Электронная библиотека » Александр Раков » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 9 июля 2019, 11:40


Автор книги: Александр Раков


Жанр: Религия: прочее, Религия


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +
«И стал я ни хороший, ни плохой»

Но эта былинка повисла бы в воздухе, не будь у нее продолжения. Я привычно показал ее жене, не ожидая подвоха. Но реакция жены оказалась непредсказуемой для «инженера человеческих душ» – она обиделась. Обиделась за мою невинную встречу. Я тоже был огорчен, ибо искренне считал это дружбой между мужчиной и женщиной. Супруга увидела все в другом свете, следуя непостижимой для мужчин логике. Мое же удивление было вызвано тем, что я (почти) ничего от жены не скрывал. Но, видно, женская интуиция говорила ей об опасности; да и сам я, положа руку на сердце, чувствовал тоненькую паутинку лжи.

Ей-Богу, такое бывает. Случается. Наверное, с каждым бывало хоть раз… Не то чтоб влюбиться. Не то чтоб отчаяться. А что-то возьмет и сломается в нас. А что там и как там – ну кто его ведает. Я этой задачи никак не решу. Возможно, об этом писать и не следует. А может, и следует. Я вот пишу. Сидеть бы в траве, над безлюдною заводью, без всякого смысла смотреть в озерцо. И медленно этак поплевывать на воду, да так, чтобы прямо в свое же лицо.

Николай Старшинов

Мы с женой


Но знала же моя венчанная супруга, что со слабым полом я легче нахожу общий язык – они и прощать умеют, и за грань дозволенного перейти не дадут. Слышала же она мои длиннющие телефонные разговоры с несколькими знакомыми женского рода. Я ведь и вправду нуждался в общении, чтобы вырваться за рамки газеты, ну, перышки распушить немножко, дать или получить совет… Когда я духовнику все рассказал начистоту, он словно в шутку, ласково ударил четками по спине. А сам промолчал. А его молчание дорогого стоит – оно думать заставляет, а уж потом делать…

 
Редактура
Я женщине сказал, что я – плохой.
Со мной, сказал, утратишь ты покой,
я бью детей, не отдаю долги,
могу сбежать, могу ударить лошадь…
Но женщина ответила: «Не лги!
Ты лучше всех! Я верю: ты хороший!»
 
 
«Да-да! – воскликнул я. – Все так и есть!
Всего дороже истина и честь,
в борьбе за честность посвятил я жизнь
и не сверну с намеченной дороги!..»
Но женщина ответила: «Заткнись!
Устала я считать твои пороки…»
 
 
И стал я ни хороший, ни плохой,
ни белый и ни черный – никакой.
И женщина довольна, но ворчит,
спокойно жить ей что-то все ж мешает:
о чем он дни и ночи все молчит
и что он, притаившись, замышляет?!
 

Сергей Давыдов

Берегите дух ваш, и никто не поступай вероломно против жены юности своей (Мал. 2, 15).

 
Торжественные обязательства моей жене
(шутка)
Я ОБЯЗУЮСЬ, если стану старым,
Что, как я понял, не исключено:
Не петь в подъездах песен под гитару,
Не пить в подъездах со шпаной вино.
 
 
Не повторять одним и тем же людям
Одну и ту же байку двадцать раз.
На девичьи, красивой формы груди
Не скашивать, в прожилках красных, глаз.
 
 
Не приставать с советами к подросткам.
И к женщинам не приставать в метро.
Не врать, что я входил в Политбюро,
Что был красавцем двухметроворостым.
 
 
Не утверждать, что нынче скверны нравы,
Что люди и писатели – мелки
И что во всем всегда бывают правы,
Конечно, в жизни только старики.
 
 
Ни с перепоя, ни со сна, ни сдуру,
Прикинувшись, что честен я и прост,
Не выставлять свою кандидатуру
На всероссийский президентский пост.
 
 
И главное – я честно обязуюсь,
И в том присягу принести готов,
Жене не изменять. И, образумясь,
Не сочинять таких стихов!
 
Валерий Михайлов
«С добрым утром!», «Добрый вечер!»

Все нравится мне в моей уютной квартире – и дом-то «сталинский» о четырех этажах, и лестница в подъезде широкая, и площадка перед дверью огромная, и двор, как в детстве на Хорошевке, зеленый и просторный, и тишина за окном. Да, за окном тишина, а внизу под нами сосед живет и по ночам что-то из дерева конструирует. Да не ночь-другую, а три года с лишком уже трудится. Сплю-то я плохо, да вы знаете, с таблетками, но от ночного шума, когда каждый звук, словно барабан звучит, даже иностранные беруши не спасают.

 
О борьбе с шумом
Надо привыкнуть к музыке за стеной,
к музыке под ногами, к музыке над головой.
Это хочешь не хочешь, но пребудет со мной,
с нами, с вами.
 
 
Запах двадцатого века – звук.
Каждый миг старается если не вскрикнуть – скрипнуть.
Остается одно из двух – привыкнуть или погибнуть.
 
 
И привыкаем, кто может, и погибаем, кто
не может, не хочет, не терпит, не выносит,
кто каждый звук надкусит, поматросит и бросит.
Он и погибнет зато.
 
 
Привыкли же, притерпелись к скрипу земной оси!
Звездное передвижение нас по ночам не будит!
А тишины не проси.
Ее не будет.
 
Борис Слуцкий † 1986

Стал я рукастому соседу по ночам звонить, но разговора не получалось – что успеем выкрикнуть друг другу за мгновенье, то наше. А надо сказать, что на прежней квартире тоже доставал меня сосед-милиционер: он по ночам ловил наркоманов и в ожидании смены тихо так играл – поверите ли? – через синтезатор на барабане. А стенки в «корабле» звуку не препятствовали – лишь бы потолок удержать. И стал я с молодым правоохранителем воевать: жалобы писать в разные инстанции, милицию вызывать по ночам. А что ему родная милиция? Он им или удостоверение свое показывает, или прекращает на инструменте играть, услышав шум подъехавшей машины. Оставалось мне лишь краснеть перед прибывшими милиционерами и просить прощения за безпокойство. А молодой «санитар общества» в отместку регулярно прокалывал шины на моем «жигуленке», стоявшем у подъезда. Я, помню, все удивлялся – откуда на питерских дорогах столько гвоздей? Батюшке жалился, а он в ответ: «Ты вот шума не терпишь, бороться пытаешься, вот бес тебя и достает». Но, слава Богу, смогли мы оттуда убраться подобру-поздорову. На новом месте день-другой я настороженно вслушивался, нет ли со двора шума, не балуется ли кто в доме музыкой нестерпимой. Все тихо, и я было успокоился. Но тут заработала у нового моего соседа столярная мастерская, а у интеллигентных соседей сверху до упора гремит телевизор.

 
Уснуть? Но верхние соседи
включили ящик за стеной.
Они телеэкраном бредят,
фильм не пропустят никакой.
 
 
Вот и сейчас… Тургенев?.. Чехов?
Сквозь стенку я не разберу.
Там кто-то должен был, уехав,
быть в Костроме уже к утру.
 
 
Он говорит: «Я вам откроюсь,
я не заставлю вас страдать…»
Он говорит: «Бунтует совесть…
Что я могу народу дать..»
 
 
Подушку на ухо – и будет!
Но, кажется, напрасный труд.
Там, за стеной друг друга любят,
но не об этом речь ведут.
 
 
Он говорит: «Не жду успеха…
Простите… Для своей страны…»
Он говорит: «Я должен ехать…»
Она поправит: «Мы должны…»
 
 
Взмывает музыка прощально,
но долго в тишине слышны
те отголоски жизни дальней:
«Страданье… Совесть… Мы должны…»
 
Наталья Перевезенцева

Но через год наверху родился ребёнок, и звуки телевизора стихли, а младенцу-несмышлёнышу рот не закроешь…

Да, батюшка после переезда, когда квартиру освящал нашу, предупредил меня, счастливого: «Саша, бес с тобой может переехать, чтобы досаждать. Пока будешь на шум раздражаться, избавиться от него ты не сможешь». Но я в счастии тогдашнем слова-то запомнил, но внимания на них не обратил.

И началось! Три года боролся, пока не понял – смирись! Написал я тогда, в Прощеное воскресенье, соседу письмо; не грозил, не пугал ничем, рассказал ему, кто мы с женой есть и как просим его, Бога ради, не шуметь по ночам.

 
Тишина
Все, что на дне и в вышине,
Живое, неживое,
Принадлежит все тишине
С поникшей головою.
 
 
Зачем кричать и рвать струну,
Охрипшую от лиха?
Мы только будим тишину,
Боясь того, что тихо.
 
 
Такого б оседлать коня,
Чтоб взвихрил все,
Но где там,
Как ни кричим, а тишина
Владеет белым светом
 
 
Мы множим суету одну,
Шумим и духом никнем,
Нахально будим тишину,
Внезапно сами тихнем.
 
Рыгор Бородулин

В ту ночь я, конечно, поначалу не спал – вслушивался в каждый шорох, но тишина была оглушающая, – ия провалился в сон. Сегодня вторая ночь наступает, сосед в это самое время стучать по дереву должен, а у него тишина. Счастье-то какое, Господи! Ну, почему я сразу по-хорошему не поговорил с человеком – мы бы давно славно и тихо жили. Учат, учат нас старцы, а мы и в ус не дуем: {«Если видишь погрешность ближнего, которую ты хотел бы исправить, если она нарушает твой душевный покой и раздражает тебя, то и ты погрешаешь и, следовательно, не исправишь погрешность погрешностью – она исправляется кротостью», – дал совет преподобный Иосиф (Литовкин).

С соседом мы теперь раскланиваемся при встрече: «С добрым утром, Михаил Иванович!» «Здравствуйте, Александр Григорьевич!» А утро и вправду доброе…

Я люблю, когда при встрече мы знакомым и родным: «С добрым утром!», «Добрый вечер!», «Доброй ночи!» – говорим. Не от тяги к суесловью и сложилось не вчера это братское, с любовью, пожелание здоровья, пожелание добра. И живется вроде лучше, и на сердце веселей, коль другим благополучья пожелаешь на земле.

Александр Яшин
 
О тишине
Не истомленную, не праздную,
Не обеззвученную тьмой,
Я тишину люблю цветастую,
Живую, птичью надо мной.
Не безнадежную, не гневную,
Не вздрагивающую от шагов,
А полноправную, полдневную,
В свеченье трав, в огне снегов,
В шуршанье чащ, дождей качании,
В простом спокойствии лица,
В сосредоточенном молчании
Мир создающего Творца.
Не ту, что стынет в скуке девственной,
А ту, что, полня день вокруг,
Закономерно и естественно
Родит и вскармливает звук.
 
Ирина Снегова

Это я написал вам «былинку-как-должно-быть», «былинку – сказку». В жизни, к несчастью, всё происходит наоборот: сосед как стучал молотком по гвоздям всю ночь, так и продолжал стучать. И нервы мои не выдержали – я обратился к знакомому, но власть имущему. И проблема, не могущая разрешиться годами, вдруг растворилась в воздухе. Не скрою, соседу внушения были сделаны с чувством, с толком, с расстановкой – не то, что мои писклявые прошения. И сосед внезапно перестал ночью продолжать работу, которую он делал на мебельной фабрике днём. А скоро ли пройдёт испуг – не знаю-не ведаю. Хотел по традиции присоединить стихотворение примерно с такой концовкой: «Кто-то по утрам с добром встаёт, а кто-то делает гадости», но пока не нашёл в своих тетрадях. Придётся написать самому – вольным стихом:

 
«Труженик»
Сосед подо мною – великий труженик.
Он рук не покладая, работает на фабрике мебельной,
Однако, платят ему не так чтобы много.
Поэтому он, обладая здоровьем, со сном не считаясь,
Прихватывает с фабрики – так, пустяки,
ненужные доски, фанеру и гвозди,
чтоб сделать, к примеру, стул на продажу.
А что тут худого? Своими руками
он делает стулья – прослужат века.
И всё б ничего – только делает ночью,
где гвоздь забивает он в голову мне.
Так каждую ночь – не неделю – годами
семейный бюджет столяра всё растёт.
А то, что сосед наверху ненормальный
и требует шум прекратить до утра, —
ну что он звонит и несёт ахинею?
Ещё православный, а нету терпенья…
Подумаешь, ночью стучат молотком!
 
А. Раков – после безсонной ночи

С добрым утром, Михаил Иванович!

…И всё-таки после долгих поисков я нашёл то стихотворение:

 
В жизни по-разному можно жить.
В горе можно. И в радости.
Вовремя есть. Вовремя пить.
Вовремя делать гадости.
 
 
А можно и так: на рассвете встать
И, помышляя о чуде,
Рукой обожженною солнце достать
И подарить его людям!
 
Сергей Островой
Сварен суп. Пора делить приварок

Холодища нынешнего февраля. Захожу в обшарпанный подъезд дома № 17 на Бронницкой, где удержалась пока редакция. На площадке стоит у батареи бомж – сразу видно по затасканному мешку-имуществу – греется. «Пойдем, хоть чаем напою», – поднимаюсь на третий этаж. Нашлась ему в пост мандаринка и несколько кусков хлеба. Одет прилично, лицо не старое, не испитое, с бородкой. Съел, попил чая с сахаром, не благодарил – видно, привык, что должны помогать. «Так что случилось-то?» – не удержался я. «Милиция в Гатчине паспорт отобрала; если продержат меня так полгода, пятьсот тыщ получат», – на полном серьезе отвечает. «Да что ты мелешь – твоя жизнь сейчас копейки не стоит». Продолжать разговор было безсмысленно. «Хочешь заработать – я газет на продажу дам, нам ничего не надо, а у тебя их разберут из жалости». «Да я при «Армии спасения», они и кормят, и одевают». Это он правду говорит. Я ушел в комнату, и он незаметно исчез.



Припомнил другой случай, когда чуть не взял бомжа на работу курьером, но на второй же день он напился за деньги от проданных газет. И еще долго я отбивался от него и его дружков, рвущихся «помочь» редакции. Больше не стану вспоминать. Одно скажу: у большинства этих опустившихся людей напрочь искажено сознание. Дай им денег на жизнь, с жильем устрой, работенку предоставь – все едино бросят и уйдут шляться в мороз, по подвалам, с риском быть забитыми насмерть молодой шпаной ради тренировки ударов или своими же в пьяной драке. Никак не могу взять в толк, что движет этими нестарыми и внешне способными к труду людьми? И еще странность – всегда они в одиночку, редко вдвоем, разве что с испитой подругой. Только человек с нездоровой психикой может выбрать такую тяжелую и опасную жизнь. Или одержимый бесом.

 
Человек погибал на глазах,
по наклонной катился куда-то.
Мать давно пребывала в слезах:
«Может, в чем-то и я виновата?»
 
 
И сестра волновалась, и брат,
предлагали поддержку и помощь.
Не хотел он, катился как в ад,
как в подполье по жёлобу овощ.
 
 
И подруги его, и друзья
дружно руки тянули: «Возьми же!»
Он не слушал их, мимо скользя,
устремлялся все ниже и ниже.
 
Нонна Яворская

Шесть лет прошло со дня выхода в свет первой книги «Былинки», где я писал о солдатах-инвалидах, стоящих в переходе метро на Невском. Сколько воды утекло за эти смутные годы, а они по-прежнему клянчат деньги по вагонам. Я лица их наизусть знаю, только сзади певцы в форме на своих двоих пристраиваются, а вожак прежний – без одной ноги. Неужто всю жизнь взялись попрошайничать? Неужто без ноги работы не найти? Да не желают они работать, раз легкие деньги ручейком сердобольная Россия в их жадные руки льет. Это порода такая, или профессия – кто их разберет… Сидит в инвалидном кресле с распухшей рожей, никогда он в армии не был, не знает, чем портянка пахнет, а тельник из-под камуфляжа выглядывает.



 
Сколько нищих в военной форме!
Если б все они встали в строй,
то не только все б стало в норме
и страна гордилась собой,
дембельнув их, сыскали б руки,
 чтобы сеять и молотить,
а чуть-чуть погодя и внуки
научились б Отчизну любить.
Идиллическая картина.
Не Россия, а сущий рай.
А сегодня хмельная скотина
нагло требует: «Рупь подай!»
Может, он и служил взаправду,
но, устав от его нытья,
я готов сказать: «Ах ты, падла,
где же все-таки честь твоя!»
Сколько знал я «афганцев» стойких,
все ж нашедших место в строю,
не пропахших гнилой настойкой,
не продавших совесть свою!
Но на деле молчу и прячу
обжигающий гневом взгляд,
и сую червонец, и плачу,
и шепчу: «Не тужи, солдат!»
 
Виктор Шорохов

Знает: постыдится русский человек документ смотреть, даже расспрашивать постесняется. Или сидит на ступеньках молодая женщина с младенцем – он так на моих глазах и подрастает.

Мать с младенцем сидит на краешке тротуара у рощи Марьиной: баю-баюшки, баю-баюшки, мы дождемся бутылки подаренной! Ах, о чем, о чем эта женщина, чье лицо алкоголем изморщено? Достоевщина… безпределыцина… поножовщина… безпризорщина…

Инна Лиснянская

А возвращаясь из «Книжной лавки писателя» в подземном переходе через Садовую пожалел примелькавшуюся фигуру безрукого старика, положил ему на колено горсть мелочи. «Гривенники не берем», – деловито произнес он, ловко культяпкой сбрасывая десятикопеечные монеты на асфальт. В другой раз подошел ко мне бомж – «голод замучил», денег на хлеб просил, я и повел его к ближайшей «шаверме» мясом кормить, – а он исчез по дороге.

Так и жируют они, паразиты, ловят рыбку в мутной воде. Копейки, говорите, кидают им? По три-пять тысяч рублей в день – знают те, кому положено. Думаю, и вы не прочь такую зарплату получать за свой труд, да где там!..

 
Фронтовик
На роликах – полчеловека.
Кто не подумал про себя:
«Уж лучше смерть, чем быть калекой».
А он берет сынка, любя.
А он работает в артели.
А наработавшись, не прочь
Жене в ее домашнем деле
С нехитрой шуткою помочь.
Уже воюя не с врагами,
Вдове он с пенсией помог.
Другой бы столько и с ногами
Не выходил, как он без ног…
Но упаси вас только Боже,
Друзья мои, от одного:
Неосторожно боль тревожа,
Задеть при нем беду его.
Быть может, мы и не заметим,
Как сразу постареет он…
Ведь он и счастлив только этим,
Что от других не отделен.
 
Дмитрий Ковалев

И, наверно, последний случай. Гостевали с женой в Берлине, ихнюю жизнь разглядывали. Садится на ступеньки магазина парень лет за двадцать, бейсболку снимает и бросает туда коробок спичек – якобы спички продает, чтобы полиция за попрошайничество не привлекла. Минут за 15 набросали ему входящие-выходящие покупатели монет «ойро», даже бумажками давали, парень вытряхнул их в карман и пошел по своим нужным делам. Мне немецкий способ больше по душе родного русского обмана. Нужны парню деньги – он и попросил, и люди выручили по-людски. Об остальном сами додумайте, о чем я толкую.

Рассказывает врач «скорой помощи»:

Только что вернулся с суток. Всё как всегда. Наркоманы, бомжи вонючие, с алкогольной полинейропатией, которые встать не могут – только ползают. Парочка инсультов, стенокардия. Но был и один запоминающийся.

Повод – порезали женщину 32-х лет. Когда приехали, она так полусидела в кустах. В подпитии, конечно. На шее колото-резаная дырка от «розочки», из которой хлещет, но не струёй. Раз жива, и напор небольшой, то первая мысль, что сонная не задета. Перчаткой дырку закрыл, сверху перевязочный пакет. Но на шею не намотаешь – задохнётся. Пришлось всю дорогу до больницы рукой зажимать, чтобы не подтекало. Давления нет. А вены периферические, как нитки, и рубцы на предплечьях. Стало быть, вены уже резала. И «капельник» втыкать просто не во что. Преднизолон вкатили, нашатырь, чтоб не «уходила», а разговаривала с нами, под нос сунули. Везём. Вижу, перчатка у меня прорвалась на руке, и пальцы все в крови. Видать, когда из кустов её с водителем доставали. А она хрипит: «Вы там только кровью моей не испачкайтесь, а то у меня гепатит С. Я не хочу, чтобы вы заразились». Спасибочки, думаю, тебе и на этом. Она опять: не хочу, дескать, умирать, всё пытается меня и фельдшера за руки схватить. Я говорю, не хватай меня руками и молись лучше. И что ж вы думаете? Захрипела молитвы. И «Отче наш», и какие-то другие. И так складно. Ну, так вот за молитвами и доехали. Сдали хирургам, те сразу на стол. Анестезиологов вызвали. Всё такое. Утром звонил в хирургию. Жива.

Я это к чему? Тут, на форуме, такого наслушался. И действительно, грешный я человек. И храм-то не восстанавливаю, и безпризорникам не помогаю, православных обижаю, из мухи слона делаю, деньгами не жертвую. Но как-то обидно всё же. Жаль, что такое мнение у людей складывается. А я, может, только вот через этих бомжей да наркоманов и понял, что Бог-то есть. Я люблю их, таких. Они, конечно, жуть. Подлечатся и опять за своё. Вместо «спасибо» гепатитом наградят. (Хоть пальцы не поранены, а всё одно думается. Ведь жена, дети – им-то за что?) Кажется, опустившиеся люди, но в самую тяжкую для себя минуту Его не забывают, обращаются. Помнят и хранят в душе. Для них Бог важнее, чем я и весь мир. Потому что только на Него они и могут в этой жизни надеяться. И место моё возле них, а не здесь. Ибо Бог рядом с ними. Я чувствую.

(Форум Сирота. ру)
 
Сварен суп… пора делить приварок…
…Весь заросший, черный, словно морж,
На скамейке возле иномарок,
Холодея, помирает бомж.
Над скамейкою стоит ужасный
Липкий запах грязи и мочи.
И взывать к кому-нибудь напрасно:
Потеряли жалость москвичи.
Бомж хрипит от наркоты иль спьяну —
Холодна последняя кровать.
Неужель я оборотнем стану,
Чтобы слабых гнать, и глотки рвать,
И считать, что только в силе право
Думать: что хочу, то ворочу?
Господа! Не надо строить храмы
И держать плакучую свечу.
Сварен суп. Пора делить приварок.
Падает, как саван, первый снег.
Дворик спит. А возле иномарок
Умирает русский человек.
 
Владимир Костров
Возьмите собаку! Она вас поймет…

Поэты все писали про собак. Казалось бы, старо уже… Однако я этот стих оправдываю так: у каждого была с в о я собака… Мой пес обычным был приблудным псом: однажды я, из школы, возвращаясь, его увидел вдруг – на нем, одном, дворовых всех собак висела стая. – На одного?! – вскипело все во мне. И подлый враг – недолго битва длилась – бежал под градом мстительных камней, и восторжествовала справедливость. На рану пса обильно йод я лил – был никудышным лекарем тогда я. А он стоял и даже не скулил, с покорной терпеливостью страдая… Прижился пес, носился во дворе, участвуя во всех мальчишьих играх. И в каждой нашей новой был игре то серым волком, то слоном, то тигром. Каких, Бог знает, был он там кровей: по-моему, обычная дворняга. Но верностью, но честностью своей, но преданностью, смелостью, отвагой – он был превыше всех других пород: любых болонок, пуделей и догов. И от помойной ямы до ворот – я для него был самым главным богом. И чтобы доказать, что я не бог, – из зависти, конечно, не иначе – один пацан сказал: – А вот слабо

Волчку залезть по лестнице чердачной!.. – Волчку слабо? – завелся я. – Ах, так?!.. (Мы в детстве все заводимся мгновенно.). – Ив пять секунд взлетевший на чердак, я свистнул псу… Но что это? Измена?! – Ко мне!!! – И в голосе услышав гнев, он завертелся, заскулил тоскливо. А я оттуда, с чердака: – Ко мне! Ко мне, Волчок! – кричал нетерпеливо. И он – полез… Ах, как он лез, мой пес! От напряжения дрожали лапы… Сорвался… И опять упрямо полз… А я сидел на чердаке и плакал… И он – долез! И, не скрывая слез, по лестнице, по той, по деревянной, я на руках его обратно снес и возвратил земле обетованной… Ну, вот и все… Но с той поры до сей, во всех своих исканьях и скитаньях, я никогда не проверял друзей в придуманных нарочно испытаньях.

Владимир Карпеко

 
Друг
Пропала собака по имени Друг.
Три дня и три ночи искали вокруг.
Хозяйка открытой оставила дверь:
Пропала собака, найдешь ли теперь?!
 
 
Несчастье забыв, успокоился дом.
Плохая погода стоит за окном.
И дождь объявленье сорвал со столба.
А в том объявленье – сплошная мольба.
 
 
Наверное, можно прожить без детей.
Без леса. Без птиц. Без веселых гостей.
Конечно же, можно прожить без собак.
Но только без друга…
Без друга никак.
 
Лариса Тараканова
 
Щенок
На улице так много ног,
Не поспевающих за веком.
Но, выбрав миг, ничей щенок
Увяжется за человеком.
 
 
На лапы задние присев
И лишь обнюхав край одежды,
Тебя он выберет из всех.
Не обмани его надежды!
 
 
Гулять с ним – не велик престиж,
Никто не ахнет: «Масть какая!»
Но ты несведущих простишь,
Их слабостям не потакая.
 
 
Растешь, пока друзей растишь,
Твой друг не куплен и не продан.
Любить собак не запретишь
За преданность, а не породу.
 
Борис Соколов, Самара
Собачья жизнь

У старательского барака третьи сутки метель метет. Под окошком скулит собака – загулявших хозяев ждет. Так и сыплет снег, так и сыплет, так и мечется, голубой… Пьют хозяева без просыпу: у хозяев опять запой. И забыли, что за порогом, золотясь угольками глаз, мерзнет друг их четвероногий, выручавший в тайге не раз. У собак жизнь – всегда собачья, и никто не виновен в том… Озлобленья уже не пряча, пес коротким взмахнул хвостом. И к дверям подойдя неловко, от неистовства став лютей, начал толстую грызть веревку, первый раз не боясь людей. Первый раз, разъярясь во мраке, о завалинку опершись, грыз веревку… Знать, и собаке надоела собачья жизнь!

Николай Малышев
 
Многим не хватает понимания:
кости, попадающие в баки,
могут пригодиться для питания
уличной какой-нибудь собаки.
 
 
Если вы не в мусор кость выносите,
а тому, кто в ней всегда нуждается,
то и вам однажды все, что просите,
прямо в руки, прямо с неба свалится.
 
Илья Плохих

Когда я был в столице Шотландии Эдинбурге, нам показали памятник, поставленный в 1872 году собаке породы скай-терьеров по кличке Бобби. У нее в 1858 году умер хозяин-фермер. И каждый день на протяжении 14 лет Бобби заходил в любимое хозяином кафе, где бывал с ним, получал там булочку и возвращался на францисканское кладбище Грейфрайерс к его могиле, пока и не умер на ней от старости. Жители города жалели и любили собаку за верность, а после смерти терьера собрали деньги и соорудили памятник, который вы видите на открытке.



В мире поставлено около 400 памятников нашим верным друзьям-собакам. В Москве на одной из станций метро установлен памятник бродячему псу по кличке Мальчик. Он был убит несколько лет назад фотомоделью Юлией Романовой, признанной позднее невменяемой. И в Санкт-Петербурге есть памятник напротив Института экспериментальной медицины – несчастным собакам, жертвам науки, погибшим «без ненужного мучительства». Не дай тебе Бог, человек, умереть так, как умирали (и продолжают умирать) эти бедные животные! А еще мы запускали дворняжек в космос – заместо людей.

А собаки летают в космос, заполняя собой пространство и, когда долетают к звездам, то навеки там остаются.

С. Аксененко

Знаменитые Белка и Стрелка, как оказалось, были не первыми в космосе: 22 июля 1951 года с полигона Капустин Яр ушла в космос первая советская ракета с двумя простыми русскими кобелями – Дезиком и Цыганом. Первый полет продолжался 15 минут с подъемом до 101 км; оба «космонавта» вернулись на Землю живыми. Во время второго полета из-за нераскрывшегося парашюта, по сообщению «АиФ» № 30 за 2006 год, Дезик погиб, а Цыгана взял домой председатель Госкомиссии академик Благонравов, где он и жил до самой своей смерти. С июля 1951 по сентябрь 1962 было запущено 29 ракет с собаками; 18 из них закончились трагически. 3 сентября 1957 года на орбиту отправилась спокойная и ласковая Лайка. ТАСС еще несколько дней сообщало о ее полете, но собака прожила на орбите часа 4 и умерла от удушья и перегрева. 1 декабря 1960 года сгорели на орбите Пчелка и Мушка.


Они болтаются в ракете вблизи созвездья Гончих Псов… Никто в России не заметил, как путь их в небе стал багров. Одни остались на орбите, став атомами звездных рун. Домой их больше не зовите при помощи стихов и струн! Я тех собак погибших вижу, когда смотрю на небосвод. Их души жадно землю лижут, как листья наледь у ворот.

Игорь Тюленев

25 марта 1961 года после аварийной посадки вернулись живыми собаки Жемчужина и Жулька; двое суток, пока в Подкаменной Тунгуске к ним пробивались спасатели, животные провели без пищи и воды. И наконец, Чернушка и Звездочка, стартовавшие 25 марта, стали последними собаками, побывавшими в космосе. Через 18 дней в космос полетел Юрий Гагарин. Памятника дворняжкам-космонавтам, отдавшим свои жизни за освоение космоса, до сих пор нет…

 
Глаза бездомных псов – как человечьи.
Взгляни, не отводи, постой!
В глазах домашних – леность и безпечность.
В глазах бездомных – ненависть и боль!
 
 
Пусть шерсть клоками и слюна стекает
На мокрый снег, хромая на бегу,
В зубах несет мосол… Уж он-то знает
Закон трущобный: сильный выживает!
А слабый где-то корчится в снегу.
 
 
Вот он, из пасти кость не выпуская,
Вдруг приостановил угрюмый бег…
С надеждой смотрит на меня, хоть знает:
Помочь ему не хочет человек!..
 
Александр Дорин
 
А жизнь, как подумать, не сахар, не мед…
И сердце зайдется испугом.
Возьмите собаку! Она вас поймет
И в горе останется другом.
 
 
Надуется теща. Жена заворчит.
Навалится тяжесть на плечи.
Возьмите собаку! Она промолчит
На ваши обидные речи.
 
 
Добро, словно лето, уходит из глаз,
А зло размножается веком.
Возьмите собаку! Животное вас
Научит, как стать человеком.
 
Борис Орлов, СПб.
 
Владельцу собаки
Строите ли вы рожи,
Чистите ли нос со стараньем, —
Собака, поодаль лежа,
 
 
Взирает на вас с обожаньем.
Любое деянье ваше
В глазах ее – священнодейство.
Нет вас мудрей и краше
Ни в мире, ни по соседству.
 
 
За вас она бросится в реку.
За вас она ринется в драку…
Хозяин, будь человеком,
Не обмани собаку.
 
Наталья Ланская

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации