» ринулась к поврежденному самолету. Однако ведомый Бориса, сержант Кудряшов, отбил этот натиск. Тогда гитлеровцы переключились на Кудряшова и зажгли его. Сообщив по радио, что он горит, Кудряшов направил свой горящий самолет на Ме-109 и врезался в него. Огненный взрыв двух самолетов ошеломил на некоторое время противника. Потом вражеские летчики снова начали атаки. Загорелся самолет Шматко. Он повторил действия Кудряшова: врезался в «мессершмитт». Этот второй таран так подействовал на фашистов, что они, хотя имели абсолютное превосходство в силах, прекратили бой.

На занятии выступило еще несколько летчиков. Они настроили офицеров полка на боевой лад. Хотелось скорее встретиться с вражеской авиацией в воздухе, самим разить захватчиков.

Изучив воздушную обстановку на Кубани, приступили к подготовке облета линии фронта. На следующий день эскадрильи в составе четырнадцати самолетов должны были пролететь вдоль линии фронта, ознакомиться с местностью, передним краем. Возглавляли группы лучшие командиры 45-го полка. Понимая, что полет в таком составе опасен, я высказал командиру полка свое мнение:

– Нельзя лететь таким большим составом. Боевой опыт показывает, что группа, имеющая более восьми самолетов, становится неманевренной. Из четырнадцати самолетов получится «рой», а не строй. Внезапная атака пары «мессершмиттов» неизбежно приведет к потерям. По-видимому, мои рассуждения показались командиру никчемными.

– Товарищ Покрышкин, ваше дело слушать и записывать указания, а не высказывать мнение. Когда станете командиром полка, тогда и будете давать свои предложения. А сейчас не мешайте.

Отстаивать свое мнение было бесполезно. Заев не любил советоваться с командирами эскадрилий.

Возникал законный вопрос: как попадали такие офицеры на столь высокие должности? Вопрос прост лишь на первый взгляд. На самом деле, ответить на него полно очень сложно. Сказывались недостатки в изучении кадров. Скажем, был этот офицер на должности штурмана – справлялся с обязанностями. Внешне деловит. С руководством покладист. Указания выполняет. Знает технику, людей. Высказывает суждения, не вызывающие возражений. Чем не командир полка?

Старшим его недостатки не видны. Как опирается на опытных летчиков, советуется ли он с комэсками или со своими заместителями? Умеет ли сделать правильный вывод из реальной боевой обстановки в критической ситуации? Хватит ли смелости взять на себя ответственность за введение нового маневра, боевого построения? Чтобы узнать эти качества, нужно время. В боевой обстановке его не хватало. Изучать людей надо было по проявлению в бою, а процесс выдвижения кадров еще тяготел к прежним стандартам. Это потом стали комэска, умного и смелого, набравшегося опыта руководства в бою, ставить на полк. А в первые месяцы войны больше смотрели на прохождение службы.

Но надо сказать, что слабые командиры не держались долго. Война их быстро раскрывала. Поэтому мы видим, что одни стремительно двигались вперед, им доверяли и полки, и дивизии, и корпуса. А другие уходили на должности, которые не требовали самостоятельных решений. Бой отбирал лучших, в бою познавался и формировался не только характер воина, но и командира, руководителя.

Утром, когда был определен боевой порядок группы и мы собрались садиться в самолеты, подъехала легковая машина. Офицер штаба дивизии передал Заеву:

– Облет переднего края фронта отменяется. Приказано выделить группу истребителей и направить ее в район станицы Крымская. Вылет немедленный. Ожидается подход в этот район бомбардировщиков противника. Конкретные указания группа получит по радио с передового КП «Тигр».

Не скрою, на душе у меня стало сразу легче, хотя понимал, что изучить район крайне необходимо.

– Товарищ командир полка, разрешите мне вылететь восьмеркой, – попросил я.

– Думаю, хватит и шести самолетов. Вылетайте!

В шестерку я включил свое постоянное звено и пару во главе с командиром звена Речкаловым. Кратко дал указания о построении боевого порядка группы при поиске противника и при действиях в бою.

– Все ясно? Хорошо. По самолетам!

– Есть! – услышал бодрый ответ.

Летим курсом на станицу Крымская. Она расположена на острие главного удара Северо-Кавказского фронта и сейчас превращена в основной узел обороны противника на «Голубой линии». Через нее проходят основные железнодорожные и грунтовые магистрали на Новороссийск, Тамань и Темрюк. Гитлеровцы понимают, что с захватом этого узла нашими войсками им не удержать Таманский полуостров.

В воздухе я невольно вспомнил эти места, Крымскую, утопающую в садах, полевой аэродром на северной ее окраине. Три года подряд в летний период там стоял в лагерях отдельный Краснодарский авиаотряд. С утра до вечера шли полеты на отработку задач боевой подготовки. Мне, тогда старшему авиатехнику отряда, хватало работы. Свободное вечернее время я использовал для охоты на перепелок. Бродил по скошенным полям, поднимал перепелок и стрелял влет. Первые выходы на охоту с «малопулькой» вызвали насмешки летчиков и техников. Однако остроты в мой адрес скоро прекратились. Я возвращался с трофеями – пять-шесть перепелок свисали с пояса. Меня, конечно, интересовали не столько перепелки, сколько стремление научиться стрельбе по быстролетящей малоразмерной цели.

А по воскресеньям, выполняя комсомольскую нагрузку, вел занятия планерного кружка консервного завода. Сейчас Крымская находится на пути наступления войск фронта. По ней наверняка нанесут мощный удар. Что станет с этой красивой, большой станицей?

Мы летим, и скоро я снова увижу Крымскую и буду за нее драться. Правее нас быстротечная река Кубань. Становясь все шире и спокойнее, она вдали разлилась по своим плавням и протокам. Сплошное море воды поблескивает под лучами утреннего солнца. Слева от нашего маршрута виднелись предгорья Кавказских гор. Станицы в белых и розовых красках от цветущих яблонь, миндаля и вишен. Природа звала к радости. А мы летели, чтобы вступить в смертельную схватку с врагом. Может быть, кто-то из нас в последний раз видит эту красоту весны.

При подходе к линии фронта связался по радио с командным пунктом.

– «Тигр», я – Покрышкин. Иду на работу. Сообщите воздушную обстановку.

– В воздухе пока спокойно. Находитесь над Крымской и ждите указаний, – последовала команда.

Устаревший метод патрулирования, по большому кругу над объектом прикрытия, меня не устраивал. Взял направление на юг, к Черному морю, продолжая набирать высоту. Она нам очень нужна для выполнения нашего замысла

– патрулирования новым методом: высота – скорость, скорость – высота.

Над Новороссийском по моей команде группа развернулась вправо и взяла направление на станицу Крымскую. Пары на развороте быстро перестроились и заняли свои места в боевом порядке. Теперь они правее меня, со стороны солнца. Я перевел группу в пологое снижение. Набранная высота позволяла разогнать машины, достичь высокой скорости. В этом смысл маневра. Мы обеспечивали внезапность появления над районом прикрытия, стремительность удара по воздушному противнику, если он появится. При необходимости, за счет разогнанной на снижении скорости, мы могли быстро захватить превосходство и в высоте. А кто выше – тот и хозяин в воздухе.

Это был наш новый метод патрулирования по принципу движения маятника часов. Он был и тактически выгодным и обеспечивал экономный расход горючего в полете.

На большой скорости группа в пологом снижении шла на станицу. У меня, ведущего группы, мотор работал в режиме ниже максимального. Ведомые, имея запас мощности моторов, легко держались в боевом порядке «этажерки».

Под нами Крымская. В воздухе самолетов противника нет. Ниже нас патрулировало звено «лаггов». Они ходили над районом по большому кругу, на малой скорости, периодически подставляя хвосты своих самолетов под солнце. А ведь это наиболее опасное положение при внезапных атаках вражеских истребителей.

Наблюдая за ними сверху, невольно подумал, что до этого и в нашем полку так патрулировали. Крутили «карусель» над объектом. При встрече с истребителями противника она ставила нас в невыгодное, оборонительное положение. А ведь кто-то придумал, кто-то утвердил такую форму маневра, написал инструкцию. С целью экономии расхода горючего, для достижения продолжительности патрулирования были установлены скорости, соответствующие экономическому режиму работы мотора. Предписывалось патрулирование вести точно над объектом прикрытия. Вот мы и летали на малой скорости, жужжали, как комары. Снизу, с земли, конечно, создавалась видимость прикрытия, а на самом деле истребители были в самом невыгодном положении.

С этим должно быть покончено! Мы расходуем сейчас столько же горючего, как и прежде. Но проносимся метеорами над охраняемым объектом. Мы готовы нападать, а не обороняться. Да! Не позавидуешь группе «лаггов», если на них навалятся «мессершмитты». К сожалению, не во всех полках еще на вооружении новые приемы. Даже в нашей части только-только осваиваем.

Не долетая до реки Кубань, набрали за счет предыдущего разгона скорость и пошли на высоту. Развернулись уже влево, в сторону запада. Группа снова со снижением, наращивая скорость, пошла на Крымскую, как бы прочесывая воздух над линией фронта.

Наш метод маятникового полета при патрулировании и боевой порядок «этажерка» держали в этом полете первый экзамен. Боевой порядок группы, с рассредоточением пар по фронту и высоте, был схож со ступеньками крыльца, уходящего от ведущей пары в сторону и вверх. Такое построение группы обеспечивало большое пространство для поиска цели. В то же время затрудняло обнаружение противником группы. Размыкание пар по фронту и высоте не сковывало летчиков, предотвращало от столкновения в воздухе самолетов, в то же время позволяло уделять больше внимания круговому поиску.

Теперь не надо было каждому летчику постоянно следить за задней полусферой. Взаимный поиск пар позволял на большом удалении обнаруживать противника и предотвращать атаки с задней полусферы.

Маневренность пар и всей группы была так же высока, как и одиночного самолета. А это очень важно для стремительности выполнения атак нашими истребителями и срыва вражеских. В общем, и я, и мои боевые друзья жаждали встречи с противником. Нужна была проверка боем наших тактических задумок.

Вот мы снова над Крымской. Но обстановка там уже другая. Большая группа Ме-109Г клевала четверку ЛаГГ-3, вставших в оборонительный круг. Эта десятка «мессеров» наверняка послана для «очистки». Ее задача отогнать наших истребителей, освободить небо для бомбардировщиков.

– Я – Покрышкин! Одиннадцать часов, ниже тридцать градусов – «мессеры». Атакую! Прикройте!

Ввожу самолет в пикирование и наношу «соколиный удар» по ведущему. На большой скорости стреляю в упор. Из «мессера» вывалился сперва дым, потом огонь. Чуть не врезался в этот горящий факел. Рывок ручки управления на себя

– и резко ухожу вверх. От большой перегрузки потемнело в глазах. Скоро пришел в себя. Огляделся. Верхняя пара зажгла второго Ме-109Г при попытке вражеской группы уйти вверх. Сбитый Речкаловым самолет совсем деморализовал оставшуюся восьмерку. Круто пикируя к земле, они с дымом от форсажа моторов мчались в западном направлении. Преследовать не стали – наша задача перехватить бомбардировщиков.

Мы жаждали появления «юнкерсов», чтобы на них проверить новые тактические приемы и мощное вооружение самолетов. Около часа «прочесывали» передний край обороны, патрулируя маятниковым методом. Бомбардировщики и истребители в воздухе не появлялись. Видимо, наш внезапный удар по группе «очистки» спутал карты фашистов. Они отказались от нанесения бомбового удара. Горючее подходило к концу и мы взяли курс на Краснодар.

При возвращении, не отвлекаясь от наблюдения за воздушным пространством, еще раз мысленно проиграл динамику нашего боевого вылета, продумал, соответствовала ли она нашим разработкам. Сейчас на практике, в боевых условиях проверялось все, над чем мы думали и работали во время нашего переучивания на новую материальную часть. Родились эти формы не случайно. Мы понимали, что воевать так, как сражались в небе в прошлом, нельзя. Анализируя свой боевой опыт и опыт других летчиков за два годы войны, пришел к выводам, что мы зачастую действовали тактически неграмотно. А это приводило к неоправданным потерям. Подвиг требовал сочетания отваги и мысли, мастерства и поиска.

Раздумья, советы летчиков, имеющих большой боевой опыт, глубокое изучение боевых возможностей самолетов позволили разработать эти новые тактические приемы ведения боевых действий, отбросить в тактике все то, что мешало уверенно побеждать врага.

Альбом со схемами и расчетами, модели самолетов стали учебными пособиями по тактической подготовке летчиков сначала эскадрильи, а потом и полка. В работе по совершенствованию тактики истребителей и ее внедрению в обучение очень большой вклад внес Вадим Фадеев. Этот безгранично храбрый человек, большого роста и атлетического сложения, с характером волжского бунтаря, с восторгом воспринимал все новое в тактических приемах, активно внедрял их в обучение.

Сегодня наши поиски выдержали первый экзамен. Верно, в этом боевом вылете не все удалось проверить практически, что было задумано, начерчено в схемах альбома. Некоторые разработанные положения скоростного патрулирования, построения «этажерки» и поиска противника еще не в полной мере удовлетворяли меня. Необходимо было доработать приемы патрулирования и поиска противника при разных положениях солнца относительно линии фронта, на вероятных маршрутах подлета авиации противника. Понимал, что все это еще придется обдумать, отработать на земле.

Группа подошла к аэродрому. Как было установлено, верхняя пара прикрывала посадку моего звена от возможных атак вражеских истребителей. Приземлились благополучно. Сразу же направился на командный пункт для доклада о выполнении боевой задачи. Вдруг слышу за спиной голос Фадеева:

– Саша! Ты что же, отличился и перестал замечать своих друзей? Поздравляю тебя с первой победой на Кубани. Борман с КП передал о бое и подтвердил, что сбито два «мессера».

– Вадим! Ты за кого меня принимаешь? Зазнайство не в моем характере. Я рад, что у вас все обошлось благополучно. Вчера все переволновались. Особенно я за тебя.

– Я знаю, что ты рад. А вот Крюкову и мне досталось от командира.

Мы с Вадимом разговорились. Я и не заметил, как подошли летчики с «лаггов», которые мы встретили над Крымской.

– Спасибо вам, капитан, за помощь. Если бы не ваша группа, то посбивали бы нас гады.

– Могли бы. Вы патрулируете по старинке. Крутитесь на малой скорости, подставляете себя под трассы «мессеров». Если и дальше будете так летать, то посбивают вас, как куропаток. Надо патрулировать на скорости и не болтаться в одном районе. Вадим, расскажи им о нашем маятниковом методе и «этажерке». Я пойду доложу о вылете.

Я хотел было идти, да тут к нашей группе присоединился Крюков. Он тепло пожал мне руку.

– Комдив передал, что доволен вашей работой. Хорошо начали. Ну а мы дали маху, – с сожалением отметил он.

Через час подвели итоги вылета в группе. Все были довольны результатами боя. Правда, летчики средней пары немного замешкались еще до бегства «мессершмиттов» с поля боя. Можно было бы сбить больше. Но, как говорят в народе, – «первый блин». Ничего, в первом бою бывают ошибки и хуже. В остальном все действовали правильно.

После доклада, собрав летчиков полка, кроме второй эскадрильи, которая готовилась к облету линии фронта, я сделал обстоятельный разбор боевого вылета нашей шестерки, поделился своими мыслями о патрулировании и построении боевого порядка. Рекомендовал летному составу менять курсы маятникового патрулирования от параллельного линии фронта до перпендикулярного, в зависимости от положения солнца. Солнце должно быть всегда сбоку группы. Боевой порядок «этажерки» посоветовал строить уступом от ведущей пары в противоположную от солнца сторону, чтобы оно не мешало нижним парам вести наблюдение. Угол визирования между парами должен быть от тридцати до сорока пяти градусов. Летчикам так удобнее наблюдать друг за другом, не надо «перекручивать» шею. Все сводилось к тому, чтобы летчики излишне не утомлялись во время поиска противника, были, как говорят спортсмены, всегда в форме. При таком построении боевого порядка интервалы между парами должны быть больше превышения. Сегодня в бою средняя пара нашей группы при поиске противника держала большой угол визирования. Это ошибка. Она привела к тому, что летчики перенапрягались еще до боя, в последующем нерасторопно действовали при атаке «мессершмиттов».

После разбора летчики подразделения готовились к следующему боевому вылету. Вторая эскадрилья уходила на облет линии фронта. С трудом построились в плотный боевой порядок в составе четырнадцати самолетов. Фадеев стоял рядом со мной, наблюдая сбор в группу. Он не удержался от возгласа:

– Саша, ты посмотри, что они делают! Сколько самолетов в одну группу собрали! Они же столкнутся между собой в таком плотном строю!

– Это еще не так страшно, Вадим! Вот если встретятся с «мессерами», то кого-то мы сегодня недосчитаемся. Я был против этих облетов, но командира не смог убедить.

Эскадрилья вернулась без одного самолета. Над линией фронта строй атаковала всего одна пара Ме-109Г. Выскочив из облаков, «мессеры» дали очередь и сбили один самолет. Сделав свое дело, они нырнули в облака и скрылись. К счастью, летчик сумел опуститься на парашюте. Но полк потерял боевую машину. Летчики эскадрильи были обескуражены этим случаем. Их можно было понять: четырнадцать против двух – и потерять самолет!

После этой неудачи Заев отменил облет линии фронта эскадрильей Фадеева. Сказался, по-видимому, разговор Вадима с ним. Этим решением были довольны летчики.

Вылетали шестерками и четверками на прикрытие наших войск, готовящихся к наступлению. Авиация противника не проявляла активности. В воздухе встречались лишь пары и четверки истребителей-охотников. Они высматривали с большой высоты одиночек. Наши группы пытались атаковать их, но противник избегал открытого боя. Особенно после того, как из одной пары «мессершмиттов», решивших атаковать нашу четверку, летчиком Сутыриным был сбит Ме-109Г.

На другой день пребывания на Кубани первой начала боевую работу наша эскадрилья. Рано утром мы шестеркой вылетели в район патрулирования. Боевой порядок состоял из звена во главе с заместителем командира эскадрильи Паскеевым. В этом вылете он был назначен Заевым командиром всей группы. Моя пара обеспечивала действия звена Паскеева в бою с бомбардировщиками.

При подходе к Абинской Паскеев установил связь с «Тигром». Нам сообщили, что в воздухе противника нет. Группа начала патрулирование, применяя маятниковой прочесывание линии фронта от Новороссийска до станицы Киевской и обратно. Видимость отличная. Далеко на западе минут через тридцать показалась группа вражеских истребителей. Было ясно, что она шла, чтобы очистить поле боя или сковать нас и обеспечить свободу действий бомбардировщикам для нанесения удара. Значит, скоро должны появиться «юнкерсы». Решил предупредить «Тигра» и Паскеева об этом.

– С запада подходит группа истребителей. Скоро будут бомберы. Паскеев, я атакую истребителей.

С ведомым Сашей Голубевым пошли навстречу шестерке «мессершмиттов». Через несколько секунд завяжется бой. Но, не приняв нашей лобовой атаки, Ме-109 отвернули в сторону и, вытягиваясь в колонну пар, стали обходить нас. Мы левым разворотом со снижением устремились на последнюю пару. Да, видно, противник был опытен – резко вниз «мессеры» вышли из-под нашего удара. Превышение над ними было небольшое, и бой получился на косых переворотах и боевых разворотах. В один из моментов этой воздушной карусели я дал очередь из пулеметов по Ме-109. Он как раз с боевого разворота пытался зайти в хвост самолету Голубева. Трасса светящихся пуль ударила по спине вражеского истребителя. Он перевернулся и круто пошел к земле. Остальные «мессершмитты» сразу ушли в сторону. Через мгновение осознал, что стрелял с большой перегрузкой и не успел нажать кнопку пушки. Жаль. Снаряды разнесли бы вражеский самолет на куски. Осматриваюсь в воздухе. Вижу под нами две девятки Ю-88. Успели подойти, пока мы дрались с истребителями.

– Паскеев, атакуй бомберов! Паскеев, где ты? Бомберы на подходе к Крымской! – кричу по радио.

В ответ тишина. Тогда решаю атаковать бомбардировщиков своей парой, сделать все, чтобы заставить их сбросить бомбы на свои войска. Свалил самолет в крутое пикирование и нацелился на ведущего задней группы. Вот он в прицеле. Очередь прошивает его. Сразу же ухожу вверх, горкой. Снова пикирую, теперь на ведущего первой девятки. Голубев держится за мной. На выходе из атаки увидел в стороне четверку «мессеров». Они атаковали пару наших «кобр». Те стали в оборонительный круг, трудно, видать, им. Мельком глянул на бомбардировщиков, те разворачиваются на запад. Значит, основную задачу мы выполнили. Теперь – на помощь нашим истребителям. Делаю резкий маневр, сближаюсь с группой. С ходу обстрелял Ме-109 и вышел вперед нашей пары.

– Пристраивайтесь ко мне в правый пеленг и набираем высоту! – дал команду.

Прекратив преследование, «мессершмитты» отвалили в сторону. На развороте осмотрел заднюю полусферу. Вижу только двоих. Где же остальные наши самолеты? Где Голубев? Сколько ни крутил головой, никого не увидел. Не хватало трех самолетов. Противника в воздухе тоже не было. Горючее у нас уже на пределе, необходимо идти домой.

Возвращаемся на аэродром, а беспокойство за судьбу трех летчиков возрастает. Из звена Паскеева нет двух. Придется разбираться после посадки. А вот что случилось с Голубевым? Можно было только догадываться. Вероятнее всего, ведомый, увлеченный атакой по бомбардировщикам, не заметил моего энергичного разворота на выручку пары из звена Паскеева, оторвался от меня или продолжал атаки по Ю-88. В этом случае его могли прихватить «мессершмитты».

После посадки сразу же спросил у Вахненко, сел ли Голубев.

– Он и Козлов не садились, – развел руками техник. – По времени у них уже кончилось горючее.

На душе тяжело. Молодых летчиков могли сбить. Поэтому они и не отвечали на запросы по радио.

– А где Паскеев?

– Вон у своего самолета. Садился без круга, с прямой. Из самолета, как из паровозной трубы, валил дым.

Подошел к самолету Паскеева. Около него уже собралась группа техников.

– Что случилось? О чем споры?

– Вот, разбираемся с самолетом Паскеева. Видимо, гнал на форсаже и спалил мотор, – пояснил инженер эскадрильи Копылов.

– Неправда! Мотор начал барахлить еще над Крымской. Поэтому я и ушел на Краснодар, – оправдывался Паскеев.

Я внимательно смотрю на Паскеева. Почему же он бросил свое звено?

Паскеев стоял растерянный, глаза отводил. Я отозвал его в сторону.

– Товарищ капитан, почему вы ушли из боя и бросили звено? Где Козлов?

– Я уже говорил, что начала быстро расти температура воды и масла. Не мог же вести бой на неисправном самолете! Пришлось уйти на аэродром.

– А где Козлов?

– Не знаю! Когда я уходил, он оставался с ведомым.

Вижу, недалеко стоит ведомый Паскеева, Савин. Подозвал его.

– Расскажите подробно, как проходил бой.

Летчик отвечал обстоятельно. И все стало ясным. Когда две девятки Ю-88, прикрытые четверкой Ме-109, подходили к Крымской, Паскеев неожиданно сделал переворот и со снижением, с дымом от форсирования мотора, пошел на восток. Ведомые растерялись и неорганизованно начали атаку бомбардировщиков. Козлов, молодой ведущий пары, ринулся на заднюю девятку, ведомые отстали и не смогли его защитить. Пара «мессершмиттов», прикрывающая бомбардировщиков, атаковала Козлова и сбила. Он выбросился из самолета с парашютом.

После боя четверка «мессершмиттов», оставив без прикрытия бомбардировщиков, навалилась на молодых, еще необстрелянных летчиков, стремясь поживиться легкой добычей. Мое появление, удар по ведущему четверки спасли наших пилотов. А вот как погиб Саша Голубев, опытный летчик, осталось неизвестным. Хороший, ясной души был боец. Я чувствовал себя за ним, как за щитом. Знал, что он прикроет, не даст противнику ударить сзади, исподтишка. Глубокая боль в душе за боевого товарища отложилась навсегда.

Докладываю Заеву о нашем боевом вылете. Откровенно сказал, что Паскеев не оправдал себя в должности заместителя. Группой в бою руководить не может. Он психологически надломлен, загубит и себя, и других летчиков. Но командир полка не согласился с моими выводами. Мотивировал это тем, что известен пока единственный случай неудовлетворительной его работы и, возможно, мотор на самолете был действительно неисправен.

В общем, все осталось по-старому. Однако я решил не пускать Паскеева на боевые задания в ближайшие дни. Надо было дать возможность летчику отойти от полученной травмы, Горечь о погибших летчиках лежала на сердце. Она звала в бой, вызывала ярость, А боевая обстановка становилась все напряженнее. Вскоре полк потерял еще одного молодого летчика. В тяжелом бою с большой группой Ю-87, прикрытых истребителями Ме-109, шестерка под командованием Вадима Фадеева сбила три бомбардировщика и два истребителя. В схватке погиб младший лейтенант Маметов.

Победа над опытным врагом доставалась кровью. Однако с каждым вылетом и с каждым боем молодые летчики становились все опытнее, меньше делали ошибок, чаще одерживали победы.

В тот день на боевые задания четверка Фадеева вылетела ранним утром. В группе было двое молодых летчиков. При подлете к линии фронта Фадеев связался по радио с командным пунктом.

– «Тигр», я – «Борода»! Иду на работу! Сообщите воздушную обстановку.

– На подходе группа противника. Будьте внимательны!

Вадим Фадеев взял себе позывной «Борода». Этот позывной соответствовал и его внешнему виду. Услышав его, сразу же представляешь улыбающееся лицо Вадима с внушительной бородой-лопатой.

– «Тигр», я – «Борода», противника вижу. Атакуем! Группа Ю-88, прикрытая «мессершмиттами», была атакована сверху. Удар был удачным: загорелись две вражеские машины. Потеряв ведущего Ме-109 и ведущего группы бомбардировщиков, самолеты противника со снижением развернулись на запад. Ю-88 сбил один из молодых летчиков. Это была его первая победа.

Чуть позже на боевое задание вылетела и моя восьмерка. Патрулировали на больших скоростях, маятниковым методом. Вскоре столкнулись с десяткой Ме-109. В сложном бою – а в группе было несколько молодых летчиков – мы сбили трех «мессеров». Этим же составом вечером мы провели бой с восьмеркой немецких истребителей. Сбили пять Ме-109. В этих двух боях я уничтожил три вражеских самолета. Молодые летчики дрались смело, напористо. Так в боях рождались будущие асы.