Текст книги "Повторение пройденного… Былинки"

Только б маленький крест до конца пронести…

У меня наверное, как у каждого православного христианина, накопилось немало вопросов, которые хотелось бы задать священникам, но всё как-то неловко было, мешала боязнь обидеть батюшек. Некоторые из таких «неудобных» откровенных вопросов я задал на православном форуме нескольким батюшкам и получил не менее откровенные честные ответы. «Былинку» помогла написать Ирина Рубцова.

– Батюшка! Когда вы произносите слово «захожане», вас не колет совесть за то, что это именно ваша вина, раз люди не хотят оставаться в вашем храме?

Протоиерей Игорь Филин, СПб., пос. Песочный: – Нет, меня совесть не колет, потому что подавляющее большинство такого рода людей и не хотят оставаться. И следует приложить немало усилий, которые чаще оказываются безполезными, чтобы человек остался, ибо приход человека в церковь – процесс длительный. А укорить себя можно когда? – Если ты вёл себя недостаточно внимательно к человеку: у него была какая-то просьба, а ты отмахнулся. Или ответил без сочувствия, не снизошёл до состояния человека, который ничего не понимает; или погордился, превознёсся над таким человеком – тогда, конечно, согрешил. Но наивно полагать, что вот если я сейчас максимум внимания и любви вылью на этого человека, то он останется. Нет, результат будет, если есть на то Божия воля, а ты послужил как инструмент Божественного Промысла.

Священник Андрей Сыркин, Харьков: – Колет. Очень расстраиваюсь, что в храме мало прихожан. И ублажаешь, и ругаешь вас, – а вы всё равно вместо службы дома сидите.

Иерей Святослав, Смоленск: – Я не произношу таких слов. У нас на приходе не принято никому говорить неприятные слова, а тем более обижать кого-то. Есть ведь просто люди, и многие из них гораздо лучше моих прихожан. А число прихожан всё время растёт, так что всё в порядке. Молодым же священникам, которые унывают, что у них людей мало, я всегда говорю: «Счастливые! У вас есть время молиться. Постарайтесь хоть несколько лет, пока народ не набежал, молиться и литургисать “для себя”».

– А к вам легко подойти с глупым вопросом?

О. Игорь: – Да пожалуйста, с любым вопросом подходите. Я вообще считаю, что нет глупых вопросов – есть глупые ответы. Обычно как бывает? Пришёл человек, посмотрел, и если возникли вопросы, – я стараюсь всё объяснить, предлагаю приходить почаще на службы, рекомендую почитать церковную литературу.

О. Андрей: – Легко.

О. Святослав: – Подойти легко. Если человек чего-то не знает или боится сделать что-то не так, то это не глупый вопрос. Если же человек желает оправдать себя и оговорить ближних, то пусть ищет себе других советчиков.

– А вы поможете нищему?

О. Игорь: – Помогу. Хотя сегодня существует категория нищих-вымогателей. Таких приходится опасаться, потому что, остановив тебя, они пытаются тебя ограбить. Мне приходилось сталкиваться с таким явлением: ты подаешь милостыню, а тебя вдруг облепляет толпа нищих (чаще подростки) и начинают вымогать все деньги. В таком случае я не подаю. Но когда я вижу, что человек один, то, какой бы он ни был, я подаю, ибо если человек просит, значит, ему трудно жить.

О. Андрей: – Обязательно помогу.

О. Святослав: – Не всякому. Тунеядца, вора и пьяницу прогоню без жалости.

– А на какой машине вы разъезжаете?

О. Игорь: – Я разъезжаю на машине, которую подарили нашему приходу друзья из Еермании, – это Мерседес ML 270.

О. Андрей: – На «шестёрке» 1981 года. Машина – моя ровесница.

О. Святослав: – Пешком хожу или такси вызываю.

– С любовью ли говорите с людьми?

О. Игорь: – Стараюсь говорить с любовью.

О. Андрей: – И с любовью, и с обличением, и с…

О. Святослав: – Пока с любовью не получается. Либо с радостью, либо с болью.

– Есть ли у вас время остаться в храме после службы или вы торопитесь в трапезную и по делам?

О. Игорь: – Я всё время нахожусь на приходе и редко отлучаюсь, поэтому этот вопрос для меня не совсем корректный, потому что я встречаюсь с прихожанами не только в храме, но и на улице, и в церковном доме. У меня ведь не только приход, но ещё братство и сестричество – мы окормляем онкологическую больницу в Песочном. Так что допоздна я в храме, найти легко.

О. Андрей: – Я б остался, только холодно очень (отопления нет), зимой до -17° в храме.

О. Святослав: – Тороплюсь к своей молодёжи, там уже очередь стоит. Трапезных и долгих трапез терпеть не могу.

– У вас много строительных забот?

О. Игорь: – Очень много, слава Богу.

О. Андрей: – Не много. Хотя если бы было много, я был бы рад.

О. Святослав: – Достаточно. К сожалению.

– Вас безпокоит отсутствие или недостаток так называемых спонсоров?

О. Игорь: – Нет, не безпокоит. «Господь даде, Господь отъят». Надо – Бог даёт, не надо – Бог не даёт. Так что я давно перестал переживать по этому поводу. Если Господь даёт средства на какие-то дела, значит, это нужно делать, а не даёт – стало быть, не богоугодное это дело.

О. Андрей: – Безпокоит.

О. Святослав: – У нас нет спонсоров. Мы сами справляемся и не любим никого ни о чём просить.

– Принимаете ли вы советы простых людей, или вы командир и разбираетесь во всём на свете?

О. Игорь: – Конечно, принимаю советы, почему ж нет?

О. Андрей: – Принимаю и часто из-за этого страдаю.

О. Святослав: – Принимаю советы от людей знающих, способных дать дельный совет в том, в чём они опытны. Никогда не приму совета от людей, любящих давать советы.

– Советуете ли молодой девушке направляться в монастырь?

О. Игорь: – Если девушка рвётся в монастырь, и если она готова к этому, – то советую.

О. Андрей: – Не советую.

О. Святослав: – Испытываю её веру и стараюсь её умножить. Остальное не имеет значения.

– Часто ли вы паломничаете?

О. Игорь: – Один-два раза в год. В последнее время – на Святую Гору Афон.

О. Андрей: – Нечасто, для этого надо иметь твёрдую финансовую основу.

О. Святослав: – Раньше часто. Сейчас нет.

– Не хотите ли перебраться в глубинку?

О. Игорь: – Куда-то ещё глубже? Нет. Я думаю, что нахожусь на своём месте – между городом и деревней.

О. Андрей: – Я и так почти там.

О. Святослав: – Нет. Пока не появится человек, способный выполнить мой объём работы. А когда появится, и мне понадобится время для мыслей и книг, а не для людей, тогда – да.

– Можете ли на трудный вопрос ответить: «Не знаю»?

О. Игорь: – Разумеется.

О. Андрей: – Могу.

О. Святослав: – А что в этом особенного?

– Звоните ли вы прихожанину домой, если долго не видите его на службе?

О. Игорь: – Не так часто. Тем, кто близко мне знаком, могу и позвонить, узнать в чём дело. Также могу позвонить тем своим духовным чадам, которые… не совсем благополучны, или у них какие-то трудные жизненные обстоятельства. А просто вмешиваться в личную жизнь человека, считаю, не всегда уместно.

О. Андрей: – Даже заезжаю.

О. Святослав: – Очень редко. Узнавать телефоны прихожан мне представляется нескромным. Что же до молодёжи, то с ними этого – «долго не вижу» – не бывает. Те, кто любят храм и Бога, – всегда здесь.

– Знаете ли имена всех своих прихожан?

О. Игорь: – Всех не знаю – их очень много, но подавляющее большинство, скажем, 90 %.

О. Андрей: – Знаю.

О. Святослав: – Нет. Только обстоятельства их жизни и лица.

– Просто ли вас в нужном случае пригласить совершить требу домой?

О. Игорь: – Пригласить-то просто. Другое дело, что я не всегда ввиду занятости могу тут же откликнуться. Поэтому, если я сегодня, например, не могу, – то предлагаю другой день или же прошу исполнить требы нашего второго священника, у которого меньше хозяйственных и административных забот по приходу. Я не тороплюсь откликаться на просьбы ехать освящать машину или квартиру, сначала предлагаю побеседовать, поисповедоваться. Потому что если вы хотите освятить квартиру, а сами не причащаетесь и не молитесь, то толку всё равно не будет. Что касается отпевания… я не отпеваю людей, которые не ходили в церковь, за исключением тех стариков, которые в советские времена не имели такой возможности, а сейчас у них уже нет сил. Но если надо причастить больного – стараюсь сделать это побыстрее. А ради умирающего вообще бросаю все дела и иду.

О. Андрей: – Просто.

О. Святослав: – Постараюсь послать молодого священника, если понадобится совершить требу и людям всё равно, кто это сделает. Поеду сам, если людям будет не всё равно. Обязательно поеду сам, если нужно будет сугубо молиться об исцелении болящего. Никогда не поеду к богатому или самодовольному человеку, кроме случаев большого горя или явной воли Божией.

 
Можно мерить пространство длиною ступни,
пятерней зачерпнуть океан,
можно вынуть из прошлого чёрные дни,
словно клавиши из фортепьян.
 
 
Можно телом заткнуть корабельную течь,
можно пепел стряхнуть в черновик,
можно женщину выгнать и рукопись сжечь,
можно вычеркнуть имя из книг.
 
 
Можно ночь, как копирку, зажать в кулаке
и копирку разгладить, как ночь.
Можно брод отыскать в кипящей реке,
Можно боль, словно сон, превозмочь.
 
 
Можно помощь накликать – рукою махнуть!
Всяк поможет на страшном пути.
Только б маленький крест, обжигающий грудь,
самому до конца пронести…
 

Александр Хабаров

Нелюбимая в душу глядит…

На пашне

Лошадь пашет, а мухи кусают: и паши, и хвостом маши! За работою жизнь угасает, но уж больно поля хороши! Лошадь пашет, а мухи кусают. Так и надо. Кому что дано. За работою жизнь угасает, без работы угасла б давно.

Анатолий Брагин

Простудился и два дня не ходил на работу. Вот, думаю, отосплюсь! вот попишу в удовольствие вдали от тягомотных редакционных забот! И работники пускай отдохнут от моего сержантского голоса. Да сколько можно! Целую безконечность делать газеты; только одна вышла, ты о ней забудь – на очереди другая цепляется. Другую сделаешь – опять забудь: третья своего требует. Ну, нет! Я же не лошадь в цирке – цельный день по кругу! Отосплюсь, попишу…

 
От любимой работы – и так уставать!
Так выматывать силы и света не видеть!
Я могла бы любимого возненавидеть,
Я могла бы ребячью судьбу прозевать…
 
 
Говорит мне подруга: «Да брось ты ее,
Сразу станет легко». Отвечаю ей: «Что ты,
Это горе мое, но и счастье мое,
Как же я без нее, без любимой работы?»
 

Нина Королева, СПб.

А как там дело с материалом на первую полосу? Мы же с настоятелем договорились. Алексей-то, златоустый наш, забыл, чай, позвонить? А передать тому-то о том-то я просил, тоже забудут? И вот это срочное дело… Ладно, позвоню разок, напомню… Слава Богу, помнят, и газета по графику идет. А у меня не спится-не пишется. Подумаешь, насморк! Люди с температурой под 40 на работу ходят, герои труда. В редакции, небось, телефон названивает, посетители приходят, почта по интернету получена… Нет, не поеду, тотчас сяду и буду трудиться над «былинками» драгоценными – когда ещё писать получится? А Ира расшифровала кассету – статья же в ближайший номер пойдет? А фотографию сделала? Не любит она меня… Говорю ей: «Не любите вы меня, Ирина». А она в ответ: «Зато я вас уважаю». И на том спасибо. Поставь себя на ее место: ты и наказу ешь, ты и шубу с барского плеча, ты, ты, ты… Трудно быть начальником, а подчиненным? И разница в возрасте у нас 20 лет – часто не понимают меня или не хотят понять… Пожалели бы старика-редактора… Ой, вспомнил: мне же человек нужный позвонить должен! Да и «былинки» все разлетелись – нет в голове ничего. Может, поехать? Или отдохнуть, поспать, пописать?..

Да нет, давит тишина домашняя, а в редакции суета трудовая, безтолковая, как же они без начальника?

 

Трое работают

Трое – работают. Складно выходит.
Труд их и слажен, и весел, и спор.
Декоративную стенку возводят,
Материалы – гранит и раствор.
 
 
Трое работают, будто бы тешат
Сами себя: дело им по нутру!
Глыбу гранита, прищурясь, подтешут
И лицевой стороной – по шнуру.
 
 
Контур стены обозначился четкий.
Что же, не жалко затраченных сил!..
– Мы это строили! – скажет четвертый, —
Мало того, я здесь руководил!
 
 
Трудно, замечу, досталась победа…
Ох, не впадайте, четвертый, в обман,
Трое трудились. Я сам видел это.
Трое – Василий, Андрей да Иван!
 

Валерий Малышев

А от насморка спрей есть и носовой платок побольше. Заодно и новости интернетские принесу для «Летописи». Ладно, чего ты сам себя уговариваешь, уже и одеться успел, болящий…

Нелюбимая – телом страшна, нелюбимая – слишком зазорна. Нелюбимая – слишком вольна! Нелюбимая – слишком покорна! Нелюбимая так говорит, как скрипят навесные ворота. Нелюбимая в душу глядит так, что смертная клонит дремота. Нелюбимую ты не жалей: эка невидаль – муки-разлуки! Что ни кочет – по ней – соловей: всюду слышит любимые звуки! Нелюбимую ты не люби, – эка, жадные руки простерла! – а сведи к той кринице в степи, что похожа на черное горло! Поясочек удавкой завей, добрый камень – да к жилистой вые… Усмехнется работе твоей: во степи все колодцы – сухие! Нелюбимая – слез не прольет, нелюбимая – песни не сложит. Только ветер в трубе запоет, да ручей – точно косточку гложет. Только пряди взметнула ветла, да под небом – воронья икота… Нелюбимые наши дела! Нелюбимая – наша работа!

Татьяна Глушкова † 2001

«Вон без косынки из храма!»

В Великий пост слушал радио «Радонеж», правда, не с начала, поэтому не могу точно сказать, кто из священников выступал. И вдруг услышал новое для себя выражение: «ВОСКРЕСНЫЕ ЗАХОЖАНЕ», имелись в виду люди, которые посещают храм только по воскресеньям. Услышал и подивился: они что, хотят, чтобы мы из храма не вылезали? Профессия священника требует от священнослужителя как можно больше находиться в храме. Это его святая обязанность и это его хлеб, это его работа. Между прочим, священник кормится и семью кормит как раз за счет нас с вами, прихожан и «захожан». Мой духовник, о. Иоанн Миронов, однажды прогнал прихожанку домой: «Ты зачем здесь? У тебя дети не кормлены, хозяйство запустила, мужа забросила! Вот когда дома будет порядок – тогда и приходи!»

Священники, видимо, забывают, что мы работаем, учимся, болеем, воспитываем детей и внуков, занимаемся домашними делами, копаемся на даче и прочее, и прочее. Лично меня это презрительное выражение покоробило. Конечно, хорошо бы, как в монастыре, каждый день быть на службе дважды – утром и вечером, да все правила вычитать, да пятисотницу протянуть, да положить не один поклон. Но я, нерадивый христианин, по уши занятый проблемами с православной газетой и к 60-ти годам растерявший здоровье, не могу себе этого позволить; я хожу в храм по возможности, а в Великий пост по воскресеньям непременно. Значит, получается, я – «воскресный захожанин»? Только пусть тогда священство не забывает, какую роль играют миряне в церковной жизни: они и книги пишут, и иконы, и деньги в храм несут, и по первому зову настоятеля сделают всё, что он попросит для храма. Пусть священник на миг представит себе, что в храме, кроме него, никого нет. Конечно, он будет служить Литургию, он может даже проповедь прочитать в пустом храме. Помните, есть такой вызывающий слезы эпизод из видеофильма «Попы»: батюшка служит в каком-то захолустье, лесом зимой долго с матушкой на лошадке добирается до холодного храма и служит в нем Литургию. Матушка у него и хор, и прихожане в одном лице. И вот, когда доходит до возгласа: «Мир всем!», священник вместо этого возглашает: «Мир тебе, матушка!»

Священникам надо бы осторожнее относиться к словам, тем более сказанным на огромную аудиторию. Но ведущий не оговорился; он рядом с «воскресными захожанами» поставил «прихожан пасхальных», что, на мой несовершенный взгляд, совсем несопоставимо. Мир всем!

 

Грусть по радости

Что-то безрадостно в храме святом.
Это невольно наводит на думы:
Сколько людей бы пошло за Христом,
Если б Апостолы были угрюмы?
 
 
«Матушка», словно солдат на посту,
Девушке: «Вон без косынки из храма!»
Сколько людей бы пришло ко Христу,
Встреть их Апостолы, как эта дама?..
 
 
Да, сокрушаясь, приходим мы в храм,
Но ведь прощает нас Бог милосердный!
Это ль не повод для радости нам?
Радуйся же, прихожанин усердный!
 
 
Но почему-то я вижу вокруг
Постные и отрешенные лица.
Или уже отменяется вдруг
Заповедь радоваться и веселиться?
 
 
Только безрадостны наши уста
Даже при пении Символа Веры.
Сколько людей бы признало Христа,
Если б сказали о Нем маловеры?
 
 
Вот и подумалось в храме святом:
Что мы стоим здесь… свои не своими?
Разве бы люди пошли за Христом,
Если б Апостолы были такими?!
 

Евгений Санин

«Не заставляйте женщин плакать»

 
Некрасивая, жалкая, плачет…
С покрасневшим лицом у стены
прячет слезы, но разве их спрячешь?
Плач нетрудно узнать со спины.
 
 
Мимо, мимо тоннелем покатым,
как вода затопляя метро,
пассажиры летят к автоматам,
чтоб на медь разменять серебро.
 
 
Пятаки – в кулаки. Мимо. Мимо.
К экскалаторам и – по углам…
Плачет женщина
Непоправимо…
Коль при всех разреветься смогла.
 
 
Но, наверно, на всех перепутьях,
сколько б ни было горьких минут, —
горе выплакать легче на людях.
Даже так:
если мимо
идут.
 

Александр Плахов

А она все повторяла, пряча мокрое лицо: «Потеряла, потеряла я на улице кольцо». И, собравшись у панели, шаря пальцами в пыли, очень женщину жалели, утешали, как могли. Только я жалеть не стану, даже такту вопреки. Мне, представьте, очень странно видеть эти пустяки! Долго в памяти не роясь, вспоминаю сто начал, как теряли люди совесть, и никто не замечал. И, причастные к морали, словно к вешалке пальто, люди честь свою теряли, и не сетовал никто. Но, лишь видимому веря, не насилуя умы, те незримые потери не оплакиваем мы.

Людмила Щипахина

 
В мороз, и в гололед, и в слякоть,
Какая б ни стряслась беда, —
Не заставляйте женщин плакать
Ни от любви, ни от стыда.
 
 
Какая бы из горьких трещин
Ни расколола сердце вам,
Не заставляйте плакать женщин
По необдуманным словам.
 
 
Прощайте женщин! Сокращайте
Предел, бросающий вражду.
И никогда не вымещайте
На женщинах свою беду.
 
 
И как бы ни случилось плавать
Вам в океане бытия,
Не заставляйте женщин плакать,
На вас обиду затая.
 
 
И пусть вам будет как награда
За безкорыстие труда
Та женщина, что с вами рядом,
Не плачущая никогда!
 
 
Чтоб не краснеть вам от стыда,
Чтоб от раскаянья не ахать —
Вовек: нигде и никогда
Не заставляйте женщин плакать!
 

Людмила Щипахина

Лебедушка белая

Лебедь – отряд пластинчатоклювые, семейство Утиные.

Первое место в семействе по праву занимают лебеди. Это гордые и величественные, воспетые поэтами и прославленные в сказаниях птицы. За исключением экваториальных областей, лебеди населяют все пояса земного шара; чаще всего их встречают в умеренном и холодном поясах Северного полушария. Местом их жительства служат пресноводные озера и богатые водой болота. Свое гнездо они обычно устраивают на суше, напротив, после птенцовой поры держатся в море.

Самец и самка необыкновенно привязываются друг к другу, выказывая самую преданную любовь, и раз заключенный союз уже не разрывается на всю жизнь. Обе птицы одной пары нежно любят друг друга и в опасности друг друга защищают. Столь же нежно родители относятся к своему потомству; самец не перестает самым преданным образом оберегать самку и все время остается поблизости, предупреждая всякую опасность. Кладка состоит из 6–8 яиц; после пяти-шестинедельного высиживания из них вылупляются молодые, чрезвычайно милые, одетые в густой пуховый наряд птенцы. Погревшись с день в гнезде и обсохнув, они уводятся стариками на воду, обучаются отыскивать корм, часто садятся к матери на спину, ночью же прячутся к ней под крылья. При опасности мать их защищает, вообще относится к ним с самой горячей нежностью до тех пор, пока они не достигнут полного оперения и более уже не будут нуждаться в заботах и руководстве. Лебеди принадлежат к числу умных, понятливых и осторожных птиц.

Альфред Брем. Жизнь животных

 

Баллада о белых лебедях

В тишине природы дикой
Плавал в озере шалаш.
Жил здесь лебедь с лебедихой,
Украшавшие пейзаж.
 
 
Я приехал к тетке в отпуск
И влюбился в лебедей.
Правда, к ним открыт был допуск
Только для своих людей.
 
 
Время шло. Мы подружились.
Я им лакомств набирал.
И, оказывая милость,
Лебедь с рук печенье брал.
 
 
Нам общаться стало просто.
Я вывертывал карман,
И смешной, как знак вопроса,
Подплывал ко мне гурман.
 
 
Но кончался отпуск днями.
И в убранстве золотом
Я своим друзьям на память
Смастерил красивый дом.
 
 
Стало сумрачно и глухо,
Как-то вдруг сменился стиль.
И, почувствовав разлуку,
Лебедь тоже загрустил.
 
 
Хлопал крыльями, метался,
Поднимался из воды,
Будто вырваться пытался
Из невидимой беды.
 
 
И когда в последний вечер
Лег на озеро туман,
Я погладил белы плечи…
И закончился роман.
 

Андрей Дементьев

 

Лебеди в парке

Бредит лебедь озером лесным,
запредельной облачною пылью…
Даже мы и то во сне летим,
так зачем же подрезаем крылья
птицам, без которых нем простор
и мертво сентябрьское небо…
 
 
«Что ж вы ждете холода и снега!» —
слышен сверху родственный укор.
Пруд зеркальный. В нем видна стрела
стаи, заостренной прямо к югу.
«Отзовись!» – но мечется по кругу
горе заземленного крыла.
Белой тряпкой о стекло воды
бьются лоскуты знамен небесных…
Даже для предсмертной вечной песни
не набрать им нужной высоты.
 

Эрнст Портнягин

Пражские лебеди

Был город тихим и усталым, день отгорел уже… И вдруг четыре лебедя над Влтавой зашли откуда-то на круг. Мне нужно было мчаться, помню, но вышло как – не знаю сам, что на ходу, но самом полном, ударил я по тормозам! «Жигуль» уткнулся в воздух с визгом, я к речке выскочил, когда так близко шли они, так низко, что повторяла их вода – огромных, легких, белых-белых среди густевшей полутьмы, похожих чуточку на стрелы – так были шеи их прямы! О воду чиркнули – но тут же, раздумав будто, снова ввысь, как неприкаянные души, светло и тихо вознеслись – и улетели над мостами на фоне башенок резных, и в синем воздухе растаял их образ так же, как возник… Река темнела. Льдины плыли. И странно было – почему те стрелы белые навылет прошли по сердцу моему, заставя так его забиться, как будто в некий давний миг оно такой же было птицей, да приземлилось раньше их. И в этом сладостном полете блеснули вспышкой перед ним далекий берег, зов далекий, зарниц далекие огни… Я ехал дальше Прагой талой, но все оглядывался: вдруг четыре лебедя над Влтавой зайдут на новый вечный круг?

Евгений Нефедов

 

Лебеди

Я замер, позабыв про греблю,
И обернулся дед Матвей:
В вечернем сумеречном небе
Висела стая лебедей.
Покачивалась вереница,
Красиво вел ее вожак.
У деда дрогнула ресница,
Слеза упала на пиджак…
Спросил я шёпотом Матвея:
«А это правда, что она,
Царь-птица, зяблика слабее
И потому обречена?»
И пред лебедями стоя,
Как перед музыкой полка,
Старик ответствовал: «Пустое!
Она переживет века!
Она мороза не боится,
Простая на еду-питье.
Была бы неженкою птица,
Не почитали бы ее!»
 

Иван Стремяков, СПб.

 

Лебедь в зоопарке

Сквозь летние сумерки парка
По краю искусственных вод
Красавица, дева, дикарка —
Высокая лебедь плывет.
 
 
Плывет белоснежное диво,
Животное, полное грез,
Колебля на фоне залива
Лиловые тени берез.
 
 
Головка ее шелковиста,
И мантия снега белей,
И дивные два аметиста
Мерцают в глазницах у ней.
 
 
И светлое льется сиянье
над белым изгибом спины,
И вся она как изваянье
Приподнятой к небу волны.
 
 
Скрежещут над парком трамваи,
Скрипит под машинами мост,
Истошно кричат попугаи,
Поджав перламутровый хвост.
 
 
И звери сидят в отдаленье,
Приделаны к выступам нор,
И смотрят фигуры оленьи
На воду сквозь тонкий забор.
 
 
И вся мировая столица,
Весь город сверкающий наш,
Над маленьким парком теснится,
Этаж громоздя на этаж.
 
 
И слышит, как в сказочном мире
У самого края стены
Крылатое диво на лире
Поет нам о счастье весны.
 

Николай Заболоцкий

Вечером допоздна засиделись у костра. Глядели в огонь, но всем троим было хорошо и спокойно.

– Черное озеро, – вздохнула Нонна Юрьевна. – Слишком мрачно для такой красоты.

– Теперь Черное, – сказал Юрий Петрович. – Теперь Черное, а в старину – я люблю в старые книжки заглядывать – в старину оно знаете, как называлось? Лебяжье.

– Лебяжье?

– Лебеди тут когда-то водились. Особенные какие-то лебеди: их в Москву поставляли, для царского стола.

– Разве ж их едят? – удивился Егор. – Грех это.

– Когда-то ели.

– Вкусы были другими, – сказала Нонна Юрьевна.

– Лебедей было много, – улыбнулся Юрий Петрович. – А сейчас пожалуйте – четверых-то чудом спасли…

…А Егор на другой день к озеру подался. Домики лебедям построил, а тогда выпустил. Они сперва покричали, крыльями подрезанными похлопали, подрались, а потом успокоились, домики поделили и зажили двумя семействами в добром соседстве.

…Второй раз ударило, когда Егор полпути миновал. Гулко и далеко разнесло по сырому воздуху, и Егор понял, что рвут на Черном озере. И подумал о лебедях, которые подплывали на людские голоса, доверчиво подставляя крутые шеи.

– Стой! – закричал он еще в кустах, в темноте еще. Вроде замерли у костра. Егор снова хотел крикнуть, да дыхания не хватило, и выбежал он к костру молча. В миг какой-то успел увидеть, что над огнем вода в кастрюльке кипит, а из воды две лебединые лапы выглядывают. И еще троих лебедей увидел – подле. Белых, еще не ощипанных, без голов. А в пламени пятый лебедь сгорал: деревянный.

– Документы, – персохшим горлом повторил Егор. – Лесник. Задерживаю всех.

…Первый наклонился к кастрюле, потыкал ножом в лебедя. Второй пошел к озеру, к тому, что насвистывал.

– Зачем лебедей-то? – вздохнул Егор. – Зачем? Они ведь украшение жизни.

– Да ты поэт, мужик.

Хакнули за спиной, и тяжелая жердь, скользнув по уху, с хрустом обрушила плечо. Егор качнулся, упал на колени. Кто-то с оттяжкой, изо всей силы ударил сапогом в висок, голова Егора дернулась, закачалась на мокром от дождя и крови мху – и бросили. А Егор поднялся, страшный, окровавленный, и разбитыми губами прохрипел:

– Я законом… Документы…

– Ну, получи документы!

Кинулись и снова били. Били, пока хрипеть не перестал. Тогда оставили, а он только вздрагивал щуплым, раздавленным телом… Нашли его на другой день уже к вечеру на

полпути к дому. Полдороги он все-таки прополз, и широкий кровавый след тянулся за ним от самого Черного озера. От кострища, разоренного шалаша, птичьих перьев и обугленного деревянного лебедя. Черным стал лебедь, нерусским.

На второй день Егор пришел в себя. Следователю он не рассказал ничего.

Борис Васильев. Не стреляйте в белых лебедей

 

Летели лебеди

Летели лебеди, летели.
К теплу летели от метели.
 
 
Трубили лебеди, трубили
О том, что лебедя убили.
 
 
Упало с неба, пух теряя,
В железный мир земного рая
 
 
Его изломанное тело.
И небо Жизни опустело.
 
 
Закрылось, как письмо в конверте,
И превратилось в небо Смерти.
 
 
Но ведь человек умрет без Неба,
Как человек Земли – без Хлеба
 
 
И без единожды-единой
Убитой песни лебединой.
 

Михаил Дудин, СПб.

Лебеди летят к озерам вдохновляться и любить. Непростительным позором я считаю их убить. – Убери ружье, охотник! – крикнул я, почти грозя. – Не забудь, что жизнь проходит, убивать ее нельзя. Брось разбойничью затею. Спрячь ружье и финский нож. Знай, что я осиротею, если лебедя убьешь! Как прекрасен птичий клекот, косяком летящий строй. Голос в голос, локоть в локоть и еще крыло в крыло!

Виктор Боков

 

Лебеди на заливе

Не зря посадочных огней,
в полночной су теми, в апреле,
в залив чухонский меж камней
спустились лебеди и пели
на лебедином языке
проникновенно и тревожно…
Чреватый город вдалеке
витал, как пагуба, безбожно.
Дул северик, на лоне вод
играли рыжие барашки.
Был неспокоен небосвод,
как будто грех увидел тяжкий:
змеилось зло в миру людей,
Россия маялась раздором,
а стая белых лебедей
держала путь к пустым озерам,
за тот незримый окоем,
где мир не изменил обличья,
чтоб в каждом озере, вдвоем,
любить без разума, по-птичьи.
 

Глеб Горышин, СПб. † 1998

Прокуратура Петроградского района провела проверку по факту гибели лебедя в Приморском парке Победы на Крестовском острове. 10 июля неустановленный преступник из хулиганских побуждений выстрелил из пневматического оружия по лебедю. Через несколько дней лебедь был обнаружен мертвым в пруду.

ИМА-ПРЕСС

Во всём мире варварски поступают с красивейшей птицей на Земле: обитающий в одном из британских парков лебедь выжил, несмотря на то, что в него стреляли из дробового ружья, пневматической винтовки и арбалета. Птица была замечена в парке с торчащей из шеи арбалетной стрелой, после чего лебедя увезли в реабилитационный центр защитники дикой природы. Ветеринары, осмотревшие раненого, назвали его «самой крутой птицей Великобритании»: помимо стрелы, рентген обнаружил в лебеде пули и дробинки, оставшиеся от предыдущих нападений. Пострадавшую птицу выходили, и вскоре лебедь будет возвращен в места обитания. Ветеринары отмечают участившиеся случаи варварских нападений на диких животных и птиц в Великобритании.

 

Лебеди

Они были первыми – стая отстала
У дельты какой-то широкой реки,
Не раз их позёмка по крыльям хлестала,
Не раз перед клювом смыкались клыки.
Они были первыми – лебедь с лебёдкой.
Ещё без проталин белели снега.
Протока у острова узенькой лодкой
Чернела, чтоб их защитить от врага.
Они были первыми, в счастье и силе,
Летели на Север, где жизнь обрели.
Над миром они красоту проносили
Родимой и вечно желанной земли.
Они были первыми в нашем посёлке,
Спустившись на отдых на кромку воды…
Я лёд в полынье разбивал на осколки,
Всю ночь лебедей охранял от беды.
 

Владимир Семёнов