Текст книги "Золотая рыбка в кармане, или Главный секрет новорусского капитализма"

ФОКУС-ПОКУС В ДАВОСЕ

Разоблачение магии – трудный жанр. Сами маги его не жалуют. Так что я просто опишу фокус.

Место действа: Давос, Всемирный Экономический Форум. Отель «Бельведер».

Идет вечеринка «Сбербанка». Собирающихся гостей развлекает специально приглашенный по этому случаю российский Фокусник. Выбрав из публики волонтеров, он демонстрирует смешные манипуляции предметами. Часы на руке одного господина мгновением позже оказываются в кармане другого и прочие маленькие чудеса. Тем временем прибыл Главный Гость, и, кажется, нас ждет что-то чрезвычайное.

В центр круга Фокусник приглашает Банкира и Премьера. Несколько пассов и вот она, кульминация. Публика буквально взрывается, когда по жесту Фокусника Медведев достает из кармана Грефа нечто совершенно неожиданное. Это золотая рыбка! Самая настоящая, живая, плавает, как ни в чем не бывало. В радостном шуме и гаме я не расслышал только фразы «Чего тебе надобно, старче».

Вскоре после этого номера Медведев ушел. Проводив Главного Гостя, глава Сбербанка выглядел более расслабленным, и я счел возможным поздравить его с успехом. «Потрясающий номер, Герман Оскарович! Российской депутации надо выступать с ним не здесь, а на главной сцене Давоса». В ответ я получил весьма отчужденный взгляд.

Про ежегодный Мировой Экономический Форум все знают: это место, где отечественные олигархи встречаются с отечественными высшими чиновниками в нейтральной обстановке швейцарского курорта посреди мирового эконом-политического бомонда. Подальше от родных осин и дубин. Отель «Бельведер» – наш дом Россия.

Переведя дух, я все же добавлю, что это еще и признанный супермаркет идей, самый большой в мире. На несколько дней на одном пятачке в гигантском Конференц-центре с десятками залов всех размеров собираются несколько тысяч человек со всего света – себя показать, людей послушать. В десятках дискуссионных панелей самые узнаваемые лица – гроздья премьеров, Нобелевские лауреаты, ожившие списки «Форбс», первые лица всего чего угодно, звезды прессы и ТВ. Здесь самый богатый политэкономический дискурс.

О чем спорят? Кризис Европейского Союза – когда, чем и как он закончится? Запад и Восток имеют разные и разнонаправленные темпы и темы развития – куда ведет это новое движение материков? Понятия Первый мир – Третий мир устарели? Видимая рука государства переборола невидимую руку рынка? Либеральный капитализм обанкротился и ретируется под напором государственного капитализма?

В речи канадского премьера зацепило словосочетание «просвещенный суверенитет». (Видимо, по аналогии с «просвещенным национализмом» и «суверенной демократией». Удивительно, как из одних и тех же слов наши умельцы упорно складывают смыслы не просто разные, но диаметрально противоположные. Совсем как в старом советском анекдоте про завод швейных машинок: сколько бы его ни запускали, а с конвейера упорно сходили автоматы Калашникова). Из выступления президента Танзании в памяти осталось горькое выражение «экономика от ладони ко рту» – ужасающая формула отсталости. И еще: «Мы производим то, что не потребляем. Мы потребляем то, что не производим». В выступлении кенийского премьера прозвучал полемический призыв: «Хватит ссылаться на колониализм (как оправдание отсталости)…Забудьте о колониализме! Китай тоже был колонией. Даже США были колонией». А зам генсека ООН Мишель Бачелет пересказала историю, которую она услышала от президента Финляндии Тарьи Халорен. Та как-то спросила ребят в школе: «Кто из вас хочет стать президентом?» «Это невозможно!» – грустно ответил ей один мальчик. «Но почему?» «У нас в стране президент всегда женщина». По конституции президент Финляндии может находиться на своем посту два срока по 6 лет. Но на веку мальчугана президентом была всегда Тарья Халорен… Чем не притча?

Столкнувшись с кризисом в разных форматах и проявлениях, мир по-разному и вместе, споря до хрипоты, ищет новые ответы на старые и новые вопросы.

Государственный или либеральный капитализм? Как ни крути, ключевое слово тут капитализм. Глобальное противостояние ХХ века – социализм или капитализм? – скончалось вместе с социализмом советского образца. Ссылки на успех Китая в этом контексте работают с точностью до наоборот. Фантастический рывок Китая за последнее тридцатилетие объясняется тем, что, оказавшись в черной дыре после провала больших скачков и культурных революций великого Мао, прагматики в коммунистическом руководстве Поднебесной резко развернули страну в сторону экономики капитализма. Это не триумф тоталитарной власти, она-то и завела страну в черную дыру. Это триумф капиталистической экономики, которая выводит гигантскую страну на стремнину мирового развития, что, впрочем, тоже далеко не безоблачный процесс.

Китай догоняет Америку и становится первой страной мира? Не будем опережать события. Пусть сначала догонит. Китай не догонит Америку даже тогда, когда он догонит и перегонит ее по валу. Китай догонит Америку только тогда, когда американские студенты валом поедут учиться в китайские университеты. А пока все ровно наоборот.

И, кстати, что это такое – государственный капитализм? В Бразилии государственный капитализм движет развитие, хотя и с немалыми проблемами. В России гарантирует стагнацию, рейдерство всех форматов и массовое бегство капиталов (под 100 миллиардов долларов в год) в уютные гавани мира.

В Норвегии государственная нефтяная компания «Статойл» обеспечивает уровень и качество социального государства. (На счетах независимого Пенсионного Фонда Норвегии – 560 миллиардов долларов – цифра 2012 года).* Пенсионеры следующих поколений могут быть спокойны за свою старость. «Статойл» прозрачна и действует по рыночным законам. В России все государство в поте лица трудится на «Газпром» – закрытую делянку руководства. Для этого «нашего национального достояния» ничего не жалко, вплоть до войнушек с соседними государствами…

* 1000000000000 (триллион) долларов в сентябре 2017 года.

Вот еще несколько вопросов в переводе с давосского на русский.

Государство помогает капитализму (развитию)? Или капитализм обеспечивает государственным мужам образ жизни шейхов и набобов? А может быть, и государство, и капитализм существуют только для того, чтобы у группы «избранных» были нерушимые права на власть и собственность, и эта задача будет поважней любого развития?

Даже тогда, когда «государственный капитализм – это Я», то кто этот Я: Ли Куан Ю или Уго Чавес? Очень разный коленкор.

Политика помогает экономике? Или экономика обслуживает политику?

Где и докуда он может быть эффективен – государственный капитализм, а где и когда превращается в тормоз и бремя?

Для развития требуется больше государства или меньше государства? И какого? Какой должна быть роль и природа государства?

Кстати, так ли уж обязательно, чтобы все CEO, как принято называть руководителей корпораций на американский манер – Chief Executive Officers, были именно офицерами, притом из КГБ?

В Давосе говорят о том, что:

Делать деньги уже недостаточно, важны духовные ценности. Что, не отменяя прибыли, как само собой разумеющейся оперативной ценности любого бизнес-процесса, на первый план выходят новые – общественные – ценности. Что в цену продукта (и успеха) входит и социальная цена, которую нужно тщательно просчитывать. Это попахивает социализмом, но совсем иным – условно говоря, скандинавским.

Звучат явно новые слова. Общественные ориентиры предпринимательской деятельности. Этическое потребление. Этический капитализм… Новая риторика? Безусловно. Новый язык, однако, отражает новые реалии. Капитализм трансформируется. Он не гибнет в кризисе. Он использует его импульсы и открывает новые возможности. Он перерождается. И это происходит сегодня, на наших глазах.

Участие российских голов в главном действе под сводами давосского Конференц-центра минималистское, за естественным исключением российской панели, про которую тоже не скажешь, что на ней царил аншлаг. В отличие от того, что было не так давно, российская тема далеко не хит.

Лейтмотив российской панели: ждем вас со своими инвестициями. Правда, инвестиционный климат у нас резко континентальный и институциональная среда малопригодная. Но все равно ждем – не дождемся…

А тут еще разыгралась сценка, которая, кажется, стала традиционной. Во время выступления Игоря Шувалова слово взял Уильям Браудер. С нашей страной его связывают разные узы. Его дед Эрл Браудер возглавял Компартию США до войны и все военные годы. Сам он – международный финансист и инвестор, глава «Хермитедж кэпитал менеджмент». Совсем недавно это был возможно самый активный в нашей стране инвестиционный фонд, а нынче его опознают по имени убитого, в чем мало кто сомневается, в следовательском азарте Сергея Магнитского. Вряд ли фонд нуждался в таком паблисити. Еще меньше оно нужно России. Но теперь г-н Браудер, автоматически ставший невъездным в РФ, подобно Немезиде, преследует официальных российских деятелей на публичных зарубежных встречах, чтобы задать им один и тот же вопрос. Зачем России самострел? Почему бы не наказать виновных и не очистить свои ризы?

Ну, что же вы повторяетесь, устало отмахнулся Шувалов. Сколько можно? Год назад здесь же вы задавали мне слово в слово тот же вопрос… Саркастическая реплика российского первого вице-премьера прозвучала скорей жалобно. Действительно, сколько можно? Неужто, за год (на самом деле, после гибели в Матросской Тишине прошло куда больше времени) нельзя было разобраться в том, что уже всем очевидно, и наказать виновных?

Или все-таки виновные и само преступление того уровня и масштаба, когда на их прикрытие и сокрытие мобилизована вся мощь Российского государства? А уж с такими абстракциями, как репутация страны и инвестиционный климат можно погодить. Есть дела поважней.

При всех пикантных особенностях, однако, сводный русско-давосский дискурс – небо и земля по сравнению с тем, чем потчуют российскую публику. Экспортная модель требует экспертизы. Без базового реализма тут не обойтись. В отличие от домашней демьяновой ухи.

В Давосе невольно осознаешь, насколько фантасмагоричен наш внутренний политический дискурс. Двадцать лет назад как тупиковое направление цивилизации рухнул коммунизм и в одночасье исчез СССР. А наш «мейнстрим» с нарастающим энтузиазмом хоронит капитализм и сладострастно грезит распадом Европы. Стремление быть вне мировой повестки дня приводит к полному разладу с действительностью. Мало того, что с мировой, но прежде всего с собственной.

Тут мне придется вернуться к азам. В буквальном смысле. Я хочу процитировать одно старое интервью с Егором Гайдаром. В журнале «Новое время» мы любили разговоры по гамбургскому счету с людьми, которым можно было предъявить такой счет. Эти пытливые редакционные встречи мы называли «Аутодафе». Время было то еще – май 1998 года, и мы поджигали признанного виновника всех бед.

+++++

«Александр Пумпянский: Как вы представляете себе российскую экономическую и социальную реальность, Егор Тимурович? Если послушать одни оценки, то это бесконечное падение и уничтожение великой промышленности. Если говорить о том, как живут люди, то художники той же самой школы рисуют или геноцид, или просто вымирание людей. А как вы себе представляете: где находится страна, что происходило за это десятилетие и как живут люди?

Егор Гайдар: На этот вопрос я вынужден буду отвечать длинно.

Давайте рассмотрим два факта. Валовый внутренний продукт в России сегодня ниже, чем валовый внутренний продукт в РСФСР, примерно на 30 процентов. Промышленное производство упало более чем вполовину. Количество семей, имеющих машины, за это время увеличилось вдвое, на 8 миллионов. Может это быть вместе правдой? Может.

Социалистическая экономика по своей природе была прямым аналогом экономики Египта периода Древнего царства. Представим себе на секундочку, что строительство пирамид выходит из моды, что бывало, скажем, на переходе от Древнего к Среднему царству. У вас прекращается масштабное строительство пирамид. Какая-то часть ресурсов перераспределяется в ремесло и в сельское хозяйство. ВВП существенно сократился, объем производства ремесленнической продукции, то есть благосостояние, немножко выросло.

Я в этой аудитории могу не вспоминать, что такое было водохозяйственное строительство. Что такое было советское животноводство, основанное на импорте 40 миллионов тонн привозных кормов с уникально низкой продуктивностью их использования, советское комбайностроение и т.д. Я уже не говорю о военном секторе. Это колоссальный круг видов деятельности, которые никак не работают в новом состоянии и которые никак не совместимы с рыночной экономикой.

Значит, когда разваливается социализм, совершенно неизбежно начинается падение производства, потому что идет постепенное перераспределение этих ресурсов, связанных с неэффективными видами деятельности, в новые эффективные. Причем это не тот процесс, который вы можете организовать упорядоченно. Нельзя сказать: вы раньше производили системы управления ракетами подводных лодок, а теперь будете производить телевизоры. Потому что, пока нет рынка и конкуренции, никто не может дать гарантию, что эти телевизоры будет кто-то покупать. Я думаю, в этом был парадокс и советской конверсии. У нас в отличие, скажем, от Польши недостаточно последовательная политика, поэтому этот период растянулся не на три года, а на семь. Падение оказалось в результате гораздо более глубоким, чем оно должно было быть. А предпосылки роста оказываются гораздо хуже сформированными.

Конечно, в России сегодня экономическое положение неизмеримо лучше и стабильнее, чем оно было в 1991 году. Конечно, за это время пройден огромный путь к сформированию базы рыночной экономики. Но из-за отсутствия систематической и последовательной политики переход оказался гораздо более социально травматичным, чем он должен был быть, падение производства больше, падение доходов больше, период падения и период социальной дезорганизации дольше и так далее. Мы довольно дорого заплатили за истеричные крики тех, которые говорили, что радикальные реформы в России не нужны.

Валерия Новодворская: Признаете ли вы, что изменили ход российской истории? И какова вероятность, что она не пойдет вспять снова?

Егор Гайдар: Как говорил в таких случаях Юрий Деточкин: я приложил к этому свою руку…

Я думаю, что укоренение в России рынка и частнособственнических отношений – это уже данность. Очень трудно себе представить реалистичный сценарий, в рамках которого у нас будут полностью демонтированы рыночные механизмы. Мне кажется, что здесь точку возврата мы прошли в 1996 году.

Два вопроса, которые остались нерешенными. Первое – это стабильность демократических институтов в нашей стране. Я абсолютно не убежден, что ее можно воспринимать как данность. Для этого еще нужны годы.

И второе. Мы, конечно, не прошли точку выбора характера рынка. Будет это либеральный рынок равных для всех правил игры с подконтрольным обществу государством или рынок, где собственность и власть переплетены, то есть рынок коррумпированный, где самые эффективные инвестиции – взятки чиновникам. Этот вопрос, видимо, будет решаться на протяжении следующего десятилетия.

Любовь Цуканова: Егор Тимурович, давайте вернемся к моральным критериям. В 1992– 1993 годах интеллигенция очень любила цитировать Бродского – про то, что ворюги нам милей, чем кровопийцы. Это было своего рода оправданием того, что одни нищали, а другие наживались. Сейчас уже не цитируют, потому что ворюги всем надоели. И многие считают, что именно с вами, с вашим правительством и с теми, кто шел за вами следом, пришли эти самые ворюги. Не случится ли так, что терпение людей лопнет, и кровопийцы станут им ближе и роднее (и уже стали для многих), чем ворюги?

Егор Гайдар: По-моему, тема «ворюг и кровопийц» была ключевой не в 1992 – 1993-м, а в 1995 – 1996 годах, если я хорошо помню состояние общественного сознания. У меня такое ощущение, что я первый даже употребил этот оборот – это был конец 1994 года, и он дальше довольно активно пошел в прессе. Хотя я могу ошибаться.

Что категорически не устраивало в нашем правительстве очень большую часть элиты? И почему оно было короткоживущим? Вот, скажем, сегодня вы можете себе представить правительство (я ничего не хочу сказать плохого о наших последователях), которое вообще не подкупает депутатов? А мы не подкупали депутатов. Это была тема за пределами обсуждения. Я с 1992 года ни с кем из тех, кого мы потом называли олигархами, по-моему, не встречался ни разу. И, надо сказать, они чувствовали себя тоже по отношению к нам очень дистанцированно.

Вы понимаете, что правительство с таким стилем отношений с бизнесом и обществом было поразительно неудобным. Оно было как затычка в очень большой бочке. Раньше или позже ее просто должно было вышибить.

Да, меня тоже очень волнует вопрос, а не надоест ли это слишком сильно. На каком-то коротком историческом этапе, когда мы проходили точку возврата и риска еще одного коммунистического эксперимента, то есть в ситуации жесткого выбора, я для себя тоже считал возможным сказать: мне ворюги милее, чем кровопийцы. Не потому, что я их люблю, а потому, что понимаю: в нормальном обществе, при нормальном развитии, если нам кровавую кашу не устроят, мы раньше или позже сумеем справиться с ворюгами. Ворюги дают возможность обществу с собой бороться – в отличие от кровопийц. А вот дальше очень многое зависит от того, насколько будем эффективны в этой борьбе.

Андрей Колесников: Наша экономика и политика прошли в своем развитии два этапа. Сначала основные угрозы исходили от отраслевых лоббистов, потом поменялась структура экономики, и основные угрозы исходили от естественных монополистов и олигархов… Закончилась ли эпоха безраздельного властвования естественных монополистов и олигархов? Какие еще опасности могут подстерегать экономику и политику?

Егор Гайдар : Сказать, что полностью закончилась, не могу. Это еще очень мощные структуры.

Есть две модели построения корпоративного государства. Первая из них – это от финансово-промышленных групп вверх к власти: через своих людей, через контролируемые выборы, контролируемое начальство и так далее. Вторая – сверху, с поста главы администрации области, мэра крупного города и так далее – вниз. Свой лояльный, подконтрольный бизнес, несущий деньги туда, куда ему укажут. Это угроза очень и очень серьезная и отнюдь не пройденная. В некотором смысле мы сегодня проходим между Сциллой и Харибдой. С одной стороны Березовский, с другой – Лужков. И надо как-то провести кораблик…»

++++++

Еще раз повторю, это оценки 1998 года. Что изменилось за прошедшие с той поры полтора десятилетия? Имена. Что еще?

Демократические институты в нашей стране укоренились и получили должное развитие, как хотел, мечтал, планировал Гайдар?

И мы выбрали либеральный рынок равных для всех правил игры с подконтрольным обществу государством? И окончательно отвергли рынок, где собственность и власть переплетены, рынок, коррумпированный по определению, где самые эффективные инвестиции – взятки чиновникам?

И нет уже ни ворюг, ни кровопийц?

Как бы не так! Что-то нам сильно помешало. Что? У меня есть ответ: Фокусы.

В оправдание этой гипотезы придется призвать на помощь Владимира Даля. Заглянем в его словарь.

«Фокус-покус – фиглярство.., морока, отвод глаз, непонятное явление, основанное на искусстве и притворстве. Фокусник – штукарь или фигляр».

Помните, как всех нас шокировала коробка из-под ксерокса в президентской избирательной кампании 1996 года? А ведь это был еще самый простенький и наивный фокус типа «Кролик в шляпе». По-настоящему образцы высочайшего штукарства и фиглярства мы увидим в следующую эпоху! Избираемые губернаторы будут исчезать и появляться вновь. Территории будут голосовать за национального лидера не то, что поголовно – голосов будет больше, чем голов. На глазах у почтенной публики президент превратится в премьер-министра и снова в президента, и при этом в характере власти не изменится ровным счетом ничего. Власть неизменна, и она наше все.

Что по сравнению с этими трюками стандарты жанра типа: «Левитация на метле», «Исчезновение слона», «Схватывание пули», «Распил женщины циркулярной пилой» или «Телепортация из одной бочки для нефтепродуктов в другую»! Впрочем, этой мороки – распилов, исчезновений и телепортаций – тоже хватало в нашей жизни – новый строй разбудил невиданную самодеятельность масс.

Первый принцип фокусника: говори обратное тому, что делаешь.

Власть говорит, не умолкая – сплошь правильные вещи. Под шумок творится главный, базовый, системный фокус-покус. Это перерастание – переливание соцреализма в капреализм, где на выходе получается нечто фантастическое – «Капитализм с золотой рыбкой в кармане». Этот бесплодный, хищнический, воровской капитализм строится с той же целеустремленностью, с какой прежняя Власть строила бесплотный коммунизм. (И с гораздо большим успехом для себя и «избранных». Это, к слову, еще один политический фокус: «избранные» в отсутствие выборов»).

С золотой рыбкой в кармане нет ничего невозможного и все заранее оправдано по высшему счету. Золотые «залоговые аукционы» для своих мало того, что якобы спасали государство, они, служили инкубатором выращивания капиталистического класса… А чумовое рейдерство – бизнес силовиков, дескать, выполняло де факто другую важную социальную функцию – отбиралась собственность у неэффективных собственников в пользу тех, кто ею мог распорядиться. Так что закройте глаза на черный передел и расслабьтесь…

Все превзошел метод новейших фальшивых «авизо» – идеально простой способ даже не отъема, а прямого изъятия денег из казны. Все, что нужно теперь, это нарисовать в налоговую инспекцию заявку от имени компании «Рога и Копыта» на возврат, якобы, переплаченных налогов, и проставить цифру прописью. Компания может быть липовая, краденая, неважно, отзывчивая налоговая без промедления выкатит круглую сумму на блюдечке с голубой каемочкой. Надо ли говорить, что это оригинальное ноу-хау предназначено не для всех, а только для тех, кто ноу и кто хау – держит золотую рыбку за зебры?

Эту беспредельно порочную, откровенно преступную практику имел несчастье раскрыть юрист Сергей Магницкий. За свое открытие он заплатил сначала свободой, а потом и жизнью. Разоблачение фокуса дорого стоит.

Москва – Давос, 2012, 2013.

СТИВ ФОРБС: У НАС В АМЕРИКЕ НЕТ ОЛИГАРХОВ

Капиталистический гуру – об американском кризисе, российской реформации и многом другом

Прежде, чем приступать к чтению этого материала, я попросил бы читателя обратить внимание на датировку. Это интервью состоялось в ноябре 2002 года. Так что кризис, о котором идет речь, далеко не последний. И выборы тоже давние. Время Джорджа Буша-младшего и республиканцев было в самом зените.

Уже на подходе к величественному особняку с вывеской «Форбс», расположенному в манхэттенском Мидтауне на аристократической 5-й авеню на одной линии с «Эмпайр стейт билдинг», у посетителя возникает ощущение некоторой старомодности, консерватизма или, что то же самое, класса возникает. Ну а дальше начинаются просто чудеса. Представьте себе, что вы входите в вестибюль «Нового времени» на Пушкинской площади, а весь первый этаж – с десяток залов и комнат – занимает постоянно действующая выставка Грановитой палаты. Именно это ожидает посетителя, переступившего порог журнала «Форбс».

(Оговорюсь. Я не зашел в редакционные помещения журнала «Форбс» – наверное, они выглядят так же, как и все остальные редакции мира: хорошо оборудованные боксы для человека с компьютером, интернациональное офисное пространство, непосредственно переходящее в виртуальное пространство).

Сравнение с Грановитой палатой не надуманно. Семья Форбс гордится своей коллекцией пасхальных яиц Фаберже. (Их потом купит Вексельберг). Тематика царского русского двора с особым упором на Николая и Александру преобладает в прихожей «Форбса». Отдельное место занимает выставка парадного французского портрета времен II империи, но все остальное знакомо нам до слез. Экспозицию бесценных художественных экспонатов предваряет подробный рисунок генеалогического древа дома Романовых. Удивительная историческая карта и драматический документ. На рубеже XIX и ХХ веков – всего-то столетие назад – ветви общего царственного древа покрывали всю Европу. Трудно представить себе более наглядную иллюстрацию имперского проекта Единой Европы и очевидного его торжества. До заката Европы и краха всех империй оставалось всего ничего.

Мне недолго пришлось размышлять на сентиментально-исторические темы. В назначенный час, минута в минуту, Стив Форбс спустился в редакционную прихожую и пригласил меня подняться на верхние этажи. Наша беседа проходила в библиотеке. В одну из пауз я успею разглядеть, что «русская» полка в ней весьма представительна.

Впрочем, пока магнитофон не включен, несколько слов о Форбсе – человеке, фамилии и институте.

Все знают список 100 самых богатых людей мира, ежегодно составляемый «Форбсом», – самое заветное и завидное пространство в мире, самый читаемый и почитаемый (даже если и проклинаемый) журналистский материал, где каждая строчка стоит миллиарды долларов. Однако же попасть и на другие страницы «Форбса» – показатель успеха для предпринимателей, финансистов, экономистов, политиков и прочих творцов социально-политических решений. Это старейший и, возможно, самый авторитетный в мире экономический журнал. При этом у него есть несколько отличительных черт. Во-первых, это фамильный журнал. Его основал дед Стива – шотландский иммигрант Б.Ч. Форбс. Сначала он достиг известности как журналист, экономический обозреватель в концерне Херста, а потом решил пуститься в воды свободного предпринимательства и сам стал издателем и редактором. «Форбс» вышел впервые в свет в 1917 году – «в год вашей революции», подчеркивает Стив Форбс. И, кажется, я понимаю, что он имеет в виду.

«Форбс» – далеко не бесстрастное информационное издание. Это журнал с направлением, с открытой идеологической позицией – назовем это второй особенностью. Целый век он пропагандирует ценности свободного предпринимательства и даже называет себя – не без подначки – «капиталистическим орудием» (capitalist tool). Русская революция 1917 года была вызовом всем этим ценностям, конкурирующим проектом, и история этой жестокой конкуренции не на жизнь, а на смерть стала содержанием целого века. Сейчас она позади, и «Форбс» как «капиталистическое орудие» может при желании принять часть успеха пропагандируемой им системы на свой счет.

Открытая прокапиталистическая направленность подчеркивается моральным пафосом. Для иллюстрации этой третьей характерной черты я процитирую самого первого Форбса.

«Бизнес начинался для того, чтобы добиться счастья, а не для того, чтобы скопить миллионы.

Слишком часто, разговаривая с «людьми успеха», я не могу избавиться от чувства, что они превратили бизнес в цель, в самоцель, что они смотрят на умножение своих миллионов и расширение своего дела как на единственное бытие, что это для них и есть жизнь как таковая.

Такие люди порой счастливы в каком-то лихорадочном суетном стиле – подобно тому, как муха, которую поместили в колбу с кислородом, бешено носится туда-сюда, пока ее жизнь не сгорит.

Однако у них нет времени для более спокойных, тонких, глубоких радостей жизни. Они настолько увлечены материальным, что не способны насладиться нематериальным, непреходящим, идеальным, духовным.

Просто получать не значит жить.

Человека, который считает, что счет в банке гарантирует ему счастливую жизнь, ждет разочарование.

Для бизнесмена успех до сих пор слишком часто заключался в том, чтобы разбогатеть.

Это не высокий стандарт. Этот стандарт, к счастью, проходит».

(Из передовой статьи, открывавшей самый первый номер журнала «Форбс» в сентябре 1917 года).

Мой собеседник – издатель и главный редактор «Форбса» в третьем поколении. На своем посту он с 1990 года, со дня смерти отца. Дважды за это десятилетие он брал отпуск от редакционно-издательских дел. Это случилось в преддверии национальных выборов 1996 и 2000 годов, когда он боролся за свое выдвижение кандидатом от Республиканской партии на пост президента США. Беседуя со Стивом Форбсом в уютной библиотеке капиталистического журнала, мы, естественно, коснулись и этой страницы его биографии. Но начали с более актуальной темы.

– Я хотел бы начать с экономики. Что происходит с экономикой в вашей стране? Это очень важно для всех нас.

– Конечно.

– Какого рода кризис у вас? Или, вернее, в какой стадии находится этот кризис? Здесь я услышал нечто неслыханное. Мне рассказали о людях, которым не платят зарплату, но они не уходят с работы потому, что не знают, куда идти. Я думал, что ситуация, когда людям месяцами не выдают зарплаты и пенсий, характерна лишь для России.

– Прежде всего, у нас нет проблем с выплатой зарплаты. Если вы теряете работу, вы обязательно получаете пособие по безработице. А если работодатели не выплачивают зарплату, их сажают в тюрьму. У нас нет олигархов. Если говорить о пенсиях, то у нас все получают социальное обеспечение. Что касается корпоративных пенсий, то размеры некоторых из них сократились. Когда рынок восстановится, как это всегда бывает, то размер этих пенсий снова увеличится. Так что в принципе кризиса системы корпоративных пенсий не существует. У отдельных компаний могут быть проблемы, но многие из них застрахованы федеральным правительством через корпорацию гарантирования пенсий.

Трудности американской экономики заключаются главным образом в том, что она движется вперед со скоростью пешехода, а не бегуна. А это объясняется, во-первых, неопределенностью иракской перспективы и, во-вторых, ошибками, допущенными Федеральной резервной системой, которая слишком ужесточила денежную политику. Они сделали то же, что и Япония: снизили процентные ставки, не обеспечив денежную наличность. Это похоже на то, как если бы вы пришли в магазин и вам сказали бы, что вы можете купить мясо по очень низкой цене, но самого мяса пока нет. А надо сделать так, чтобы и мясо было, и деньги имелись. Надо снова сокращать налоги, что, как я полагаю, президент Буш попытается сделать в начале будущего года. Когда будут приняты необходимые меры, тогда американская экономика начнет развиваться более быстрыми темпами, и в будущем году дела пойдут лучше. Но сейчас мы находимся в положении, в каком были в начале 1990-х годов. Тогда у нас была рецессия, оживление экономики шло очень медленно, но постепенно темпы нарастали.