Текст книги "Гиблое место"

Это были Васька с Лизой. Они мирно спали, обнявшись, и эта идиллическая картина болью отдалась в его израненной душе. Поддавшись порыву, он хотел сначала выклевать спящему Ваське глаза. Так ему настойчиво нашептывал голос ревности… Но, увидев, как счастливо улыбнулась Лиза во сне и еще крепче прижалась к парню, он осознал окончательно и бесповоротно, что эта девушка никогда не будет его любить, что Васька и есть ее настоящая, вечная любовь. Понял и смирился, окончательно отказавшись в этот момент от всяких притязаний на любовь Лизы. Он никогда не будет им мешать. Пусть эти двое будут счастливы!

Ему захотелось погладить девушку, прижаться к ней напоследок. Не в силах бороться с этим, он подошел ближе и неловко коснулся крылом головы Лизы.

Девушка открыла глаза и испуганно вскрикнула. Он отскочил в сторону.

– Что случилось? – встревоженно поинтересовался сразу же проснувшийся Васька.

– Смотри-ка, какая чудная птица! – воскликнула Лиза, рассматривая его. – Откуда она здесь взялась?

Он не видел себя, но, наверное, со стороны действительно выглядел странно.

– Осторожно, Лиза! – предупредил ее Васька. – Здесь нельзя доверять глазам!

Переваливаясь с боку на бок, он осторожно приблизился к девушке и позволил погладить себя по голове. Потом потерся о ногу Лизы.

– Смотри, какая ласковая! – сказала она. – Это необычная птица!

Васька зевнул.

– Не знаю. По-моему, самый обычный ворон… Давай-ка лучше спать.

– Ты ложись, а мне что-то не хочется.

– Как знаешь, – махнул рукой Васька и опять лег.

Через минуту он уже храпел. А девушка осталась сидеть, думая о чем-то своем и гладя его по перьям. И он застыл, боясь пошевелиться, боясь, что это кончится. Пусть хоть во сне исполнится его желание, про которое он никогда и никому не говорил…

Эрих увидел, как из-за пригорка появился человек в одеянии православного священника и направился к нему. Не зная, какого подвоха можно ожидать от «гиблого места», он придвинул к себе автомат, совсем забыв, что патронов уже не было. Он все истратил, расстреливая паукообразных тварей у самолета.

По мере того, как человек приближался к нему, Эрих стал узнавать его, еще не веря собственным глазам. Не веря, потому что этого просто не могло быть!

– Здравствуй, сынок! – сказал человек, подойдя вплотную к нему. – Наконец-то я получил возможность увидеть тебя!

– Ты же мертв! – с отчаянием в голосе произнес Эрих, чувствуя одновременно и радость, и страх от этой встречи.

– Мертв, – подтвердил человек.

– Как же тогда?..

Эрих пытливо вглядывался в его лицо, пытаясь найти хоть какие-нибудь отличия от того человека, которого он знал. С того дня, как они расстались, прошло уже много лет, но отец Алексей нисколько не изменился. Словно они и не расставались вовсе… Его мучил вопрос: что это – очередное наваждение «гиблого места», или же он на самом деле видит перед собой своего приемного отца?

Глаза священника ласково, как в детстве, глядели на Эриха.

– Я давно уже хотел с тобой поговорить, но раньше такой возможности у меня не было. Только здесь, в месте, которое вы называете «гиблым», у меня появился шанс сделать это. И я пришел…

Эрих протянул руку и коснулся его руки. Он почувствовал тепло человеческого тела и исходящую от него волну доброй энергии. И тогда он заплакал, как не плакал уже давно.

Священник прижал его к себе.

– Ну, ну, сынок! Не надо плакать!

– Отец! – всхлипывал Эрих. – Я так давно тебя не видел! Если бы ты знал, как мне не хватало тебя! Сколько раз я оказывался в ситуациях, когда был необходим твой совет! Но тебя не было рядом…

Отец Алексей печально улыбнулся.

– Помнишь, перед нашим расставанием я говорил тебе о том, чтобы ты был осторожен в выборе Дороги, по которой будешь идти в жизни?

– Твои слова я запомнил, отец. Я старался поступать так, как ты учил. Бороться со Злом, быть честным не только перед людьми, но и перед собой, а, значит, и перед Богом… Я очень старался, отец, но, боюсь, мне не удалось до конца выполнить твой наказ.

– Да, сынок. Где-то ты свернул с пути Истины и углубился на путь Разрушения, сам не заметив этого. Твой разум был захлестнут ненавистью к тем, кто был виновен в гибели близких тебе людей. Ты позволил этой ненависти возобладать над тобой, давая власть Злу над твоими мыслями и поступками. Ты использовал свою Силу для удовлетворения чувства мести.

– Но я всегда считал, что веду праведную борьбу со Злом!..

Отец Алексей покачал головой.

– Ты перенес вину с отдельных людей на весь народ, Эрих. Это – твоя главная ошибка. Да и те, кто убил меня, не так уж и виноваты в том, что произошло. У каждого человека, сынок, есть своя Судьба. Я знал, на что иду, пуская бандитов в свой дом. Если бы я их не пустил, меня убили бы они. Так что в любом случае от смерти бы я не ушел…

– Но тогда бы тебя не обвинили в пособничестве бандитам, и этот факт не сыграл бы роковую роль в судьбе дяди Сережи! – возразил Эрих с отчаяньем в голосе.

– В судьбе моего брата этот факт был всего лишь дополнительным штрихом к тому, в чем его обвиняли. В то время как ты знаешь, всегда находили причину, чтобы объявить человека «врагом народа».

– Вот видишь! А ты говоришь…

– Нет, сынок, – перебил его отец Алексей, – ты все неправильно понял. Тех бандитов я не мог не пустить в дом, ведь они попросили меня именем Господа! А чекисты всего лишь сделали то, что должны были сделать. И для обвинения в мой адрес у них были все основания. Ты ведь знаешь, что в то время многие священники поддерживали врагов Советской власти. Так что должны были подумать обо мне?

– Хорошо, я допускаю, что в случае с тобой произошла трагическая ошибка, – согласился с ним Эрих. – Но как быть с дядей Сережей? В чем он провинился перед большевиками, что его расстреляли?

– Я же тебе говорил, что Зло – это иногда конкретные люди. Те, кто осудили моего брата – это Зло, но остальные здесь не при чем. Они не виноваты в том, что происходило в те года. Эти люди искренне верили в правильность происходивших в стране процессов. Как верил немецкий народ в Гитлера и его доктрину превосходства немецкой нации, не понимая, что этот путь ведет к катастрофе. Согласись, сама коммунистическая идея не так уж и плоха – всеобщее равенство и братство, отсутствие частной собственности, во все времена являвшейся камнем преткновения человечества!

– Но каким путем это достигается? Уничтожением инакомыслящих, искоренением целых классов, унижением Веры?

– Любая революция, в том числе и в мировоззрении, сопровождается огромными жертвами. Так было, есть и так будет. От этого никуда не уйти. Христос и его последователи погибали за Веру, принимая смерть, как должное. Они верили… Русские люди тоже верят. Поэтому идея Гитлера о порабощении нашей страны с самого начала была обречена на провал.

– Но ведь и немцы верят в свое превосходство! Верят в то, что евреев и другие нации надо уничтожать, чтобы расчистить место для истинных арийцев!

– Нет, сынок, – отец Алексей покачал головой. – Эта вера – от гордыни. Советские люди верят во всеобщее счастье для всех людей, независимо от их расы и национальной принадлежности. Немцы ищут счастья только для себя…

– Да, отец, – Эрих низко опустил голову. – Я это понял, но слишком поздно! Русские побеждают, и немецкой нации суждено погибнуть, платя за свои ошибки высокую цену! Слишком много Зла принесли они в мир…

– Нет, сынок, немецкая нация не погибнет. Наказание ожидает лишь непосредственно тех, кто виновен в преступлениях против человечества. Сменится власть или даже строй, а простой народ как жил, так и будет жить.

– А я, отец? Как буду жить я?

– Господь говорил, что каждый раскаявшийся грешник будет прощен. Никогда не поздно встать на путь Добра.

– Что я должен делать? Подскажи, отец! – Эрих поднял на священника глаза, полные мольбы. – Я не хочу больше разрываться на части, не зная, где путь Зла, а где – Добра!

Отец Алексей ласково улыбнулся ему.

– Это может подсказать тебе только твое сердце. Смотри только, больше не ошибайся!

– Смогу ли я? Смогу ли я распознать истинный Путь, смогу ли исправить содеянное? Смогу ли компенсировать тот вред, который нанес этим людям своими действиями?

Священник покачал головой.

– Насчет Пути я тебе уже сказал. Насчет исправления… Тебе не вернуть погибших в этой войне людей, а заново прожить жизнь никому не дано. Но своими последующими действиями ты можешь попытаться хоть частично нейтрализовать Зло, не давая ему распространяться по Земле. У тебя есть много путей для достижения этой цели. Выбирай сам, но смотри, не ошибись! Больше тебе нельзя допускать ошибок!

– Я постараюсь, отец! – наконец-то улыбнулся Эрих, у которого от этой беседы наконец-то свалился камень с души, который долгое время тяготил его, не давая спать спокойно. – Воистину, Господь направил тебя, чтобы помочь мне окончательно разобраться в самом себе!

– Может, и Господь… К сожалению, сынок, нам запрещено вмешиваться в дела людские. Я благодарен той Силе, которая вытащила меня в этот мир и дала возможность поговорить с тобой. Душа болела, когда я видел твои мучения, а сам ничем не мог помочь тебе. Хотя, видит Бог, я пытался…

– Я знаю, – кивнул головой Эрих. – Очень часто я видел тебя в своих снах, когда делал что-нибудь не так. Спасибо тебе за все!

– Не благодари, сынок, не надо! – священник предостерегающе поднял руку. – Я всего лишь посредник. Тебе решать, что делать и как. У тебя осталось совсем мало времени, чтобы разобраться в себе и суметь принять правильное решение. И это будет твое решение, не мое!

– Все равно спасибо! Без тебя мне было бы трудно разобраться в себе самом!

Отец Алексей не ответил ему на этот раз, прислушиваясь к чему-то.

– Мне пора, сынок, – наконец, сказал он. – Мне бы очень хотелось, чтобы ты все правильно понял. Хотелось сказать многое, а не сказал и сотой доли. Прощай!

– Побудь еще маленько со мной! – взмолился Эрих. – Не исчезай!

– Не могу, – отрицательно покачал головой священник, глядя на него взглядом, полным печали. – Мне пора уходить!

Только что он стоял перед ним, а теперь на этом месте была пустота. Исчез, растворился в ночном воздухе «гиблого места». Эрих опустился на колени. Глухая, безысходная тоска наполняла все его существо. Первый и последний раз в этой жизни он видел и разговаривал с человеком, который, несмотря на прошедшие годы, остался самым любимым, самым дорогим и самым близким ему. Ближе и дороже, чем родной отец…

Эрих поднял голову к черному небу и завыл. Завыл страшно, словно волк на Луну. Впрочем, он давно уже стал волком. Волком-одиночкой в чужом для него мире. Уйдя из одного, он так и не смог стать частью другого. Впитав в себя русский дух, полюбив эту страну, Эрих так и не стал истинным арийцем, как того ему хотелось изначально. Для немцев он был, конечно же, немцем, но сам себя майор абвера не ощущал ни тем, ни другим. Ни немцем, ни русским… Так, что-то среднее…

Три человека в эсэсовской форме с автоматами стремительно выбежали из здания штаб-квартиры РСХА и сели в черный «Опель». При виде их Эрих почувствовал, как откуда-то из глубины сознания всплывает, стремительно нарастая, тревога. Опасность угрожала не ему лично, а кому-то другому, но от осознания этого чувство не притупилось, а, наоборот, усилилось.

– Куда? – коротко осведомился водитель.

Эсэсовец с прической и усиками «а-ля Гитлер», севший рядом с ним, назвал адрес в пригороде Берлина. И этот адрес был хорошо известен Эриху. В этом доме жил его отец, Рудольф фон Шредер! Сразу вспомнился виденный им прошлой ночью сон о расстреле человека, которого он тогда узнал, несмотря на то, что тот был избит до неузнаваемости. Но зачем немолодой офицер абвера понадобился эсэсовцам?

– Еще одного заговорщика назвали, – словно отвечая на его немой вопрос, заявил эсэсовец, командовавший, по всей видимости, этой группой.

– Да, прибавилось работенки! – поддакнул водитель, заводя двигатель.

Автомобиль резко рванул с места. А он остался стоять на месте. Все происходившее Эрих видел как бы и снаружи машины, и одновременно изнутри. Он был везде и в то же время нигде.

В намерениях эсэсовцев у него не было сомнений. Надо было предупредить отца, но как? Он не мог сойти с места! Было темно, фонари не горели, свет не пробивался из-за светомаскировочных штор. Город слишком часто подвергался бомбардировкам вражеской авиации, чтобы пренебрегать подобными мерами предосторожности. И лишь одинокие габаритные огни мчавшейся по улице машины нарушали однообразие темноты.

Словно в подтверждение его мыслям над городом зазвучала сирена, а вскоре и в небе послышался звук летящих бомбардировщиков. «Американцы», – автоматически отметил он про себя. В небе заметались лучи прожекторов, ловя в перекрестия самолеты противника, глухо захлопали зенитки.

«Хоть бы бомба попала в этот проклятый автомобиль!» – подумалось ему, но сам он знал, что надежда столь мизерна, что не стоит даже принимать ее во внимание. Скорее всего, эсэсовцы где-нибудь переждут налет, а потом продолжат свое движение.

О себе он почему-то не побеспокоился, хотя прекрасно знал, что в данный момент все немцы дисциплинированно сидят в бомбоубежищах. Просто он был уверен, что авиабомбы не смогут причинить ему какой-нибудь вред.

Однако это лишь на мгновение оторвало его от мыслей об отце. Нужно было спасать его, а он по-прежнему ничего не мог сделать. Мало того, он не ощущал даже своего тела.

Эта мысль натолкнула его на другую. Он представил себе знакомый дом. Через мгновение Эрих уже находился перед ним. Это было так неожиданно, что сначала он растерялся. Где-то совсем близко разорвалась бомба, и этот звук вернул его к реальности.

Где мог сейчас находиться отец? Конечно же, в бомбоубежище, вырытом во дворе дома! Он представил себе тесную комнатенку, в которой когда-то вместе со всем семейством Шредеров ему пришлось пережидать такой же вот налет вражеской авиации. И мгновенно оказался там.

Отец был в бомбоубежище. Рядом с ним сидела его жена Лотта, с тревогой прислушиваясь к каждому взрыву. Чуть поодаль дремала молодая девушка, в которой Эрих с удивлением узнал свою сводную сестру. За то время, пока он не видел ее, она очень сильно изменилась. Повзрослела, похорошела, оформилась, стала похожа на настоящую женщину. Впрочем, это не было удивительным – девушке доходило девятнадцать лет.

Его появление в бомбоубежище не вызвало никакого эффекта. Его словно и не заметили.

– Отец! – позвал он.

Его не слышали. Это обстоятельство вызвало в нем отчаяние. Он услышал скрип тормозов около дома, хотя это было невозможно – бомбоубежище глушило звуки извне. Даже взрывы здесь были слышны, как глухие удары, сотрясающие стены.

Однако это были они. Видимо, эсэсовцы не стали пережидать налет. Эрих находился в бомбоубежище и одновременно не улице. Машина стояла около ворот. Два эсэсовца, командир и водитель, направились к дому, а два других побежали в обход к задней калитке, выходившей на другую улицу.

– Отец, спасайся! – в отчаянии крикнул он. – Уходи! За тобой пришли!

Рудольф фон Шредер не находил себе места. Неопределенность давила на психику, лишая покоя, заставляя нервничать. В любой момент можно было ожидать появления эсэсовцев и последующего ареста. А дальше… Дальше, скорее всего, застенки гестапо, скорый суд и казнь. Он знал, что в Великой Германии покушавшимся на фюрера людям грозила смерть!..

Все было спланировано до мелочей, в успехе задуманного никто из них не сомневался, иначе вряд ли бы кто-нибудь согласился на участие в заговоре. Казалось, фюрера ничто не могло спасти, и вот!.. Покушение на Гитлера провалилось! Глупая случайность разрушила все их планы. Видимо, сам дьявол хранил этого человека!

До самого вечера Рудольф фон Шредер ничего не знал. Еще утром ему позвонили и сообщили, что Гитлер убит и переворот произведен успешно. Но чувствовал он, что здесь что-то не так…

Предчувствие его не обмануло. Вечером ему позвонил один из заговорщиков и сообщил о провале. Рудольф фон Шредер знал, что теперь пощады ждать не приходилось. Гестапо под пытками вытянет всю информацию о заговоре. Он был одним из тех, кто знал о готовящемся перевороте и принимал участие в его планировании. Значит, времени до ареста оставалось не так уж и много.

Когда он сообщил жене об этом, посыпались упреки. Мол, ввязался в эту авантюру и погубил не только себя, но и ее с дочерью. И действительно, членов семьи заговорщиков ждал концлагерь. Для Лотты фон Шредер и молоденькой Эльзы, привыкших к совсем другой жизни, это было концом всего…

Они сразу же стали собираться в путь. Лотта собирала драгоценности, которые ей достались в приданное, и те, которые покупал ей он. Глядя, как она рассовывает их по сумкам и ворчит, он невольно сравнивал ее с матерью Эриха. Сравнение было не в пользу Лотты. Это была его ошибка. У Лотты была довольно-таки известная фамилия, богатство, связи, в том числе и с некоторыми бонзами Третьего рейха. Ей оказывал внимание Мартин Борман, и у него не было уверенности, что дело ограничивалось только этим.

Вспомнив о своей бывшей жене, он невольно подумал об Эрихе. Его провал означал конец карьеры сына. Скорее всего, того тоже ожидала участь узника концлагеря. И он не мог никак предупредить его. Он не был даже уверен, что Эрих в данный момент находится по эту сторону фронта. Бедный мальчик! Он пострадает ни за что…

Толстые стены сотрясались от взрывов, но он знал, что они выдержат, и не очень-то беспокоился. Толстые перекрытия могло обрушить только прямое попадание авиабомбы. Но все равно, какое-то беспокойство было. Какая-то неясная тревога. Ему казалось, что они теряют время, отсиживаясь за толстыми стенами. Впрочем, в такой налет решиться на передвижение может только сумасшедший. Как только все кончится, они отправятся в путь. Он планировал бежать во Францию и сдаться там англичанам или американцам…

И вдруг он услышал:

– Отец, спасайся! Уходи! За тобой пришли!

Он узнал бы этот голос из сотни других. И хотя тот, кому он принадлежал, находился сейчас далеко, эти слова принадлежали его сыну, Эриху.

Рудольф фон Шредер посмотрел на жену и дочку. Они явно ничего не слышали. Но этот голос усилил его тревогу, и он решил проверить, что происходит на улице.

– Ты куда? – встревожилась жена, увидев, что ее муж встал.

– Пойду, посмотрю, что там снаружи.

– И чего тебе не сидится на месте! Снаружи бомбы рвутся, тебя может убить!

Рудольф фон Шредер, не обращая внимания на ворчание жены, к которому он уже давно привык (ворчала она постоянно, и иногда ему хотелось просто-напросто придушить ее), поднялся по лестнице и приоткрыл люк бомбоубежища. И сразу же закрыл.

Он увидел идущих по направлению к дому двух мужчин с автоматами. Чуть ли не кубарем скатившись по лестнице вниз, Рудольф фон Шредер бросился к висевшей на стене кобуре и достал оттуда «парабеллум».

– Что случилось? – побледнела Лотта.

– За мной пришли, – коротко ответил он.

Женщина запричитала, разбудив дочь, которая спросонок не могла понять, в чем дело.

– Замолчи, Лотта! – прикрикнул на жену Рудольф фон Шредер. – Сейчас не время для упреков. Возьми Эльзу и уходи. Маршрут мы обговаривали, не забудь! А я задержу их…

Крепко сжимая в руке пистолет, он первым выбрался на улицу. Лотта и Эльза сразу же побежали прочь от дома.

– Стой! – послышался оклик.

Рудольф фон Шредер выстрелил на голос, и темнота ответила автоматным огнем.

– Полковник Шредер, сдавайтесь! Сопротивление бесполезно, дом окружен!

Он знал, что гестаповцы блефуют. Никогда они не брали на простой арест много людей. Конечно, разве могли они ожидать сопротивления от старого полковника?

Необходимо было протянуть время, дать своим уйти подальше. Он выстрелил еще несколько раз и крикнул:

– Вам не взять меня, сосунки! Вы под стол еще пешком ходили, когда я кормил вшей в окопах!

От дома метнулась тень, и Рудольф фон Шредер быстро выстрелил. Человек упал и больше не поднялся. Его коллега открыл ураганный огонь из автомата.

И в этот момент сзади на него кто-то прыгнул. Он сумел увернуться за секунду до того, как автомат должен был обрушиться на его голову, и разрядил пистолет в нападавшего. Человек упал, но рядом возник еще один, а патронов больше не было. Этот эсэсовец, похоже, об этом не догадывался и решил не рисковать. Автомат в его руках выплюнул порцию горячего свинца, навылет прошившую тело.

Боль захлестнула разум, руки и ноги отказались повиноваться ему, и он упал. Постепенно его тело перестало чувствовать что-либо, и он понял, что умирает. Он даже не почувствовал, как его подхватили под руки и куда-то потащили. И лишь окровавленные губы прошептали напоследок:

– Эрих!..