Текст книги "Гиблое место"

– Держись! – крикнули одновременно Васнецов и Краснов, услышавшие позади себя странный чавкающий звук и обернувшиеся посмотреть, что произошло.

– Меня кто-то схватил за ноги! – сообщил Бельский, пытавшийся вытащить свое тело, опираясь на пулемет.

Последовал мощный рывок, чуть не утащивший младшего сержанта в трясину. Ему пришлось снова лечь всем телом на оружие. Васнецов с Красновым подхватили его за руки и попытались вытащить. И тут они тоже ощутили, что кто-то действительно держит Бельского за ноги. Они уперлись ногами в землю и дернули его что есть силы на себя. В ответ последовала серия мощных рывков, тянувших пулеметчика вниз.

Возможно, неведомое существо, сидевшее в трясине, так и утащило бы Бельского, если бы на помощь не подоспели остальные бойцы. Совместными усилиями им удалось, наконец, вырвать младшего сержанта из его цепких лап. Он был весь в грязи, тяжело дышал и вроде не верил, что все еще жив. Только минут через десять Бельский отошел от шока и прохрипел:

– Спасибо, мужики! Я уж думал все, конец пришел!

– Хорошо, что все обошлось! – сказал на это Свинцов.

– Сапоги вот только эта сволочь стянула с меня! – пожаловался пулеметчик, глядя на свои голые ступни. – Жалко, хорошие сапоги были! Я их у бабки на толкучке за две банки тушенки выменял.

Глядя на ободранные до крови ноги Бельского, Свинцов подумал, что, по крайней мере, со стороны младшего сержанта грех было жаловаться на потерю обуви. Хорошо хоть сам живым остался!

– Ну и гад же ты! – сплюнул Железнов. – Мог бы и больше старухе дать!

– Да куда ей больше? – искренне удивился пулеметчик. – Да и не было у меня больше.

– Поди, для детишек взяла, – заметил бывший моряк. – Лучше бы ты и не брал их вовсе! Может, кто-нибудь и больше бы дал.

– Что ты ко мне привязался? – возмутился Бельский, оглядываясь в поисках поддержки товарищей. – Я шел по барахолке, смотрю, стоит бабка, продает сапоги. Никто не хотел брать. Я предложил ей все, что у меня было.

– Ты ведь коммунист, Бельский! – не унимался Железнов. – Придется, когда вернемся, поставить о тебе вопрос на собрании.

– Да что я такого сделал? – начал было младший сержант, но тут вмешался Дворянкин, которому надоело слушать их препирательство.

– Хватит болтать! Нашли время для разбирательства!.. А ты, Бельский, как вернемся, получишь три наряда вне очереди.

– За что, товарищ лейтенант?!

– За разбазаривания казенного имущества! Тебе тушенку не для того дают, чтобы ты менял ее на сапоги!

– Но…

– Отставить разговорчики!

Воцарилась тишина. Все смотрели, как Краснов бинтует Бельскому ступни. И вдруг Петров, который незадолго перед этим встал и куда-то неторопливо пошел, закричал:

– Братцы, а где же трясина?

Все с удивлением посмотрели на Петрова, потом вскочили на ноги и подбежали к нему. Только Бельский с забинтованными ногами остался сидеть на месте. Впрочем, после того, что он пережил, ему, наверное, не слишком сильно и хотелось…

На том месте, где минут пятнадцать тому назад тонул Бельский, ничего, кроме твердой почвы, не было. Лишь только пулемет одиноко валялся на земле, напоминая о том, что здесь произошло. Свинцов поднял оружие, затем осторожно наступил на это место ногой и даже попрыгал.

– Ничего не понимаю! – сказал он, нахмурившись. – Будто ничего и не было!

Бойцы обступили его и тоже стали пробовать землю ногами. Тем временем Свинцов осмотрел пулемет и передал его Дворянкину.

– Посмотри-ка!

Дуло было погнуто. Не сильно, слегка, но, глядя на это, легко можно было представить, какой силой обладало создание, тянувшее Бельского за ноги.

– Бесполезная железяка, – констатировал Дворянкин, разглядывая ствол пулемета. – Что же это было, а, младший лейтенант? Откуда взялась и куда потом девалась эта трясина? Как думаешь?

– Очередная загадка «гиблого места», – ответил Свинцов.

– Что-то слишком много загадок накопилось за последнее время, – заметил Васнецов, прислушивавшийся к их разговору. – А где ответы?

– Ответов пока нету, – сказал Свинцов, который и сам не раз задавался подобным вопросом. – И боюсь, мы не скоро их получим. Если получим вообще…

Дворянкин хотел уже выбросить ставший бесполезным пулемет, но Бельский отобрал его, сказав, что оружие закреплено за ним, и он его не оставит. Спорить никто не стал, всем была известна его «любовь» к своему «Дягтереву».

Пора было идти дальше, это происшествие и так задержало их. Запасливый Васнецов достал из вещмешка лапти и подарил их пулеметчику.

– На, держи. Это, конечно, не сапоги, но не ходить же тебе босиком по лесу! Поди, чай, непривычен к этому? Вырос-то в городе?

Бельский кивнул и принялся надевать лапти, а старшина помогал ему. Тем временем Свинцов задумчиво смотрел на веревку, висевшую на плече Дворянкина.

– Дай-ка сюда, – попросил он лейтенанта.

Тот молча отдал. Свинцов внимательно осмотрел ее, подергал и поинтересовался:

– Прочная, а, Сань?

Тот пожал плечами.

– Если это та самая веревка, то да.

– Так, – сказал Свинцов, – давайте-ка, обвяжемся ею. Кто знает, какой сюрприз еще ожидает нас в этом лесу. На счастье Бельского, он успел кинуть под себя пулемет. Я не хочу, чтобы подобное повторилось!

– Мне это не нравится! – заявил Васнецов.

– Мне тоже, старшина, – ответил Свинцов…

Бойцы обвязались веревкой и пошли дальше. Впереди Свинцов, за ним – Дворянкин, потом Васнецов, Железнов, Мошнов, Рябинов, Краснов. Замыкал колонну Бельский со своим бесполезным пулеметом. Все они очень походили на альпинистов в связке. И лишь только то, что у всех было оружие, и шли они не по горам, а продирались через лес, смывало это сходство.

Свинцов был озабочен. Он чувствовал, что люди начали нервничать. За то время, пока они находились на территории «гиблого места», у них уже пропал один человек и чуть-чуть не погиб Бельский. Последний, идя замыкающим, чувствовал себя не очень уверенно. Он то и дело тормозил движение, опасаясь, видимо, повторения произошедшего с ним случая, едва не приведшего к его гибели.

Свинцов хорошо понимал их состояние. Ему и самому было не по себе, он не знал, какой фокус выкинет с ними зона в следующий момент. Но, с другой стороны, им необходимо было настигнуть Шредера с Головиным и задержать их. Только эта мысль и гнала его вперед…

Вдруг он остановился и опустился на колени, что-то рассматривая на земле. Потом подозвал к себе Дворянкина и сказал, указывая на свежий след сапога:

– Они близко, прошли здесь совсем недавно.

– Побыстрей бы! – заявил Железнов, сплевывая на землю. – Мне не терпится убраться отсюда!

Свинцов осторожно раздвинул заросли. Перед ними раскинулась небольшая полянка, вся усыпанная яркими цветами, от которых исходил дурманящий запах. Она была такой приветливой, что так и хотелось броситься на это великолепие и дать отдохнуть уставшим мышцам. Но Свинцом каким-то звериным чутьем ощущал, что на этой поляне не все в порядке. Уж слишком сильно она манила к себе.

– Дайте-ка мне мешок Глухих, – попросил он.

Размахнувшись, Свинцов, что есть силы, запустил его на поляну. Мешок упал чуть ли не на середину, но ничего не произошло.

– Ладно, товарищ младший лейтенант, пойдемте, – предложил Железнов. – Видите, все в порядке, опасности нет…

Но Свинцов жестом остановил его. В следующее мгновение на поляне что-то щелкнуло, и мешок вдруг провалился под землю.

Солдаты переглянулись между собой.

– Н-да! – только и сказал на это Васнецов.

Остальные промолчали, понимая, что было бы, если бы они пошли через эту поляну. Младший лейтенант фактически спас всех их, не дав сунуться туда.

– Ладно, – сказал Свинцов, – давайте обойдем эту чертову поляну и пойдем дальше. Надо попытаться догнать Шредера с Головиным. Они не могли далеко уйти…

– А вы уверены, товарищ младший лейтенант, что они не пошли через эту поляну? – поинтересовался Васнецов, задумчиво глядя на прекрасную лужайку, гостеприимно расстилавшуюся перед ними.

– Все может быть, – ответил он. – Обойдем поляну и поищем там следы. Если они ее благополучно миновали, они должны там быть.

Почему-то Свинцов был уверен, что диверсанты обошли поляну стороной, хотя последний след, обнаруженный им, указывал как раз на другое…

– Стойте! – вдруг услышал он встревоженный голос Краснова. – Бельский пропал!

Когда они собрались вокруг бойца, тот растерянно держал в руках обрывок веревки, связывавшей их с младшим сержантом. Самого Бельского нигде не было видно.

– Что происходит, черт возьми? – не выдержал Дворянкин. – Куда он делся?

Свинцов понимал, что рано или поздно нервы у бойцов не выдержат. Здесь все было не так, как вне границ зоны, возникало много вопросов, но он не мог дать на них ответы, потому что и сам не знал их. Дворянкин был первым, кто открыто высказал свое возмущение, но Свинцов видел, что все остальные поддерживают лейтенанта.

– Не знаю! – устало ответил он. – Пойми, я в таком же положении, как и все вы!

Старшина взял у Краснова конец веревки, внимательно осмотрел его и даже зачем-то понюхал.

– Чисто срезано, веревка даже не размахрилась, – сделал он заключение и добавил. – Это сделано не ножом…

Кто мог утащить Бельского так, что он даже и не пикнул, и другие ничего не почувствовали? Ответа на этот вопрос не было, не было даже предположений. Они тщательно обследовали местность, но осмотр ничего не дал. Бельский как сквозь землю провалился. Впрочем, Свинцов и не ожидал ничего другого.

– Похоже, за нас серьезно взялись. Смотрите в оба! А теперь давайте-ка двигать дальше.

– Может, лучше вернуться? – неуверенно предложил Дворянкин.

– А как же Шредер с Головиным? – поинтересовался Свинцов, чувствуя, что назревает конфликт.

– Да черт с ними! – взорвался лейтенант. – В конце концов, никто не давал нам приказа на преследование! Надо вернуться обратно и доложить о том, что случилось, контрразведчикам. Пускай сами разбираются!

– Да? И что же ты им скажешь?

– Скажу все, как было!

– Думаешь, нам поверят?

Дворянкин смутился. Действительно, в то, что происходило тут с ними, обычному человеку, пожалуй, было трудно поверить. Он открыл рот, чтобы еще что-то сказать, и тут их всех накрыло…

VIII

Подъем был трудным и утомительным. Лед, сверкая на солнце, слепил глаза. Они обливались потом и еле переводили дух. Кое-где лед был иссечен трещинами и расселинами, в таких местах было очень трудно пробираться. И если бы не Дворянкин, который имел богатый опыт альпинизма, он ни за что бы сам не прошел эти трудные и опасные участки.

Вокруг, насколько хватало взгляда, простирался ледник. Как они сюда попали, было известно одному лишь богу. Зачем, тоже неясно. Просто они вдруг оказались в этом месте, вдвоем. Оружие осталось при них, а вот вместо военной формы на них была надета теплая одежда – шапки, куртки, штаны, шипованные ботинки. Короче, как раз все необходимое, чтобы не умереть от холода в этом природном холодильнике…

Первое время они орали во все горло, надеясь, что их солдаты находятся где-нибудь неподалеку. Однако после того как их голоса охрипли, офицеры поняли, что они остались одни в этой ледяной пустыне. Стоять на месте не было смысла, и они двинулись вперед, хотя куда надо было идти, ни Свинцов, ни Дворянкин не имели ни малейшего представления…

Примерно через час на их пути встала преграда. Это была огромная расселина, образовавшаяся, видимо, уже давно. Ее края были не ровные и острые, как у свежей трещины, а обтаявшие.

– Ну что, Саня, как будем перебираться? – поинтересовался Свинцов, подходя к краю трещины и оглядывая противоположный ее край.

– Пойдем вдоль расселины, – ответил Дворянкин. – Где-то же она кончается!

– Направо или налево?

Дворянкин задумался.

– Направо, – наконец, сказал он, приняв решение.

– Почему не налево? – поинтересовался Свинцов.

– А какая разница? – пожал плечами лейтенант.

– В данном случае – никакой.

– Тогда пойдем направо…

Вскоре они обнаружили перемычку – громадный пласт плотного, слежавшегося снега, соединявшего, словно мост, края пропасти. Переправа не показалась им надежной. Под яркими лучами солнца этот мост подтаивал, обламывался и грозил каждую минуту обрушиться. На их глазах огромная снежная глыба оторвалась от него и рухнула вниз.

Свинцов осторожно заглянул туда. Взгляд не достигал края снежной массы, а уж дна пропасти и вовсе нельзя было разглядеть.

– Не нравится мне это, – признался он, – совсем не нравится. Что будем делать?

– Надо перебираться, – ответил Дворянкин. – Другого пути нет: эта расселина, скорее всего, тянется через весь ледник, а как далеко он простирается, мы даже и не знаем. Но уж точно, идти нам придется очень долго.

– А ты уверен, что нам вообще стоит перебираться на ту сторону? Правильно ли мы идем? Может, надо двигаться совсем в другую сторону?

Лейтенант неопределенно пожал плечами.

– Не уверен. Но уж раз выбрали направление, надо его придерживаться. Куда-нибудь да выйдем!

Они постояли еще некоторое время, разглядывая перемычку, потом Свинцов спросил:

– Как будем перебираться?

– Я пойду первым, – сказал Дворянкин. – Обвяжусь веревкой, а ты меня будешь страховать. Если все пройдет удачно, когда я буду на той стороне, пойдешь ты.

Он снял с плеча веревку и обвязал один из ее концов вокруг пояса.

– Ну, пожелай мне ни пуха, ни пера! – с этими словами лейтенант осторожно соскользнул вниз, туда, где начиналась снеговая перемычка.

– Ни пуха, ни пера! – крикнул Свинцов ему вслед.

– К черту! – донеслось снизу…

Медленно, рассчитывая каждое движение, Дворянкин пошел по этому ненадежному мосту. Свинцов ожидал, что в любое мгновение перемычка рухнет, увлекая за собой лейтенанта, но все обошлось. Дворянкин взобрался на противоположный край расселины (который был не слишком крутым, но скользким, подтаяв на солнце) и уселся лицом к нему на узком карнизе.

– Теперь ты! – крикнул он Свинцову. – Только не останавливайся и не смотри вниз! Эта махина того и гляди развалиться!

Младший лейтенант приспособил на пояс веревку и двинулся вперед, осторожно балансируя, чтобы не свалиться в пропасть. Едва только он ступил на эту перемычку, как ему стало ясно, что этот мост еле дышит. Снежная масса под ногами Свинцова дрогнула, чуть заметно качнулась и задрожала. Во рту сразу пересохло, сердце застучало сильнее. Он с ужасом подумал о том, что немного тяжелее Дворянкина по весу. Выдержит ли его перемычка?

Медленно, но верно Свинцов продвигался вперед. И вдруг раздался громкий треск. По напряженному лицу Дворянкина он понял, что сзади что-то случилось. Где-то внизу послышалось слабое журчание и плеск воды, и Свинцов невольно глянул туда, в мерцающую ледяную бездну. Сразу закружилась голова, и он пошатнулся.

– Вниз не смотри! – послышался голос Дворянкина. – Подними голову!

Свинцов оторвал взгляд от пропасти и больше не смотрел туда, хотя его так и тянуло сделать это снова.

– Так! – увидев, что его приказание исполнено, продолжил лейтенант. – Теперь вперед и побыстрее!

Свинцов уже собирался продолжить продвижение по этому ненадежному мосту, но тут прямо перед ним снежное полотно треснуло и стало быстро расходиться в разные стороны. Он заторопился, широко шагнул, но ботинок не удержался на скользкой поверхности, и он провалился в трещину, успев, правда, ухватиться за ее край. Позади него что-то трещало, двигалось, а снизу донесся глухой далекий грохот. Сердце бешено колотилось, тошнота подступала к горлу. Пальцы предательски съезжали по скользкому льду, и он понял, что еще немного, и он полетит в пропасть, вслед за рухнувшими глыбами.

Но тут веревка, прикрепленная к поясу, натянулась, как струна, и сползание прекратилось.

– Толя! – услышал он встревоженный голос Дворянкина (лейтенант впервые назвал его по имени). – Скорее заползай наверх, я буду тебя подтягивать!

Сразу стало легче. С трудом, оскальзываясь на ледяной поверхности, он сумел заползти на остатки снежного моста. Несколько секунд Свинцов переводил дыхание, потом осторожно пополз прочь от края. И лишь только через несколько метров он рискнул подняться и посмотреть на Дворянкина.

Лейтенант, прочно усевшись на выступе скалы и изо всех сил упираясь ногами в подтаявший снег, тянул веревку, поспешно сматывая ее по мере того, как Свинцов приближался к нему. Увидев, что тот смотрит на него, Дворянкин ободряюще улыбнулся ему.

– Все нормально, Толя! Не волнуйся, я тебя держу!..

Ему оставалось пройти каких-нибудь несколько шагов до спасительного края, когда мосту пришел конец. Послышался громкий треск, и остатки снежной перемычки рухнули вниз, а вслед за ними полетел и Свинцов. В голове успела мелькнуть мысль: «Все, это конец!», но буквально сразу же последовал мощный рывок, и он завис над бездонной пропастью. Его ударило о ледяную стену, и Свинцов отчаянным усилием впился пальцами в небольшие трещинки, пересекавшие ее, а одна из его ног через секунду нащупала какой-то небольшой выступ, в то время как другая висела в воздухе. Положение было настолько неудобным, что он неминуемо упал бы, если бы не веревка, которая поддерживала его.

– Толя, как ты? – услышал он сверху голос Дворянкина.

– Нормально, – ответил Свинцов.

– Я тут немного съехал, но это ничего. Подожди, сейчас я тебя вытащу.

У него сразу стало тепло на душе. Он представил, как лейтенант стоит на краю пропасти, рискуя в любой момент соскользнуть вслед за ним.

– Слушай, Толя, я сейчас попробую тебя вытащить! – услышал он опять Дворянкина. – Освободись от оружия и мешка, тогда мне будет легче это сделать!

Свинцов подумал, что в его положении сделать это будет не так-то легко. Прильнув к ледяной стене, он удерживался на ней ценою невероятного напряжения всех мышц, которое с каждой секундой становилось все невыносимее. Его пальцы заледенели, их ломило от холода. Он знал, что если ничего не изменится, скоро они потеряют чувствительность, а через некоторое время – способность двигаться. В дальнейшем, если посчастливится выбраться из этой передряги, ему грозило обморожение и возможная ампутация. Но он старался не думать об этом.

– Не бойся! – крикнул ему Дворянкин, словно прочитав его мысли. – Я буду держать тебя! Бросай все лишнее, к чертовой матери!

С трудом вытащив из трещины правую руку, Свинцов скинул сначала автомат, потом одну лямку вещмешка. Поменяв руки, он освободился от второй, и мешок полетел в пропасть. При этом его нога соскользнула с выступа, а пальцы вырвало из трещинок, за которые он держался. Рывок был настолько сильным, что Свинцов заскользил вдоль стены вниз, поняв, что тащит за собой и Дворянкина.

Впрочем, веревка вскоре натянулась, да и ноги вдруг обрели опору – небольшой выступ, на котором можно было стоять, прижимаясь к холодной ледяной стене. Он вспомнил заледенелый край пропасти, на котором сейчас стоял лейтенант, и понял, что еще один такой рывок, – и они вместе полетят в эту бездну.

– Слушай, Саня, обоим нам не выбраться отсюда! – крикнул Свинцов наверх. – Тебе меня не вытащить! Бросай веревку и уходи!

– Замолчи! – возмущенно оборвал его Дворянкин. – И чтобы я больше от тебя ничего подобного не слышал! Сейчас я сделаю несколько зарубок, а потом вытащу тебя, упираясь в них. Только продержись еще чуть-чуть, Толя!

Свинцов услышал, как наверху застучало стальное лезвие, впиваясь в лед.

– Это бесполезно, Саня! Еще одна ошибка, и мы вместе полетим в пропасть! Ты – молодчина, сделал все, что мог, чтобы спасти товарища, и не твоя вина, что у тебя не получилось! Бросай меня и выбирайся отсюда!

– Молчи! – отозвался сверху лейтенант. – Я и слышать ничего не хочу о том, чтобы бросить тебя! Сейчас сделаю упоры для ног поглубже и вытащу! Слышишь?

Свинцов не ответил. Он понял, что Дворянкин действительно до последнего будет пытаться вытянуть его наверх, а это рано или поздно приведет к гибели обоих. Этого он допустить не мог.

Осторожно спустив вниз правую руку, Свинцов нащупал рукоять финки. Непослушные пальцы с трудом сомкнулись на ней и потянули клинок из ножен. Чего он больше всего в этот момент боялся, так это того, что нож вылетит из онемевшей руки. Тогда им обоим придет конец…

Осторожно подняв руку над головой, Свинцов коснулся лезвием веревки и принялся перерезать ее.

– Эй, ты что там делаешь? – забеспокоился Дворянкин, видимо, по колебаниям веревки поняв, чем занимается младший лейтенант.

– Режу веревку, – ответил Свинцов.

– Не смей! – отчаянно закричал лейтенант. – Спасаться – так обоим или никому, слышишь? Мы сейчас выберемся, только подожди, Толя! Ради бога, не торопись!

Свинцов, не сводивший глаз с ножа, вдруг почувствовал сильный страх, заставивший его покрыться липким, противным потом. Он, оказывается, совсем не хотел умирать!

– Ладно! – откликнулся он. – Я подожду. Только если что, Саня, я перережу веревку!

Некоторое время ничего не происходило. Дворянкин сосредоточенно работал наверху, Свинцов ждал.

– Готово! – послышался крик лейтенанта. – Сейчас я буду тащить, а ты лезь наверх!

Веревка натянулась еще сильнее и рывками поползла наверх. Свинцов, отправив финку на месть, полез по стене, используя для опоры любой мало-мальски заметный выступ, углубление или трещинку. Пот заливал глаза, пальцы уже ничего не чувствовали, но он настойчиво продолжал ползти.

Он услышал вскрик, веревка вдруг ослабла, потом натянулась. Но, несмотря на это, Свинцов начал сползать вниз. Он понял, что Дворянкин потерял опору и в эти мгновения медленно, но верно приближается к краю пропасти, отчаянно пытаясь остановить это смертоносное движение.

В этот краткий миг он с пронзительной ясностью осознал, что будет единственно правильным решением. Да, ему очень хотелось жить, он боялся смерти, не мог представить себя мертвым. Но и тот отчаянно сопротивлявшийся человек наверху тоже не хотел умирать. Ему стоило только раз провести по веревке, – и он был бы спасен! Но тот человек выбрал спасение своего товарища…

Свинцов извлек из ножен финку и перерезал веревку. Последнее, что он увидел, – это как она лопнула, почувствовал, что его тело отрывается от стены и начинает стремительно падать в бездонную ледяную пропасть…

В следующее мгновение он ощутил себя стоящим на твердой поверхности. Открыл глаза и увидел, что стоит среди своих товарищей на том же самом месте, откуда его вырвала неведомая сила. За спиной висел вещмешок, на плече – автомат, которые, как помнилось, он скинул вниз. И только тогда Свинцов с облегчением осознал, что все виденное им было каким-то наваждением.

Он огляделся. Рядом с ним стояли все бойцы, кроме Рябинова, Краснова, Мельниченко и Смирнова. Лица солдат были каким-то растерянными и недоумевающими, и Свинцов заподозрил неладное.

– Выкладывайте, что произошло, – приказал он…

Из рассказа бойцов стало ясно, что не один он оказался в подобной ситуации. Причем, по парам…

Васнецов с Железновым мужественно боролись за спасение тонущего корабля и пассажиров, Петров с Мошновым оказались в жесточайшей рукопашной схватке, а сам он с Дворянкиным – в горах. Обстановка была разной, но ситуации – сходными. Каждый из них спасал своего напарника, как мог, до последнего, пусть даже и ценой собственной жизни. Непонятно было лишь то, для чего все это было нужно. Создавалось такое впечатление, что некто искусственно поместил их в экстремальные условия, где жизнь твоего товарища во многом зависела только от тебя, от твоего решения. Это было похоже на испытание, но кто его проводил и с какой целью? Ответ на этот вопрос он не знал, как не знал, куда подевались остальные бойцы…

Поиски результатов не дали. Пропавшие солдаты исчезли бесследно, и даже такие опытные следопыты, как Свинцов и Васнецов, не смогли отыскать хоть какие-нибудь следы.

Стремительно темнело. Идти куда-либо сейчас не было смысла, поэтому отряд принялся устраиваться на ночевку. Когда они поужинали, Дворянкин отозвал Свинцова в сторону и, стараясь не смотреть в глаза, сообщил:

– Толя, на рассвете мы уходим обратно.

– А как же Шредер с Головиным?

– Да что ты на них зациклился! С того момента, как мы вошли в эту проклятую зону, мы уже потеряли четверых. При этом мы даже не знаем, что происходит, и куда пропадают люди! Это выше нашего понимания. Кто-то или что-то планомерно уничтожает нас, а нам нечем даже ответить. Мы не знаем, откуда исходит опасность, не знаем, с чем нам пришлось столкнуться. Нет смысла напрасно рисковать людьми…

Свинцов в ответ только укоризненно покачал головой.

– Черт с вами, идите!

– А ты?

– А я останусь и завершу начатое.

Дворянкин ничего не сказал на это, только положил руку на его плечо, легонько сжал его и пошел к своим людям. Глядя на его спину, Свинцов впервые ощутил одиночество и ему захотелось завыть от отчаяния, хотя он и понимал, что они, в общем-то, правы…

Весь день Лиза шла по тропинке. Почему-то она была уверена, что эта дорожка выведет ее к цели. Сначала, как и при первом проникновении в «гиблое место», возникло ощущение, что кто-то копается в ее мыслях, но потом оно исчезло. Кроме этого, да еще гнетущей тишины, ничего необычного не происходило, если не считать ночной стрельбы. Ночью она долго бежала, пока не выбилась из сил и не упала на землю. Девушка готова была зарыдать от отчаяния, ей казалось, что она опоздала, что ее Васька лежит, прошитый автоматной очередью и умирает…

Она очень торопилась, но создавалось впечатление, что те, кого она пыталась догнать, всегда оставались на прежнем расстоянии от нее. Пару раз, когда чувство голода становилось особенно невыносимым, будто по мановению волшебной палочки перед ней вырастали кусты с малиной, полянки, полные земляники и клубники. Сильно это не насыщало, но, тем не менее, притупляло голод.

К вечеру следующего дня она выбралась на еще одну полянку. Она так вымоталась за день, что, поужинав ягодами, легла и уснула, как убитая, без снов. Не разбудил ее даже сильный крик, прозвучавший в этой мертвой тишине особенно громко.

Проснулась девушка оттого, что кто-то сильно ударил ее хворостиной по ногам. Ничего не понимая после сна, она вскочила и увидела перед собой разъяренного отца.

– Папа?

– Ах ты, маленькая гадинка! – он опять хлестнул ее прутом. – Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не шлялась с этим Васькой? Опять к нему бежишь?

Лиза сначала испугалась. Но она уже не была той девчонкой, которую можно было так просто запугать. Ее страх перед отцом кончился тогда, когда она сбежала из-под замка к своему другу.

– Да, к нему! – с вызовом ответила она.

Лиза не заметила его движения и поэтому не успела среагировать. Отец схватил ее за волосы и намотал их быстро на руку. Было очень больно, и девушка не могла даже пошевелиться без того, чтобы в голове ее движение не отдалось сильной болью.

– Отпусти меня! Слышишь, ты?

Она скорее почувствовала, чем увидела, как он нехорошо усмехнулся.

– Ты, кажется, решила мне перечить? Мне, своему отцу?.. Придется мне научить тебя слушаться старших!

Лиза слишком хорошо знала, что последует за этими словами. Если бы она повинилась, заплакала или начала молить о пощаде, отец мог бы сменить гнев на милость, хотя и в этом случае ей хорошо досталось бы. Но когда кто-то из родных перечил ему, он впадал в ярость и мог избить до полусмерти. А она именно это и сделала, потому что не хотела идти у него на поводу.

– Что тебе от меня надо? Хочешь, чтобы я отказалась от Васьки? Так вот – этого не будет! Ты можешь забить меня до смерти, от своего я не отступлюсь! Я люблю его! Понимаешь, люблю!

Отец молчал, словно ему было интересно то, о чем она ему говорила.

– Ты же погиб в сорок втором под Ленинградом! Зачем ты явился ко мне? Ты испортил жизнь маме, сведя раньше времени ее в могилу! Ты пытался решать за меня то, что я должна была решать сама! Так что же ты теперь хочешь?

– Дочка, я желаю тебе только добра! – голос отца стал мягче.

– Добра? Твое добро хуже зла! Не нужна мне твоя помощь! Как-нибудь сама разберусь!

Последние слова она уже выкрикивала в истерике. И вдруг почувствовала, как ослабла хватка, а потом и вовсе пропала. Осмотревшись по сторонам, она не обнаружила его. Лишь услышала тихий голос:

– Ты молодец, дочка! Если любишь, иди к нему. Тропинка выведет тебя, куда надо. Только поторопись – у тебя мало времени! Счастья тебе, дочка!

– Папа? – спросила она, озираясь.

Молчание было ей ответом. Лишь тропинка впереди манила, предлагая пройти по ней навстречу своей судьбе.

К вечеру Шредер совсем вымотался. Так, что даже не мог идти самостоятельно, и Головину приходилось поддерживать его, чтобы он не упал. Продвижение существенно замедлилось. После той поляны, на которой майор заметил что-то подозрительное, они сумели пройти совсем мало. Шредер все время оступался, норовил наткнуться на дерево или запнуться о какой-нибудь корень. Взгляд его остекленел, и хотя он откликался на слова Головина, было видно, что он не в себе.

В конце концов, они вынуждены были остановиться. Уже темнело, дальше идти не было смысла. Да и Шредер к вечеру стал совсем плох, перестал реагировать даже на обращение к нему Головина. Достигнув первого же места, более или менее подходящего для ночлега, они устроились на ночной отдых.

Едва только Головин отпустил его, как Шредер лег на землю и затих. Можно было подумать, что он потерял сознание, но майор всего-навсего спал крепким, беспробудным сном. Головину даже пришлось есть в одиночестве, так как все его попытки растолкать Шредера ни к чему не привели.

Поужинав, он положил автомат на колени и прислонился спиной к широкому стволу вековой сосны. Ему предстояло бодрствовать, потому что Шредер спал, а за ними, по его словам, до сих пор велась погоня. Головину совсем не хотелось, чтобы их захватили во время сна. А поскольку майор уснул сразу же, как они пришли на это место, и никак не хотел просыпаться, то караулить оставалось только ему.

Он устал не меньше Шредера, и сейчас его веки были тяжелыми, словно налитыми свинцом. Головин мужественно боролся со сном, но глаза слипались, голова постепенно клонилась на грудь. Пару раз он встряхивался, вставал на ноги и разминался. Но едва только устраивался в каком-нибудь одном положение, как на него опять накатывал сон. В конце концов, он просто отключился, даже не заметив, как уснул…

Спать долго ему не пришлось. Он проснулся от какого-то странного ощущения. Ощущения того, что в самое ближайшее время должно произойти что-то необычное, что перевернет всю его жизнь. И тут из-за деревьев вышел человек.

Было что-то в нем до боли знакомое, но что, Головин пока не мог понять. Он взял незнакомца на прицел, решив пока не выдавать своего присутствия. Человек шел прямо на него, словно знал, где он прячется. Отчего-то защемило сердце. Эта твердая походка, крупные мозолистые руки, манера держать голову высоко поднятой были ему хорошо знакомы. И хотя он не видел в темноте лица этого человека, сердце подсказало ему, кто это был. И Головин опустил автомат.