Текст книги "Возьми мое израненное сердце"

Лицо и волосы…

 
Лицо и волосы, улыбка, руки, плечи —
Что ни возьмусь я описать, все в ней прекрасно,
Под стать и ум ее, одежды, даже речи,
Сплошь философские, надежды тут напрасны.
 
 
О, есть ли способ взойти на ту ступень,
Где, хоть бы в мыслях, я мог бы с ней сравниться,
Едва завижу лишь, немею словно пень,
Хотя в фантазиях мечта – соединиться.
 
 
Имей в активе я хотя бы миллион,
Тогда отбросив все мысли о плохом,
Что вид мой вызовет изжогу как лимон,
Рискнул предстать пред нею женихом.
 

И вновь незнакомке
(Акростих)

 
Рай обещают мне твои объятия,
А как волнителен губ твоих изгиб!
Их я, увидев, сразу понял, что погиб:
Смешались мысли, чувства, восприятия.
А ты прекрасна, снисходительна, горда,
В меня вселяешь и радость и надежду,
Ы.. – заикаюсь, прячась в скромные одежды,
Любить тебя я обречен на долгие года.
Если бы встретились мы… нет, я не смею…
Годков хотя бы с десяточек тому,
Жаль, не сложилось… но Боже, почему?
А факт – сегодня лишь мысленно я с нею.
Надеждой призрачной тебя я утомил,
И даже хмурясь, ты божественно прекрасна!
Ну не сердись, мой ангел, понапрасну,
А лучше знак подай, скажи что ждешь, что мил…
 

«Едва увидел Ваш портрет я, Рая…»

 
Едва увидел Ваш портрет я, Рая,
Поблекли краски обещанного рая,
Да, нам, поэтам, там обещаны места,
Но будут ли глаза, улыбки и уста?..
 

«Из-за такой как вы красивой, Рая…»

 
Из-за такой как вы красивой, Рая,
Изгнал Адама Бог из рая,
Теперь и я вот не нахожу покоя,
За что мне, Боже, наваждение такое…
 

В твой день рождения…

 
В твой день рождения налью себе вина,
В том, что не вместе мы, не моя вина,
Твоей вины в том, впрочем, тоже нет,
Всему виной расположение планет…
 
 
Я Водолей, а ты – Телец, и небо против нас,
В том убеждаюсь я, увы, уже в который раз,
Как два созвездия, так мы не можем вместе быть,
Что остается нам с тобой? Друг друга не забыть.
 

Она – стилист

 
Показы, конкурсы и прочий антураж,
Под музыку Вивальди или Листа,
Тебе он близок – это вечный раж,
Живущий в сердце каждого стилиста.
 
 
С восторгом юноши смотрю на твой портрет,
Надежды тайные мне согревают душу,
Тебя красивей в целом свете нет,
Признаться я хочу тебе в любви, но трушу…
 
 
Моя мечта – хоть день побыть с тобой,
Твое прекрасное лицо лаская взглядом,
Пространство с временем я вызову на бой,
Лишь только б оказаться с милой рядом.
 

Она – стилист 2

 
Показы, конкурсы, и прочий антураж,
Под музыку Вивальди или Листа,
Тебе он близок – этот праздничный кураж,
Никак не обойтись здесь без стилиста.
 
 
Все просят, требуют и жаждут – красоты!
Стилист дарует людям радость, праздник,
И к ним на выручку всегда приходишь ты,
Знаток секретов и приемов самых разных.
 
 
Едва войдешь ты – восторженные взоры
Бросают на тебя со всех сторон:
Мужчины – в шоке, юноши – в раздоре,
А дамам ты наносишь чувствительный урон.
 
 
Да, жизнь твоя проходит интересно,
Она полна, насыщенна и жИва,
Я ж существую скучно, даже пресно,
Мне все немило, а надежда – лжива.
 
 
Всем ты нужна и всем всегда желанна,
И празднично проходят твои дни,
Моя ж профессия скучна и бесталанна,
Я в дебрях рифм брожу, ногой пиная пни.
 
 
За что же, Боже, я обречен на муки
Любви, страданий – наполнен ими день?
Я жажду осязать уста и руки
Прекрасной женщины; а вижу только тень…
 
 
Ты почему, создав красавицу-стилиста,
Отвел мне роль безызвестного статиста?!
 

Избранник

 
Не нужно говорить, я все пойму без слов,
Мне все известно из вещих моих снов,
Случился тебе ОН, мне сердце подсказало,
И вот: мельканье лиц, и свадебная зала.
 
 
А в центре ты – прекрасная! – в качестве невесты,
И твой избранник тут, с тобою рядом, вместе,
О, как идет тебе свадебный наряд!
Глаза мужчин нешуточно горят.
 
 
И лишь дочурка Олечка немножечко грустна,
Ведь и она уже невеста… в своих снах.
Я понимаю, друг, и прочь гони сомненья,
Пусть не волнует тебя чужое мненье.
 
 
Ведь побеждает только тот, кто рядом,
Тот, кто ласкает улыбкой, словом, взглядом,
Пусть не приму я в этом празднестве участия,
От всей души желаю тебе счастья!!!
 

Донесенные ветром…

 
Холодный ветер северо-восточный
Принес мне от тебя большой привет,
Каким-то чудом передав столь точно
Твой рассудительный и простой завет.
 
 
Он с губ твоих сорвал, как поцелуем
Слова; попутно обнял бедра, грудь,
И образ твой – прелестный – алилуйя,
Навеял мне: меня не позабудь…
 

Я словно котик

 
Я словно котик – мягкий и пушистый,
Только не маленький, а большой мур-мур,
Когда вы ласковы со мной, я не ершистый,
И при взаимности способен на лямур.
 
 
Умею спинку прогибать – я очень гибок,
Мурлыкать никогда не устаю,
И из аквариума не таскаю рыбок,
Со мной приятно также баюшки-баю.
 
 
Не занимаюсь я возней мышиной,
Под нежной шерсткой силен я и упруг,
Прелестной кошечке с глазищами большими
Я стану лучший друг. Или супруг.
 

О себе

Уж я не тот любовник страстный,

Кому дивился белый свет… (А. Пушкин).

 
Уж я не тот любовник страстный,
Любимчик дам, мужьям опасный,
Прошел Амура звездный час,
И я обычный муж сейчас.
 
 
Кудряшки – в прошлом зависть дам,
Теперь за них и рупь не дам,
А седина, суть «бес в ребро» —
Лишь низкой пробы серебро.
 
 
Взгляд – острый, сладостный, манящий,
Мир наслаждения таящий,
Потух, стал строгим и циничным,
В закатном возрасте логичным.
 
 
Губ чувственный исчез абрИс,
Таков природы был каприз,
И даже нос – большой, с горбинкой,
Слегка повис пустой торбинкой.
 
 
Пройдя полсотенный рубеж,
Ношу одежды цвета беж,
Красоток провожаю… взглядом,
И то лишь тех, что ходят рядом.
 
 
Нет уж желанья, нет и мочи,
На полные безумства ночи,
Хоть не угасло либидо,
Могу еще от ля до до,
 
 
Исполнить пьесы Казановы,
Да вам они уже не новы…
Для развлеченья рифмы строю,
Хоть в этом я чего-то стою.
 
 
Стихом красоток ублажать,
(Нет, даже ручку им не жать,
Тем боле, вместе не лежать),
Лишь крохи славы пожинать.
 

Нет повести печальнее…

Диета

Нет повести печальнее на свете,

Чем повесть о сидящих на диете…

 
Случилось так, что навалились на меня,
Одышка, слабость и прочая фигня,
К врачам пошел я – попросить совета,
В душе надеялся, что песенка моя не спета…
 
 
Меня семейный доктор огорошил,
И дело в том, что врач-то он хороший.
Сказал: пора садиться на диету.
И список приложил на тему эту:
 
 
Овсянка по утрам, без масла, на воде,
О, как я не привык к такой еде…
А сандвичи, сказал, и кофе – отменить,
Иначе, мол, скорей прервется жизни нить.
 
 
В обед салат и суп из овощей,
Ну, раз в неделю тарелка постных щей,
О стейках с отбивными придется позабыть…
Вот вы скажите, как же мне тут быть?
 
 
Не есть окорока, пастрамы, колбасу,
Нет, этой пытки я не вынесу…
Да, я согласен на диету сесть,
Но как, простите, я буду это есть?
 
 
Яйцо вкрутую в полдник разрешил,
Я тут недавно костюмчик новый сшил…
А гречку ешь, сказал он, без ограничений,
Смотреть уж не могу на гречку без мучений.
 
 
На ужин йогурт, «био», творожок,
Нагрузки чтобы снизить на «движок»,
Почаще овощи и по два фрукта в день,
Мне прежде и один откушать было лень.
 
 
Бокал сухого, но не более, в обед,
Чтоб отпугнуть уже столь близкий диабет,
Запрет особый да на пиво-водочкУ,
В неделю дважды можно рюмку коньячку.
 
 
Из рациона он убрал соль, сахар, сладости,
А также кетчуп, майонез и прочи радости,
Изюм, орехи, правда, можно понемногу,
Позволил он хоть это, слава Богу…
 
 
Гулять побольше, через день – велосипед,
Советуют гастролог, кардиолог, ортопед.
В бассейне плавать, нагрузки же – ни-ни.
Вот так и проходили мои дни…
 
 
…Спустя полгода я взлетал на этажи,
Велосипедом рисовал я виражи,
И в весе сбросил двадцать килограмм,
Не делал больше я кардиограмм.
 
 
Однако вкрался в это дело негатив,
Который не запишешь в свой актив,
Почти совсем пропало либидо…
Оно, признаться, сильным не было и до.
 
 
Теперь сижу и размышляю над проблемой,
Что превратилась для меня в дилемму,
Одно из двух: оставить все как есть,
Или с диеты этой самой слезть?..
 

И еще раз о диете

 
Жена посадила меня на диету,
С тех пор повторяю я песенку эту,
Работа – по норме, в порядке еда,
Не выпить мне больше вина никогда.
Теперь я наверно сто лет проживу,
И вспомнится всё мне как в том дежавю,
Считаю калории три раза в день,
Мне раньше и деньги считать было лень…
Прощайте похмелье, изжога, отрыжка,
Теперь если выпью, то будет мне крышка.
Об этом мне, правда, Ирина сказала,
И взглядом на внуков моих указала.
Теперь я и пукнуть боюсь слишком громко,
Вдруг лопнет от звука в ушах перепонка.
За всё я Ирише своей благодарен,
Здоровьем и бодростью ею одарен.
Боюсь лишь в святые попасть по ошибке,
Ведь пил и грешил я по молоду шибко.
Столетья трепать будут имя моё,
А я ведь скромняга, ведь так, ё-моё?
 

55

 
Полсотни пять; справляю юбилей;
Мы в ресторане; музыка, галдеж,
Друзья со всех сторон кричат: налей!
Гуляют взрослые, гуляет молодежь.
 
 
Лучи софитов кромсают полумрак,
Оркестр «Маэстро» лабает вяло туш,
Бухтит со сцены спич подбуханный дурак,
Несет в эфир бессмысленную чушь.
 
 
У сцены танцев ждут с десяток пар,
Желая обозначить вертикально, —
Хоть в танце выпустить любовный пар, —
О чем мечтается им горизонтально.
 
 
Стол полон: закусь, салаты, холодец,
В избытке также водки и вина,
Со всем тут справится лишь добрый молодец,
Мы ж наливаем и снова пьем до дна.
 
 
Все как у всех: тосты, поздравления,
Похоже, я тут самый взрослый юбиляр,
Сегодня пятеро справляют день рождения,
Я хоть и старший, а по жизни все – фигляр.
 
 
Я пью, танцую, в мыслях же вопрос:
Ну что, пора уж подводить итоги?
Как гражданин, прям чувствую, подрос,
Друзья мои, не будьте слишком строги!
 
 
С рожденья напрочь самолюбия лишен,
Из праздной лености не поднимал я планку,
Где по теченью плыл, а где и против шел,
Тянул, как многие, покорно жизни лямку.
 
 
Друзей не продавал, не предавал любовь,
Не кланялся, и не лизал зады,
Искал себя, менял работы вновь и вновь,
Халявку не любил, но лазил я в сады.
 
 
Я не достиг почетных должностей,
И с юмором я к славе отношусь,
Да, не любил проторенных путей,
Свезет – спасибо, нет – и не бешусь.
 
 
Уж дети взрослые, обзавелись семьей,
Я собираюсь вскоре нянчить внуков,
Даст Бог здоровья, то я еще – ей-ей,
Премудрой жизни их обучу наукам.
 
 
Да, юбилей, да, зрелости рубеж,
Надеюсь, промежуточный, не крайний,
Я еще свеж, во мне миллион надежд,
Еще, в конце концов, полно желаний.
 

Полсотни семь…

 
Полсотни семь, совсем не юбилей,
Но дни рождения я праздновать люблю,
Как ни крути, а возраст королей,
Сегодня вечером всем «Хэнесси» налью.
Не страшен мне маразм и Паркинсон,
Альцгеймера я тоже не боюсь,
Имею добрый аппетит и сон,
И вообще-то скоро я женюсь.
И ничего что близко шестьдесят,
Года, словно купюры шелестят,
Я, скажем, хоть и в возрасте жених,
С восторгом проживу остаток их.
Пусть говорят: поэты долго не живут,
Надеюсь, все враги мои вперед помрут.
Да, по нутру мне больше фатализм,
В душе же сохраняю оптимизм.
Не нажил денег, впрок не накопил,
Нет у меня копейки за душой,
По жизни сладко я едал, и пил,
Зато душа всем видится большой.
Не будут дети смерти мне желать,
В наследство не оставлю ничего,
Сумел лишь гены свои им передать,
И толику везенья своего.
Ой, мне пора, уже к столу зовут,
Родные-близкие мои все тут как тут.
 

Шестьдесят

 
Ну что такое, братцы, шестьдесят?
По здешним меркам жизни половина,
Официант, неси коньяк и вина,
Гусей, курей, молочных поросят.
 
 
Закатим пир горой, иди там знай,
Быть может, этот юбилей последний,
Я ж не какой-то вам тут принц наследный,
Давай, Ириш, к столу всех созывай.
 
 
Махнем по рюмочке, да по второй, и пОлно,
А далее, простите, без меня,
Да, были годы, не пропускал и дня,
И наливали мы тогда по полной.
 
 
Я жизнь свою расходовал вдвойне,
Влюблялся прежде и люблю сегодня,
Скажу по правде – и доныне годен,
Судьбина благоволила ко мне.
 
 
Но век поэта краток, как известно,
Зато близки нам космические дали,
И что-то меньшее устроит нас едва ли,
В земных же рамках нам, поэтам, тесно.
 
 
А что оставлю внукам в завещанье?
Ни кола, ни двора, увы, увы…
«Так что он, нищий?» – спросите вот вы,
И это факт, не озаботился вещами.
 
 
Объяла всех короста прагматизма,
Мечтают быстро все разбогатеть,
Мне ж нравятся идеи коммунизма,
Люблю работать в кайф и не потеть.
 
 
Добра не нажил, суета сует,
Ну так и что, помру себе бродягой,
Когда мне жизнь покажется бодягой,
Покину этот грешный, бренный свет.
 
 
У бизнеса и у любви в отставке,
Теперь лишь в лото делаю я ставки.
Живу же просто, радуюсь за внуков,
Их голоса – нет нам милее звуков.
 
 
Пусть всё достанется нашим молодым,
Здоровья, счастья им, и бабла в избытке,
И лишь любви порой испытывают пытки,
А всё плохое рассеется как дым.
 

Сказала мне…

 
Сказала мне как-то Ирина,
Что я – горячий мужчина!
Я градусник сунул подмышку,
Права оказалась Иришка.
 

Если тебе холодно

 
Я посылаю тебе капельку тепла,
В моей душе широкой его много,
А чтоб в пути она не утекла,
Частичкой сердца я снабжу ее в дорогу.
 

Когда умру…

 
Когда умру, спокоясь в склепе тесном,
То скажут: был писатель он известный,
А поднатужась, и в поэты возведут,
Дань уважения тем самым отдадут.
 

Двадцатый съезд

 
20-й Съезд. Шел снег. Мороз был крепкий.
И съезду улыбался Ленин в кепке.
Рубины вздрогнули на Спасской башне,
Печально провожая день вчерашний.
 
 
Февраль, 14-ое, низвергнут был кумир,
Народ подумал, что обрушился весь мир.
Тот день запомнили надолго люди,
Хрущев им вынес Сталина на блюде.
 
 
А в тот же час, но в городе Хмельницке,
В роддоме, что при первой градбольнице,
Родился я – полузадушен, цветом синий,
Обмотан вокруг шеи пуповиной.
 
 
Прошли года: уж мало помнит кто про съезд,
И про Хрущева дерзостный протест,
Февраль, 14-ое – Всемирный день влюбленных,
День Валентина и миллионов им спасенных.
 

«Я счастлив тем, что память о злых гениях…»

 
Я счастлив тем, что память о злых гениях,
Уходит постепенно в поколениях,
И праздную теперь свой день рождения
В великий день – Любви и Всепрощения.
 

Первая любовь…

 
Увяла молодость моя, иссякли силы,
Кудряшки съёжились, покрывшись сединой,
А времени – не так уж много до могилы;
Все беспощадней солнце надо мной.
 
 
Да, прежде было все легко и просто…
Нет, я не плачусь, вспоминается порой,
Как мне жилось и чувствовалось остро,
И как бугрились мышцы крепкие горой.
 
 
Как подрастал, затем закончил школу,
Любимый спорт: дзюдо, татами, пьедестал,
И молоко хлебал – не пили прежде колу,
Выносливым и сильным парнем стал.
 
 
Недолго проучившись в Севастополе,
Домой вернулся, пошел работать на завод,
С друзьями как-то выпив водочки под тополем,
В милицию попал – то первый был привод.
 
 
Но интереса не нашел я в выпивке,
Стал вместе с другом бороздить Кагул,
Подруг искали мы себе лихих – по выправке,
Не шорох слышался шагов наших, а гул.
 
 
И не осталось ни района и ни улочки,
Ни даже домика в затерянной глуши,
Где не щипал бы я подругу-курочку,
Зажав в ладони лепесток ее души.
 
 
Окончив техникум, отправился работать,
И тут любовь ворвалась в жизнь мою,
Я окружил любимую заботой,
Отвоевав у всех практически в бою.
 
 
То роковая мне была брюнетка!
Того не ведал, в любви я был слепец,
Женился… лишь тогда узнал, что за «конфетка»
Досталась мне – настал всему конец.
 
 
Жена натурой оказалась увлекающейся,
Вначале думал – богом посланная гурия,
А тут измена… но не видел ее кающейся,
То в наказанье за грехи была мне фурия.
 
 
Но бог подкинул вскоре чудо – избавление,
Сменив работу, устроился я в бар,
С тех пор и началось мне обновление —
Девчонок – тьма! Как вспомню – просто бр-рр!
 
 
Прошли года, я всё не мог угомониться…
Как жить с одной, мне было невдомек…
Но тут настала мне пора опять… влюбиться…
Спасибо, Господи! Пойми – я не в упрек!
 

На вид и в сущности…

 
На вид и в сущности вполне приличный,
Я был в те годы парень интересный,
Спортивен и начитан, в дружбе честный,
И внешностью довольно симпатичный.
 
 
И лишь любви желанная пора,
Ко мне тогда еще не приходила,
Так – легкий флирт – оно, конечно, было,
Но это ж всего-навсего игра.
 
 
Друзья все повлюблялись, а девчонки…
Их ножки, плечи, дерзость взглядов, охи,
Желание увлечь, ужимки, ахи, вздохи,
…Носили сплошь короткие юбчонки…
 
 
Но вот однажды, дружеской пирушкой,
Где веселились мы и развлекались,
Шутили, выпивали и смеялись,
Хозяйка познакомила с подружкой.
 
 
Лик ясный, строгий – явно не кокетка,
Движенья элегантны и порывисты,
И смех – веселый и заливистый,
То роковая мне была брюнетка.
 
 
Очаровательна и соблазнительна,
Блеск карих глаз, с прищуром острый взгляд,
А губы – словно спелый виноград,
Она была красива поразительно…
 
 
Тем вечером она стихи читала,
Не шевельнувшись, с самого начала
Компания притихла и молчала…
Она ж жила стихом, стихом дышала,
 
 
А голос был грудной, проникновенный,
То возрастал он, то стихал…
Я сердцем чувствовал его накал
Душевности необыкновенной.
 
 
Ну, однозначно девушка-загадка,
Весь вечер наблюдал за нею молча,
Своей судьбой её я напророчил,
Но сделал это трепетно, украдкой.
 
 
Я вызвался Наташу проводить, —
Впервые имя здесь ее назвал,
По телефону брат ее позвал,
Ей надо было срочно дома быть.
 
 
Мы вместе долго шли по темным улицам,
К её руке я прикасался воровато,
И мне Наташа улыбалась виновато,
Когда ступали мы по хрустким лужицам.
 
 
Любви не ждал я с холодной головой,
И захватило меня чувство, понесло…
Вот – правду говорят – башку снесло,
Любовь пришла ко мне сама собой.
 
 
Не знал, не ведал я, как это случается,
Мне было 20,
Ей – лишь 18,
И я решил, что жизнь моя кончается…
 
 
И, расставаясь на пороге ее дома,
Не отрываясь друг на друга мы смотрели,
Любви на сердце пробудились трели…
«Там ждет, – сказала мне она, – подруга Тома.
 
 
Поеду завтра я в Москву, к подружке,
Через неделю, поездом, обратно».
Мне слышать это было так приятно,
Что я, лопух, развесил ушки.
 
 
Считал минуты и часы до встречи,
Разлука мучила меня, печаль терзала,
Я днями целыми крутился у вокзала,
А волновался как – почти терял дар речи.
 
 
Но вышел срок – и вот, стою у дома,
Возле крылечка, где перила низки,
Оно мне стало трогательно близким,
И каждая ступенечка была знакома.
 
 
Тут вышел брат ее и сказал мне так:
«Скрывать не буду, расскажу как на духу,
Наташа ездила в столицу к жениху,
Жених успешный, в смысле – не простак.
 
 
Распишутся – поедут за границу,
В минторге трудится он – классная работа,
Теперь жена вот – приятная забота,
Через неделю покидают мать-столицу».
 
 
…Наташа не приехала в наш город,
Полгода мучался я в поисках напрасных,
Ночами грезился мне лик её прекрасный,
Как только выдержал?.. был я очень молод…
 

Я к небесам…

 
Я к небесам взываю: пошлите мне удачу,
Быть может, что-нибудь для Вас еще я значу.
Позволь мне, Боже, еще одну попытку,
Не дай, чтоб жизнь моя превратилась в пытку,
Дай мне лишь знак, дай мне надежду,
И пусть везет так, как везло мне прежде,
Но если для Тебя я ничего не стою,
Пусть жизнь закончится, тогда все – пустое…
 

«Здесь погребен …, он с музой молодою…»

 
Здесь погребен …, он с музой молодою
Прожил в обнимку свой недолгий век.
Немного путного оставил за собою,
Но всё ж заметим, был он добрый человек.
 

На коралловых рифах…

 
На коралловых рифах
Я тебя повстречал,
Ты явилась из пены,
Я в восторге вскричал.
 
 
Посмотрела призывно
Дивным взором маня,
И в глубины лазурные
Утащила меня.
 
 
Возвратились, наградой
Стал мне поцелуй,
Обещаньем услады
Мои чувства взметнул.
 
 
Но в любви своей дерзкой
Я признаться не смел,
Ты была Афродитой,
Я – простой иудей.
 
 
И до позднего вечера
Опьяненный тобой,
Я ходил по следам твоим,
Охраняя покой.
 
 
А потом, в час предутренний,
Мужу верность храня,
За порог своей спальни
Ты ушла от меня.
 

Поэмы

Мой славный город!

«Воспоминаньем упоенный,

С благоговеньем и тоской

Объемлю грозный мрамор твой,

Кагула памятник священный.»

«Чугун кагульский, ты священ

Для русского, для друга славы…»

А. Пушкин.

 
Едва заслышу это слово я – Кагул,
Набатом в памяти звучит священный гул
Побед Румянцева над пашой турецким,
И вдохновляюсь я духом молодецким!
 
 
Град исторический, в нем память – на века!
Ты ж, современник, не смейся свысока,
Геройским предкам поклонись своим,
Отдай долг памяти достойным – им!
 
 
Потом еще раз слышались здесь залпы,
Народ Молдавии вставал на подвиг ратный.
В годину памятную, злую, сорок нервном,
Застава приняла удар военный, первый.
Тогда над городом снаряды засвистели,
Всех ранним утром поднимая из постелей.
Бойцы не дрогнули, врага держали
Сколько могли; захватчики бежали.
Хоть совладать с такой огромной силой
Вы не сумели, но многих покосили.
Пусть будет память вечная героям,
Фашистов встретивших неравным боем.
Подпольщикам-героям тоже слава!
Борьба их свята! Их дело право!
В послевоенные, суть мирные года,
Спокойно тоже было не всегда:
Наша дивизия входила в Будапешт,
Чтоб подавить возникший там протест,
И нежеланье венгров жить в социализме,
Оружья бряцаньем лишив их оптимизма.
Затем сынов своих отправили в Кабул,
В защиту демократии народов угнетенных,
Нам объяснили, защищали тем Кагул,
Супротив сил американских, темных.
Увы, живыми не все домой вернулись,
И горем для страны то дело обернулось.
Родной мой город – город приграничный,
Зеленый, светлый, и очень симпатичный,
Все в нем достойно, мило и опрятно,
А жить в Кагуле всегда было приятно.
Тут дружно проживала сотня наций,
Скажу я запросто, не для оваций,
И жили, вам скажу, вполне пристойно,
Спокойно, чинно, радостно, достойно.
Мы в паспорта друг другу не глядели,
А проверялись лишь в любви и в деле,
Гуляли свадьбы, затем родились дети,
Есть ли важнее что-либо в целом свете?
Росли все вместе; культуры наций разных
Переплелись, как ткут ковер – все сообразно.
Дорогой Дружбы встречали мы рассветы,
Девчонкам нашим посвящали мы сонеты,
Как жить – мы старших слушали советы,
Дни озарялись счастливым, новым светом.
Труд и учеба нас ждали здесь и там,
И мы спешили к удивительным мечтам.
А девушки кагульские: влюбился – прочь тоска,
Год восемьдесятдевятый – и наша мисс Москва!!!
И я здесь жил, влюблялся и женился,
Здесь первенец, мой сын Артем родился,
Пришла пора, затем родилась дочь,
Все в жизни тяготы сумел я превозмочь.
Да, жили мы безбедно и прекрасно,
Все были счастливы, и не было опасно.
А потрудившись, пускались и в загул,
Ночей не спал по праздникам Кагул.
Но в результате происшедших катаклизмов,
Вдруг прекратилась эпоха коммунизма,
Покой и сон пришлось нам позабыть,
Не зная даже, как же дальше жить.
За перестройкой вслед притопала разруха,
Произошла в стране, короче, заваруха…
Республики все разбежались, словно свора,
И начались с тех пор бессмысленные споры:
Кто должен и кому; страдать же стал народ,
Он разделился вновь на сброд, и на господ.
…Прошли года, наладилось все, слава богу,
И стали выпрямляться понемногу.
Увы, треть жителей покинула Кагул,
Не всем по нраву обновления разгул.
Теперь ученых-земляков нам и не счесть,
Что трудятся во многих странах мира,
Себе и городу воздали они честь,
Часть – технари из них, других же кормит лира.
Достойны и скромны наши кумиры.
 
 
Еще наш город богат на музыкантов,
В нем воспиталось множество талантов,
Есть и продюсер теперь свой – от бога,
Талантлив и хорош, – каких немного.
Здесь каждый год теперь проводят фестивали.
Международные, не просто трали-вали,
И что ни год, Кагул все более престижен,
Звезда кагульская взошла на Евровижен!
Сплав творческий – Цыра и Орлов
К вершинам славы вознестись готов!
Хвала спортсменам – славным кагульчанам!
Ведь их победы вовсе не случайны,
Тот дух – активный и азартный, смелый,
Ковался в нашем городе – тренером умелым!
Десятки стали мастерами спорта!
Растет до сих их славная когорта!
Гимнасты, легкоАтлеты и баскетболисты,
Ну и особенно – Кагульские штангисты!
А лучший среди них – на олимпийском пьедестале!
Саша Братан – чья воля крепче стали!
Как много наших теперь в городе Тюмени,
Едят под водку сибирские пельмени.
Мороз трескучий кагульчанам нипочем,
Когда работают, то пот течет ручьем!
А отдыхать сойдутся, то не заскучаешь,
Их шутки, юмор всегда ты понимаешь!
Холить и строить наш город – молодым,
Почет и уважение – седым,
Где б я не жил, я тебе не изменю,
Мой славный город, я тебя люблю!
Кагул – отчизна наша, ты – лучшее из мест,
Пускай хранят тебя Господь и Крест!