Текст книги "Жара"

Врано по-дружески толкнул меня в одно плечо, Ладислас в другое – я зашатался от неожиданно сильных, но все же дружеских ударов, и они помчались вперед по своему маршруту – через минуту я их уже и не видел.

Когда я осмелился оторваться от крыльца «Каторжан», солнце было в зените и стояла такая изнуряющая жара, что я просто не знал, как быть. Кто бы мог подумать, что солнце, каждый лучик которого у нас так ожидается и приветствуется, может быть таким беспощадным и безжалостным? Я пробежал метров сто по направлению к парку и понял, что тут мне, наверное, и конец. Пот струился градом, а внутри все ныло и протестовало. Несмотря на то, что я очень стыжусь своего тела, его угловатости, больших непропорциональных частей скелета, всю эту форменную одежду хотелось сбросить немедленно и расчесаться прямо тут, на солнцепеке.

Собравшись с силами, я решил ни в какое место больше не забегать и, с невероятными усилиями преодолев оставшуюся дистанцию, вскочил через колоннаду в Городской парк и упал под первое же дерево. Слегка отдышавшись, я решил не нежиться – а то ведь окончательно можно расслабиться и уже никуда не сдвинуться, – поднялся и побежал к следующей цели. Это было довольно раскидистое дерево, я полагал, что под ним если и не сохраняются хоть какие-то остатки утренней свежести, то хотя бы наличествует приличная тень. Добежав до него, я заметил, что под ним лежала какая-то барышня. Скорее всего, она тоже передвигалась перебежками от дерева к дереву и теперь отдыхала и приходила в себя. Правда, у нее было огромное преимущество – внушительных размеров противосолнечный зонт. Я моментально понял, что в данных условиях зонт – это чрезвычайно полезная вещь. В приветствие я слегка приподнял свой котелок, но это было все, на что у меня хватило сил, – я просто не в состоянии был сказать ей хоть какое-то слово. Мы смотрели друг на друга сумасшедшими глазами. Ничего не говорили и только смотрели. Вдруг она резко поднялась, вероятно, собралась с последними силами, занесла свой зонт над головой и начала быстро передвигаться к следующей цели. Без всякой задней мысли, скорее на интуитивном уровне, я пристроился к ней и зашагал под этим зонтом рядом – он был довольно широким. Я уже намеревался извиниться перед ней за столь назойливое присутствие и объяснить, что я тут новичок, зонта у меня пока нет, а передвигаться надо, но она повернула ко мне свое личико и быстро-быстро заплетающимся языком протараторила:

– Я – курсистка. Никакая не субретка и не мидинетка. Может, у вас что-то такое на уме… – чувствовалось, что ей эти слова даются с чрезвычайным трудом. – Тогда вам лучше вон к той даме, что у ограды вокруг акациевого дерева. К тому же у нее широченная шляпа, она вас ею укроет. Если не ошибаюсь, у нее и прохладительные напитки имеются.

Она больше ничего не сказала, просто побежала вперед, а догонять ее у меня не было никаких сил. Я мог только идти, вернее, плестись. А впереди и действительно виднелся силуэт некой дамы под шляпой, в корзинке у нее были какие-то напитки – воды мне хотелось страшно! Я уже было облегченно вздохнул и развернулся в ее сторону всем корпусом, но дама подняла голову выше, я увидел ее лицо и понял, что не подойду к ней ни за что на свете.

Каким-то образом я все же выбрался из парка. Заметив лавку «Клодетта: все для вашего стола», забежал туда и попросил простой холодной воды. Эта Клодетта мне показалась странной: чрезвычайно полная женщина, к тому же она сразу пустила в меня целую порцию недобрых взглядов. И вода у нее была какая-то не такая.

Я выскочил из лавки, после нее никакой теневой стороны и в помине не было – солнце стояло в самом зените. Как раз в тот момент на меня и нашло какое-то умопомешательство – я абсолютно был уверен в том, что если сейчас ничего не предпринять, то я могу упасть в обморок, а даже если меня и подберут, то все равно заболею и слягу в больницу.

Прислонившись к парадной двери одного из домов, я, совершенно не давая себе отчета в том, что делаю, быстро сорвал с себя этот чертов твидовый пиджак, сдернул с шеи галстук, с головы котелок, скрутил все это в рулон, накрыл этим рулоном голову и из последних сил побежал по направлению к своему дому.

«Чем не вариант? – подумалось мне, когда я уже вбегал к себе в подъезд. – Утром, пока нет этой жары, я буду приходить на биржу при полном параде, а после обеда, выскочив из какого-нибудь пивного локаля, все это буду сбрасывать: и пиджак, и галстук, и котелок! Сворачивать в рулон, водружать сверху на голову и – вперед! И никаких же свидетелей – все сиестятся! А дома – в ледяную ванну! Ну, в общем, все так, как я только что успешно и провернул».

Так мне думалось и мечталось, душа пела от неожиданно найденного решения, но разве я мог предположить, что в то время, как я успешно осуществлял этот свой маневр, из окна бакалейной лавки, которую я только что покинул, на меня взирала пара недобрых женских глаз? И что минуту спустя лавкодержательница Клодетта ставила об этом случае в известность отдел старшего сержанта Вожелки?

6

Утром перед работой, пока я ожидал МГ – она обещала принести мне подборку журналов мод, – я остановился возле газетного киоска на площади Героев всех сражений. Интересно все-таки, что там вокруг происходит – как в стране, так и в мире. Мне хотелось купить газету центристского направления. Но их уже разобрали, оставались только газеты правого и левого толка, ну и, естественно, бульварные – такие никогда не заканчиваются. Пока я решал, на чем же остановить свой выбор, почувствовал, что сзади на меня кто-то смотрит, причем пристально – у меня прямо затылок горел. Я оглянулся: прямо передо мною стоял мужчина средних лет, среднего роста, с квадратным лицом и с квадратным подбородком. Сильный мужчина, коренастый, с короткой стрижкой, без бороды, но с довольно густыми усами. «Среднесть и квадратность!» – почему-то сразу мелькнуло в голове. А самое главное было то, что его глаза просвечивали словно рентген, несмотря на эту кажущуюся простоту и обыденность.

– Позвольте представиться: городской комиссариат полиции, – «средний» мужчина сделал невнятное движение ладонью, словно поднес ее к козырьку несуществующей фуражки, слегка наклонил голову. – Старший сержант Вожелка.

Он сам взял мою руку и держал ее в своих лапищах, словно игрушку. Одет он был в гражданское, и все его одеяния были каких-то неуловимых, скорее мышиных, цветов: сероватый костюм, голубенькая рубашка в мелкую клеточку, совершенно неопределенного цвета галстук был несколько широковат, зато мощно крепился к рубашке массивным позолоченным зажимом. От него веяло некоторой крестьянской простотой, но было понятно: эта простота обманчива. О таких говорят – «крепкий орешек». Видно было, что в жизни ему со всяким приходилось сталкиваться, но было понятно – старший сержант практически всегда одерживал верх.

– О-о-о-чень прия-а-а-тно, господин старший сержант. Я, признаюсь, наслышан о вас, – я чуть было не сболтнул, что о нем отзывались как о непревзойденном мастере слежки спереди – это когда за объектом следуют не сзади, а идут впереди него, то есть это вообще высший пилотаж! – но вовремя прикусил язык.

– Очень, очень рад нашему знакомству!

Старший сержант слегка усмехнулся в свои широкие усы: еще бы его в городе не знали! Каждый знает! Моей руки он не отпускал, словно пытаясь прочесть ее извилины изнутри. Более того, ладонью своей второй руки он стал похлопывать мою закрепощенную руку, при этом по-отечески увещевая:

– Центристские газеты следует покупать пораньше, уважаемый господин брокер, – господин старший сержант наконец-то отпустил мою руку и слегка ткнул своим пальцем в мою грудь. – Видите ли, простите, не знаю, как вас по имени величать…

– Максимилиан.

– Ага! Максимилиан… так вот, все центристское пользуется в наших краях повышенным спросом, можно сказать, что это некий индикатор общественных настроений в стране, разве не так? Одним словом, разбирают с самого утра.

В знак согласия мне пришлось слегка кивнуть, хотя я в этом нисколько не разбирался, а старший сержант продолжил:

– Сейчас можете купить одну из вчерашних вечерних, вчерашние тоже полезно будет почитать. И еще я вам рекомендую «Церковный вестник», сегодня у них объединенный номер – там чудные пару страничек сатиры и юмора.

– Неужели?!

– Представьте себе. Я вижу, вы немного плаваете в вопросах прессы. Так вот, я вам скажу: я знаком с главным редактором, у них тиражи все время падали, и вот он пошел на такое неординарное решение. Иерархи, конечно, все были против, в штыки встретили. А теперь довольны – как-никак паства держится…

А есть еще «Бесплатные вести» – видите их раздают на остановке? По всей стране в местах скопления людей бесплатно вручают. Наши горожане с удовольствием расхватывают. Срабатывает принцип дармовщины. Наполовину дерьмо будут раздавать, но если бесплатно, так люди просто млеют от удовольствия. Магия такая, функционирует безотказно. Безусловно, есть и такая категория граждан, что брезгливо отводят предлагающую руку в сторону и фыркают, но таких немного… Понимаете, кто-то, якобы инкогнито, спонсирует. Все, конечно, знают – кто. И знают – через кого. Поговаривают что ваша бывшая родина этим всем и занимается. Через одного нашего гражданина, который так старается, аж пыхтит…

– Я слышал об этом, господин старший сержант. Мне, право, неловко, что так получается…

– Ну, вы тут ни при чем… Многомиллионный проект, в общем-то. Представляете – редакция, бумага, типография, транспортировка, распространители, аренда, зарплаты – это ж какие деньжища бросили на это! И хитро работают, знаете ли. Вроде как ничего против нас и нет в этой газетенке, а два-три раза в каждом номере тихонечко какие-то мыслишки и подсовывают. Оно так, если в каждодневном режиме читать, можно составить себе диаметрально противоположное мнение.

– Но вы же запросто можете их упрятать!

– В том-то и дело, что не можем. Во всяком случае, запросто. Это у вас появление такой пятой колонны невозможно в принципе. Да если бы втихаря что-то такое и появилось, так, в лучшем случае – моментально за шкирку и в кутузку, а, в худшем – попросту прихлопнули бы и с концами, ну, вы меня понимаете… Чтоб не заморочиваться в процедурном отношении. А у нас демократия. У нас нужно все делать так, как того требуют высокие нормы и стандарты – прокуратура, следствие, куча адвокатов – как же без них! – суд, обжалования, новое рассмотрение суда и новое обжалование, и так – до бесконечности!

– Но это же абсурд! Вы же сами говорите о формировании диаметрально противоположного мнения! Так оно у населения и сформируется успешно и на следующих выборах оно проголосует за добровольное присоединение!

– Именно, именно! Как я рад, что вы с ходу схватываете такие вещи! Жаль, не мы с вами в депутатах, президентах и премьерах. Заметьте, я вам, этого не говорил! Я просто хочу сказать, что у нас, если не по такому пути все будет делаться, так старшие демократические страны нам – как начинающим свое продвижение по столь увлекательному пути – сразу и укажут на уйму нарушений, пальчиком погрозят еще и от цицьки оторвут, уж простите мне такое прозаическое повествование!

Краем глаза непревзойденный мастер слежки Вожелка заметил, что к ним быстрым шагом приближалась мадам Гобзалова. «Лучше будет отойти, еще подумает, что я чего-то от этого Максимилиана хочу. Заодно понаблюдаю за развитием событий со стороны».

– Ну-ну, не буду вам мешать, – старший сержант еще раз поднес руку к несуществующему козырьку. – А что касается приобретения прессы – вы вольны покупать любое издание, чего-чего, а этого у нас хватает! Желаю вам удачного рабочего дня. Честь имею!

Я не успел задуматься о нашем разговоре со старшим сержантом, а мы уже здоровались с МГ.

– Не сочти за нескромность, можно ли узнать, о чем это ты так обстоятельно беседовал с Вожелкой?

– Ничего особенного. Он мне дал несколько советов относительно местной прессы. Мы имели с ним очень доброжелательную беседу.

– Ты должен знать, chéri, что старший сержант Вожелка – не просто полицейский. Господин Вожелка… – МГ приподнялась на цыпочках поближе к моему уху и по-быстрому посвятила меня в специфику его работы.

Я опять повернулся в сторону газетной раскладки.

– Купи «Курьер свободы», это наиболее стоящая вечерняя газета. А из утренних бульварных – «Картинку дня», там стоящая погодная полоса – все по часам расписано. Из журналов мод ничего не выбирай, я тебе все принесла. Как наши, так и иностранные.

МГ протянула мне бумажный пакет, я вынул один журнал, потом второй, быстро пролистал. Я давно уже заметил: журналы мод все больше и больше делают упор на молодежную аудиторию, это отлично можно увидеть по тому, что чуть ли не всем моделям там в районе двадцати – двадцати пяти лет. Женщинам «второго возраста», не говоря уже о «третьем», места практически не остается – явный перекос! И в то же время зрелые состоявшиеся женщины от сорока лет и выше являются самой платежеспособной группой! Получался такой вот парадокс. Так не может продолжаться – это нужно исправлять! Вот если бы я был главным редактором, то точно восполнил бы этот пробел.

Я стал расплачиваться за газеты и вдруг почувствовал, как МГ слегка коснулась рукой моей спины. Коснулась кончиками пальцев, и мне стало интересно. Я не решался повернуться к МГ лицом, так и стоял с этими газетами. А она так и продолжала стоять за мной, и кончики ее пальцев все так же оставались на моей спине – она их не убирала. Потом я стоял с только что купленными газетами уже вполоборота и не знал, что мне следует делать дальше.

– Прости, я тебе, наверное, мешаю…

– Что вы, мадам, вы нисколько мне не мешаете. Я, по правде говоря, не столько газеты хотел купить, сколько какой-то литературный журнал. – Я постарался исправить ситуацию. – Те, что я привез от себя, уже все прочитал.

– Ах, у тебя есть литературные журналы? Что-что, а литературой наша страна славится. Тем более в настоящее время, ведь тоталитарный режим отчетливо проецируется на литературу. О некоторых вещах говорить не принято, неудивительно, что литературные произведения несколько закодированы. Это придает им своеобразный шарм. – МГ решила все же убрать свою руку. – И что они там сейчас печатают? Обещай мне принести, на пару дней всего – я быстро читаю… Ах, кстати, у тебя замечательные бархатные глаза. Удивительно теплые. Впрочем, к литературе это не относится. Буду ждать!

На этом мы начали прощаться – четырехкратным поцелуем, а по сути – прикосновением щеки к щеке, по парижской моде. Может быть, МГ хотелось бы чего-то иного, не знаю, я не успел на эту тему поразмышлять более обстоятельно, потому что на площадь вдруг въехала машина, всем своим видом напоминающая яйцо. Ее марка была мне совершенно неизвестна – как только она появилась, мне показалось, что это могла быть эксклюзивная модель от «Ситроена», хотя это могла быть и какая-то экстравагантная модель от «Альфа-Ромео» или от «Ауто Унион». Но когда она приблизилась, то я и вовсе растерялся: это чудо не было похоже ни на что доселе виданное, скорее всего, это был какой-то гибрид от неизвестного мне производителя. В любом случае, машина во всех отношениях чрезвычайно странная. Удивительной расцветки – желтые полосы чередовались с черными. А верх у нее был полностью прозрачным, наверное, для удобства обозрения; на крыше и с боков располагалась куча антенн – не машина, а какой-то ощетинившийся ерш! Впереди на одинарном сидении располагался водитель в фуражке, а за ним на двух пассажирских сидели какие-то потрясающие, совершенно нездешние типы. Разглядеть толком я их не успел, я вообще не мог понять, что происходит, но сразу оценил необычность происходящего. И машина эта, о господи, дивная до невозможности, какая-то инопланетянская! И такие же дивные ее пассажиры, и тоже инопланетянские!

– Только их еще не хватало! Близнецы чертовы с их микрофонами! – водитель МГ еле сдерживался, чтобы не употребить более крепкие выражения. – И занесло же их сюда с этим их дурацким передвижным чудом!

– Быстро ко мне в машину, – вскричала мадам Гобзалова. – Это близнецы-репортеры с Центрального радио! Я довезу тебя до работы, пусть хоть и двести метров! Смываемся!

Но было уже поздно – по направлению к нам изо всех сил бежали две личности, стопроцентно похожие друг на друга: оба с микрофонами, они были одеты в одинаковые клетчатые костюмы с брюками под бриджи – по самое колено и на пуговицах, из-под пиджаков выглядывали тоже клетчатые рубашки непонятного покроя, увенчанные вверху аляповатыми галстуками-бабочками. Ничего более странного я в своей жизни не видел! На ногах ниже бриджей были надеты гетры такой же, как и на машине, диковинной желто-черной расцветки – наверное, это имело отношение к логотипу их радиостанции, – на головах у них красовались кепи с помпончиками, а лица – ну совершенно какого-то неопределенного вида, скорее полудетские, зато похожие, как две капли воды, одним словом – близнецы! И только сейчас у меня наступило некоторое прояснение: так вот это же они и есть, те самые радиоведущие, которых я невольно подслушал возле комнаты Жана! Вот они и предстали передо мной, эти знаменитые репортеры Йоханн и Густас!

Водитель машины замешкался с зажиганием, мы никак не могли отъехать – и они уже были рядом с нами. Теперь их можно было рассмотреть даже предметнее. Впечатление они производили самое странное: глаза у них точно были сумасшедшие, может, они и есть – мелькнуло у меня – потомки тех самых скрестившихся индивидуумов, которые отсиживали свое двести и сто лет тому назад в здешних исправительных учреждениях и желтых домах? Опять же, теперь было хорошо видно, что помпончики на этих дурацких кепи были собраны из разноцветных обрывков ниток – точь-в-точь как у воспитанников старшей группы детского сада, эти кепи залихватски были насажены на макушки, так что отчетливо просматривались их оголенные лбы – они сверкали словно прожекторы. И тем не менее, несмотря на свой «пришибейковатый» вид, работали они на удивление быстро и слаженно.

– Доброе утро, уважаемые радиослушатели. Вас приветствуют Йоханн и Густас с Центрального радио. Мы сейчас находимся в самом сердце нашего города, еще и девяти утра нет, а тут возле газетного киоска мадам Гобзалова и… кто бы вы могли подумать?

– Сразу же предупреждаем! Угадать правильно невозможно будет даже с тысячи раз! Рядом с мадам Гобзаловой – спокойнее, спокойнее! – находится не кто иной, как господин Максимилиан, новый брокер товарной биржи!

– Что примечательно, у господина Максимилиана в руке вчерашний «Курьер свободы» и сегодняшняя утренняя «Картинка дня».

– Эти издания он купил минуту назад, и мы теперь хотя бы знаем его политические предпочтения.

– Заметьте, кстати, что «Бесплатных вестей» у него нет.

– И это делает ему честь.

– А вот мадам Гобзалова ничего из газет не покупала, это во-первых. А во-вторых, скажу вам по секрету, несколько необычно видеть в городе уважаемую мадам Гобзалову в столь ранний утренний час.

– Ну что ж, всякое бывает, не будем вдаваться в эти подробности.

Наконец машина завелась и тронулась с места.

– Господин Максимилиан! Вопрос к вам!

– Пока первый вопрос: как вы находите наш город и как вы себя в нем чувствуете?

Я, может, что-то бы и ответил, все же я приучен отвечать, когда спрашивают, но мадам Гобзалова сжала мою руку, повернулась в сторону репортеров и выпалила скороговоркой:

– Передайте радиослушателям, что Максимилиану город очень нравится и чувствует он себя в нем замечательно!

Наша машина уже набрала скорость, так что даже если бы они и были в состоянии задать свой второй вопрос, он просто повис бы в воздухе.

* * *

Старший сержант Вожелка терпеть не мог мадам Гобзалову. Она была женщиной очень изящной, с манерами и при разговоре употребляла исключительно вежливые обороты. Довольно часто вставляла в свою речь иностранные словечки, в основном французские, одним словом, она совершенно не являлась тем образцом женщины, что нравился господину старшему сержанту. Вожелка был человеком простым и реалистом до мозга костей. Как он сам себя характеризировал, он любил, чтоб все «было солидно и без выкрутасов».

Главный критерий женской притягательности для господина Вожелки – это когда обнимаешь даму в области таза, а руки сойтись не могут. «Вот это да, вот это и есть простой и понятный стандарт красоты, то, что называется «по-нашенски». И когда женщина говорит нормально, по-человечески, когда все предельно ясно и ни единого слова нет непонятного, вот это тоже «по-нашенски». Более того, в некоторых случаях, ну, например, если бы господин Вожелка вдруг на сторону случайно увильнул, а его пассия, узнав о таком происшествии, прибегла бы к легкому матерку – вот это он тоже понимал и даже в какой-то степени одобрил бы.

А недолюбливать мадам Гобзалову веские основания были. Во-первых, это тут она мадам Гобзалова, у себя на родине она под другой фамилией известна – такой же тяжеловесной, как и весь их язык. Во-вторых, используя связи, она завела себе в разных странах четыре паспорта и, находясь тут, у них, как правило, предъявляла не тот, что нужно. В-третьих, недавно, когда она получала какой-то перевод, так и вообще показала пятый паспорт, причем такого государства, что ее нужно было немедленно подвергнуть аресту даже и без постановления суда. Но господин Вожелка, когда эта информация была до него доведена, порекомендовал начальнику участка не впутываться в это дело: все равно мадам Гобзалова нажмет на свои связи в столице и все у нее, как обычно, утрясется, зато они сами могут попасть в тот еще переплет, уж не говоря о том, что времени убьют на всю эту канитель немерено.

«Вот и сейчас – сразу ведь видно, что мадам Гобзалова что-то замышляет. И девяти утра не было, а она уже на центральной площади! Причем одна, без своей компаньонки Полины! Она же никогда в городе до одиннадцати вообще не появлялась! Это во-первых. Недалеко от биржи почему-то. Это во-вторых. Ясное дело – нового брокера подстерегала. И нашептывала ему что-то на ухо. В мою сторону не глядела, но я же понимаю, что речь обо мне шла! Стервоза! И от репортеров удрали, как ненормальные. Это в-третьих. Можно подумать, на вопросы отвечать не захотели! Или побоялись? Пусть бы город и послушал по радио, что там, как и по какому поводу…»

Слева направо взглядом опытного профессионала старший сержант Вожелка медленно и неспешно окинул весь периметр площади Героев всех сражений. Важно было предельно четко зафиксировать все существенные детали уже произошедшего и все еще происходящего. Вот перед портиком биржи из машины стрелой выскочил Максимилиан, судорожно роясь в левом боковом кармане пиджака. «Пропуск ищет. Торопится, у него только минута осталась, так поздно он, вероятно, еще не приходил».

По учреждениям разбегались последние, опаздывающие служащие, репортеры сворачивали свои провода и упаковывали в кейсы микрофоны, уже не было сутолоки возле газетных и цветочных киосков, у раздаточных автоматов неспешно потягивали кофе водители такси – у них намечался основательный перерыв – площадь пустела прямо на глазах.

«Не уйду, пока она не уедет. И что это она в машине рассиживается?! Ну, смылись они от репортеров, ну, довезла она Максимилиана до биржи – что ж тут еще делать?»

Но вопреки ожиданиям старшего сержанта, машина все не отъезжала; на всякий случай старший сержант сдвинулся поближе к киоску. Наконец, дверь машины открылась и на тротуар ступила изящная женская ножка мадам Гобзаловой. Она вышла и не спеша пошла по площади. Вожелка отступил назад за угол киоска. Уже находясь в этом непросматриваемом закутке, достал портсигар, но пока не стал его открывать. Мадам Гобзалова подошла к ступенькам массивной лестницы Центрального почтамта, взялась за ее перила, слегка наклонилась вперед, одновременно подняв свою изящную ножку, обутую в элегантную модельную обувь – якобы что-то поправить, – и в это же самое время не спеша сосредоточенно провела взглядом по всей площади. У старшего сержанта Вожелка аж дыхание перехватило. Он срочно вложил портсигар обратно в карман: при форс-мажорных обстоятельствах руки должны быть свободными, а голова – чистой. Ведь непонятно пока было, какие действия следует предпринимать в самые ближайшие минуты…

Но мадам Гобзалова уже спокойно и неторопливо поднималась по лестнице вверх. Вожелку слегка попустило – «Во! Даже сейчас, распрощавшись с брокером, пошла на почтамт, с ума можно сойти! Ну, что там можно делать даме ее калибра в девять утра?! Ума не приложу. Не иначе, как очередные денежки поступили… И потом, этот взгляд… Может, он ничего и не значит, а может…»

Во всей этой разворачивающейся на его глазах удивительно-неопределенной ситуации старший сержант Вожелка понимал только одно: хотя комиссар и наказал не вмешиваться в дела мадам Гобзаловой, но слегка проследить за ее «телодвижениями» вовсе не помешает…