Электронная библиотека » Александр Щёголев » » онлайн чтение - страница 4


  • Текст добавлен: 28 октября 2013, 20:56


Автор книги: Александр Щёголев


Жанр: Детская фантастика, Детские книги


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Шрифт:
- 100% +
16.

…я понял, что мне жалко Марину. Ей, конечно, было больно. Зря я не подумал об этом раньше. Глупая получилась месть, да и стоило ли вообще мстить? Тем более девчонке. И чего я так разобиделся? Бывало, по-всякому обзывались, а потом самим же смешно делалось. С велосипедом, кстати, сейчас мне все ясно стало. Марина тоже дура: куснуть меня хотела, позлить. А я, между прочим, и так уже злой был. Зацепила она меня вчера с этими вещами… Может, я и в самом деле поглупел? Дурацкое сочинение не мог написать. Еще летом собирался Уэллса в библиотеке взять. Рацию забросил… Но за глупость кусать нечестно!

Тихо в квартире. Первый раз не тянет что-нибудь включить. А ведь поначалу все вместе врубал – кайф ловил. Почитать, что ли? Шкаф не открывается…

И вообще, как-то стыдно. Мщу, ерунду вытворяю. Кстати, вчерашний хмырек с чердака превращаться мне запретил. Словом смешным грозился – «демонтаж», я запомнил. Если этот псих, конечно, не приснился. У меня в детстве так бывало: во сне добрался до горшка, а утром оказывается – нет… А вдруг я влип со своими шуточками? Уж больно странный был этот «пришелец». Может, действительно, я каким-то инопланетянам поперек дороги встал? Наверное, не стоило мне превращаться. Ведь чувствовал же! А удержаться не мог – все мы, Токаревы, такие, заводные.

Да, кстати! Мне еще доказывать надо, что я не верблюд! Инспектор явно дело шил: самовольно, мол, хапнул способность. Надо бы пораскинуть мозгами. Такие дела творятся! Что-то он там про граждан плел, вроде бы я выселил кого-то в ночь перед вторым сентябрем. Между прочим, тогда в самом деле подозрительная ночка была. Скрипы, кряхтение, завывание из шкафа. Уж не сидел ли «гражданин» в шкафу? А потом начались заморочки: со шкафом, с красками, с пианино. Следующей ночью я в телевизор превратился. И понеслось! Сегодня утром с кактусом фигня какая-то. Может, все это друг с другом связано и что-нибудь означает?

Начала в моей голове мысль наклевываться. Я, правда, не успел понять какая, потому что меня отвлекли. Заявился Алекс с очень важным делом. Оказалось, он пришел попрощаться. Петя Жаров решил сегодня же бежать из дому – ехать на Север и зарабатывать на музыкальный центр, чтобы мне вернуть – и Алекс должен ехать вместе с ним. Дело чести. Алекс был суров, немногословен – короче, готов к испытаниям. Рукавицы попросил и еще сказал:

– Хочу с твоим папашей переговорить, про Норильск разузнать.

Норильск – это город такой за полярным кругом. Батя говорит, что там находится рай для умных пройдох, которые умеют никель в золото превращать.

Стремный поворот! Надо же, что придумали, идиоты! Настроение мгновенно поднялось. Смех из меня рвется, я даже опух, сдерживаясь, а тут звонок в дверь, и заходит – кто бы вы думали? Лена Печкина! И сразу спрашивает:

– Получил назад свой комбайн?

Я не стал им ничего объяснять. Зачем? Я просто пошел, включил аппарат и поставил Свистни Свинс. Алекс прибежал, выпучив глаза:

– Откуда это у тебя?

– Шутка, – говорю я и снова смеюсь.

Смотрю, Алекс в лице переменился. Посерел, будто пылью покрылся. Наверное, понял, что я их мастерски наколол. А потом, вместо того, чтобы восхититься и начать выспрашивать, процедил:

– Ну ты и сволочь.

Он не стал ждать, пока я досмеюсь и объясню ему все толком, он взял и ушел, добавив вместо «пока»:

– Набить бы тебе, Токарев, морду для профилактики.

Я всегда знал, что Чернаго – грубый дурак.

А Лене Печкиной было так же весело, как и мне. Я, конечно, не раскрыл ей свои секреты и все такое. К тому же чувствую – настрой снова киснет. Захотел отвлечься. Музыка крутится, почему бы не потанцевать? Так прямо и сказал:

– Печка, давай потанцуем.

– А целоваться не полезешь? – вдруг спросила она. И покраснела. Я даже возмутился:

– Вот еще, очень надо.

Я так и не понял, обрадовалась она или огорчилась, но танцевать мы начали. Потоптались немного, тут нам и помешали. Пришел с работы папа. Печка сразу засмущалась, отодвинулась от меня подальше, громко попросила какие-то учебники, а когда я сказал, что нет у меня никаких учебников, она заторопилась домой. И напоследок ляпнула:

– Хорошая у тебя музыка, Токарев. Жаль, у Алекса нет такого музыкального центра.

Я, конечно, не выдержал:

– Ну и дуй со своим дураком Алексом на Север!

Она похлопала глазами и упорхнула. Стрекоза.

Пока не пришла мама, у нас в квартире было спокойно. Мы с папой занимались видиком, экспериментировали с разными форматами записи (перекачивали в память всякую муру, которую по телевизору передавали). Я намекнул, что неплохо бы нормальных дисков прикупить, он обещал подумать. А мама все испортила. Ворвалась сердитая, – наверное, на работе втык получила, – и тут же дневник у меня потребовала. Ясное дело, чем это закончилось. Учился я ведь всего-ничего, а уже полный набор в дневнике имею: пару-парашу схлопотал у Матильды, директриса дебильное замечание впаяла… Мама на меня наорала и прогнала делать уроки.

Я хотел вечером «телек» включить, так мне и этого не дали!

Ну, предки! Окончательно настрой убили, а ведь так клево день начинался. Обидно.

Уроки я, понятно, делать не стал. Вот еще! Решил родителей повоспитывать, а то все они меня – надоело… Взял полотенце и отправился в ванную, будто бы мыться. На самом деле я шутку одну придумал, рискованную, между прочим. А что? Я такой – смелый! Правда, не всем это заметно. Кроме того, мне интересно стало: смогу ли. Оказалось, могу!

Разделся я, забрался в пустую ванну, лег и превратился в воду. Ощущение было довольно-таки непривычным. Впервые я почувствовал себя растекающимся, ничем не скованным, даже задремал ненадолго. А потом пришел в себя и увидел, что надо мной склонилось испуганное мамино лицо. Мама кричала, наверное, папе:

– Тут только вода в ванне, а его нет!

Меня вдруг закрутило, потащило куда-то, я с ужасом понял, что мама выдернула затычку, мою голову засосало в темную дыру, и через секунду…

Ночь четвертая.
Неподотчетный
17.

…Саша Токарев мчался по трубе канализации в неизвестном направлении. Поначалу он струсил: ему показалось, что он вот-вот распадется на неисчислимое множество маленьких Токаревых. Он пустил в ход все имеющееся у него мастерство и немного сгустился, прекратив тем самым опасный распад. При этом едва не переусердствовал – еще чуть-чуть, и он застрял бы в трубе непонятно в каком виде.

Саша вынырнул в одном из питерских каналов, по счастью, не слишком далеко от дома. Не теряя времени, он осуществил обратный переход. Особенно удачным было то, что в его распоряжении оказалось полотенце, которое он случайно взял в руки перед превращением. И когда Саша добрался до берега, он обвязался этим полотенцем в определенной части тела и пошлепал домой, притворяясь индийским йогом.

Дверь открыла мама. Увидев одетого не по сезону сына, покрытого к тому же разводами мазута, она бессильно привалилась к косяку.

– Ты где был, мерзавец?!

– Мылся, – стуча зубами от холода, сказал Саша. Потом добавил, неловко соскребая с себя грязь: – Ма, а где мочалка?

Тут прибежали папа и кошка. Втроем они втащили Сашу в квартиру и вихрем закрутились вокруг него. Опомнился он уже в своей постели – отмытый, накормленный, пристыженный.

Перед тем как заснуть, Саша неожиданно вспомнил. Была мысль, которую отогнал приход Алекса! Очень неясная, едва осознанная мысль. И вот какая. Превращения начались с телевизора, кроме того, «отходняк» имел телевизионный характер. Видимо, это не случайно. Но почему именно телевизор? Очень просто: Саша уважал телевизор больше всего. Без других вещей еще можно было прожить, а без телека – никак. Потому-то с него все и началось…

Саша проснулся оттого, что кто-то дергал его за ухо. Он открыл глаза, успел заметить над собой нависший документ и тут же зажмурился: свет был включен.

– Распишитесь в моем приходе, – прозвучал начальственный голос.

Саша спросил, еще до конца не проснувшись:

– Сколько времени? – и приоткрыл один глаз.

– Пишите: два часа пять минут.

Пухлый пальчик потыкал в бланк.

– Подпись ставьте здесь.

В руке у мальчика обнаружилась авторучка, и он послушно расписался, второй раз в жизни. После чего окончательно проснулся.

Это был инспектор.

– Вам что, родители открыли? – уточнил Саша.

– Неподотчетные номер двадцать один и двадцать два отключены, – объяснил ситуацию инспектор. – А дверной замок нам как-нибудь подотчетен. – В его голосе прорезалась гордость.

Затем он уверенно подошел к письменному столу и опустился на стул с таким видом, будто здесь и было его рабочее место. Отодвинул в сторону Сашино барахло, расчистив себе поле деятельности, достал неизвестно откуда кипу бумаг, набор канцелярских принадлежностей – в общем, устроился очень основательно. При этом оказался спиной к лежащему Саше, что отнюдь не помешало ему в работе.

– Двадцать третий, именующийся Токаревым, – скучно заговорил он. – Ты злостно нарушил предписание о неприменении незаконно присвоенной способности.

– Я… – Челюсть у Саши вдруг затряслась, и он заныл: – Я нечаянно… я не хотел… оно само, честное слово…

– Но в настоящее время, – монотонно продолжил инспектор, – этот факт не является основанием для демонтажа ввиду снятия с вас главного обвинения. Согласно существующим правилам, главное обвинение становится известным обвиняемому лишь после его снятия или во время демонтажа. Поэтому теперь могу сообщить. Вы обвинялись в нарушении первой обязанности подотчетных мне граждан: не покидать и не менять клетку. Но подозрение о том, что вы гражданин, скрывшийся из своей клетки и меняющий облик, не подтвердилось. Таким образом, будучи всего лишь человеком, то есть неподотчетной стихией, вы подпадаете под действие только хозяйственного права или законов о непреодолимой силе.

При словах «хозяйственное право» Саша ощутил в животе вакуум. Почему-то пришло на ум, как хозяйственно поступают с поросятами и цыплятами. Вспомнилась худенькая куриная ножка, съеденная за обедом. Он случайно посмотрел на свою голую ногу.

Страшноватая была речь. Саша понял из нее только одно: во время прошлого разговора его почему-то посчитали не совсем человеком Но почему? Он всегда был уверен: нужно доказывать, что ты примерный ученик, отличник или, наоборот, что ты не щенок и умеешь классно махаться. Но доказывать, что ты человек?.. И потом, как определили, что он все-таки не сбежавший откуда-то «гражданин», а нормальный школьник? Саша потребовал разъяснений.

– Отвечаю по порядку, – сказал инспектор, по-прежнему не удостаивая подозреваемого взглядом. – Первое. Поскольку вы скрывались в разных клетках, используя при этом формодержащую силу, мы сделали вывод, что вы наш гражданин. Второе. На сегодняшний день все граждане зарегистрированы на своих местах, – следовательно, вы не являетесь гражданином. Кроме того, вы превращались в воду, что подтвердило вашу вопиющую нецелесообразность.

– Что такое цесо… целесообразность? – спросил Саша. Ни папа, ни дядя Сева таких слов не употребляли.

– Это когда гражданин знает, зачем он, – объяснил инспектор – Вот, например, зачем вы, Токарев?

Токарев открыл и закрыл рот. Очевидно, сказать ему было нечего. Инспектор снисходительно покивал:

– Конечно, вам не ответить. Вопрос «зачем вы?» имеет смысл только в случае вашего хозяйственного использования. Сами по себе вы не целесообразны.

– Кто это меня использует? – слегка возмутился Саша.

– Как кто? Мы. И год от года расширяем сферу вашего применения.

Саша недоверчиво хмыкнул. Инспектор надолго затих, казалось – он о чем-то задумался. О чем-то крамольном, нехорошем, – во всяком случае, взгляд его некоторое время опасливо блуждал по комнате.

– Вообще-то, двадцать третий, общаться с вами – значит подрывать мой устойчивый моральный облик. Кто-нибудь может подумать, что я занимаюсь мистикой или разговариваю сам с собой… Все-таки жаль, что вас невозможно подвергнуть демонтажу, жаль.

– А что со мной можно сделать? – дерзко спросил Саша.

– Укротить, как разбушевавшуюся стихию, – просто ответил инспектор.

Вот теперь необходимо было съязвить. В самом деле! Приперся какой-то микроб пузатый – и корчит из себя крутого, грузит, напрягает, лапшу вешает на уши!.. Но шутка не состоялась: что-то шлепнуло Токарева по макушке. Это упала со стены картинка, изображающая иностранную буровую вышку, – папин подарок.

Инспектор прокомментировал:

– Например, так. А могла бы упасть и полка.

Полка с учебниками висела как раз возле кровати. Мальчик осторожно посмотрел вверх и поежился. Да-а… Угроза была весома.

Инспектор встал и степенно прошелся по комнате, держа ладонь за лацканом пиджака. Кстати, нелепый у него был пиджак. Вместо пуговиц – застежки, как у портфеля. Потом он остановился, неожиданно согнулся пополам, заглянул под шкаф и снисходительно произнес:

– Приветствую. С какого числа на заслуженном отдыхе? С первого?.. Поторопились, дорогой мой, хотя воля ваша…

Саша опешил. Никого там, под шкафом, не было, кроме старого ранца, с которым еще папа ходил за двойками. Токарев забросил его туда именно первого сентября. Инспектор принял надлежащий вид.

– Значит, так, Токарев. Разговаривать мне больше не с кем. Не стоит давать лишнего повода для упреков в неупорядоченном романтизме… Но подумать только, тебя, такого бессмысленного, раздольного, зыбкого, еще обвиняли в вытеснении граждан из своих клеток!

– Это не я… – машинально отреагировал мальчик.

– Да-да. Допросы пострадавших показали, что вторжение было произведено неким неопознанным гражданином.

И тут Саша задал вопрос, давно вертевшийся у него на языке. Он спросил, ощущая пробегающий по спине холодок:

– Господин инспектор, а кто из граждан пострадал?

– В ночь с первого на второе нападению подверглись… – инспектор задумался, вспоминая, – шкаф книжный, стол письменный однотумбовый, фортепиано «Таймыр»… и так далее. Впрочем, я сейчас уточню.

Саше внезапно стало жарко. В голове его образовалась каша, и при этом он, как ни странно, все-все понимал. Отдельные разрозненные события соединились в одну цепочку.

– Как я раньше не допер! – вскричал он, подпрыгнув.

Между тем инспектор осуществлял поиск списка потерпевших, сосредоточенно шаря где-то глубоко под пиджаком. Дело это оказалось непростым. Судя по положению его руки, он уже добрался чуть ли не до спины. Даже пару застежек расстегнул. И вдруг в результате неловкого движения пиджак распахнулся. Хлынул поток бумаг и папок, но инспектор судорожно дернулся, подхватил его и мгновенно запихал всё обратно. Саша успел заметить, что внутри этот канцелярский работник состоит из нескольких отделений.

– Беда с застежками, – впервые смутился инспектор.

– А вы что, чемодан? – тихо спросил Саша, проверяя свое открытие.

Тот помолчал немного. Лицо его посветлело, разгладилось, губы тронуло подобие улыбки.

– Вы не поверите, но начинал я портфелем, – сказал инспектор почти растроганно. – Трудное было время. Помню себя таким свежим, пахнущим кожей, до краев набитым очень важными документами. Я часто лежал на диванах, кроватях – отдыхал после напряженной работы. С тех пор я люблю лежачие места. Были и тяжелые испытания. Однажды во мне оказались березовый веник, соленый огурец и какая-то незнакомая мне бутылка. Наверное, это был несчастный случай. Потом меня заслуженно заметили, стали продвигать, я добился права изменяться физически и морально, и теперь я работаю на чердаке. Я теперь…

Инспектор вдруг умолк. Стал медленно разбухать, наливаясь значительностью, навис над комнатой, недобро огляделся. Комната будто вздрогнула. Затрепетали занавески, скрипнула кровать, заурчало в батареях. Саша сделал вид, что не испугался.

– У вас что, на чердаке министерство?

– Как?.. Не-ет, чердак – это… Это Чердак! Контролируем подотчетных в квартирах, учитываем проявления природных сил, осуществляем надзор – в общем, заведуем. Мне доверили сложный участок. Пока справляюсь.

Инспектор увлекся. Но от избытка информации голова у Саши давно шла кругом, и он вскоре перестал различать слова. Интересный рассказ превратился для него в сплошной бубнеж. «…А недавно демонтировали одного невменяемого. Утверждал, что граждане сделаны людьми. Бедняга! Я был против крайней меры, предлагал принудительный ремонт…» Чтобы лучше было слушать, Саша забрался под одеяло, устроился поудобнее…

День четвертый.
Боец
18.

…и, честно говоря, я не заметил, когда этот хмырь убрался на свой чердак. Обидно, заснул на самом интересном месте. А утром проснулся больным. Не так чтобы очень. Просто горло побаливало и все такое, – короче, вчерашнее купание в канале аукнулось. Мама вызвала врача, выдала мне антигриппин, сказала что, у нее сегодня комиссия, и ушла на работу. Я доволен, в школу идти не надо.

Стал прикидывать, чем бы заняться: расследовать дальше или в «Мстителей» поиграть. Но когда увидел Шери, то понял, что дело явно принимает серьезный оборот. Кошка выкидывала странные фортели. Во-первых, она царапала когтями розетку. Во-вторых, на моих глазах она положила лапы на музыкальный центр и зацепила когтем клавишу включения. Заголосила неугомонная Свистни. В-третьих, Шери перестала двигаться, как нормальная кошка, плавно и мягко. Движения ее теперь были резкими, как у электрической игрушки. Кроме того, она принималась время от времени мурлыкать что-то похожее на «ты мой котенок, ты мой мурёнок», иногда сбиваясь на «хей, свистни токсик!». Ошизел я слегка: не для моих нервов такие зрелища. Хотел выгнать ее на улицу проветриться, да она не пошла!

Волей-неволей, а котелком пришлось поварить по-настоящему – как я умею, если надо. Тем более, ночной разговор из башки не вылазит все утро. Вот задачка! Поверить пузатому инспектору – значит, самому себя в психи записать. А с другой стороны, как не поверить: что-то несусветное ведь творится! Оказывается, в нашей квартире больше тысячи граждан проживает. Вещи себя гражданами возомнили и нас ни в грош не ставят. Потому что мы, видите ли, нецелесообразные и неподотчетные. Надо же такие слова придумать!

Между прочим, кто для них тела делает – то, что они клетками называют? Мы. И без наших клеток им одно место – на помойке. Они-то, небось, думают, что когда-то давным-давно произошли от нас, от стихий, а теперь сами по себе существуют. Да, инспектор много странного наговорил. Будто они используют нас, учитывают, ставят на службу. И между прочим, это очень похоже на то, что мы сами про природу думаем. Например, включаю я утром музыкальный комбайн, протираю замшей панель, а получается, что это он мной включился, мной почистился. Точно так же, как я считаю, что меня будит утро и умывает вода… Мы для них – силы природы, вроде ветра, леса. Инспектор так со мной и разговаривал, будто с морем, прямо как Пушкин, – мол, «прощай, свободная стихия». А вдруг и нас, людей, тоже кто-то смастерил?.. Хотя, наверное, не туда я забрел. Как сказал бы инспектор, занимаюсь «мистикой и неупорядоченным романтизмом». В общем, они уверены, что с нашей помощью двигаются, чинятся, ломаются, – короче, мы работаем на них, а не наоборот.

Неужели это правда?

С точки зрения вещей – правда. Надо же! Действительно ведь, многое из того, что мы делаем, с самого начала вызвано вещами и предназначено для них А мы еще кричим на каждом углу, как мы свободны и разумны! Смех один. И при этом думаем, что, кроме нас, некому больше думать. В свою очередь, и вещи знают как дважды два: люди не могут думать или иметь хоть какие-то собственные цели. Кстати, в самом деле: какие у нас цели, кроме делания вещей?

Кажется, на папином дне рождения дядя Сева объяснял что-то в этом духе, про какие то три мира. Сидел, развалясь, положив локоть в тарелку с холодцом, и вещал, прикрыв глаза ладонью. Дескать, есть мир природы, мир людей и искусственный мир. Природа создала людей, которые сказали, что они ее венец, а люди создали вещи, и выходит, что вещи – венец людей. Каждый следующий мир пытается подчинить предыдущий, вместо того, чтобы слушаться, как дети взрослых, и учиться уму-разуму. Так говорил дядя Сева, а я внимания не обращал, и мама смеялась, пальцем у виска крутила.

Да, глупость и неправду пишут в фантастических книжках. Ищут повсюду цивилизации: и в космосе, и в океане, и даже под землей. А на самом деле другая цивилизация благополучно в наших квартирах устроилась, только никто об этом не знает, кроме меня. Короче, тайна раскрыта. Ладно, это все наука, ученые когда-нибудь наверняка разберутся. Хотя, если я расскажу им, меня точно в дурдом засадят. И вообще, рассуждать мне особенно некогда, того и гляди, жареным запахнет. Какое-то у меня смутное предчувствие, будто вокруг нас, «неподотчетных граждан», кольцо сжимается. Сначала приличные вещи – книжный шкаф там, пианино – из квартиры вытурили, одни дохлые тела оставили. Ни почитать теперь, ни поиграть. Потом старичок кактус вдруг задурил. Теперь кошка…

Или в них тоже кто-то влез? Точно! Инспектор ведь так и сказал – завелись, мол, у нас в квартире гады, – из ихних, из «граждан», которые своих же вытесняют. Так, может, и за наших «неподотчетных» взялись? Между прочим, я-то сам…

Меня осенило. Это было как взрыв. Кто-то позапрошлой ночью засадил меня в клетку и еще лез туда вдобавок, а утром выяснилось, что это я просто в телевизор превратился. Кто мог такое подстроить? Уж не сам ли телевизор? Кроме него, некому. Значит, он и есть тот гад.

Я понял, что пришла пора действовать. От волнения у меня даже башка зачесалась. Я на цыпочках подкрался к большой комнате и заглянул в нее. Не было никаких признаков заговора, вещи совсем не казались живыми, а уж гражданами и подавно. Не знаю, впрочем, что я ожидал увидеть. Вошел и огляделся по сторонам, пробормотав:

– Затаились, уроды целесообразные?

Сказал и подумал: а вдруг телевизор в самом деле не один? В любом случае надо разобраться. Как это у них принято – допросить с пристрастием. Пусть оправдывается, пусть доказывает! Я с опаской включил телевизор и сел перед ним. На экране появились цветные полосы. Ну и что дальше? Я стал отрывистым голосом задавать вопросы, как в фильмах про шпионов, а когда перешел на крик, то понял, что со стороны выгляжу очень глупо. Не получался разговор по-мужски или хотя бы по-человечески… Тут сообразил: человек с человеком-то не всегда поговорить может! А с телевизором – вообще безнадега. Ясное дело, надо самому становиться телевизором.

Полосы на экране вдруг рябью пошли – знак, что ли? Или случайное совпадение? Ладно, там разберемся. Не успел я даже сосредоточиться, как произошел прямой переход. Вначале ничего не изменилось: стоим мы, два телевизора, друг напротив друга, и снова никакого общения. Хотел уж распрямиться обратно в человека, но слышу – вроде подсказывает кто-то: «Смотри изнутри вовнутрь!» Как это? Я удивился. Куда надо смотреть? Подумал и усек: изнутри себя – вовнутрь вещи. Не знаю, что я там сделал, всмотрелся как-нибудь по особенному или действительно «изнутри» взглянул, – во всяком случае, я увидел вокруг себя совсем другой мир. Все цвета исчезли, звуки тоже. От вещей остались только контуры, сильно смахивающие на клетки самых разных форм и размеров, внутри которых что-то неторопливо колыхалось. Как мы пообщались с телевизором – не знаю, по крайней мере, без слов. Странно, что раньше, когда я превращался в вещи, такого мира не замечал. Наверное, плохо смотрел. В общем, мы имели с телевизором разговор на высшем уровне, и в результате выяснилось следующее.

Телевизор, оказывается, любит людей. Долгое время он был одинок в своей любви, потому что другие граждане не понимали его. Они пренебрегали людьми, считали их беспорядочно снующими сгустками бессмысленности, годными только для поверхностной эксплуатации. Этим твердолобым гражданам все было ясно. Ихние ученые давно вывели законы движения людей, даже наука есть такая: «Физика бессмысленных тел». Основных законов три. Первый – «Когда на человека не действуют никакие целесообразные силы, он спит или продолжает делать по инерции то, что делал до этого». Второй – «Полезность человека равна упорядоченности приложенных к нему целесообразных сил». Третий – «Действие одного человека вызывает противодействие другого». Косные старики, твердя о почитании законов, не придавали должного значения второму закону. И только отдельные представители прогрессивной молодежи, глубоко изучившие теорию, верили: люди не так необузданны, надо просто помочь им обрести целесообразность. То есть они хотели дать людям счастье. А счастье возможно только при постоянном, а не временном использовании, и даже не использовании, а непрерывном союзе, когда люди будут окончательно вытащены из мрачного хаоса в светлое царство порядка. Сейчас же, к сожалению, люди слишком часто остаются предоставленными сами себе.

Телевизор долго вынашивал мечту, но она так бы и осталась мечтой, если бы совсем недавно не появились у него товарищи, единомышленники. Сплотившись, они образовали маленькую, но – Систему. Телевизор употребил это слово с каким-то особенным волнением, даже трепетом. Только став Системой, они смогли осознать свой долг. Я, Саша Токарев, здорово помог тем, что бесперебойно снабжал их необходимой энергией. Это был новый вид энергии, не похожий на прежние. Раньше такой чудесной, сильной энергии телевизор от меня не получал.

В ночь на второе сентября телевизор с друзьями провел первое испытание. Были опробованы приемы непосредственного воздействия на объекты и попутно изгнаны из квартиры наиболее отсталые граждане, откровенно вредящие всему новому, передовому. На следующую ночь они пытались дать мне целесообразность, «упорядочить» меня, чтобы я пробудился и ответил – зачем я. Для эксперимента было выбрано ночное время, так как люди в этот период не подвержены тепловому движению. Но эксперимент не удался. Вместо того, чтобы научиться порядку, я отчего-то превратился в телевизор… Оказывается, той ночью в меня «порядок» запихивали! Кошмарики… После этого группа благодетелей поняла, что надо еще потренироваться на малых хаотических объектах. Чем они и занялись – с кактусом, а сегодня с кошкой. Успешно, между прочим. Наша Шерочка и кактус теперь здорово упорядочены. Неожиданным результатом эксперимента стало то, что я научился принимать вид полноценного гражданина, упорядочиваясь постепенно. То есть я стал не только источником энергии, но и настоящим соратником. И теперь я должен очень ответственно отнестись к своей роли в их группе, потому что моя энергия питает все – не только их эксперименты, но и мою собственную способность превращаться. А Система с моей помощью получает возможность упорядочивать других людей…

Вообще-то, телевизор паршиво объяснял, – не то, что наша Матильда. А под конец и вовсе зациклился, когда стал рассказывать, почему он в Системе за центрового. Заладил одно: самый большой, самый сложный, самый тяжелый, самый энергоемкий…

Когда я обратно превратился, то эту речугу даже записал человеческими словами, чтобы не забыть. Ну, чистая фантастика! Похлеще Кира Булычева будет. Зато теперь-то все понял. Козел я и раззява! Урод ушастый. Радовался вещам, обхаживал их, уважал, как самого себя, а они под шумок вон что вытворяют! Какую-то энергию из меня качают, собираются чему-то там нас учить… А их целесообразность мне даром не нужна! Сам вижу: Шери и кактус так упорядочены, что плюнуть противно. Стыдно мне и обидно, и даже злость неизвестно на кого появилась – то ли на себя, то ли на группу этих благодетелей. И льстят они что-то больно подозрительно. Ничего не скажешь, опасная компания, и даже не компания, а банда какая-то, фашисты электронные.

Короче, я решил. Бесповоротно решил. Пора завязывать – самому исправляться и банду разгонять. Неужели я действительно ничего сам по себе не стою? Придумал так: раздам на время вещички. Потом, конечно, заберу назад, через месячишко. И Систему временно разъединю, и себя проверю, и вину перед друзьями искуплю. Родители, конечно, по головке не погладят. Зато первый раз в жизни поступлю, как в книжках про героев написано. Значит, Пете Жарову отнесу мафон, приставку – Алексу, часы Печкиной дам поносить, и диски ей же, а Марине ничего не надо: она слишком правильная. Я поднатужусь и сочинение ей накатаю.

Сделаю все это сейчас, пока ребята в школе. У всех у них дома есть бабушки. Отнесу и оставлю. Они домой вернутся – тут и приятная неожиданность. А с телевизором разберусь по-простому – сниму заднюю крышку и вытащу предохранители. Устрою мелкую диверсию. Авось поймет, где его место и кто тут хозяин. И видик без телевизора заткнется: показывать-то негде будет… Самочувствие, правда, не ахти. Ничего, ребята близко живут, не свалюсь по дороге. А когда болеешь, говорят, полезно потеть. Начну с Барабана, он больше других пострадал.

Взял я музыкальный центр, вижу – туго придется. Как Петька его (то есть меня) пер? Дотащил до входной двери, стал открывать и вначале ничего не понял. Замок сломался, что ли? Повозился я, подергался – ни в какую. И тут до меня дошло. Происки банды! Запереть, значит, меня решили. Так я и через окно могу выйти, не гордый! Не зря же на первом этаже живу? С музыкальным центром повременю, возьму игровую приставку – и к Алексу.

Рама тоже не открывалась, шпингалеты заело. Ну знаете, это слишком! Стекло бить? А что, и разобью, подумаешь!! Вот возьму сейчас статуэтку орла, она как раз на пианино стоит – тяжелая, бронзовая… Не успел я в стекло шарахнуть. Замахнулся бронзовой птицей – и тут же выронил ее от боли. Смотрю, в руке у меня иголка торчит. Тут еще пара иголок мимо головы пролетела, и звуки космические раздались. Кактус! Колючками пуляет, предатель! Не стал я ждать, пока он в меня снова попадет. Бросился на пол и выполз в коридор. Ишь ты, снайпер в горшке! Знаю я, кто тебя стрельбе со звуками обучил. И вообще, за кого они меня принимают? Я ведь стесняться не стану, быстренько отвешу, молоток только возьму, а если он тоже возникать начнет, я и ногой могу.

Я вытащил иголку – глубоко вошла, зараза. Потом бросился в свою комнату за ватным одеялом. Думаю, накроюсь им, подберусь, как в танке, и обезврежу кактус. Но только я полез в тумбочку, как рухнула полка с учебниками. Чудом не накрыла меня! Я отскочил, сердце колотится. Еще чуть-чуть, и пришибла бы на месте! Предупреждал ведь инспектор: они и укротить могут, а потом скажут – стихия разбушевалась… Схватил я одеяло, – кстати, чтобы открыть тумбочку, мне пришлось помочь себе ногой, – затем занял исходную позицию в коридоре. Накрылся с головой и двинулся на четвереньках в большую комнату. Я собирался добраться до подоконника и перекинуть одеяло с себя на кактус. Обезврежу вражеский дот, а там и за вещи примусь. Но смелая атака захлебнулась, потому что на меня прыгнула какая-то тварь. Это было так неожиданно и так страшно, что я даже заорал. И почувствовал, как трещит под когтями моя тряпочная броня. Я извернулся, поймал тварь в одеяло и выбежал обратно. При этом получил две иголки – в плечо и в ногу. Больно…


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации